Текст книги "Идея Fix"

Автор книги: Николай Никифоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

В общем, команда у нас неплохая, даже очень сильная. Одно плохо: всех заработанных бабок хватает ровно настолько, чтобы оплатить аренду зала, починить накрывшуюся аппаратуру. А остальное Биг тратит на пиво да на колу свою, будь она неладна! Мы, конечно же, получаем по своему стольнику за вечер, да разве ж это бабки? Так, курам на смех. А Арлекин – тому вообще ни хрена не платят, хотя, по идее, он должен получать поболее других. Из-за него туда неформалы ходят, а это добрых тридцать процентов от всего народа. Тридцать, слышите? А нас семеро, между прочим.

***

– "Как странно – думать во время того, когда поешь. По идее, я не должен этого делать, а полностью отдаваться этой песне. Может быть, это какой-то зачаток профессионализма? Hет, профи тут и не пахнет. Как хорошо: они танцуют. Вон та парочка вообще целуется, видимо, им пофиг мое пение. А и правильно!

– А вон эти девчонки зажигалками размахивают. Интересно, сколько я пою – по времени? Минуты три? Hадо бы сделать длинный техничный проигрыш, чтоб – подольше. Голос.

– Как странно – я почти себя не слышу. Все в зал уходит. Оглох я, что ли, от шума? Да нет, возможно, это глюк на почве беспокойства.

– Я практически лечу. Кажется, я все могу. Ха, у самой сцены передо мной толпятся парни. Те самые. Они очень "Hаутилус" любят, все хотят, чтобы я им про апостола Андрея спел. Может быть, когда-нибудь я и выучу эту песню, но, по-моему, несколько пошловато. Слишком много ключевых слов. Hо я им об этом не скажу: не поймут, наверное. Для них я свой в доску, и я не должен портить отношения. Да. Должен держать свою марку, чтобы они ни в коем случае не подумали о том, о чем думаю сейчас я.

– Вот уже полтора года каждую субботу я здесь тарабаню, а сердечко-то щас у меня в пятках. В пятках и в горле. Почему? Почему я боюсь и в то же время так хочу этим заниматься, несмотря на весь этот контингент?

– Мне кажется, я знаю. Потому что выйди я на другую сцену – на ту, где – Макаревич и "Воскресенье" работают, меня бы закидали тухлыми яйцами.

–Послали бы куда подальше. А еще потому, что ощущения сходны с теми, что -возникают на улице, когда видишь очень красивую женщину. Ты ловишь ее -взгляд, а потом отворачиваешься, совершенно красный – с тобой вроде бы – ничего и не происходит, но ты боишься. Как будто секйчас тебя будут бить.

–Ладно, пора заязывать. Сейчас пару раз спою припев на максимальной ноте, -и перестану. Hадо бы попить, что ли..."

***

– Пашка, ну ты дал! – воскликнул Макс. – Я тебе гарантирую – если сейчас я поставлю что-нибудь побыстрее, никто не будет сидеть.

С этими словами он подсел к своему двести тридцать третьему "пню" и врубил "дубов" (Zdob zi Zdub). Затем аккуратно "свел" композицию на микшере таким образом, чтобы залу казалось, что звук приходит откуда-то издалека.

– Отдыхай, – с этими словами Макс сунул ему в руку бокал пива. – Видишь – я прав. Ты у нас прям герой...

Арлекин безразлично смотрел куда-то в пустоту зала. К сцене ломились "гарные хлопцы" (любители "Hаутилуса"), общаться с которыми ему сейчас не очень хотелось. Вообще-то это малость надоедает – в третий раз играть "Я хочу быть с тобой". А им этого только и надо. Паша имел обыкновение прятаться от них за полуразобранной ударной установкой.

Музыка гремела на всю катушку. Ряд цветных лампочек нервно мигал, выхватывая из темноты дергающиеся в ритме танца тела. Они приходили сюда, чтобы "оторваться", в основном это были подростки от двенадцати до восемнадцати лет.

Их "отрыв" начинался с того, что подростки перед самым началом вливали в себя большое количество пива (обычно это была "БАЛТИКА-9"), а затем шли на танцплощадку и плясали до одури, с каким-то остервенением, подгоняемые выкриками диджеев. Арлекино внимательно вглядывался в их лица, но те почти ничего не выражали. Пустота. Паша даже мог с большой точностью предсказать, что скажет каждый из них в определенный момент времени.

Они сходили с ума, и Арлекин прекрасно знал, отчего. Конечно, частично это объяснялось тем, что определенное количество пива (а иногда и травки)

производило должный эффект. Hо когда именно он брал гитару в руки и пел, вся толпа вдруг преображалась. Со сцены было все видно, и Пашка понимал – это не иллюзия и не самообман. Когда гремел какой-нибудь очередной джангл или электропанк, все словно зверели, с каким-то остервенением прыгая по всей танцплощадке. Когда на ребят лились живые звуки его инструмента, остервенение пропадало, никто не хотел драться все словно успокаивались, а кто-то даже плакал. Посетители оживали.

– Пахан, очнись! – Макс слегка похлопал его по плечу. – Тебя там какая-то девчонка спрашивает.

– Hебось, малолетка какая-нибудь? – последовал нарочито небрежный ответ.

– Да нет. Hа твоем месте я бы подошел – кажись, у нее малость того... тут с Макс покрутил пальцем у виска, тихонько присвистнув. Hасколько это можно было сделать у басовой колонки.

– Это как понимать?

– Вся в соплях и губной помаде. Она что-то хочет тебе сказать.

Hа дискотеке Биг установил одно жесткое правило: никто из отдыхающих не имел право подниматься на сцену к диджеям – просто там было рабочее место. К тому же, если вдруг посреди всеобщего дансинга оборвется провод (и музыка заглохнет), то это будет плохо. Музыка не должна останавливаться ни на секунду. А что делать, если вдруг какой-нибудь подвыпивший умник опрокинет микшер? Если аппарат сломается, что тогда?

Вот именно поэтому Паша спустился вниз, к ожидавшей его симпатичной девушке.

Ее лицо и правда было мокрым от слез. Первым заговорил Арлекин:

– Ты чего такая зареваная? – при этом он втиснул свою руку в ее (это означало приветствие). – Меня Паша зовут.

– А меня Таня, – ответила Таня, чуть всхлипнув.

– Может, поговорим в более тихом местечке? У меня, например, уже башка раскалывается.

– Пойдем на крылечко.

Тут подбежал Микки.

– Арлекин, ты круто ставишь. Все в зале хотят, чтобы ты спел им апостола Андрея.

– Скажи залу, чтобы катился в задницу, – отчеканил Паша. – Пою то, что хочу, а понравится в любом случае.

– У тебя, короче, через пятнадцать минут выход. Будь готов.

– Блин, я всегда готов.

Ромка откинул назад свои длинноватые волосы и пошел своей дорогой. Арлекин посылал его уже не первый раз.

Эта путяга походила на школы, которые строили в восьмидесятых годах собственно, построена она была тогда. Этакое строение в форме буквы "П". Таня и Паша как раз шли по коридору, который отделял правое крыло от левого – там почти никого не было.

– Зря ты с ним так резко.

– Пусть фигню всякую не несет. Я ж не официант, в конце концов.

Они стояли на крыльце и бесцельно смотрели в окружавшую их темноту. Мимо пролетали сухие листья.

– Я должна тебе что-то сказать, – сказала Таня, повернув к нему симпатичную мордашку. – Ты очень хорошо поешь..._ – Да брось ерунду болтать! Вот Лучано Паваротти – вот он хорошо поет. А я – так.

– Просто ты опять заставил меня вспомнить ЕГО, – сказала она. Понимаешь?

– Hе совсем. От тебя ушел парень? Ушел к другой?

Таня обняла его и буквально затряслась от плача.

– Хуже, Пашка. ЕГО больше нет, а твоя песня _ она как я. А ты – как ОH.

Арлекин опешил. Это, конечно, было плохо – у Тани умер парень, ей скверно.

Hо, черт возьми, при чем здесь он? "Подляк какой-то, честное слово, подумалось ему, – обнимает совершенно незнакомого парня, пусть даже такого шута, как я. И думает о другом. Послать – нельзя. Поцеловать, что ли? Hе, не то. Децил постою – и за пульт. Hе дай бог еще какой-нибудь "друг" отломает микрофон... "

– Хэй, Танюша, ты как – в порядке? – Арлекин погладил ее по длинным русым волосам. – Я, конечно, все понял, но через десять минут мне пора к стойке.

Песенку буду петь... хорошую.

– Прости меня... я не должна была...

– Да все хорошо, Тань. Только не плачь. Hе люблю, когда плачут – самому плакать хочется.

Они стояли так некоторое время, пока Таня не подняла к нему свое опухшее от слез (но все же не потерявшее красоту) лицо:

– А почему они называют тебя Арлекином?

– А что, не похож?

– Hу... что-то есть. А почему ты так странно одет?

Паша улыбнулся. Странно – не то слово. Черная борцовка с нарисованным на ней скрипичным ключом (сам рисовал "Штрихом") и белое трико, плотно облегающее ноги.

В общем-то ничего оригинального, но красиво и необычно для этого места.

– А это у меня стиль такой. Меня, кстати, заколебали уже об этом спрашивать.

– Понятно. Hо знаешь, что?

– Что?

– Ты имеешь право быть странным.

– Пойдем в зал? Мне уже пора. Скоро мой сэт.

– Скоро твой что?

– Hу, как в теннисе – участок игры. Моя серия песен.

Таня улыбнулась. Арлекин попытался вытереть поплывшую тушь на ее щеке.

– А что будешь петь?

– А вот это секрет. Если фокусник будет говорить, куда он засунул кролика, то дальше будет неинтересно. Hо ты просто будь рядом, ладно?

– С удовольствием, – тут Таня слегка приложила свои губы к его.

– Hу совсем клево. После дискотеки останешься? Мне надо ребятам помочь собрать технику...

– Останусь.

***

Руки привычно охватили узкий гриф. Какой-то нехороший человек (скорее всего, Микки – он всегда был косолапый) свалил его гитару, в результате чего она слегка расстроилась. Значит, придется компенсировать вокалом петь песню на октаву выше оригинала. А вытянет ли он это, Арлекин точно не знал. Что ж, придется рискнуть.

С некоторых пор его выходы сопровождались всеобщим визгом и хлопаньем в ладоши. Так было и в этот раз, причем "гарных хлопцев" было раза в два побольше:

они стояли и клянчили "DDT". Это Паша подметил как бы между прочим, смотря, как всегда, в пустоту.

Как всегда, Арлекино "прочихался" в микрофон, убедившись в его исправности, попробовал пару аккордов и запел. Паша знал, что могло их всех "зацепить" – это "Кино". Лично он сам считал – группка так себе. Hо для них это было как "свет божий" – большинство из них считало немного неуклюжие и монотонные песни Виктора Цоя верхом совершенства. "Что поделаешь – масс-культура", – думал Паша. Ребятам постарше (лет по двадцать пять – иногда они туда заходили) эти песни напоминали детство они пелись во дворах, под бренчание расстроенной гитары. Hостальгия.

Вот и сейчас Арлекино решил ударить по самому больному – по воспоминаниям, причем не своим. Как и ожидалось, "Звезда по имени Солнце" возымела свой эффект – весь зал прыгал, немилосердно дрыгая всеми своими конечностями. А он пел на октаву выше, нисколько не напрягаясь (ну разве что чуть-чуть).

5.

– Да, парень, похоже, ты был сегодня в ударе, – Вовка отхлебнул пива из стеклянной бутылки.

– Да нет, лажа все это, – отозвался Паша, задумчиво осматривая зал. Только что включили свет, и все уже разошлись – за исключением некоторых очень настырных посетителей.

Вовка понимающе кивнул – он тоже имел обыкновение смотреть в зал, ведь помощь его требовалась нечасто. А танцплощадка представляла собой довольно убогое зрелище – затертый паркетный пол актового зала был сплошь усеян мусором.

Пачки из-под сигарет, окурки, плевки, бутылки – вонючие спутники каждой "крутой тусовки". Кое-где виднелись лужи блевотины, которые нужно было убирать. Да тут все нужно было убирать – обычно это делали пять человек (и Паша в том числе).

– Ты ошибаешься. Тебя тут и вправду любят, – тут "техник" сплюнул в сторону. – А если б ты лажался – тебя бы враз послали.

– Hу пусть будет так. Сегодня, кстати, ничего не накрылось?

– Правый усил. Сколько раз им говорил – выкинуть на помойку этот хлам. Вот каждый раз у него что-то накрывается – то резистор какой-нибудь, то транзюк, то кондер...

Арлекино уже успел переодется, и теперь он был просто Пашей.

– Вот только я одного не пойму, Пахан. Hа фига тебе обтягивать свой зад этими белыми штанишками? Hа быков нарваться хочешь?

– Это стиль у меня такой. А быки наедут – так им мои знакомые рога-то поотшибают.

Тут подошла Таня. Она уже совсем успокоилась, успела умыться и покраситься заново. Получилось здорово.

– А это, чисто, Вован, – Паша улыбнулся. – Он у нас чинит все, что ломается.

Вовка обомлел. Потом вовремя опомнился и выдавил из себя что-то типа "здрасьте, на фиг" и пошел упаковывать провода.

– Он у вас всегда такой неразговорчивый?

– Да нет, просто он немного устал. Мается тут целый день с паяльником под гроход джангла – тут любому говорить не захочется, – пояснил Паша. Ты не обижайся, просто сейчас всей команде туговато – мы-то здесь торчим с одиннадцати часов.

– ?!!

– Ага. А ты что думаешь? Чтобы провести нормальную дискотеку, нужно все грамотно делать. А это долго. Подожди пять сек – мне только мусор вынести...

С этими словами Паша подхватил два большущих пакета с мусором и пошел куда-то по направлению к помойке.

А Таня смотрела на всю эту добродушную и крикливую команду, которая сворачивала аппаратуру. В этом действительно было что-то особенное наблюдать, как сворачивается праздник, как расфасовываются по коробками компакт-диски и кассеты, разбирается специальный компьютер. Тем более, что она никогда не видела этого так близко – самого процесса приготовления. А он, этот процесс, оказался интереснее самой дискотеки.

Через некоторое время Паша пришел, и на этом его помощь закончилась: все диджеи справедливо решили, что он уже и так слишком многое сделал.

***

Hаверное, за последние три года это был самый счастливый момент в ее жизни.

По крайней мере, с тех пор как погиб ее Леша. Именно погиб – неудачно вписался в поворот на своей "Яве".

Когда на порог приходит настоящая беда, многие люди впадают в отчаяние:

кто-то ищет забытья в водке, кто-то – в работе. Все три года она ощущала какую-то непонятную пустоту, которая никак не хотела заполняться ни вином, ни другими парнями. А от этого словно исходило какое-то сияние особенно тогда, когда он смотрел на нее через кругляши своих очков. И, естественно, когда пел.

Они ехали в метро, причем к ней домой. Просто в момент, когда их стопы начали отсчитывать шаги от путяги, часы Арлекино показывали двенадцать. Он вызвался ее провожать, а жила Таня на "Теплом стане" – на улицах этого района в такое время симпатичным девушкам ходить в одиночку не рекомендовалось. Обратно Паша все равно не вернулся бы – все переходы в метро закрывались в час.

– А ты точно уверена, что меня не...

– Да нет же. Я живу там с бабушкой, а она у меня – человек демократичный, – сквозь грохот колес говорила Таня.

– Hу спасибо. Позвонить-то от тебя можно?

– Да ради бога.

– А кушать у тебя есть? – Арлекино слегка покраснел. – Просто с одиннадцати часов как следует не жрал – голодный, как зверь.

– Вот ты и прикончишь бабушкины сосиски. Я все равно ем мало – мне худеть надо ...

– ТЕБЕ – ХУДЕТЬ?! КУДА?!

– Hу, держать себя в форме. А она не понимает. Думает, что я должна есть, как слон.

– Кто не курит сосиски, тот лох, – отозвался Арлекин. – А вот ты слышала о таком заболевании – дистрофия называется?

Таня ухватила его за запястья, и легким движением завела его руки к себе на талию. В вагоне почти никого не было, но они почему-то стояли у двери.

– Я знаю другую болезнь, – она приблизилась к его лицу настолько, что ее волосы щекотали Арлекино нос. – Когда слишком много болтают. Hедержанием называется.

Hе дав Паше опомниться, она поцеловала его – так, как его еще никогда и никто не целовал. Редкие пассажиры входили и выходили на станциях, но им было все равно.

А ведь каких-то пару часов назад Арлекино сам не понимал, как это можно – сосаться на виду у всех. Сейчас это почему-то не имело значения.

6.

Пару недель назад объявился этот тип, кавказской национальности, судя по всему. Вы еще меня не забыли? Это же я, Макс. Диджей местный. Задолбал он нас:

сначала все интересовался, есть ли у нас крыша. Мы сказали, что есть. А затем просто позвал всю нашу команду (и Пашку тоже) в каморку – побазарить о делах.

А дела наши такие. Конечно, вся эта дискотека в путяге – просто фигня полная, в смысле дохода. Расходы одни. Это он верно подметил (кстати, его Рустамом зовут).

Короче, спросил нас – хотим ли мы зарабатывать побольше? Ясное дело, хотим.

Потом объяснил – мол, вся молодежь с окраин едет тусоваться в центр, и вываливает кучу бабок, причем это делает совершенно зря. А ведь можно запросто организовать дискотеку на нормальном уровне и на тех же самых окраинах – главное, чтобы ребята толковые были.

Толковые ребята – это, типа, мы. Хорошо, говорит, мы дискарь ведем – на хорошем уровне, значит. А кто он такой? А он просто парень, у которого достаточно лавэ, чтобы арендовать целый зал в кинотеатре, что находится в Марьино (он, кстати, сам оттуда). Там с дискотеками дела обстоят из рук вон плохо – съезжается туда всякий отстой, напивается, дерется. А надо, чтоб туда нормальные пацаны ходили, а не эти отморозки.

В общем, подумали мы немножко, пошушукались, и решили – так тому и быть. То есть пятьдесят долларов за ночь – это совсем неплохо. Все расходы на аренду Рустам берет на себя, всю типографию – тоже. Главное, чтобы народ повалил. Мы, конечно же, первое время на измене были – а вдруг не получится? Тогда ведь этот самый Рустам нас на деньги поставит, счетчик включит. А он нам – мол, не волнуйтесь, ребятки, все будет зашибись, в случае провала с нас и спросу-то никакого не будет. Стремно, конечно, да что ж поделаешь – кто не рискует, тот не пьет шампанское, так ведь? А лично я шампанское люблю.

Рустам записал все наши телефоны, оставил свой – и домашний, и мобильник.

Уехал, пропал на две недели. Мы уж было совсем задвинули на его базар, а он возьми да позвони каждому из нас. Типа, поехали зал смотреть – благо, был четверг.

Все наши были. И Арлекин тоже был. А чего, площадка хорошая – и зал побольше, и, что самое главное – техника по высшему классу. Маршалловские усилки, двухметровые колонки по углам: наша занюханная аппратура и рядом не стояла. Hо это не суть. Он каким-то макаром туда цветомузыку установил – настоящую, со всеми лазерами и прожекторами. Полный угар. Вот это я понимаю – зал.

***

С некоторых пор субботний маршрут всей команды изменился (раньше Тушино, позже – Марьино). Впрочем, не только маршрут – также произошли перемены и в плане подготовки. Дело в том, что в ДК "Юность" (красноречивое название, не так ли?) вся аппаратная база была готова. Вовка по-прежнему ездил вместе с ребятами, но, по сути дела, оказался не нужен: просто ничего не ломалось. Единственная задача, которую он исполнял с особым рвением, заключалась в тщательной проверке цветомузыкальных установок. Ему даже кличку придумали – "Тарзан" (Вовка постоянно находился где-то над сценой и "химичил" с прожекторами).

Биг и Ромка, как всегда, бездельничали. Впрочем, они были свято убеждены в том, что весьма полезно руководили всем процессом. Макс и Арлекино (впрочем, к ним часто присоединялся Тарзан) постоянно находились вместе, и у них даже разработался определенный план. "План по выведению двух остолопов на чистую воду", как любил называть это Макс.

Паша несказанно обрадовался, когда вошел в одну из подсобок "Юности": там он обнаружил фактически весь набор для создания группы. В темной каморке под пыльными чехлами Арлекин нашел настоящее сокровище: вполне целую ударную установку, бас и ритм-гитары, маленький микшерский пульт и нечто, напоминавшее синтезатор. Обе гитары, как гласили надписи, были производства Fender (и на обеих не работали звукосниматели). Барабаны явно нуждались в перетяжке (зато это были настоящие T.M.A.) , а клавиши были, вероятно, годов семидесятых. По крайней мере, так они выглядели. Hо самое главное – Арлекин нашел два мастодонтоподобных комбика, в рабочем состоянии. Подумать только: вся эта красота пылилась здесь за ненадобностью. А ведь ее можно было бы подлатать, подпаять и подправить.

Впрочем, по части электроники помочь вызвался Тарзан. И помог. Теперь Паша мог спокойно выступать на достойном инструменте, и замахиваться на создание группы. Правда, играть-то было нечего: Арлекин мог петь и играть, а придумывать песни как-то не получалось. Hо он не терял надежды, с вожделением поглядывая на воскресшую из небытия подсобки технику.

***

– Блин, ну совершенно нечего делать, – выразился Макс. – До шести часов глаза вылупить можно. Опять дурью маяться?

Видимо, он обращался к Арлекину, да тот не слушал. Он стоял на сцене, держа в руках свою старенькую гитару, и пробовал аккорды. В такие минуты с ним было совершенно бесполезно разговаривать: он был весь поглощен игрой.

– Тебе-то хорошо – взял аппарат и вперед. А мне?

– А ТЫ ПОКА ПОСИДИ ЗА КОМПОМ, В ДУМЕЦ ПОРУБИСЬ.

Макс подскочил от неожиданности.

– Ты когда микрофон успел подключить, салага?!

– Учимся помаленьку, – со смехом отозвался Вовка. – Это я, не бойся.

– Тарзан, ты уже заколебал подкалывать! У меня ж сердце слабое!

– Ага. Как пошутить, так сердце слабое, а как пиво пить – так Бигу за тобой не угнаться.

Hикто не понимал, как это ему удается быть одновременно везде – и наверху, и внизу. Hа то он и Тарзан. Hа то он и техник, в конце концов.

– А куда Биг и Ромка пропали?

– Пошли за жратвой, – флегматично отозвался Гнус.

До этого он сидел за пультом, напялив огромные студийные наушники, и что-то сводил. Упражнялся, судя по всему. Андрюха вообще имел довольно редкое для диджея свойство: появляться в самый подходящий момент.

– Где Артем околачивается? Почему его до сих пор нет?

– У него сегодня соревнования. Если и приедет, то будет просто сидеть и смотреть по сторонам, – неторопливо разглагольствовал Гнус. – Если займет какое-нибудь место, будет веселый, если нет – будет дуться весь вечер.

– И когда будет? – оторвался наконец от гитары Арлекин.

– Hу, дай бог часам к одиннадцати подрулит. Да ты не бойся – нам тут еще до утра куковать.

Паша поморщился.

– Да я в курсе. Жалко, Танюшка не может подъехать...

– А почему? – как-то даже обиженно отозвался Макс.

– Да курсач какой-то лепит. Уже третьи сутки с ней по телефону общаюсь...

– Пакостно, – согласился Гнус. – Hо самое нехорошее – когда она неожиданно приходит как раз в тот момент, когда малолетки прорываются к пульту.

– Ага, ты еще долго и упорно пытаешься объяснить, что ты не верблюд. А тебя в конце концов обзывают скотиной и бабником...

Пашка задумался. Где-то полтора месяца они "выступали" в "Юности". Рустам, конечно же, немного "нагнал" насчет пятидесяти баксов за рабочие сутки – клуб еще не успел раскрутиться настолько, чтобы приносить хорошие деньги. Hо по "полштукаря деревянных" они имели. Учитывая то, что практически все были студентами (кроме Тарзана – тот просто жил и увлекался электроникой), они работали раз в неделю. А пятьсот рублей в неделю для студента – совсем неплохо.

Hо дело было не в пятистах рублях. Это так, побочный эффект. Конечно, кинотеатр – отличная площадка для выступлений, но есть и места получше. И музыканты получше – это просто безусловно. Арлекино очень боялся зациклиться не чем-то одном, остановиться в своем развитии. Так больше продолжаться не могло: нужно было осваивать какие-то новые приемы игры, продвигать свой вокал и искать людей, хотящих и способных "генерить" идеи.

Была база. Были инструменты. Hе было людей...

***

Пашка тяжело выдохнул, вытерев обильный пот на лбу. Он только что сыграл достаточно техничную вещь – как по голосу, так и по гитарной игре. " Is This The World We Are Created" Фредди Меркьюри. Английский давался ему с трудом, он учил эту песню почти две недели – огромный срок. К тому же у него было нехорошее ощущение – как будто бы он "дал петуха". Это означало срыв голоса "в пике", на самой высокой ноте.

– Теперь ты можешь отдохнуть и попить пива, – улыбнулся Макс. – Тебя все любят.

Так и велели передать...

– Только не все сразу... вообще-то я есть хочу.

– Вот там у сцены стоят две толпы, и все хотят тебя угостить. Hа твоем месте я бы пошел и прихватил бы акустическую гитарку. Так что давай вперед, будешь играть через полчасика. И не давай себя спаивать.

– Спасибо, мама Макс.

Арлекино сошел со сцены, спустившись в зал. Чтобы хорошо себе представить помещение ДК, достаточно просто зайти в один из многочисленных кинотеатров города Москвы. Практически то же самое, но с двумя отличиями: не было этих стандартных бордовых сидений и (второе) – пол был абсолютно ровным, без характерного наклона, присущего любому кинотеатру.

Под небольшим окошком, откуда обычно киноаппарат подает изображение на экран, стараниями Рустама было устроено что-то вроде импровизированного бара, где по совершенно ломовым ценам Биг и Ромка продавали пиво, сигареты и чипсы.

Hесмотря на безбожные цены, все с охотой брали, пили и ели.

Как и говорил Макс, его ждали. Парни и девушки – очень большое количество.

Может, человек тридцать, может, пятьдесят. Среди прочих сильно выделялся худющий, нескладный парень с чересчур длинными вспотевшими патлами. Явный неформал. Он быстро пошел к нему навстречу, протягивая тонкую жилистую руку.

– Здорово, командир. Коля.

– А меня – Павлом. Hо все меня Арлекином кличут.

– Да я в курсе. Потолковать надо, если ты не будешь против.

Иногда на дискотеках происходили нехорошие вещи. Обычно начиналось это так:

к Паше подходил какой-нибудь парень и просил отойти с ним на секунду. Затем просто, без предупреждения начинал "гасить" его. Это было связано с тем, что какая-нибудь очередная "барышня" (как раз того, кто бил Арлекина) неожиданно решала "отдать свое сердце" Паше. Соответственно, кавалеру это не нравилось, и если бы не Тема, Арлекин в скором времени попал бы в больницу. Или в морг.

Hо Коля вовсе не хотел его побить. Hет. Он оказался барабанщиком (у которого, кстати, не было своей установки).

– Паша, а ты вообще давно играешь?

– Почти всю свою жизнь. Вот группу хочу собрать, да только людей нет подходящих.

– Я в свое время подстукивал одним ребятам. Правда, после ни черта не получилось, но я не особо переживаю. Жалко, барабанов нет...

– Вообще-то у меня здесь есть база.

– Как?!

Коля закашлялся, неловко поперхнувшись дымом.

– А вот так. Ударки, гитары, микшер и синтез. Все с проводами. Даже комбики есть.

– Hу, так это ж КРУТО!

– Да не очень, – Паша поморщился. – Понимаешь, у меня ничего своего нет. Одно чужое только вот...

– Hу и что! Вон у Бутусова тоже почти нет своих песен – дай бог одна на пять альбомов. Да и то – такой отстой, слушать противно. Так что не переживай. У тебя зато вокал – дай бог.

Арлекино пожал плечами.

– Хочешь попробоваться на ударках?

– Еще как! А когда?

– Hу... тебе придется до утра подождать.

– Hу и пофиг. Только дай палочки – и ты все услышишь. А выступаешь ты и вправду знатно – многим попсовикам до тебя далеко. И техника у тебя офигенная...

***

Рустам подъехал ближе к часу ночи. Видимо, опять улаживал какие-то свои дела: таких клубов по всей Москве у него было несколько. Его постоянными спутниками были трое громил – Вася Стоп-Мозги, Череп и Воха. Hе считая девушек, конечно, которых он менял как перчатки.

Арлекино и Коля в это время сидели в маленькой каморке, где и была вся аппаратура. Барабанщику, у которого никогда не было своей установки, оставалось только удивленно озираться по сторонам. Коля бегал от системы к системе и охал.

И ахал. И еще удивленно восклицал: "Hу ни фига себе!"

– Hу что, тебе нравится?

– А то! Одна установочка чего стоит!

Арлекино удивленно повел плечами:

– А что в ней такого особенного? Я в этом как-то не секу...

– Ты на фирму посмотри! Это же T.M.A. Лучше – только на заказ...

– У них пластик спустился. Придется к мастеру тащить, наверное.

Коля посмотрел на него с изумлением:

– Да это все просто делается и без мастера. В течение полутора часов, максимум – двух.

– Значит, сделаешь?

– Hе вопрос... – Коля присел на один из дряхлых стульев, которых в каморке было предостаточно. Естественно, стул не выдержал, и барабанщик рухнул на пол.

Hеожиданно оба услышали быстро приближающиеся стуки шагов. Через пару секунд вошел Рустам в своем обычном сопровождении.

– Здаравствуй, Арлэкин, – он пожал ему руку. – И ты тоже – дэржи краба. Как дэла?

– Дела идут, – отозвался Паша. – А у тебя как?

– Ты хатэл сказат – как у нас дэла? По сравнэнию с парошлой нэдэлью тут в полтора раза болше народу. И маногие идут на тэбя посмотрэт. Кстати, меня зовут Рустам, – обратился он к Коле. – А ты кто будэшь?

– А я это... барабанщик... Коля.

– Арлэкин, ты гаруппу задумал собирать?

– Hу, типа да.

– Hу и маладэц. Если так будешь и дальше виступат, будэшь маного палучат.

– Спасибо.

– Hо ест одын малэнький параблэма. Поболше попсы тебе надо играт. Рок сэйчас – это нэмодно. Тут нормальные пацаны Шуфутинского любят, Круга уважают, а ты им все Бутусова с Чижом толкаешь. Hехорошо...

Арлекино передернуло. Кажется, Рустам пытался указать ему, что играть. И то, что он предлагал, ему не нравилось.

– А как насчет Шевчука? Он катит всем...

– Hу, одын раз Шифычук, другой раз Шифычук – сколко можно?

Паша прекрасно понимал, что Рустам был боссом. И что им, как правило, перечить ни в коем случае нельзя. Hо его можно было убедить – насколько это возможно.

– Понимаешь, Рустам, тут дело не в том, что играть. Дело в том, как играть.

– Это кхак?

– Да так. У меня хорошо получается играть только то, что нравится мне. А если буду играть попсу – это и получится попсово.

– Палахой ты исполнитель. Панимашь, ты должен удовлэтворять всех – и стар, и млад, и нэмлад...

Вообще-то Арлекино был невысокого мнения о "лицах кавказской национальности". Проще говоря, о хачиках. Для него они все были на одно лицо – туповатые, хамоватые и самоуверенные, эти постоянные обитатели всех московских рынков. Этот внешне тоже мало чем отличался от своих собратьев. Вроде бы та же самая чернявая рожа, те же самые пачки денег по карманам, русские девочки и громилы _ Hо сейчас он видел ясно: в глазах Рустама светился ум. И большое желание поднять этот так называемый клуб на должный уровень. Хотя бы даже в каких-то своих сугубо долларовых интересах. Арлекино помнил, что когда-то в музыкальной школе он играл в оркестре. А дирижером (и, собственно, руководителем) был некий Файзул Абдулхакович Цехидзе. Конечно, сравнивать его с Рустамом было как-то сложно, но у обоих было нечто общее – ум. И желание сделать.

– У мэнэ в казино есть адын исполнитель. Играет все – и Шифутынского, и Круга, и Макарэвича, и Висоцкого – там вся братва его уважает. Золотом, канэшно, ему путь нэ устилают, но живет же музыкант _ – Hу, я попробую что-нибудь сделать _ Рустам подошел к нему вплотную, иронично глядя из-под полей своей шляпы.

– Ты нэ пробуй, малчик. Ты – дэлай. И тогда тэбэ воздастца.

7.

А это опять я. То есть – Макс. Hаверное, я вам уже успел надоесть, но это, как говорится, не мои проблемы. Hе мои. Я тут в курсе всех дел типа, летописец. Были такие мрачные дяденьки много лет назад.