355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Коняев » Романовы. Творцы великой смуты » Текст книги (страница 6)
Романовы. Творцы великой смуты
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 17:56

Текст книги "Романовы. Творцы великой смуты"


Автор книги: Николай Коняев


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Но это был Иов…

Его невозможно было сломить…

Желая придать выбору нового патриарха подобие законности, самозванец послал Игнатия в Старицу за благословением, но Иов отказался благословить «римския веры мудрование».

Самозванец угрожал Иову муками, но и тогда не устрашился первый русский патриарх.«Один Бог ведает, – писал он в своей духовной грамоте, – сколько предавался я рыданию и слезам с того времени, как возложен был на меня сан святительства, ибо я чувствовал мои немощи, сознавал, что не имею довольно для того духовных сил»…

И патриарх Иов был не один. Умный и опытный царедворец князь Василий Шуйский тоже поднял голос против самозванца. Василия Ивановича Шуйского судили сенаторы, которые, будучи боярами, заседали с Шуйским в Думах у русских царей. За то, что он не хотел служить самозваному царю, они приговорили бывшего товарища к смерти.

И снова повторил русский князь, что на русском престоле сидит самозванец, поскольку он, Шуйский, доподлинно видел убитого царевича Дмитрия.

Можно, конечно, повторить тут горячие слова Н.И. Костомарова, дескать, если Шуйский лгал один раз, два раза, то мог лгать и в третий раз и все три показания взаимно себя уничтожают,но не будем забывать, что обличает Шуйский самозванца, будучи приговоренным к смерти, когда никакой пользы от этих свидетельствему не было и не могло быть, если, конечно, не говорить о пользе спасения собственной души… «В глубокой тишине, – пишет Н.М. Карамзин, – народ теснился вокруг Лобного места, где стоял осужденный боярин (как бывало в Иоанново время!) подле секиры и плахи, между дружинами воинов, стрельцов и козаков; на стенах и башнях кремлевских также блистало оружие, для устрашения москвитян, и Петр Басманов, держа бумагу, читал народу от имени царского: «Великий боярин, князь Василий Иванович Шуйский, изменил мне, законному государю вашему, Димитрию Иоанновичу всея России; коварствовал, злословил, ссорил меня с вами, добрыми подданными: называл лжецарем; хотел свергнуть с престола. Для чего осужден на казнь: да умрет за измену и вероломство!» Народ безмолвствовал в горести, издавна любя Шуйских, и пролил слезы, когда несчастный князь Василий, уже обнаженный палачом, громко воскликнул к зрителям: «Братья! умираю за истину, за веру Христианскую и за вас»! Уже голова осужденного лежала на плахе… Вдруг слышат крик: стой! и видят царского чиновника, скачущего из Кремля к Лобному месту, с указом в руке: объявляют помилование Шуйскому!»

Момент подготовки Василия Шуйского к казни принципиально важен. Перед плахою русский князь свидетельствует, что умирает за истину. Это свидетельство привносит в верчение запущенных Романовыми жерновов смуты то духовное содержание, которое одно только и может остановить разрушение страны.

Василий Шуйский – царедворец, политик, дипломат… Создание партий, поиск компромиссов, заключение соглашений – его стихия. Политические расчеты двигали Шуйским во время следствия по делу царевича… Считается, что Шуйский прикрывал тогда Бориса Годунова, но это не очевидно… Вполне возможно, что, лжесвидетельствуя на царевича Дмитрия и обвиняя его в самоубийстве, Шуйский обрубал ниточки, ведущие от этого злодеяния к боярским родам, взращивавшим идею самозванца…

Но Василий Шуйский не только интриган и политик…

Все биографы говорят о его тяготении к мистицизму… На Шуйского необыкновенно остро действовало все, связанное с загробным миром. Князь суеверно опасался неблагоприятного воздействия потусторонних сил.

Поэтому появление Григория Отрепьева было воспринято Василием Шуйским не просто как политическая коллизия (подчеркнем тут, что русская общественная мысль с феноменом самозванства еще не сталкивалась!), а еще и в мистическом плане. Это было как бы восстание из гроба оклеветанного им, Шуйским, мертвеца.

И невнятное, почти вырванное у него признание, что он преднамеренно исказил материалы следствия, порождено было именно этим мистическим ужасом, а не одними только политическими расчетами. Но естественно, что снять тяжесть с души признание это не могло, оно только усилило угрызения совести. Оказалось, что он не может противостоять и обольщению…

Не объяснимо ни с какой другой точки зрения почти мгновенное преображение Шуйского в борца с самозванцем. Эта борьба, кстати сказать, совершенно выпадает и из стилистики поведения Шуйского.

Великий мастер придворной интриги, Шуйский наверняка бы дождался, когда обличения самозванца зазвучат из уст людей, которых невозможно связать с ним, и тогда уже и нанес бы удар противнику.

А Василий Шуйский двинулся в бой открыто, словно и не провел он долгих лет при дворах Иоанна Грозного, царя Федора, Бориса Годунова…

Объяснить этот «промах» можно только тем, что Шуйский действовал сейчас не как политик, а как человек, пытающийся оборониться от ужаса, поднимающегося в его душе. Он действует, словно ведет диалог, но не с реально действующими политическими силами, а с царевичем Дмитрием. И его слова перед плахою, стоя уже во вратах вечности, тоже о царевиче Дмитрии…

– Братия… Умираю за истину… За веру Христианскую…

Мы не знаем содержания мистического переживания, происходившего в те мгновения в душе Шуйского.

Но понятно, что думал Шуйский о ребенке, убийц которого скрыл в ходе следствия, к нему, царевичу Дмитрию, обращал Шуйский слова последнего безмолвного моления…

И вот в это мгновение и совершилось чудо – прозвучал голос,объявляющий, что Дмитрий милует его.

Неважно, что в реальности это самозванец помиловал Шуйского…

В душе Шуйского, обращенной в молитве к убиенному в Угличе царевичу, это прощение от самого царевича и исходило.

Между прочим, в Никоновской летописи содержится указание, что это Марфа Нагая упросила самозванца помиловать Шуйского. Как считает Н.М. Карамзин, «совесть терзала сию несчастную пособницу обмана: спасая мученика истины, Марфа надеялась уменьшить грех свой перед людьми и Богом»…

Мы говорили, что для незащищенного общественного сознания русского человека того времени сконструированные Романовыми жернова с царевичем Дмитрием – самозванцем Лжедмитрием – святым Дмитрием были особенно разрушительны.

Спасти в них могла только Православная вера. Другого пути для спасения не существует. Вера спасла Василия Шуйского, вера помогла ему и сокрушить самозванца.Не случайно поэтому центр сопротивления надвинувшемуся мраку Смуты смещался из боярских хором в храмы, и на передовую линию выходили не политики и полководцы, а иерархи Церкви.

Когда Лжедмитрий обратился к ним за благословением на венчание с Мариной Мнишек и попросил не настаивать на переходе ее в православие, патриарх Игнатий угодливо проговорил:

– На твоей воли буди, государь!

Тогда и возвысил голос казанский митрополит Гермоген.

О православной вере были его слова:

«Сию веру многими снисканиями благоверный князь Владимир обрел, и святое крещение принял во имя Святыя и Живоначальныя Троицы, Отца, и Сына, и Свята го Духа, и от купели здрав изыде, славя Бога и многих людей крестив… Потому непристойно христианскому царю жениться на некрещеной! Потому непристойно христианскому царю вводить ее во святую церковь! Непристойно строить римские костелы в Москве. Из прежних русских царей никто так не делал».

Тихо стало в Грановитой палате, где происходило заседание Боярской думы, преобразованной самозванцем в подобие польского сената [22] . Глуховатый и несильный голос казанского митрополита раскатился по палате, загуляло под тяжелыми сводами гулкое эхо…

Показалось, будто кто-то повторил с высоты:

– Из прежних русских царей никто так не делал…

Побледнело лицо самозванца.

Великою силою обладает слово правды. Бесстрашно произнесенное, оно легко разрушает все хитросплетения лжи, все хитроумные уловки обмана. Более того, слово правды возвращает зрение людям, ослепшим, когда вокруг все выкрикивают лживые утверждения.

Вот и сейчас, когда зазвучал глуховатый и несильный голос Гермогена, ясно увидели все, кто посажен ими на московский престол…

Разумеется, видели они это и раньше.

Слишком многие помнили в Москве человека бояр Романовых – Отрепьева. И в Чудовом монастыре, куда старался не ходить самозванец, тоже не забыли своего чернеца.

Свидетельство Богдана Бельского, признание Марфы Нагой могли обмануть только тех, кто хотел обмануться…

Тягостное молчание, повисшее в Грановитой палате, прервал сам самозванец. Пересыпая слова плохо скрытыми угрозами, он уговаривал Гермогена не противодействовать ему.

Но чем дольше говорил, тем явственнее становилось, что под сводами Грановитой палаты разносится голос дворового человека бояр Романовых.

Не царские речи вел Отрепьев.

И снова прозвучал глуховатый голос митрополита Гермогена:

– Заклинаю тебя оставить свои планы…

Страшен был гнев, который обрушил самозванец на Гермогена. Приказано было сослать митрополита назад в Казань, снять с него святительский сан и заточить в монастыре.

Однако Господь не попустил исполнения этого приказа.

Еще не завершил Гермоген святительского служения. Еще многое предстояло совершить ему…7

12 ноября 1605 года в Кракове было совершено обручение и бракосочетание Григория Отрепьева с Мариной Мнишек по римскому обряду. Вместо жениха в Кракове рядом с Мариной стоял посол самозванца – Власьев…

2 мая 1606 года в сопровождении двух тысяч поляков и литовцев Марина прибыла в Москву.

Короновали Марину Мнишек в Успенском соборе.

Патриарх Игнатий возложил на Марину бармы, диадему и корону. По окончании коронования патриарх совершал литургию и после Херувимской песни возложил на Марину золотую Мономахову цепь и причастил ее Христовых Тайн по православному обряду.Вслед за литургиею последовало и бракосочетание.

«Мы несомненно уверены, что как ты желаешь иметь себе детей от этой избранной женщины, – писал в письме к Лжедимитрию папа римский, – рожденной и воспитанной в благочестивом католическом семействе, так вместе желаешь привести народы Московского царства, к свету католической истины, к святой Римской Церкви, матери всех прочих Церквей. Ибо народы необходимо должны подражать своим государям и вождям»…

Все было рассчитано у новых хозяев романовского холопа, и сразу после свадьбы Марина начала понуждать Отрепьева, чтобы он исполнил обещание, данное римскому папе.

И Отрепьев решился.

«Пора мне, – сказал он 16 мая князю Константину Вишневецкому, – промышлять о своем деле, чтобы государство свое утвердить и веру Костела Римского распространить.

А начать нужно с того, чтобы побить бояр… У меня все обдумано. Я велел вывезти за город все пушки и дал наказ, чтобы в следующее воскресенье, 18 мая, выехали туда будто бы смотреть стрельбу все поляки и литовцы в полном вооружении, а сам я выеду со всеми боярами, которые будут без оружия. И как только начнут стрелять из пушек, поляки и литовцы перебьют бояр; я даже назначил, кому кого убить».

Теперь, казалось бы, бессмысленным становилось сопротивление святителя Гермогена… Бессильными становятся слова, когда заряжают пушки…

Но это не так.

Недолгим было торжество самозванца. Всего девять дней длился медовый месяц… Не удалось молодым насладиться подготавливаемой потехой.

Семнадцатого мая восставшие москвичи ворвались в покои самозванца.

«Нетерпеливый народ, – пишет Н.М. Карамзин, – ломился в дверь, спрашивая, винится ли злодей? Ему сказали, что винится, – и два выстрела прекратили допрос вместе с жизнию Отрепьева. Его убили дворяне Иван Воейков и Григорий Волуев…» [23]

Потом тело Лжедмитрия выволокли из Кремлевского дворца и долго терзали и бросили в грязи посреди рынка.

Рядом с трупом самозванца со словами: «Вы здесь любили друг друга! Будьте же неразлучны и в аду!» – бросили и тело Басманова.Худенькая, небольшого роста, Марина спряталась под юбку своей гофмейстерины. Ей тоже еще рано было помирать. Еще ждала ее впереди постель второго самозванца – еврея Богдан ко, а следом и казачий шатер Заруцкого…

Когда толпа тащила трупы Григория Отрепьева и Басманова на Красную площадь, поравнявшись с Вознесенским монастырем, вызвали царицу Марфу Нагую.

– Твой ли это сын?– Вы бы спрашивали меня об этом, когда он был еще жив, – ответила царица, отрекшаяся от самозванца еще накануне, – теперь он уже, разумеется, не мой.

На Красной площади выставлены были оба трупа в продолжение трех дней: Лжедмитрий лежал на столе в маске, с дудкою и волынкою, Басманов – на скамье у его ног. Басманова потом погребли на семейном кладбище у церкви Николы Мокрого, а самозванца – за Серпуховскими воротами…

Но сразу после похорон, в двадцатых числах мая, ударили сильные морозы, поползли слухи, дескать, виною – волшебство расстриги, и тогда москвичи, чтобы не погубить урожай на огородах, труп вырыли, сожгли и, смешав пепел с порохом, выстрелили из пушки на Запад – в ту сторону, откуда пришел самозванец. Так и завершилось правление первого царя со двора Романовых…

Глава V Патриарх Тушинского вора

За четверть века до описываемых событий, 8 июля 1579 года, в Казани произошло обретение Чудотворной Казанской иконы Божией Матери.

Великие чудеса явились от нее… Уже на следующий день прозрел перед иконой слепой Никита…

Но икона Казанской Божией Матери даровала и чудеса духовного прозрения. Словно спадала пелена с глаз, и ясно видели люди, что надлежит делать, чтобы спастись самим и спасти Отечество.

И самое первое чудо, совершенное Иконой, – священник Ермолай, который первым поднял Чудотворный образ, чтобы показать народу.

Пятьдесят лет было ему тогда.

Большая часть жизни оставалась за спиною, но вот он взял в руки Чудотворный образ, и словно спала пелена с глаз современников, и сразу – во всей духовной мощи явился облик святителя Гермогена…

Мы уже говорили, как бесстрашно выступил он против попытки самозванца узурпировать православные обряды и обычаи, но главный святительский подвиг ему еще предстояло совершить…

И совершать его предстояло в духовном противостоянии недругам Руси и православия, какой бы сан и какое бы звание ни носили они…

1

Еще валялись на Красной площади трупы Григория Отрепьева и Петра Басманова, а воровского патриарха Игнатия уже лишили сана и заключили в Чудовом монастыре. В вину ему вменялось нарушение православных обрядов во время коронации и бракосочетания самозванца с Мариной Мнишек.

Теперь надобно было избирать и нового царя, и нового патриарха.

Московским вельможам, замешанным в свержении Годуновых и службе романовскому холопу, хотелось выбрать царем такого же, как они, измаранного клятвопреступлениями боярина, который не мог бы потом попрекнуть их. Подходили для этого и обласканные самозванцем Романовы, и князь Василий Голицын, который удавил со стрельцами царя Федора Годунова и его мать – царицу Марию…

Но был еще и князь Василий Шуйский…

Портреты его у историков романовской эпохи всегда почему-то смахивают на карикатуру.

Одни историки рисовали Шуйского толстым («роста малого, толст», – утверждал Н.М. Карамзин), другие – тощим («худенький, приземистый, сгорбленный старичок», – говорил Н.И. Костомаров)… Но всегда, хотя будущему царю было чуть больше пятидесяти лет, изображали его стариком… Всегда – несановитым и некрасивым… Всегда – с большим, широким ртом; с подслеповатыми, больными глазами…

Еще большую суровость проявляли историки в оценке моральных качеств Шуйского…

«Донельзя изолгавшимся и изынтриговавшимся» называл его В.О. Ключевский.

«Мелочной, скупой до скряжничества, – говорил про Шуйского Н.И. Костомаров, – завистливый и подозрительный, постоянно лживый и постоянно делавший промахи, он менее, чем кто-нибудь, способен был приобресть любовь подвластных, находясь в сане государя».

Спору нет…

Из-за небольшого роста князь Шуйский мог казаться полноватым, почти толстым…

Испорченные неумеренным чтением глаза действительно быстро уставали и часто бывали красными. Шуйский вполне мог казаться подслеповатым…

Он очень бережливо относился к государевой казне, иногда бывал мелко, не по-царски, скуп… Особенно удручала

бояр скупость Шуйского, когда они сравнивали ее со щедростью Григория Отрепьева, который в три месяца своего правления сумел практически опустошить государеву казну, скопленную за несколько веков московскими государями… [24]

Все это так…

Сложнее с лживостью…

Разумеется, изображать человека, вся жизнь которого протекала возле трона, образцом прямоты и простодушия было бы неосмотрительно.

Но не будем забывать, что это ведь Василий Шуйский обличил самозванца. И это все меняет. Человека, поднявшегося за правду на плаху, уже невозможно назвать лжецом, даже если он и говорил когда-то неправду.

Кроме того, встречая суровые отзывы о царе Василии Шуйском, не нужно забывать, что большинство историков XIX века почитало либеральный атеизм главной духовной ценностью, а православное самосознание русского народа считало неискренним и лживым… Неискренностью они называли и тот мистицизм, без которого трудно представить себе Шуйского. Чрезвычайно умный и начитанный, он простонародно искренне верил в чудеса и чародейства… Это тоже трактовалось как лживость…

Подобные оценки, разумеется, далеки от истины.

Гораздо более точной представляется нам характеристика, данная Василию Шуйскому A.C. Пушкиным: «II montre dans I'histoire un singulier melange d'audace, de souplesseet de force de caractere» [25] .

Чтобы обнаружить смелость и силу характера, а заодно разумность и предусмотрительность в действиях Шуйского, достаточно только отказаться от нелепой привычки вопреки исторической истине во что бы то ни стало защищать доброе имя Романовых…

«По убиении расстриги, – вздыхает ангажированный врагами Шуйского летописец, – бояре начали думать, как бы согласиться со всею землею, чтобы приехали из городов в Москву всякие люди, чтобы выбрать, по совету, государя такого, который бы всем был люб. Но Богу не угодно было нас помиловать по грехам нашим: чтобы не унялась кровь христианская, немногие люди, по совету князя Василия Шуйского, умыслили выбрать его в цари».

Так, наверное, и было…

Москвичи еще слишком хорошо помнили, что сановитый Голицын, командуя полком правой руки под Кромами, перешел на сторону самозванца и участвовал в бесчеловечной расправе над Годуновыми, а помаргивающий красноватыми глазами Шуйский бесстрашно обличал самозванца, стоя перед плахой на Лобном месте…

Москвичи не успели еще позабыть, как осанистый красавец Филарет (Романов) принимал знаки митрополичьего достоинства из воровских рук, а сгорбленный книгочей Шуйский поднимал против еретика восстание, и это за ним шли в Кремль восставшие москвичи, чтобы уничтожить объявленного царем романовского холопа…

Верховные бояре тоже помнили, что в глазах народа эти достоинства превозмогут сановитость и осанистость, и решили перехитрить народ.

19 мая 1606 года бояре вышли к народу, что с раннего утра толпился на Красной площади, и предложили избрать патриарха, который встанет во главе временного правления и разошлет грамоты, созывающие «советных людей» из русских городов для выборов царя.

Расчет был простым.

Бояре собирались поставить в патриархи Филарета, и этот свой патриарх помог бы избрать им и своего царя.

Но и москвичи знали, что бояре пророчат в патриархи Филарета Романова, и прекрасно понимали, какие выборы царя устроит этот ставленник своего холопа-самозванца.

Поэтому-то голоса бояр потонули в недовольном гуле толпы, из которого вдруг взметнулся решительный голос:

– Прежде да изберется царь! Царь нужнее патриарха!

Народ одобрительно зашумел, и тут же было выкрикнуто имя князя Василия Ивановича Шуйского…

Больше в Москве после правления Григория Отрепьева выбирать было некого.

К сожалению, тогда московские бояре уже вошли во вкус шляхетской вольности, и, вынужденные под давлением народа согласиться на избрание царем Василия Шуйского, они обговорили это согласие значительным ограничением царских полномочий.

Согласно заключенному договору, царь не имел власти лишать кого-либо жизни без приговора Думы, обязался не подвергать гонению вместе с виновными их невиновную родню. Наконец, царь обязывался не давать веры доносам. Если донос оказывался ложным, царь обязан был наказать доносчика.

Шуйский не мог не понимать, что подобное ограничение царской власти, поощряя боярские измены и мятежи, превратится в постоянный источник угрозы безопасности Руси.

Поэтому Шуйский попытался перехитрить бояр.

При венчании на Царство, как пишет летописец, он всенародно присягнул, «чтобы ни над кем не сделать без Собору никакого дурна».

Мысль разумная. Присягая Собору, Шуйский сбрасывал с себя зависимость от Боярской думы. Но, разумеется, понимали это и бояре, которые зорко следили за новым царем, чтобы не потерять своей власти.

– Такого никогда, государь, на Руси не велось! – зашумели они. – Ты, государь, такой «новизны» не вводи…

Конечно же, если бы Шуйский был избран, как Годунов, у него, возможно, и хватило бы сил оборвать голоса предателей, но он ведь действительно в цари был лишь выкрикнут…

«Этому провозглашению толпы, только что ознаменовавшей свою силу истреблением Лжедмитрия, никто не осмелился противодействовать, и Шуйский был не скажем избран, но выкрикнут царем, – говорит С.М. Соловьев. – Он сделался царем точно так же, следовательно, как был свергнут, погублен Лжедмитрий, скопом, заговором, не только без согласия всей земли, но даже без согласия всех жителей Москвы; умеренная, спокойная, охранительная масса народонаселения не была довольна в обоих случаях, не сказала своего «да»: гибельное предзнаменование для нового царя, потому что когда усердие клевретов его охладеет, то кто поддержит его? На московском престоле явился царь партии, но партия противная существовала: озлобленная неудачею, она не теряла надежд; к ней присоединились, т. е. объявили себя против Шуйского, все те, которым были выгодны перемены, и всякая перемена могла казаться теперь законною, ибо настоящего, установленного, освященного ничего не было».

Но нужно понимать и то, что если бы сторонники Шуйского не форсировали выборы, откровенное предательство семи-восьми-? девяти-? десяти-? – боярщины явилось бы на Руси тоже на несколько лет раньше…

И наступил ли бы тогда для России 1612 год – неведомо…2

Современники не раз отмечали, что с воцарением Шуйского власти у бояр стало больше, чем у самого царя…

Увы, это так…

И эта власть стала бы совсем неограниченной, если бы клятвопреступникам и цареубийцам удалось тогда возвести на патриарший престол ставленника Григория Отрепьева – Филарета (Романова).Противостоять боярам в возвышении Филарета было еще труднее, чем ограничению царских полномочий, но тут на помощь царю Василию Шуйскому явился царевич Дмитрий.

Мы рассказывали о том, что должен был переживать чрезвычайно склонный к мистицизму Шуйский, стоя перед плахой на Лобном месте.

Его исповедничество, его мысли, что спустя мгновение он, быть может, встретится с царевичем Дмитрием в Царствии Небесном, его покаяние и молитва к нему, и тут же голос, возвещающий, что Шуйский помилован Дмитрием, – все это не могло не оставить следа в душе будущего царя.

Василий Шуйский верил в святость царевича Дмитрия, может быть, сильнее других, и ему первому и являлась помощь и заступничество святого… Так было, когда он стоял перед плахой на Лобном месте, так стало и теперь, когда он сел на троне московских царей.

Перенесение мощей царевича в Москву – пожалуй, самое первое деяние нового царя. С перенесением мощей связано и чудо дарования Василию Шуйскому помощи в его борьбе с боярством.

Согласно общепринятому мнению, затеяно перенесение мощей было ради предотвращения появления нового самозванца… Это суждение верно ровно настолько, насколько может быть верным атеистический взгляд на православные святыни. Атеизм признает их культурное и историческое значение, но и только.

Действительно, если рассуждать логически, гроб с останками умершего должен был убедить любого, что этот человек умер, а значит другой человек, называющийся его именем, – самозванец…

Но для этого ведь надобно верить,что выставленные останки – действительно останки царевича Дмитрия. Этой верыоказалось недостаточно на Руси, и самозванец появился-таки, и снова пошли за ним русские люди. Многие видели мощи царевича, но не верили, не желали верить, не верить было удобнее…

Чудо, дарованное святым, проявилось в другом.

«В то ж время, егда венчан бысть царским венцом на Москве царь Василей, – пишет в «Летописной книге» С.И. Шаховской, – посла на Углич болярина князя Ивана Михайловича Воротынского, да преосвященного митрополита Филарета ростовского, и повеле им привести гроб царевича Дмитрея во царствующий град Москву на уверение людям»…

Совсем не с руки было Филарету отлучаться от выборов патриарха, но отказаться от царского поручения он не посмел.

Отказ вызвал бы нежелательные толки…

Действительно… Человек, обласканный самозванцем Лжедмитрием, не желает или боится ехать к мощам подлинного Дмитрия… Это что-то да должно было значить…И Филарет (Романов) поехал. Он покинул Москву как раз, когда должен был решаться вопрос о выборе патриарха.

Некоторые историки называют удаление Филарета из Москвы накануне выборов патриарха «обходным» маневром Василия Шуйского, но, как нам кажется, все было гораздо сложнее.

Нет никакого сомнения, что царь Василий Шуйский нашел бы способ удалить из Москвы Ростовского митрополита Филарета и помешать ему стать патриархом, но помог ему в этом – святой царевич Дмитрий. И помощь эта могла бы быть гораздо действеннее, если бы Филарет (Романов) верилчуть-чуть сильнее…

В самом деле… Поездка митрополита Филарета (Романова) в Углич – событие знаменательное и для биографии самого Филарета, и для истории России… Ведь здесь, в Угличе, почти повторилась ситуация, которая произошла с Василием Шуйским на Лобном месте, произошла встреча человека с мощами святого, тень которого этот человек дерзостно и святотатственно пытался возродить в самозванце.

Внутренний драматизм события усиливался тем, что Филарет приехал к мощам святого Дмитрия как иерарх Церкви, а в иерархи его возвел преступник, присвоивший имя святого Дмитрия.

Понятно, что Филарет (Романов) не был подвижником православия, понятно, что и в святительских одеждах он оставался светским человеком, но не понимать, насколько кощунственна предстоящая ему миссия, он не мог.

В так называемой «Рукописи Филарета, патриарха Московского» подробно рассказывается об этой поездке… Любопытно, что Филарету долго не удавалось найти гроб живоносного мертвеца…

«Егда убо во град входят, тогда ощутиша граждане приход их, и внезапу стечеся весь град, мужи и жены… Цареву повелению едва повинующеся, и последнее целование живоносному мертвецуотдающе своему государю, и надгробные песни с плачем и воплем испущаху, я кож и при погребении правдного… И ту первее преблагий Бог прослави угодника своего: снимающе убо, гроба его святителие и бояре не могуще обрести и желаемое ими многоцелебное тело узрети»…

Долго не могли московские посланцы многоцелебное тело узретии только «во время святаго пения внезапу узреше из десные страны, я ко дым восходящ дыхание благовонно»… Начали копать там, и «обретше некрадомое сокровище многобогатый гроб, вместивший тело блаженного царевича»…

Когда вскрыли гроб, увидели, что там лежит нетленное – пятнадцать лет прошло со дня похорон! – тело царевича Дмитрия…

«Целы и невредимы мощи обретошася. Кроме взятых частей от требующия земли: и земля бо жаждет насладитися от плоти праведных, да сими освятится от скверноубийственных дланей. И не токмо бо плоть бысть в целости святого страдальца, но и ризы на теле его освятишася и нетления избыша. И егда убиен бысть от безбожных изменник, и тогда ему прилучися держать в шуйце своей убрус шит златом и серебром пряденым, и тогда оставиша в руце его, и сие бяше цело и невредимо, я ко у живаго в руже держимо: в друзей же приключишася плод, глаголемый орехи»…

В «Рукописи Филарета» не говорится о тех чувствах, что испытывал сам митрополит Филарет, когда увидел словно бы живое лицо царевича, не потерявшее блеска жемчужное ожерелье, шитый платок в левой руке, орех, найденный у святого отрока в правой руке и с ним положенный в могилу…

Но откуда тогда странное волнение, которое пронизывает весь этот текст? Может быть, от того, что снова дано было Филарету заглянуть почти на четыре столетия вперед, когда повторится история мощей царевича Дмитрия со святыми мощами далеких праправнуков самого Филарета…И снова, как при вручении ему Григорием Отрепьевым Ипатьевского монастыря, не смог Филарет прозреть, не хватило веры прозреть то, что назначено было прозреть…

3 июня царь, царица, мать царевича Дмитрия инокиня Марфа, митрополиты и множество народа торжественно встретили святые мощи у стен Москвы и перенесли в Архангельский собор Кремля. Они были поставлены здесь в открытой раке, чтобы явить «их нетление, чтобы утешить верующих и сомкнуть уста неверных».

Здесь Филарет и узнал, что во время его отсутствия из Москвы решился вопрос о патриархе. На патриаршество избрали казанского митрополита Гермогена.

Митрополит Филарет внешне спокойно встретил это известие…3

Непрочною оказалась власть Василия Шуйского, но она и не могла быть прочной…

Еще не закопали у обочины дороги тело Григория Отрепьева, а уже поползли слухи, будто самозванцу удалось бежать… Эти слухи распускал подручный покойного Григория Отрепьева, Михайло Молчанов…

Прошло немного времени, и сосланный в Путивль за близость к Лжедмитрию князь Григорий Шаховской поднял мятеж. К нему присоединился начальствовавший в Чернигове князь Андрей Телятевский. Стремительно разрасталась новая смута.

Михайло Молчанов отыскал тогда Ивана Болотникова, бывшего холопа Телятевского, и, убедившись, что и этот холоп, как Отрепьев, способен на многое, отправил его в Путивль к князю Шаховскому, где тот поставил Болотникова начальником над объединенными шайками, к которым прибивалось множество обездоленных крестьян.

Теперь дело было за самозванцем.

Михайло Молчанов отказался занять эту должность, но кандидатов в царьки хватало и без него.«Человек, знаменитый в нашей истории под именем Тушинского вора… показался впервые в белорусском местечке Пропойске, где был схвачен как лазутчик и посажен в тюрьму, – сообщаем С.М. Соловьев. – Здесь он объявил о себе, что он Андрей Андреевич Нагой, родственник убитого на Москве царя Дмитрия, скрывается от Шуйского, и просил, чтобы его отослали в Стародуб. Рагоза, урядник чечерский, с согласия пана своего Зеновича, старосты чечерского, отправил его в Попову Гору, откуда он пробрался в Стародуб. Прожив недолго в Стародубе, мнимый Нагой послал товарища своего, который назывался московским подьячим Александром Рукиным, по северским городам разглашать, что царь Дмитрий жив и находится в Стародубе. В Путивле жители обратили внимание на речи Руки на и послали с ним несколько детей боярских в Стародуб, чтобы показал им царя Дмитрия… Рукин указал на Нагого; тот сначала стал запираться, что не знает ничего о царе Дмитрии, но когда стародубцы пригрозили и ему пыткою… схватил палку и закричал: «Ах вы б… дети, еще вы меня не знаете: я государь!» Стародубцы упали ему в ноги и закричали: «Виноваты, государь, перед тобою».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю