Текст книги "Дельфин"

Автор книги: Николай Игнатенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Лука вспомнил разговор с братом и откинулся на спинку:

– И не поставили в известность с ордером на арест или обыск?

– В театре ничего не пропала, а вы явно не злоумышленник, да и стояли все время у двери зала, наблюдая выступление. Вас просто сочли чудаком – селебрити. Как вы выбирались?

Эд был очень доволен минимальным превосходством над писателем, основанном исключительно на его вере в непоколебимость и бессонницу охраны. Достоверно он не знал. Охранники были какие-то замкнутые в последнее время, даже кепка не взмывала над постом в знак приветствия. Ему однажды показалось, что один из них сделал шаг в сторону Эда, когда тот пришел с утра на днях, а затем осекся.

– Через окно подсобки на первом этаже. На том углу на улице камера смотрит в другую сторону.

Звуковик хмыкнул и смотрел, как Лука вертел стакан, отчего тот периодически издавал хрустальный стон от соприкосновения с деревом стола.

– Так все же. Когда приходить в «Дельфин»?

Глава 15. Двенадцать ровно.

– Выключи эту ерунду.

– Если это – ерунда, то как назвать то, что ты исполнял все предыдущие до «Дельфина» годы?

Август вздохнул и отпил из облепленного наклейками с рекламой картонного стакана. После этого младший брат натянул шапку поглубже на уши и присмотрелся в темноту холодного ноябрьского вечера. Братья сидели в сером Шевроле Луки на парковке «Равенны» и всё, чем занимались последний час – это смотрели в сторону выхода из театра. Лука выглядел слегка раздражённым, затея брата ему совершенно не нравилась, хотя отчасти он был с ней согласен.

– Перед тем как стать домушниками или «театрушниками», мы должны убедиться, что она задержится на час в очередной раз. Если задержится сегодня, то задержится и в день закрытия представления.

Лука не стал отказываться от идеи хотя бы потому что он был не против увидеть Эмилию еще раз. После приёма ситуация внутри него «усугубилась до предела», по мнению Августа: старший брат был настолько ошеломлён актрисой, что не ночевал дома, а провел несколько часов, шатаясь по паркам, а впоследствии нагрянув под утро к Августу за чашкой кофе. Младший брат не переживал такого в своей жизни, но относился к переменам в брате с пониманием.

Лука не становился обузой, как это бывает с влюблёнными, напротив – он отчасти был предоставлен сам себе и мыслям, шумевшим штормами большим зелёных глаз Эмилии. Он очень многое написал в последние дни, закончил несколько, казалось бы, безнадёжных черновиков, и теперь готовился к событию, которому было суждено, по замыслу, явить необычного и разностороннего Принца Равенны. Сейчас сам Август был весь в мыслях о будущем сумасшедшем вторжении и последующем чуде, однако звеневшая по радио музыка сильно выбивала его и колеи, потому он повернул колесико в сторону нулевого звука. Лука пил свой кофе и пар от его дыхания выскальзывал в окно. Старший брат тоже настолько улетел в свои переживания и воспоминания, наслаивавшиеся одно на другое в один из немногих моментов спокойствия и умиротворённости, что не заметил исчезновения музыки.

Август поёжился и, взглянув на часы, которые у него по обыкновению перед каким-либо событием находились циферблатом с тыльной стороны предплечья, как у спецназа, сообщил:

– Двенадцать ровно.

– Стало быть, начала петь.

Младший брат спрятал часы под рукавом рыжей кожаной куртки и отпил из высокого картонного стакана.

– Беседовал со звукорежиссёром?

Лука утвердительно кивнул и улыбнулся.

– Он не вполне хотел с нами сотрудничать, но я нашёл способ его убедить.

Август хмыкнул и сделал еще глоток.

– У него не было выбора, я полагаю.

– Стало быть, охрана в эти часы не сильно смотрит за происходящим, зная, что вечерние спектакли в театре – это в порядке вещей. Так?

– Они в это время демонстративно курят или не придают значения происходящему на камерах. Знают, что всё, что происходит в театре – часть представления, пусть и немного внештатного.

– Они курят или будут курить, потому что ты попросишь?

– Будут.

– Наличие звукорежиссёра за пазухой сильно облегчает задачу.

– Кабину со сцены будет не видно, а тень должна успокоить её и создать впечатление, что всё происходит в ежедневном, насколько это вообще возможно для ночных свиданий или концертов, режиме.

Август удовлетворённо кивнул.

– Мы должны расположить стойку так, чтобы тебя не было видно. Чтобы ты мог по-настоящему появиться из темноты на своём куплете.

Лука провел кожаной перчаткой по волосам, отбрасывая непослушную челку куда-то в сторону затылка.

– Не совсем. Мы должны оказаться рядом с разъемом, в который сможем подсоединить стойку. Тогда вы сможете через центральный пульт обнаружить и вывести её на главные динамики, чтобы я звучал наравне с Эмилией.

Август нахмурился.

– И если этот разъем находится в месте, которое я не смогу затемнить отключением прожекторов и ламп, а еще мне нужно знать, приспособлены ли тамошние розетки к тому…

Лука хлопнул брата по плечу и достал карту-схему главного зала «Равенны» из внутреннего кармана пальто.

– Нам повезло. Младший брат был явно удивлён наличием у затейщиков карты исполинского театра.

– Выторговал у одного сотрудников технического отдела за билет на следующее шоу в «Дельфин». И да, его зовут Эд. Тот самый звуковик.

Август изобразил гримасу:

– Ты выторговал эту схему на мои проникновенные песни?

– Скорее на свои часы продюсерской работы. Причем в штат, нам ведь нужен звуковик? Невелика цена для свидания с самой красивой девушкой в жизни, правда? Дать работу человеку, в котором мы нуждаемся?

Август криво улыбнулся и принялся водить пальцем по плану.

– Посмотрю я на этого Эда, который работает по блату. Один из разъемов, стало быть, находится на алее, заканчивающейся сценой. В проходе, находящемся лицом к сцене, так? Явно использовалось для какого-то представления, начинавшегося прямо в зале.

Будущий принц кивнул.

– Разместив там стойку за несколько минут до полуночи, пока она будет готовиться к своему номеру, мы получим некоторое время для того, чтобы ты с Эдом отключил освещение в зале, оставив лишь прожектор на её стойке, а также вывел меня на систему звучания «Равенны». У тебя будут первоклассные игрушки. Когда Эмилия начнёт петь, я буду за стеной из темноты и её воображения ровно до тех пор, пока ты не явишь меня миру.

Музыкант с огнём в глазах посмотрел на брата:

– По-моему, нам выпал тот самый шанс один из ста.

Лука отпил кофе и поднял брови:

– И я о том же. До сих пор не верится.

Постучав по рулю, старший брат продолжил:

– Но и это не конец истории. План отступления тебе понятен. Нескольких секунд после окончания музыки, а не финала эмоционального взаимодействия и молчания, тебе должно хватить, чтобы вылететь из будки и устремиться по начерченному маршруту в сторону окна, по пути вновь отключив свет. Я пойду на тёмную по памяти, эти проулки я выучил достаточно хорошо.

Младший брат думал.

– Охрану избегать не приходится, то есть, тут вопрос только в том, чтобы уходить не тем маршрутом, которым она пойдет нас искать.

– Именно.

Август застучал ногтями по картонному стакану и задумчиво проговорил, по пути представляя происходящее:

– Если всё слепится гладко, нам хватит пяти минут, чтобы исчезнуть с территории «Равенны», оставив красавицу с несколькими очевидными и романтичными уликами и догадками, кто же сейчас разделил с ней этот трогательный миг.

– Ага.

Поиск братьями точки, от которой можно оттолкнуться, прервало движение в главных дверях огромного театра. Вдруг Август суетливо дёрнул ручку-фиксатор кресла и упал в лежачее состояние с очень обеспокоенным видом. Нахмурившись, Лука шумно вздохнул в сторону законспирировавшегося брата и вернулся к рассмотрению происходящего у входа. Эмилия в ярко-красном пальто и с небольшой сумочкой на плече, вышла из театра в компании звукорежиссёра, и, попрощавшись с ним у последней ступеньки большой лестницы очаровательной улыбкой, расцветшую в дружеский смех, застучала каблуками в сторону выхода из парка. В этот момент кресло Луки рухнуло под заботливой рукой младшего брата и тот больно ударился о подголовник, влетев в него затылком и растянувшись во весь рост.

– Не самая большая боль из тех, что мы сегодня могли испытать.

На секунду девушка задержала взгляд зелёных, при этом освещении фонарей, звезд на одиноком сером автомобиле на парковке, но не рассмотрев ничего, что могло бы сдать конспираторов, продолжила путь в падающую от луны тень гигантских деревьев. Август вернул сиденье в исходное положение из горизонтального и заключил:

– Судя по всему, плана «Б» у нас не будет.

Глава 16. Оковы, сделанные в попытке быть свободным.      

Все вокруг было скромно, но уютно, и первое, что бросалось в глаза – огромное количество нот. Ноты на столе, многократно перечеркнутые, ноты на фортепиано, бережно укрывающие драгоценные клавиши от чужих опасных глаз, ноты на обоях, и даже на чайной кружке. Часы показывали без нескольких минут восемь вечера. Август не славился склонностью к порядку, но все вокруг пребывало в удивительной гармонии с самим хозяином, его натурой, и, что главное, вызывало исключительно приятные эмоции.

Лука часто бывал у брата, когда тот готовился к выступлениям. Не имея таланта к пению, по собственной оценке, старший брат имел восхитительный слух и некоторые композиторские способности, но стоило кому-нибудь упомянуть об этой стороне его таланта, то он лишь отмахивался. Музыкой Лука не занимался профессионально, но способности и душа тянули его к этому миру, а потому он ограничивался лишь жизнью в окружении целой вселенной звуков, мелодий и песен. Гость упал в мягкое кресло-качалку, и стал оглядывать многочисленные музыкальные инструменты, и приглядываться к трижды опаленным гневом черного маркера листкам.

– Я не смогу помочь тебе ничем, кроме духовной поддержки. Я могу сидеть здесь, и кивать головой, когда ты будешь попадать в ноты.

Август качнулся от фортепиано к барной стойке, по пути сбросив с плеча полотенце.

– Ты говоришь так всегда, а потом подскакиваешь, и хватаешь листы, переписывая около трети, и всегда подкрепляешь это тем, что ты беспокоишься за мою карьеру.

Младший брат кочевал от инструмента к инструменту, поглаживая каждый из них, и не спеша вещал:

– И в этот момент я перестаю узнавать своего брата-писателя. Нет, в напоре тебе не откажешь, ты всегда славился этим, у нас похоже родовое что-то, но твои глаза… они меняются.

Лука набрал достаточный ритм раскачивания и не отводил глаз от пепельницы брата.

– Я вижу в тебе некоего другого человека, который всегда был немного другим, нежели твоя оболочка. Я вижу твои строки в тебе в этот момент, вижу в тебе твоих героев, твои метафоры и всю твою жизнь с другого угла зрения.

Август помедлил, но, сминая листы с нотами, продолжил:

– Я никогда не видел тебя за работой, но я готовь поставить все на свете, что именно таким ты пишешь. Не одержимый, а одухотворенный.

Лука, приподнявшись с кресла, подпер голову руками, и вновь погрузился в раздумья, но теперь уже вслух:

– Где-то внутри я втайне надеюсь, что смогу помочь тебе в подготовке, каждый раз, каждую ночь накануне, и моя надежда каждый раз обрастает такой силой, которую я уже не могу контролировать. Это то самое, что приходит и уходит. Но в то же время, я не хочу портить своим вмешательством твою работу, твою жизнь.

Август улыбнулся и похлопал посуровевшего брата по плечу:

– Не думаю, что они стали хуже от еще одного ряда вычеркиваний маркером.

Лука некоторое время смотрел прямо на Августа, а после, хлопнул его по плечу в ответ, отправился на кухню.

– Значит, кофе. Ночь будет долгой.

Лука не был фанатом кофе, но иногда прямо необъяснимо тянуло к этому напитку, и он считал, что умел в нем разбираться. Некоторые сорта были прямо по его вкусу.

– Кофе бывает разным. – говорил он всем подряд время от времени, – Но его запах тяжелой трудовой ночью порой избавляет от ненужных мыслей, оставляя в остатке ту самую идею, которую ты хочешь переложить на бумагу, транслировать из души.

– Стало быть, тебе просто нравится его запах. – неизменно отвечал Август.

По прошествии нескольких часов братья сидели друг напротив друга на полу, упершись спинами в стены. Лука, облаченный в спортивные штаны и в комфортную свободную майку с надписью на испанском, которую младший брат немедленно перевел. Значение Лука забыл почти сразу же. Август в длинной синтетической водолазке с капюшоном, натянутым на голову, выглядел немного мистически посреди ночи.

– Ты как трагический персонаж. Голову еще на колени опусти и смотри в пол.

– Если все твои трагические персонажи выглядят именно так, то мне тебя жаль.

– Если все твои остроумные реплики фанатам в зал на концертах звучат именно так, то ты выбрал неверную стезю.

Август пошуршал листами у своих ног, и поднял несколько:

– Что мы еще не прослушали?

Лука взял вторую часть испачканных в черниле и надеждах листов с кресла, и, меняя их местами в руках, с уверенностью в голосе ответил:

– Все прослушали. Все в твоих связках и душе. Все в твоих руках. Они либо растают, либо закидают тебя помидорами.

Август, теперь действительно уронивший голову на колени, говорил усталым голосом из маленького персонального бункера для головы из ног и рук:

– Всё сделано. Всё сделано, что от нас зависело.

Лука отпил из кружки. Стрелка на часах приближалась к четырем утра.

– Август, уж я-то знаю, как ты берешь эти ноты, когда ты смотришь не на меня, а сквозь меня. Я знаю, каким ты обладаешь талантом, когда не поешь в оковах, созданных в попытке быть свободным. Когда ты поешь не для того, чтобы достичь своей личной планки, а для того, чтобы чувствовать себя немного иначе, нежели всегда.

Август поднялся, звучно опустив свой стакан на подоконник.

– Почему ты каждый раз находишь необходимые слова? Нет, почему ты их ищешь? Это касается не только меня, и не только этой ситуации. Взять ту же Октавию, или, например, когда у Марка случился тот обвал во всем – он пришел к тебе, не сомневаясь ни секунды, что ты его примешь.

– Я, как мне кажется, просто не могу их не искать. В конце концов, пустым без них я всё равно себя не чувствую, а щедрость – это хорошо. Ну и отчасти потому что ты мой брат.

Писатель улыбнулся и поднялся, встав в полный рост рядом с братом.

– Так вот если мне дано большое сердце, то частички его я могу прикреплять не только к страницам своих книг, но и давать тем, которые в нем нуждаются. Я сентиментален, эмоционален и решителен. И я не могу дать это, поделиться? Кто же я после этого буду, если не оторву тебе кусочек этого огромного пазла «Я», чтобы ты поднял голову выше, устроил всему городу магию, да такую, чтобы светлячки в зале летали.

Август отвернулся к окну, не находя, что ответить. Его глаза были мокрыми, а брат редко позволял себе такое.

– Кхм… В последние дни я совсем дал слабину.

Август смотрел на мозаику ночных окон города.

– Ты не только сам сентиментален, но можешь и других «одарить» этим.

Лука присоединился к нему у окна.

– Это и вправду дар, Август. Если не смотреть на это слово поверхностно, а вложить в него целый особый тип человека, способного не пускать слезы по любому поводу, а ощущать всю эту непомерную вселенную капельку ближе и тоньше, чем другие.

– А еще какое-то время назад ты меня бы бил.

Август двинулся к небольшому деревянному возвышению в гостиной, которое было уставлено самыми разными музыкальными инструментами и служившее домашней сценой. На мгновение младший брат задержался, еще не взойдя на сцену. Помедлив, он мысленно прокрутил перед взором все свои неудачные пробы и выступления, сравнив их количество с удачными. Причмокнув от досады, он решил во что бы то ни стало разорвать порочный круг.

Глава 17. Самые талантливые люди своего времени.

Лука совсем не был похож на продюсера, а Август совсем не был похож на заглавного артиста вечера. Братья толкались в гримёрке, едва уворачиваясь от обслуги, приведённых Эриком для помощи в шоу. Многие из них лишились работы в самых разных местах – от театров до костюмерных агентств, и порой совсем не из-за компетентности. Попугай знал множество людей со сквернейшим характером, которым не хватало места в тех мирах, которые созданы не ими. Сонг считал это качество большим талантом противостояния системе и всячески помогал людям с такой судьбой способами, похожими на имевший место быть в этот вечер.

Впрочем, сегодня Лука и Август совершенно не отказались от такого наплыва сложных людей, потому что все они благополучно еще накануне заняли свои рабочие места в «Дельфине» и вписались в безлюдное пространство гримёрки и технической зоны очень гармонично. Теперь здесь уже не журчал ручей пары-тройки людей из основной креативной группы театра, а гремела самая настоящая горная река из костюмеров, художников и просто мастеров на все руки. «Дельфин» уже совершенно точно ожил. Казавшееся большим в пустоте пространство теперь кипело и выплескивалось через несколько окон, ведущих на задний двор театра, сейчас предусмотрительно спрятанного братьями плакатами и винтажным забором от посторонних глаз. Парк «Дельфина» нуждался в капитальной перестройке и ремонте, поскольку он, в отличие, от основного здания, вообще не использовался минимум лет семь, и это самые оптимистичные прогнозы, а потому хоть и был до сих пор красив и очарователен, притягивал сегодня он именно своей запущенностью и дикостью. На парк времени Сагаделло не выделил, потому всё осталось таким, какое оно есть.

При первом планировании Лука посчитал, что после первого шоу парк обязательно займет своё место в графике работ по преображению театра. Некогда этот знаменательный задний двор был одним из самых красивых в городе и уж точно самым романтичным.

– У тебя немногим больше пятнадцати минут. Все уже тут?

– А как же.

Братья молчали, потому что в последние дни было сказано и так слишком много всего, как хорошего, так и плохого. Эмоциональный накал обоих приблизился к критической отметке, и, если Лука выглядел внешне спокойным, то Август, похоже, намеренно подвёл себя к точке кипения, чтобы в нужный момент дозированно это выдавать публике. «Дельфин» получил полный зал, в котором сочетались как люди из творческого общества, так и совершенно их других областей: здесь были и доктора, и учёные, и некоторые из руководства города – всем было интересно поглазеть на преображение главного театра конца прошлого века. Лука посмотрел на часы и позвонил в колокольчик, раздавшийся эхом во всех помещениях закулисья. Отовсюду постепенно начали стекаться, как стая к вожаку, персонал и творческая группа во главе с Эриком, перещеголявшим самого себя в нарядах.

Лука собрал всех вокруг себя и попросил сплотиться максимально близко, сформировав круг.

– Обниматься необязательно.

Закулисье «Дельфина» хохотнуло. Писатель и, теперь уже, продюсер чувствовал прилив сил, несмотря на многие бессонные ночи, и сейчас собирался поделиться ими со всеми, кто имел отношение к сегодняшнему шоу:

– Знаете, я никогда не представлял, каково это – поднимать больного из лап смерти обратно в мир живых. И не знаю до сих пор, потому что все наши усилия, искусственные дыхания бесполезны без этого последнего разряда. Сегодня весь город будет смотреть на нас с особым прищуром, с пристрастием и через темные очки. «Дельфин» давным-давно уже не то место, которое наполняет сердца пришедших восхищением, и я с этим согласен, отчасти, стоит мне только выглянуть на задний двор.

Собравшиеся люди вновь ответили смехом, но множество глаз, устремлённых на Луку, смотрели уже не с интересом, а с неподдельным горячим огнём.

– Я не чувствую беспокойства за сегодняшний вечер. У нас здесь самый талантливый музыкант своего времени, самая дерзкая и яркая команда, самобытный и нестандартный оркестр, получивший второй шанс на признание. Друзья, у нас здесь даже Попугай (Эрик поднял шляпу в знак то ли благодарности, то ли негодования). Но вот зал, ожидающий нас всех без исключения в той или иной степени, сомневается в том, что мы можем их удивить. Театр, шоу, представления, номера – что угодно, это комбинация, мозаика, калейдоскоп, и каждый из нас по-своему преломит попадающий в него лучик прожектора, в итоге влившись в общий ансамбль цвета. А потому (Лука двинулся в сторону сцены, сопровождаемый взглядами новой команды «Дельфина» и следуя по дорожке из расступающихся людей), пора сказать им те слова, которые мы так кропотливо для них готовили.

Закулисье «Дельфина» подозрительно взорвалось криками, не дошедших до публики из-за шума в зале. Взбежав по трём ступенькам мимо другой, круговой, лестницы, Лука оказался на подсвеченной аллее, выводившей артиста из пещеры прямо на главную сцену, и остановился. Через несколько секунд к нему присоединился брат, по пути застегивавший пуговицу на пиджаке. Из этого прохода был виден купавшийся в золотых и серебряных отблесках зал. – Реклама удалась, по-моему.

– Скажи спасибо любопытству этих людей.

– Это они нам вроде как будут «спасибо» должны.

Братья были одеты костюмы одного кроя и модели, но совершенно разной цветовой гаммы. Лука был во всем чёрном, удостоившись шуток про похороны и священника за кулисами, Август – во всём светлом, начиная от туфель и заканчивая пиджаком. Сбросив усталость и напряжение, старший брат хлопнул Августа по плечу и оба двинулись в сторону зала быстрым ходом. Как это часто бывает в шоу такого формата, оно начинается неожиданно, с момента появления главных героев вечера. Лука рассматривал такой шаг, но решил начать с иного хода. Он резко погасил в зале свет, оставив лишь один прожектор, направленный на стойку, к которой из темноты выплыл Август. Начать шоу с песни, а не представления самих себя – тоже вариант, пускай и не такой оригинальный, но и в той же степени не избитый шаблонами. Август должен был представляться произведением, а не словами.

Лука оставался во тьме и оттуда сверкал глазами в попытках передать брату всю свою энергию. С выключением света только Эрик, Октавия и еще несколько людей, обладавших либо крепкими нервами, либо отсутствием интереса к шоу, не вздрогнули от неожиданности. Август оказался в центре внимания своего зала, и потянувшись к микрофону, дал начало первой песне новой эры «Дельфина», которую он слышал за последние недели, наверное, не меньше ста раз. Август часто экспериментировал с жанрами, хотя сам признавался, что петь в разных стилях ему не одинаково комфортно. Тем не менее, его опыт выступлений в разных местах приучил его к особенностям звучания практически каждого направления. С учётом этого и была составлена программа вечера, не включавшая невероятных с технической точки зрения номеров, но уклонявшаяся в эмоциональные и минималистические перфомансы, трогавшие всех без исключения на репетициях. Игра черного и белого в качестве основной темы первого вечера стала единственно верной в условиях дефицита времени и средств. Альтернативы ей не было, и Луку это даже радовало.

Сейчас Август купался в белом луче единственного светила зала «Дельфина», и это действительно создавало ту самую атмосферу двух цветов, в которой есть два титана, поочередно захватывающих власть, но акцент на выступающем от этого не меняется. Бег остальных мелких прожекторов был не суетливым и диким, а плавным и очерченным в фантазии труппы заранее. Август начал с «Gone», которую очень любили оба брата. Сейчас, подходя к бриджу, он всё больше выплескивал накопившуюся энергию в едином потоке, падающем словно маленький водопад со сцены, расплывавшемся между столиков, и, казалось, терявшегося где-то в груди каждого зрителя. Наконец, мягко ударив по струнам, музыкант закончил вступительную песню, а зал, замолкнул на несколько секунд, включился резким и оглушительным криком. Август поклонился и поплёлся в сторону темноты в закулисье, где его быстро подхватил Лука.

–У тебя пара минут и мы идём на представление. Ты как?

Август выдохнул и хлопнул старшего брата по плечу.

– Я себе это представлял совершенно иначе. Только две детали остались неизменными.

– Что за детали?

– Мой братец рядом со мной и… множество богатеев в зале. Остальное в диковинку.

Лука посмотрел в сторону сцены:

– Помещение действительно не влезает ни в какие фантазии.

– В твою, похоже, все-таки влезло.

– У меня особые рамки.

Август перевёл дыхание, словно бы снова зарядившись необходимой энергией изнутри себя.

– Идём, дадим им возможность знать своих героев.

– Не будь таким наивным, умоляю. Только не сейчас.

Лука дал отмашку и помещение резко зажглось всеми возможными оттенками золотого и желтого, стало переливаться украшениями гостей и столовыми приборами. Аллея резко взорвалась небольшими вспышками лампочек, усеянных вдоль нее, а сцена отразилась в люстрах на потолке. Не успели люди закончить перешептывание и удивиться происходящему, как на сцене появились и мгновенно разошлись в разные её части два брата, каждый – к своей стойке с микрофоном.

Зал немедленно отреагировал аплодисментами, а Лука поспешил затушить их характерным движением руки, поглядывая с улыбкой на Августа. Не дожидаясь окончания овации, Лука, перекрикивая шум, поприветствовал народ:

– Здравствуйте, дамы и господа!

С другой части сцены ему вторил Август:

– Добрый вечер, друзья!

Лука снял микрофон со стойки и выдвинулся ближе к концу сцены, вплотную к залу, чувствуя заряженность этого небольшого, но великого слуги артистического дела, так долго бывшего не у дел.

– Быть может, кто-то из вас шёл сюда целенаправленно, а кто-то случайно, но, думается мне, каждый прибыл с намерением увидеть первое после долгого перерыва знаменитое волшебное шоу «Дельфина»! Нельзя забыть это место, если хотя бы раз побывать в нём во время по-настоящему легендарного шоу. И оно слишком долго простаивало, чтобы появились сомневающиеся в его магии.

Эстафету у старшего брата перехватил главный герой сегодняшней программы:

– Все дороги отныне ведут в «Дельфин», и тоннели снова приведут вас на самые задворки эмоций, где всё ощущается совершенно необыкновенно.

Они оказались по две стороны сцены, разделённые линией между цветами прожектора. Лука остался единственным чёрным пятном на ослепительно белой половине, Август – лучом света в кромешной тьме. Такая игра визуализатора заставила публику встрепенуться от неожиданности и красоты. Братья синхронно развели руки в едином порыве, словно обнимая зал, а тот отозвался им приветственными аплодисментами. Лука облокотился на входную арку, дававшую начало пути на сцену, и рассматривал поющего у самого обрыва, у самой аудитории, Августа.

Младший брат с гитарой наперевес тянулся к стойке с полузакрытыми глазами и сам по себе олицетворял нежность, участливость и тепло. Он мог бывать разным, но в старании и эмоциональности ему равных не было. «По крайней мере среди ровесников» – подумал Лука и улыбнулся. Прошло уже достаточное количество времени с начала вечера, чтобы можно было сказать об Августе только положительное. Как артист он с задачей справлялся, а как организатор задействован был по большей части только в креативной работе, не считая разливание краски. Лука перемещался по подсобному помещению с бокалом в руке и в расстегнутой на две пуговицы рубашке. Во всем черном действительно было жарко, и сейчас Лука пытался охладиться. Отражаясь во множестве самых различных новеньких и сияющих приборов и зеркал, он ощущал себя словно бы в специальной комнате смеха, есть такие в парках развлечений.

Упав в кресло-качалку, продюсер стал прислушиваться к голосу в колонках. Еще перед началом концерта Лука дал установку транслировать в прямом эфире всё происходящее на сцене в гримёрки и подсобки через колонки, чтобы лучше слышать и переживать маленькие трагедии и чудеса. В зал он принципиально не выходил, выплеснув всю славу на Эрика и Октавию, которые с удовольствием отвечали на вопросы и вели себя так, как подобает хозяевам в первом ряду. Их забрасывали как одобрениями, так и предложениями в перерывах между черно-белыми полотнами номеров, но оба держались мужественно, переводя все стрелки на Луку и оправдывались в отсутствии полномочий. Многочасовая работа над шоу и внешним видом «Дельфина» сейчас, в данную секунду становилась приятным воспоминанием, желание пережить которое еще раз по-настоящему жгло душу.

Лука задумался о «Равенне» и о тех эмоциях, которые он испытывает там. Его размышления прервал Август, прошедший по дороге славы с аллеи в закулисье:

– Пока еще вроде ничего не потеряно.

Они еще успеют вознести меня до музыкальных небес. Лука улыбнулся и отвлекся от уводивших его далеко мыслей. Брат выглядел усталым, но счастливым, по его лбу градом катились горячие капли пота, а рубашка под пиджаком насквозь промокла. Спрятавшись за дверью, он быстро переоделся и освежился ледяным полотенцем.

– Всё для тебя. Ты же у нас теперь звезда мирового масштаба.

Август кивнул и грустно улыбнулся.

– На самом деле, тяжело одному всё шоу тащить на своём горбу.

Младший брат повесил гитару на шею и исчез в уже нахлынувшей на зал тьме, не уточнив говорил он серьезно или с некой, покрытой скатертью «Дельфина», просьбой.

Глава 18. Тем сложнее для нас.

– Давайте всё-таки учтём, что там, где нам выступать, будет другая акустика и, – Август многозначительно поднял чашку с кипящим ароматным глинтвейном, – не будет живого аккомпанемента.

После феерического первого шоу, Алекса Сагаделло успешно попросили съехать в иной офис, и тот, на радостях от грядущих гонораров, поспешил организовать помещение в каком-то небоскребе, которое, естественно, пока позволить себе никак не мог, освободив звукозаписывающую студию, мгновенно заполнившуюся множеством музыкальных инструментов из квартиры Августа, а также аппаратурой Эрика и Juice, неожиданно быстро согласившихся на переезд в здание «Дельфина». Через несколько дней за запертыми дверями братья и Эрик обустроили в дальней комнате сносную студию, в которой теперь проходило внеочередное ночное заседание авантюристов.

Часы показывали что-то около восьми вечера, и расположившиеся по всему периметру комнаты люди выглядели взбудораженными: перед словно бы смотрящим на него в ответ серебристым микрофоном стоял, одетый в широкую и длинную футболку белую с модными рваными отверстиями и шляпу, Лука. Август, спрятавший больное горло под шарфом и за несколькими глотками раскалённого вина, стоял прямо перед Лукой, совсем не создававшего впечатление новичка в своем деле, и сипел, но сипел так, что его слышали все. Младший брат повернулся от Луки к Октавии и Эрику, устроившихся в мохнатые кресла и также державшие горячие кружки, источавшие причудливые узоры пара.