Текст книги "Предатель"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Алексей Макеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

У Анатолия Петровича, что называется, челюсть упала.

– Да вы что? – обалдело спросил он. – Не скажу, чтобы Данилыча у нас все без исключения нежно любили, но уважали крепко – стоящий был мужик!

– А что это вы о нем в прошедшем времени? – удивился Крячко. – Он ведь еще жив!

– Да, говорят, надежд практически нет, – объяснил тот. – Хотя! Действительно, зря я так сказал! – поморщился он. – Просто с языка сорвалось!

– Кто же у вас так пессимистически настроен? – поинтересовался Крячко.

– Да Старков, генеральный наш, сегодня на совещании сказал, что, по всей видимости, не вернется к нам Данилыч, – объяснил Анатолий Петрович.

– Ну, вообще-то правильно, что он звонит и судьбой своего зама интересуется, – одобрительно покивал Стас.

– Да нет! Это он заведующего отделением реанимации попросил, чтобы тот ему ежедневно сообщал, как себя Васильев чувствует, – сказал Анатолий Петрович. – Генеральному же, если надежды никакой нет, нужно нового человека на место Данилыча присматривать. Мы, конечно, бюджетники, так что человека могут и со стороны дать, но ведь никто не запрещает подсуетиться и свою кандидатуру предложить.

– А вас, выходит, не назначат? – сочувственно спросил Стас.

– Сто пудов, – уверенно ответил тот. – Я на этом месте до тех пор, пока новый человек не придет – сами знаете, новая метла за собой новые веники приводит.

– Так вы, получается, человек Васильева? – поинтересовался Крячко.

– С большой натяжкой – просто отец мой вместе с ним работал, вот и попросил меня взять, когда у меня самого со службой не сложилось.

– Что так? – удивился Крячко. – Вы же, как я понял, из ФСБ? – Анатолий Петрович кивнул. – Ну и чем же вам там не понравилось?

– Это им мой характер не понравился, – поправил тот.

– Понимаю, – покивал ему Стас. – Я и сам не подарок! А в каком звании ушли?

– Майором, – вздохнул тот.

– Да, обидно! – заметил Крячко. – Но давайте к делу вернемся. Как вы думаете, что же такого могло у Васильева случиться, что он решил руки на себя наложить?

– Ума не приложу! – развел руками Анатолий Петрович. – Не было причины! Во всяком случае, на работе!

– Намекаете, что это жена бывшая могла его довести? – спросил Стас.

– Не знаю, я ее никогда даже не видел, но отец говорил, что стерва еще та.

– Ничего не могу на это возразить, – согласился с ним Крячко. – Я ее допрашивал, и дамочка она малоприятная. Видимо, это действительно ее рук дело, – вздохнул Стас и неожиданно попросил: – Слушай, майор! Если ты тут последние дни дорабатываешь, сделай одолжение!

– А в чем дело? – насторожился тот.

– Покажи, что у вас здесь как, – демонстрируя любопытство, объяснил Крячко. – Ну, то, что можно. Веришь, столько лет прожил, а никогда в таких заведениях не был – интересно же! Нет, мы все понимаем! Никаких вопросов задавать не будем, никуда не полезем и все в этом духе. Покажи, а?

Естественно, Анатолию Петровичу польстило то, что его, бывшего майора, так по-мальчишески просит солидный мужик, полковник с Петровки, и он, почувствовав себя в этот момент выше по положению и значительнее, согласился, на что Крячко и рассчитывал. Вообще-то, имея в союзниках такую особу, как Анна Григорьевна, которая, судя по всему, прошла огонь, воду и все этому сопутствующее, с экскурсией можно было уже и не затеваться, но чем черт не шутит? Они вышли в приемную, и Крячко сказал Никитину:

– Ты, юноша, папочку свою Анне Григорьевне на сохранение оставь, потому что мы с пустыми руками пойдем, чтобы ни у кого никаких мыслей на наш счет не возникло. – На самом деле, Стасу нужен был предлог, чтобы потом вернуться в приемную.

И вот они втроем пошли. Естественно, что в сопровождении врио зама по безопасности их никто и не подумал остановить. Они переходили с этажа на этаж и в какие-то комнаты и лаборатории заходили, в какие-то нет, но и того, что увидел Крячко, ему хватило, потому что план эвакуации висел рядом с каждой дверью, а на нем черным по белому было написано, что заведующий лабораторией такой-то является ответственным за противопожарную безопасность. Таким образом, Стасу не составило труда не только увидеть, но и сфотографировать тех, кто его интересовал. Кравец оказалась самой обычной полной, пожилой русоволосой женщиной, а Седых – солидным мужчиной в возрасте, который так возмущенно на них уставился, что они поспешили ретироваться. Оставался пока открытым вопрос с остальными, но, как говорится, еще не вечер – ведь нужно было заглянуть к Тихонову, чтобы поинтересоваться, не случилось ли чего во время того обеда, но ведь дверью и ошибиться можно и, таким образом, посмотреть еще и на Замятина. Они уже закончили экскурсию и спускались вниз, когда у Анатолия Петровича зазвонил сотовый и он, ответив, мгновенно побагровел. Выслушав все, что ему говорили, он только зло ощерился, и Крячко, мгновенно оценив обстановку, сочувственно спросил:

– Это случайно не из-за нас вам влетело?

– Наш многомудрый старец гневаться изволит, – процедил Анатолий Петрович и в ответ на вопрошающий взгляд Стаса объяснил: – Генеральный наш, Старков, бушует, что на территории посторонние – не иначе как Седых ему напел, тот еще кляузник.

– Ну, раз мы вас подвели, нам и отвечать, – решительно сказал Крячко. – Проводите нас к нему, и мы переведем стрелки на себя. Пошли! – решительно сказал он, видя, что тот сомневается. – Лично я свои грехи на других никогда не перекладывал и впредь не собираюсь!

В необъятных размеров приемной они увидели молоденькую секретаршу, которая, судя по декольте и коротенькой юбке, даже не подозревала о значении слова «дресс-код», а поскольку генеральный это терпел, вывод можно было сделать только один – отношения у начальника с подчиненной сложились не только служебные. Она посмотрела на них с независимо-вызывающим видом, в котором, однако, чувствовалась некоторая нарочитость и неуверенность, что, в свою очередь, свидетельствовало о том, что отношения эти или уже закончились, или грозят вот-вот оборваться, что ничего хорошего ей не сулило.

– Кто у шефа? – спросил Анатолий Петрович.

– Замятин, они уже давно сидят, – ответила она.

– Доложи, что я здесь, – попросил он.

Секретарша поколебалась – все ясно, ее отношения с шефом действительно были уже не фонтан, – но все-таки подняла трубку и сказала:

– Илья Сергеевич! К вам Анатолий Петрович и с ним еще двое, – и, выслушав ответ, кивнула им на дверь: – Заходите!

Они вошли, и Крячко с первого же взгляда понял, куда шла очень немалая часть бюджетных ассигнований – в таком кабинете и президент не погнушался бы работать. За большим столом сидел до невозможности холеный седовласый мужчина лет пятидесяти пяти в хорошем, явно очень дорогом костюме, а все остальное: часы, очки, галстук и рубашка – было ему под стать. Да уж, этот тип себя, ненаглядного, любил до беспамятства.

– Анатолий Петрович! Вы меня удивляете! – явно начиная разнос, раздраженно сказал он хорошо поставленным, вальяжным голосом.

Да вот только продолжить ему Крячко не дал и представился:

– Полковник полиции Крячко, придан районному управлению в усиление для расследования дела о попытке самоубийства Васильева Дмитрия Даниловича, работающего здесь заместителем генерального директора по вопросам безопасности.

Да, дипломатия много потеряла в лице Стаса, но театр – еще больше, потому что ему не составило труда мгновенно преобразиться, и сейчас перед Старковым стоял тупой служака с соответствующим тяжелым выражением лица, и говорил он грубым, хрипловатым голосом.

– Полковник, это еще не дает вам права… – попытался возмутиться Старков, но Стас его опять перебил:

– Господин полковник! – с нажимом произнес он. – Я не для того всю жизнь свои звезды зарабатывал, чтобы меня просто полковником называли.

Гонору у Старкова заметно поубавилось.

– Хорошо, пусть будет господин полковник, – согласился он и предложил: – Садитесь!

– У нас говорят «присаживайтесь» – садятся только осу́жденные, – поправил его Крячко тем же тоном и сел, а остальные – вслед за ним. – С кем имею честь?

– Между прочим, на дверях приемной написано… – начал Старков самым язвительным тоном, но Крячко опять не дал ему договорить.

– Грамоте не обучен! Так с кем я говорю?

– Я генеральный директор научно-производственного комплекса «Боникс» Илья Сергеевич Старков, – с вызовом, гордо вскинув голову, заявил тот.

– И вы совершенно не заинтересованы в том, чтобы выяснить, кто и почему толкнул вашего заместителя на самоубийство. Я вас правильно понял? – продолжал давить Стас.

– Да что вы такое говорите? – почти взвизгнул Старков.

– Так что же вы следствию мешаете? – невозмутимо поинтересовался Крячко. – Или вы думаете, что я для собственного удовольствия в такую даль приперся? Мне что, в Москве делать нечего?

– Да ничего я вам не мешаю! – начал оправдываться Старков.

– Нет, мешаете! Я пытаюсь выяснить, с кем в тот свой последний день Васильев разговаривал и о чем, раз он, вернувшись с работы, решил руки на себя наложить. Вот вы, например! – он повернулся к Замятину.

Зам по науке был просто одетым мужчиной лет сорока, с ранними залысинами, в очочках и, главное, с лицом классического неудачника и грустными глазами. Он испуганно посмотрел на Крячко и представился:

– Я Сергей Николаевич Замятин. Вы что-то хотите у меня спросить?

– Да! Вы в тот день с Дмитрием Даниловичем разговаривали?

– Нет, – покачал головой Замятин. – Да мы с ним вообще не пересекаемся и встречаемся только на совещаниях.

– А вот с Тихоновым, как я выяснил, он имел обыкновение обедать вместе. И я обязан с ним поговорить! – нажимал Крячко.

– Да говорите вы с кем хотите, только людям работать не мешайте! – Старков сдавал позицию за позицией.

– То есть, заглянув в какую-то комнату, я вторгся в чей-то творческий процесс? От этого земля вертеться перестала? – насмешливо спросил Стас тоном человека, считающего всех без исключения ученых бездельниками, бесполезно транжирящими государственные деньги.

– Послушайте, господин полковник, вы, видимо, достигли в своей работе очень многого…

– Немало, – солидно кивнул Крячко.

– И я ни в коем случае не возьмусь учить вас, как вам надо работать, потому что ничего в вашей специфике не понимаю. Вот и вы, пожалуйста, поверьте мне на слово, что мы даром хлеб не едим. Вам нужно здесь поработать? Я не возражаю, и Анатолий Петрович окажет вам в этом всевозможное содействие. Договорились? – Старков попытался даже улыбнуться.

– Я рад, что мы поняли друг друга, – кивнув ему, сказал Крячко, поднялся и, не прощаясь, вышел, а Никитин и Анатолий Петрович – вслед за ним.

Пройдя приемную, они оказались в коридоре, и Никитин, сияя от восторга, как ребенок, только что получивший долгожданную игрушку, хотел что-то сказать, но Стас сделал страшные глаза, и тот промолчал. А вот Анатолий Петрович, хоть и тоже не проронил ни звука, с большим чувством пожал Крячко руку.

– Где тут кабинет Тихонова? – спросил Стас.

Анатолий Петрович подвел их к нему, а сам вернулся к себе. Евгений Васильевич Тихонов по прозвищу Старик был человеком явно под семьдесят, и при виде его на ум приходило только одно сравнение – бизон. Крупный, лобастый, упертый, он посмотрел на вошедших недобрым взглядом и неласково спросил:

– Чего надо?

– Здравствуйте, Евгений Васильевич, – сказал Крячко уже совсем другим тоном, простецким и дружелюбным. – Мы тут пытаемся выяснить, что могло Дмитрия Даниловича на самоубийство толкнуть.

– Ты для начала скажи, кто таков будешь? – потребовал Тихонов.

Вместо ответа Крячко и Никитин в очередной раз предъявили свои удостоверения, которые Старик, посмотрев, вернул, а потом, с жалостью глянув на Стаса, посоветовал:

– Иди улицы подметать, а погоны не позорь! – и потерял к тому всякий интерес.

– Подождите, Евгений Васильевич! Вы что же, не верите, что Васильев хотел руки на себя наложить? – спросил Стас, удивляясь тому, что этот человек так бесстрашно и громко говорит о том, о чем Анна Григорьевна только шептала. – Но об этом все доказательства говорят.

– А ты другие поищи! – буркнул Старик.

– Так вы даже, может, кого-то подозреваете? – насторожился Крячко.

– Да, подозреваю! – резко повернувшись к нему, заявил Старик. – Главбуха нашего! Зятек ни черта в делах не смыслит, ему бы только по миру шататься и девок менять, вот главбух всеми финансами и заправляет! Ты думаешь, почему здесь все еще хоть как-то работает? Да потому, что я, старый пень, сижу и кумекаю, как и чем какую дыру заткнуть! А вот плюну я на все это и уйду на пенсию цветы выращивать, так здесь все через неделю прахом пойдет. Ну, может, через месяц, – исключительно ради справедливости поправился он – чувствовалось, что у него наболело и говорил он искренне. – Нам аппаратуру оплатить надо, все сроки уже выходят, а эта гнида деньги сундучит! Я Димку попросил, чтобы он поговорил с паразитом этим, так тот пообещал оплатить! А как узнал, что Димка в больницу попал, так денежки опять зажал, и накрылась аппаратура!

– А зятек – это Старков, что ли? – поинтересовался Стас.

– Он самый! Его Широков, царствие ему небесное, – Тихонов размашисто перекрестился, – на свое место поставил ради памяти дочери – любила она этого прохвоста, и внучки своей, чтобы папаша ее хоть что-то зарабатывал. Да если бы он увидел, во что сейчас комплекс превратился, он бы Илюшку своими руками еще тогда придушил, все равно толку с него, как с козла молока!

– А… – начал было Крячко, но тут зазвонил телефон, и Тихонов махнул ему рукой, чтобы он замолчал.

Видимо, новость была не из приятных, потому что Старик выматерился прямо в трубку и сорвался с места. Буквально вытолкав Стаса и Никитина, он захлопнул дверь и рванул по коридору к лифтам.

– Что? Авария? – крикнул ему вслед Стас и получил в ответ яростное:

– Да пропади оно все пропадом!

Они проводили его взглядом, и Никитин спросил:

– Куда теперь?

– К главбуху, куда же еще? – ответил Стас. – Хоть одно доброе дело сделаем, заставив этого паразита аппаратуру оплатить, а то ведь хватит старика кондрашка от такой работы.

Главбухом оказался невысокий щуплый мужчина в очках с толстыми стеклами и почти лысой головой, одних лет с Тихоновым. Он тоскливо посмотрел на вошедших, словно в ожидании очередной неприятности, и даже не стал спрашивать, зачем они пришли, – сами скажут. Разговаривать грубо с этим человеком у Стаса язык не повернулся – и так было ясно, что тому несладко приходится. Представившись, он сказал:

– Мы делом Васильева занимаемся, хотим выяснить, что его на самоубийство подтолкнуло. Как сказала Анна Григорьевна, вы с ним в тот его последний рабочий день разговаривали, так не показалось ли вам что-нибудь странным?

– А! – махнул рукой главбух. – Это Женька его на меня натравил. Да понимаю я, что он это не со зла, а душа у него за производство болит. Только откуда я деньги возьму? Рожу, что ли? Так я бы с удовольствием, только природа такого не предусмотрела.

– Но ведь финансирование-то у вас идет, – удивился Крячко.

– А куда уходит? – начиная раздражаться, спросил главбух. – Вот! – он ткнул пальцем в какую-то папку. – Илюшке на представительские расходы и командировки разные! Он за последний год на работе и шести месяцев не был!

– А раньше что, меньше ездил? – поинтересовался Стас.

– Если бы! Только тогда он по заграницам мотался, да не один, а с переводчицами, причем каждый раз разными! У нас и самих отдел переводов есть, так он оттуда никого не брал, а со стороны приглашал! Бабник он, каких свет не видывал! И все за казенный счет! А последний год по России стал разъезжать! Что ни месяц, то командировка. И не в деревню какую-нибудь, а то в Питер, то в Сочи, то еще куда-нибудь, где ему и делать-то нечего! Вот и посчитайте, сколько выходит: авиабилеты, гостиницы самые дорогие, суточные. А теперь помножьте это надвое и прибавьте его представительские. Тут уже не до новой аппаратуры, а концы с концами бы свести!

– Так он опять не один ездит? – удивился Стас. – По России-то ему переводчицы зачем?

– Да баба у него завелась, ее и балует! – буркнул главбух. – А оформляет как приглашенного эксперта! Вот я все это Данилычу и объяснил! Пообещал я ему, конечно, аппаратуру оплатить – уж очень он просил Женьку не расстраивать. А тут на следующий же день Илюшка меня вызвал и сообщил, что опять уезжать со своей бабой собрался. И когда ему только развлекаться надоест? Да Широков, наверное, в гробу ворочается оттого, что здесь этот проходимец вытворяет! Ну и откуда я Женьке деньги возьму? – грустно спросил он.

– А можно хоть одним глазком взглянуть, куда ваш генеральный ездит? – попросил Крячко. – Интересно же!

– Да смотрите! – махнул рукой главбух и горестно вздохнул.

Стас взял папку с приказами о командировках и начал ее листать. Его совершенно не интересовало, куда ездит Старков, но вот с кем?.. А раз поездки его спутницы оплачивал комплекс, то в приказе обязательно должны были быть ее данные. Узнав, что ему было надо, он положил папку на место и спросил:

– Значит, как я понял, вы не знаете, почему Васильев решил уйти из жизни? – Вместо ответа главбух только пожал плечами. – Ну, тогда подскажите, как пройти в ваш гараж, а то мне надо с водителем Дмитрия Даниловича поговорить – вдруг он чего знает?

Получив соответствующие инструкции, Крячко с Никитиным спустились на первый этаж, где Стас попутно выяснил местонахождение камер хранения и нужной ячейки, а заодно и все остальное разведал, и вышли во двор. Увидев большие металлические гаражные ворота, возле которых сидел на старом стуле, греясь на солнышке, и курил какой-то старик, они направились к нему.

– День добрый, дед! – поприветствовал его Стас, присаживаясь рядом на корточки. – Не подскажешь, где мне водителя Васильева найти?

– Михалыча-то? – переспросил дед. – Так его, как Данилыч заболел, в дежурные перевели. Он сейчас бухгалтершу в банк повез. Подождать придется.

– Солдат спит, служба идет – это я о себе, – пошутил Крячко. – А чего это ты о нем так уважительно? Или он уже в летах мужчина?

– Так они с Анькой ровесники, за шестьдесят обоим, – объяснил дед.

– Ты о ком же? О секретарше Васильева, что ли? – удивился Стас.

– Ну да! Они же муж с женой, вместе с Данилычем сюда и пришли. Детей у них нет, вот и не захотели дома сидеть.

– Да разве сейчас на пенсию проживешь! – поддакнул ему Крячко.

– Это смотря какая пенсия, а у них она должна ох и немаленькой быть!

– С чего ты это взял? – удивился Стас.

– Так они же всю жизнь за границей работали. Она, наверное, по канцелярской части, а он – водителем, – объяснил дед.

– Рисковал все-таки Васильев, – как ни в чем не бывало заметил Крячко, которого эта новость на самом деле просто ошарашила. – Доверять свою жизнь водителю, когда тому за шестьдесят, при нашем-то сумасшедшем сейчас движении? Я бы не решился!

– Много ты понимаешь! – возмутился дед. – Я сам Хозяина, светлая ему память, до самого конца возил, хотя мне уже побольше, чем сейчас Михалычу, было.

– Это ты не о Широкове случайно? – спросил Стас.

– О нем, конечно! Я его еще в институте возил, а как НИИ этот создали, вместе с ним сюда и пришел! – гордо заявил дед.

– Да, я слышал, как о нем хорошо отзываются, – поддакнул ему Крячко.

– Да у кого же язык повернется о нем плохое сказать? – возмутился дед. – Мы же при нем как при коммунизме жили! И сад-ясли, и пионерский лагерь, и медсанчасть, и подсобное хозяйство свое, и санатории с профилакториями, что здесь, в Подмосковье, что на Черном море! Причем не только для начальства, а для всех! Эх, знал бы он, во что Илюшка теперь все превратил, никогда бы на него НИИ не оставил!

– Тихонов сказал, что это он в память о дочери, – подтолкнул его в нужном направлении Стас.

– Да, Олюшка! Святая была женщина, царствие ей небесное! И угораздило же ее в этого проходимца влюбиться! Но надо признать, что он тогда очень красивый был. Здесь же у нас подвизался в мэнээсах. И ведь говорили же мы ей, что не за Ольгой Широковой он ухаживает, а за дочерью академика Широкова! Да разве ж влюбленной женщине чего докажешь?

– Это точно, – поддакнул Крячко. – Для них же в такой момент мужик – весь свет в окошке, они ничего ни слышать, ни видеть не хотят, даже очевидного!

– Вот и она туда же! – покивал головой дед. – Ну, поженились они. И стал Хозяин этого придурка двигать. А может, надеялся, что тот все-таки как-то поумнеет? Кандидатскую за него написал, а потом и докторскую! До завлаба довел! А потом и в замы по науке пропихнул его только что не коленом под зад! Авторитет-то у Хозяина огромный был, вот и пошли ему навстречу, назначили этого дурошлепа.

– А от чего Ольга умерла? – осторожно поинтересовался Стас.

– Да врожденный порок сердца у нее был, – вздохнул дед. – Нельзя ей было рожать, и знала она об этом. А потом все-таки решилась! Я так думаю, что это Илюшка ее потихоньку к этому подталкивал – для него же это стопроцентная гарантия безбедной жизни была. Мужик ведь как думает? Что любовь и пройти может, а вот с ребенком на руках баба сто раз подумает, уходить от мужа или нет, потому что ребенку-то родной отец нужен. А баба, в свою очередь, думает, что родит ребеночка и привяжет этим к себе мужика на всю жизнь.

– Неужели Старков гулял от нее? – удивился Крячко.

– Щас! – выразительно произнес дед. – Да Хозяин вышиб бы его в два счета с такой характеристикой, что и дворником никуда бы не взяли. Это уже после смерти Хозяина Илюшка пустился в открытую во все тяжкие! Да только каково было Олюшке смотреть, как другие бабы ее мужа глазами пожирают? Вот и рискнула! Уж как мы ее берегли! Да не уберегли!

– Родами умерла? – сочувственно спросил Крячко.

– Да! Такие светила вокруг нее крутились! А помочь ничем не смогли! – горестно вздохнул дед. – Вот Хозяин с супругой малышку к себе и взяли. И фамилию ей свою дали, чтобы еще одна Олюшка Широкова на земле была.

– И где она сейчас? – поинтересовался Стас.

– Пока Хозяин жив был, здесь работала, библиотекой нашей заведовала. А как не стало его, так в Ленинку перешла – ей же там до дома два шага. Чего же ей теперь в такую даль мотаться? Я ж ее вместе с Хозяином всегда на работу привозил.

– Я так понял, что Старков потом не женился?

– Нет, так до сих пор и вдовствует. Только раньше-то он это делал, чтобы Хозяина ублажить – он же над могилой Олюшки поклялся, что не женится больше никогда, потому что второй такой женщины, как она, нет и не будет. Подстраховался он так, чтобы Хозяин его не выгнал. А тот действительно поверил, что это он из-за любви к Олюшке один живет, сочувствовал ему и по службе продвигал. А я-то знал, что котует Илюшка так, словно у него круглый год март на дворе, да только Хозяину ничего не говорил, жалел его! А теперь вот думаю, что зря я тогда молчал! Ведь скажи я ему об этом, он, может, и не оставил бы на него НИИ, и не оказались бы мы теперь все дружно в глубокой заднице!

– Так что же, Старков на своей машине дочь на работу возить не стал? – удивился Крячко.

– Да она с ним и одного дня не прожила! Я же тебе сказал, что Широковы ее сразу же к себе забрали, а молодым Хозяин на свадьбу отдельную квартиру сделал, вот Илюшка там один и остался. Так что с бабушкой она сейчас живет!

– Вот уж той радости правнуков нянчить! – улыбнулся Стас.

– Не замужем Олюшка, – поджав губы, пояснил дед.

– Тоже, наверное, болезненная? В мать пошла? – горестным тоном поинтересовался Стас.

– Чего это больная? – возмутился дед. – Со всех сторон здоровая! Просто не встретился ей хороший человек! Ну да, бог даст, еще повстречает. Какие ее годы!

– Ей, как я понял, лет тридцать, наверное? – спросил Крячко.

– С чего это ты взял?

– Так Старкову на вид лет пятьдесят пять, – объяснил Стас.

– Шестьдесят три ему! Еще бы он хорошо не выглядел, если всю жизнь дурака валяет и только о себе и заботится! А Олюшке тридцать шесть.

– Ну, в такие годы рожать уже опасно, даже если хорошего человека встретишь, особенно с ее наследственностью, – заметил Стас.

– И без детей люди живут! – отрезал дед.

– И то правда, – согласился с ним Крячко. – У меня вот друг всю жизнь без детей прожил и ни он, ни его жена от этого не страдают.

– Вот и я о том же, – назидательно сказал дед.

– И сколько же Старков директорствует?

– Скоро два года будет, – вздохнул дед. – Да только успел за это время развалить все, что Хозяин всю жизнь создавал. Господи, если ты есть! – взмолился дед, глядя на небо. – Ну, покарай ты как-нибудь этого ирода! И я в тебя, честное слово, верить начну!

– Ничего себе! – воскликнул Стас. – Во сколько же Широков на пенсию ушел?

– Да не уходил он никуда! Прямо в кабинете от инфаркта умер! – буркнул дед и помрачнел. – До восьмидесяти восьми работал, и голова у него до самого последнего момента ясная была, как у молодого. Тут-то Илюшка, чтоб он пропал совсем, в его кресло и сел. Дождался-таки своего часа!

– Так Данилыч еще при Широкове сюда пришел?

– Ну да! Только проработали они вместе недолго, месяца три, наверное, но никогда не ругались и понимали друг друга, – объяснил дед.

– Как я понял, ваш комплекс только на стариках и держится – это я о Тихонове и главбухе?

– И еще несколько таких осталось, – добавил дед. – Илюшка дурак-дураком, а свою выгоду всегда знал. Вот и понимает, что, если уйдут они, так все медным тазом накроется. Вот и терпит, что они его, бывает, и в глаза, кроют! А ему все как с гуся вода! Ему бы развратничать и никаких больше забот не знать. Секретарш, как трусы, меняет! Да проституток за собой по командировкам таскает!

– Но я так понял, что у него в последнее время какая-то постоянная завелась, с которой он отдыхать ездит, – возразил Стас. – Может, и женится наконец.

– А ведь и правда! Долго она у него что-то задержалась! – воскликнул дед и призадумался. – Ну, точно! Ленька – это Илюшкин водитель… Вообще-то, у него их два, еще и Пашка есть. Так вот, Ленька рассказывал, что уже замучился за это шалавой пакеты таскать. Он, как Илюшку на работу привезет, так тот его к ней отправляет. А она целыми днями по магазинам и каким-то салонам шастает. Это сколько же деньжищ Илюшка из народного кармана нагреб, чтобы так на нее тратиться? Это же уму непостижимо!

– А что Пашка говорит? – поинтересовался Крячко.

– Пашка? Да ничего он не говорит! Он, вообще-то, парень свойский, может и выпить с мужиками, и язык почесать, и анекдот рассказать, но вот только, знаешь, не лежит у меня к нему душа! Липкий он какой-то!

– А может, он втихаря с хозяйкой чего замутил? – предположил Крячко. – Ты же сам сказал, что он мужик молодой, а Старкову, как ни крути, шестьдесят три.

– А может! – подумав, воскликнул дед. – Ну, тогда я Пашке от всей души руку пожму, что он этому гаду рога наставил!

– Ну а ты здесь чем занимаешься? – наконец спросил Крячко.

– А диспетчер я, – усмехнулся дед. – Чего мне дома сидеть? А машины у нас все старые – ну, кроме Илюшкиной, конечно! Вот я и кручусь ужом, чтобы все в порядке было. Да еще за ласточкой приглядываю.

– Не понял! – удивился Стас.

– Да вот же она, красавица! – он показал на кремового цвета «Волгу» «ГАЗ-21». – Это Олюшка еще дедовскую, бывало, гоняла, да только теперь ей ездить-то некуда, вот она здесь и стоит.

– Мать честная! Да на нее же запчастей не найти! – воскликнул Крячко.

– А я на что? – даже как-то обиделся дед. – Я тебе любую детальку собственными руками сварганю! Это же песня, а не машина! Если к ней с любовью да лаской подойти, так она еще сто лет бегать будет!

– Что же Старков за сволочь такая! – воскликнул Стас. – На чужих баб тратится немерено, а собственной единственной дочери новую нормальную машину купить не хочет!

– А она примет? – спросил его в ответ дед.

– Не любит она, значит, отца, – понятливо покивал Крячко.

– А за что ей его любить? Она его, пока сюда работать не пришла, считаные разы видела! Он ведь, паразит, как все объяснил? Что он дочке простить не может, что это из-за нее Олюшка погибла! Что смотреть ему на нее невыносимо! А на самом деле не нужна она была ему никогда! Он никого на свете, кроме себя, не любит! Вот дед с бабкой ей родителей и заменили. А сейчас какая у нее к нему любовь может быть, если он институт – дело всей жизни ее деда – почти до основания развалил!

Тут во двор въехала неновая темно-зеленая «Волга», и дед, ткнув в нее пальцем, сказал:

– Ну, вот и Михалыч приехал!

– А полностью его как? – спросил Стас. – Не буду же его Михалычем звать!

– Геннадий он, – ответил ему дед.

Крячко и Никитин направились к машине, и, правильно поняв их намерения, им навстречу оттуда вылез стройный седой мужчина в джинсах и джинсовой рубашке, выглядевший даже моложе своей жены. Объяснив в очередной раз, кто они и откуда, Стас спросил:

– Геннадий Михайлович, вы в тот день везли Дмитрия Даниловича и на работу, и с работы. – Водитель кинул. – Как я понял, вы его знаете много лет, вот и скажите, было ли в тот день что-то необычное, выбивающееся из привычного вам поведения шефа.

– Абсолютно ничего, – серьезно ответил им мужчина. – Я заехал за ним в обычное время и повез на работу.

– Но дорога-то долгая, неужели вы ни о чем с ним не говорили?

– Почему же? – удивился водитель. – Говорили о погоде, о футболе, а потом я «Авторадио» включил, и мы больше ни о чем не разговаривали, потому что Дмитрий Данилович задремал.

«Все правильно – ночью-то он не спал», – подумал Крячко и спросил:

– А когда в город возвращались? Кстати, во сколько вы уехали?

– Уже семь было. С нами Анна ехала. Мы ее у метро высадили, а потом я шефа домой отвез. Это было… – он посмотрел на часы. – Да, уже к девяти дело шло.

– Так о чем говорили-то? – напомнил ему Крячко.

– Ну, о чем могут говорить двое мужчин в присутствии женщины? Молчали, естественно. Да и дорога была так забита, что пришлось мне козьими тропами добираться – тут уже не до разговоров было.

– А как себя чувствовал Васильев? Может быть, жаловался на что-то? Голова там болела? Знобило?

– А вы знаете, – задумался Геннадий Михайлович. – Нет! Он не жаловался, но… Сначала-то он нормальный был, веселый даже, а потом как-то скуксился! Может, действительно заболело что-то, а может, подумал или вспомнил о чем-нибудь? – он пожал плечами.

– А почему Тамара Петровна, как только Дмитрия Даниловича «Скорая» увезла, сразу же вашей супруге позвонила? Они знакомы? – поинтересовался Стас.

– Жена, наверное, неправильно выразилась, – улыбнулся тот. – Она мне позвонила! А трубку Аня взяла и уже потом мне передала.

– Тогда такой вопрос: почему Васильев вдруг так резко решил развестись? И для того, чтобы накрыть жену с поличным, вас в свидетели взял? – допытывался Крячко.

Тут Геннадий Михайлович уставился на него во все глаза и, казалось, от удивления даже дар речи потерял.