Текст книги "Не померкнет никогда"

Автор книги: Николай Крылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)

Ближние подступы

Прошло еще несколько дней; прежде чем фронт в Южном секторе стабилизировался на новом оборонительном рубеже.

Из рук в руки переходил Фрейденталь (Мирное) – село на полпути между Беляевкой и Дальником. А в районе села Маяки, что у Днестровского лимана, некоторым ротам чапаевцев приходилось временами занимать круговую оборону оставаясь на своих позициях, они вели бои в окружении.

Не раз оказывались в трудном положении и эскадроны кавдивизии. Два ее полка воевали в пешем строго. Только кавполк Ф. С. Блинова оставался конным. До прорыва у Кагарлыка мы считали его резервом для Восточного сектора, а затем тоже перебросили в Южный. Ночью, во время сильного воздушного налета, тысяча конников проследовала через темный город. На марше им изменяли маршрут, направляя колонну по тем улицам, где меньше бомбили.

Под утро генерал Петров встретил 5-й кавполк у развилки фронтовых дорог и, взяв у капитана Блинова планшет, написал прямо на его карте (это было в стиле Ивана Ефимовича) боевой приказ. Полку ставилась задача выбить противника из захваченного вечером селения и давалось на подготовку к атаке сорок пять минут.

Я привожу эти детали потому, что они характерны для тогдашней обстановки. Любая боевая сила, появлявшаяся в распоряжении начальника сектора, немедленно вводилась в дело, чтобы задержать наседавшего врага, а где можно – отбросить его назад.

Конники действовали главным образом ночью или на рассвете, пока не появлялась в воздухе немецкая авиация. Если за Лузановкой с трудом удавалось укрывать коней в узких лесопосадках, то в Южном секторе не было и этого – одна кукуруза. И все-таки конница, разделенная на небольшие подвижные группы, и в этих условиях была способ-па нанести врагу известный урон, совершая нападения на его тылы. В донесениях отмечались, в частности, дерзкие действия эскадрона И. И. Котенкова, старого кавалериста, воевавшего в этих местах еще в бригаде Котовского.

В Южный сектор были направлены два дивизиона бригады ПВО, батальон ВНОС, преобразованный в стрелковый (тот, что раньше нес службу за Днестром), отдельные подразделения из армейского тыла, ополченцы. Этого было, конечно, недостаточно, чтобы существенно изменить соотношение сил на направлении, где противник имел до четырех пехотных дивизий. И все же продвинуться дальше враг ио смог. После упорных боев под Фрейденталем, Маяками и Карсталем наша оборона вновь стала приобретать устойчивость.

Немало сделала для этого поддерживавшая войска сектора артиллерия (теперь, на новых рубежах, мог использоваться и огонь кораблей). Помогли штурмовки наших "ястребков". Но главное заключалось в том, что сами стрелковые части проявили настоящую стойкость.

Стойкость плюс активность – так следовало бы сказать. Потому что только отбивать вражеские атаки было еще недостаточно. Чтобы выстоять, требовалось и контратаковать самим. И мы всегда заботились о том, чтобы необходимость действовать активно сознавалась командирами соединений и частей, в их штабах.

Помню один разговор с Иваном Ефимовичем Петровым – еще до назначения его в Чапаевскую дивизию, – тоже имевший отношение к установлению общих взглядов на тактику армии в сложившейся обстановке. Говорили о чем-то сугубо конкретном. Но так или иначе, все касалось основного – как не пустить врага в Одессу. И мне пришло в голову нехитрое сравнение:

– Представим, что некий Геркулес заслонил собой стену, которую ему поручено защищать. Заслонил – и стоит. А его обступили, бросают в него камни… Чем это кончится, если Геркулес будет только прикрывать стену, не нападая на врагов сам? Очевидно, тем, что рано или поздно какой-то камень угодит ему в лоб… Не таково ли в общих чертах наше положение под Одессой? Пассивность в обороне всегда бесперспективна, а в наших условиях – просто гибельна.

– Про Геркулеса это вы верно, – задумчиво произнес Иван Ефимович. Уподобляться ему нам никак нельзя.

Я понял, что мы смотрим на важнейший вопрос одинаково. Сравнение Петрову понравилось, и он напомнил мне про тот разговор, когда приморцы дрались уже за Севастополь. Там тоже лишь боевая активность наших войск могла помешать противнику реализовать его численное превосходство.

А в Южном секторе Одесской обороны активная тактика частей, подчиненных И. Е. Петрову, обеспечила, например, быстрое окружение и уничтожение батальона из только что подтянутой сюда 14-й пехотной дивизии противника. Два других ее батальона, введенных в бой на том же участке, отступили, потеряв до половины своих солдат. Днем позже 31-й Пугачевский полк Чапаевской дивизии контратакой выбил врага из Петерсталя (Петродолинское) и ворвался в соседний Францфелъд (Надлиманское).

Оба селения были захвачены противником лишь накануне, и боевой успех сводился к восстановлению вчерашних позиций. Однако в тот момент это значило немало, и командарм Софронов от души поздравлял генерала Петрова.

Иван Ефимович воспользовался случаем, чтобы попросить подкрепление. Мы только что направили к нему несколько сот бойцов, выздоровевших после ранений. Но Петров спрашивал, не пора ли вернуть в Чапаевскую дивизию Разинский полк, остававшийся в Восточном секторе.

– И морячков хорошо бы сюда подбросить, – продолжал он. – Их там у вас, я слышал, прибавилось…

Мы знали, что у Петрова фактически нет сплошной линии фронта: между подразделениями значительные промежутки, которые прикрыть нечем. На ночь там выставлялись наблюдательные посты (секреты), но они могли лишь обнаружить, а не задержать противника, если бы он внезапно туда сунулся.

Однако вернуть в дивизию Разинский полк не было пока возможности. Что касается моряков, то их у нас действительно немного прибавилось: на кораблях, присланных для усиления артиллерийской поддержки Приморской армии (пришли крейсер "Красный Крым" и два эсминца), прибыли из Севастополя два отряда морской пехоты: тысяча бойцов-добровольцев. Каждый из них по личной просьбе был послан на защиту Одессы. Это пополнение пришло очень вовремя, но отдать его целиком в части генерала Петрова мы не могли. Один из севастопольских отрядов потребовалось прямо из порта отправить в распоряжение В. Ф. Воробьева.

Почему оказались необходимыми эта и другие меры, читатель сейчас поймет. К тому времени положение в Западном секторе было уже далеко не таким, как два-три дня назад.

Прежде чем 95-я дивизия успела закрепиться на своем новом рубеже, возобновилось наступление противника и на центральном участке Одесской обороны. В нем участвовало по меньшей мере семь пехотных полков. Основной удар наносился, как и в прошлый раз, вдоль железной дороги.

И теперь врагу удалось то, чего он не смог добиться тогда. К полудню 21 августа в его руках оказалась станция Выгода.

От Выгоды до Одессы нет и тридцати километров, а запасные рубежи, прикрывающие это направление, далеко еще не были готовы. Не требовалось объяснять В. Ф. Воробьеву, что его дивизия должна остановить врага любой ценой. И надо было поддержать Западный сектор чем только можно.

– Немедленно отправляйте к Фроловичу всех оставшихся пулеметчиков, приказал мне командарм.

Он имел в виду последнюю пульроту из ТИУР, еще не находившуюся на переднем крае. Через час в 95-ю дивизию были доставлены двадцать пять станковых пулеметов с расчетами. Оттуда сообщили, что пульроту возглавил лично начальник штадива.

Среди записей, сделанных в журнале боевых действий Приморской армии 22 августа 1941 года, есть такие:

"…Пулеметная группа майора Чиннова ведет ожесточенный бой за Выгоду.

…К-р 90 сп полковник Соколов с двумя зенпульустановками выбил противника с высоты 82,8.

…К-р 95 сд бросил в стык 161-го и 90-го полков последний свой резерв 100 человек под командованием нач. опер, отделения капитана Сахарова".

Эти скупые строки почти не нуждаются в пояснениях – настолько они красноречивы сами по себе. Если начштаба командует группой пулеметчиков, а его заместитель, начальник оперативного отделения, прикрывает с последним резервом другой участок, если командир стрелкового полка сам ведет в бой машины взвода ПВО (установленные на них счетверенные "максимы" использовались и против пехоты), то этого достаточно, чтобы представить, какой напряженный бой ведет дивизия.

Весь ее штаб и политотдел, все, без кого комдив мог обойтись на КП, находились с бойцами на переднем крае. Из поарма приехал старший батальонный комиссар Г. А. Бойко. Послать его в подразделение, как своих подчиненных, Воробьев не мог, но он просто попросил политработника, которого хорошо знал, отправиться в батальон, где резко осложнилась обстановка. Ночью мы узнали, что Бойко тяжело ранен – он вел в контратаку роту. Свой рубеж это подразделение удержало.

Контратаки пехоты и гибкое маневрирование огнем артиллерии – вот что позволяло отбивать усиливавшийся натиск врага. 95-ю дивизию поддерживали дальнобойные орудия богдановцев. А начарт Западного сектора полковник Д. И. Пискунов искусно, расчетливо использовал огневую мощь своих артиллерийских полков.

Стык двух стрелковых полков, где оборонялась группа капитана В. П. Сахарова, в решающий момент был прикрыт и массированным огнем почти всей дивизионной артиллерии. Расчеты ближайших к этому участку батарей, выкатив орудия вперед, стреляли прямой наводкой.

В распоряжение Воробьева был опять направлен бронепоезд № 22. Четыре дня назад, во время большого боя у станции Карпово, он проходил по этой же дороге далеко за Выгоду. Теперь поезд вел огонь из района Дачной – третьей от Одессы пригородной станции…

Для пополнения стрелковых частей Западного сектора штарм мог послать в первый день нового вражеского наступления лишь отряд одесских ополченцев. Причем далеко не полностью вооруженный.

"14.30. Истребительный отряд. Людей 572, штыков 100, 3 станковых пулемета" – такую запись в свое время сделал В. Ф. Воробьев.

Таким образом, в этом пополнении винтовку имел один из шестерых. Остальным предстояло получить оружие в бою.

А на следующий день прибыли из Севастополя те моряки-добровольцы, о которых я говорил. И хотя в Западном секторе становилось уже немного легче, Г. П. Софронов сразу решил, что один из двух краснофлотских отрядов пойдет в 95-ю дивизию.

Я был рад сообщить Василию Фроловичу:

– Направляем в ваше распоряжение черноморцев. Четыреста пять человек. Вооружены самозарядными винтовками, есть и пулеметы. Высылайте встречать!..

В написанных потом воспоминаниях В. Ф. Воробьев делится первыми впечатлениями о флотском пополнении:

"Вид у моряков бравый, четко держат строй. Все в бескозырках и черных бушлатах… Пробую объяснить, что воевать на суше, сидеть в окопах в морской форме, пожалуй, не очень удобно и лучше бы переодеться в красноармейскую. Но переодеваться им явно не хотелось. Высокий," плечистый старшина ответил за всех:

– Разрешите нам, товарищ генерал, идти в бой матросами. Если придется умереть за Родину, умрем уж в тельняшках!

По рядам прошел гул одобрения, и я понял, что настаивать на переодевании не следует.

Решили с комиссаром послать весь отряд в распоряжение командира 161-го полка – на самый боевой участок. Полковнику Сереброву приказал моряков по батальонам не делить, а использовать как ударный кулак".

Полк Сереброва вел бои за восстановление позиций в районе Выгоды. Отряд моряков дружно пошел в атаку, выбил противника из одного хутора, но соединиться с батальоном, наступавшим правее, по другую сторону железной дороги (это предусматривалось для окружения закрепившихся тут неприятельских подразделений), не смог. Морякам, однако, удалось прорваться дальше во вражеские тылы. Отряд оказался отрезанным от своих и отыскался лишь на другой день.

– Притащили порядочно трофейного оружия, – передавал генерал Воробьев. Понесли, понятно, потери. Командир ранен в руку. За партизанщину отругал, но кое-кого, очевидно, следует представить к награде…

Командовал этим отрядом майор А. С. Потапов, бывший преподаватель одного из военно-морских училищ и будущий командир 79-й стрелковой бригады, прославившейся при обороне Севастополя.

В полосе 95-й дивизии разгорелись ожесточенные бои. Впервые с начала Одесской обороны они шли круглые сутки. Если до 22 августа противник, как правило, не проявлял особой активности после наступления темноты, то теперь артиллерийский обстрел и атаки не прекращались и ночью. А с рассветом над нашими рубежами появлялись десятки фашистских бомбардировщиков.

Удерживать позиции стало труднее, чем когда-либо. Бомбежки и интенсивный обстрел разрушали блиндажи и окопы, лишая бойцов укрытий. За один день 23 августа в 95-й дивизии выбыло из строя около тысячи человек. Вечером доложили, что в правофланговом 241-м полку П. Г. Новикова в трех стрелковых батальонах осталось 260 красноармейцев.

Никаких готовых резервов у нас уже не было. Штарм отправлял на фронт все, что успевали сформировать в городе из запасников старших возрастов и добровольцев. Ночью 23 августа на пополнение дивизии Воробьева был послан на машинах отряд, именовавшийся Одесским полком. Из 1300 его бойцов винтовки имела едва половина. Остальные знали, что получат на передовой оружие тех, кого они заменят в строю.

Командиры полков, батальонов, не говоря уже о политработниках, находились почти все время на переднем крае.

За три-четыре дня в 95-й дивизии были убиты или ранены все комбаты (некоторые из раненых, правда, остались в строю). 23 августа генерал Воробьев сообщил, что тяжело ранены начальник штадива майор И. И. Чиннов и командир 161-го полка полковник С. И. Серебров. Вслед за ними был отправлен в госпиталь командир 90-го полка полковник М. С. Соколов. Это он днем раньше ворвался с поставленными на машины зенитными пулеметами на высоту 82,8, захват которой противником ставил под удар левый фланг дивизии. В тот раз Соколов остался невредим, а через сутки осколок вражеского снаряда вывел его из строя.

"Наверное, потому и удалось тогда выстоять, что полками командовали такие люди, как Серебров и Соколов, что бойцов воодушевляли такие герои-политработники, как Бойко…" Эти слова принадлежат В. Ф. Воробьеву. Так писал он впоследствии, вспоминая начало третьей декады августа в Западном секторе. А в те дни перед нами вставал тревожный вопрос; кем заменить опытнейших кадровых командиров?

Временно их заменяли те, кто был рядом: Чиннова – капитан Сахаров, Соколова – подполковник Опарин… И дивизия продолжала сражаться с прежним упорством…

24 августа в результате контратак, поддерживаемых точным огнем артиллерии, наши позиции на ряде участков Западного сектора немного улучшились. В ночном бою был разгромлен 14-й полк 7-й пехотной дивизии противника, пытавшийся овладеть хутором Октябрь. Наш 161-й полк захватил там несколько десятков пленных и трофеи – минометы, пулеметы, танк.

Общее положение в Западном секторе оставалось очень напряженным. Здесь, как и в Южном секторе, бои уже велись на ближних подступах к Одессе.

* * *

"А как Восточный сектор?" – может спросить читатель.

Части 13-й и 15-й румынских пехотных дивизий, которые там наступали (немецкая дивизия, находившаяся, по данным нашей разведки, во втором эшелоне, непосредственно в боях пока не участвовала), отнюдь не оставили попыток выйти на побережье поближе к Одесскому порту. В Восточном секторе можно было в любой момент ждать серьезных осложнений. И все же некоторое время обстановка там не обострялась до такой степени, как в двух других.

18 августа – на следующий день после того как моряки при поддержке пограничников восстановили свои позиции у Шицли – наступило даже короткое затишье: очевидно, противник, получивший накануне основательный удар, приводил себя в порядок. Затем бои на приморском участке возобновились, причем из рук в руки переходила уже не только деревня Шицли, но и Старая Дофиновка.

Войска Восточного сектора продолжала поддерживать артиллерия кораблей. Кроме канлодок и эсминцев Одесской базы все чаще вели огонь корабли, приходившие из Севастополя. 22 августа по неприятельским позициям у Булдинки и Свердлова били орудия крейсера "Красный Крым".

К этому времени моряки убедились, что стрельба по береговым целям не особенно эффективна, если огонь ведется по площадям, без корректировки. С кораблей начали высаживать корректировочные посты с рациями, которые располагались на наблюдательных пунктах полков или в других местах с хорошим обзором. В результате огневая поддержка с моря становилась более действенной. В дальнейшем вся система была усовершенствована: корпосты посылал на передний край штаб военно-морской базы и корабли уже на подходе к Одессе получали координаты целей.

По вопросам использования корабельной артиллерии я держал контакт с капитаном 3 ранга К. И. Деревянко, ставшим, как уже говорилось, начальником штаба Одесской базы. Константин Илларионович любил знать, как оценивают каждую стрельбу в частях, поддерживаемых кораблями, и дозванивался до командиров полков, чтобы выяснить их претензии и пожелания. А с полком Осипова сухопутным детищем военно-морской базы – ее штаб вообще имел связь напрямую.

Па первых порах после образования ООР капитан 3 ранга Деревянко был и за командира Одесской базы. Затем на эту должность прибыл контр-адмирал И. Д. Кулешов, который раньше возглавлял соседнюю военно-морскую базу Николаевскую, захваченную теперь врагом.

Новый командир базы носил черную пилотку подводника (вероятно, в память о своей прежней службе на лодках), удлиненный матросский бушлат и сапоги, на боку – громоздкий маузер в деревянном коробе. Все это дополняла старомодная испанская бородка клином. Человек с внешностью большого оригинала оказался смелым и деятельным командиром.

На каком-нибудь другом участке советско-германского фронта тогда могли не так уж много значить те километры, на которые потеснил нас противник в Южном и Западном секторах. Но на нашем плацдарме действовал свой масштаб. Тут все время надо было считать, сколько остается от передовой до города, до порта…

Подсчитывал это, конечно, и враг. Подсчитывал и, должно быть, не переставал надеяться, что очередной натиск обеспечит ему под Одессой победу.

23 августа на участке 31-го полка Чапаевской дивизии противник предпринял "психическую" атаку. Примерно два неприятельских батальона двинулись к нашим позициям ротными колоннами, во весь рост, с оркестром… Артиллерия, минометы, пулеметы уложили не меньше половины наступавших, остальные в беспорядке бежали с поля боя. До наших окопов не дошел ни один вражеский солдат.

Получив краткое донесение об этом, я послал в Южный сектор капитана И. П. Безгинова, чтобы узнать подробности. Вернувшись, Иван Павлович доложил:

– Все точно – шли прямо как каппелевцы в фильме "Чапаев". Офицеры с шашками наголо, солдаты пьяные…

Наши встретили их дружным огнем. Можно считать, что уничтожен целый батальон.

Попытка ошеломить, взять на испуг наших бойцов привела к обратным результатам. Красноармейцы расценивали "психическую" атаку как проявление отчаяния врага, не способного нас одолеть.

Вскоре противник организовал еще одну такую атаку более крупными силами. Но результат был тот же. Не подпустить марширующие по полю шеренги к нашим окопам помогли в этот раз летчики. Они имели другие цели, но, увидев, что происходит, снизились до бреющего полета и переключились на штурмовку вражеской пехоты.

Не подлежало сомнению, что потери 4-й румынской армии под Одессой очень велики. Об этом твердили все пленные. Мы имели достоверные данные об отводе противником на переформирование целых соединений. Но на смену им появлялись свежие. Не меньше чем по четыре дивизии стояло против наших 25-й и 95-й. Почти по дивизии приходилось на каждый полк, оборонявшийся в Восточном секторе…

На 20 августа 1941 года протяженность фронта Одесской обороны составляла более 80 километров. В частях, державших этот фронт, насчитывалось 34 500 бойцов и командиров. Из них автоматами были вооружены 660 человек, полуавтоматическими винтовками – 2450. Станковых пулеметов имелось 418, ручных – 703. Полевая артиллерия состояла из 303 орудий, включая противотанковые. Действующих танков числилось два, исправных самолетов – 19.

Были еще береговые батареи, были корабли, поддерживавшие армию огнем с моря, и бомбардировщики, прилетавшие время от времени из Крыма. Однако и с учетом всего этого соотношение сил оставалось крайне неблагоприятным для нас. Это побудило Военный совет ООР просить у высшего командования подкреплений. Испрашивались одна стрелковая дивизия, батальон танков и истребительный авиаполк. Но особенно рассчитывать на то, что нам дадут хоть что-то из этого, не приходилось. Как мы знали, формировалась новая армия для защиты Крыма. Общая обстановка на юге ухудшалась – враг был под Киевом, достиг низовьев Днепра.

Штаб Черноморского флота сообщал, что он готовит для отправки в Одессу новые отряды моряков. И они действительно прибывали (всего в августе прибыло шесть отрядов) и немедленно распределялись по дивизиям и полкам. Стали регулярно доставляться боеприпасы для артиллерии – и на транспортах, и на боевых кораблях. Однако положение со снарядами оставалось трудным: не хватало то одного калибра, то другого. Севастополь прислал нам 6500 винтовок. Это было очень существенно, но требовалось их гораздо больше.

23 августа в журнале боевых действий появилась такая запись: "В частях армии ощущается большой недостаток винтовок, пулеметов, мин, 76-мм снарядов для полковых и дивизионных орудий, 122-мм снарядов… Обученные резервы исчерпаны полностью, необученных имеется 400 человек".

Рассказ мой дошел до 24 августа – дня, памятного серьезными событиями в Восточном секторе. Но я чувствую себя обязанным сказать сначала, как жила в конце августа сама Одесса. Это необходимо не только потому, что приморцы сражались за нее, но и потому, что сражался сам город, все теснее сливаясь в единое целое с фронтом.

Захватив Беляевку, враг не замедлил отключить водонаборную станцию "Днестр". Одесса, в которой оставалось около 300 тысяч жителей, лишилась основного источника пресной воды в разгар жаркого южного лета.

Беда с водой пришла не неожиданно – реальная опасность такого положения, в каком теперь оказался город, существовала уже три-четыре недели. От этого людям не было легче. Однако беде не дали превратиться в трагедию.

Инженерные подразделения ООР и работники коммунального хозяйства общими силами вводили в действие старые артезианские скважины и бурили в разных районах города новые. Решать жизненно важную задачу помогали коллективы предприятий, ученые, одесские старожилы, все, кто знал места, где можно быстро добраться до воды. Два артезианских колодца с большим дебитом появились, например, на территории судоремонтного завода и были подключены к водопроводной сети индустриального Ленинского района.

Понадобилось 58 скважин, расконсервированных и новых, чтобы удовлетворить минимальные потребности предприятий и обеспечить горожанам возможность получать в определенные часы воду через дворовые и уличные краны. Воду стали отпускать по карточкам. Норма – полведра на человека в сутки.

Насколько мне известно, Одесса была единственным городом, где военные обстоятельства заставили вводить карточную систему на воду. И вероятно, ни в каком другом городе коменданту не приходилось издавать приказы о том, чтобы во всех квартирах перекрыли и опечатали краны, о том, что запрещается поливка цветников.

Вода нужна была также для тушения пожаров, возникавших при воздушных налетах. Для этого ее брали из моря: на спусках, ведущих к порту, соорудили подсасывающие установки, с помощью которых наполнялись специальные резервуары. Конечно, это не решало проблемы полностью, и нередко оказывалось, что заливать огонь было нечем.

Не сразу наладилось и нормированное снабжение пресной водой всех районов. Помню день, когда повара нашей штабной кухни не могли раздобыть воды для супа, а в каземате оперативного отдела опустел питьевой бачок. Потом привезли морскую воду, и врач роздал нам какие-то таблетки, чтобы ее опреснять.

– Пожалуй, даже похоже на сельтерскую… – не очень уверенно произнес Харлашкин, первым растворивший таблетку в кружке.

Но "сельтерская" выручала плохо – жажда только усиливалась. Кое-кто пробовал утолять жажду сухим вином, вспомнив, что так, кажется, делают на Кавказе. Вина в Одессе было вдоволь, однако заменить воду оно не могло.

Хуже прежней, днестровской, оказалась и вода, добывавшаяся из новых скважин. Командиры приходивших из Севастополя кораблей часто приглашали командарма и меня попить в кают-компании чайку из вкусной крымской водицы, и иногда мы позволяли себе это удовольствие, если обстановка разрешала отлучиться с КП. На больших кораблях можно было даже принять пресную ванну. Но когда заставал там ночной налет "хейнкелей" и "юнкерсов", бомбежка казалась неприятнее, чем на привычной суше.

Войск на передовой городские трудности с водой не коснулись – они, как и прежде, пользовались сельскими колодцами.

Еще до карточек на воду – с 25 августа – в Одессе была введена карточная система на продовольствие: хлеб, мясо, жиры, сахар. Учет продуктов, имевшихся на складах, показал, что наличных запасов может хватить на месяц-полтора.

Армия имела некоторые свои запасы. Начальник тыла Т. К. Коломиец (будущий командир Чапаевской дивизии) и интендант армии А. П. Ермилов сумели по-хозяйски использовать все, что застряло на разных станциях вокруг Одессы, а также в торговом порту. В период становления обороны оперативные группы наших хозяйственников не раз вывозили зерно, муку и другое продовольствие прямо из-под носа у врага.

А бойцы частей, рубежи которых оказались вблизи эвакуированных уже пригородных совхозов, помогали бригадам горожан убирать оставшийся там урожай. Случалось, убирали и под обстрелом. Ночью, когда над дорогами не висели фашистские самолеты, собранное отвозили на городские базы.

Овощей, фруктов в то лето уродилось много. Да и нормированные продукты отпускались не особенно скупо: хлеба в конце августа рабочему полагалось 800 граммов в день, служащему – 600. Недостаток воды был ощутимее.

Но сильнее всего население страдало от бомбежек. Воздушные налеты давно стали каждодневными, не обходились без них и ночи.

От ударов с воздуха Одессу героически защищали батареи бригады ПВО. Но далеко не всегда имелась возможность использовать всю силу зенитного огня: снаряды береглись для крупных групповых целей.

Тем больше значил для нас истребительный полк майора Шестакова. Однако исправные самолеты там были наперечет. Комбриг Катров постоянно ломал голову над тем, как их распределить, чтобы обеспечить и штурмовку неприятельских войск, и разведку, и сопровождение бомбардировщиков, прилетавших из Крыма, и непосредственное прикрытие города, порта.

На особом учете у комбрига была четвертая эскадрилья авиаполка. "Ночники!" – уважительно говорил Катров о ее летчиках. Они еще в мирное время в совершенстве овладели техникой ночного пилотирования, что очень пригодилось, когда фашистские бомбардировщики стали появляться над Одессой не только днем. Командовал эскадрильей ночников капитан Аггей Елохин, впоследствии Герой Советского Союза. Знали эту эскадрилью и по комиссару – старшему политруку Семену Кунице, который сам был искусным воздушным бойцом и за июль – август сбил несколько вражеских самолетов.

На исходе августа скромные ВВС Одесского оборонительного района получили небольшое пополнение в виде эскадрильи И-16 под командованием капитана Ф. И. Демченко из 8-го истребительного авиаполка Черноморского флота. Прилетело из Крыма также несколько истребителей других типов и два штурмовика Ил-2. Полк Шестакова принял флотских товарищей в свою боевую семью.

Во многих случаях летчики не подпускали врага к городу. Но закрыть для него одесское небо было невозможно, И не только потому, что мы имели недостаточно самолетов – слишком близко придвинулся фронт, слишком ограниченное пространство оставалось для перехвата прорывавшихся с разных направлений фашистских бомбардировщиков. Бомбы падали на город изо дня в день – и фугасные, и "зажигалки". Тушение пожаров, расчистка улиц от завалов – все это сделалось одесским бытом.

В составе МПВО действовали аварийно-спасательные команды, находившиеся на казарменном положении, в постоянной готовности. Чаще всего им приходилось спасать людей, которые, укрывшись в подвальном убежище, не могли оттуда выбраться после того, как дом рухнул.

От иного дома оставалась целая гора сыпучего известняка. И как ни спешили спасательные команды, докопаться до подвала не всегда удавалось в тот же день. Бывало и так, что помощь приходила слишком поздно.

Памятен трагический финал трудных раскопок на Ремесленной улице (ныне она носит имя Я. И. Осипова, командира 1-го морского полка), где спасатели не нашли в подвале большого здания никого в живых: десятки людей, в том числе дети, задохнулись без воздуха… Был и такой случай: на третьи сутки после того, как бомба разрушила дом, из подвала извлекли ослабевшую, но невредимую девочку. Таких историй – и с печальным концом, и со счастливым – приходилось слышать немало.

Накапливая опыт, спасательные команды учились выигрывать время. Выяснилось, что в подвал рухнувшего дома часто выгоднее пробиваться не сверху – через гору измельченного взрывом камня, а снизу – копая ход из подвала соседнего здания. Горожане оценили убежища-щели, похожие на окопы, и их стали рыть повсюду. Эти простейшие укрытия не подводили одесситов: за все время обороны люди, находившиеся в щелях, пострадали лишь два раза – от прямых попаданий бомб.

Вражеские налеты заставили жителей Одессы вспомнить про ее знаменитые катакомбы – подземные лабиринты каменоломен, откуда полтора века брали тот самый известняк, из которого строился город.

Проникнуть в катакомбы было несложно – много входов есть и на окраинах, и в центре, – и их начали постепенно обживать. Позже, когда к бомбежкам прибавился артиллерийский обстрел, в эти подземные галереи переселились десятки тысяч людей. Городским организациям пришлось даже заняться некоторым благоустройством ближайших катакомб – туда провели электричество, поставили у входов в подземелья продовольственные ларьки.

В городе я бывая не часто и, когда выпадал случай пройти по улицам, присматривался к Одессе как бы заново. Баррикады стали в конце августа уже привычными. Труднее было привыкнуть к тому, что становится все больше разрушений. Одесса посуровела, стала тише (если, конечно, не рвались бомбы и не палили зенитки), но все-таки оставалась задорно-неунывающей. Я узнавал и не узнавал тот город, с которым познакомился перед войной.