Текст книги "Мастер"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Георгий Садовников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– А зовут-то?

– Леон, Леонид.

– Меня просто Семой.

Церемония знакомства состоялась. Обмануть этого парня было легко. Леонид нес всякую околесицу.

Официантка притащила полный поднос, и каждый занялся своими тарелками. Леонид навалился на киевскую котлету. Он проголодался и строить из себя заправского едока не приходилось. Аппетит был естественным.

А Семен достал из-за пазухи бутылку водки, наполнил рюмку под столом, таясь от официантки, и торопливо опрокинул ее в рот. Что и говорить – экономный парень, если водку покупает в магазине, где она дешевле.

И заказ у Семена был разочаровывающе скромен. На рубль с небольшим. Бульон куриный и пожарские котлеты. Тут даже при купюрах можно мелочью обойтись.

Тогда Леонид поднял к глазам часы. Это была знаменитая "Омега". Она сияла перламутровым циферблатом, светила тускло золоченым корпусом – маленькое солнце на левой руке – подарок мамы.

– "Омега", – на всякий случай подтвердил Леонид, будто между прочим. На тот случай, если Семен не заметил.

– Сколько? – спросил Семен напрямик.

– Сто пятьдесят. Сфарцевал за двести. Но тебе могу за сто пятьдесят. Ты мне нравишься, – ответил Леонид, не моргнув.

– Я не о том. Сколько часов?

– Двадцать восьмого, – сказал Леонид, опять не моргнув. Будто ничего и не было.

– Мои идут черт знает как. Чухаешь утром в парк, раньше будешь или с опозданием, об этом никакого представления, – пояснил Семен.

– Точные часы – лучшее украшение мужчины. Особенно такие, как "Омега", – бесстрастно заметил Леонид.

– А-а-а, те самые, – протянул Семен с уважением, не рискуя показаться профаном.

Леонид еще раз поднял часы к глазам. На этот раз он плавно пронес, описав ими большую дугу, едва ли не под носом у Семена. Семен проследил за их движением взглядом совы.

– Так сколько? – снова спросил Семен.

– Двадцать пять восьмого.

– Ломишь сколько за них? Я об этом.

– Я уже сказал: за сто пятьдесят. Но только тебе. Скидка за компанию. Люблю компанейских ребят и на этом, конечно, теряю. Да уж ладно, принцип дороже всего, – сказал Леонид, хлопая Семена по плечу.

Все шло как по заказу. Правда, этот простак не отступил от традиции и начал бойко торговаться, предложив баснословно низкую сумму.

– Сотня. Идет? – сказал Семен.

– Только сто пятьдесят. Пятнадцать десяток. И не меньше, возразил Леонид железно.

Сейчас он словно весил несколько тонн, и вот Семен на него натолкнулся.

– Меня не сдвинешь, Сема. И не трать попусту время, – сказал Леонид сочувственно и вместе с тем непреклонно и походя сочинил маленькую историю о том, как достались часы.

Это было трогательное повествование. О том, как он долго ловил одного наивного француза, но тот лишь прикидывался наивным и на самом деле содрал с доверчивого фарцовщика лишнюю десятку. А в довершение была погоня. Он еле увильнул из цепких рук народной дружины.

– Это было, точно в кинофильме, Сема. Ты видел "Парижские тайны"?

– Два раза, – сказал Семен с гордостью. – Он здорово спрыгнул с крыши. И шею не свернул.

– Так и я, как этот Жан Маре. Они за мной, а я по крыше. Но, к счастью, обошлось пожарной лестницей. Теперь ты видишь, какая работа. Горячий цех. И за сто пятьдесят только тебе. За красивые глаза.

– А часики рыжие или туфта?

– Есть проба и все чин по чину, – сказал Леонид и заломил рукав пиджака.

Часы опять чарующе сияли. Маме повезло на тираже, и тут подвернулось это чудо в магазине на улице 25-го Октября, и весь выигрыш ухнул на подарок сыну.

– Ладно. По рукам, – согласился Семен свободно. – Только вот этих самых денег нет у меня. Нетути. – И он захохотал довольный. Разве что грамм по двести и селедку. На это мы сейчас наберем. Даже на больше, – добавил он затем по-компанейски и вновь полез за пазуху за бутылкой. – Давай, что ли, выпей, чего так сидеть спустя рукава?

– Я не пью, спасибо, – сказал Леонид.

– А ты для души, а? – настаивал этот рубаха-парень, начиная постепенно вызывать симпатию.

Леонид вспомнил, как его разыграли с часами, и засмеялся. Семен понял, о чем он, и сказал:

– Это еще что. Я не такое умею... Тебе, может, коньяк? – Я плачу, – заверил Семен и в доказательство полез в карман, пошуршал там деньжатами. – Не жирно, но на двоих-то нам хватит, а?

– Не в этом дело. Я не пью совсем. Ни капли, – сказал Леонид совершеннейшую правду.

– Ну, полстакана?

– Даже наперсток.

Они боролись долго. Семен умолял и грозил.

– Ты меня обижаешь, – сказал он ультимативно.

– Ну ладно. Скажу по секрету. Запойный я, понимаешь? Теперь тебе ясно?

– Извини, друг, извини, – произнес Семен виновато.

– Чего уж гам.

– Нет, ты меня извини, – упорствовал Семен.

– Да пей, черт с гобой.

Семен отправился искать официантку. И пошел пир горой. Он пил рюмку за рюмкой Но ему было мало этого. Семен завел дружбу с соседними столами и ходил к ним, прихватив графин. Его бутылка давно опустела, и он перешел на здешний коньяк.

Леонид терпел все это и временами косился в угол, человек в сером костюме все еще сидел за столиком в углу и равнодушно смотрел в окно.

Изредка Леонид торопил Семена, но тот гулял вовсю, побратавшись с половиной сидевших в кафе, и только отмахивался, когда Леонид хотел его утихомирить. Наконец он устал и стал вести расчеты.

Тут Леонид начал смотреть в оба глаза. А Семен полез в карман и выгреб горсть мелких бумажных денег. Мятые рубли торчали сквозь сжатые пальцы. Семен долго расправлял их в непослушных, одеревеневших руках. И Леонид испытал некоторое облегчение. Было бы просто жаль, окажись этот бравый гуляка преступником.

Потом он повел Семена на улицу, слегка придерживая за локоть.

– Возьмем поллитровку – и к Люське, – предлагал тот, обнимая Леонида за шею.

Леонид убеждал его ехать домой, но Семен не хотел ни в какую. Его, Семенова, душа требовала веселья. К Люське, и все, заладил он одно свое

"Жаль парня. Еще куда-нибудь угораздит. Его бы в постель, подумал Леонид. – Может, и лучше что к Люське, все же посмотрит за парнем. Близких-то никого. Словом, к Люське так к Люське".

Они застряли в дверях и затем все-таки вывалились на улицу. Тут вечер был в полном разгаре. У подземного перехода толпились ребята. По Горького туда-сюда переливалась публика.

После некоторых усилий Леонид выколотил из Семена Люськин адрес и потащил на стоянку такси Уже подсаживая случайного приятеля в машину, он обернулся и увидел мужчину в се ром. Тот закуривал, прикрывая ладонью огонек. Лицо его было слегка озадаченным. Потом мужчина повел головой, что-то отрицая Леонид отвел глаза.

– На Полянку, – сказал он водителю

– А, друг, – промямлил Семен и полез к шоферу с объятием, и Леонид еле его угомонил. Тогда Семен забился в угол и оттуда без конца твердил:

– Я тебя обидел? Да? Нет, ты мне скажи: я тебя обидел?

Когда они прикатили на Полянку, Семен перестал соображать окончательно. Вначале он не хотел вылезать из такси, что-то мямлил и упирался. Потом долго не узнавал Люськин дом. Стоял, широко расставив ноги, и его раскачивало, точно осинку. После длительных потуг он ткнул пальцем в сторону:

– С-сюда.

Они подошли к подъезду. Перед ними зияла тьма.

– Стянули лампочку, наверное – подосадовал Леонид. – Ну-ка, держись за меня. Какой этаж-то?

– Второй. Этаж второй, – тупо сказал Семен.

Леонид неуверенно вошел в темноту. Судя по всему, это был коридор. Семен плелся рядом, наваливаясь тяжелым плечом, и твердил:

– Счас. Выпьем счас. У Люськи есть в заначке всегда.

– Никак ступеньки, осторожно, – сказал ему Леонид, едва не оступившись впотьмах.

Он начал щупать ногой ступени. И вдруг левая рука хрустнула, опалив все тело острой болью, перед глазами сверкнули искры, и Леонид полетел вниз. Он инстинктивно втянул голову в плечи и ударился обо что-то холодное и твердое. Не теряя мгновенья, перекатился на спину, поджал ноги для удара, готовый к защите. Но было тихо.

– Семен, – осторожно позвал Леонид.

Тот не подавал признаков присутствия. Леонид встал, растирая ушибленное тело. Достал коробок и чиркнул спичкой. Он был внизу у дверей подвала. Тогда он поднялся наверх, побрел по коридору на сумеречный свет и очутился на незнакомой улице. Семена нигде не было.

Леонид пощупал кисть левой руки – она нестерпимо горела, – и не сразу хватился часов. Вначале было не до них и только смутно ощущалось, что не хватает на левой руке чего-то привычного. То есть жесткого браслета.

Он добрался до первого фонаря и кое-как привел одежду в порядок. Едва он это сделал, как по асфальту зашлепали быстрые энергичные шаги.

По той стороне кто-то торопился

– Зубов, это вы? – и к нему подошел человек в сером. – Зубов, все в порядке?

– Нормально. Все нормально, – ответил Леонид, бодрясь, и невольно убрал руку за спину, будто человек в сером мог догадаться об исчезновении часов.

– У меня такси. Пойдемте, завезу на Петровку, – сказал тот, исподтишка оглядывая Леонида.

"Ехал следом, но где-то отстал и плутал по переулкам, подумал Леонид. – Теперь, вероятно, доложит. Доложит или нет?"

Такси стояло в двух кварталах. Человек в сером сидел рядом и молчал всю дорогу. Когда Леонид вышел и поблагодарил, тот сказал только одно:

– Счастливо, – и покатил к себе. Леонид заглянул в туалет, подчистил костюм, устраняя последние огрехи, и только тогда пошел к начальству. Михеев сидел за письменным столом, поигрывая авторучкой

– Ну-с, что мы скажем в свое оправдание, Зубов? – спросил он с иронией, и Леонид понял, что тот, в сером, уже успел позвонить.

– Но ничего не случилось. Я с ним проехал немного. Нам было по дороге. Только и всего, – возразил осторожно Леонид, точно пробуя ногой корочку льда.

– Игра в казаки-разбойники, – сердито сказал Михеев.

Слава богу, что он еще не знал всего. А узнай, что было, тогда уж только держись. Тут, может быть, не спешить рассказывать. Да и засмеют...

Семен, конечно, преступник, если ограбил, и от него он не уйдет все равно. Но имеет ли Володин отношение к квартирным кражам – это большой вопрос.

– Что вы думаете о Володине? Я имею в виду расходы, – спросил подполковник.

– Самые скромные. Несколько помятых рублей – вот и все карманные деньги, а на них не развернешься, – доложил Леонид добросовестно.

– Ясно, – сказал Михеев. – Но выговор придется закатить. Чтобы было неповадно нарушать приказы.

Глава VI. ХУДШИЕ ОПАСЕНИЯ

Михеев закрыл совещание и остался один. Он сидел за столом среди уймы папок с бумагами. Они громоздились в беспорядке, но он точно ориентировался в этом хаосе. Стоило сунуть руку по локоть в недра бумажных гор – и на белый свет появлялось то, что нужно. В ровных стопках бумаг он терялся и не знал, где что. А сейчас все было на своем месте. Итоги совещания были неутешительны. Расследование пока не двигалось. Все знали: подвернись грабителю невольный свидетель, и он непременно убьет – не промедлит.

Этого преступления ждали с замираньем сердца во время лихорадочных поисков: он, Михеев, и сотрудники. Оно висело как меч.

И оставалась только надежда, что он не успеет, пока не нашли и не схватили за руки.

И вот непоправимое произошло – он успел. Он сделал это чугунной гантелиной, а когда ушел, на полу остался актер с размозженным черепом.

Актер вернулся с полдороги. Он, может быть, пошел в столовую и обнаружил по пути, пошарив по карманам, что иссякли деньги, а дома есть где-то зеленый горошек в банке и, если еще устроить себе ревизию, то, может, найдется молотый кофе, а тогда он до репетиции продержится вполне и, мало того, устроит пир на весь мир.

Он вошел в квартиру, а грабитель стоял за дверью. Тот услышал шаги хозяина и был наготове. А то, что было потом, актер так и не узнал.

Но столкнись они лицом к лицу, актер сказал бы: – Салют, старик! Ты ищешь невозможное. Единственная ценность тут – дУхи Дон-Кихоты и Гамлеты. А это тебе ни к чему. Ну, зачем тебе, скажем, Отелло?

– Не морочь мне голову всякой ерундой, – возразил бы грабитель. – У тебя, должно быть, много денег. Целый мильон.

Как истый обыватель, он считал, что актеры купаются в роскоши. И не поверил ему.

– Ты врешь. Я знаю, у вас, актеров, кучи денег. Это все говорят. Еще говорят, ты здорово сыграл кого-то, об этом писали в газете, и значит, денег у тебя по горло. Во! Невпроворот. И не вздумай скрыть от меня, иначе будет плохо, – сказал бы будущий убийца.

– Скрывать? Что же я скрыл от тебя? Ах, да! Действительно скрыл. Виноват. Я утаил баночку кофе, если она имеется. Но я думаю, мы вместе разопьем.

Но конец все равно был один и тот же. Актер лежал с разбитым черепом, а нашедшие в нем приют великие образы погасли. Растаяли во тьме. Навсегда.

Преступник, вероятно, шагнул через него, быстренько удрал подобру-поздорову. А потом, придя в себя, тер затылок озадаченно и досадливо крякал. До сих пор наводы были точными, в каждой квартире лежала куча денег, но отсюда он ушел не солоно хлебавши. И кто мог подумать, что в жилье у актера хоть шаром покати! Уж, казалось, лез сюда наверняка, будто в волшебную пещеру. А там лишь стол да стул, кровать да куча книжек.

Михеев помнил эту комнату до малейших деталей. Обычное жилье холостяка. И можно представить удивление громилы: голый подоконник – и ни одной позолоченной рамы, в какие вставляют картины, не говоря уже о рытом бархате.

Стоя над бездыханным актером, Михеев пережил жуткие минуты. На него дохнуло холодом далекое воспоминание, врезавшееся в память, дуновение смерти из времени.

Он не раз бывал в самых сложных переплетах, но тот случай оставил отпечаток навсегда. Тогда он упал, споткнувшись о стропила, а Мастер подхватил револьвер и быстро отвел курок. Никогда он не думал раньше, что секунда может быть такой емкой. Но она была без конца и края переполнена последним отчаянием. Мастер промахнулся второпях, а он сам, Михеев, рванулся в сторону. А там уж Мастера схватили за руку, и все было кончено. Но эта секунда оставила в нем рефлекс.

И теперь каждый раз, когда он стоял над трупом, к нему приходило оцепенение, пробуждая старое чувство спокойного ужаса перед смертью.

Михеев набрал телефонный номер.

– Леонид Михайлыч, зайдите.

"Что же, – подумал Михеев, положив трубку, – выходит, преступник действует в одиночку? И в этот раз его застали врасплох. Выходит, он не знал о возвращении актера, и предупредить его было некому".

Зубов явился какой-то взъерошенный. Встал в дверях, уперся ладонью в косяк и дальше ни шагу.

– Садись, – сказал Михеев с любопытством.

Этот парень вызывал симпатию, хотя порой он вел себя как-то непонятно. Точно играл спектакль собственного сочинения, и подполковник невольно чувствовал себя участником этого представления, хотя толком не знал, какая роль отведена ему, Михееву.

Зубов нехотя уселся на крайний стул.

– Давно не виделись с Володиным? – спросил Михеев.

Он был убежден, что у Зубова при этом невольно шевельнулись уши.

– С тех пор его не видел, – ответил Зубов и взглянул как-то искоса.

Очевидно, начиналась новая сцена из зубовского спектакля. И что к чему, разгадать было трудно.

– Интересно, как он поживает? – опять спросил Михеев, и на этот раз скорее самого себя.

Зубов пожал плечами.

– Можно узнать, – протянул он, изучая ногти.

– Было бы неплохо. Постарайтесь. И доложите мне. Версия младшей Крыловой важна по-прежнему. Она остается за вами. Не забывайте этого, – сказал Михеев, давая понять, что разговор окончен.

То, что Зубов был этим доволен, тем, что разговор окончен, так и бросалось в глаза. Он вылетел из двери опрометью.

Глава VII. МАРГАСОВ

Едва Михеев заикнулся о Володине, у Леонида заныло внутри. Он думал, выплыла история с часами, и старый выговор ему теперь показался манной небесной.

Но Михеев держал другое на уме. Как только это стало ясным, Леонид вылетел пробкой в дверь. Прочь, подальше от Михеева!

Он испытывал облегчение, хотя версия Нины уже набила оскомину. Пока он тянул из ее знакомых все возможное. Но единственное, что он приобрел во всей этой канители, – своего персонального грабителя Семена Володина.

Леонид несколько раз задавал себе вопрос: имеет ли он право утаивать историю с часами? На это всегда находился убедительный ответ. Ну конечно, имеет. Во-первых, это происшествие не относится к квартирным кражам и убийству. Во всяком случае, пока еще нет оснований утверждать обратное. Во-вторых, Володин не уйдет от него так или иначе. И он завел на Семена личную папку с того самого дня. И тот теперь под его неусыпным оком.

А пока он корпел над своей версией, отдел искал убийцу, сбившись с ног. В кабинетах было пусто. Лишь изредка возвращались хмурые, заросшие сотрудники. Они звонили женам, дремали на диванах, потом исчезали опять. А он вычерчивал в поминутные клетки тот злосчастный день у Нины, и была в этой сетке дыра. Та минута, когда Крылова-младшая кому-то все рассказала про деньги. Он выискивал эту дыру.

Так протянулось еще двое суток. А на третьи по тихому коридору кто-то пробежал, хлопая дверями. Затем распахнулась дверь кабинета, на пороге вырос Марков. Он четко сказал:

– Поедешь со мной. Не забудь оружие. Мигом!

Леонид выскочил в коридор, а спина заместителя уже мелькала в дальнем конце. Когда Леонид выбежал во двор, Марков сидел в машине и ждал. Потом подоспели еще двое сотрудников.

– Порядок, эскадрон налицо, – сказал Марков. – А я-то уж подумал, что пропал. Отдел будто вымер после чумы. А тут такое дело – что твой пожар. Проточный переулок, – скомандовал он шоферу.

Шофер включил сирену и, взяв с места бешеную скорость, повел машину в центре улицы.

– Повезло вам, ребята, – сказал Марков, обернувшись. – Сейчас будет выстрел в точку. И возне конец. Надо было только взяться, не разводя турусы.

Леонид так и представлял слово "оперативный" – скорость, быстрое решение и воля. Марков был точным выражением этого понятия. Оно было создано специально для него. И совсем не шло к Михееву. Михеев был чем-то обратным этому. Марков первым вылез из машины, коротко бросил:

– Понятых! – Это относилось к одному из сотрудников.

И быстро вошел во двор трехэтажного дома. Леонид едва успевал за ним. У дверей с корявой цифрой 2 Марков резко нажал на кнопку звонка.

За дверью пошаркали, повозились, затем ее открыла старая женщина, спросила:

– Вам кого?

– Милиция, – коротко бросил Марков и, не задерживаясь ни секунды, прошел мимо, в глубь коридора.

У него, видно, было точное чутье. Не теряя времени на поиски, он коротко стукнул в четвертую справа комнату и, не дождавшись ответа, вошел. Леонид и второй сотрудник старались не отставать.

Там сидел, спустив с кровати ноги, высокий худой мужчина в трусах. Лицо его было заспанным и небритым. Он тер волосатую грудь и пытался продрать глаза.

– Здорово, Комар! Ты отличный партнер, и с тобой приятно работать. Ты изрядно поводил нас за нос. Дай лапу, Комар, я пожму ее с удовольствием, – звонким голосом произнес Марков.

Мужчина машинально протянул руку, и Марков от всей души ее тряхнул.

– В чем дело? – спросил мужчина, тревожась.

– В чем дело, Комар? Ты спрашиваешь, в чем дело? Не валяй дурака. Ты смелый человек, и тебе это ни к чему, – громко и взволнованно сказал Марков, расхаживая по комнате.

Он походя хлопнул мужчину по плечу.

– Рано или поздно, но ты бы мне попался. От меня, Комар, не уйдешь.

– Зря это вы, гражданин начальник, – хрипло сказал Комар. Он прочистил горло и закончил: – Ей-богу, зря. Завязано с пятьдесят четвертого. С тех пор ни разу, как вернулся из лагерей. Так все и завязал, начальник.

Марков возбужденно подмигнул Леониду – до конца не сдается мужик, ну, что поделаешь с ним, этакий изворотливый.

– Понятые здесь? – спросил Марков, становясь деловитым.

– Здесь, – отозвался из коридора отставший сотрудник.

Он привел с собой двух домохозяек. Они держали в руках по паспорту и опасливо косились на хозяина комнаты. Их, видно, нашли на кухне. Одна была еще в фартуке.

– Итак, понятые здесь. Приступаем, – бодро сказал Марков.

– Маргасов! Предлагаю сдать орудия взлома добровольно. А также деньги, взятые на месте преступления, – официально заявил Марков и добавил обыденно: – Найдем, будет хуже. Знаешь сам.

Сидевший по-прежнему на кровати Маргасов втянул голову в плечи, дрожащими руками взял рядом с табуретки пачку папирос, стал, ломая спички, закуривать.

– Нет у меня ничего, начальник. Ничего нет. Ей-богу, зря это, – пробормотал Маргасов.

Обыск начался. Марков сидел за обеденным столом, сортируя содержимое коробочек с бумагами, и то, что его особенно интересовало, складывал отдельно.

Леонид заглянул через его плечо, увидел справки, документы, старые письма.

– Зубов, занесите в протокол обыска и изъятия.

Марков отодвинул в сторону аккуратно сложенную им пачку бумаг, потер ладонью о ладонь, отряхивая пыль.

Бумаги потерлись от древности. Все они имели тюремное и лагерное происхождение. Леонид вопросительно взглянул на Маркова.

– Пиши, Леонид, пиши. Тут его сущность. Вся подноготная, Марков постучал указательным пальцем по столу.

– Товарищ подполковник, полюбуйтесь. Еще один паспорт. Теперь их два.

Сотрудник протянул старый, измятый паспорт.

– В сорок восьмом брали меня. Он потерялся, а... – начал живо Маргасов.

– А потом нашелся. Верно я говорю? – спросил иронически Марков.

– Верно, – сказал Маргасов обреченно.

Но обыск ничего не давал. Стоило с такой помпой, оглашая город сиреной, мчаться за этим паспортом. Но Марков не терял выдержки. Он поражал Леонида присутствием духа. Он спокойно подвел итоги:

– Что еще осталось? Батарея отопления. За батареей проверено?

Это было пока "белое пятно" – место за батареей.

– Тайник, значит, там. Да и быть ему больше негде, – сказал уверенно Марков.

– Товарищ Смирнова, кажется? Вы ближе всех. Попробуйте рукой, – обратился Марков к понятой.

Леонид перестал писать, поднял глаза и вместе со всеми уставился на батарею.

Наступила напряженная тишина. Женщина загипнотизированно смотрела Маркову в глаза и не шевелилась. Маргасов переводил тревожный взгляд с Маркова на женщину.

– Смелее, смелее, – подбодрил весело Марков.

Глядя Маркову в глаза, понятая пошарила за батареей одеревеневшей рукой – там что-то звякнуло.

– Железки, – сказала женщина, выдергивая руку.

– Ну-ну. Тащите смелей, – сказал Марков, не шевельнув и бровью.

Прошла минута. И на столе лежали: полуметровый ломик, зубило с острым концом и молоток с обтянутой кожей головкой. Их венчали три четвертных билета, новеньких и хрустящих – только из банка. Немного мятые и в паутине.

Теперь центром внимания стал Маргасов. Тот вначале пытался делать круглые глаза, но потом безнадежно махнул рукой и всхлипнул. Он развозил слезы по щетинистым скулам, этот ловкач, легко входивший в чужие квартиры. Он, не дрогнув, обрушил страшный удар на голову актера, а теперь рыдал, точно ребенок.

– Кончай комедию, Комар, ты попался. Слезы тебе не идут, как и крокодилу. В машину его, ребята, и не спускайте глаз, – сказал Марков, завершая этим небрежно легким росчерком операцию, стремительно проделанную прямо на глазах у Леонида.

Марков поймал его восхищенный взгляд и, проходя к двери, потрепал за локоть.

Пока он, Леонид, и все остальные с умным видом плутали где-то в стороне, заместитель Марков взял преступника. Но как он вышел на верный след – никто не знает толком. Леонид тогда еще спросил, когда они привезли Комара в угрозыск и вышли из машины, но Марков только улыбнулся и ответил загадочно.

– Главным образом решительностью. Если взялся за гуж – никаких колебаний, – вот что он сказал и добавил: – И симпатии, Зубов, симпатии. Поработай с мое, и появятся симпатии. Кое-где и кое у кого.

То, что взят кто нужно, не было сомнений. На жале отмычки имелся излом, и след его был неповторимым. Это подтвердило НТО. Что след отмычки один и тот же. На всей серии потерпевших квартир от Сретенки и до улицы Герцена. И там где убит знаменитый актер.

Глава VIII. ЛЕОНИД НЕ ВЕРИТ УШАМ

В автоколонну Леонид приехал, когда Семен уже сдал смену и отправился домой. Он выбрал кружок мужчин возле диспетчерской и подошел.

– Скажите... – начал было он, но никто даже не повернул головы.

Мужчины предавались святому делу – воспоминаниям.

– Это что, то ли было со мной, – произнес толстый мужчина в комбинезоне. – Выворачиваю в Скатертный переулок, а навстречу...

Леонид присел на старые скаты и принялся ждать.

– Ерунда, знаю я эту историю, – перебил толстяка другой, худой и длинный

– Но ты не знаешь всего... – возмутился толстяк.

– Все равно, – обрезал худой. – Так вот, я выворачиваю из-за угла, а этот инспектор за тумбой для афиш. Он тут всегда в засаде И улица была пуста – гони на всю катушку Но тут не на того напал. Я торможу и громко так: "Товарищ младший лейтенант, будьте любезны, как проехать туда-то и туда-то?" Он вылезает красный как рак и сердитый...

Здесь худой перевел дух, и Леонид, не мешкая, вклинился:

– Скажите, где тут найти Володина Сему? – спросил он худого.

– Володина Сему? – переспросил худой, чуть ли не передразнивая.

Он было разогнался, и эта невольная задержка его раздражала. Тем более кто-то в нетерпении произнес:

– И дальше что?

– Так вот, Володин Сема, наверное, дрыхнет дома, – сказал худой, рифмуя.

– Или чай попивает в одиночку, – добавил толстый, и все покатились со смеху.

– Его там нет. Он был и ушел. Может, знаете кого из Семиных дружков? Мне бы только передать. Я-то здесь проездом, – сказал Леонид.

А затем он ушам не поверил. У гуляки Семена, разбитного парня, не было друзей. Среди водителей он слыл бирюком. Худой и остальные только пожали плечами, когда спросили их о Семиных друзьях. Он был тяжел на подъем, по мнению водителей, насчет человеческих отношений. И чтобы у Семена водились друзья, такое им трудно представить.

Худой удивленно посмотрел на давным-давно потухший и успевший остынуть окурок, бросил под ноги его, придавил по привычке подошвой и, вдруг став серьезным, сказал:

– В зоопарке бы жить твоему Семе, вот где. А не посредь людей. Словом ведь не обмолвится добрым. Народ-то у нас хоть и разбитной, да славный, что надо.

– Это верно, – тоже серьезно сказал толстяк, остальные закивали в подтверждение.

Потом он подобное услышал и от соседей Семена:

– Живет один. Никто к нему не ходит. Разве что старичок. Дядя, кажется, ихний.

Но где он находился, старичок, им было неизвестно. Так вокруг Семена образовалась пустота, и не за что было ухватиться. С кем он связан и связан ли вообще, оставалось лишь строить догадки.

Ну, нет, в это Зубов не верил. В то, что Семен бирюк. Уж убедился сам, какой тот компанейский человек. Он все же рубахапарень. И фотография кинозвезды в машине. С автографом. Как там написано: "Образчику галантности и супермену". Вот в чем другом, а в галантности Семена трудно заподозрить. Актриса писала кому-то другому. А тот уступил Семену. Таков был, видно маршрут фотографии. Но кто же этот другой?

Вернувшись в розыск, он запросил домашний телефон актрисы и трижды звонил ей за этот день, и каждый раз она где-то пропадала. То ли на съемках, то ли по другим делам. Словом, у ее домашних все перепуталось в голове.

На другой день он поехал прямо на студию. Битый час Леонид терпеливо сидел в одной из комнат постановочной группы, где толком было трудно понять, что к чему. В дверях то и дело мелькали озабоченные кинодевицы. А рослые киноребята в джинсах и куртках из замши безмятежно играли в спичечный коробок. Коробок ставился на край стола, потом щелчком его подбивали снизу. И оттого, как он падал, какой стороной вверх, начисляли очки.

Потом он вышел в коридор, вроде бы сделал десяток шагов и вдруг, к своему удивлению, начал блуждать в лабиринтах. Затем к нему присоединился человек с очень знакомым лицом, и они теперь искали выход вдвоем. Леонид на ходу мучительно вспоминал, где он видел своего попутчика.

– Простите, мы с вами где-то встречались, – сказал он, не выдержав.

– Вот-вот, у меня тоже такое же впечатление, – ответил попутчик. – Будто виделись не раз. Может, в "Она вас любит"?

– Нет, – покачал Леонид головой.

– Ну тогда "Женитьба Бальзаминова"?

– Нет-нет. Я не актер. И вообще ко всему этому, – Леонид покрутил ручку воображаемого киноаппарата старинной системы. Словом, не имею отношения.

– Вот как! – изумился попутчик. – А я-то думал...

Ну да, это же известный комик. Тут знаменитости бродят запросто. Их тут пруд пруди. А он, Леонид, как-то это выпустил из виду.

– Провел на студии полжизни и, пожалте вам, заблудился сказал актер. – Здесь наверняка есть комната, куда пока не ступала нога человека. Впрочем, это еще заметил Эйзенштейн.

Когда он выбрался на старое место, съемки были закончены и за актрисой надо было бежать вдогонку.

Он настиг актрису почти у ворот. Под ее глазами, на щеках лежали остатки грима, а возле губ горькие морщины – при таком-то юном возрасте, – но все равно она казалась невероятно красивой. Такого чуда он еще не встречал.

Актриса смотрела вопросительно. Он, наконец, стряхнул чары и представился. Тогда в ее глазах мелькнуло недоумение.

– Из милиции? В чем, собственно, дело? – спросила она.

– Вы знаете Володина Семена?

– Кто он? Тоже милиционер? Что с ним?

– Ничего особенного. Так вы знакомы, значит? Только он вообщето таксист.

– Семен Володин? Среди таксистов такого знакомого нет, сообщила она, подумав, добавила с готовностью: – О ком-нибудь другом – пожалуйста.

– Спасибо, – сказал Леонид. – Но нас интересует Семен Володин, водитель такси.

– Ничем не могу помочь. Он что-нибудь украл? – оживилась актриса

– Почти что. Но вот что тогда непонятно. У него ваш автограф.

– Это становится интересным, – сказала актриса и взяла Леонида под руку.

Они вышли за проходную.

– "Образчику галантности и супермену", – процитировал Леонид.

– И что только я не писала! – сказала она с удовольствием.

– Случайно не запомнили, кому писали это?

– Господи, и кому я только не писала! – сказала актриса, вздохнув. – Иногда нет спасу, лезут прямо толпой с открытками. Когда-нибудь отвалится рука, ей-богу.

– Но это-то индивидуальный случай, если уж вы кое-что заметили. Ну, то, что он супермен и необычайно галантен, с другой стороны.

– В самом деле, значит он из знакомых, – засмеялась актриса.

На них оглядывались, черт побери! Леониду было приятно это. Они вышли на проспект, и Леонид остановил такси.

– Я вас подвезу.

– Вот видите, галантные мужчины не такая редкость. Где уж тут запомнить всех галантных! – сказала она, устраиваясь в машине.

– Ну, а если подумать?

– Разве что. Попробуем.

Мерно шумел мотор. Актриса сосредоточенно прикусила губу.

– Блондин, такой широкоплечий, – сказал он, имея в виду внешность Семена. Наводить не полагалось, но у Леонида был свой расчет.

– Исключено. Он не мог быть блондином. Блондины мне не симпатичны, – сказала она.

На это Леонид и надеялся. На то, что женская память очень принципиальна в отборе материала.