Текст книги "Партизанское движение в Приморьи. 1918—1922 гг."
Автор книги: Николай Ильюхов
Соавторы: Михаил Титов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Бывало, день и ночь стучит машинка, а стопка газеты растет медленно. Если бы иметь хоть ротатор или еще одну машинку, куда успешнее пошло бы дело, но все это пока оставалось мечтой. Надо удивляться упорству и усидчивости Кл. Ив. Вот она роется в белогвардейских газетах, полученных из Владивостока: тут «Эхо», «Дальневосточное обозрение», «Голос Приморья», «Дальний Восток»; попадаются иногда и харбинские газеты. Перечитывает их Кл. Ив., делает пометки, вырезки для нашей газеты, строчит к ним комментарии и т. д. Наконец перед нами красуется 50, а иногда и более номеров «Революционного партизана» – так называлось это первое, горячо любимое детище. За рассылкой дело не стало. И летит наша газета к бойцам в разные отряды. Жадно впиваются глаза чтеца-партизана в каждое слово. Вокруг него сгрудился десяток-полтора других партизан. С полуоткрытым ртом и напряженным вниманием ловят каждое слово. Вдруг взрыв смеха и целый поток реплик и острот со всех сторон. В чем дело? Оказывается, читают о том, как какое-нибудь «Дальневосточное обозрение» сообщает «о поражении, нанесенном сучанским партизанам», «о расстрелянных пленных», «о бандитах, сдавшихся на милость победителей». Смех… Перечитывается снова, и снова веселье. Любили партизаны читать и слушать такие сообщения, «достоверно» передаваемые белогвардейской печатью. А вот – иная аудитория. Сельская сходка. Хата полна. Накурено. Гуторят крестьяне о разных делах. Председатель объявляет собранию, что будет зачитана газета Ревштаба. Галдеж смолкает. Речитативом читается передовая; скучновато, не всеми ясно понимается. Но вот перешли к хронике и к отделу «Из газет». Тут повторяется та же картина, что и в отряде. Реплики, замечания. Каждый выражает свои мысли по-своему.
«Революционный партизан» быстро привился среди читателей. Здесь каждый находил свое родное, понятное и близкое. Идейно-политическое направление газеты было насыщено лозунгами, призывающими к борьбе за власть советов, за власть рабочих и крестьян. Эти лозунги красовались в заголовке каждого номера газеты. Боевизм и порыв к решительной борьбе были заложены в газете. В сохранившемся у нас третьем номере «Революционного партизана» в виде эпиграфа помещено следующее призывное четверостишье:
Мы не уступим, мы не устанем,
Мы дружно станем, как грозный вал,
И на призывы мятежных братьев
Мы всех поднимем, кто духом пал.
Круг корреспондентов-сотрудников газеты был сначала очень незначителен, но постепенно он нарастал. Партизаны начали присылать свои корявые статейки; появились робкие, неуклюжие стихи, сочиненные ими же и отражавшие дух времени. Деревня вообще горазда до поэзии, и во все времена она умела отразить в своих частушках особенности каждого момента своей жизни. Партизан стал теперь весьма популярной фигурой деревни, и о нем шла речь, что называется, в песнях и сказках. Вот начало одной из многочисленных частушек:
Весь присылаемый партизанами материал пересматривался, подправлялся и, если можно было, шел в печать. Заголовок первых номеров писался от руки, но потом наш резчик Ганя Лисовой, пролив семь потов, преподнес редакции подарок – деревянное клише с названием газеты.
Организация Ревштаба и дальнейшие успехи партизан были сигналом для рабочих города. Если до этого приток городских сил в партотряды был крайне скромен в силу того, что города довольно скептически смотрели на крестьянские восстания и плохо верили в успех дела, то теперь Ревштаб стал показателем широкого движения, глубоко охватившего крестьянство. С другой стороны, усиливающиеся репрессии в городах, облавы на молодежь с целью поставить ее под ружье, аресты, расправы, вообще весь удушливый смрад колчаковской реакции заставляли рабочих искать выход из несносных условий жизни. В марте-апреле к нам рекой потянулись матросы и рабочие не только из Владивостока, но и из других рабочих центров, каменноугольных копей и железной дороги. Партизанство стало единственной возможностью для открытой вооруженной борьбы с противником. Актуальное значение этому вопросу придавала и передовая учащаяся молодежь города, так или иначе связавшая себя с революцией. С рабочими и матросами из Владивостока к нам пришли через сопки, по малодоступным тропам, новые молодые силы. Здесь были: Игорь Сибирцев, Андрей Попов, Саша Булыга (Фадеев), Нерезов, Седойкин, Зюк-Дольников, Шафир, Проноза-Судаков и ряд других товарищей. До этого вместе с Иваном Харитоновым прибыла Тамара Головнина, причем они приехали из города под видом кооперативных инструкторов. Теперь уже музыка пошла не та. Эти молодые силы с кипучей энергией и энтузиазмом накинулись на агитационно-пропагандистскую работу. Газета расширилась в размере (ее теперь назвали «Вестник партизана»), стала живей, содержательней. Появился даже особый литературно-художественный отдел, где печатались стихи и рассказы, преимущественно произведения этой молодежи, причем выделялись своей красочностью и художественностью стихи поэта-самородка долины Сучана – Кости Рослого. Кстати, его фамилия совершенно не гармонировала с его внешностью. Этот лядащий, сутулый, скобкообразный, белобрысый Костя с ранних лет писал стихи; у него есть масса народных сказок, легенд и былин, написанных в легкой и изящной форме. Не преувеличивая, можно сказать, что его дарованию могли бы позавидовать многие и многие из современных столичных писателей. Написанная им «ода» о партизанстве нами не раз с затаенным дыханием была прослушана в его же неподражаемой декламации. Этот любимец бойцов, этот весельчак и теперь крестьянствует на полях родного Сучана [9]9
С большой скорбью мы узнали о гибели любимого Кости Рослого, утонувшего в Охотском море во время шторма.
[Закрыть]. Писал в нашей газете и Николай Хренов, молодой учитель, направлявший тогда стези свои по футуристической дорожке. Партизанам нравились его «заковырки и вычуры», как они говорили.
На еще более широкую ногу удалось поставить печатное дело после удачно сделанного налета на завод Пьянкова, в результате чего Ревштаб обогатился восемью хорошими пишущими машинами, лентами к ним, копировальной и писчей бумагой. Дело информации и пропаганды значительно шагнуло вперед. При всех недочетах вольных и невольных, какими страдал «Вестник партизана», он все же оказал нам огромнейшую услугу в деле разъяснения и закрепления лозунгов, под которыми шла борьба, помог очистить от излишней обывательской плесени сознание широких крестьянских масс, создавал нужное настроение; через него организовывались бойцы и все население, укреплялась революционная дисциплина; он освещал также, хотя и в небольшой степени, положение дел в РСФСР и пробуждение рабочих в других странах. Это был маленький светильник, проливающий свет в глухую пору нависших темных туч реакции, и без такого освещения борьба была бы обречена на большие неудачи.
Если раньше для развития движения нехватало, помимо прочего, живых пропагандистских сил, то с приходом владивостокской молодежи этот пробел был значительно заполнен. Ревштаб немедля разослал прибывших товарищей по всем весям Приморья, в такие отдаленные и глухие уголки, где революцией и не пахло, где жизнь не была еще затронута происходившими событиями и где крестьяне о них слыхали лишь краем уха. Перевалили агитаторы и в соседние уезды, с которыми у нас были чрезвычайно слабые связи и мы имели мало данных о положении дел у них. Движение крестьянства в Никольско-уссурийском и Иманском уездах в своем развитии значительно отстало от Ольгинского уезда: в этих районах оно стало заметным лишь весной. Вообще, чем дальше лежал район от железной дороги, каменноугольных копей и других экономических факторов, т. е. чем больше он был удален от пунктов, где концентрировались рабочие – носители революционных настроений, тем больше сказывались деревенский консерватизм и инертность крестьянства; кроме того, здесь контингент «стодесятинников» был больше, – вот причины более медленного нарастания движения и более позднего приобщения к вооруженному восстанию населения этих уездов Приморья. Не меньшую роль в этом торможении революционного движения играло, очевидно, и то обстоятельство, что там, где не было рабочих центров и было менее революционно настроенное крестьянство, там мало осело и революционных работников, укрывавшихся от всевидящего ока колчаковских контр-разведчиков после падения советов на Дальнем Востоке. В Иманском уезде организатором движения были учитель Думкин-Морозов (в партизанстве Морозов) и бывший эмигрант Гурко, а в Никольско-уссурийском районе мы знали только тт. Степаненко и Туманова; партизанскими гнездами последних были селения Ивановка и главным образом Анучино. В названные два района и были преимущественно направлены наши пропагандисты и работники вообще. Другая часть пошла по Ольгинскому уезду – с информационными целями по восставшим волостям, а также с целью поднять на борьбу не втянутые до сих пор села Петровской долины; оттуда, вскоре после удачно проведенной работы, явилась в распоряжение сучанского отряда вновь сформировавшаяся группа партизан в числе около 50 вооруженных бойцов во главе с посланными Ревштабом тт. Тамарой Головниной, Григорием Пронозой, Иваном Харитоновым и др. Ново-литовская волость довольно радушно приняла наших ребят. Старики, старухи, жены с полной готовностью провожали своих детей и мужей, набивали их заплечные сумки «жратвой» и давали для передачи другим партизанам полотенца, рубахи, портянки и прочие необходимые для бойца вещи. Важно отметить, что с этой группой в партизанские отряды влились два учителя: Самойленко (по-партизански Салов), погибший от белых, и Татаринов. Оба вскоре получили от Ревштаба назначение на командные должности и до конца были активными работниками. Первая группа, ушедшая в соседние уезды, влилась в действовавшие там отряды и фактически послужила звеном, связывающим разрозненные до того времени партизанские районы. Влияние Ольгинского ревштаба теперь выходило уже далеко за пределы уезда, распространяясь фактически на все движение в Приморской области.
Нужно остановиться еще на партизанской работе на северной окраине Ольгинского уезда, где действовали по прибрежью несколько партизанских отрядов, направляя свои силы главным образом на г. Ольгу и Тетюхе; сюда на пароходах морем часто приезжали отряды белых и японцев, и с ними-то партизаны вели ожесточенную борьбу. Ольга не раз была обстреляна из артиллерии с моря, когда партизаны не допускали в нее белых. Исторически в этом районе движение сложилось так. Вспыхнуло оно вскоре после того, как на Сучане прогремели первые боевые схватки с колчаковцами: это было эхо, отозвавшееся на дальнем севере, в районе серебряно-свинцовых рудников в Тетюхе, где, хотя в небольшом количестве, но имелись рабочие. Кроме того, в этой северной прибрежной полосе живет чрезвычайно бедное крестьянство, которому почти никогда нехватало своих продуктов до нового урожая, и оно перебивалось на ссудах и субсидиях. Вот здесь-то во Владимиро-Мономаховке и Тетюхе и был сорганизован партизанский отряд под руководством тт. Сержанта и Шуббо; находившаяся в Тетюхе колчаковская милиция, мешавшая организации партотряда, была арестована. Отряд этот ушел затем на помощь отряду т. Глазкова, который вел борьбу за освобождение города Ольги, где колчаковцы успели свить себе разбойничье гнездо. Объединенным отрядам удалось общими усилиями дать колчаковцам потасовку, после которой последние, разместившись на пароходах, обстреляли с моря город и, не солоно хлебавши, уплыли во Владивосток. Эти отряды и далее на севере очистили все пункты, где ушкуйничала правительственная милиция, в частности б. Императорскую Гавань. За это время они имели здесь несколько удачных боев, препятствуя десантам белых и японцев высадиться на берег. В апреле отряды перешли в Сучанскую долину, где неоднократно участвовали в боях за очищение Сучанской железнодорожной ветки от белых и интервенционных гарнизонов.
Достигнув связи со всеми партизанскими отрядами, действовавшими в Приморьи, Ревштаб поставил перед собою новую задачу – организовать областной руководящий партизанский центр, местонахождение которого предположено было в зоне Никольско-уссурийского и Иманского уездов, более Ольгинского нуждавшихся в организационном руководстве. Ревштаб постановил созвать съезд представителей партизанских отрядов, оперировавших во всех уездах, с тем, чтобы обсудить, каким образом связать партизанское движение всей области воедино и создать в тылу правителя Колчака и наместника Дальнего Востока ген. Иванова-Ринова сплошной гражданский фронт, т. е. весь тыл их превратить в боевой лагерь, куда они должны были бросать свои и без того тощие силы. В конце апреля, заручившись согласием всех партизанских отрядов других уездов, Ревштаб решил созвать областной партизанский съезд в Анучине, куда и были командированы тт. Иванов, Харитонов, Бабарыкин – видные работники Ольгинского ревштаба. Съезд состоялся в начале мая при участии 18 человек, преимущественно командированных партизанскими отрядами Приморья. Результатом работ его было избрание Областного революционного комитета. Председателем нового Ревкома был избран Ив. Вас. Харитонов, а в состав его вошли Павел Бабарыкин, затем анучинский крестьянин Белкин и от Владивостокского парткома Адольф Крастин. Съезд выделил 2—3 человека для посылки в Хабаровский район и Амурскую губернию, чтобы иметь связь с действующими там партизанскими отрядами; кроме того, имелось в виду получить оттуда часть средств, по слухам переданных первым советским правительством Д. В. Краснощекова организаторам революционной борьбы. Насколько были основательны эти слухи о средствах и какова была судьба товарищей, посланных за сотни и тысячи верст по тайге и сопкам, нам не позволили установить новые нагрянувшие летом по всей Приморской области события в связи с решительной схваткой всех повстанческих сил с русскими и интервенционными войсками.
Резиденция Областного ревкома в 1919 году.
Цели и задачи нового Облревкома были в сущности те же, что и у Ольгинского ревштаба, лишь масштаб их простирался на всю область. Структура Ревкома должна была быть, собственно говоря, копией Ольгинского ревштаба, но нужно сказать прямо, что новорожденный Ревком оказался не совсем полнокровным и мощным. По существу это был преждевременный плод от не вполне созревшего в значительной своей части (Никольско-уссурийский и Иманский уезды) партизанского движения, с одной стороны, и труднейших объективных условий для работы – с другой. Мы не хотим этого затушевывать. Трудности, перед которыми предстал Облревком с первых же дней своей деятельности, заключались в условиях связи. Приморская область, как и все дальневосточные области, представляет собою огромнейшую территорию, слабо заселенную, с громадными массивами лесов, тайгой, при отсутствии хоть сколько-нибудь сносных путей сообщения. Так, наш уездный центр находился в 3—4 днях пути от Анучина по таежной тропе, идущей через реки, лесные дебри и высокие горы. Даже лошади порожняком трудно проходили по этим тропам. Эти центры мы все-таки связали телефонной и телеграфной линиями. Не лучше дело обстояло и в отношении условий связи с другими повстанческими участками. Кроме того, дни Ревкома были недолговечны еще и вот почему. Противник чуял, что в области крестьянство и рабочие совсем выпряглись из оглобель; бешеным потоком разрастающееся движение не только не давало белогвардейцам показать носа в деревню, но и стало угрожать непосредственной опасностью городам, где на гнилых тронах восседали гг. «наместники» со своей «шатией». У них оставалось одно: или признать свое бессилие перед восставшими, или же еще попытаться показать, что у них есть «порох в пороховницах». Избрав последнее, враги в июне начинают копошиться, усиленно бьют челом перед «самураями» и «янки» и под прикрытием этих нянюшек делают новые налеты на партизанские районы – с переменным впрочем успехом для обеих сторон. Это – одно из главнейших и решающих условий, которые не дали дозреть и набраться полных соков и сил вновь созданному Областному революционному комитету. Все же нельзя не указать на то, что Облревком проделал большую работу в деле вовлечения новых масс населения в партотряды, организационно усилил их и одержал с ними ряд побед над противником, что заметно подняло революционный дух отрядов и их уверенность в собственных силах. Так например, под руководством члена Облревкома т. Белкина и при участии остальных его членов партотряды этих двух районов дали хорошую потасовку белым под Яковлевкой и Ивановкой, а на станции Ипполитовка Уссурийской железной дороги разбили и поголовно уничтожили японский отряд численностью в две роты.
ГЛАВА VIII.
Неудачная попытка белых к высадке десанта. – Эскадра союзников атакует партизан. – Находкинские бои.
Итак, непосредственной целью организации Революционного штаба и собирания сил явилось желание возможно быстрее изгнать из Сучана карательные отряды белогвардейцев и очищение всего южного Приморья от враждебных нам сил, чтобы на более широкой основе развернуть партизанское движение и создать прямую дорогу к Владивостоку, этой командной высоте контр-революции. Первым и самым трудным делом в выполнении этого плана являлось овладение сел. Владимиро-Александровкой и вообще завоевание Сучана. На одном из заседаний Ревштаба было поручено командующему партотрядами т. Ильюхову разработать оперативный план и срочно приступить к боевым действиям. 6 марта все партизанские силы повели наступление в направлении Владимировки. Без боя противник оставил сначала село Перятино, затем Унаши, Екатериновку и Голубовку и укрепился во Владимировке. Он быстро начал возводить окопы на улицах, на сопках, обволакиваться густой цепью проволочных заграждений, устраивать блиндажи, покрывать деревни целым лабиринтом ходов для сообщения. Для этих фортификационных работ было мобилизовано все население, все живое; видимо враг готовился к самой упорной обороне своего единственного теперь опорного пункта. При такой ситуации мы, не имея артиллерии и пулеметов, не хотели итти напролом на замуровавшегося противника и решили попытаться взять деревню внезапно – после того, как силы колчаковцев будут подорваны нашими частичными операциями и блокадой. Унаши занял ольгинский отряд в 250 чел. под руководством т. Глазкова, а деревни Екатериновку, Голубовку и бухту Находку (откуда ожидалось подкрепление белым из Владивостока) сучанский отряд в 600—700 штыков под командой Либкнехта. Силы белых определялись примерно в 1 200 чел.; командовал ими ген. Волков – герой разгона эсеро-кадетского коалиционного «Всероссийского временного правительства», без сколько-нибудь существенного сопротивления уступившего место адмиралу Колчаку. Таким образом Владимировка превратилась в крепость, осажденную со всех сторон партизанами и лишенную возможности связаться с Сучанскими рудниками и Владивостоком. Началась длительная и упорная борьба. Партизаны со всех сторон каждую ночь нападали на заставы противника, на дома, занятые колчаковцами, не давали ни минуты покоя обороняющимся, держа их в страхе и трепете. Так продолжалось 8 труднейших, бессонных суток. Для того чтобы определить настроение белых, мы включились в телеграфную линию и от имени начальника американского гарнизона на Сучанских рудниках начали вести с ними разговор по прямому проводу. Разговор состоял примерно в следующем. Мы называем фамилию американского начальника Пендельтона и вежливо, с нотками сочувствия, спрашиваем начальника белых:
– Верны ли наши сведения, полученные частным путем, о том, что партизаны обложили со всех сторон Владимировку, лишили связи господина ген. Волкова с правительственными войсками и ген. Ивановым-Риновым?
Начальник штаба белых отвечает:
– Да.
«П о л к о в н и к П е н д е л ь т о н»: Есть ли у вас уверенность в том, что господин ген. Волков сможет самостоятельно восстановить эту связь, чтобы получить поддержку извне и разрушить партизанскую блокаду?
О т в е т: Трудно сказать, но такой уверенности мы все же не теряем.
В о п р о с: Не могу ли я надеяться на счастливый для нашей армии случай, чтобы помочь уважаемому генералу?
О т в е т: Я об этом доложу, лично же думаю, что генерал будет рад вашему предложению и поспешит выразить свою сердечную благодарность вашей доблестной армии.
В о п р о с: А известно ли вам, подлец, что это говорят красные партизаны, что вы непредусмотрительно разболтали ваши секреты о вашем отчаянии?
О т в е т: Негодяи!
С н а ш е й с т о р о н ы: Да здравствует социалистическая революция! Привет солдатам, смерть офицерам!
О т в е т – нецензурные слова, поток ругательств.
Вскоре мы наладили телеграфную связь с гарнизоном белых, и беспрестанно партизаны вели с колчаковцами разговоры, которые всегда заканчивались самыми отборными ругательствами. Белые тоже охотно вызывали нас по телефону, пока ген. Волков не запретил этого оригинального удовольствия. На 9-й день осады ночью ген. Волков с группой офицеров «перихитрил» нас и по лесной тропе бежал во Владивосток, оставив своих молодцов без него, «столь ценного для родины патриота», переживать трепет перед опасностью. 17 марта мы сняли свои силы в районе бухты Находка, стянули их в Екатериновку и на рассвете повели наступление на белогвардейские укрепления. Однако, несмотря на бессонные ночи и 9-дневное напряжение сил, белые оказали упорное сопротивление и нашу атаку отбили. Ночью мы собирались вновь атаковать позиции противника, но в течение дня картина резко изменилась.
Наши наблюдательные посты, расставленные на сопках у берега моря, донесли, что на горизонте появился морской отряд из 4 судов, который приближался к бухте Находка. Мы быстро мобилизовали крестьянские подводы и двинули весь сучанский отряд к берегу для оказания сопротивления высадке десанта. Ольгинский отряд должен был удерживать за собой села Унаши, Екатериновку и Голубовку и дорогу, соединяющую Владимировку с Находкой, не допуская ни под каким видом выступления владимирского гарнизона белых на помощь десанту. Инициатива наступления таким образом перешла в руки врага, а мы должны были теперь обороняться. Часа через два наблюдатели донесли, что в море заметно приближение к нам еще трех судов. Обстановка складывалась не совсем благоприятно для нас. Не доходя полуверсты до берега, три судна остановились и начали выгружать в лодки войска. Остальные четыре судна расположились на флангах и приняли боевой порядок. Мы, развернув свои цепи, заняли удобные позиции по берегу и, затаив дыхание, ждали приближения целой стаи лодок, битком нагруженных солдатами. Лодки осторожно подходят всё ближе и ближе. Подпустив их на расстояние 800—1000 шагов, партизанская цепь открыла дружный огонь. В лодках поднялся беспорядочный крик солдат, сливавшийся с командой офицеров, видимо тоже растерявшихся от неожиданной встречи. Несколько минут десант не мог привести себя в порядок; наконец послышалась ответная нестройная стрельба, и… лодки круто стали поворачивать, направляясь назад. С судов наконец загрохотали орудия, но момент уже был упущен. Десант был отбит.
Спустя два часа стала усиливаться артиллерийская пальба по нашим цепям. Ясно, что она была рассчитана на подготовку к новой попытке высадить десант. В действительности так и случилось. Снова мы видим посадку войск в лодки, снова плывут они, растянувшись в один ряд, теперь уже, очевидно, с твердым решением произвести высадку вопреки сопротивлению партизан. Повторилась такая же картина боя, только более упорного с обеих сторон и продолжавшегося около полутора часа. Партизаны сидели в скалах крутого морского берега и, укрываясь от огня неприятеля, метко разили колчаковцев, прятавшихся за борта своих лодок. Десант снова не выдержал и вернулся на суда. Артиллерийский огонь, бешено развитый со всех семи судов, не мог повлиять на исход боя, и незначительная по сравнению с подавляющей силой противника кучка партизан громко и весело торжествовала вторую победу.
Вечер и ночь прошли благополучно. Рано утром в облаках морского тумана наши наблюдатели заметили приближение новых двух судов – одного японского, другого американского. Цепь партизан, пролежавшая на своей позиции уже около суток, с гордостью встретила появление этих судов. И в самом деле, было чем гордиться: целая эскадра оказывается бессильной, не может ничего сделать, чтобы выручить владимировский гарнизон белогвардейцев, с нетерпением ожидающих помощи со стороны моря. Каково же сейчас самочувствие правительства во Владивостоке, каково после этого будет представление его о наших силах! «Ребята, не сдавать позиции, будем бороться до последнего патрона», – заговорили партизаны. В действительности, конечно, никто и не намерен был сдаваться, и этот призыв многие встретили даже с некоторой обидой: «Ясно, не сдаваться, какие же тут разговоры… Запевай: „Смело, товарищи, в ногу“». А суда интервентов между тем приближались. Орудия стали усиливать пальбу, били то по нашим цепям, то, ожесточаясь, переносили свой прицел на деревни Голубовку и Екатериновку, расположенные в 10—12 верстах от берега. Наконец все суда соединились, и стрельба прекратилась; около часа, видимо, шли переговоры о согласованном плане действия. Затем орудия опять возобновили свою работу. Наступал критический момент. С судов снова стали высаживаться на лодки войска. Трудность для противника попрежнему состояла в том, что основную тяжесть нашего сопротивления должны были нести лодки. Пулеметный огонь в виду дальности расстояния не представлял для нас опасности и больше поднимал дух наших бойцов, нежели давал преимущества противнику. Артиллерия же беспорядочно била по всей территории боя и не могла никак нащупать нашей цепи. В результате бой делался очень шумным, внешне интенсивным, но почти безрезультатным для нападающей стороны. Зато положение партизан было превосходное: их цепи стреляли по лодкам на очень близком расстоянии и с большой вероятностью попадания. Вот почему и эта третья попытка к высадке десанта потерпела неудачу.
Трое суток почти без сна, упорно и стойко партизаны сучанского отряда удерживали свои позиции, разбивая все попытки врага взять берег и произвести высадку, чтобы выручить из тяжелого состояния владимировский гарнизон; трое суток шла без перерыва артиллерийская канонада, время от времени подкрепляемая пулеметным и ружейным огнем с обеих сторон. Весть о таком успехе партизан разнеслась по всем уголкам области. Ревштаб слал нам свои воззвания с выражением восхищения поведением своих бойцов и призывая продолжать оборону. Крестьяне на сходах выносили такого же характера резолюции с обещанием сделать со своей стороны все возможное для оказания помощи своим сыновьям и братьям. Партизаны ликовали, гордясь столь неожиданным успехом (кто же из нас мог надеяться, что мы сумеем так долго держаться против целой эскадры контр-революции!).
Наконец противник, собрав все свои силы, даже матросов с пароходов, двинулся с небывалым за все эти три дня упорством и выбил нас из нашей засады. Патроны были на исходе; поэтому решено было отступить. В течение всего пути от бухты Находка до Екатериновки, куда мы стягивали свои силы, шел бой: наш арьергард не давал возможности противнику форсировать свой натиск. Артиллерия теперь уже била прямо по равнине, где, как на ладони, были видны судам наши цепи. В этот момент получили шрапнельные ранения, первые за все время обороны, три партизана. В Екатериновке сучанский отряд получил подкрепление в 80 штыков новых бойцов, прибывших во главе с неутомимым нашим агитатором «Макар Макаровичем» – псевдоним Тамары Головниной, месяц тому назад отправленной Ревштабом в нетронутую доселе восстанием Душкинскую волость для организации крестьянства. Однако в Екатериновке дать бой было невыгодно по тем соображениям, что наши силы (сучанский и ольгинский отряды) не могли по географическим условиям объединиться и составить компактную массу для серьезного сопротивления: между селением Унаши, где стоял ольгинский отряд, и Екатериновкой лежит большой горный хребет, и протекает река, разрывающая их на два самостоятельные участка. Место боя поэтому перенесли под деревню Перятино, где были во всех отношениях выгодные позиции. Партизаны, упоенные успехами, не хотели отступать и требовали от командиров оказать сопротивление под Екатериновкой, не обращая внимания на все доводы. С неудовольствием они подчинились приказу об отступлении. 21 марта мы отошли в Перятино, а высадившийся десант, состоявший, как потом выяснилось, из морских стрелков и школы гардемаринов, «красы и гордости» владивостокской контр-революции, в числе 1500 человек занял Владимировку и соединился с гарнизоном, находившимся около полумесяца в окружении партизан. Мы ожидали наступления. Однако колчаковцы, испытавшие находкинский бой, где им в течение трех дней не мало пришлось понервничать, не проявляли, несмотря на превосходство своих сил, особой решительности и пока не готовились итти против нас. Так мы стояли друг против друга около двух недель, ограничиваясь лишь мелкими, хотя и частыми, стычками разведчиков.
