Текст книги "Предатель"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Алексей Макеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Почему это неизвестно? – притворно удивился Стас. – Очень даже известно – в Главке я был.

Поняв, что Крячко прибыл с новостями, которые могли быть… Да что там лукавить! Они определенно были нерадостными, и друзья, даже не совещаясь, решили, что к делам перейдут после обеда. Когда от птички остались только косточки в мусорном ведре, грязная посуда была отправлена в посудомоечную машину, а чай не только заварен, но уже и перенесен со всем прочим в гостиную, где поставлен на стол, Орлов наконец потребовал:

– Ну?

– С чего начинать? – невинно поинтересовался Стас и, ловко поймав запущенную в него Гуровым чайную ложечку, сразу поскучнел лицом, вздохнул и сказал: – Игнатов, конечно. Только это не он в то время, о котором мы говорили, твое дело затребовал, потому что эта канцелярская крыса его уже давным-давно от корки до корки наизусть выучила и даже на вкус попробовала да выплюнула, а ничего нового там за это время не появилось. А вот приказ об обыске в твоем кабинете дал именно он.

– Стас, ты нарываешься, – совсем не шутя, предупредил друга Гуров. – Нам и так ясно, что Игнатов – это же его епархия, но вот…

– Кто его к этому подтолкнул? – продолжил его мысль Крячко и замолчал.

– Кто? – не выдержав, рявкнул Орлов.

– Лева! У тебя вроде коньяк был? – спросил Стас, не только оттягивая неприятный момент, но и желая как-то подготовить друзей к удару.

Ни слова не говоря, Гуров встал, принес бутылку с фужерами, разлил коньяк, и, когда они подняли бокалы, Стас сказал:

– Дай бог, чтобы это была последняя плохая новость в нашей жизни.

Они выпили, и Крячко, опустив глаза под напряженными взглядами друзей, сказал только одно слово, но для них оно прозвучало громом небесным:

– Крылов.

Вот уж был удар так удар! Наотмашь! Изо всех сил! В солнечное сплетение! В пах! Да куда угодно, но по самому больному, по самому незащищенному месту! Орлов обессиленно откинулся на спинку кресла и даже глаза закрыл, а Гуров, словно боясь, что ослышался или неправильно понял, переспросил:

– Кто?

– Крылов, – терпеливо повторил Стас.

– Твою мать! – прошептал обычно сдержанный Гуров и замолчал.

Да, эти трое друзей дружно недолюбливали Игнатова, но он был чужой, а вот Крылов! Он-то был свой! Он тоже с оперов начинал! Он рядом с ними много лет проработал и, пусть они не дружили и даже не приятельствовали, вместе водку не пили и по бабам не ходили, но участвовали в одних и тех же операциях, и спину, бывало, друг другу прикрывали, и перед начальством тоже, да и всего другого хватало! И то, что он потом перешел в службу собственной безопасности, ничего не меняло – он по-прежнему оставался для них своим. А он, оказывается, скурвился!

– Это точно? – наконец спросил Орлов.

– К сожалению, да! Во-первых, когда после той стрельбы все из своих кабинетов высыпали, чтобы посмотреть, что случилось, я в толпе Крылова увидел. А что ему на нашем этаже делать? С какого это перепугу он там так вовремя оказался?

– Мог к кому-то из бывших коллег зайти поболтать, – предположил Гуров.

– Я сначала тоже так подумал, – кивнул Стас. – Только чего это он сразу же после этого к Игнатову рванул? Причем в обход всех, кто приема ждал? Сказал секретарше, что дело очень срочное, горит прямо-таки, и шмыг туда! И не только обо всем доложил, но и под белу рученьку шефа подтолкнул, чтобы тот приказ об обыске дал, потому что Игнатов трус и сам бы на такое не решился. А у Крылова счет на секунды шел! Он же точно знал, что ты, Петр, ситуацию просчитаешь и это дело просто так не оставишь! Вот ему и нужно было срочно «жучок» снять! Что он, наверное, собственноручно и сделал, потому что лично в обыске участвовал.

– Ты считаешь, что Крылов Игнатова на приказ об обыске спровоцировал? – спросил Петр.

– А кто же еще? Судите сами: Игнатов же, как я уже говорил, трус страшенный! Да и повод был плюгавенький! Стрелял-то Панкратов не у тебя в кабинете или приемной, а в коридоре. И для посторонних людей непонятно в кого – ты же все по уму залегендировал. И правильно тот охранник сказал, что им срочно уходить надо, и ты их быстро вывел еще до того, как эта шумиха поднялась. Потому что представь себе другой расклад: раненого Андрея занесли бы к тебе в приемную и вызвали врача. А по документам он проходит как доставленный из СИЗО, и фамилию ты небось реальную взял. – Петр кивнул. – Вот и доставили бы его в тюремную медсанчасть, а там, сам знаешь, разговор короткий – сунули бы кому надо один укол, и нет больше Андрея. Кстати, именно Крылов потом больше всех суетился и все записи с камер смотрел, пытаясь понять, что это за машина была, которая Андрея привезла и увезла, и что это за мужики с ним были.

– Какой же я кретин, что пригласил его на Петровку! – застонал Орлов, обхватив голову руками.

– Да, правильно ты тогда сказал, что ни одному психу даже в голову бы не пришло, что у нас в Главке может такое случиться. Кто же знал, что Крылов сукой окажется? – попытался утешить его Крячко, да только не помогло.

– А что во-вторых? – напомнил Гуров.

– Так за делом твоим, Петр, около двух лет назад именно Крылов приходил, но не выносил, потому что для этого пришлось бы документы оформлять, а это – след, которого он оставлять не собирался. Он сказал девочкам, что ему кое-что уточнить надо, вот там на месте и полистал, узнал что надо и вернул. А вспомнили они об этом потому, что теперь уже по официальному запросу Игнатова Крылову дело генерала Орлова выдали.

– На чем же его взяли? – задумчиво спросил Лев Иванович, уставившись в одну точку.

– Да на чем хочешь! – отмахнулся Стас. – Могли на бабе. Сам же знаешь, что мужик он красивый, да и ходок еще тот. А могли просто заплатить! – И, желая как-то вывести своих друзей из состояния подавленности, заорал: – Да хватит уже! Мне что, за пеплом сбегать, чтобы вы головушки свои светлые посыпали? Так они и так у вас уже седые! Все! Дружно выпили еще по одной, и будем решать, как нам дальше жить.

Крячко разлил коньяк, сунул бокалы в руки друзьям, внимательно проследил за тем, чтобы они выпили, выпил сам, а потом деловито заявил:

– Докладываю! – и начал рассказывать обо всем, что узнал за день. – А у тебя что, Лева?

Гуров, еще не до конца пришедший в себя от такого потрясения – не так-то легко переварить новость о том, что с тобой бок о бок столько лет предатель работал, – скучным голосом перечислил все, что успел сделать.

– Ну, что, ребята, все правильно, – выслушав их, сказал Орлов. – Чем больше я думаю над этой историей, тем больше уверен в том, что предатель на «Бониксе» кто-то один, но вот кому и как он передает информацию, неизвестно. Это может быть как работник какого-нибудь посольства или журналист, который заодно промышленным шпионажем балуется, так и агент какой-нибудь террористической организации.

– Не проходит! – уверенно сказал Гуров и объяснил: – Эти господа давать такую информацию в Интернете не стали бы, так что это действительно промышленный шпионаж.

– Пусть так, – согласился Петр. – Но то, что он отравил Васильева тем, что оказалось под рукой, говорит о том, что к разговору с ним он был не готов, и его застали врасплох. Далее. Узнав, что Васильев в реанимации в критическом состоянии, он за все это время не сделал ни единой попытки добраться до него и добить – чем черт не шутит, а ну, как тот придет в себя? И назовет того, кто его чуть на тот свет не спровадил!

– Мне кажется, что, даже если к Васильеву вернется сознание и способность говорить, он будет молчать, – покачал головой Лев Иванович.

– Почему ты так уверен? – удивился Стас.

– А почему он, узнав, что на комплексе предатель работает, делу законный ход не дал? – вопросом на вопрос ответил Гуров. – И почему, выяснив, кто это, сказал, что повязан по рукам и ногам?

– Ты думаешь, дело в той дамочке с мягким, интеллигентным голосом, которая звонит в больницу? – спросил Петр. – То есть у него появилась любимая женщина, которая оказалась как-то связана с предателем?

– Совсем не обязательно, – покачал головой Лев Иванович. – Почему мы всегда или почти всегда считаем, что предатели и шпионы исключительно мужчины, а женщины их невинные жертвы или, самое большое, пособницы? Времена изменились! Да и промышленный шпионаж не подразумевает умение стрелять по-македонски или «качать маятник»! Так что она может быть кем угодно! Как сама торговать секретами, так и покупать их! А может, ей, не посвящая в подробности, просто поручили ежедневно интересоваться здоровьем Васильева, вот она и звонит. А вот если ей скажут, что ему стало лучше, тогда возможны варианты. Но выяснить, откуда идут ее звонки, надо!

– Понял! Володя завтра же запрос напишет! – пообещал Стас и спохватился: – Черт! Мы же с ним с самого утра на «Боникс» отправимся!

– Вы там поаккуратнее, – предупредил его Петр. – Нам только со смежниками неприятностей не хватало – он имел в виду ФСБ. – Ходить там будете на мягких лапках, упирать на то, что Васильева довели до самоубийства, и вы выясняете, кто. Намекните, что довела его, скорее всего, стерва-жена, а эту версию вы отрабатываете для галочки. Ни в какие технические тонкости не лезть и, упаси вас боже, даже попросить посмотреть личные дела! Нам самое главное выяснить, как он провел свой последний день, прямо-таки по минутам. Где был? К кому заходил? С кем разговаривал? Что пил или ел и где? Что собой представляет его секретарша – она же ему чай с кофе подает. Ей особое внимание! Стас, ты же, если надо, и с покойника показания снимешь! – Крячко довольно хохотнул. – А вот фотографии фигурантов нам иметь желательно, но сделать их нужно так, чтобы ни одна душа не догадалась.

– Техникой я тебя обеспечу, – пообещал Гуров.

– А насчет запроса по больничному телефону, так я сам Косолапову позвоню – авось не откажет, – пообещал Петр и повернулся к Гурову. – Теперь ты, Лева! Поезжай-ка ты завтра утром к этому парнишке, садись с ним рядом и внимательно смотри все, что он найдет, потому что он не в теме и что-то может показаться ему незначительным, а ты влет поймешь, что это нам помочь сможет. Ну, вроде все предусмотрел, – подумав, сказал Орлов.

И, хотя говорил он вещи, которые Гуров с Крячко и сами наизусть знали и других могли этому научить, они слушали его самым внимательным образом. Друзья понимали, что, услышав о предательстве Крылова, удар по нервам Петр получил мощнейший и, давая им инструкции, он так понемногу приходил в себя, возвращался в рабочее состояние.

– Ну, дай нам всем бог удачи, – вздохнул Крячко и хотел разлить всем еще по чуть-чуть, как вдруг зазвонил телефон.

Лев Иванович снял трубку и услышал холодный, отстраненный голос жены:

– Это Строева. Мне нужно забрать кое-какие свои вещи. И сделать это я хочу именно в твоем присутствии, чтобы потом не возникало никаких недоразумений. А то вдруг я нечаянно прихвачу твои тапочки? Конечно, наличие посторонних свидетелей меня бы больше устроило, только где их в это время взять? – Она явно говорила в присутствии третьих лиц.

– Не беспокойся, дорогая! Бог услышал твои молитвы – они есть! Ждем! – И, положив трубку, сообщил друзьям: – Маша едет! И, судя по всему, с новостями. Только вот чем мы ее кормить будем?

И они дружно рванули на кухню. Но собрать даже скромный ужин с учетом вечной заботы Марии о фигуре и весе они не успели, потому что появилась она неожиданно быстро и на кухню даже не заглянула, а, пройдя в спальню, быстро покидала в сумку несколько платьев и уже потом, вернувшись в гостиную, села и объяснила:

– Некогда! Меня внизу в машине ждут.

Она посмотрела на мужа, ожидая, как тот отреагирует, но Гуров остался невозмутим, как всегда, – если бы жена захотела ему изменить, то возможностей у нее всегда было много и в плане свободного времени, и в плане кандидатов на роль любовника. А раз до сих пор этого не произошло, то и говорить не о чем. Вот если случится такое, а он это мгновенно почувствует, тогда и будет думать, как себя вести.

– Да подруга это, – поняв, что Гуров ревновать и не собирается, да и вылезла она со своим экспромтом не к месту, перешла к делу: – Баба – стерва. Окрутила мужика еще в молодости в расчете на сладкую жизнь, что, в общем-то, и оправдалось. Пока он в Афгане был, залетела от любовника и сделала аборт, после которого вопрос с детьми был закрыт раз и навсегда. Жили они без особой любви, так, по привычке. Она потихоньку погуливала, а он или не знал об этом, или не обращал внимания – одним словом, его все устраивало. Ходил он сытый, обстиранный, обглаженный и все в этом духе – а хозяйка она очень хорошая – и постепенно рос по службе, а она не работала и занималась домом. И вдруг, как гром среди ясного неба, накрывает он ее с любовником! Причем был он не один, а со своим водителем! Любовник – штаны в охапку и бежать! Тамарка от страха в ванной заперлась, а Васильев вещи собрал и на работу переехал. И жил там до самого развода, а развели их быстро – детей-то нет. Поделили они квартиру, сделав из нее коммуналку, а другого имущества у них не было. И после развода он в эту комнату вернулся, но платил, как и раньше, за всю квартиру, а вот ей ни копейки не давал!

– А случилось это год назад? – уточнил Гуров.

– Ну да! Тамарка сначала обрадовалась, начала покупателя на квартиру искать, чтобы разъехаться с бывшим мужем и соединить, так сказать, влюбленные сердца, и тут любовник ее заявил, что со своей женой разводиться не будет, и слинял!

Гуров с Крячко одновременно посмотрели на Орлова, который снова оказался прав, и тот с деланой скромностью потупился. Мария удивленно на них уставилась, но Лев Иванович только махнул ей, что все, мол, в порядке, и она, пожав плечами, стала рассказывать дальше.

– И осталась старуха у разбитого корыта! Попыталась было восстановить отношения с мужем, ан нет! Пришлось ей идти работать костюмершей в уже известный вам так называемый театр. Только зарплата там мизерная, а она уже к другому привыкла! Вот тогда и предложила она бывшему мужу, что будет по-прежнему стирать, убирать и готовить, но уже за отдельную плату.

– То есть стала его домработницей, – подытожил Крячко. – То-то она не решилась записку сорвать! А то начал бы он белье в прачечную отдавать, питаться по столовым и кафе, а в комнате своей сам убираться – что бы она тогда делала?

– Какую записку? – Глаза Марии вспыхнули от любопытства, и Гуров ей вкратце рассказал, а потом спросил:

– А она не пыталась выяснить, чем было вызвано то, что он вдруг так резко решил вывести ее на чистую воду со столь трагическими для нее последствиями?

– А как же! – воскликнула Маша. – Во многих вещах Тамарка дура дурой, но житейской хватки у нее на троих хватит. Она решила, что у него другая женщина завелась, и весь этот год с него глаз не спускала! Она и следила за ним, и подсматривала, и подслушивала, и вещи обнюхивала, и распечатку звонков с их домашнего телефона изучала, но… Как оказалось, не в женщине было дело, потому что ни специфических следов на его нижнем белье, ни женских волос, ни запаха духов, ни следов губной помады ей ни разу так найти и не удалось.

– Видимо, еще и поэтому она предложила ему свои услуги домработницы, чтобы ей легче за ним следить было, – предположил Крячко.

– Может быть, – подумав, согласилась Мария. – Короче, выяснила она, что не в бабе тут дело, успокоилась, затаилась и стала ждать, когда он сменит гнев на милость. Но не дождалась, потому что два месяца назад с ним вообще что-то невероятное твориться начало. Он стал нервный и дерганый, хотя раньше, по словам Тамарки, его было ничем не прошибить, поздно возвращался домой, а порой и не приходил вообще, по ночам не спал, ворочался – слышимость-то отличная, – начал снова курить, хотя давно бросил. В ту ночь он вообще не ложился, а до утра ходил по своей комнате из угла в угол и все что-то себе под нос бормотал, а утром вышел из дома в обычное время, сел в машину и уехал. А уж как и когда он возвратился, она не знает. Все! Я вам хоть чем-нибудь помогла?

– И даже очень, – серьезно сказала Гуров.

– Ну, тогда я побежала! – сказала Мария. – Кстати, Петр, если этим двум шалопаям, которые тебя подставили, нужно уши надрать, то я с превеликим удовольствием.

– Сам справлюсь, Машенька, – улыбнулся ей Орлов.

– Жаль! – вздохнула она. – А так хотелось!

Мария ушла, а они, переглянувшись, призадумались.

– А я так надеялся, что дело в какой-нибудь бабе, – вздохнул Стас. – Как бы просто и легко все сложилось! Но какого же тогда черта он вдруг вздумал так резко разводиться? Столько лет прожили, так мог бы и простить. Небось и сам не без греха.

– Ничего, разберемся, – пообещал Гуров. – Тебе завтра, Стас, нужно будет очень-очень хорошо поговорить с его водителем – не зря же он именно его в свидетели взял, когда жену с поличным накрыл. Ну, ты это умеешь!

– Да уж вытащу я из него все, что он не только знает, но и о чем только догадывается, – твердо пообещал Крячко. – Только, боюсь, одним днем мы не обойдемся.

– Надо обойтись, чтобы подозрений ни у кого не возникло, – твердо сказал Петр.

– Возьми и обрати на этих людей особое внимание, – сказал Гуров, протягивая Стасу листок бумаги, и объяснил: – Я специально несколько копий сделал.

– Итак, первым номером у нас идет сам генеральный директор, доктор биологических наук, Илья Сергеевич Старков, – это Стас начал просматривать список. – Вы можете себе представить, чтобы сам гендиректор информацию сливал?

– С трудом, – ответил Петр. – Он и так имеет все что хочет – финансирование-то на оборонку сейчас рекой течет, и чтобы мне на этом месте провалиться, если они себе от бюджетных денег ничего не отщипывают, так что рисковать ему резону нет.

– Согласен, – поддержал его Гуров. – Второй у нас – его зам по науке Сергей Николаевич Замятин, но почему-то только кандидат. Странно! Не приходилось мне слышать, чтобы на такую должность всего лишь кандидата наук назначали. Не иначе как по блату туда попал.

– Возможен вариант, что он, чувствуя себя обделенным, решил таким образом подзаработать, – предположил Стас. – Оставим как вариант. Дальше у нас зам по производству Евгений Васильевич Тихонов по прозвищу Старик. Этот вообще без степеней, но, судя по прозвищу, должен быть мужиком в летах, то есть старой закалки, а таких на предательство не склонишь.

– А вот это как жизнь повернется, – возразил ему Петр. – Панкратов тоже был честным офицером, пока его не прижали. Откуда нам знать, что у Тихонова в семье творится? Может, его тоже за жабры взяли?

– Прав ты, – согласился с ним Стас и вернулся к списку. – Еще у нас имеется заведующая лабораторией Софья Александровна Кравец и Иван Тимофеевич Седых, тоже завлаб, а последней у нас старший научный сотрудник Татьяна Викторовна Симонова. Вообще-то, если она девица молодая, то могли ей какого-нибудь смазливого мужика подставить или…

– Нечего на кофейной гуще гадать, – перебил его Петр. – Вот завтра посмотришь на них своими глазами, тогда хоть какая-то определенность появится, а сейчас мы только воздух впустую перемалываем.

– Ну, тогда разбегаемся, а то мне завтра ни свет ни заря вставать, – предложил Крячко.

– Счастливые, – вздохнул Орлов. – Вам-то есть чем заняться, а вот что мне до вечера делать?

– Ситуацию анализировать, – почти одновременно сказали Гуров со Стасом. – А это у тебя лучше, чем у нас двоих, вместе взятых, получается.

– Как выяснилось, не всегда! – снова вздохнул Петр.

В среду, откровенно зевая по дороге в «Боникс», Крячко инструктировал Никитина так же, как вчера Петр его самого, а парень согласно кивал, и видно было, что впитывал каждое слово как губка.

– Ты, самое главное, со своей инициативой никуда не лезь, а то натворишь невзначай такого, что нас с тобой из этого комплекса на лопате вынесут, – наставлял его Стас, а потом, хорошенько подумав, спросил: – Володя, ты тайны хранить умеешь?

– Да! – твердо ответил Никитин.

– Чем докажешь? – поинтересовался Крячко.

– Я жену брата как-то в самый неподходящий момент застукал. Мужику-то я врезал как следует, а она у меня в ногах валялась и умоляла ничего ее мужу не говорить, клялась и божилась, что это в первый и в последний раз, что ее черт попутал… Ну, в общем, все, что в таких случаях бабы говорят. И я пообещал молчать – ребенок у них тогда еще маленький был. Вот до сих пор и молчу, хотя племяшу моему скоро одиннадцать будет, – предельно серьезно ответил парень.

– Ну, тогда посмотри вот на это, – Стас протянул ему список. – В основном нас интересуют эти шесть человек. Может случиться так, что мы с тобой разделимся и по отдельности работать будем, так что, если вдруг чего о них услышишь, пусть даже ерунду какую-нибудь, тут же накрепко запоминай. Понял?

– Значит, дело совсем не в самоубийстве? – задумчиво спросил Никитин. – А может, и не самоубийство это было никакое?

– А вот этого я тебе не говорил, – заметил Крячко. – Предположения ты, конечно, можешь строить какие хочешь, но главное, чтобы это на твоей работе не отразилось. Я поставил перед тобой определенные цели, вот по ним и стреляй!

– Я все понял, товарищ полковник, – твердо заявил парень. – Не отразится! А цели мы все поразим!

– Денег у тебя, Володя, не хватит, – хмыкнул Стас.

– На что? – удивился тот.

– На покупку шапок, чтобы хватило всех врагов закидать, – невозмутимо объяснил Крячко и добавил: – И обращайся ко мне по имени-отчеству – мы же не в присутственном месте.

– Хорошо, Станислав Васильевич, – ответил Никитин.

На проходной комплекса Стас нашел в списке номер телефона зама по безопасности и позвонил, а когда ему ответил чей-то мужской голос, спросил:

– Как бы мне поговорить с человеком, который сейчас Васильева замещает?

– Он сейчас на совещании, а кто его спрашивает?

– Да из милиции мы, по поводу попытки самоубийства Дмитрия Даниловича, – объяснил Крячко.

– У вас документы с собой есть?

– А как же! – удивился Стас.

– Тогда я сейчас позвоню, чтобы вам пропуска оформили, и поднимайтесь. Только подождать немного придется, пока Анатолий Петрович освободится.

Получив пропуска, они прошли через проходную, и Крячко, к немалому удивлению Никитина, вдруг почему-то остановился возле Доски почета и, чтобы разглядеть ее получше, даже отошел к противоположной стене, а на самом деле он ее просто сфотографировал – Гуров еще вчера снабдил его всем необходимым. И только потом они поднялись на второй этаж и, найдя кабинет Васильева, вошли в приемную, где, к немалому своему удивлению, Стас увидел вовсе не мужчину, а пожилую женщину явно за шестьдесят, которая, когда она пригласила их проходить и присаживаться, и оказалась обладательницей мужского голоса.

– Меня Анной Григорьевной зовут, – представилась она и попросила: – Вы мне свои документы не покажете?

Никитин с Крячко протянули ей удостоверения, которые она посмотрела самым внимательным образом и, вернув, спросила:

– Вам чай или кофе?

– Да все равно, с чем хлопот меньше, – ответил за обоих Стас, думая, с какого боку подступиться к этой даме – будь она помоложе, он бы с ней позубоскалил и все, а эта, судя по виду, была женщиной тертой. – Наверное, чай. Там всего и делов, что пакетики кипятком залить.

Она поднялась и, начав возиться, спросила:

– А что вас интересует? Может, я вам пока чем-нибудь помогу?

– Да вот хотим выяснить, что могло толкнуть Дмитрия Даниловича на самоубийство, – объяснил ей Стас.

Оторвавшись от своего занятия, она мельком глянула в его сторону, и в ее взгляде Крячко прочел очень сильное сомнение в том, что свои звезды он получил заслуженно. Но вот когда она, вернувшись, поставила перед ними чашки и сахарницу, Крячко посмотрел на нее таким твердым взглядом и с таким выражением лица, что она все поняла, но виду не подала.

– Пойду покурю, благо есть на кого приемную оставить, – сказала она.

– А не боитесь? – поинтересовался Стас.

– Чего? Оба кабинета надежно заперты, документы, которые могут представлять хоть какой-то интерес, в сейфе, а вы оба не похожи на людей, которые будут воровать ручки и стержни, – хмыкнула Анна Григорьевна.

– А разве у вас здесь можно курить? – удивился Крячко. – Я думал, что, как эта компания началась, теперь всех на улицу выгоняют.

– На лестничной площадке, хоть и ругаются, но можно, – объяснила она.

– Что же, и Васильев там курил? – удивился Крячко.

– Ну, на начальство, как и положено, подобные вещи не распространяются, – усмехнулась она.

– Тогда сигареткой не угостите, а то я думал, что у вас курить нельзя, и не стал новую пачку покупать, решил, что на обратном пути у киоска какого-нибудь приторможу, – попросил Крячко.

– Я «Беломор» курю, – предупредила она, доставая из ящика стола пачку папирос.

– Так на халяву и уксус сладкий, – рассмеялся Стас и, бросив Никитину: – Бди за телефонами, юноша, – пошел вслед за Анной Григорьевной.

На лестничной площадке они, закурив, уставились в окно, и она прошептала:

– Значит, доперли все-таки, что это не самоубийство. Что же так долго чесались?

– Были обстоятельства, – тихонько ответил Стас и спросил: – Кто это может быть?

– Да я себе уже всю голову сломала, – буркнула она. – Не знаю! Во всяком случае, уехал отсюда Данилыч в тот день в прекрасном настроении.

– Это точно кто-то из ваших, – уверенно заявил Крячко и попросил: – У него же в кабинете наверняка есть что-то съедобное… Ну, там чай, кофе, сахар, может, спиртное, те же сигареты… Вы мне образцы всего этого соберите…

– Все уже давно готово, – шепнула она. – Я, как только об отравлении узнала, так тут же все и собрала. Только я ждала, что за всем этим раньше придут.

– Вы домой отнесли?

– Еще чего? А ну как пришли бы ко мне? – тихонько возмутилась она. – Все это здесь на проходной в камере хранения – туда-то ни у кого ума не хватит заглянуть. Ключ я вам дам, ячейка номер 70 – это с самого края внизу. Только вы уж поаккуратнее – там камеры стоят.

– А как же вы сами?.. – удивился он.

– Долго разговариваем, – перебив его, она ткнула докуренную папиросу в банку из-под кофе – обычную российскую пепельницу. – Вы, как уходить будете, зайдите ко мне попрощаться и папироской на дорогу разжиться, вот я вам в пачке ключ с запиской и передам – в Москве встретимся.

– Последний вопрос: что собой представляет водитель Васильева?

– Данилыч его и меня сюда с собой привел – выводы делайте сами, – ответила она.

– И самый последний вопрос: Васильев вам ничего на сохранение не оставлял? – с замиранием сердца спросил Стас.

– Нет, он, наоборот, что-то уничтожал тем вечером – я шум из кабинета слышала, – объяснила она.

– И уборщица это выкинула? – в ужасе прошептал Стас.

Наградив его испепеляющим взглядом, Анна Григорьевна пошла обратно, а Крячко поспешил за ней. Они вернулись в приемную, где читавший газету Никитин сообщил им, что никаких звонков не было. Прихлебывая остывший чай, Крячко принялся выяснять у Анны Григорьевны, что же могло толкнуть Васильева на самоубийство, не конфликтовал ли он с кем-нибудь, не случилось ли в тот последний день чего-то особенного – словом, работал по схеме.

– Вы поймите, Анна Григорьевна, ведь иногда человека одним только словом можно пришибить так, что ему жизнь не в жизнь покажется. Вот и расскажите мне, чем в тот день Дмитрий Данилович занимался.

Открыв органайзер, секретарша принялась добросовестно рассказывать.

– Пришел в тот день Дмитрий Данилович вовремя. Я подала ему чай с пирожными…

– Извините, но как-то странно слышать, чтобы мужчина любил сладкое, – покачал головой Крячко.

– Понимаю вас, но чего только в жизни не бывает. А Дмитрий Данилович действительно большой сладкоежка – он за один присест может коробку шоколадных конфет съесть, а уж когда волнуется, то шоколад у него просто плитками уходит, он его, как хлеб, ест, – объяснила она и продолжила: – Потом он на летучку к генеральному пошел – она каждый день проводится. Вернувшись, он своих подчиненных в кабинете собрал и уже наши проблемы с ними обсуждал – простите, но более подробно говорить права не имею.

– Понимаю и не настаиваю, – поспешно согласился Стас.

– Потом все ушли, и остался только Анатолий Петрович – было принято решение закрыть одну из проходных, вот они и обсуждали до самого обеда вопросы демонтажа оборудования и куда его потом поставить.

– А где обедал господин Васильев? – поинтересовался Стас.

– У нас две столовые: одна для персонала, а вторая – для высшего руководства, вот там он и обедал, – объяснила она.

– Может, он за обедом с кем-нибудь поругался? – задумчиво спросил Стас.

– Чего не знаю, того не знаю, – развела руками она. – Вы лучше у Тихонова спросите – это наш зам по производству, – объяснила она. – Они обычно вместе обедают.

– Всенепременно! – пообещал Крячко. – Ну а после обеда чем Васильев занимался?

– Встреч у него никаких назначено не было, и, насколько я помню, он ходил по комплексу, а уж с кем он там мог встретиться и поругаться, сами выясняйте. Тут я вам ничем не помогу.

– Да у вас только в этом здании одиннадцать этажей, и на территории небось какие-нибудь здания имеются. Тут, чтобы все обойти и со всеми поговорить, и месяца не хватит! – воскликнул Стас. – Ну а что он потом делал?

– Насколько мне известно, к главбуху ходил выяснять, почему кое-какую аппаратуру до сих пор не оплатили, и тот клятвенно заверил его, что на следующий же день деньги переведут. А тут и рабочий день кончился.

– И Васильев поехал домой?

– Да нет, у него дела еще какие-то были, и он в кабинете сидел, а потом пошел куда-то и вернулся только через час, – сказала она.

– И вы его ждали? – поинтересовался Стас.

– У нас так заведено, что, пока сам на месте, и секретарша его должна быть – мало ли что ему потребуется? – объяснила она. – Ну, вернулся он и через некоторое время домой собрался. Да, они меня еще до метро довезли! Вот и все! Что знала, то сказала! – закончила она.

– Я так понял, что Тихонов сейчас на том же совещании, что и Анатолий Петрович? – спросил Стас.

– Да, долго они сегодня что-то, – заметила она, глянув на часы.

И, словно в ответ на ее слова, дверь распахнулась и в приемную зашел мужчина лет тридцати пяти, который с удивлением уставился на Крячко и Никитина.

– Анатолий Петрович, это товарищи из полиции по поводу самоубийства Дмитрия Даниловича, а остальное они вам сами объяснят, – сказала Анна Григорьевна. – Я взяла на себя смелость оформить им пропуска и напоила чаем.

– И правильно сделали, – одобрил ее действия тот и, отперев свою дверь, сделал приглашающий жест. – Прошу!

Войдя внутрь и сев к его столу, Крячко с Никитиным на всякий случай предъявили ему удостоверения, а он, посмотрев их, спросил:

– Чем могу помочь?

– Кто из ваших мог довести Васильевна до самоубийства? – спросил в ответ Стас.