Текст книги "Корабельная сторона"

Автор книги: Николай Поливин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Давай помогу, – подступился Кимка. Навалились вдвоем, гайка скрипнула, но не повернулась. Соскочил ключ.

– Откручивай другие, – посоветовал Санька. – И давайте работать по очереди. Когда выдыхается один, его подменяет отдохнувший, и так беспрерывно.

На том и порешили.

Санька проработал около часа. Он разделался с тремя контргайками и одной гайкой. Сдавая вахту Кимке, он обронил небрежно:

– Сильно не нажимай, гайка любит деликатное обхождение.

– Ладно, уж как-нибудь «уговорю» ее!

И действительно, после незначительной возни одна из гаек поддалась Кимкиным усилиям, за ней пошла вторая... А вот третья – ни в какую!..

Уж Кимка и так к ней подступался и этак, а она ни с места!..

Выбившегося из сил Соколиного Глаза сменил Гамбург. Но и ему не повезло. Ключ попал снова в Санькины руки, но... и Меткая Рука потерпел полное поражение...

А день уже подходил к концу. Ребят стало лихорадить: из-за каких-то двух проклятых гаек они могут опоздать, и бандиты без помех совершат свое черное дело!.. Как быть?

– Хлопцы, и какие же мы ослы! – неожиданно хлопнул себя ладонью по лбу Сенька. – Зубила у нас есть?

– Угу!

– Срубим болты, и дело с концом!..

– Что же ты раньше не подсказал!

– А вы? Вы о чем думали?! – огрызнулся Гамбург. – Молчали бы уж!

Наконец последний болт, а точнее, гайка разрублена и заглушка снята. Мальчишки торопливо вылезают на палубу.

– Свобода!..

– Мы свободны! – орут они, отплясывая барыню.

Стояла та неопределенная пора суток, которую принято называть вечером, хотя сумерки уже переплавились в темноту.

Наплясавшись до седьмого пота, мальчишки стали соображать, что к чему.

Где сейчас враги? Что они делают?.. Надо их перехватить.

– Вооружены все? – спросил Соколиный Глаз, и сам же ответил: – Все!

Действительно, Санька с Кимкой держали в руках луки и колчаны со стрелами, у Сеньки за поясом торчал кухонный нож.

Камышово-чаканные джунгли остались позади, мальчики поднялись на вал. Здесь их пути-дороги расходились. Как было обговорено заранее, Санька должен был бежать к отцу и сообщить ему о замыслах Чемодан Чемодановича и его сообщников. А Кимка с Сенькой отправлялись на поиски бандитов.

Домой Саньке идти не хотелось. Он тоже мечтал принять участие в поимке преступников. Разве Кимка с Сенькой без него справятся! И потом, когда друзьям грозит смертельная опасность, разве может он отсиживаться у мамы за спиной! Нет, такой вариант Саньку не устраивал. Но что же делать? Не пойти нельзя – Чемодан Чемоданович может действительно устроить на заводе «фейерверк». Подготовлен взрыв какого-то важного цеха, знает ли отец об этом? Санька не уверен, ведь Софрон говорил так убежденно...

А вот если бы ему поговорить с отцом и снова присоединиться к Сеньке с Кимкой, было бы здорово! Но на такое чудо надеяться не приходится. Разве от мамы теперь удерешь!

Так и не придумав ничего обнадеживающего, Санька порысил к сиявшему огнями поселку. А его боевые друзья направили свои стопы в парк, к могучему зеленому массиву, где заводской духовой оркестр расплескивал мелодию старинного вальса «На сопках Маньчжурии». Ведь именно там и условились встретиться Чемодан Чемоданович с Яней и Могилой.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Низкое густо-синее небо, в крупных звездах, казалось нарисованным. Санька зажмурился и тряхнул головой, до того все выглядело придуманным.

А здорово было б, если бы все, что он пережил за последние сутки, оказалось сном. Санька даже дышать перестал. Вот сейчас он откроет глаза и... окажется дома, в собственной кровати, и никаких бандитов наяву не было и нет!

Но колючка, впившаяся в босую пятку, вернула его к действительности. Чемодан Чемоданович и Степка Могила, оказывается, живые люди, а не книжные герои, и времени они зря не теряют. Враги действуют! Надо действовать и пионеру Саньке Подзорову. И он снова зарысил к дому. Грызла совесть за то беспокойство, которое он причинил матери. Она, наверное, извелась вся от грустных дум: ведь Санька написал ей, что уходит в моряки. А на море всякое случается... И тут же он сам себя успокоил: не маленький... Гайдар в его пору уже воевал!..

Нет ничего удивительного, что Санька и его товарищи так страстно мечтали о подвигах. Они жили в сказочной стране – в стране героев, и жили в удивительное время. Вокруг ежечасно свершались величайшие чудеса: вступали в строй новые гигантские заводы и фабрики, организовывались новые колхозы. Вчера еще никому не известные смельчаки завоевывали стратосферу и Северный полюс. Рядом с именами Щорса и Чапаева стали произноситься имена Папанина и Чкалова, Стаханова и Гризодубовой... И в такое-то вот замечательное время, когда сам воздух был насыщен небывалым геройством, разве может мальчишка, пионер, плестись у событий где-то в хвосте!

Чем ближе Санька подходил к дому, тем тверже было его решение: как только он выложит отцу о замыслах преступников, снова совершит побег из отчего дома, чтобы присоединиться к друзьям. Как ему удастся сделать это, он пока не знал, но верил, что удастся...

А вот и окна подзоровской квартиры. Они ярко освещены. Конечно, отцу с матерью сейчас не до сна! Они, наверное, думают о своем пропавшем сыне, звонят во все концы города – на вокзалы и пристани, теша себя надеждой, что беглец вот-вот отыщется... Саньке захотелось ворваться в дом, закричать во все горло: «А я нашелся!» Обняться с отцом, приласкаться к матери. Но он этого не сделал. Солдатский долг взял верх над его сыновними чувствами.

Пройдясь мимо окон, он попытался заглянуть в комнату, по которой метались силуэты отца и матери, но увидел очень немногое. Отец вышагивал из угла в угол по диагонали и резко жестикулировал. Мать сидела на тахте возле стены и покачивалась в такт отцовским словам. Саньке страшно захотелось услышать разговор своих родителей, и он до предела напряг слух.

Точно, говорили о нем и его дружках. Вернее, говорил отец, мать же только жалобно вздыхала. Григорий Григорьевич внушал жене, что мальчики живы и здоровы и скоро найдутся. Следы ребят уже обнаружены...

У Саньки защипало в носу. Ему до слез стало жалко не только отца с матерью, но и самого себя – ведь никто пока еще не знает, чем кончится поединок краснокожих с врагами! И он громко засопел.

– Санька! – раздался чей-то крик, и тяжелая, сильная рука легла мальчику на плечо. – А мы тут с ног сбились, тебя разыскивая! Где это ты пропадал?

– Дядя Сережа, – обрадовался Санька, – Сергей Николаевич, вас-то мне и надо!.. Отойдемте в сторонку, я вам все объясню...

Санька понял: на этот раз сама судьба за него! Кто его мог до конца понять и по-свойски выручить, так это двадцатипятилетний Сергей Бородин, отцов помощник! Он был испытанным другом Меткой Руки, в этом Санька уже убеждался не раз. Бородин, а никто другой, катал его на мотоцикле. А кто научил нырять «щучкой»? Опять же он!

И Санька, торопясь, а потому повторяя одно и то же по нескольку раз, поведал Сергею Николаевичу о заговоре Чемодан Чемодановича и о том, как они – Кимка, Сенька и Санька – задумали стать сначала моряками и индейцами, а потом знаменитыми революционерами.

И про чудесные города Гамбург и Рио-де-Жанейро тоже рассказал, не забыл и про Мадрид с Барселоной.

– Об остальном, я думаю, вы сами догадались! – закончил Санька. – Соколиный Глаз с Мстителем сейчас выслеживают бандитов. – И Меткая Рука задал от Бородина стрекача. – А я присоединяюсь к ним! – крикнул он на бегу. – Передайте папе с мамой, чтобы не беспокоились!..

– Стой, Санька! Вернись! Зайди хоть мать успокой, паршивец! – Бородин кинулся было за мальчишкой вдогон, но тот затерялся среди амбаров и амбарчиков. И Сергей Николаевич повернул к дому Подзорова-старшего, не сердито поругивая мальчишек: «Спутали нам все карты, «пинкертоны», надо поспешать, а то заварят такую кашу, что за сто лет не расхлебаешь!»

О Софроне Пятке и его сообщниках чекисты знали давно. Но до времени их не брали, не брали потому, что ожидали прилета к Чемодан Чемодановичу особо важной птицы из Ирана. Но в чем-то чекисты, как видно, просчитались. События повернулись так, что Софрона и его дружков следовало арестовывать немедленно. Бородин сердито стукнул кулаком о ладонь. И надо же, в их разработанный до мелочей план вклинились мальчишки! Придется перестраиваться на ходу!

Больше всего Бородина беспокоила судьба Лены. Значит, враги проследили-таки, когда она заходила к ним в отдел, чтобы поделиться своими подозрениями о Софроне Пятке. И за это решили расправиться с ней. Смело!..

И хотя одному из чекистов поручено охранятъ девушку, Бородин нервничает – а вдруг!.. Разве за всем усмотришь!

Сергей Николаевич постучался в дверь подзоровской квартиры.

«А молодцы мальчата! – невольно улыбнулся он, думая о Саньке. – Даже о приметах не забыли: Чемодан Чемоданович – квадратный, гололобый» с бычьей шеей. Брови лохматые, как наклеенные. А ведь точно!.. Могила повыше своего шефа, но помозглявее, рябоватый. На груди наколка – спасательный круг и русалка. На правом предплечье наколка – могила с крестом и надпись: «Не забуду мать родную...»

...В «парке моряков» по воскресным дням народу пушкой не прошибешь. Старички приходят сюда подышать озоном и полюбоваться великолепными розариями, молодежь – потолкаться на танцплощадке под духовой оркестр, народ солидный – чтобы забить «морского козла» или посмотреть кино. Ну а мальчишки присыпают сюда дружными ватагами, поиграть в казаков-разбойников, пофигурять и пофокусничать. Здесь между отрядами поселковых и новостройских происходят стычки и сражения. И горе побежденным! Их ожидает позорное купание – в одежде – в затончике, где всегда скапливается разный мусор, сдобренный толстым слоем мазута.

Санька, отправляясь в парк один, рисковал оказаться «утопленником». Так победители дразнят искупанных побежденных. Но это его не остановило.

Мальчишеские стычки и соперничество казались ему сейчас пустяками, не заслуживающими серьезного внимания. Ведь это всего-навсего лишь игра!

А сейчас жизнь требовала от него настоящего героизма и продуманных действий.

Возле входных ворот стояли караульные поселковых мальчишек. Узрев Меткую Руку, они ехидно заулыбались.

«Быть потасовке, как не вовремя!» – как о чем-то постороннем подумал Санька.

– Будем стыкаться? – подойдя к противникам, деловито спросил он. – Только давайте побыстрее, а то мне некогда.

– Торопишься выкупаться?

– Ага, – согласился беззлобно Санька, готовый добровольно выполнить позорную процедуру, лишь бы поскорее обрести свободу.

Мальчишки опешили. Они знали Меткую Руку как храброго бойца, а тут... непонятно!

– Так будем драться или нет?

– А тебе, правда, некогда?

– Честное пионерское, под салютом!

– Ну, если так... Тогда плыви по своим делам, стыкнемся как-нибудь в другой раз, мы тебя знаем, ты парень храбрый, – сказал тот, что постарше.

– Вот спасибо! – просиял Санька, – а то...

– Не за что. Вот когда в следующий раз вздуем, тогда и благодарить будешь!..

– Ладно, – согласился Меткая Рука, ныряя в толпу гуляющих.

– Эй, Махотка, – окликнул он знакомого паренька, – Кимку не видел?

– Не-е, – промямлил Махотка, – а на чо?

– «На чо»... Горячо!.. Шашку вешать на плечо! – оттарабанил Санька, поворачиваясь к изумленному парнишке спиной.

В парке три аллеи. Одна, по-над рекой, для влюбленных, средняя, со скамейками и розариями, «маменькина» – для людей солидных и третья, самая густая, – мальчишечья, иначе ее еще называют «аллея соловьев-разбойников».

По этой-то аллее и устремился Санька в поисках друзей. Чуть ли не на каждом шагу встречались знакомые мальчишки, и каждому из них Санька задавал неизменный вопрос: «Кимку не видели?» И ответ следовал тоже неизменный: «Не видели!»

«Надо разведать у танцплощадки. Уж Лена-то наверняка там побывала, а значит, и Соколиный Глаз с Мстителем крутились».

А вот и танцевальная площадка – деревянный блин метров двадцати в диаметре, огороженный зеленым штакетником. Неподалеку раковина – будка для музыкантов. «Духовики» стараются вовсю, дуют в свои сверкающие трубы, не жалея сил. Особенно самозабвенно стучит барабанщик. Он с такой силой хлопает колотушкой по желтому боку огромного барабана, что тот аж подпрыгивает на сцене. Кто-кто, а уж мальчишки могут такое оценить по достоинству. Они толпятся возле раковины и подбадривают барабанщика дельными советами:

– Так, Гоша, лупани еще разок, пускай народ повеселится от души!

И Гоша старается. И танцоры стараются вовсю. Деревянный блин забит до отказа. Вокруг штакетника двойным кольцом выстроились болельщики. В большинстве это женщины, которым перевалило за тридцать. Самим танцевать им стыдно – возраст не тот, а полюбоваться на других – в самый раз. Тут же развлекаются «дразнильщики», подростки. Эти тайно вздыхают о танцах, но на площадку их пока не пускают: дескать, рано еще, подрасти надо. И эти несостоявшиеся кавалеры, конечно, делают вид, что презирают и танцы и танцоров. Они каждый вечер упражняются в остроумии. Избрав для острот неловкого вальсера, мальчишки начинают изводить его «советами», как лучше наступать на ногу своей партнерше. Парень сначала не обращает внимания на эти остроты, потом пытается отшутиться, наконец, «дозрев», придя в высшую степень ярости, выскакивает с танцплощадки, чтобы расправиться с обидчиками, но тех к этому времени и след простыл. Такая игра называется «таскать козла за бороду». Кимка и здесь был заводилой. У дразнильщиков Санька и рассчитывал раздобыть нужные сведения о друге. И не ошибся – первый же мальчишка, к которому Меткая Рука обратился с вопросом о Кимке, ответил:

– Соколиный Глаз просил тебе передать следующее: «Гололобый и его подручные увели голубку... Наверное, к Степкиному логову... Торопимся!»

– И всё?

– Всё. – Мальчишка недоуменно развел руками: мол, попробуй разберись в такой тарабарщине! – Что это значит, Сань, а?

– Потом, – Санька хлопнул паренька по плечу, – некогда!.. Послушай, Шура, – так звали Санькиного собеседника, – скоро сюда придут мой отец и его помощник, Сергей Бородин, ты их знаешь?

– Знаю.

– Так передай им, что те, кого они ищут, на корабельном кладбище! Не забудь!..

– Будь спок, не забуду!

Санька, не вдаваясь в более подробные объяснения, нырнул в «аллею соловьев-разбойников». С трудом продравшись сквозь заросли лоха, перемахнул через невысокий забор и оказался за пределами, парка. Сердце в груди его колотилось бешено и тревожно: «Лена!.. Только успеть бы спасти ее!.. Только успеть бы!..»

Санька вышел на Капитанскую улицу, пересек ее. Минул Индустриальную. Деревянные жактовские особнячки остались позади. Вошел в тополиную рощу, минул Дом моряка, неуклюжее двухэтажное здание. За ним начался необжитый район «Китова хвоста» – камышовые джунгли.

Отыскав Большую Медведицу, Меткая Рука по ее хвосту определил курс на корабельное кладбище и дунул туда что есть духу.

За спиной послышался топот. Санька притаился. Из темноты надвинулись две мужские фигуры.

– Только что маячил мальчишеский силуэт и пропал, – удивился знакомый басок. – Эй, краснокожий, откликнись!

– Дядя Сережа, – обрадовался Санька, – это я!

– Значит, не ошиблись, – подал голос второй мужчина, – мой беглец!

– Па-па! – Санька обнял отца. – Надо спешить, там Лена... Они могут ее убить!.. Ты меня не прогонишь домой?

– Да следовало бы! Но... обстоятельства не те! Показывай дорогу! Знаешь?

– А то! – Санька повел. Теперь он шагал широко и уверенно, как шагают хозяева земли. Ой вы Даже запел свою любимую «Все пушки, пушки грохотали», если бы не боялся за Лену.

– А с заводом как? – вспомнил он.

– Что с заводом? Работает, как всегда, – ответил отец.

– А они его не взорвали?

– А мы, по-твоему, для чего службу несем? – усмехнулся Бородин. – Уж не считаешь ли ты, что врагов в нашей стране ловят одни мальчишки!

– Что вы, дядя Сережа, – смутился Санька, – не считаю!

– То-то же!.. А на заводе полный порядок. Да и не могло быть другого – мины были обезврежены нами давным-давно, а тот, кто собирался их взорвать, арестован.

– И Чемодан Чемоданович?

– Его возьмут на корабельном кладбище. Если, конечно, ты не возражаешь... За Леной вот только не уследили.

– Кто-то крикнул, – насторожился старший Подзоров.

Крик повторился. Бросились на зов. Длинноногий Бородин сразу же вырвался вперед. Лессовая пыльная земля под ногами мягко проседала. Вот и стена камышовых джунглей.

– Стой, ни с места! Стрелять буду!

– Свои! – крикнул Санька. Он узнал голос друга.

– Пароль? – продолжал Соколиный Глаз.

– Кимка, да это же я, Санька. А со мной папа и дядя Сережа Бородин.

– Урра! Наши! – заорал Кимка. – А ну, вставай, – пнул он чернеющую возле его ног тушу. В ответ раздались жалобные стоны:

– Ох, уми-ра-ю... Спасите!..

Вспыхнули фонарики. Они осветили удивительную картину: головастого Кимку с луком наготове и у его ног стонущего Степку Могилу.

– Уми-ра-ю, – снова завел бандит.

– Раньше времени не умрешь, – пообещал Бородин, поднимая за шиворот съежившегося преступника.

– Что у тебя с рукой? – спросил Подзоров-старший, указывая на Степкину правую руку, пробитую полуметровой стрелой.

– Вот он, паразит, прострелил ядовитой! – захныкал Степка. – Судить его за это... Ох, умираю...

Кимка шепнул что-то Подзорову на ухо, и тот расхохотался.

– А Сенька где? Лена?

– Не знаю... – Кимка подозрительно шмыгнул широким вздернутым носом. – Там искать надо... – И он кивнул головой в сторону корабельного кладбища. – Этот говорит, что Софрон поклялся сам с ней рассчитаться...

– Ну! – Бородин снова встряхнул Степку. – Говори!..

– А чего говорить-то, – запричитал Могила, – толковал я Пятке, не связывайся, мол, с девчонкой... Но разве он послушает!.. Вот и влипли... Ох-х, умираю!..

– У-у, желтопузик! – замахнулся Кимка на бандита. – Убивать других так ему не страшно, а как самого коснулось, заверещал «спа-си-те, по-мо-гите!» Глядеть тошно!

Степка ссутулился. Ему захотелось сделаться маленьким-маленьким, совсем незаметным.

– Вот что, – распорядился Григорий Григорьевич, – ты, Сергей Николаевич, вместе с Кимкой и Санькой отведешь арестованного к нам в отдел и временно посадишь на гауптвахту. А я – на корабельное кладбище. Думаю, что Лена с Сенькой там отыщутся... Итак, приступайте к выполнению боевого задания! С задержанного глаз не спускать ни на минуту! – Последние слова предназначались специально для мальчишек.

– Есть! – козырнул Бородин. – Не беспокойтесь, Григорий Григорьевич, Степка в надежных руках!.. Бойцы, оружие взять наизготовку!..

Но краснокожих провести оказалось не так-то легко. Кимка с Санькой сразу же сообразили, куда ветер дует. Они поняли, что Санькин отец под благовидным предлогом отстраняет их от настоящего дела. И мальчики повели контрнаступление:

– Дядь Гриш, а может, мы с вами? Товарищ Бородин и без нас со Степкой управится...

– Конечно, пап! Дядя Сережа одним мизинчиком Степку прихлопнет, ежели чего... А мы на кораблях каждую щелку знаем... И потом, не можем же мы бросить своего товарища в беде – мы же пионеры!.. А Сенька и Лена...

– Команду слышали? – рассердился Григорий Григорьевич. – Выполняйте! И чтобы никакой самодеятельности! – И Подзоров погрозил пальцем. – Идите! – И сам растворился во тьме.

Мальчишки вынуждены были подчиниться.

– Пошли! – приказал Бородин.

Степка снова было заныл о «дохторе», но Кимка на него прикрикнул:

– Ну ты, «не забуду мать родную», шевели ногами веселей, а то еще одну отравленную вгоню куда следует!..

– Ох, – запричитал Степка, – умираю...

– Не умрешь, не ной, – оборвал его Кимка, не скрывая своего презрения к трусости такого бугая, – стрела неотравленная.

– Как неотравленная? – взвился Могила. – А ты говорил!

– Мало ли что говорит кошка мышке, выманивая ее из норы... Военная хитрость, а ты и уши развесил! «Ох, уми-раю!» – передразнил Кошка растерявшегося бандита.

Голова у Степки заработала в определенном направлений: если неотравленная, значит, его жизни ничего не грозит. А почему бы ему тогда не попытаться улизнуть от «сопливой охраны»!

– Ох, в больницу, – опять начал он, – стрелу надо вынуть... Заражение крови может быть...

– Наш хирург окажет помощь, – пообещал Бородин, – его уже вызвали...

И Степка торопливой рысцой потрусил к залитым огнями заводским корпусам, неподалеку от которых возвышался кирпичный особняк местного отделения НКВД.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Степку посадили в каменный чулан с зарешеченным оконцем и обитой листовым Железом дверью. Звякнула могучая щеколда, закусывая не менее могучий пробой, дежурный уполномоченный, колодой лукавоглазый татарин, навесил пудовый замок и подмигнул Кимке:

– Ну, герой, рассказывай о своих похождениях!

– Это можно, – солидно согласился Кимка, – только вот чайку бы.

– Ну, чаек мы спроворим запросто! – Бородин включил электроплитку, поставил на нее пузатый медный чайник.

– С чего же начинать? – важничал Кимка.

– С самого начала, – подсказал весельчак уполномоченный, одаривая мальчишек уморительной гримасой. Санька с Кимкой прыснули. Бородин тоже улыбнулся.

– Ну! – поощрил Сергей Николаевич Кимку.

И тот начал:

– Так вот, значит, расстались мы, значит, с Санькой на валу. Это неподалеку от бани. Меткая Рука, согласно нашему боевому плану, дунул к отцу, чтобы доложить разведданные, а мы с Сенькой запылили в парк. Там... – Кимка сделал паузу, подражая опытному рассказчику.

– Что там? – подыграл ему дежурный.

– Чай еще не готов? – схитрил Кимка.

– Так всего лишь две минуты, как его поставили на плитку, – не выдержал Санька, сердито сверкнув на приятеля глазами. Меткая Рука с особым интересом приготовился слушать о похождениях друзей-приятелей, а Кимка тянул.

– Так вот, значит, – невозмутимо продолжал рассказчик, – бандиты условились встретиться в парке вечером – так сказал Чемодан Чемоданович, а когда вечером – гадай на кофейной гуще! Потому мы и бежали, как гончие. Опаздывать было нельзя: ведь дело шло о жизни и смерти человека!.. – Кимка неожиданно всхлипнул.

– Ты чего? – склонился к нему Бородин. – Лену жалко...

– А что с ней? Неужели убили? – подскочил Санька.

– Не зна-ю...

– Э, парень, все обойдется, – успокоил скуластый уполномоченный.

Украдкой смахнув слезы, Кимка продолжил рассказ уже безо всякой рисовки.

Прибежав в парк, мальчишки обшарили все укромные уголки, но ни Лены, ни ее врагов не обнаружили. Тогда Кимка с Сенькой кинулись расспрашивать мальчишек о мужчине с бычьей шеей и с лысой, как бильярдный шар, головой, а также о мордастом парне с наколками на руках, фигуры приметные. Такие сами в глаза бросаются.

«Были похожие, – ответили новостройские пацаны, – чуть ли не час возле танцевального пятачка крутились, кого-то высматривали. А куда потом задевались, не знаем».

«А девахи с ними никакой не видели?» – уточнил Кимка. Рассказчик снова начал фасонить. Но на его ужимки никто уже не обращал внимания. Все с нетерпением ждали, как развернутся дальнейшие события.

– «Девахи! Нет, не видели...»

Спросили других мальчишек, третьих. Лена как сквозь землю провалилась. И только Сазанчик, парень, которого уже пропускают на танцы, сказал нам, что видел, как Яшка-матрос передавал Лене какую-то записку. Это было в самом начале танцев. А вот что в записке было нацарапано и куда девушка после этого пошла, Сазанчик не знал... Тут мы с Мстителем, то есть с Сенькой, принимаем боевое решение – шпарить на пароходное кладбище, к Степкиному логову. Ведь если бандиты задумали спрятаться, то наверняка спрячутся там...

Бежим, значит, мы по степи, а у самих ушки – на макушке, слушаем, не позовет ли кто на помощь. Тишина. Только филин в перелеске ухает да лягушки-квакушки в болоте трещат... Страшно, мороз по коже так и разгуливает, словно боксер на разминке. Чувствуем, беда вокруг нас так и вьется, так и крутится, того и гляди, в волосы вцепится! И вдруг: «Ратуйте, люди добрые!.. Карраул!» Голос тонкий, девчоночий... Лена!..

«Держись, – кричим, – Лена, сейчас поможем!.. Враги окружены!..» И Сенька трах-бабах из пугача... А я – лук наизготовку и вперед!.. Бандиты, конечно, наутек. Один из них взвалил Лену на плечо, как волк ярочку, и в камыши. Сенька следом. А я вот с этим, – рассказчик кивнул на дверь гауптвахты, – столкнулся нос с носом. Он на меня с ножом. А я из лука как шарахну! Так правую руку и насквозь!.. Мог бы и в сердце... – важно добавил Кимка, – но раздумал. Пусть судят акульего сына, чтобы другим неповадно было.

– А Лена? – не выдержал Санька. – Что с ней?

– Не знаю... Сенька, наверное, выручил... – Рассказчик опять подозрительно зашмыгал носом, но все сделали вид, что не заметили этого. И Кимка, взяв себя в руки, закончил рассказ о недавних приключениях.

Степка Могила, увидев, что имеет дело с пацаном, а не со взрослым, полез на Соколиного Глаза разъяренным медведем. Мальчишке пришлось бы плохо, не придумай он нового фокуса. «Ни с места! – крикнул он, – стрела отравленная!.. Через двадцать минут смерть!» Тут Степка и скис, как молоко от лимона. А там и помощь подоспела...

Кимка помолчал, потом, с трудом выдавливая из себя слова, добавил:

– Степка сказал, что Софрон Лену в живых не оставит. Он против нее зуб с давних пор имеет. С тех пор, когда в одной деревне жили...

– Н-да, – нахмурился Бородин, – вот что, Валеев, – обратился он к дежурному, – ты здесь с ребятами гляди за Степкой в оба, а я пойду. У Григория Григорьевича сейчас каждый человек на счету.

– Послушай, кунак, – обратился дежурный к Соколиному Глазу, – как же так получилось, объясни, пожалуйста. Ночь. Темнота. А ты трах-бах – и готово, и подстрелил преступника. Случайно, что ли?

– Как это случайно?! – возмутился Кимка. – Когда Степка выскочил из камышей, я ему в морду фонариком. И целюсь прямехонько в лоб... Стрела запела и...

– Трах-бах в правую руку! – подсказал лукавоглазый уполномоченный. – Только как же это? Целился в лоб, а угодил в руку?

Кимка сконфузился:

– Не знаю, так уж получилось... Но если по-честному, – Соколиный Глаз залился краской, – то выстрелил я... со страху. И притом... с зажмуренными глазами...

Кимка ожидал, что сейчас на него обрушится дружный хохот и посыплются подначки, но никто даже не улыбнулся. Наоборот, Бородин похвалил Кимку за мужество. Ведь признаться в том, что ты струсил, не всякий решится, тем более что этого никто не видел. И Кимка снова приободрился.

Сергей Николаевич, еще раз наказав ребятам никуда не отлучаться и зорко следить за арестованным, ушел.

Под окнами послышалось фырканье старенького грузовичка. Все напряженно повернулись к двери. Заскрипели ступени, и в комнату вошел военный хирург Борис Иванович Шилин. Это был мужчина двухметрового роста, человек добрейшей души. Это чувствовалось не только по его лицу, круглому и улыбчивому, но и вытекало из каждого жеста, из каждого движения.

– Дорогой Борис Иванович, как она? – обратился дежурный к хирургу. И хотя имя той, о ком спрашивали, не было произнесено, Шилин, не задумываясь, ответил:

– Лена жива. Правда, она тяжело ранена, пришлось оперировать, но теперь все опасности у нее позади. – Борис Иванович протер очки. – Сейчас Лена спит...

– Ур-ра! Качать доктора! – крикнул Кимка и, подмигнув Саньке, выскочил на улицу. Меткая Рука последовала за другом.

– Куда вы? – всполошился Шилин. – В больницу нельзя!

– Мы по домам! – крикнул Соколиный Глаз.

– Вот и хорошо, – согласился Борис Иванович, – а мы с вами, – обратился он к дежурному, – займемся подстреленным пациентом...

Снова обретя свободу, мальчишки, не сговариваясь, подались на корабельное кладбище. Они решили, исходя из обстоятельств, оказать чекистам помощь в задержании Чемодан Чемодановича и его сообщников. На том и поладили.

Человек, переживший смертельную опасность, как бы рождается заново, он и видит и чувствует в десять раз острее, чем обычно. Взошла луна. Подумаешь, что здесь такого, разве до сего времени Санька с Кимкой не видали ее? Видали. И все-таки обрадовались ночному светилу.

– Светит, бабушка! – пропел Санька.

– Еще как наяривает! – согласился Кимка. – А дорога словно каучуковая, – чуешь, как пружинит под ногами?

– Точно! – согласился Санька, купая босые ноги в прохладной пыльце. – Здорово-то как!

– Сань, а как ты думаешь, успеем мы?

– Успеем. До бани уже рукой подать. А там и наши кораблики рядом!..

Вот и заросли тростника. Посеребренные верхушки покачиваются, словно наконечники копий.

– Римские легионы, – сказал Санька.

– А вон и «Летучие голландцы», – кивнул Кимка на мачты и трубы кораблей-пенсионеров. – Завтра утром адмирал Урляев выведет эти корабли в открытый океан!

– Ладно, адмирал, поторопимся. – Санька тронул приятеля за рукав. – Не забывай, сегодня мы чекисты.

Хоть мальчикам и не терпелось поскорее добраться до «Аладина», к своему флагману они двинулись в обход, по берегу реки. Им не хотелось до времени снова угодить в руки Санькиного отца. Тогда Чемодана Чемодановича изловят без их помощи, а разве с этим можно смириться!

Дорога вдоль реки не из легких. Грунт вязкий, ноги в нем утопают по щиколотку. Грязь липучая-прелипучая, как растопленный вар. Как ни стараются юные разведчики ступать бесшумно, подобно настоящим краснокожим, треск и хлюпанье вокруг них такие, будто сквозь камыши продирается целый выводок кабанов.

Но вот и «Аладин».

– Кажется, нас пока не обнаружили, – говорит Кимка трагическим шепотом.

– Точно, – таким же шепотом отвечает Бородин, выныривая из-под стапелей, – удрали-таки! Так я и знал. Григорий Григорьевич рассердится не на шутку, достанется ужо на орехи и вам и мне.

– А вам-то за что? – поинтересовался Санька.

– Да уж за дело!.. Однако дальше – ни шагу. Замрите, и ни гугу. Иначе... Сами знаете, что будет. – И Сергей Николаевич снова растворился в ночи.

– Сань, а ведь он знал, что мы удерем... и не подмешал... Мировецкий мужик!..

– А то!.. Еще какой!.. А мальчишек любит... Папа даже как-то сказал ему: «Пионервожатый ты, Сергей, а не чекист...»

– А он, Бородин, что?

– Рассмеялся и на Дзержинского сослался. Однако давай помолчим, если не хочешь, чтобы нас отсюда турнули!