Текст книги "Трансцендентная сингулярность души (сборник)"

Автор книги: Николай Векшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

«Алхимик» Пауло Коэльо

Недавно попалась мне книжка знаменитого бразильского писателя Пауло Коэльо «Алхимик». В аннотации было сказано, что это – самый известный культовый роман-притча, любимая книга миллионов людей во всём мире. В предисловии к русскому изданию автор сообщил, что в течение многих лет читатели-энтузиасты распространяли книгу в России самостоятельно, передавали друг другу в виде самиздата и размещали в Интернете.

Когда я начал читать этот роман, то с первых же страниц подумал, что либо всё вышесказанное – враньё, либо большинство людей во всём мире и нашей стране – примитивные идиоты, либо идиот я сам. Четвёртого не дано.

Попробую привести аргументы в пользу двух первых версий (доказывать третью не хочется). Итак. Что же представляет собой «шедевр мировой литературы»? Это сказочка, даже не сказка. В сказке обычно действуют феерические персонажи и происходят волшебные удивительные события. В сказочках же слоняются никчёмные людишки, страдающие патетическим мелодраматизмом и попадающие в скучные фабульные ситуации.

По названию книги можно было бы подумать, что в ней речь идёт об алхимии. Ничего подобного. Просто один из героев, который звался Англичанин, превратился в другого героя – Алхимика. Вся якобы алхимия, которой он якобы занимался, сводилась к тому, что он якобы искал Философский Камень, Эликсир Бессмертия, Плод Чистой Жизни, Чистую Жизнь, Всеобщий Язык, Душу Мира, Великое Творение и т. д. Все эти и подобные выспренные штампы – с заглавных букв – обильно рассыпаны по тексту. В общем, цели грандиозны. Что реально делалось для их достижения? Для этого Алхимик читал книги, странствовал по миру и общался с юношей по имени Сантьяго. Общение носило, похоже, голубоватый оттенок. Оно было щедро украшено занудными проповедями и убогим морализованием, преимущественно в одностороннем порядке.

Собственно, именно этот Сантьяго и является главным героем сказочки. Чем же занимался этот герой? Он долго пас овец. В сиротливом одиночестве, без женской ласки, как древний пастух Онан. Потом ему это наскучило. И он решил отправиться к Египетским пирамидам, чтобы там найти сказочные сокровища. Но его мучили сомнения, справится ли. И тут он встретил старца-волшебника, который объяснил юноше, что когда во что-то веришь, это непременно сбывается. Главное не сомневаться. Вообще не надо размышлять, не надо взвешивать, не надо ничего знать, а нужно верить в Свою Предначертанную Судьбу (тоже с большой буквы) и фанатично двигаться к цели. И тогда всё свершится, во славу Христа или Аллаха, именно так, как задумано. В принципе, не смотря на махровый идеализм, мысль в чём-то верная. Но, увы, совсем не авторская, не новая, не оригинальная.

Фабула сводится к тому, что после нравоучительных бесед с Алхимиком и скучноватых странствий юноша попадает к пирамидам, находит непонятные сокровища и отправляется назад, чтобы жениться на горячо любимой девушке Фатиме, которую временно оставил, чтобы осуществить Свой Путь.

Но не будем забегать в конец. Давайте сначала обратимся к литературным «достоинствам» романа, к его слогу и фразеологии. Вот для примера несколько характерных цитат, взятых практически наугад. Стр. 16: «Ручей долго молчал и наконец ответил: я плачу по Нарциссу…». Ручей молчал? Ручей плакал? Стр. 20: «Он рассказывал ей (Фатиме) о своих странствиях, и её мавританские глаза то широко открывались, то щурились от удивления». Вообще-то от удивления глаза не щурятся, а наоборот. Что касается странствий, то юноша пас овец, с которыми и странствовал по пастбищам. Много же он в жизни видел! Было о чём рассказать! Стр. 27: «А если когда-нибудь надоест скитаться по морям, к тому времени он узнает другие города, других женщин, другие способы быть счастливым». Юноша-овцевод не стал морским волком, он просто об этом помечтал. И о городах он тоже помечтал. И о других женщинах. Ведь он так любил Фатиму! Чтобы стать счастливым ему померещилось много способов, но не известно, каких. Стр. 41: «Почему ты решил пасти овец? – Потому что люблю бродить по свету». Забавненько. Далеко ли уйдёт странствующий овцевод? Куда он загонит своих овец в конце концов – на пирамиды? Стр. 72: «Не ощущая ни боли, ни муки, ни разочарования, он остановившимся взглядом смотрел в раскрытую дверь харчевни и страстно желал только умереть, мечтая, чтобы всё кончилось в эту минуту раз и навсегда». Что же вызвало в Сантьяго такую боль и муку, что он захотел покончить с жизнью? Да просто хозяин лавки отказал ему дать денег в долг. Согласитесь, что реакция юноши явно не адекватная. Стр.103: «Сантьяго в первые дни тоже пытался читать. Однако потом понял, что куда интересней смотреть по сторонам и слушать шум ветра. Он выбросил книгу – лишняя тяжесть. Впрочем, он по-прежнему был уверен, что стоит лишь открыть книгу, в ней всякий раз найдётся что-нибудь интересное». Ага, когда путешествуешь на верблюде по пустыне, то по сторонам видишь много интересного: барханы, барханы, песок и песок. Когда целыми днями слушаешь шум ветра, это жутко увлекательно. Когда выбрасываешь книгу, потому что верблюду тяжело её нести вместе с наездником, потом можно её, выброшенную, ещё раз почитать. Стр. 124: «Он не мог ни торопиться, ни терять терпение, иначе знаки, которые Господь расставил на его пути, могут так и остаться незамеченными». Ну да, Бог каждому балбесу расставляет знаки, ибо Ему больше нечем заняться. Стр.151: «В самой глубине его существа разливалась странная радость: он умрёт во имя Своей Судьбы. И за Фатиму». Патетический мелодраматизм убивает наповал. Но герой остался жив. Причём, никакой Фатимы рядом с ним не было. Стр.162: «Алхимик, сунувший руку в гнездо змеи, рисковал жизнью, однако лицо его оставалось спокойно». Оказывается, змеи живут в гнёздах. Зачем Алхимик рисковал? Чтобы нарисовать на песке круг, положить туда смертоносную кобру, а затем, поговорив с Сантьяго, разомкнуть круг и выпустить змею на волю. Стр.182: «Сердце рассказало, как куда-то девалось ружьё, которое он утащил у отца; он вполне мог поранить или застрелить себя». Сердце рассказало! Ружьё украл сам, но оно подевалось куда-то. Как можно умудриться поранить и даже застрелить себя из ружья? Разве что вставить ствол в рот и очень постараться дотянуться рукой до курка. Стр.200: «Всё слилось бы в единую Симфонию Мира, если бы Рука, которая написала всё это, остановилась в пятый день Творения». Божественный пассаж. Неясным осталось, что же это за Симфония Мира. Стр.219 (последняя): «Он снова ощутил дуновение ветра. Сантьяго различил в нём знакомый аромат, звук и вкус медленно приближавшегося и наконец осевшего на его губах поцелуя. То был первый поцелуй Фатимы». В ветре – аромат и звук поцелуя, да ещё со вкусом? Если это был первый поцелуй, то почему он – знакомый? Опять неувязочка.

Таких нестыковок в книге – пруд пруди. Логические провалы, жуткий мелодраматизм, идиотская патетика, выспренность фраз и бедность слога, убогость мыслей и пустота смыслов – вот характерные особенности «шедевра». Чего стоят такие перлы как «пирамиды улыбались», «запах пирамид», «хрусталь способствовал успеху», «сочиню книгу», «любовь без обладания», «Изумрудная Скрижаль», «покорить мир», «овладевал искусством пастуха», «пустыня даст ей человека» и т. д. И всё это вперемешку с великими восторгами, невыносимыми страданиями, падениями на колени, громкими рыданиями, безудержными слезами и прочими соплями.

«Какую чушь иногда несут люди», – подумал юноша на 37-й странице книги. А я подумал: «Какую чушь иногда несут авторы». И какой чушью восторгается публика.

Письмо писателю П Е Левину

Дорогой ПЕ!

Не удивляйся, что я обращаюсь к тебе на ты. Я ведь не первый год читаю твои книги про офисный планктон, олигархов, членистоногих и прочих человекообразных насекомых. Ты мне дорог, как хороший приятель, который попал на дорогу, ведущую в никуда. Никто, кроме меня, не скажет тебе по-товарищески честно и откровенно то, что сейчас бухну я.

Не нервничай, потерпи немного, дочитай это открытое письмо до конца. Почему открытое? Потому что ты закрыт и недоступен. Ты спрятался в раковину улитки своего «я». Тебе не нужен никто, даже друзья. Ты самодостаточен и избегаешь назойливых почитателей твоего таланта, нахальных журналюг, завистливых критиков, сладкоголосых подпевал, суетливых телепузиков и гламурной мошкары. Столь активный антипиар стал для тебя своеобразным пиаром.

Ты не вполз на вершину литературного Парнаса, как улитка на гору Фудзи, а взлетел, как богоподобный древнеегипетский ОМОН Ра. Теперь ты сидишь на вершине, свесив зад, и самодовольно усмехаешься. А у подножья Парнаса тебе рукоплещут те, на кого ты справляешь свою литературную нужду. Я не удивлюсь, если тебя вскорости выдвинут на Нобелевскую премию за современный пост-гуманизм. В принципе, ты достоин даже лаврового венка (терновый тебе будет не к лицу).

Твой стиль столь раскован, ироничен и образен, что ему позавидовал бы сам Мастер с большой буквы – М. Булгаков. Да что там Булгаков! Ты переплюнул даже В. Набокова. Не только в том смысле, что не хуже него владеешь изощрённым образным словом, но и в том, что умеешь плевать дальше и метче. Интеллигент Набоков плевал редко и не слишком точно. К примеру, харкнул он в Н. Чернышевского, а попал в своего обожаемого папу, которого изо всех сил старался одеть словесами в белоснежные ангельские одежды.

Впрочем, не буду тут отвлекаться на горячо любимого обоими нами русско-американского классика. Давай лучше поговорим о тебе, вернее – о твоих произведениях, не переходя на личности.

Твоё искусство едко-пародийной слюно-ядовитой п(е)левальности это нечто! Твой черный юмор сделал бы честь таким королям жанра как О'Генри и М. Зощенко, мастерски высмеивавших мещанский дебилизм и бизнес-снобизм. А твоё умение лепить мистику из реальности вообще выше всех похвал, которые я мог бы придумать. Даже Кафка не сумел бы выковырять из глубин своего тараканно-шизофренического мозга столь убедительных фантасмогорических мистерий, как ты.

Когда я читал твой шедевр «Смерть насекомых», то восхищался легкостью слога, динамичностью сюжета и реалистическо-символическим мистицизмом. Вместе с тем, в моей душе, на самом донышке, после прочтения осталось, помимо прочего, неприятное чувство, что в неё малость наср@ли. Извини за грубоватое словцо, но ведь ты сам его кое-где употреблял, причём, в натуральном виде. Все эти твои скарабеи, мухи и комары, пока я про них читал, накакали мне в душу незаметно, дружно и умело.

Сходное ощущение оставалось во мне после многих твоих опусов. К примеру, в «Хрустальном кубе» два юнкера, нюхающие кокаин, лениво останавливают Ленина, стремящегося попасть в Смольный. И этот Ленин, не названный тобой Лениным, но охарактеризованный картавостью и бородкой, вызывает омерзение. Собственно, ты к этому и стремился: показать Ленина отвратительным, беспардонным и лживым. Более того, из ряда «фактов» (в кавычках, ибо ты всегда легко выдумываешь нужные «факты» в угоду своим фантазиям) следует, что Ленин – убийца и грабитель, безжалостно кокнувший самолично на промозглых улочках Петрограда нескольких добропорядочных людей. И не возражай мне, что это – всего лишь наглядная аллегория. Это – ложь. И она не перестаёт быть ложью от того, что ты придал ей фельетонно-гротескный вид. Шокировать читателя неимоверным враньём – вот верный путь к оглушительному литературному успеху. Ты потрясающе убедительный мистификатор. Вместе с тем, твоя ирония и юмор по поводу настырного упорства проникновения Ленина сквозь кордон весьма удачны, особенно – когда пивные бутылки в ящике дзынкнули картаво. Почему П. Е. Левин, шутя, щёлкнул по носу В. И. Ленина? Потому, что историко-литературное хамство стало нынче модно, и можно подобное делать безнаказанно. Современный читатель, не ведающий подлинной истории своей страны, учится ей на твоих мистериях. Браво, коллега! Молодое поколение, воспитанное на жажде денег, дешевых слоганах и вылизывании олигархических задниц, не сомневается, что большевики были бандой уголовников.

Да что там бандит Ленин! У тебя Дарвин в «Сотворении видов» вообще маньяк-извращенец, саморучно убивающий обезьян путём удушения или дубинкочереполомания.

А каков Чапаев в твоём пухлом романе «Чапаев и скукота»? Скукота там есть. А Чапаева нет. Там – странная шизанутая личность, в пустоте, без друзей, вне морали. Может быть, твой Чапаев – психологический автопортрет?

Ты вообще легко используешь известные исторические персоны в своих произведениях в качестве главных героев, ой, не героев, конечно, а ублюдков. Берёшь исторический брэнд (распиаренное имя) и наворачиваешь вокруг него свои мрачноватые идеи и фантасмогорические глюки. Это абсолютно верный способ обеспечить раскрученность и востребованность среди чиновничье-менеджерской аудитории, воспитанной анекдотами, СМИ, интернетом и телевизором. Литературно-исторический скандал – столь же неотъемлемая предпосылка для богатых писательских гонораров, как внематочная беременность для удачного аборта. Грубо сказано? Так ведь это, Виктор, твой стиль.

Впрочем, у каждого известного писателя – свой стиль и свой пиарный конёк. К примеру, разве стал бы Антоша Чехонте великим, ежели бы не ошивался в театральных кулисах, не спал с известными актрисками и не оскандаливался (с шумным треском) со своими убогими пьесками, проваливавшимися на премьерах? Он остался бы столь же безвестным, как, например, Пантелеймон Романов, который, напротив, был прекрасным писателем, но не умел себя подать. А Чехов, холодный и расчётливый, умел. Его душещипательные рассказики (кстати, изложенные довольно бедным слогом) расходились по буржуазным газеткам и журнальчикам, как горячие пирожки с квашеной капустой. Шляясь по публичным домам, Антон Палыч в личной переписке и беседах с приятелями смаковал подробности сексуальных утех с проститутками, но в свои рассказики такие сюжетики не помещал. Он предпочитал самый эффективный пиар: пошлость и гадость из уст в уста.

Прошу прощения, я отвлёкся. Но ведь и ты в своих произведениях любишь сплясать краковяк с загогулиной, поотвлечься на разнообразные философизмы, не имеющие прямого отношения к развитию сюжета. Собственно говоря, по большому счёту, тебе плевать на сюжет и даже на реальность. Главное ведь не о чём, а как и зачем. Реальность, как ни крути, помещается в голове. Сюжет можно состряпать любой, был бы талант сказочника. А сказочник ты отменный.

Ты станешь возражать, что каждый автор имеет право живописать своего литературного героя в том виде, в каком пожелает. Да, имеет, но с одной оговоркой: если этот герой не назван славным именем реально жившего человека. Уж ежели ты взялся за известную историческую персону, то изволь не искажать до неузнаваемости в своём кривом зеркале её биографию. Не опошляй чью-то жизнь своим анекдотом. Тебе бы понравилось, если бы после твоей смерти какой-нибудь беспардонный писателишка выпустил в свет книжонку «П. Е. Левин – незаконнорожденный внук В. И. Ленина»? И в ней он бы убедительно, изящно, лёгким стилем изобразил сюжетец про то, что в Разливе в шалаш к вождю пролетариата прилетала Летучая Мышь, которую тот оплодотворил и от которой родился твой отец, переспавший впоследствии с Дикой Кошкой, которая окотилась младенцем, ставшим впоследствии великим новорусским писателем П. Е. Левиным. Тебя, Виктор, эта гнусная байка привела бы в восхищение? Нет? Значит, даже после смерти не всё тебе будет всё равно (тьфу-тфу-тфу, живи долго!). Итак, сюжет имеет-таки значение.

Повесть «Вавилонская критика масонской мысли» – особая веха в твоём творчестве. Она поразила меня блестящим образным описанием трансформации человеческого труда в эманацию денег. Прекрасное подтверждение теории прибавочной стоимости «Капитала» Маркса, которого ты, увы, не читал, но зато переоткрыл.

«Священная книга обормота» тоже меня позабавила и развлекла, как почти все твои произведения. Впрочем, нет смысла и времени останавливаться на всех.

Давай обратимся к одному из лучших – «Generation Пиз». Начнём с названия (на нём и закончим). Зачем в нём иностранные титры? Чтобы повысить индекс цитирования в западных СМИ (средствах массового извращения)? Или ты просто выпендриваешься? Или то и другое? Я считаю так: дал роману английский заголовок – напиши роман по-английски! Ах, ты не настолько знаешь язык Шекспира, чтобы внятно изложить на нём целую книгу? Тогда не строй из себя Набокова. Увы, тут ты до него не дотянул. Он уж ежели давал англицкое название, то текст писал тоже на английском, причем на таком, что даже тупые американцы зачитывались.

Теперь пару слов о грубости и самоцензуре. Тебе, надеюсь, знакомы из отечественной литературы Андрей Платонов, А. Н. Толстой, Аркадий Гайдар, Константин Симонов, В. П. Астафьев, Чингиз Айтматов? Они достаточно мужественны, по крайней мере, их проза, но никогда, в отличие от тебя, они не использовали мат, тем более – прямо и грубо. Разве кто-нибудь видел в их произведениях слово «хYй»? Никто не видел. И не увидел бы, даже если бы начал разглядывать текст под микроскопом. А ты тычешь этим словцом, как половым органом, на своих страницах читателям прям в нос, наплевав, что многим, особенно читательницам, это будет, по-видимому, не слишком приятно.

Оппонируя мне, ты начнёшь ссылаться на Генри Миллера, первопроходимца в литературном матерщинничестве и глумлении. Но ведь это хYёвый автор (извини за грубое слово, но я стараюсь говорить с тобой на твоём языке). Миллеровский стиль в скандальном «Тропике рака» – рваный и малосвязанный, сюжетики низкопробны, а главный герой убог и вонюч. Конечно, Миллер велик тем, что смело харкнул в морду мерзопакостному капитализму. Книга его более чем честна. Она в свое время была революционна. Некоторые миллеровские фразы остры и точны, как разящая рапира. Но книга его в целом гнусная, грязная и растлительная. Она вся пропитана пошлостью и матерщиной. Ты вслед за ним, конечно, можешь выдвинуть аргумент, что мат и грубость имеют в жизни широкое хождение, не меньшее, чем глупость и пошлость, и что литература просто, как зеркало, отражает то, что есть, включая сточные канавы и сексуальные клоаки.

А я возражу тебе твоими же словами из твоей замечательной книги «Уьзшку М», (транслитер. с твоего англ.), что слово имеет столь великую силу, что преобразует мир. Эта мысль, конечно, стара как мир. Но она означает, в частности, следующее: если писатель выплюнул словесную гадость, то гадость появится в жизни. Не просто появится, она всё заполонит и изгадит. Тут глупо было б сомневаться. Возьмём, к примеру, опять-таки, твой бестселлер «Смерть насекомых». Прошла всего лишь дюжина лет после его выхода в свет. И что? Текст начал материализоваться. Процесс уже пошел! Скоро люди будут превращаться в насекомых. Как только в человеческую ДНК учёные внедрят ген какого-нибудь муравья, процесс станет лавинообразным. Исследователи (чёрт бы побрал их нахальную любознательность!) уже встроили ген скорпиона в ДНК томатов, чтобы плоды не были обглоданы жуками. А мы, человекообразные, жрём эти трансгенные плоды. И что-то скорпионье начинает проявляться в нас. Вот я сейчас жалю тебя критикой, как воинственный Македонский – своего философствующего приятеля, но я не виноват, просто объелся генно-модифицированных помидоров. Кстати, критика и должна быть едкой, даже, пожалуй, ебкой (это словцо вполне в твоём духе; я стараюсь говорить с тобой на твоём диалекте, чтоб до тебя дошло).

Что касается «Уьзшку М», то это великолепный сатирический памфлет на современный московский вампирский бомонд и офисных моллюсков. Этот твой мистический роман, на мой взгляд, превзошел все остальные. Хотя концовка какая-то никакая, в никуда. И ты сам это знаешь. Наверно, к финалу «перо бойца уже увяло».

Не смотря на то, что я отправляю это письмо по чеховски «на деревню дедушке», есть уверенность, что ты его прочтёшь, хотя ты писатель, а не читатель. Рано или поздно когда-нибудь кто-нибудь, измученный завистью к твоему успеху, подсунет его тебе, даст ссылочку. Подсунет злорадно и ловко. Но это не важно. Важно, что письмо всё же достигнет тебя, и ты не сможешь удержаться, чтобы не ознакомиться. Ты ведь любознательный. Кстати, ты вполне бы мог стать учёным, исследователем. Аналитичность мышления – твой сильный козырь.

А если ты всё же не прочтешь это письмо? Ничего страшного. Оно само по себе спонтанно телепатируется к тебе в мозг и материализуется в нём. Ведь я вложил в это письмо изрядный психо-эмоционально-логический заряд, пробивающий не только череп, но даже танковую броню. Спрашивается, а зачем? А затем, чтоб малость тебя образумить.

Ты сейчас возмутишься, поскольку уверен, что образумливать тебя не в чем, ибо твой разум силён. Да, силён, но склонен к шизофреническим раздвоениям и маниям. Именно поэтому ты – чертовски талантливый писатель. Ежели говорить о далеко идущих последствиях твоей писанины, то, к сожалению, они печальны. После твоих книг в людях могут поселяться жуткий пофигизм, мрачный эгоцентризм и пренебрежение к человеческой личности. В некоторых текстах ты сознательно даёшь кодировку на это. Не делай вид, что не понимаешь, о чём речь. Помнишь, к примеру, как в «Бубне заднего мира» ты сначала устраиваешь гипнотический сеанс общефилософских рассуждений, призванный расслабить читателя? А потом резко бьешь читателя под дых кодовыми словами, запускающими в его организме болезнь и смерть! Жестокий и подлый приём. Сколько чувствительных читательских натур могут пострадать!

Но в отношении меня этот приём оказался бессилен. Я, как зеркало, отразил твой коварный выпад и направил его в тебя. Это моё письмо, обращенное к тебе, несёт кодировку твоей гибели. Если ты дочитал письмо до этого места, значит, всё, кердык: тебе осталось жить всего три месяца. Ты сеял смерть. И ты её пожнёшь… Кто пришел с мечом, тот сделает себе харакири.

Ну, что, Виктор, страшновато стало? Ёкнуло? По спине мурашки забегали? А когда ты выпускал из своего нутра ядовитых чёрных змей и словесно жалил ими всех подряд, никого не жалея, ты не думал о последствиях? Я понимаю, что для тебя это был процесс самотерапии: всю гадость и гниль со дна души ты сублимировал в тексты и этим как бы подлечил свой недуг. Но болезнь всё же осталась в тебе. Она разъедает тебя, как опухоль. И так будет до тех пор, пока ты не поймешь, что надо давить гадину в себе, а не выпускать на волю. Только самоочищение может излечить душу и тело.

Я сейчас даю тебе последний шанс. Итак, я убираю кодировку, деактивирую. Я тебя пощадил. По-другому поступить не могу, иначе стану таким же несчастным и недобрым, как ты. Вот так-то, Витя. Теперь всё зависит от тебя…

Живи долго и счастливо. Пиши по-прежнему иронично, остро, язвительно и образно, но – бережно взвешивая слова. И постарайся стать добрей и великодушней.

Что ж, прощай. Считай, что я в письме просто порассуждал (на примере твоего творчества) на избитую тему: о роли литературы в искусстве и жизни.