Текст книги "Собрание стихотворений в 3томах. Том 1"

Автор книги: Николай Рубцов

НАГРЯНУЛИ

 
Не было собак – и вдруг залаяли.
Поздно ночью – что за чудеса! —
Кто-то едет в поле за сараями,
Раздаются чьи-то голоса…
 
 
Не было гостей – и вот нагрянули.
Не было вестей – так получай!
И опять под ивами багряными
Расходился праздник невзначай.
 
 
Ты прости нас, полюшко усталое,
Ты прости как братьев и сестер:
Может, мы за все свое бывалое
Разожгли последний наш костер.
 
 
Может быть, последний раз
                                        нагрянули,
Может быть, не видеться уже…
Эту ночь под ивами багряными
Сохраню в тоскующей душе.
 
 
Подарили весточки счастливые,
Посмотрели мой далекий край,
И опять умчались, торопливые,
И пропал вдали собачий лай…
 

* А между прочим, осень на дворе *

 
А между прочим, осень на дворе.
Такую осень вижу я впервые.
Скулит собака в темной конуре,
Залечивая раны боевые.
 
 
Бегут машины, словно от улик,
И вдруг с ухаба шлепаются в лужу!
Когда, буксуя, воет грузовик,
Мне этот вой выматывает душу!
 
 
Когда шумит холодная вода,
И все кругом расплывчато и мглисто,
Незримый ветер, словно в невода,
Со всех сторон затягивает листья…
 
 
Раздался стук! Я выдернул засов.
Я рад обняться с прежними друзьями.
Похохотали несколько часов,
Повеселились с грустными глазами.
 
 
Когда в сенях опять простились мы,
Я первый раз так явственно услышал,
Как о суровой близости зимы
Осенний ливень жаловался крышам.
 
 
Прошла пора, когда в зеленый луг
Я отворял узорное оконце —
И все лучи, как сотни добрых рук,
Мне по утрам протягивало солнце…
 

* Ветер всхлипывал, словно дитя *

 
Ветер всхлипывал, словно дитя,
За углом потемневшего дома.
На широком дворе, шелестя,
По земле разлеталась солома…
 
 
Закачалась над омутом ель,
Заскрипели протяжно ворота,
Скоро северным зверем метель
Прибежит с ледяного болота.
 
 
Может, будешь кого-нибудь звать,
Только голос твой будет не слышен,
Будут громко всю ночь завывать
Провода над заснеженной крышей…
 
 
Мы с тобой не играли в любовь,
Мы не знали такого искусства,
Просто мы у поленницы дров
Целовались от странного чувства.
 
 
Как нам было расстаться шутя,
Если так одиноко у дома,
Где лишь плачущий ветер-дитя
Да поленница дров и солома,
 
 
И дыхание близкой зимы
Все слышней с ледяного болота…
 

ВОРОНА

 
Вот ворона сидит на заборе.
Все амбары давно на запоре.
Все обозы прошли, все подводы,
Наступила пора непогоды.
 
 
Суетится она на заборе.
Горе ей! Настоящее горе!
Мысли бегают, как электроны,
В голове у голодной вороны.
 

ЗИМНИМ ВЕЧЕРКОМ

 
Ветер, не ветер, —
                            Иду из дома!
В хлеву знакомо
Шуршит солома,
И огонек светит.
А больше —
                    ни звука,
Ни огонечка!
Во мраке вьюга
Летит по кочкам!
Эх, Русь, Россия,
Что звону мало?
Что загрустила?
Что задремала?
Давай пожелаем
Всем доброй ночи!
Давай погуляем,
Давай похохочем!
И всех разгоним,
Кто с нами груб,
И вырвем с корнем
Столетний дуб!
И праздник
                устроим,
И карты раскроем.
Эх! Козыри свежи.
А дураки – те же…
 

ДЕВОЧКА

 
Девочка на кладбище играет
У поющих пташек на виду.
Смех ее веселый разбирает,
Безмятежно девочка играет
В этом пышном радостном саду.
 
 
Не любуйся этим пышным садом!
Но прими душой, как благодать,
Что такую крошку видишь рядом,
Что под самым грустным нашим взглядом
Все равно ей весело играть!..
 

* Над горной долиной – мерцанье *

 
Над горной долиной – мерцанье,
Над горной долиной – светло.
Как всяких забот отрицанье,
В долине почило село.
Тюльпаны, тюльпаны, тюльпаны…
Не здесь ли разбойник морской
Мечтал залечить свои раны,
Измученный парусом рваным,
Разбоем своим и тоской?
Я видел суровые страны,
Я видел крушенье и смерть,
Слагал я стихи и романы,
Не знал я, где эти тюльпаны,
Давно бы решил посмотреть!
В мерцающей этой долине
Над пенистой горной рекой,
На черной, над вербами, глине
Забыл я, что я на чужбине,
В душе тишина и покой…
И только, когда вспоминаю
Тот край, где родился и рос,
Желаю я этому краю,
Чтоб было побольше берез…
 

ШУМИТ КАТУНЬ

В. Астафьеву

 
…Как я подолгу слушал этот шум,
Когда во мгле горел закатный пламень!
Лицом к реке садился я на камень
И все глядел, задумчив и угрюм,
 
 
Как мимо башен, идолов, гробниц
Катунь неслась широкою лавиной,
И кто-то древней клинописью птиц
Записывал напев ее былинный…
 
 
Катунь, Катунь – великая река!
Поет она нерадостные мифы,
Как гунны шли и пировали скифы,
Опустошая эти берега.
 
 
Прошли года. Еще прошли года.
Все потонуло в ветреном и мглистом.
И лишь Катунь, как древняя орда,
Несется с воем, гиканьем и свистом.
 
 
В горах погаснет солнечный июнь,
Заснут во мгле печальные аилы,
Молчат цветы, безмолвствуют могилы,
И только слышно, как шумит Катунь…
 

* Идет процессия за гробом *

 
Идет процессия за гробом.
А солнце льет горячий свет.
В его сиянии особом
Загадки есть, но грусти нет.
 
 
На лицах – скорбное смиренье,
Волненье первое прошло,
Прошел протест и удивленье, —
Как это вдруг произошло!
 
 
Все тот же он – простор нарядный,
Все тот же он – весенний пыл.
И невозможен путь обратный,
И славен тот, который был.
 

* Идет процессия за гробом *

 
Идет процессия за гробом,
А солнце льет горячий
        свет,
В его присутствии особом
На все сомненья есть
        ответ,
Что невозможен путь
        обратный,
И славен тот, который
        был,
Он был и есть – простор
        нарядный,
Он был и есть —
        весенний пыл.
На лицах – скорбное
        смиренье.
Волненье первое прошло,
Прошел протест и
        удивленье:
– Как это все произошло?
Но есть еще вопрос
        угрюмый,
Он заставляет нас тужить,
Он занимает наши думы:
– Как человек обязан
        жить?
Как не блуждать среди
        тумана,
Как выбрать путь,
        который тверд,
Какому крикнуть капитану:
– Эй, капитан, прими на
        борт!..
 

ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ

 
Идет процессия за гробом.
Долга дорога в полверсты.
На тихом кладбище – сугробы
И в них увязшие кресты.
 
 
Молчит народ. Смирился с горем.
Мы все исчезнем без следа.
И только слышно, как над полем
Тоскливо воют провода.
 
 
Трещат крещенские морозы.
Идет народ… Все глубже снег.
Все величавее березы.
Все ближе к месту человек…
 
 
Он в ласках мира, в бурях века
Достойно дожил до седин.
И вот… Хоронят человека…
– Снимите шапку, гражданин!
 

ВЫСОКИЕ БЕРЕЗЫ, ГЛУБОКАЯ ВОДА

 
Высокие березы,
                        глубокая вода.
Спокойные на них ложатся тени.
Влечет воображенье,
Как рыбу невода,
Старинный возраст призрачных
                                              селений.
И поздний наш костер,
                                как отблеск детских лет,
Очаровал моё воображенье,
И дремлет на душе
Спокойный дивный свет
И сгинул свет недавнего крушенья.
И эхо над рекой
                        как голос озорной
Таинственного жителя речного,
Тотчас же повторит,
Как голос озорной,
Об этой ночи сказанное слово!
Да как не говорить,
                            не думать про нее,
Когда еще в младенческие годы
Навек вошло в дыхание мое
Дыханье этой северной природы?
Так пусть меня влекут,
                                как рыбу невода,
Виденьем кротким выступив
                                          из тени,
Высокие березы,
                        глубокая вода
И вещий сон предутренних селений.
 

КУПАВЫ

 
На все четыре стороны земли
Как широко раскинулись угодья!
Как высоко над зыбким половодьем
Без остановки мчатся журавли!
 
 
Простор такой, что даже корабли
Могли бы плыть хоть к самому
                                             Парижу!
Вот снова игры юности, любви
Я вижу здесь… Но прежних
                                         не увижу…
 
 
И обступают бурную реку
Все те ж цветы… но девушки другие,
И говорить не надо им, какие
Мы знали дни на этом берегу.
 
 
Бегут себе, играя и дразня,
Я им кричу: – Куда же вы? Куда вы?
Взгляните ж вы, какие здесь купавы! —
Но разве кто послушает меня…
 

ВЗГЛЯНУЛ НА КУСТИК

 
Взглянул на кустик —
                                истину постиг.
Он и цветет, и плодоносит
                                       пышно!
Его питает солнышко,
И слышно,
Как в тишине поит его родник.
А рядом – глянь – худые
                                        деревца,
Сухой листвой покрытая
                                    лужайка,
И не звенит под ними
                               балалайка,
И не стучат влюбленные
                                   сердца.
Тянулись к солнцу – вот
                                     и обожглись!
Вот и взялась нечаянная мука!
Ну что ж, бывает… Всякому
                                          наука,
Кто дерзко рвется в солнечную
                                              высь…
Табун, скользя, пошел на
                                     водопой.
А я смотрю с влюбленностью
                                            щемящей
На свет зари, за крыши
                                  уходящий
И уводящий вечер за собой.
Потом с куста нарву для
                                    милых уст
Малины крупной, молодой
                                        и сладкой,
И, обнимая девушку украдкой,
Ей расскажу про дивный этот
                                            куст.
 

НА ПЕРЕВОЗЕ

 
Много серой воды.
                          Много серого неба.
И немного пологой нелюдимой земли.
И немного огней вдоль по берегу…
                                                    Мне бы
Снова вольным матросом
Наниматься на корабли!
Все мы, люди, подвластны мечте человечной,
Стоит образу счастья мелькнуть впереди!
Лай собак. Снова лай…
Между тем бессердечно
Наши добрые мысли обижают дожди.
Платья женщин, простите, намокли, как швабры.
Самых слабых буквально замучил озноб!
Я уверен, у всех
Обязательно вырастут жабры,
Если будет такой продолжаться потоп!
Но на той стороне
                         над всемирным потопом
Притащилась на берег —
Видно, надо – старушка с горбом,
Но опять мужики на подворье примчались галопом
И с телегой, с конями
Взгромоздились опять на паром!
Вот, я думаю, стать волосатым паромщиком мне бы!
Только б это избрать, как другие смогли, —
Много серой воды,
                           много серого неба,
И немного пологой родимой земли,
И немного огней вдоль по берегу…
 

ДЕТСТВО

 
Мать умерла.
Отец ушел на фронт.
Соседка злая
Не дает проходу.
Я смутно помню
Траур похорон
И за окошком
Скудную природу.
 
 
Откуда только —
Как из-под земли! —
Взялись в жилье
И сумерки и сырость…
Но вот однажды
Все переменилось,
За мной пришли,
Куда-то повезли.
 
 
Я смутно помню
Позднюю реку,
Огни на ней,
И скрип, и плеск парома,
И крик «Скорей»,
Потом раскаты грома
И дождь… Потом…
Детдом на берегу.
 
 
Запомнил я,
Что скуден был паек,
Что были ночи
С холодом, с тоскою, —
Но лучше помню
Игры над рекою
И запоздалый
В школе огонёк, —
 
 
До слез теперь
Любимые места!
И там, в тылу,
Под крышею детдома
Для нас звучало
Как-то незнакомо,
Нас оскорбляло
Слово «сирота».
 
 
Хотя старушки
Местных деревень
И впрямь на нас
Так жалобно глядели,
Как на сирот несчастных,
В самом деле,
Но время шло,
И приближался день,
 
 
Когда раздался
Праведный салют,
Когда прошла
Военная морока,
И нам подъем
Объявлен был до срока,
И все кричали:
– Гитлеру капут!
 
 
Еще прошло
Немного быстрых лет,
И стало грустно вновь:
Мы уезжали!
Тогда нас всей
Деревней провожали,
Туман покрыл
Разлуки нашей след…
 
 
На этом
Я заканчиваю стих
И закрываю
Добрые страницы,
И спать ложусь,
Но и смежив ресницы,
Еще я долго
Думаю о них…
 

О МОСКОВСКОМ КРЕМЛЕ

 
Бессмертное величие Кремля
Невыразимо смертными словами!
В твоей судьбе, – о, русская земля! —
В твоей глуши с лесами и холмами,
 
 
Где смутной грустью веет старина,
Где было все – смиренье и гордыня, —
Навек слышна, навек озарена,
Утверждена московская твердыня!
 
 
Мрачнее тучи грозный Иоанн
Под ледяными взглядами боярства
Здесь исцелял невзгоды государства,
Скрывая боль своих душевных ран.
 
 
И смутно мне далекий слышен звон:
То скорбный он, то гневный и державный!
Бежал отсюда сам Наполеон,
Покрылся снегом путь его бесславный…
 
 
Да! Он земной! От пушек и ножа
Здесь кровь лилась… Он грозной
                                                 был твердыней!
Пред ним склонялись мысли и душа,
Как перед вечной русскою святыней.
 
 
Как, – посмотрите, – чуден этот вид!
Остановитесь тихо в день воскресный —
Ну, не мираж ли сказочно-небесный —
Возник пред вами, реет и горит?
 
 
Как мирно флаг, поднявшийся в зенит,
Весь осеняет Кремль золотоглавый!
А по ночам, спокойно-величавый,
Как мудро он молчание хранит!..
 
 
И я молюсь – о, русская земля! —
Не на твои забытые иконы,
Молюсь на лик священного Кремля
И на его таинственные звоны…
 

ЛАСТОЧКА

 
Ласточка носится с криком.
Выпал птенец из гнезда.
Ласточка в горе великом
Мечется, как никогда.
 
 
Взял я осколок металла,
Вырыл могилу птенцу, —
Ласточка рядом летала,
Словно не веря концу.
 
 
Долго кричала, летая
Под мезонином своим…
Ласточка! Что ж ты, родная,
Плохо смотрела за ним?
 

В ИЗБЕ

 
Стоит изба, дымя трубой.
Живет в избе старик рябой.
Живет за окнами с резьбой
Старуха, гордая собой.
 
 
И крепко, крепко в свой придел
Вдали от всех вселенских дел
Вросла избушка за бугром
Со всем семейством и добром!
 
 
Стоит изба, роняя тень.
И все сомненья гонит прочь:
На небе солнце – значит день!
На небе звезды – значит ночь!
 
 
И только сын заводит речь,
Мол, надоело дом стеречь,
Мол, отпусти меня, отец,
И дай мне волю наконец!
 
 
И все глядит за перевал,
Где он ни разу не бывал,
И как джентльмен за рубежом,
Демонстративно пьет боржом…
 

СЕЛЬСКИЙ ВЕЧЕР

 
Над березовой рощей —
                                    мерцанье.
Над березовой рощей – светло.
Словно всяких забот отрицанье,
За рекою почило село.
Неподвижно стояли деревья,
И ромашки белели во мгле.
И казалась мне эта деревня
Чем-то самым святым на земле…
 

КОНЕЦ

 
Смерть приближалась,
                                приближалась,
Совсем приблизилась уже, —
Старушка к старику прижалась,
И просветлело на душе!
Легко, легко, как дух весенний,
Жизнь пролетела перед ней, —
Ручьи казались, воскресенье,
И талый снег апрельских дней,
А он, взволнованный и юный,
Как веселился! Как любил!
Как за оградою чугунной
Покоил сон родных могил!
– Все хорошо, все слава Богу…
А дед бормочет о своем,
Мол, поживи еще немного,
Так вместе, значит, и умрем.
– Нет, – говорит. – Зовет могилка.
Не удержать меня теперь.
Ты, – говорит, – вина к поминкам
Купи. А много-то не пей…
А голос был все глуше, тише,
Жизнь угасала навсегда,
И стало слышно, как над крышей
Тоскливо воют провода…
 

ПРОЩАЛЬНОЕ

 
Печальная Вологда
                            дремлет
На темной печальной земле.
И ветер, печальный и древний,
Качает деревья во мгле.
 
 
Замолкли печальные трубы
И танцы на всем этаже, —
И двери печального клуба
Печально закрылись уже.
 
 
И сдержанный говор
                              печален
На темном печальном крыльце..
Все было веселым вначале,
Все стало печальным в конце.
 
 
Я сын этой древней,
                             вечерней
Любимой зеленой земли.
Как полон, как полон значенья
Гудок парохода вдали!
 
 
На темном разъезде
                              разлуки
И в темном прощальном авто
Я слышу печальные звуки,
Которых не слышит никто…
 

ПРОЩАЛЬНОЕ

Г. А.

 
Печальная Вологда
                            дремлет
На темной печальной земле, —
И люди окраины древней
Печально проходят во мгле…
 
 
Родимая! Что еще будет
Со мною? Родная заря
Уж завтра меня не разбудит,
Играя в окне и горя.
 
 
В тот город безлистый, где осень
Начнет на меня моросить,
Мне ветер хотя бы забросил
Листок с вологодских осин.
 
 
Замолкли печальные трубы
И танцы на всем этаже, —
И двери затихшего клуба
Печально закрылись уже…
 
 
В тот город, где море да камень,
Да сопки во мраке ночном,
С полян моих солнечный пламень
Прорвался б хотя бы лучом!
 
 
И сдержанный говор печален
На темном прощальном крыльце.
Все было весёлым вначале,
Все стало печальным в конце.
 
 
Родимая! Что еще будет
Со мною? Родная заря
Уж завтра меня не разбудит,
Играя в окне и горя.
 
 
Я еду по собственной воле,
Я новой надеждой согрет,
Но разве бывает без боли
Прощание с родиной? Нет!
 

НАСТУПЛЕНИЕ НОЧИ

 
Опять заря
Смеркается и брезжит
На мерзлый снег,
На крыши деревень,
И в гробовом
Затишье побережий
Еще один
Пропал безвестный день.
 
 
Слабеет свет…
Вот-вот… еще немножко.
И, поднимаясь
В меркнущей дали,
Весь ужас ночи
Прямо за окошком
Как будто встанет
Вдруг из-под земли!
 
 
И так тревожно
В час перед набегом
Кромешной тьмы
Без жизни и следа,
Как будто солнце
Красное над снегом,
Огромное,
Погасло навсегда!
 

ДАЛЕКОЕ

 
В краю, где по нивам, по рекам
            Метели гуляют кругом,
Стоял запорошенный снегом
            Бревенчатый низенький дом.
Я помню, как звезды светили,
            Скрипел под окошком плетень,
И стаями волки бродили
            Ночами вблизи деревень.
Они подходили к ограде,
            Их вой до утра не смолкал,
И я, поднимаясь с кровати,
            Испуганно бабушку звал!
Как все это кончилось быстро!
            Как странно прошло навсегда!
Как шумно, с надеждой и свистом,
            Помчались мои поезда!
И все же, глаза закрывая,
            Я вижу: над крышами хат,
В печальном тумане мерцая,
            Загадочно звезды дрожат,
А вьюги по нивам, по рекам,
            По дебрям гуляют кругом,
И весь запорошенный снегом
            Стоит у околицы дом…
 

* Тот город зеленый и тихий *

 
Тот город зеленый и тихий
Отрадно заброшен и глух,
Достойно, без лишней шумихи
Поет, как в деревне, петух,
 
 
Да вдруг прогрохочет повозка
По старым камням мостовой,
И снова – трава да березка,
Да дом отдыхающий твой…
 
 
Взгляну я во дворик зеленый —
И сразу порадуют взор
Земные друг другу поклоны
Людей, выходящих во двор.
 
 
Сорву я цветок маттиолы
И в сердце вдруг вспыхнет моем
И юность, и плач радиолы
Под небом с прощальным огнем.
 
 
И мухи летают в крапиве,
Блаженствуя в летнем тепле…
Ну, что там отрадней, счастливей
Бывает еще на земле?
 
 
С тоскливой, но ласковой силой
Я мыслю, молчанье храня:
Ну, что ж? На земле этой милой
Пусть после не будет меня,
 
 
Но пусть будет вечно все это,
Что в сердце мы носим своем.
И город, и юность, и лето,
И небо с прощальным огнем…
 

* Лети, мой отчаянный парус! *

 
Лети, мой отчаянный парус!
Не знаю, насколько смогу,
Чтоб даже тяжелая старость
Меня не согнула в дугу.
 
 
Но выплывут, словно из дыма,
И станут родней и больней
Стрелой пролетевшие мимо
Картины отроческих дней.
 
 
Запомнил я снег и салазки,
Метельные взрывы снегов,
Запомнил скандальные пляски
Нарядных больших мужиков.
 
 
Запомнил суслоны пшеницы,
Запомнил, как чахла заря,
И грустные, грустные птицы
Кричали в конце сентября.
 
 
Запомнил, как с дальнего моря
Матроса примчал грузовик,
Как в бане повесился с горя
Какой-то пропащий мужик…
 
 
А сколько там было пропащих,
А сколько там было чудес,
Лишь помнят сосновые чащи
Да темный еловый лес!
 

В БОЛЬНИЦЕ

 
Под ветвями плакучих деревьев
В чистых окнах больничных палат
Из павлиньих как будто бы перьев
Выткан чей-то последний закат…
 
 
Вроде крепок, как свеженький овощ,
Человек, и легка его жизнь, —
Вдруг промчит его «скорая помощь»,
И сирена кричит: – «Расступись!»
 
 
Вот и я на больничном покое
И гнетет меня целые дни,
Что-то жуткое в сердце такое
И небесные гаснут огни.
 
 
В светлый вечер под музыку Грига
Под ветвями больничных берез
Я бы умер, наверно, без крика,
Но не смог бы, наверно, без слез…
 
 
Нет, не все еще, друг, пролетело!
Посильней мы и этой беды.
Значит, самое милое дело —
Это выпить немного воды,
 
 
Посвистеть на манер канарейки
И подумать о жизни всерьез
На какой-нибудь старой скамейке
Под ветвями больничных берез…
 

* Уже деревня вся в тени. *

 
Уже деревня вся в тени.
В тени сады ее и крыши.
Но ты взгляни чуть-чуть повыше
Как ярко там горят огни!
 
 
Одна в деревне этой мглистой
Христова бабушка жива,
И на лице ее землистом
Растет какая-то трава!
 
 
И все ж прекрасен образ мира,
Когда вокруг на сотни верст
Во мгле сапфирного эфира
Засветят вдруг рубины звезд,
 
 
Когда деревня вся в тени,
И бабка спит, и над прудами
Шевелит ветер лопухами,
И мы с тобой совсем одни…
 

В ДОРОГЕ

 
Зябко в поле непросохшем.
Не с того ли детский плач
Все настойчивей и горше,
Запоздалый и продрогший
Пролетел над нами грач.
 
 
Ты да я, да эта крошка —
Мы одни на весь простор!
А в деревне у окошка
Ждет некормленая кошка
И про наш не знает спор.
 
 
Твой каприз отвергнув тонко,
Вижу: гнев тебя берет!
Наконец, как бы котенка,
Своего схватив ребенка,
Ты уносишься вперед.
 
 
Ты уносишься… Куда же?
Рай там, что ли? Погляди!
В мокрых вихрях столько блажи,
Столько холода в пейзаже
С темным садом впереди!
 
 
В том саду кресты и плиты
Пробуждают страх в груди,
Возле сада, ветром крытый,
Домик твой полузабытый…
Ты куда же? Погоди!
 
 
Вместе мы накормим кошку,
Вместе мы затопим печь!
Ты решаешь понемножку,
Что игра… не стоит свеч!
 

ПЕРЕВОДЫ

Хазби Дзаболов
(с осетинского)

 
В гнездах покинутых рылись вороны,
И гибель носилась вокруг.
В избе, где вручили листок похоронный,
Рыданье послышалось вдруг!
И все, кто услышал, тотчас зарыдали,
Как листья осины одной,
И всем представлялись холодные дали,
Где муж или сын их родной…
 

 
Закричит возле дома сорока —
Мать, волнуясь, глядит из сеней:
О! Наверное, гость издалека
С доброй вестью торопится к ней!
Но… войну накричала сорока!
Сколько зим пронеслось, сколько лет
После этого скорбного срока!..
Но сороке доверия нет.
Закричит возле дома сорока —
И тотчас, будто что-то стряслось,
Мать встревоженно смотрит с порога
Злой иль добрый появится гость?
 

 
Ты был землепашцем на этой земле.
Но отдыха время настало —
Сложив свои руки, без мук на челе,
Заснул ты устало, устало.
Я знаю, что там темнота, забытье…
Но здесь, где живут в непокое,
Пусть светлым останется имя твое
И долго звучит, как живое!