Текст книги "История московской войны"

Автор книги: Николай Мархоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Резня в столице

Потом настало Вербное Воскресенье[169] 169
  . 17 (27) марта 1611 – Вербное Воскресенье, или Вход Господен в Иерусалим, переходящий церковный праздник, отмечается в последнее воскресенье перед Пасхой.


[Закрыть], во время которого мы более всего опасались бунта, ибо в этот день патриарх выезжает святить воду на Москве-реке и на церемонию стекается множество народа. У нас был повод опасаться этого дня еще и потому, что в дальних крепостях были убиты несколько наших людей, а остальные ушли, сильно потрепанные. Но мы все это терпели, не очень полагаясь на свои силы, которые были слишком малы для города в сто восемьдесят с лишним тысяч дворов.

В этот день упрекнул нас весьма к нам расположенный боярин Салтыков[170] 170
  . Салтыков Михаил Глебович (ум. ок. 1618), окольничий (1598), боярин (1601). В 1600-1602 возглавлял посольство царя Бориса Годунова к королю Сигизмунду III. В 1605 воевода в походе против Лжедмитрия I, после смерти Бориса Годунова перешел на сторону самозванца. В 1606 направлен воеводой в Иван-город, затем в Орешек. В 1608 перешел на службу к Лжедмитрию II. Принимал участие в переговорах тушинских бояр с королем Сигизмундом III об избрании на трон королевича Владислава, затем поддержал кандидатуру самого Сигизмунда. В начале октября 1611 был отправлен вместе с боярином кн. Ю. Н. Трубецким и думным дьяком В. О. Яновым с посольством к Сигизмунду III с целью добиться выполнения королем договора от 17 (27) августа 1610 об избрании на русский трон королевича Владислава. Умер в Польше (СГГД, Т. 2. № 272-274).


[Закрыть]: «Вам сегодня москвитяне дали повод, а вы их не побили; они вас придут бить в будущий вторник. Я дожидаться этого не буду, возьму свою жену и поеду к королю».

Он считал, что мы должны упредить удар москвитян, пока в город не вошли подкрепления, посланные Ляпуновым (а Салтыков ждал их именно во вторник). Так что ко вторнику мы приготовились: на башни и ворота Китай-города и Крым-города втащили пушки. А во вторник случилось то, чего не ожидали ни мы, ни москвитяне. Если жители города что и замышляли, то дожидались голов[171] 171
  . Стрелецкие головы – командиры московских стрелецких полков («приказов»).


[Закрыть], по-нашему – предводителей, а их-то и не было, ведь первейшие бояре были на нашей стороне. И в тот день москвитяне в Китай-городе, где находились склады всевозможных товаров и лавки первейших купцов, беспечно покупали и продавали.

На рынке всегда были извозчики, которые летом на возах, а в то время на санках, развозили за деньги любой товар, кому куда надо. Миколаю Коссаковскому было поручено втащить пушки на ворота у Львицы[172] 172
  . Львиные ворота Китай-города (Неглинные, или Воскресенские) (Сытин Н. В. История планировки и застройки Москвы. Т. 1. М. , 1950. С. 70).


[Закрыть], и он заставил извозчиков помогать. Это и послужило началом бунта. Поднялся шум, на который из Крым-города выскочила немецкая гвардия (восьмитысячный отряд перешел на службу к королю после Клушинской битвы) под предводительством Борковского.

Тут же схватились за оружие и наши люди, вследствие чего только в Китай-городе в тот день погибло шесть или семь тысяч москвитян. В лавках, называемых клетями и устроенных наподобие краковских суконных рядов, тела убитых были навалены друг на друга. Люди бежали к воротам, показывая знаками, что они ни в чем не виноваты. Я не разрешил их трогать и пропустил через свои ворота до полутора тысяч человек.

Страшный беспорядок начался вслед за тем в Белых стенах, где стояли некоторые наши хоругви. Москвитяне сражались с ними так яростно, что те, опешив, вынуждены были отступить в Китай-город и Крым-город. Волнение охватило все многолюдные места, всюду по тревоге звонили в колокола, а мы заперлись в двух крепостях: Крым-городе и Китай-городе. Надо было как можно скорее искать выход. И решили мы применить то, что ранее испробовали в Осипове: выкурить неприятеля огнем.

Поляки жгут Москву

Удалось нам это не сразу; москвитяне нас не пускали, мы перестреливались, делали вылазки. Наконец в нескольких местах был разложен огонь. Не иначе, как сам Господь послал ветер, который раздул пламя и понес его в противоположную от нас сторону. Однако к вечеру огонь перекинулся и на Китай-город, так что загорелось несколько дворов. Божий промысел нас хранил: по воле Всевышнего огонь поднялся столбом, и, хотя мы от пожара не защищались, больше ничего не сгорело.

Когда загорелось и у нас, наши бросили свои ворота и зубцы и побежали спасать добро. Господь уберег нас снова: москвитяне из Белых стен на наши ворота не напали.

Так закончился для нас этот день. Ночь мы провели беспокойную, ибо повсюду в церквах и на башнях тревожно били колокола, вокруг полыхали огни, и было так светло, что на земле можно было иголку сыскать. Переночевав, стали думать, что делать дальше. Бояре сказали: «Хоть весь город сожгите, как уже часть его сожгли, – стены вас отсюда не выпустят. Надо всеми силами стараться зажечь заречный город. Вокруг него лишь деревянная стена: сможете и сами выходить, и подкрепления принимать».

Узнав о нашей беде, из Можайска пришел пан Струсь, хоть и не обязан был этого делать. Москвитяне упорно защищали заречный город, ибо он был стрелецкой слободой, и там было кому сражаться. Но, наконец, с большим трудом и немалыми потерями наши своего добились – город запылал. Огонь катился дальше и дальше – до самой стены, – ее уже никто не пытался спасти. Деревянные стены выгорели дотла, люди уходили из города в окрестные слободы и монастыри. Был оставлен и Белый город: все люди ушли в поле, так что наши, не встретив сопротивления, выжгли и его до основания. Этот пожар все разорил, погубил великое множество людей. Великие и неоценимые потери понесла в тот час Москва.

Назавтра, то есть в четверг, жители города Москвы, отчаявшись получить помощь извне, запросили пощады и стали сдаваться. Приняв это их проявление покорности, мы запретили избивать москвитян и вскоре протрубили отбой. Тем, кто сдался и вновь целовал крест королевичу Владиславу, было приказано носить [особые] знаки – перепоясаться рушниками. Таким образом, после Великого Четверга мы установили мир. А в Великую Пятницу [173] 173
  . Великая Пятница отмечается накануне Пасхи.


[Закрыть] получили известие о том, что идет Просовецкий [174] 174
  . Просовецкий Андрей (ум. после 1640), атаман «воровских» казаков, в Тушино пожалован чином стольника. Действовал совместно с отрядами А. Лисовского под Суздалем и Владимиром, затем в Псковской и Новгородской землях, летом 1610 ушел к Лжедмитрию II в Калугу. После свержения Василия Шуйского не признал избрание на русский трон королевича Владислава и выступил на стороне П. П. Ляпунова. В марте 1611 привел под Москву отряды дворян Суздаля, Владимира, а также донских и запорожских казаков.


[Закрыть] с тридцатью тысячами [войска] и находится уже поблизости от города.

Просовецкий с войском прибывает на помощь Москве

Против него пан Гонсевский отправил часть войска с паном Зборовским и паном Струсем. Схватка конницы не была слишком ожесточенной, но когда Просовецкого стали теснить, он, потеряв с двести человек, ушел в свои гуляй-городы. Чтобы атаковать их, у наших не было людей, поэтому на ночь они вернулись в город. А Просовецкий отступил на несколько миль со своим войском, дождался Ляпунова и некоторых других с большими силами. Соединился с ними Заруцкий. В Великий Понедельник [175] 175
  . Великий Понедельник – понедельник после Пасхи.


[Закрыть] все это стотысячное войско пришло под столицу и встало за Москвой-рекой у Симонова монастыря[176] 176
  . Симонов Успенский монастырь, расположен к юго-востоку от Москвы на левом берегу Москвы-реки. Основан в 1370. Имел важное оборонительное значение (Токмаков И. Историческое и археологическое описание московского ставропигиального Симонова монастыря, в. 1—2. М. , 1892 – 1896).


[Закрыть].

Москвитяне сразу заняли монастырь, а вокруг, несмотря на многочисленность своего войска, расставили гуляй-городы. Через несколько дней мы всем войском вышли к ним в поле, оставив в крепости горстку людей. Подошли мы к обозу очень близко, но неприятель к нам выйти не захотел. Здесь же неподалеку была маленькая деревушка, она была занята стрельцами. Чтобы выбить их оттуда, Гонсевский направил немецкую пехоту (у него было около сотни мушкетеров), но та ничего не смогла сделать. Стрельцы ее оттуда вытеснили и ряды мушкетеров поредели. Наша пехота отошла к коннице, но потом и нам, конным, московская пехота стала наносить урон. В моей хоругви был ранен один из товарищей – Юрковский. Пуля попала ему в глаз и застряла в голове, а сам он замертво упал вместе с убитым конем. Это нас отрезвило.

Дошло до того, что товарищи, у которых были длинные рушницы, спешивались и вели перестрелку с пехотой. Хоругви мы отвели подальше, ибо стоять вблизи было бесполезно. Московская пехота отступила, выманить же конницу мы не сумели, долго стоять впрочем – тоже; пришлось уходить к городу. Увидев это, москвитяне двинулись за нами, используя хитрую уловку: как только мы к ним поворачивали, москвитяне уходили назад, мы к городу – они за нами. Поэтому наше отступление с поля боя было трудным и опасным; враг использовал такую хитрость: двинешься к нему – убегает, повернешь назад – он за тобой. Однако, с Божьей помощью, ушли мы удачно и больше нападать на них не дерзали – не было силы. Потом пробовали наши подобраться к монастырю с петардой, но у них ничего не вышло.

Москвитяне запирают наших в крепостях

Вскоре на тот же обоз решил напасть со своим полком один из наших людей. Пан Гонсевский разрешил, но с условием: не переходить Яузу[177] 177
  . Яуза – река, самый крупный приток Москвы-реки.


[Закрыть]. Тот вышел и встал на другой стороне, на пепелище. Увидев это, москвитяне обрушили на него удар, а у наших не было даже удобного для копейщиков места – пришлось им уходить прямо к городу. Москвитяне же набрались храбрости и той же ночью стали перебираться в Белые стены, которые мы не смогли занять полностью (нас было мало, а место обширное), и оказались по соседству с нами.

Ранехонько, едва рассвело, глядь, – а москвитяне уже большую часть Белых стен заняли. Между стеной и рекой Яузой они поставили свой обоз, один конец которого упирался в берег Москвы-реки, а другой протянулся к [реке] Неглинной[178] 178
  . Неглинная – река, левый приток р. Москвы, пересекала город с севера на юг.


[Закрыть], протекающей через город.

Увидев это, мы поняли, что избавиться от них будет трудно, да и испугались, как бы они не заняли все Белые стены вокруг нас, а потому мы захватили оставшуюся часть стен, что на другой стороне Неглинной. А именно: Никитские ворота, в которых мы разместили две сотни немецкой пехоты. Эти ворота были рядом с Тверскими, которыми москвитяне владели прочно. Вторыми нашими воротами были Арбатские, третьими – Чертольские, а четвертыми – наружная угловая башня над Москвой-рекой о пяти верхах [179] 179
  . Башня о пяти верхах.


[Закрыть] и Водяная башня[180] 180
  . Водяные (или Всехсвятские) ворота Белого города.


[Закрыть]. Везде мы поставили польскую пехоту, которой у нас было всего сотни две. Так и остались: мы – с одной стороны, а москвитяне – с другой. Случилось это вопреки и нашему, и их желанию.

Взятие Смоленска

Вскоре после Пасхи король взял Смоленск (13 июня 1611). Часть стен [города] была захвачена при помощи лестниц, а часть разрушена инструментом наподобие петарды, заложенным в сточной канаве. Наши во главе с кавалером [Новодворским] ворвались внутрь и захватили всю крепость. Сам Шеин, старший в крепости, долго оборонялся на одной из башен, но был взят в плен. К тому времени москвитян в крепости осталось немного: вымерли от начавшегося во время долгой осады морового поветрия. Но некоторые из них были столь упорны, что, не желая попасть в руки нашим, начиняли [свои одежды] порохом и подносили огонь.

После взятия крепости король пробыл под Смоленском недолго и вернулся в Польшу (вместо того, чтобы идти к столице). Если бы из-под Смоленска войска пришли к столице и поставили свой обоз в тылу у московского войска, то последнему пришлось бы так туго, что москвитяне непременно склонились бы перед королем. Если бы мы и тогда не принудили неприятеля к сдаче, то наверняка сделали бы это после прихода войска Сапеги.

Москвитяне пытаются вернуть столицу

Ввиду столь близкого соседства в столице, когда москвитяне сидели в Белых стенах, а мы – в Китай-городе и Крым-городе, неприятель решил укрепиться и продвинуться к Китай-городу. При двух каменных церквушках, поодаль от своих стен, москвитяне поставили два острожка[181] 181
  . Клементовский острожек и церковь Св. Георгия в Яндове.


[Закрыть], разместили в них людей, втащили на церкви небольшие пушки, из которых и стреляли в нашу сторону.

Сначала, видя, что москвитяне пробираются в Белые стены, мы этому не противились и не сделали ни одной вылазки. А когда они укрепились, мы вдруг решили, что сможем их выбить за стены. В пятницу устроили мы пешую вылазку чуть ли не всем войском и сразу из трех ворот: Никольских (пана Струся), моих, под названием Ильинские, и Всехсвятских (Млоцкого)[182] 182
  . Никольские (или Сретенские), Ильинские (или Троицкие), Всехсвятские (или Варварские) ворота Китай-города.


[Закрыть]. Одни из нас пошли к стенам, другие напали на острожки. В острожке напротив моих ворот москвитяне [были] испуганы натиском, и мы их выбили. Я со своей хоругвью был уже внутри, а мои люди поворачивали пушки. Но наши были уже отовсюду отброшены и находились в опасности как никогда прежде. Впрочем это и не удивительно, ведь для людей, привыкших сражаться в конном строю, это была первая пешая вылазка. Я же в церкви перед своими воротами разместил тридцать человек с двумя гаковницами [183] 183
  . Гаковница – огнестрельное оружие, в дульную часть ствола которого вделан «гак» (железный крюк), предназначавшийся для зацепления за крепостную стену, чтобы избежать отдачи при выстреле.


[Закрыть] и затем, во время вылазки, когда я вынужден был отступать из острожка, ушел к этой засаде и закрепился со своей хоругвью, не пробиваясь под стены. Потом мы немного поправили дело и оттеснили москвитян к их стенам. Но все равно мы ничего не добились и, потеряв немало людей, должны были уйти восвояси.

Пока под столицей не встал пан Сапега, мы снаряжали за город сторожевые хоругви, обеспечивая нашим безопасный въезд. Однажды во время моей стражи донские казаки, перейдя Москву-реку, внезапно на нас напали. Им, слава Богу, не повезло, а мы среди пленных взяли одного важного казака, побратимом которого был казак Сидор. А этот Сидор был головой (как бы начальником) казацкого войска, и хлопотал о том, чтобы освободить своего товарища.

Ловкие действия пана Гонсевского

Когда подвернулся этот случай, пану Гонсевскому пришло на ум написать письма, будто бы разосланные Ляпуновым по всем крепостям: мол, где ни случится какой-нибудь донской казак, всякого следует убивать и топить. А когда даст Господь Бог московскому государству успокоение, он [Ляпунов] этот злой народ [казаков] якобы весь истребит. Затеяли мы переговоры с Сидором по поводу обмена его товарища. Сидор потребовал, чтобы мы, взяв залог, поставили на переговоры и того пленника. Мы устроили так, что пленник сам отдал Сидору письма, говоря: «Вот, брате, видишь, какую измену нашей братии, казакам, учинил Ляпунов. Вот тебе письма (их литва получила), что разослал он в некоторые города». Сидор, взяв письма, на эти слова изрек: «Вот же мы его, блядина сына, теперь убьем».

С тем и разошлись мы: он – к своим таборам, а мы – к своим. Письма показали казакам в таборах. Они сразу собрали круг (по-нашему – коло), послали за Ляпуновым, требуя его в середину. Ляпунов, почуяв измену, прийти не захотел, а сказал: «Пусть ко мне пришлют разрядных людей (как бы доверенных), и я с ними, о чем Надо будет, поговорю».

Казаки же, поверив письмам, его не послушали и требование не выполнили, а пошли с оружием к Ляпунову в стан и убили его[184] 184
  . Прокопий Ляпунов был убит 22 июля (8 августа) 1611.


[Закрыть]. В тот день у них творился страшный беспорядок. А их старшины и сам гетман Заруцкий так перепугались, что даже сбежали.

Уничтожив таким образом Ляпунова, мы надеялись, что москвитяне будут вести себя тише. Но они между собой помирились и вместо Ляпунова выбрали себе старшим князя Трубецкого[185] 185
  . Трубецкой Дмитрий Тимофеевич (ум. 1625), князь. В декабре 1608 после боя на р. Ходынке «отъехал» в Тушинский лагерь. Пожалован Лжедмитрием II в бояре. В 1611 был одним из руководителей Первого ополчения, после гибели П. П. Ляпунова остался вместе в И. М. Заруцким под Москвой. В конце сентября того же года присоединился ко Второму ополчению, вместе с Д. М. Пожарским возглавил земское правительство. На Земском соборе 1613 был одним из кандидатов на престол.


[Закрыть]. Пан Гонсевский более не стал сеять раздор при помощи казаков, а сделал это через поляков (некоторые из наших были с москвитянами еще со времени [первого] Дмитрия). Гонсевский договорился с ними, что в определенный день мы нападем, а они нам уступят свои квартиры в Белых стенах и башни. Захватив все это, мы без труда выкурили бы москвитян из обозов, что стояли под теми же стенами.

Но случилось так, что один из наших иноземцев сбежал к москвитянам и рассказал обо всем, так что уловка не удалась: наших взяли на пытки, и когда они во всем признались, погубили ужасной смертью, посадив несколько человек на колы.

Сапега прибывает под столицу. Стычки с москвитянами в городе

Вскоре после Святок к столице подошел пан Сапега с пятью тысячами войска. Он встал обозом со стороны наших ворот, рядом с Девичьим монастырем[186] 186
  . Новодевичий монастырь (женский), расположен к юго-западу от Москвы в излучине Москвы-реки (на Девичьем поле в Хамовниках), основан в 1524 в память взятия Смоленска в 1514. Имел важное политическое значение, являлся также мощной крепостью (Историческое описание московского Новодевичьего монастыря. М. , 1885). Я. П. Сапега подошел к Москве 7 (17) мая 1611 (Maskiewicz. S. 162).


[Закрыть], в котором мы разместили две сотни немцев. С приходом Сапеги мы, охраняя ворота, почувствовали себя в большей безопасности и могли не высылать конных дозоров.

Однако во время всего нашего пребывания за стенами, как до прихода Сапеги, так и после, мы совершали частые и крупные вылазки. Редкий день обходился без них, потому что стычки случались по малейшему поводу: надо ли было нашим добыть сена для лошадей или соли и дров для себя. Там был соляной двор[187] 187
  . Соляной двор – располагался в Белом городе на Солянке (Сытин Н. В. История планировки и застройки Москвы. Т. 1. С. 71).


[Закрыть], где, несмотря на пожар, осталось достаточно соли. Москвитяне тоже приходили за солью, и когда они оказывались поблизости, тут же возникала ссора.

Во время стычек обгорелые печи и погреба были нам вместо шанцев. Мы прятались за одни печки, москвитяне – за другие, а если не могли друг друга достать из рушниц, хватались за кирпичи, до тех пор, пока одна из сторон не выдержит и, отстреливаясь, не обратится в бегство.

Бывало, запирались в церквах мы, бывало – москвитяне, и тогда наши пытались их выбить. Как-то раз мой племянник Адам Мархоцкий с двадцатью пахоликами из разных рот в течение нескольких часов, пока наши не подоспели на подмогу, оборонялся в церкви от многочисленного простонародья.

Иногда против московских таборов выходила наша конница. Так в день Св. Иоанна Крестителя [188] 188
  . Рождество Иоанна Крестителя отмечается 24 июня (4 июля).


[Закрыть] пан Струсь со своим полком решил выйти за Москву-реку, на пепелище заречного города. Москвитяне нас часто оттуда беспокоили и наши предложили их проучить, на что Струсь получил не только согласие, но и полк Вейера в придачу. Против наших двинулись и москвитяне, но с уже большим, чем обычно, войском. Битва не принесла нам успеха: поначалу наши потеснили неприятеля, но затем, когда подошли подкрепления из московского обоза, отошли с большими потерями. Если бы пан Сапега не прислал подкреплений из своего обоза, урон был бы еще больше.

Сапега с войском уходит за Волгу

Еще одну вылазку, пешую, но столь же крупную, мы предприняли к воротам, называвшимся Петровскими, но и та не удалась.

Вскоре пану Сапеге надоело стоять со своим войском под столицей и он решил отправиться за припасами. Мы отпустили его и послали с его войском половину своих почтов [189] 189
  . Почт – наименьшая единица в хоругви (роте). Хоругвь составляли следующие почты: ротмистр, поручик, хорунжий, остальные – товарищи (Cichowski J. , Szulczynski A. Husaria).


[Закрыть] и по нескольку товарищей из каждой хоругви: всего три с половиной тысячи человек, старшим над ними назначив Николая Коссаковского. Идти решили за Волгу сразу после Благовещения Деве Марии[190] 190
  . Дата указана Мархоцким неверно, точных известий о времени отхода войска Я. П. Сапеги из-под Москвы нет (РИБ. Т. 1, стб. 247; Maskiewicz. S. 162 ).


[Закрыть].

Не считая немцев и польской пехоты, нас также осталось не больше трех с половиной тысяч. Не желая показывать москвитянам свою слабость, мы решили сделать вид, будто получили известие о приближении литовского гетмана [191] 191
  . Ходкевич Ян Карл (1560—1621), великий литовский гетман (с 1605). С 1600 литовский польный гетман, участвовал в польско-шведской войне 1600 – 1611, разбил шведов в битве под Кирхгольмом (1605). Вместе с С. Жолкевским подавил рокош М. Зебжидовского (1607). Возглавлял польско-литовскую армию во время военных действий в Московском государстве (1611-1612 и 1617-1618). С 1616 виленский воевода. Во время войны с Турцией, после разгрома войск Жолкевского под Цецорой (1620), принял командование, успешно оборонялся под Хотином (умер в ходе сражения, завершившегося победой польских войск).


[Закрыть] с большим войском. (Впрочем, москвитяне знали об этом лучше нас. ) Как только стемнело, мы все вышли на зубцы и стали палить из пушек и ручного оружия, как будто на радостях. Нам казалось, что стрельба была очень частой, но москвитяне по ней поняли, что в стенах нас осталась лишь горстка.

А наши, решив, что частой пальбой устрашили неприятеля, успокоились и ушли ночевать в свое расположение, оставив на стенах, как обычно, только стражу. Я же (хоть и не обязан был так хлопотать), памятуя об осиповском переполохе, остался стоять на своих воротах и упросил, кого смог из своих товарищей, сделать то же.

Москвитяне в столице наносят по нашим удар и захватывают Белые стены

Москвитяне этой ночью не бездействовали. Задумав нанести удар и выбить нас из стен, они все приготовили и за три часа до рассвета тихо двинулись под стены Китай-города к квартирам пана Зборовского и пана Струся. Приставив лестницы, несколько десятков москвитян уже взобрались на стены около пана Зборовского. Мои же ворота были хорошо укреплены и имели свободный выход для вылазок (остальные присыпали свои ворота землей). По всем окнам я расставил бдительных сторожей, один из которых – пахолик Щавинский – заметил москвитян, когда те сновали по соседству со мной у квартиры пана Струся. Сначала он решил, что это собаки, целые своры которых бродили на пепелище, и сказал: «Не пойму, что там такое: то ли собаки, то ли москвитяне?» Потом увидев людей, закричал «Москаль! Тревога!» Я вскочил и приказал бить в колокол (у москвитян есть такой обычай: на каждой башне крепить колокол, чтобы в случае опасности оповестить остальных). Так на своей башне поступил и я.

Как только на моих воротах ударили в колокол, москвитяне, до этого двигавшиеся бесшумно, с криком полезли на лестницы. По тревоге наши выскочили из своего расположения, и мои товарищи первыми бросились на квартиры пана Струся. А там уже пытались сбросить со стены москвитян вместе с их лестницами.

Другая часть нападавших, проделав в стене большие отверстия, вела огонь внутри, ранив некоторых из наших людей. Пока мы отражали неприятеля, стало светать, и москвитяне всей мощью обрушились на квартиры Бобровского, который держал угловую башню в Китай-городе над Москвой-рекой и башню в Белых стенах, прилегавшую к первой. Там москвитянам повезло: они сразу выбили наших из башни в Белых стенах. Бобровскому приходилось туго и в угловой башне: дело шло к тому, что наши вот-вот оставят и ее.

Как можно скорее мы послали им подкрепления из других квартир. С Божьей помощью они защитили и угловую башню и выбили москвитян из башни в Белых стенах. В этом сражении погибло несколько храбрых товарищей: Сокол, Бобровницкий, остальных не помню. Выбитые оттуда, москвитяне пошли к нашим воротам на другом конце города в Белых стенах. Перво-наперво они напали на Никитские ворота, где стояла немецкая пехота. Наши упорно оборонялись, но мы не могли им ни помочь, ни спасти, ибо сами едва оправились от неожиданности. При помощи огненных стрел они подожгли крышу, которая быстро занялась, а когда стала рушиться, немцы вынуждены были отступить.

Взяв эти ворота, москвитяне перешли к следующим и без труда ими завладели, ибо их обороняли уже вяло. Затем неприятель двинулся к угловой (с пятью верхами) башне над Москвой-рекой. Ее защищали полторы сотни польской пехоты во главе с ротмистром Пеньонзким. Они долго и храбро сражались на верху башни, подножие которой было захвачено москвитянами. Найдя там старые запасы каленых ядер, неприятель обстрелял ими башню и выкурил пехоту, принудив ее к отступлению.

В тот день москвитяне взяли вокруг нас все Белые стены с башнями. Каждую башню и ворота они хорошо укрепили и расставили людей, а на следующий день пошли под Девичий монастырь добывать разместившихся там иноземцев. Те также упорно сражались, но не смогли удержать монастырь и отступили.