Текст книги "Немногое о многом (СИ)"

Автор книги: Николай Шаповал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Шаповал Николай Иванович
Немногое о многом

.

НЕМНОГОЕ О МНОГОМ.

Европе править миром,

потухший старый свет,

отцвела цветком пустышкой,

обронив нарядный цвет.

Пустив марксизм идейный,

фашизма кровавый след,

а тот пополз по миру

ходячий старый змий.

***

"Если из политики Запада убрать всю ложь,

то это не значит, что останется только правда,

может вообще ничего не остаться".

–

Гору долларов Барак Абама напечатал

и расплатился за китайский шёлк.

–

Одряхлев от старости, со всего мира

возвратились доллары домой,

проглотив в стране всё золото,

разорив господ.

Черновик.

Из цикла "Как это было".

Светлой памяти...

чернобыльцу, афганцу,

офицеру-однополчанину

Николаю Ковальчуку

посвящается.

Гончаровское – Афган.

Афган – Гончаровское.

Гончаровское – Чернобыль.

Чернобыль – Конотоп.

Конотоп – Брянск – Луга.

***

В белом стиле пойдёт рассказ,

тяжко на душе,

не до рифмы мне сейчас.

***

ДЕРЖИТЕСЬ БЛИЖЕ К ЖИЗНИ!

Под звуки траурных мелодий,

салюта залпов, шум берёз,

стою я молча у могилы

с тоской в душе от горьких слёз.

Потерял я друга -

ему жить да жить – была заслуга,

Афган, Чернобыль под огнём -

прошёл я с ним, прошёл вдвоём.

Жена усопшего рыдала -

печаль, тоску мне нагоняла,

зазвенел о гроб и мой пятак -

плач нарушил звон лопат.

На могиле горой венки, цветы -

вокруг могилы ландыши.

За потерю жизни с рентгенами в бою

я чарку поднял горькую

за упокой души.

«Прощай, товарищ боевой!» -

друзья прощаются с тобой,

с афганской пылью и рентгеном

нашёл в земле ты свой покой.

Сроднил Афган тебя со мной,

ты ближе мне, чем брат родной,

ратный труд твой был велик -

белокровием разбит.

Всем смертям, врагам назло,

нам в Афгане повезло,

а рентгенами Чернобыль -

здоровье, жизнь твою угробил.

У чиновника к чернобыльцам,

к их болезням – одно условие,

у врача – один ответ.

Откуда белокровие?

Почему? Потерян иммунитет?

О Чернобыле, о радиации,

о друзьях, товарищах

мне тяжко вспоминать -

за ликвидаторов обидно,

хочу я правду знать,

а за льготы стыдно.

В посёлке Гончаровское

я службу проходил,

когда вулканом смерти

Чернобыль задымил.

СЛУЖБА РАТНАЯ.

Почётно и ответственно

офицером быть,

дабы страну достойно

и с честью защитить.

Служил я в Забайкалье,

служил я в Закавказье,

в Прибалтике и в Молдавии,

в Гончаровске и в Германии.

Прошёл я через Орск,

протопал я Свердловск,

но ближе мне, роднее -

посёлок Гончаровск.

Посёлок Гончаровский -

военный городок,

окоп копай, траншею -

везде один песок.

В лесу ты заблудился,

попал на полигон,

сегодня там учения -

земля дрожит кругом.

Полесье, междуречье -

река Днепр, река Десна.

Край лесистый -

ольха, берёза, ель, сосна.

В лесу – земляника и малина,

и опята и маслята.

Песчаный пляж, река Десна,

сосновый воздух и тишина.

В лесу рядом – поляна Красная,

любима всеми – долгожданная.

Офицерам танкистам

погоны, звёзды замочила,

должность, звание дала.

А однажды...

были дела-а!.. дела!

Ночку буйно не спала -

генерала родила.

Борьба за трезвость -

Горбачёва власть-напасть,

сверху власти приказали -

поляну Красную вспахали.

Люди нынче говорят,

городок стал намного краше,

грибов, ягод стало больше,

посёлок просто не узнать?

Давно я не был там,

душа так тоскует

по своим родным, знакомым,

по грибным и ягодным местам.

Собраться вместе нам -

служивым надо бы.

Но где? Когда?

На нашем ратном,

тернистом, воинском пути

я уверен, лучше Гончаровска

места не найти.

Надо нам, друзья-однополчане...

Вспомнить службу ратную,

вспомнить прошедшие года.

Увидеть знакомые, дорогие лица,

узнать какие нынче

у каждого дела.

Пройтись бы вместе, как бывало,

по улице Танкистов,

зайти бы в КЭЧ,

по улице Артиллеристов.

Спуститься ниже.

Посидеть бы, помечтать

под ивой у пруда.

Пройтись бы чистым лесом,

вспомнить подзабытые места.

Года безжалостно бегут!

Их не остановить и не вернуть!

Эх! Года!.. Года!

Приехать надо в Гончаровское.

Былое вспомнить!

Надежду не теряю никогда.

Кстати, в 30-верстах от Гончаровска

АЭС, Чернобыль.

Никто не думал, что атом мирный,

нам принесёт такую боль.

АРМЕЙСКАЯ «ТРЕВОГА!»

Предмайским ранним утром

поспать бы крепким сном,

но сигнал "Тревога" поднял -

судьбе моей назло,

обдал горячим дыханьем-потом

и топаньем сапог

и как пылинку ветром

нас в пекло понесло.

Проверить боеготовность

перед праздником,

устоявшую традицию армейскую

знали мы давно.

Вставало солнце в лесу сосновом,

лучом светило мне в окно.

Парк боевых машин,

дежурный по техническому парку

капитан Хатынь:

"Боксы не вскрывать!

Всем перед КТП под тополями

командира ждать!"

Слишком долго

от безделья мы страдали.

"Что за странные разводы луж?

Такого не видали!"

"Тревожить в такую рань солдат -

солдату часик бы поспать!"

"Наверное, про нас забыли?" -

шутки в моде стали.

Казалось, в ситуации

обычной и простой

армейская "Тревога"

дала свой первый сбой.

Только через час

командир танкового полка

подполковник Болонихин

получил приказ.

И по армейски, очень кратко -

приказ довёл до нас.

Пять часов назад в Припяти

на атомной электростанции

произошла авария

с выбросом радиации.

Нам приказано: сегодня

26 апреля в восемь ноль-ноль

послать химиков в Чернобыль

для разведки в районе станции

уровней радиации.

Так ранним весенним утром

началась необычная война,

втянувшая мир земной

в противостояние с радиацией,

в которой с демократией Горбачёва

утонула огромная страна.

ПРОЙДУТ ГОДЫ...

Пройдут годы, десятилетия,

но та апрельская,

странная и необычная

тревога 26 апреля 1986 года

останется в душе воина-чернобыльца,

как 22 июня для бойца,

обнажив чувства боли и креста.

Та, необычная тревога

необычно-тёплою весной

нас впервые в радиацию окунула,

в Чернобыль первых завела.

Та, необычная, армейская тревога

белокровием в душу въелась,

обдала нас лучевой,

занозой в теле затаилась,

детишек мёртвых родила,

многих уложила в землю,

дорогу к дому забрала.

«Чернобыльской тревогой» -

воинами-чернобыльцами

именною названа,

а аварию на АЭС в Чернобыле

"Чернобыльской катастрофой" -

назвала страна.

.

Был Афган кровавый -

добавился Чернобыль,

тысячами человеческих душ -

Чернобыль наш иммунитет угробил.

Ещё недавно в Афгане моджахед

стреляя в наш след,

а тут злополучный Чернобыль -

свои рентгены, нуклиды

на душу многим нам повесил.

Кстати, войну в Афгане,

нам афганцам из жизни

не вычеркнуть пером,

не вырезать ножом.

А начиналось «ТАМ» -

всё буднично и просто.

"Вам выпала честь

защищать интересы Родины

вдали за рубежом".

АФГАН. ПЕРВЫЙ БОЙ.

Жара и камни на подъём -

колонна движется с трудом.

Пыль в глаза, в машине зной -

я не гость в стране чужой.

Солдат думал о своём,

как гулял он с девушкой вдвоём.

Вспоминал...

свой первый, робкий поцелуй,

мать с отцом и сабантуй.

В душе тяжесть, ощущенье

едешь в ад, аль в подземелье,

сознание давит мысль тоской -

живой вернусь ли я домой.

А так хотелось ещё жить -

жить и жить... не умирать.

На беспощадно палящем солнце

ныло, тосковало сердце,

нерв трепетал и танцевал,

моджахеда в засаде ждал.

Край чужой! Откуда знать?

Когда и где нам умирать?

Вмиг... безлюдный, дикий перевал

огнём и гарью нас обдал.

"Держись, братва!" -

боль и стон, нам не до слёз,

запылал наш бензовоз.

Первый бой ты не герой,

хочешь жить владей собой.

Кто стрелок, а кто мишень?..

будет с кровью ратный день.

"Саша друг – мой друг с тайги,

соперник мой – в любви враги.

Сзади, сверху моджахед-стрелец,

не поможешь – мне конец!"

"Спасибо друг, мне подсобил -

врага атаку ты отбил".

"Бей врага!" Камни сверху и один

соседа Сашу раздавил.

Мой друг, товарищ, наш комбат

и четверо молоденьких солдат

не поднимают головы,

наверняка уже мертвы,

под огнём лежат.

Враг жесток, держись солдат,

смерть за смерть, за тех ребят,

кровь за кровь, за их девчат,

за слёзы братьев, матерей,

друзей, невест и сыновей.

Вдруг наступила тишина -

добра не жди, идёт война.

Понял я, что враг хитрит

и нам ловушку мастерит.

Сержант сигару закурил -

одну большую на троих.

Затяжку сделал, не спешил...

мелькнула тень, вскочил,

удар штыком -

уложил один двоих.

Увернуться не успел,

схватился с третьим и с ним осел.

Рядом, сверху за спиной

раздался выстрел роковой.

Прощай родной братишка,

прощай родная мать.

Хотелось жить бы долго,

жить, не умирать,

но судьба у нас лихая,

тебе не повезло,

такая жизнь солдатская,

такое ремесло.

У родных, друзей, знакомых -

был ты не герой.

Груз 200 родные примут:

"Здравствуй наш родной!"

Был бы ты контужен -

врагу попал бы в плен,

ты бы долгой смертью

мучил жизнь свою.

Взрывы, стон. Идёт война!

Ему и мне. Зачем она?

Война поблажек не простит -

кровавый штык в тебя вонзит.

Держись ближе к жизни -

не унижайся, не стони.

За жизнь сражайся до конца -

победа будет у бойца.

Меньше сил у нас вдвойне -

умру героем на войне.

А так хотелось ещё жить -

жить и жить... не умирать.

Вертушки шумом и огнём

сковали нервы у врагов.

Сверху службу ратную

впервые душою осознали,

увидев тела друзей, их кровь,

панамы молча сняли

со стриженых голов.

Тринадцать юношей солдат

по чей-то воле на земле лежат.

Сроднил Афган меня с тобой,

на веки-вечные. Прощай родной!

А моджахед стрелял нам вслед

и на бортах оставил след.

Мы сейчас встречаемся весной

и вспоминаем первый бой.

С песком и ветром перевал,

где я с тобою воевал.

Можно закурить нам по одной

и вспомним путь наш боевой,

далёкий – чуждый нам Афган

для всех пришельцев христиан.

Не грех и выпить по одной,

за то, что ты и я живой.

За молодых моих ребят,

что в земле сырой сейчас лежат.

За вертолёт наш боевой,

который спас меня с тобой.

Всем смертям, врагам назло,

мне в Афгане повезло.

Камень гор страны чужой,

спас от пуль, мне стал родной.

РЫБАЛКА.

Возле АЭС два рыбака

на ночной рыбалке не спеша,

на охладителе у ставка

ловили щуку, вязя и ерша.

Клевал карась, а время шло,

рыбакам с ночёвкой не везло.

Вмиг, вспышка над 4-м блоком

молнией озарила ночную темноту

и огненным, ядерным грибом

взметнулась к небу в высоту.

От взрывов... одного, второго

вздрогнули днепровские леса

и малиновое -

с голубым отблеском свечение

вонзилось в землю, в небеса.

Пожар! АЭС горит!

Какой тревожный,

но прекрасный и колючий вид?

Жаль! Не сумел на плёнку

запечатлеть незабываемую сценку

ни один пиит.

Необычным зрелищем два рыбака

с тревогой любовались долго,

слышали, как на крыше блока

пожарные в огне, в дыму

перекликались громко.

Начало светать -

рыбка начала клевать.

Их хобби – их судьба,

на живца живого

рыбаки в азарте

судака наловили много.

Ночь темна была,

непонятно, какая сила

двух парней здоровых

с ног к утру свалила.

На рассвете рыбаки необычно -

посмотрели друг на друга

и удивились, как за ночь

загорели сильно.

Стали бронзовыми,

как на мемориале

бронзовый солдат,

а уже к обеду, на скорой

отвезли их в медсанбат.

Рыбаки были первыми из тех,

кто в ту роковую ночь,

о радиации ничего не знал

и получил не солнечный,

а ядерный, чернобыльский загар.

ЭКСПЕРИМЕНТ.

Для амбиций на четвёртом блоке

при остановке на плановый ремонт,

электрики предложили

провести эксперимент,

но на испытания турбогенератора

бурбоны сами не пришли

и атомщиков пригласить забыли.

Эксперимент -

в один момент

и мы -

решим проблемы.

Наукой знаний и ума

радиация ограждена

казалось бы, на вечные времена

от безумия и огня.

Подумать страшно -

выйти на улицу опасно!

Завтра с чёрного утра

падёт стена от бурбонов и огня

и начнётся с радиацией долгая,

небывалая война.

Не горячий, радиоактивный атом

начнёт войну с человеком,

а человек своим безумием,

своим экспериментом

пойдёт войной на атом.

Если бы нам сейчас

наперёд всё знать!

Для чего? Какого чёрта

войну надо начинать!

Пусть будет проклята

та скорбная минута!

А на бумаге идея эксперимента

безобидна и проста,

но запутана по смыслу слова,

как в инструкции слова.

"В случае потери

внешнего электропитания,

проверить инерцию турбогенератора

и её возможность использования

для питания систем реактора".

Для эксперимента требовалось -

всего лишь... малость.

Перед остановкой

на плановый ремонт реактора,

заглушить реактор

и перекрыть к турбине

доступ пара.

Кстати, в Союзе от эксперимента

на атомных станциях

все из семи директоров

отказались вежливо, но твёрдо,

только директор Пузанов

согласился гордо.

В турбогенераторах

и в реакторах РБМК-1000

первого поколения

отсутствует система

реверсивного электроснабжения.

Вернее она есть,

но надо проверить, убедиться.

Эксперимент – мгновения,

уберёт недоразумения.

Если бы в работу реактора

не вмешался человек,

работал реактор 4-го блока -

много, много лет.

Кстати, непонятно?

Почему электрики решили

провести эксперимент на атомной?

Можно было бы провести

на обычной, тепловой.

ЭЛЕКТРИКИ ЭКСПЕРИМЕНТ ЯДЕРЩИКАМ НАВЯЗАЛИ,

РЕАКТОР КСЕНОНОМ ОТРАВИЛИ.

Накануне, дневная смена

получила полный инструктаж.

Подготовилась к эксперименту,

блок выбега ротора установила,

закончила его монтаж.

Боясь теплового удара

при срабатывании аварийной защиты

решили сами -

заблокировали до эксперимента

многие аварийные системы.

Телефонный звонок

диспетчера Киевэнерго

в один момент -

задержал эксперимент.

Реактор, вопреки технологии

пол суток эксперимента ждал,

на малой мощности работал -

закислялся, тормозился,

потенциал смерти набирал.

День Победы,

Первомай!

Встречай с победой -

праздник Май.

В Киеве думали, решали -

традиции ломали.

В полночь – разрешили.

Ввели поправки.

Делу время и сейчас,

ночная смена – народ бывалый,

решит проблему и без нас.

Перестройка Горбачёва

и его свобода слова

заменили все дела

на красивые слова.

ПЯТЫЙ БЛОК ГОТОВИЛИ К ЗАПУСКУ.

Между тем, накануне праздника

руководство станции

спецам четвёртого блока

по устоявшейся традиции

доверило пятый.

Свои кадры со станции,

обычные энергетики,

прошли переподготовку -

заполнили четвёртый.

Пятый – готовили к запуску.

У новоиспечённых операторов

знаний еле-еле,

тем более, навыков

управления закисленными реакторами

нет их в новом деле.

И вообще, такой процесс

мало изучали.

Все ядерщики считали -

делом ясным и обычным.

Кроме того, смене Акимова

не дали времени

самостоятельно изучить

программу испытаний,

не провели инструктажа,

не провели занятий.

КОГДА ЛЮДИ МИРНО СПАЛИ.

На Спасской зазвенели колокола.

Полночь. Тишина.

Сердце часто застучало,

душу тяжестью прижало.

Процесс пошёл. Начало.

Спокойно спит страна.

Оператор реакторного цеха

по приборам режимы проверял,

один стажёр у дежурного за столом

схемы изучал,

второй с детским интересом

наблюдал за экспериментом.

Начальник смены Акимов

оператору 4-го блока,

что-то разъяснял,

зам. директора АЭС Дятлов

прохаживался вдоль щитовой

и в ожидании необычного молчал.

"Мне лично не понятно!

Зачем эксперимент?" -

спросил задумчиво

у оператора студент.

"Студент! Отстал от жизни.

Сколько можно повторять?

Безопасность на АЭС

должна быть безопасной

пора давно бы знать".

Оператор щёлкнул тумблера...

в сознании оператора

начался разогрев реактора.

При ранее умышленно-отключенной

системе локального

автоматического регулирования

реакторной мощности,

не сумел оператор

в режиме тысяча двести

удержать реактор,

несмотря на все его старания.

На пункте «Зет» -

провал мощности.

"Откуда?

В инструкции такого нет!"

Нестандартная ситуация

выветрила все знания

из мозгов и сознания.

Получилось, как у мальчишки

из его дырявой книжки.

Тили-тили!

Трали-вали!

Это мы не проходили!

Это нам не задавили!

Пробел в учёбе школьника

звучит безобидно и смешно.

Ситуация непроста

для специалиста ядерщика,

неуч с атомом в руках

страшнее террориста.

Старался оператор,

час потел и час сражался,

но заторможенный реактор -

мудрил, не подчинялся.

Оператор! Лучше сутки отдохни

и всё сызнова начни.

На эксперимент, как на парад,

сотрудники сошлись.

Спорили, решали -

вскоре, молча, разошлись.

Начальник смены Акимов:

"Что за вздор?

Оператор Топтунов!

Опускай стержни!

Глуши реактор!"

"Не позволю!

Подымайте мощность реактора,

иначе завтра вас двоих уволю!"

Разгневанный Дятлов

прохаживался вдоль щитовой,

сердился и ругался,

не жалея грубых слов.

Кстати, в управлении ЧАЭС -

не было ядерщиков,

все обычные энергетики,

в том числе и Дятлов.

ЭКСПЕРИМЕНТ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

Вначале ночной смены

Акимову и Топтунову

удалось в свои руки

взять инициативу.

Нынче покорились все с трудом,

приказы Дятлова

выполняли покорно с вызовом,

не обронив и слова.

Не сама машина ходит,

человек машину водит,

а ведь люди разные встречаются.

"Товарищ Топтунов!

Подымай мощность реактора.

После эксперимента я думаю,

хватит у вас мозгов

товарищ оператор

заглушить реактор".

Дятлова запрет

на остановку закисленного реактора

нарушил техпроцесс -

в аварию включил зелёный свет.

Акимов и Топтунов,

кривя сердцем и душою,

инженеру Дятлову

подчинились с болью.

Скрипя от негодования

и страдая обидой в фальше,

стержни регулировки и защиты

оператор подымает выше – выше...

Уже вся система

потенциал смерти набрала.

Почти все стержни наружу вышли,

а мощность, как будто умерла.

Интересно! Сколько стержней

"там" внутри осталось?..

в душе надеясь на авось.

Кто считал?

Около шести.

Наконец-то, мощность

начала расти.

Невероятно, но факт.

Ядерный, закисленный реактор

без поглотителей нейтронов,

как автомобиль без тормозов,

Дятлов, Топтунов, Акимов

пустили с Арарат.

Кстати, эксперименты

с выбегом ротора

неудачно ранее прошли,

может счастье улыбнётся,

Пузанов, Дятлов и Фомин -

будут, нынче, короли земли.

ВСЕ СМОТРЯТ НА ПРИБОРЫ И ТИШИНА.

"Товарищ Акимов!

Начинай эксперимент!" -

потребовал у подчинённых Дятлов.

Для оценки выбега ротора

требовалось от оператора:

опустить стержни мощности

и перекрыть к турбине доступ пара.

Кстати, данный эксперимент

следует производить в момент

глушения реактора -

так проще для оператора.

Но получилось всё наоборот,

как у барана у новеньких ворот.

При неустойчивой работе,

когда реактор с трудом

набрал 200... вместо 1200 МВт,

начался эксперимент,

эксперимент не ядерный -

чисто электронный.

Клапаны турбогенератора

инженер управления турбинами

Киршенбаум закрыл дистанционно,

подачу пара

в восьмую турбину перекрыл надёжно

и с электриком Метленко

следил за выбегом ротора.

Эксперимент пошёл...

блок выбега ротора

отработал правильно,

эксперимент с вибрацией прошёл,

кажется,.. успешно.

"Дабы не наломать

нам больше дров...

Оператор! Глуши реактор!" -

приказал Акимов.

"Отставить! -

крикнул, как отрезал Дятлов.-

А вдруг эксперимент

придётся повторить!

Ещё поднажмём, и дело сделано.

Ночку коротаем не напрасно!

Сколько стоило трудов".

Глупому приказу Дятлова

Акимов, Топтунов

покорились с первых слов.

Протон, нейтрон -

можно умом понять,

но простым глазом -

атом не видать.

Раскисленный реактор

с выведенными из активной зоны

стержнями управления и защиты

начал греться, как коллектор.

Быстро... аварийно.

Перегрелся... закипел.

Реактор водяной

превратился в паровой.

Оператор Топтунов!

Атом наступает грозно!

Нажми кнопку АЗ-5 защиты

пока ещё не поздно.

РАЗГОН.

Реактор 4-го блока

без поглотителей нейтронов

стал жадно

мощность набирать -

быстро, аварийно.

От перепада температур -

купели – жара

вся система задрожала.

При фазе пара в контуре -

атом жаждою страдал,

до красна разогревался -

тело расширял.

При обратной фазе -

кулаки сжимал,

со скрежетом и треском -

боль водой снимал.

От огня, воды и пара -

сталь булатная трещала.

Дебет, кредет и баланс -

вошла система в резонанс.

Сталь закапала слезами,

металл пошёл на перекос,

а нейтроны за руки взявшись,

пошли с атомом в разнос.

Атом, почуяв свободу, волю,

бетон, железо рвал,

сняв оковы тяжкие -

наружу выползал.

ПРЕРВАННЫЙ ОБХОД.

Гремя обидою тайком,

инженер Перевозченко

по винтовой лестнице тихонько,

подымался вверх один пешком.

Как же так?.. И почему?

Понять никак я не могу?

Меня, начальника реакторного цеха,

участника эксперимента,

при деле важном и крутом -

вдруг Дятлов отправил в цех

с контрольным, будничным обходом.

С душевной пустотой,

разгоняя гнев, тоску,

Перевозченко, не спеша,

одолел 43 отметку.

Зашёл в центральный зал,

на "пятачке" минуту постоял.

Какая мощь?

Какая сила атом?

Человек покорил

своим умом, своим трудом.

Прилив духовных сил

почувствовал Перевозченко,

гордость за свою работу,

партии родной сказал спасибо

за её заботу.

Гнев сошёл – в душе покой,

всех "друзей" послал подальше

и махнул рукой.

Перевозченко в аномалии раздора

сам себя не узнал,

на "пятачке" реактора

самовластно чечётку станцевал.

И про инженера Дятлова

песенку запел,

подбирая с юмором слова.

Неподъёмную работу

На себя Топтыгин взял,

Будет тяжкою наградой

Его новая медаль.

Стукнул пяткой

о плиту защиты "пятачка",

не жалея каблука,

лихо спел и станцевал,

как запорожец гопака.

Я стою на «пятачке»

Умного реактора,

Все нейтроны в моей руке

Разбивают ядра.

У дверей операторов цеха

Кургуза и Генриха

остановился Перевозченко,

сделал шаг, хотел зайти,

но не решился, махнул рукой

и почему-то крикнул:"Горько!"

Мимоходом осмотрел

погрузочно-разгрузочную машину,

вышел на балкон, поймал душою

запах тёплой ночи, ночную тишину,

а здоровым сердцем -

во всех прелестях весну.

В темноте светился город Припять -

город атомщиков

и где-то там среди огней -

его тёмное окно,

наверняка, родные спят

уже давным-давно.

Перевозченко осмотрел внимательно

бассейн с водой,

полностью заполненный

отработанным ядерным топливом,

похлопал его по бортам,

поговорил, как с другом,

один на один с собой.

Обошёл бассейн вокруг,

шагами сделал его обмер.

Вдруг....

остановился... замер...

До слуха донёсся

шипящий, странный звук,

глухой, тупой удар

и непонятный, виброударный стук.

Перевозченко вздрогнул,

как робот повернулся

и его душу наполнил ужас, страх.

Биозащита ядерного реактора

в центральном зале,

как живая, качалась

в сильный ветер на волнах.

Свинцовые,

многопудовые блоки защиты

в дикой пляске,

как всадники верхом,

подпрыгивали вверх,

один другого выше

с грохотом и шумом.

Со скоростью гружёного состава,

приближающего на всех парах,

нарастал непонятный гул и страх.

Дрожали стены, трещала арматура,

сыпалась штукатурка.

Падала с потолка и билась

пластмассовая оснастка.

Перевозченко в растерянности

бросился к лестнице на выход

к главному щиту управления,

с каждым шагом чувствуя,

приближение опасности.

Надо срочно сообщить Акимову!

Надо срочно заглушить реактор!

Накипевшее в душе до боли -

выложить всё Дятлову.

Перевозченко не бежал,

а летел по крутой

винтовой лестнице вниз,

не успевая перебирать ногами,

притормаживая жёсткое падение

о поручни руками.

До крови побил себе все руки,

колени и бока.

В переходном коридоре

увидел Валеру Ходемчука.

Валера с недоумением смотрел

на вибрирующие насосы

и ещё больше удивился,

увидев бегущего начальника.

Хотел что-то сказать,

но не успел...

Перевозченко, как метеор,

стрелою промчался мимо

по коридору прямо.

Вот уже 10-я отметка -

этажерка-де аэратор.

Одна мысль терзала

трудягу Перевозченко.

Надо быстрее, срочно -

заглушить реактор.

ПОД КОЛПАКОМ У АТОМА.

Оператору на щит управления

из множества сигналов

аварийный поступил сигнал,

оператор отчётливо услышал

глухой, тупой удар.

Сработал автомат защиты,

но в деформированных каналах

стержни застряли аварийно,

заблокированный автомат защиты

сработал слишком поздно.

Душа чувствует приближение беды -

напрасно будут все труды.

У нейтронов даже челюсти свело,

но ситуацию не спасло.

Атом сказал: "Спасибо всем

за блокировку трёх систем".

В активной зоне реактора началась

неуправляемая ядерная реакция,

началась ядерная война -

война нейтронов с ядрами урана.

Война набирала силу,

как снежная лавина.

Аварийно росла температура,

аварийно росло давление,

от тепловых, пароводяных ударов

лопались трубопроводы,

лопалась арматура.

Нервы сплелись в клубок -

сердце сжалось в комок,

нутром почувствовал оператор -

уже невозможно заглушить реактор.

На щите всё мигало, всё звенело,

как в лихорадке всё трясло.

Пугающе вспыхнула подсветка

шкал указателей-сильсонов.

В недрах активной зоны

началось плавление каналов.

Упал опрокинувшийся чей-то стул,

сверху нарастал непонятный гул.

На блочном щите управления

прекратились споры-разговоры.

В недоумении переглянувшись,

один на другого смотрели операторы.

Еле не сорвавшись с петель,

в щитовую открылась дверь.

В ожидании гробовой развязки,

как страх из детской сказки,

с грохотом и шумом

к операторам влетел Олег,

своим внешним видом

напугал у пульта всех.

"Оператор!

Срочно глуши реактор!

Там!.. в центральном зале!..

на "пятачке", на ядерном столе

свинцовые плиты биозащиты,

как всадники на лошадях верхом,

на метр вверх подпрыгивают!..

весь реактор ходит ходуном!"

Топтунов в растерянности,

чувствуя беду,

дважды нажал кнопку АЗ-5 -

включил защиту.

Напрасно старался оператор

заглушить реактор.

Устройство автоматики

ранее сработало,

но в деформированных каналах

стержни заклинило.

Со скоростью приближающего

на всех парах поезда

нарастал непонятный гул,

приближалась непонятная беда.

Играли нервы, дрожали стены,

как живые мигали приборы.

Все, переглянувшись,

смотрели на начальника смены,

Акимов в недоумении

смотрел на приборы.

АВАРИЯ.

От взрыва – одного, второго...

здание резко пошатнулось,

как под бомбёжкой,

всё заходило ходуном.

Потухло освещение -

Аварийное загорелось.

Ещё толчок. Снова...

задрожало всё кругом.

Фейерверки, пыль и дым,

треск от коротких замыканий,

электро кабеля горят огнём.

Прошёл, какой-то миг и тишина.

Немая сцена – минута... две.

"Авария? Не может быть?

А может, началась ядерная война?"

И снова ватная тишина,

нарушаемая шипением пара

и звуками льющейся воды.

Конец всему!.. мелькнуло

в сознании каждого,

напрасно были все труды.

Запахло густым озоном -

в горле запершило.

САМИ ПОДОЖГЛИ, САМИ ПОЖАР ТУШИЛИ.

Внезапно распахнулась дверь

щитового блока

и из машинного зала влетел

закопченный, как зверь

старший машинист турбины

Вячеслав Бражник.

Всех ошарашил его крик.

"Пожар в машзале!

Вызывайте пожарную машину!" -

пронзительно крикнул он,

и бросился назад... в машзал -

в бешеную радиацию и в огонь.

Вслед за ним бросился Акимов,

а вскоре туда поспешил и Дятлов.

В машзале творилось невообразимое,

незабываемое и страшное.

Горело на нескольких отметках

и в нескольких местах.

Сверху через пролом крыши

опускался чёрный столб

радиографитной пыли и сажи,

накрывая беззащитных людей

смертельной радиацией.

О том, что это был графит,

стало известно лишь рано утром,

когда стало светло

и радиацию замерили прибором.

А на крыше гул и клекот

бушующего пожара,

ярко светилось ночное небо

от радиации, огня и жара.

Седьмую турбину завалило

обломками потолочной плиты,

из разбитой трубы хлестало

горячее, машинное масло,

а в баке 200 тонн -

к нему подбирался небольшой огонь.

Из пролома насосного патрубка

бьёт мощная струя

радиоактивного кипятка,

и повинуясь закону Архимеда

всё по каналам, как по артерии

стекало туда,

и ниже, где нулевая отметка,

загрязняя подземелье станции.

На жёлтом пластикате пола валялись

раскалённые обломки

графита, топлива и ядерные сборки

с уровнем радиации

от 500 до 10тыс рентген в час,

а вокруг них возникали

новые очаги огня -

мгновенно разгоралось пламя,

чёрным дымом коптя.

Машинист паровой турбины Вершинин

вовремя погасил пламя

разгорающееся у разлива масла,

а машинист Вячеслав Бражник

мигом перекрыл выход масла

и побежал в БШУ-4 сообщить о пожаре,

а Попов, Новик, Перчук, Тормозин

тушили пожар в других местах,

предотвращая взрыв

водорода в турбогенераторах.

Электрики Лелеченко и Баранов

локализовали аварийную ситуацию

на электрооборудовании,

а сколько стоило трудов

проложить временный электро кабель

и подать питание на 4-й блок

в условиях бешеных гамма-полей,

в условиях высокой радиации.

Благодаря поступившей электроэнергии

Юрий Корнеев провёл

аварийное вытеснение водорода

из восьмого генератора,

предотвратив взрыв водорода.

А Перчуку и Бражнику удалось вручную

отрыть две аварийные задвижки

и слить масло из маслобака

аварийного турбогенератора.

С трудом поддалась

и открылась вторая задвижка.

Рядом лежала реакторная сборка -

горячая, колючая, как мигрень

и обожгла их тысячами рентген.

От действий чётких и слаженных

персонала машзала

все аварийные ситуации,

все очаги пожара внутри цеха

до прибытия пожарных

были ликвидированы.

Не щадя здоровья, не щадя жизни

они проявили себя как герои,

предотвратив взрыв водорода

и возгорание 200 тонн масла.

Даже Попов из-за любопытства

случайно оказался

в турбинном зале,

мог уйти и остаться жив,

но тушил пожар в машинном зале.

Полученные дозы радиации

стали смертельными

и многие из них умрут в Москве

вместе с пожарными.

Правительственными наградами страны

можно было бы наградить

многих из дежурной смены?

Можно и нужно наградить!

Живых и мёртвых,

чтобы ими гордился народ.

"Никаких наград! – побагровев...

сказал Михаил Горбачёв. -

Сами АЭС ночью подожгли -

сами пожар тушили.

А вот пожарных... надо! Пожарные...

вроде бы чужие".

Кстати, Дятлов видел чёрные куски

раскалённого графита

и ядерного топлива,

однако сознание не принимало

страшный результат взрыва -

итог его эксперимента.

ВЗРЫВ, НАВЕРНОЕ, ПАРОВОЙ?

А на крыше 4-го блока

полыхал, трещал большой огонь,

ярко светилось ночное небо,

чёрным дымом горел гудрон.

"Влипли с экспериментом!

Выходы завалены кругом.

Кто у нас?..

самый быстрый и молодой?

Перчук! Бегом!..

Быстро! залезь на кровлю

и посмотри, что случилось?..

взрыв, наверное, паровой".

Перчук высоты не испугался

и по указанию Акимова

до крыши машинного блока

с трудом добрался.

Что случилось? Отчего и почему?

Вопреки стараниям,

в темноте ничего не разглядеть,

всё в огне, в дыму.

Что за странное свечение?

Наверное, опасное?

Любопытно, Перчук забрался

по лестнице повыше.

Ужас! Сколько камней

на горящей крыше?

В дыму – просвет,

Перчук увидел, наконец,

горела крыша 4-го блока,

а на третьем – нет.

Из Припяти с мигалками

мчались машины на пожар.

Над центральным залом

клубами подымался пар.

На голову сыпались

чёрные лохмотья, сажа.

У Перчука от радиации и копоти

почернела кожа.

Над АЭС и Припятью

от огня и жара

всё небо пылало

оранжевым отблеском пожара.

ПОЖАРНЫЕ И ПОЖАР.

С крыши 4-го энергоблока

валит чёрный дым,

сверкнуло пламя,

горит рубероид и гудрон.

Из кабельного тоннеля

потянуло дымом,

блеснул огонь.

Вокруг реактора на земле, на крыше,

даже за трубой в далёкой нише,

валяются графит, уран -

обломки от реактора,

жара, дым, огонь -

свечение из кратера

и тихая украинская ночь.

40 метров высота -

вода со шлангов на лету

превращалась в пар,

в радиоактивную воду и кислоту.

Огонь... Вода... Гудрон...

Трещал и лопался гранит,

как змей гремучий,

шипят реактора обломки -

уран, бетон, графит.

Пожарный, как обычно,

с делом явно необычным,

о радиации ничего не знал -

тушил большой пожар.

РЕНТГЕНЫ! РАДИАЦИЯ!

Вода, огонь, дым, гудрон -

во рту железа сладость,

першение в горле, резь в глазах -

головокружение, слабость.

Пожарных до изнеможения тошнило,

до изнеможения всех рвало.

Вскоре от рентгенов набранных