Текст книги "Три с половиной мушкетера (сборник)"

Автор книги: Николай Векшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Невероятное событие

Многие миллиарды лет бесконечная Вселенная мерцала мириадами звёзд. Галактики сходились и расходились, вальсируя в черном эфире безвоздушного пространства. Безжизненные холодные и горячие планеты кружились вокруг своих огромных солнц. И вот на одной из планет в первичном бульоне зародилась (или была панспермирована) примитивная жизнь. Активные молекулы, сталкиваясь и зацепляясь, стали самоорганизовываться в структуры. Эти структуры начали удваиваться в геометрической прогрессии. Их стало так много, что началась конкуренция за выживание. Выживали только самые устойчивые и одновременно динамичные. Структуры стали бороться друг с другом, объединяться в колонии. Возникли клетки и колонии клеток. Жизнь поплыла, поползла, зачавкала… И через несколько миллиардов лет на планете Земля появился первобытный человек – совместный результат дарвиновской эволюции и генетических экспериментов инопланетян. Этот человек активно размножался, кровожадно убивал соперников и осваивал среду обитания. Через миллион лет он превратился из первобытного в пещерного. А ещё через 100 тысяч лет – из пещерного в разумного. Своим разумом он пользовался в первую очередь для того, чтобы уничтожать себе подобных. Его правильное видовое название должно быть не Homo sapiens, а Homo cruentis. Война стала его излюбленным делом на многие века. И вот после очередной великой отечественной войны одному из воинов, случайно не погибших на ней, встретилась женщина. Это была моя мать. Вернее, она ею стала. Отцу могла повстречаться не она, а другая или третья, или двадцать пятая, но крепко зацепила его почему-то именно она. Если бы она не вышла замуж за него, то выскочила бы за другого или третьего, а может наоборот – вообще осталась в гордом одиночестве. Но случилось то, что случилось. Не знаю, была ли у них любовь, но секс точно был. На свет появился я. Невероятное событие. Случайная встреча определённого сперматозоида с определённой яйцеклеткой. Если бы из миллионов сперматозоидов оказался активней другой, то родился бы не я, а кто-то иной. Или достаточно было моим родителям не встретиться и – меня бы не было. Отца могли убить на войне. А его родителей или родителей моей матери могли убить в гражданскую войну. Родители родителей или их предки могли погибнуть в силу самых разных причин. Или если бы один из их его пра-прапрадедов был убит тевтонскими рыцарями… Или если бы хотя бы один из множества пещерных пра-пра-пра-пра… – пра-прадедов был сожран львом… Или племя первобытных людей могло быть уничтожено извержением вулкана… Или если бы на планете Земля верх одержали не питекантропы, а динозавры… Или планета не имела бы нужной температуры… Короче говоря, моё рождение есть результат гигантского числа взаимосвязанных маловероятных событий. Вероятность моего появления на свет стремилась к нулю, но не достигла его и – превратилась в единицу, стало свершившимся событием. Невероятно, но факт. Но есть ещё один невероятный факт: я стал способен осознавать себя. Откуда во мне самосознание? Вот сижу я, пишу этот текст, шустро тыркая пальцами по компьютерной клавиатуре, но не понимаю причину своей «самости». Откуда во мне душа? Кто её создал? Бог? Идея о Боге – смешная попытка объяснить необъяснимое через другое необъяснимое, причём, гипотетическое. Самое удивительное, что самосознание понимает свою смертность. Пройдёт сколько-то дней или лет, и мои пальцы омертвеют, тело окоченеет и будет засыпано землей и съедено червями, а душа исчезнет, оставив лишь недолговечную рябь на поверхности чьих-то воспоминаний. Душа протестует против столь бессмысленного безобразия. Но её эмоциональные всплески бессильны. Через сотню лет не останется на земле тех, кто читает эти строки, и тех, кто не читает. Более того, рано или поздно люди начнут очередную великую войну и угробят себя и планету. Земля станет безжизненной и холодной. И будет продолжать кружиться вокруг Солнца, пока не упадет на него или не оторвётся или не будет разрушена кометой. А Вселенная всё так же будет миллиарды лет сиять мириадами звёзд, рождая новые миры.

Царевна-лягушка

Это было несколько лет назад. В интернете я случайно познакомился с женщиной под ником Царевна-лягушка (хотя на лягушку она нисколько не походила, но жила в болотистом Подмосковье).

Мы встретились около метро «Выставочная», и я втрескался с первого взгляда. Чудесная брюнетка, русская красавица с неглупым лицом и великолепной гитарной фигурой. Мечта поэта.

«Мне 36 лет, живу в Подмосковье, образование высшее, работаю в Москве менеджером по подбору персонала, разведена, есть ребёнок», – скороговоркой выпалила она при встрече заученную фразу. «Наверное, немало было у неё свиданий», – уныло подумал я, а вслух весело брякнул: «Вообще-то я не отдел кадров». Царевна на мгновение опешила, а потом расхохоталась. Смеялась она открыто, улыбалась обаятельно, глядела доброжелательно.

Мы походили по выставке матрёшек, потом посидели в кафе и затем прогулялись по улицам. Я популярно рассказал собеседнице про свою научную работу, а она мне – про то, какие интересные мужчины и как за ней ухаживали, добиваясь её руки. Время пролетело незаметно, как в кино.

Пора было или расставаться или отправляться на совместный ночлег. «Поехали ко мне!», – решительно предложил я. Царевна-лягушка немного смутилась или сделала вид, что смутилась: «Не надо так хулиганить! Мы ведь ещё пока мало знаем друг друга». – «Ну, так давай поскорей узнаем! Зачем откладывать!?», – с энтузиазмом воскликнул я, не теряя, однако, чувства юмора. Царевна внимательно оценивающе посмотрела на меня и отрицательно покачала головой. Поскольку сделала она это, как мне показалось, с некоторым сомнением и без негодования, то я понял, что у меня есть шанс, только реализовать его можно будет не сегодня. Мы тепло попрощались и разъехались по своим подмосковным болотам.

Несколько дней мы переписывались по электронной почте, и я пригласил её на свой ближайший бардовский концерт в Москве – в клуб «Дулин Хаус» на Арбате.

Она пришла в клуб с подругой и весь вечер напропалую кокетничала с молодым человеком, подсевшим к ним за столик.

Отбренчав и отвопив двухчасовую программу, я спрыгнул со сцены, сунул гитару в чехол и стремительно прошел мимо их столика, бросив на ходу: «Ну, пока!»

На следующий день она прислала сообщение: «Ты удрал быстро, как Золушка. Почему? Мне очень понравились твои песни. Я никогда не слышала столь сильной искренности. А моя подруга вообще хочет тебя продюсировать. Можешь приехать завтра на встречу?»

Приехал. Царевна пришла в короткой модной юбке, чтобы я мог по достоинству оценить крепкие стройные ножки и всю остальную аппетитную нижнюю часть. «Подруга немного задержится. Давай пока посидим в летнем кафе», – предложила она. Мы прошли к столику, устроились напротив друг друга и уставились друг другу в глаза. Глаза у неё были чудесные. В таких очах можно утонуть и даже не заметить. «Ну, как я выгляжу?», – шутливо-серьёзно спросила она, поигрывая бровями. «Не как лягушка», – пошутил я, глядя на её лицо с восхищением. «То есть как?!», – удивлённо переспросила она, не понимая – обрадоваться или обидеться. «В том смысле, что смотришься шикарно и квакаешь разумно». Она прыснула от смеха.

Мы немного перекусили, попили кофейку и сыто откинулись на спинки своих стульев. И тут я заметил, что на Царевне белые трусики. Дело, конечно, не в том, что белые и что трусики, а в том, что заметил. Причем, это получилось случайно. У меня нет привычки беспардонно совать нос под юбку без разрешения. Просто столик был высокий и стулья тоже высокие, а конструкция их была такова, что колени торчали вверх, вследствие чего подол короткой юбки уже ничего не мог прикрыть. Царская панорама! Вид открылся, конечно, весьма соблазнительный, но я всё-таки по-джентльменски отвёл взгляд в сторону. Сказать Царевне или не сказать? С одной стороны, если сказать, будет не прилично. С другой стороны, промолчать не хорошо. Вообще на моём месте мог сидеть кто-нибудь другой, менее щепетильный. Стоп, а может она специально?

«О чём задумался, прынц?», – шутливо вывела меня Царевна из буридановских проблем выбора принятия решения. «Прошу прощения, я думаю, что слишком долго нет продюсерши», – перевёл я стрелку на нейтральную тему. «Сейчас я ей перезвоню», – сказала она и стала набирать номер, но не смогла дозвониться и отправила эсэмэску. Затем её мобильник несколько раз осаждали мужские голоса. Она всем ответила, что сегодня вечером занята важной работой. Мне стало приятно, что она всех ухажеров отшила, но не порадовало, что она так легко врёт.

Ожидая запропавшей продюсерши, мы неторопливо прошлись по набережной и забрались на мост. «Я здесь раньше любила гулять. Вон там я бродила со своим первым парнем», – грустно вспомнила она. Я хотел было ответить, что предпочёл бы не слушать, как «бойцы вспоминают минувшие дни», но решил пока промолчать. «А вон там на скамейке я сидела со своим мужем», – продолжила она экскурс в прошлое. «А тут на мосту ты можешь поцеловаться со мной», – в шутку предложил я. «Тут я уже когда-то целовалась», – серьёзным тоном возразила она. «Тогда не будем наступать на те же грабли», – иронично подвёл я черту и попросил ещё раз позвонить подруге. Но подруга, оказалось, застряла где-то на МКАДе.

Я сообразил, что продюсирование было, скорее всего, просто предлогом для встречи со мной. И что хотя внешность Царевны-лягушки выше всех похвал, но внутренне она – примитивно-деревянная и бесцельно-пустая, как матрешка. К этим выводам я пришел, аналитически объединив все факты, накопившиеся за три встречи. Царевна почувствовала перемену в моём настроении и встревожено спросила: «Что-то не так?».

Я с натянутой улыбкой посмотрел на прекрасную Царевну-лягушку, сказал, что мне пора, вежливо распрощался и ушел, радуясь, что не провалился в болото.

Вприсядку

Я напиваюсь очень редко. Но даже сильно пьяный не теряю рассудка. Например, как-то иду сильно поддатый ночью, фонари справа и слева вдоль тротуара шатаются, а я прекрасно понимаю, что это не они шатаются, а я, и мысленно даю себе приказ: «Твёрже шаг! Держи курс по центру!»

Был лишь один раз, когда я не помнил, что творил. Это случилось в феврале 2009 года, когда я давал первый публичный бардовский концерт. Выступление состоялось по случаю 23 февраля, в Пущинском музее экологии и краеведения. Представ перед аудиторией (всего было человек 30–40), я вдруг растерялся. Разволновался столь сильно, что стал путать слова, сбиваться с мелодий, щипать не те струны и петь задушено-гнусавым голосом. Короче говоря, провал был полный. Вежливая публика хлопала мне из сострадания после каждой песенки. Люди понимали, что я в мандраже, и хотели ободрить, но голос у меня всё равно срывался, а пальцы вязли в струнах. Спасало ситуацию то, что публика, вслушиваясь в тексты песен, находила в строчках некоторые смыслы. Я быстренько исполнил два десятка своих первых песен и с облегчением финишировал.

Когда публика разошлась, сотрудники музея усадили меня за праздничный стол. А поскольку водки было много, а мужчин мало, то я принял внутрь изрядно. Алкоголем я хотел снять стресс. Но, увы, расслабиться никак не удавалось. В итоге напился почти до потери пульса, но мозг продолжал меня контролировать: «Эй, хватить пить! Пора домой!».

Повесив гитару за спину, я попрощался и вышел на улицу. На морозном воздухе меня неожиданно развезло.

Очнулся я дома. То, что было между музеем и домом, я вспомнить не мог. Провал в памяти. Как потом выяснилось, путь от музея до дома я проделал, распевая частушки (не слишком матерные) и лихо танцуя вприсядку! Случайные ночные прохожие удивленно таращились на неадекватного барда, а на следующий день в городке все оживленно обсуждали это событие.

Самое удивительное заключалось в том, что я никогда в жизни не пел частушки и не танцевал вприсядку. Я с удивлением осознал, что во мне живёт какой-то разухабистый деревенский мужик, которого я вообще не знаю. И этот мужик полностью овладел моим телом, когда отключился мозг пьяного интеллигента. Мужик по дружески довёл меня до дома. Спасибо ему!

Соблазн

«Соблазн». Этот захватывающий фильм с великолепным Антонио Бандеросом и соблазнительной Анжелиной Джоли должен посмотреть каждый мужчина. Почему? Потому что в этой детективной мелодраме мастерски сконцентрирована суть отношений «любящий мужчина / ловкая женщина» и показаны типичные особенности вероломно-легкомысленного женского поведения, приводящие успешного мужчину к катастрофе.

Хотя сам по себе сюжет интересен, но не имеет принципиального значения; более важны причины и следствия. Действие происходит в начале прошлого века. Богатый латиноамериканский мачо, владеющий плантациями кофе, решил жениться. Ему нужна скромная домашняя хозяйка, которая будет рожать наследников.

Антонио (я буду называть героев по именам актеров) не верит ни в какую любовь, ибо уже знает ей цену. Но он не циник. Просто у него здравый аналитический ум и мужественный самостоятельный характер. При этом в большинстве своих жизненных проявлений он порядочен и трудолюбив. Кладезь достоинств. Весьма положительный персонаж.

Он по переписке знакомится с добропорядочной американкой, которая кажется ему вполне пригодной для роли жены. Она молода, но некрасива; небогата, но из приличной семьи. И, как любая женщина, аж рвётся из кружев своего платья, чтоб выйти замуж за любого, кто подвернётся. Антонио не сообщил ей, что богат – чтобы обезопасить себя от возможной меркантильной стервы.

Анжелина солнечным днём приплывает на корабле. При встрече в порту Антонио её не узнаёт. Он удивлён: она – красавица! Она объясняет, что послала ему не свою фотографию, а фото сестры, чтобы обезопасить себя от легкомысленного ловеласа, клюющего на внешность, а не душу. Она демонстрирует в беседе тонкость и иронию. Оказывается, она ещё и умна!

При виде красавицы-умницы Антонио стал легковерен и доверчив, как ребёнок. Он безоговорочно верит всем её словам. В тот же день Анжелина выходит за него замуж. Их венчают в церкви. Ночью в усадьбе она целомудренно ложится спать отдельно. Он сдерживает себя, как истинный джентльмен.

Наконец, она подпускает его к себе. Их близкие отношения становятся страстными. Он её обожает. И предоставляет в её полное распоряжение свою усадьбу, слуг и банковский счёт. Она, как всякая женщина, счастливо купается в роскоши и покупает кучу нарядов. Рай семейного блаженства.

Но тут из Америки приходит письмо, в котором сестра беспокоится, что не получает никаких известий. Анжелина почему-то не хочет писать ответ. Антонио немного удивлён. Жена объясняет, что с сестрой давно плохие отношения. Он настойчиво просит свою супругу быть вежливой. Она пишет. Но почерк другой! Выясняется, что Анжелина не является той женщиной, с которой Антонио переписывался. Та женщина была убита в пути на корабле и сброшена в море, а авантюристка ловко заняла её место.

В усадьбе появляется некий частный детектив, приехавший из Америки. Анжелина, осознав, что тучи сгущаются, сбежала, прихватив заодно деньги мужа. Она оказалось именно той, кого Антонио больше всего опасался – меркантильной стервой.

Сначала он решил просто плюнуть на неё. Но потом вдруг загорелся желанием убить. И бросился в погоню. Но когда настиг беглянку, заключил её в свои объятия. И это не смотря на то, что застал у её дверей богатого поклонника, за которого она собралась замуж, чтобы обобрать.

Вскоре выяснилось, что у Анжелины есть любовник – сообщник, убивший ту женщину, с которой Антонио переписывался. Любовник презирает свою сообщницу и справедливо называет её потаскухой. Но не собирается бросать, ибо хочет содрать ещё денег с Антонио. Причем, оказалось, что детектив из Америки и этот убийца – одно и то же лицо (у детектива усы были приклеены; кстати, здесь в сюжете есть логическая нестыковка). Этот подонок, мучимый ревностью и жадностью, приказывает Анжелине дать мужу отравленный кофе, чтобы унаследовать его богатство. Она готова это охотно исполнить.

Антонио, удачно подслушавший их заговор, взывает к совести Анжелины. Он хочет вытащить жену из грязи. Но она погрязла по уши. Антонио по натуре добр и великодушен. Он в очередной раз даёт Анжелине шанс вернуться в усадьбу и стать нормальной женой. Но ей противна добродетель. Она жаждет развлечений и страстей. Ей нужны поклонники и деньги. Без вранья и воровства она не может. Таков её привычный образ жизни.

Антонио осознал бессмысленность своих стараний. Пристально глядя в «честные» глаза супруги, он демонстративно выпивает отравленный кофе. Он не хочет жить. Умирая, Антонио произносит высокопарный монолог, суть которого сводится к парадоксу: «Ты сволочь, но я тебя люблю!» И чудом остаётся жив (здесь тоже логическая нестыковка, но в жанре мелодраматического триллера такие чудеса допустимы). И тут в Анжелине вспыхивает ответная любовь (что-то мало верится, но таков жанр).

Антонио со второй попытки убивает соперника из пистолета (тут по ходу дела многовато театральщины и нестыковок, но бог с ними). Анжелина отнеслась к убийству любовника вполне спокойно. Она помогает мужу избавиться от трупа. Антонио поражен её хладнокровием и жестокостью. Он понимает, что душа её черна, как сажа. Но прощает ей всё. Страсть сильней рассудка.

Антонио покорно отправляется с Анжелиной в игорные клубы, где она жестами подсказывает мужу, какие карты имеются на руках у игроков. Для Анжелины жульничество – привычное дело. Антонио под её руководством становится карточным шулером, хотя ему, если вдуматься, не нужны деньги. Он делает это ради неё. И втягивается в бессмысленный мерзкий образ жизни.

В конце фильма супруги понимающе улыбаются друг другу. Но это не улыбка счастливой любви. Это радостный оскал двух сообщников, сплочённых убийством, похотью, жадностью, низостью и коварством.

Вот что делает страстная любовь с мужчиной! Превращает благородного человека сначала в похотливого кролика, затем в ревнивого питекантропа, а потом в половую тряпку, об которую меркантильная красотка вытирает ноги.

Печально, но факт

Это случилось в прошлом веке, даже в прошлом тысячелетии. Хотя вроде бы не так уж давно. Да, именно так: эта история имела место быть в 1992 году.

Я летел на аэрофлотовском самолёте «Москва-Париж» и глазел в иллюминатор, чтобы не пялиться на шикарную соседку – молодую кареглазую красотку в бугрящемся свитере и лопающихся джинсах. Её модельная стрижка была подкрашена в призывный рыжевато-палевый цвет. Коралловые губки таили в уголках многообещающую беглую улыбку. Смышленые глаза постреливали из-под длинных ресниц, иногда – в мою сторону. В её яркой внешности чётко проявлялись характерные черты обитателей южных украинских степей и чёрт знает каких буйных кровей.

В ту пору мой брак уже дал изрядную трещину, но я по инерции чувствовал себя абсолютно семейным человеком и поэтому мужественно старался сдерживать свои мужские эмоции в отношении прекрасных представительниц слабого пола.

В обоюдном молчании прошел час. Соседка, разбираемая любопытством, не удержалась: «Вы летите в Париж?» – «Разве самолёт летит в Пекин?» – «Значит, Вы в Париж!» – «В Орсе, это рядом» – «Отдыхать?» – «Работать». – «Кем?» – «Постдоком» – «Это что такое?» – «Должность для новоиспеченного кандидата наук». – «Вы ученый?» – «Биофизик. А Вы?» «Я врач».

Оказалось, что мы закончили в разное время один и тот же московский мединститут, только я учился на биофизика, а она на уролога. Меня интересовала живая клетка, а её – мочеполовая система. Оксана летела к парижской тетке на отдых.

В оживленной беседе о том о сём мы даже не заметили, как долетели. Самолет пошел на снижение. Оксана снова взяла инициативу на себя и предложила обменяться телефонами. Мобильников тогда ещё не было (каменный век!). Она записала мне на бумажке тёткин телефон, а я сообщил ей телефон лаборатории.

Добравшись до Орсе, я встретился с завлабом Жаком, который продемонстрировал мне свои научные владения. Не теряя времени, я тут же, как истинный трудоголик, приступил к подготовке опытов. В конце рабочего дня мне почему-то стала вспоминаться Оксана. Это сильно отвлекало. Я здраво подумал: «Она замужем, я женат. Вопрос исчерпан». Вытащил из кармана бумажку с телефоном, выбросил в мусорную корзину и спокойненько ушел ночевать в студенческий кампус.

Ночью Оксана мне приснилась. Она была прекрасна и плакала навзрыд. Мне стало нестерпимо жаль её. Я приобнял её и поцеловал, но тут же целомудренно остановился: «Стоп. Нет, нельзя». Даже во сне мои бурные эмоции были побеждены холодным мозгом.

Проснувшись утром, я непроизвольно опять стал думать об Оксане. И осознал, что втюрился. Прибежав в лабораторию, я схватил мусорную корзинку, но она оказалась уже пуста.

«Тем лучше», – мысленно сказал я себе, чтобы успокоиться. Но успокоиться не получилось. По-видимому, у меня был дюже унылый вид, ибо Жак спросил: «Что с тобой?» – «Ностальгия», – ответил я, не уточняя.

Весь день я старался отвлечься работой, но навязчивый образ Оксаны настойчиво напоминал мне, какой я кретин. Я стал соображать, как мне Оксану найти. Но огромный Париж не маленький Орсе, шансов – нуль.

Прошло три мучительных дня. Я постоянно вспоминал Оксану и лелеял глупую надежду, что она мне позвонит. Я по нескольку раз в день спрашивал Жака, не звонил ли кто. Он сочувственно смотрел на меня и отрицательно качал головой.

Наваждение не проходило. Как ненормальный, я на что-то надеялся. Понимая абсурдность ситуации, я всё же мысленно заклинал Оксану: «Позвони, позвони, позвони!». И мысль материализовалась.

«Привет! Я кое-как тебя нашла!», – раздался в телефонной трубке её радостный голос. Меня приятно поразило её «ты». Оказалось, что телефон, который я ей записал, был не лабораторный, а директорский. Секретарша директора ничего про меня не знала. Оксана выпросила у неё телефоны всех лабораторий (два десятка!) и висела на проводе три дня, за что получила от тётки капитальный втык.

Вечером я поехал на электричке в Париж. Мы встретились у Эйфелевой башни, так как никаких других парижских достопримечательностей я пока не знал. «Поднимемся?» – предложил я. «Да нет, я уже столько раз была на верху этой башни, что меня от неё начинает уже мутить», – скорчила Оксана гримаску.

Мы пошли куда глаза глядят. Темнело, но на улицах от огней было светло почти как днём. Миновав Пигаль, запруженную нарядными женщинами и прочей мошкарой, мы забрались на Монмартр. Перед нами мирно лежал сверкающий Париж, а над нами торжественно сияли звёзды. Я любовался не столько ими, сколько своей спутницей.

«Ты надолго приехала?», – спросил я. «На две недели» – «А что так мало?» – «Надолго муж не разрешил» – «Так ты замужем?!» – «К сожалению. Перед отъездом мы с мужем поругались. Он вообще не хотел меня отпускать. Ревнивый дурак. А ты женат?» – «Да. Тоже к сожалению». И мы дружно рассмеялись.

Спустившись, мы купили в киоске большую бутыль пива, открыли и стали пить по очереди из горлышка, смеясь, торопясь и обливаясь светлым холодным напитком.

Узнав, что я собираюсь издать книгу, Оксана предложила: «Мой брат, живущий здесь, работает в издательском бизнесе. Он может помочь». Мы расстались в метро. Она поехала к тетке, я – в Орсе. Мы аскетически не дали воли чувствам.

В субботу утром я отправился в Париж на встречу с её братом. Он пришел в условленное место с большим опозданием, явно не выспавшийся и несколько угрюмый и помятый. Он был полной противоположностью своей сестре: худощавый мелкий брюнет со светлыми глазами, римским носом и тонкими губами. «Ты давно знаком с Оксаной?», – первое, что спросил он, глядя на меня исподлобья. «Нет, мы познакомились в самолёте». Узнав о сути моей книги, он потащил меня по каким-то адресам, где с удивительным постоянством либо никого не оказывалось на месте, либо нужный человек был очень занят. Потеряв целый день, я понял, что он принадлежит к той категории неорганизованных обормотов, которые умеют строить грандиозные планы и много обещать, но не умеют ничего делать как следует.

Воскресенье я вдохновенно проводил в лаборатории, тщетно пытаясь не думать об Оксане. Вдруг она позвонила (телепатия?): «Слушай, покажи мне научные приборы и чем ты там занимаешься!» По-женски это означало «да, да, да!». Я позвонил домой Жаку и спросил разрешения на визит посетительницы в лабораторию. Он любезно разрешил и даже предложил посидеть вечерком втроем в кафе; только не сегодня, а лучше завтра.

Назавтра Оксана приехала в Орсе. Я, как павлин, распустил перья, демонстрируя ей синхротрон и спектральные приборы. Она восхищенно хлопала в ладоши и задавала вполне осмысленные вопросы. Она легко схватывала суть ответов и этим окончательно выбила меня из рабочей колеи.

Вошел Жак. Я представил их друг другу. Жак спросил, чем она занимается. Обворожительно улыбаясь, она ответила, что лечит мужские и женские болезни. Жак переспросил, где она это делает. Она кокетливо повела плечами, усмехнулась и сказала, что делает на дому профессиональный массаж. Жак задал ещё пару вопросов и ушел с каким-то многозначительным видом, бросив мне на ходу, что вечером занят и в кафе пойти не сможет.

Вечером, когда мы прогуливались с Оксаной по городку, я кивнул на жилищный кампус: «Я тут живу». «Ты меня приглашаешь?» – «Само собой».

Увидев на вешалке мой полосатый мохеровый шарф, она воскликнула: «Ой, какая прелесть! Такой пушистый, мягкий!» и обмотала себе шею. Я позавидовал своему шарфу. В маленькой комнатке Оксана быстро освоилась, уютно устроилась на диване и включила радиоприёмничек с музыкой.

Я накрыл стол, нарезал колбасу с хлебом, откупорил красное французское вино и наполнил стаканы. «За тебя!» – сказал я, поднимая стакан. «За нас», – эхом отозвалась она и дзынькнула своим стаканом о мой. Мы закусили и выпили ещё. Оксана резко захмелела и ультимативно заявила: «Хочу танцевать!» Вскочила с дивана и стала вертеться, демонстрируя свою аппетитную ладную фигурку. Я любовался ею и сдерживал желание её проглотить. «Какая ты красивая! Совсем не похожа на своего родного брата!» – восхищенно воскликнул я. Оксана смутилась: «Он мне не совсем родной, он двоюродный. Наши мамы – двоюродные сёстры» – «Так значит он не двоюродный, а троюродный – десятая вода на киселе. За такого можно даже замуж выходить», – неосторожно пошутил я. Оксана помрачнела и процедила сквозь зубки: «У него характер хреновый. Целый день бродит по квартире и брюзжит, как старпер». – «Откуда ты взяла, что он весь день брюзжит?» – «Вообще-то я остановилась у него, а не у тётки».

Тут меня наконец-то осенило: он её любовник! В моём мозгу, раскрепощенном алкоголем, в один момент связались все отдельные фактики: замужем, но называет мужа дураком; муж сильно ревнует, наверно не безосновательно; разругалась с ним и уехала в Париж, причем, это уже не в первый раз; делает мужчинам массаж на дому (интересно, чем кончается этот «массаж»?); при мне нахально кокетничала с Жаком; имела множество свиданий у Эйфелевой башни; наврала про «брата», что он брат; живёт у него, а не у тётки. Вывод: моя избранница – шлюха!

Я замер в ступоре. Оксана перестала вертеться, посмотрела на меня пристально, как через оптический прицел, и поняла, что я всё понял. Она выключила музыку и тихо спросила: «Что дальше?» – «Дальше я провожу тебя на электричку».

Мы вышли на улицу и направились к станции. Оксана зябко поёжилась: «Как холодно! Обними меня!» Я слегка приобнял её, чтобы не обидеть. Но по настоящему обнять не мог. Обнять шлюху? Невозможно.

Она зашла в электричку и махнула мне рукой. Я махнул ей.

Назавтра она позвонила: «Я должна вернуть тебе твой шарф» – «Оставь его себе на память».

Вот и вся история. Тут можно было бы поставить точку. Но фокус в том, что в последующие годы со мной произошло ещё восемь подобных историй, суть которых можно сформулировать следующим образом: мне встречается прекрасная женщина, в которую я влюбляюсь до одурения (и вроде бы вижу взаимность), а потом выясняется, что она – лживая шлюха. Почему-то я влюбляюсь только в шлюх. Печально, но факт.