Текст книги "Гвардейцы в воздухе"

Автор книги: Николай Ильин

Соавторы: Виктор Рулин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

При возвращении наших летчиков пытались атаковать четыре Ме-109. Гвардии майор Лавейкин и его ведомые резко развернули свои машины, однако "мессершмитты" боя не приняли, стали уходить в юго-западном направлении.

Кальсин не мог спокойно смотреть на уходящего врага. Прибавив скорость, один бросился его преследовать. В считанные секунды Ла-5 скрылся в темно-серой облачности. Когда все самолеты возвратились на аэродром, стоянка летчика Кальсина осталась незанятой. Долго ждали его. Но самолет так и не появился.

"Кальсин не вернулся" – эта печальная весть быстро разнеслась по полку. Только восемь дней назад бесстрашный воин-патриот совершил подвиг. И вот его нет. В столовой стояла гнетущая тишина. Не слышно было обычных шуток и громких возгласов.

А может, он не погиб? Сколько раз ему приходилось уходить от смерти! Но пустое место за дощатым столом снова и снова напоминало о случившемся.

А Георгий Баевский, которому Петр Кальсин спас жизнь, дал слово жестоко отомстить врагу за гибель друга. Слово свое он сдержал.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 февраля 1944 года гвардии старшему лейтенанту Баевскому Георгию Артуровичу и гвардии лейтенанту Глинкину Сергею Григорьевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда. Из штаба фронта отважным героям пришла телефонограмма.

"Военный совет фронта поздравляет вас с высокой правительственной наградой – присвоением звания Героя Советского Союза. Желаем успеха в дальнейшей боевой работе по окончательному разгрому немецких захватчиков.

Малиновский, Желтов, Лаек."

Весна на Украине в 1944 году пришла раньше обычного. Уже к концу января начал таять снег. Часто лили дожди, реки выступили из берегов. Проселочные дороги стали непроезжими, многие полевые аэродромы пришли в негодность.

В феврале полк участвовал в разгроме крупных группировок гитлеровцев в районе Никополя – Кривой Рог.

Несмотря на сильную распутицу, наступление главных сил фронта развивалось высокими темпами. Закончилось оно выходом наших войск в район Апостолово, где находилась главная база снабжения 6-й немецкой армии. Войска Никопольского плацдарма фашистов были поставлены в крайне тяжелое положение. Мощным танковым кулаком, обрушившимся на немецкие укрепления, и одновременно ударом нашей авиации и артиллерии оборона противника была разорвана и смята. Так были освобождены важные в экономическом отношении города Никополь и Кривой Рог.

"Комсомолец Дальстроя".

В полк прибыло пополнение из Борисоглебского летного училища имени В. П. Чкалова. Крепкие, сильные ребята.

Прошло совсем немного времени, и фамилии молодых летчиков стали появляться в журнале боевых действий полка. Командир и комиссар были довольны тем, что пополнение быстро вступило в пору боевой зрелости.

Вскоре на одном из фронтовых аэродромов по поручению Центрального Комитета Ленинского комсомола секретарь Днепропетровского обкома ЛКСМУ товарищ Остапец от имени комсомольцев-дальневосточников вручил летчикам Героя Советского Союза гвардии старшего лейтенанта Попкова эскадрилью боевых самолетов, приобретенную на личные сбережения.

В час дня весь личный состав полка построился на аэродроме. Перед строем пронесли гвардейское знамя и установили на правом фланге. Поблескивая свежей краской, на краю аэродрома стояли новенькие "лавочкины", на фюзеляжах которых большими буквами было написано "Комсомолец Дальстроя". На торжество прибыли командир корпуса Аладинский, командир дивизии Осадчий, начальник политотдела дивизии Россохин и гости от братских 106-го и 107-го гвардейских авиаполков.

Четко раздаются слова начальника штаба Калашникова, рапортующего о готовности полка к приему самолетов. Командир корпуса здоровается с полком. Обращаясь к личному составу, он говорит:

– Сегодня по поручению ЦК ВЛКСМ вашему полку вручается эскадрилья боевых самолетов "Комсомолец Дальстроя". Надеюсь, что это высокое доверие комсомола и командования вы оправдаете с честью, будете громить и уничтожать на этих грозных самолетах ненавистного врага, как ваш командир дважды Герой Советского Союза Зайцев и славная семья героев вашего полка.

Генерал закончил свое выступление приветствием в честь Ленинского комсомола.

Остапец от имени ЦК ВЛКСМ, комсомольцев Дальстроя, комсомольцев и молодежи Днепропетровщины горячо приветствовал всех и рассказал о самоотверженной работе молодежи в тылу страны. Высоко оценив боевые успехи полка, благодарил летчиков-гвардейцев, весь личный состав за освобождение советской Украины.

После его выступления знамя внесли на середину строя. Начальник штаба полка стал поочередно вызывать командиров экипажей для вручения самолетов. Один за другим к столу подходили летчики и, расписавшись в получении самолета "Комсомолец Дальстроя", принимали из рук секретаря обкома формуляры. Они заверили командование и комсомольцев Дальстроя, что будут еще лучше воевать.

Орденоносец Константин Евстратов заявил: "Летая на своем самолете, буду драться, как Попков и Глинкин, как дрались за Запорожье, Днепропетровск и Кривой Рог".

У всех были те же мысли. У всех одно желание – ответить комсомолу новыми победами над фашистскими летчиками. Капитан Жданов сказал: "Самолеты комсомольцев дальневосточников вручены гвардейцам в надежные руки". Свое выступление он закончил словами: "Смерть немецким оккупантам!"

После выступления начальник политотдела дивизии передал секретарю обкома письмо личного состава полка на имя комсомольцев Дальстроя.

Митинг закрыл генерал Аладинский, заверив делегацию, что доверие Ленинского комсомола будет оправдано в боях за Родину.

Как радовались летчики, получившие самолеты! Сиял и командир эскадрильи – большая честь летать на этих машинах.

В боях на правом берегу Днепра командир первой эскадрильи Виталий Попков увеличил личный боевой счет до тридцати сбитых фашистских самолетов. Отмечая это, фронтовая газета писала:

Слава тебе, герой воздушных баталий,

Наш бесстрашный истребитель Попков Виталий!

Тридцатый сбитый фашистский самолет

Вот его мести грозный счет!

Во время войны Алексей Толстой сделал такую запись: "В воздушном бою нет шаблона. Каждый бой – новый, каждый бой – искусство". Эти слова как нельзя лучше характеризуют стиль отважного летчика-истребителя Виталия Попкова.

...В первой эскадрильи случилось непредвиденное – нелепо погиб летчик Владимир Барабанов.

Тяжелая боевая работа научила наших людей ценить своих товарищей. Даже победа в бою, если она достигалась гибелью однополчанина, не приносила удовлетворения.

Тем более случайная потеря летчика, сбившего одиннадцать самолетов врага, особенно непростительна.

Тяжелее всех было командиру эскадрильи. Он считал, что здесь в какой-то степени есть и его вина. Попков не искал оправданий. Значит, что-то было упущено в обучении, и это "что-то" привело к гибели боевого друга.

Сейчас он думал о судьбе оставшихся и, в частности, о судьбе "отвергнутого" летчика Евгения Сорокина. Судьбу Сорокина, истребителя с хорошими задатками, решал сейчас он. Его слово командиру полка определяло, останется Сорокин летчиком или уже никогда больше не поднимется в воздух. Попков знал, как трудно заставить себя в этих случаях принять правильное, объективное решение. И он принял его – взял Сорокина к себе ведомым.

Доверие командира тот оправдал с честью. Со временем пришло и признание. Он стал уважаемым членом боевой семьи гвардейцев. В воздушных боях Сорокин сбил семь вражеских самолетов, стал старшим лейтенантом, кавалером трех боевых орденов.

5 апреля 1944 года Василия Александровича Зайцева назначили заместителем командира дивизии.

С грустью провожали однополчане любимого командира.

Перед тем, как расстаться, собрались в последний раз вместе, вспомнили Ивана Сытова, Петра Кальсина. Много было пройдено фронтовых дорог. Все дальше и дальше шла наша армия.

– За встречу в Берлине! – улыбнулся Зайцев и поднял над столом жестяную кружку.

Перед тем, как ему уехать, все, по старому русскому обычаю, присели на дорожку. Он поднялся первым.

– Ну...

И не договорил, вышел из землянки прямой, высокий.

10 апреля 1944 года врага изгнали из Одессы. Освобождена жемчужина южной Украины, важный промышленный район страны, крупный порт на Черном море. Полк перелетел на аэродром, расположенный в районе железнодорожного узла Раздельная. Отсюда производили боевые вылеты за Днестр.

Впервые под Одессой летчикам пришлось выполнять необычные полеты. В тылу наши саперы специально построили и оборудовали учебные полигоны и опорные пункты по типу тех, что были у противника. Там наземные части днем и ночью учились штурмовать укрепленные позиции неприятеля, вести наступательный бой применительно к обстановке предстоящего сражения. Там же отрабатывалось взаимодействие стрелковых подразделений между собой с другими родами войск, в том числе с авиацией. Над полигоном непрерывно "висели" штурмовики, и вместе с ними работали наши истребители. Авиация и наземные войска готовились к наступательным боям.

Большим праздником было 25 мая 1944 года, день, когда исполнилась четвертая годовщина образования полка. Пришла приветственная телефонограмма от командования авиакорпуса и дивизии. Вечером после напряженного боевого дня личный состав собрался на торжественное собрание. Внесли гвардейское знамя. Прозвучала команда "вольно". Все сели. Стало тихо. Только грозный гул артиллерии слышался в зале – фронт был совсем близко.

В июне на нашем участке стало потише. Полк перешел к выполнению полетов на свободную "охоту". На рушал железнодорожные и автомобильные перевозки, производил разведку, выявлял важные цели для себя и для работы штурмовиков.

8 июля под вечер из штаба дивизии получили информацию о том, что на станции Кайнари разгружаются два железнодорожных эшелона. В разведку направились летчики Попков и Полетаев. В случае чего они должны были вызвать по радио звено истребителей, находившихся в готовности номер один с подвешенными бомбами.

Попков пересек линию фронта на высоте 2000 метров. Впереди показалась станция Кайнари. На ее путях стояло четыре железнодорожных состава с крытыми вагонами и цистернами. Без паровозов. Те стояли под парами на южной стороне станции. Спикировав до восьмисот метров, пара истребителей сбросила четыре стокилограммовые бомбы на составы, затем двумя заходами штурмовала паровозы.

– Выходите, работа есть! – передал по радио Попков, возвращаясь на свой аэродром.

С аэродрома вылетела четверка "лавочкиных", ведомая Глинкиным, Курочкиным, Мастерковым и Филипповым. Глинкин принял решение зайти к станции с юга, чтобы лучше осмотреть оттуда участки железной дороги. Как оказалось, не напрасно. Он обнаружил железнодорожный эшелон с паровозами в голове и в хвосте. Сразу же по радио передал команду на штурмовку.

Сброшенными бомбами – "сотками" – Глинкин и Курочкин разбили четыре вагона, в которых, судя по характеру взрыва, находились боеприпасы. Затем, зайдя по ходу движения эшелона под углом десять – пятнадцать градусов, первыми же очередями повредили паровоз. Пара Мастеркова с высоты пятисот метров бомбила и штурмовала второй эшелон. Вскоре к ней на помощь пришла и пара Глинкина. Эшелон противника как раз шел на подъем, и наши истребители штурмовали его с бреющего полета.

Паровоз встал, окутанный паром. Из вагонов выскакивали немецкие солдаты и в панике разбегались кто куда.

Собрав звено, Глинкин направился домой. Не доходя станции Злоть, он заметил вражеский эшелон примерно из сорока вагонов. Снова атака всей четверкой, и снова загорелись две нефтеналивные цистерны.

Боевой вылет был последним...

26 июня 1944 года на аэродром не вернулись два Алексея из третьей эскадрильи: гвардии старший лейтенант Ворончук и его ведомый гвардии лейтенант Федирко.

Полк базировался севернее станции Раздельная, около деревни Наливайко. Утро не предвещало ничего плохого. Командир звена Алексей Ворончук до выполнения боевого задания в паре с лейтенантом Александром Трутневым, летчиком нового пополнения, недалеко от аэродрома провел учебный воздушный бой.

Тридцать минут они дрались с переменным успехом. Но стоило только Ворончуку преднамеренно допустить в технике пилотирования небольшую ошибку, как Трутнев удачно атаковал. Машина командира звена оказалась в прицеле молодого лейтенанта.

Ворончук предпринимал отчаянные попытки "вырваться" из-под "обстрела", но все его усилия были тщетны.

Трутнев умело повторил все сложнейшие эволюции, все фигуры, которые выполнял самолет командира звена. Оторваться от наседавшего лейтенанта так и не удалось. Сообщив по радио об окончании "боя", оба летчика посадили свои машины на аэродром, зарулили на стоянки.

Первыми, кто поздравил Трутнева с "победой", были техники и специалисты его экипажа: Гайваронский, Фомин, Стародубцев и Синюхин.

Вскоре Александра Трутнева наградили первым боевым орденом.

Подошло время второго завтрака. Подталкивая друг друга, с шутками, летчики ввалились в землянку, где в белых передниках официантки из БАО хлопотливо раскладывали привезенный на машине завтрак.

Запищал зуммер полевого телефона. В трубке голос начальника штаба полка Калашникова:

– Товарищ Ворончук!

– Слушаю вас, товарищ гвардии подполковник.

– Есть задание. Возьмите карту.

Пришлось отложить в сторону бифштекс, проворно снять висевший на гвозде обтесанного столба планшет и поднести его к столу, на котором стоял телефон.

– Двумя Ла-пять с подвешанными на каждом самолете двумя "сотками" надо произвести разведку боем. Противник усилил железнодорожные перевозки по маршруту Бессарабовка – Кайнари. Нашли на карте?

– Да, – ответил Ворончук. Район полета он знал хорошо, эти населенные пункты тоже были знакомы ему.

– После Кайнари загляните в Каушаны. Ведущим пойдете вы, а ведомого подберите по своему усмотрению. Задание ответственное. Вылет по готовности, но не позднее одиннадцати ноль-ноль. Все ясно?

– Все.

И летчик повторил задание, детализируя технику его выполнения по этапам. Во многом выполнение его походило на полет эскадрильи, проведенной тремя днями раньше, на штурмовку станции Кайнари.

– Возражений нет? Готовьтесь. – На другом конце провода послышался протяжный гудок отбоя.

Войска 3-го Украинского фронта готовились к летнему наступлению, поэтому полку все чаще ставились боевые задания по разведке боем железнодорожных и шоссейных перевозок противника.

Ворончук посмотрел на часы. На подготовку оставалось двадцать минут.

Кого взять с собой? Он остановился на старшем летчике звена гвардии лейтенанте Алексее Федирко.

Три дня назад при штурмовке важного железнодорожного узла Кайнари, когда Ворончук возглавлял восьмерку Ла-5, Федирко заслуженно был отмечен на разборе полета.

И перед глазами пронеслись, словно кадры кино, фрагменты предыдущего полета.

...Высота 6000 метров. Восьмерка Ла-5 – у каждого под крыльями по две стокилограммовые фугасные бомбы – движется к цели. Впереди показались Кайнари – крупный населенный пункт, а вот и станция. Она забита железнодорожными составами с танками, орудиями, машинами.

– Атакуем, – передает команду по радио Ворончук и тут же переводит машину в пикирование. То же самое делает его ведомый Федирко, затем вторая, третья и четвертая пары. Скорость быстро нарастает. Ведущий группы немного доворачивает самолет вправо. Теперь нос его машины направлен в середину скопления эшелонов. Пора!

Он тянет ручку управления на себя. Сразу же инерционные силы прижимают его к бронеспинке. Легкое нажатие на электрическую кнопку сброса, и бомбы летят вниз. Освободившись от груза, машина резко идет в набор высоты. Его маневр повторяют ведомые.

Надо оглядеться. Убедиться, что все летчики сбросили бомбы. Через несколько десятков секунд следуют сильные взрывы – в небе обломки, земля и клубы черного дыма. Теперь снова вниз. За ним неотступно следуют его ведомые. "Молодец Федирко", – думает Ворончук.

Прикрывая друг друга, пара за парой поливают свинцовым огнем пушек составы, паровозы, заметавшихся фашистов. Не обращая внимания на сильный зенитный заслон, производят пять заходов. Пора уходить домой. Команда "Сбор"!

А на земле продолжаются взрывы вагонов с боеприпасами, техникой и живой силой противника. Огненное пламя охватывает по крайней мере три из шести составов с паровозами. Стволы вражеских зениток раскалены докрасна.

Позже пара истребителей-разведчиков засняла на пленку результаты работы. Все шестнадцать стокилограммовых бомб, сброшенные прицельно, точно легли в цель. Да плюс пять штурмовых заходов всей группы.

...А теперь этот вылет.

– Полет будет выполнен так же, как при штурмовке станции Кайнари. Ведь он был удачным, не правда ли?

– Еще бы, – засмеялся Федирко, заправляя в планшет новую полетную карту.

– По самолетам.

Запустив и прогрев моторы, парой порулили на старт. Ворончук передал по радио своему ведомому:

– Взлетаем!

Не думали оба Алексея, что это будет их последний боевой вылет. Два тяжело нагруженные бомбами Ла-5 с набором высоты летели в сторону Днестровского лимана. Пересекли устье Днестра, довернули вправо, взяли курс на станцию Бёссарабовка. Здесь летчики насчитали два эшелона с крытыми вагонами и нефтеналивными цистернами.

Все шло хорошо. Аэродром поддерживал с самолетами устойчивую связь. В динамике раздавались команды Ворончука: "Пошли, Леша! Видишь знакомые Кайнари, там железнодорожные составы. Кинем туда свои "сотки"! Так, а теперь на бреющий... Дадим дыму тому составу... Так ему... А-а-а, черт!.."

И тут радиосвязь с ними прекратилась.

Прошло несколько томительных минут. В динамике снова голос Ворончука:

– Леша! Мотор сдал, иду на вынужденную, выручай! – И опять нет связи.

Позже стали известны подробности этого полета.

Сброшенные летчиками четыре "сотки" попали в скопление железнодорожных составов. Сила одного взрыва была так велика, что ее волной подбросило Ла-5. Летчики с трудом удержали машины в горизонтальном полете. Стали штурмовать составы огнем своих пушек. При очередном заходе для атаки плотный шквал спаренных "эрликонов", установленных на передней платформе эшелона, повредил мотор машины Ворончука. Тут же за самолетом потянулся черный след дыма, появился запах горящего масла. Считая, видимо, что с ведущим кончено, фашисты перевели огонь на самолет ведомого.

Ворончук попытался сбить пламя. Несколько раз бросал машину из стороны в сторону, стараясь придать ей скольжение, но сбить пламя не удалось. На смертельно раненном самолете потянул к линии фронта. Пролетел километров пятнадцать-двадцать. Мотор начал резко сбавлять обороты, тяга винта упала, а с ней стала гаснуть и скорость. Самолет пошел вниз. Справа какое-то селение, слева поле. Нос подбитого самолета направлен туда. И вот тут-то ведущий пары по радио попросил напарника выручить его. Ла-5 уже не садится, а буквально падает на поле. Ворончук осмотрелся. Кругом окопы. Он понял, что приземлился между второй и третьей позициями обороны противника. Вылез из кабины мигом и, не снимая парашюта, побежал в сторону.

"А Федирко?" – мелькнула мысль. Тут же рядом появился Ла-5 ведомого. Мотор работал на малом газу.

– Скорее, скорее! – замахал Федирко.

Ворончук побежал к нему. А с противоположной стороны к самолету уже устремились два солдата с автоматами на груди.

Ворончук одной рукой открыл крышку бокового люка, а второй выстрелил из пистолета по солдатам. Солдаты залегли, по-пластунски поползли к ним.

Ворончук в фюзеляже, и тут же машина Федирко пошла на взлет. Дорога каждая секунда: со всех сторон гитлеровцы.

Самолет бежал по увлажненной полоске молодого буряка. Ворончуку уже казалось, что они благополучно приземлятся на своем аэродроме. Но случилось иначе.

Уже колеса самолета вот-вот должны были оторваться от земли, когда летчики почувствовали сильный удар. Машину, словно большим рычагом развернуло влево – подвернулась левая нога. В последний момент налетели на межевой столб.

Так оба Алексея очутились в немецком плену.

На мотоциклах их доставили в штаб.

"Вот и отлетались! Фашистская неволя!" – эта мысль не давала покоя.

– Господа офицеры, – заговорил гитлеровец на русском языке, – Вы должны быть счастливы, что война для вас кончилась. Мы вас отправим в глубокий тыл – в дом отдыха.

Начались допросы. Фашисты шли на разные уловки, чтобы получить интересующие сведения. Гитлеровская контрразведка предлагала служить в немецкой авиации. Потом наших летчиков посадили в одиночные камеры. Опять начались допросы. Федирко говорили, что его ведущий согласился служить фюреру, Ворончуку заявляли то же самое про ведомого. Гвардейцы объявили голодовку. За неповиновение их перевели в карцер, а через несколько дней посадили в товарные вагоны и повезли на запад. Скитаясь из лагеря в лагерь, они очутились, наконец, в Кляйнкенигсберге.

Им выдали арестантскую одежду, а вместо сапог – деревянные колодки. Фамилии заменили порядковыми номерами.

Обнесенный рядами колючей проволоки лагерь с низкими бараками и сторожевыми вышками располагался за городом. Он предназначался для военнопленных летчиков и славился особенно строгим режимом и каторжным трудом. Истощенных людей заставляли таскать пятидесятикилограммовые мешки с цементом.

Кормили один раз в день – выдавали двести граммов эрзацхлеба, полугнилого, наполовину с опилками, и литр похлебки из кормовой брюквы. За малейшие нарушения строго наказывали, за попытку к бегству расстреливали.

Вскоре заключенные стали свидетелями побега группы военнопленных во главе с известным летчиков Героем Советского Союза подполковником Николаем Ивановичем Власовым.

В осенний холодный день сорок четвертого года команда летчиков прокладывала водопроводную магистраль. Таскали чугунные трубы. До конца работы оставалось полчаса, когда Власов и еще несколько человек напали на часовых, обезоружили их и бросились вплавь через реку, скрылись в кустарнике. Пока охранники приходили в себя, пока фашисты мчались к мосту, чтобы попасть на ту сторону реки, беглецы уже были далеко...

Оставшихся в лагере пленных загнали в бараки и устроили перекличку. Не досчитались двенадцати человек. Два дня не выгоняли на работу. На третий день во двор въехала крытая машина. Из нее выбросили трупы и вытолкнули пойманных со связанными за спиной руками. Изуродованные лица, изодранная одежда. Босые стояли они в ледяной луже под дождем. Всех расстреляли.

Начались первые заморозки, а пленные все еще работали под открытым небом – полураздетые, голодные. С работы их пригоняли глубокой ночью. Бараки светились насквозь – такие щели были в стенах. Спали на двухъярусных нарах.

Как-то Ворончук и Федирко лежали и вспоминали, как вместе летали.

– Где-то сейчас наши ребята? – задумчиво спросил Ворончук.

Федирко только вздохнул, достал из потайного кармана чудом уцелевшую записную книжку. В ней была спрятана фотография жены.

Тут к ним подошел человек, который уже давно присматривался к обоим Алексеям. Разговорились. Оказалось, тоже был летчиком-истребителем.

– Михаил Девятаев, – назвал он себя. Гвардейцы рассказали Девятаеву, как попали сюда.

Он тоже поведал им о своей судьбе.

Служил в дивизии Александра Покрышкина. 13 июля 1944 года, когда начался прорыв сильно укрепленной обороны противника в районе Львова, самолет Девятаева был подожжен в воздушном бою. Языки пламени проникли в кабину, подбирались к бензиновым бакам, которые вот-вот могли взорваться. Видя безвыходное положение, летчик выбросился с парашютом. Наблюдавшие с земли видели, как советского летчика отнесло в глубь территории, занятой фашистами.

– А знаете, ребята, под Львовым полки дивизии Покрышкина действовали совместно с вашим пятым гвардейским полком.

– Так это же было на Первом Украинском фронте! – в недоумении возразил Федирко. – А наш полк действовал на Третьем Украинском.

– Правильно, – подтвердил Девятаев. – В последних числах июня сорок четвертого ваш полк перебазировался с Третьего на Первый Украинский фронт. В воздухе часто слышались радиокоманды, подаваемые ведущими группы вашего полка. Я и сейчас помню отдельные фамилии: Лавейкин, Попков, Шардаков, Глинкин. Здесь у меня есть хорошие друзья. Я вас с ними познакомлю, на них можно положиться, давайте держаться вместе.

Вскоре он познакомил их с Сергеем Вандышевым, Иваном Пацулой и Аркадием Цоуном.

Получилось так, что в бараке собралось двадцать восемь человек, большинство из которых были коммунисты, прошедшие суровую школу войны. Девятаев многих из них знал лично и познакомил с Ворончуком и Федирко.

Однажды как бы невзначай намекнул:

– Сколько же мы будем находиться здесь? Не пора ли, братцы, подумать о том, как нам выбраться отсюда досрочно?

– А как это сделать? – спросил Федирко.

– Мы планчик набросали. Побег будем делать через тоннель, который прокопаем под полом нашего барака, колючей проволокой и забором.

И Девятаев посвятил Ворончука и Федирко в свой план. Живущих в бараке разбили на пятерки, выбрали старших каждой пятерки. Всю подготовку к побегу проводили в строгой тайне.

С помощью котелков, мисок и ложек стали вгрызаться в грунт. Из отдельного куска жести сделали противень, на который укладывали землю и разбрасывали ее под полом барака. Копать приходилось ночью, после вечерней поверки. Прежде чем приступить к работе, снимали с себя одежду, чтобы не выпачкать, не промочить ее, и не вызвать тем самым подозрения у старшины барака или у кого-либо из гестаповцев.

Работали сменами. Чтобы предупредить о внезапном появлении в бараке охраны, расставляли часовых. Чем дальше прорывали тоннель, тем труднее было: проход узкий, копавший землю закрывал своим телом доступ воздуха. Те, что послабее, быстро уставали. Но никто от задуманного не отказывался. Для подстраховки стали привязывать к ноге веревку. Если человек терял сознание, его вытаскивали из тоннеля.

Вскоре "орудия труда" стали выходить из строя, а это могло вызвать подозрение у гестаповцев. Нужна была лопата. Но где ее взять?

Ворончук и Федирко в это время работали на строительной площадке нового лагеря: первый – в команде, возводившей кирпичные фундаменты для служебных помещемий лагеря, второй – на стройке проволочного заграждения. После работы всех, как правило, два раза обыскивали. А лопата не иголка, не спрячешь в складках одежды. Если же гестаповцы обнаружат ее, то наверняка расстреляют.

Весь инструмент на стройке принадлежал фирме, выполнявшей подряд на строительство лагеря. Каждый вечер мастера принимали его от пленных, тщательно пересчитывали, потом докладывали старшему конвоиру. С немецкой точностью.

И все же Федирко удалось перехитрить мастера – добыл лопату. Ворончук потихоньку сбил ее с ручки и спрятал под рубашкой, как ценное сокровище, а во время обыска незаметно от конвоира передал Федирко.

Вскоре стало известно, что всех собираются переселить во вновь сооружаемый лагерь. Он находился рядом.

– Надо ускорить работу, – торопил Девятаев.

Однажды очередная бригада обнаружила, что в туннеле появилась течь. Оказывается, рядом с туннелем находилась старая фекальная яма. Прогнившие от времени доски не выдержали напора, и жидкость просочилась в туннель.

– Откуда такой резкий запах? – недоумевали охранники. На некоторых участников подкопа это подействовало угнетающе. Они прекратили работу.

– Все напрасно. Отсюда нам не выйти.

Но Девятаев, Вандышев, Пацула, Шилов, Федирко, Ворончук и еще несколько человек спускались каждый вечер в подземелье. Чем отчаяннее становилось положение, тем энергичнее они действовали. Их усилия не пропали даром. Сточные воды с большим трудом удалось остановить.

Днем, проходя по земле, каждый из участников подкопа мысленно пытался представить себе, где находится сейчас граница подкопа. Кто-то предложил обозначить ее прутиком. Так было убедительней. Прутик с каждым днем продвигался все дальше и дальше от барака в сторону колючей проволоки и лагерного забора. Тайный ход уже приближался к границе лагеря.

Еще несколько усилий, и они будут на свободе...

Это вселило надежду даже тем, кто изверился. Люди снова стали копать тайный ход.

Через знакомого врача Девятаеву удалось доставить в барак карты Германии, наклеенные на полушелковые полотнища, ножи, компасы. Все эти вещи летчики тщательно запрятали в тайник.

Туннель все удлинялся. Теперь он протянулся уже на пятнадцать метров. Но тут произошло непоправимое.

Как-то около барака появились два эсэсовца. Тщательно отмерили шагами расстояние и методично застучали ломами. Один из них, пробив верхний слой почвы, провалился в туннель.

В лагере объявили тревогу. Завыли сирены. Построили всех, сделали перекличку. Более двух часов продержали на плацу людей. Взад и вперед перед строем бегал лагерный офицер с четырьмя огромными собаками-волкодавами, ища организаторов подкопа.

Все, словно сговорившись, молчали. Была подана команда: "Построиться в один ряд!" Люди знали, что обычно при таком построении гестаповцы выводят из строя каждого десятого или каждого пятого на расстрел. Но на этот раз только обыскали. Выводили по одному из строя, заставляли раздеваться и складывать одежду. Охранники набрасывались на нее, выворачивали карманы, вспарывали толстые швы и заплаты. Позже разъяренные фашисты загнали людей в барак.

Оказавшись вместе, все как один еще раз поклялись, что никто не выдаст организаторов и участников подкопа и плана побега. Перед тем, как выходить из общего карцера, Девятаев сказал: "Будем ребята, держаться до конца вместе". Начались допросы, побои, пытки. Потом Девятаева с группой перевели в другой лагерь.

Прошло четырнадцать лет. И вот в феврале 1958 года Федирко и Ворончук встретились с Девятаевым, ставшим Героем Советского Союза.

Встреча была радостной и грустной. Вспомнили прошлое.

Девятаев рассказал, как его, Пацулу и Цоуна доставили в наручниках в лагерь Заксенхаузен. Военнопленные заменили личный номер Девятаева на номер умершего солдата Никитенко, а немецкие коммунисты-подпольщики, работавшие в лагерной канцелярии, включили Никитенко-Девятаева в команду, которая была направлена в рабочий лагерь при военном аэродроме, расположенном на острове Неер в Балтийском море. Здесь он вместе с девятью военнопленными совершил побег из плена. 8 февраля 1945 года они убили охранника и, захватив двухмоторный бомбардировщик "Хейнкель-111", перелетели к своим.

Сейчас Алексей Ворончук живет в Киеве, работает в народном хозяйстве Украинской ССР. Неподалеку от него в городе Умани обосновался Алексей Федирко. Трудится на автотехнической станции.

Друзья часто встречаются. Не забывают их и однополчане. Часто пишут, шлют поздравления, приглашают в гости.

Как-то вспомнили об Александре Трутневе.