Текст книги "Повседневная жизнь старой русской гимназии"

Автор книги: Николай Шубкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

14 сентября

Из четырех местных средне-учебных заведений ныне только в одном (мужская гимназия) удалось составить родительский комитет. Главная причина этого, конечно, высокий кворум, введенный новыми правилами. Но едва ли не более важное значение имеет тут просто индифферентность и пассивность наших русских родителей-обывателей, даже и из интеллигентных кругов. Ведь даже и при кворуме в ¹/₅ живущих в городе родительские комитеты избирались у нас далеко не каждый год. Да при существовании родительских комитетов родители ничем почти не проявляют себя. Правда, в прошлом году председатель комитета г. Л-ский энергично боролся вместе с нами против режима Б-ского. Но это было дело его личного темперамента. Родительский же комитет в целом дальше боязливого шушуканья даже и в то время не пошел. Никакого выступления, хотя бы с ходатайством по гимназическим делам сделано не было, хотя случай был очень подходящий, когда здесь жил ревизор. Мало того, за все время ревизии, тянувшейся 1 месяца, родительский комитет даже не удосужился и собраться. И нам, педагогам, приходилось, рискуя своим служебным положением, выносить всю борьбу на своих плечах.

Сегодня отвели юбилей Миланского эдикта. За обедней очень хорошую речь говорил наш священник – законоучитель. А в 1 час дня был акт, где читала исторический очерк учительница М-ва. Все сошло гладко, не так, как бывало при ура-патриоте Б-ском. Вообще теперь, когда обязанности председателя исполняет умная и тактичная начальница Б-ва, у нас все идет мирно и хорошо. И она могла бы и впредь с полным успехом руководить гимназией, т<ак> к<ак> и по образовательному цензу, и по опытности вполне подходит к этой роли. Но она женщина, и это мешает ей стать во главе учебного заведения, хотя бы даже и женского. И мы опять ждем появления какого-нибудь выскочки-председателя. Найти стоящего педагога на эту должность с окладом в 120 руб. (в другой гимназии далее 600 р.), едва ли возможно. И попадают на этот пост разные проходимцы вроде Б-ского. Давно бы уже пора уничтожить эту ненормальность и вместо нынешнего двоевластия (председатель и начальница) поставить во главе гимназии начальниц из лиц с высшим образованием, каковых теперь найдется уже немало.

16 сентября

Уволенная фаворитка Б-ского г. В-ва продолжает интриговать против нашей гимназии, не брезгуя, по обыкновению, средствами. Когда о ее увольнении появилась заметка в хронике местной газеты, В-ва явилась в редакцию и потребовала выдать ей лицо, сообщившее эту заметку. Там, конечно, в этом ей отказали. Но В-ва тем не менее написала в округ донос, где обвиняет начальницу в разглашении путем газеты служебной тайны. Реабилитировать себя она этим путем, конечно, не может, и донос продиктован, следовательно, чувством мести этой подленькой натуры.

19 сентября

На днях здесь выступил известный петербургский лектор Поссе. Событие для нашего захолустного городка редкостное, так как кроме плохоньких драматических трупп и кинематографов здесь ничего не найдешь. Темы объявлены интересные: о Достоевском, о Горьком и Андрееве, о смысле жизни. Казалось бы, прямой долг педагогов порекомендовать учащимся средней школы сходить на эти лекции. Ведь так мало получают они умственной пищи! С точки зрения благонадежности едва ли могут даже и возникнуть какие-либо опасения, если припомнить, с какой крайней щепетильностью относится к разрешению таких лекций администрация. Но для нас, педагогов, мало даже и усиленной охраны. У нас свое начальство, со своими собственными принципами. А у пашен гимназии, сверх того, целая куча доброжелателей, вроде В-вон и союзников, ждущих только случая расквитаться с «левой» гимназией за Б-ского. И педагогам, имевшим несчастье получить репутацию «левых», приходится сугубо «бдеть». Директор реального училища, которого в прошлом году травило вместе с нами «Русское знамя», запретил своим ученикам посещение всех лекций Поссе. Наша начальница, узнав об этом, то же заявила и гимназисткам, и только на свой страх и риск разрешила восьмиклассницам сходить на лекцию о Достоевском. Когда я зашел сегодня в VIII класс, девицы громко выражали свое негодование на это. Но разве можно за это винить и начальницу? Ведь она поступила так совершенно в разрез со своими убеждениями. Виновата широко разлившаяся в нашем «просветительском» ведомстве светобоязнь, со своими лозунгами: поменьше знания, поменьше света!

20 сентября

Б-ский в прошлом году, между прочим, жаловался, что я мало занимаюсь изучением древней (церковной) литературы. На самом деле я успеваю пройти наиболее характерные памятники Киевского и Московского периода (Повесть временных лет, Поучение Владимира Мономаха, Слово о полку Игореве, Домострой, переписку Курбского с Грозным). И этого, по-моему, вполне достаточно. Зато у меня освобождается время на ознакомление учащихся с классиками иностранной литературы (Шекспир, Мольер, Шиллер, Байрон) и с лучшими русскими писателями второй половины XIX века: Тургеневым, Гончаровым, а в VIII классе Л. Толстым, Некрасовым и другими, произведения которых несравненно ценное, конечно, разных «поучений» и «хождений» допетровской Руси. В целесообразности такого распределения материала я все более и более убеждаюсь. В реальных училищах, например в V и VI классах, при четырех уроках в неделю, доходят только до Пушкина. А в седьмом классе приходится скомкать всю новую русскую литературу, начиная с Пушкина, в один год. Я же, проходя этот курс в VII и VIII классах нахожу, что и то приходится очень спешить. Ныне к нам в VIII класс поступило несколько девиц из других гимназий. Когда я поинтересовался постановкой у них словесности, то оказалось, что в одной гимназии семиклассницы кончили только Гоголем, а в другой и до Гоголя не дошли. Все это, очевидно, плоды того странного распределения курса, когда годами сидят на литературе допетровской Руси, а на классиков нашей литературы не хватает времени. Об иностранной же литературе в большинстве наших средних школ даже и понятия не имеют. А между тем за такие нововведения, как у меня, кроме нагоняя, едва ли что получишь!

21 сентября

Опять ошеломляющий сюрприз! Председателем педагогического совета в нашу гимназию назначен регистратор духовной консистории! Среди педагогов нашего учебного округа, очевидно, не нашлось достойного занять этот пост. И в руководители учебной частью средней школы, где почти все преподаватели с высшим образованием, попал… консисторский писец, т. е. лицо, конечно, и не нюхавшее высшей школы, а, может быть, даже и без среднего образования. А между тем даже в нашем городе четыре средне-учебных заведения и, наверно, многие бы из опытных учителей с высшим образованием не отказались занять этот пост как побочный заработок. Это прямо какое-то издевательство над нашей многострадальной гимназией! Какие еще испытания выпадут на нашу долю в этот год – Бог весть.

Но хорошего ждать нечего. Бывают, конечно, разные монстры и в мужских учебных заведениях, но такой «скверный анекдот» может случиться только в женской гимназии, где от руководителя учебной частью не требуется далее никакого образовательного ценза.

25 сентября

Сегодня уроки у меня расположены так: в V, VI, VII и VIII классах. Переходя из класса в класс, можно было произвести как бы последовательный смотр своих учениц. Первый урок был в V нормальном классе. Отношения с этими «забастовщицами» теперь направились. Правда, одна из них отвечала очень бестолково, видимо, зазубрив урок без всякого понимания. Обнаружилось, что девица эта малоразвитая, и она сама созналась, что очень мало читает. Я посоветовал ей побольше читать и, взяв обещание, что она читать будет, поставил ей тройку. VI и VII классы заняты теперь устройством вечера. Но относительно программы вечера вышло разногласие. Пятиклассницы пожелали устроить литературно-музыкальное отделение и на днях пригласили меня как организатора литературной части. VII же класс желает ограничиться только танцами. Сегодня шестиклассницы просили меня убедить семиклассниц устроить и литературную часть. А те вообразили, что это моя собственная инициатива, и когда я зашел в VII класс, одна девица встала и с добродушной иронией задала мне вопрос: «А Вы зачем «слушаете» шестиклассниц, что надо литературное отделение устраивать?» Мне пришлось объяснить, что я никого не «слушаю», и что это их собственная инициатива. И хотя это дело устроительниц, но, по-моему, вечер с литературным отделением был бы все-таки интересней. Между ученицами начались оживленные споры, было даже что-то вроде попытки голосования. Но я прекратил это и стал спрашивать урок. После же оказалось, что мои слова все-таки подействовали, и теперь значительная часть семиклассниц тоже желает устроить литературное отделение. Для меня лично это создаст, конечно, лишние хлопоты. Но хотелось бы все-таки, чтобы вечер мог дать ученицам что-нибудь и помимо танцев и флирта. Во время этого же урока в VII классе, когда я отвернулся в одну сторону, из другой части класса вдруг взвились кверху и пристали к потолку два разноцветных воздушных шара и с привязанным к ним бумажным человечком. Раздался взрыв хохота… Я отнесся к этому как к детской шалости и постарался снова овладеть вниманием класса. Ученицы успокоились и все время сидели тихо, хотя над ними и висели шары с бумажным авиатором. После урока ученицы сами сняли все это приспособление длинной палкой. А я вполне мирно расстался с ними, считая инцидент исчерпанным.

26 сентября

Вчера в гостях беседовал с одним педагогом из мужской гимназии, человеком очень осведомленным благодаря связям с округом. Вино развязало ему язык, и мне удалось узнать много интересного. Наш бывший председатель Б-ский, оказывается, уже имеет «громкое» прошлое. А именно – в одном из предыдущих мест службы ученица VII класса закатила ему пощечину. Но это, как мы видели, пошло ему только на пользу. И теперь, удаленный из нашего округа, он устроился в соседнем и тоже на посту председателя педагогического совета в женской гимназии. Узнал кое-что и про нашего нового начальника. Он с семинарским образованием, и притом горький пьяница, поэтому нигде подолгу его не держат. Был он когда-то и председателем педагогического совета в женской гимназии, но слетел с места. Пресмыкался потом писцом в суде, регистратором в консистории. А ныне, волею судеб, оказался опять во главе среднего учебного заведения. Даже окружные инспектора удивлены этим назначением, состоявшимся по единоличному решению выжившего из ума старика-попечителя. Но всего горше от этого придется, конечно, нам, педагогам. Ничего не смысля в учебной части, этот невежественный пьяница может, однако, во все совать нос и за неимением лучшего постарается, вероятно, выдвинуться доносами и политиканством.

27 сентября

В VIII классе на уроке словесности вышел инцидент с одной ученицей, только ныне перешедшей к нам из гимназии губернского города. Девица не из способных, но благодаря усердной зубрежке выдвинулась в той гимназии в число первых учениц и получила медаль. У нас же в гимназии, где на развитие больший спрос, дела ее пошли не так блестяще, что задевает ее самолюбие. Сегодня она, урок, видимо, знала, но говорила часто необдуманно и невпопад или торопливо останавливалась со словами: «Я сейчас, сейчас, только подумаю». Наши девицы, привыкшие вести себя довольно свободно, не считаясь с ее больным самолюбием, не раз смеялись в такие моменты, хотя я их и останавливал. Впрочем, часто смеялись вовсе и не над ней. В один момент, когда засмеялись над другой девицей, почти бегом исчезнувшей из класса, отвечавшая урок Т-ва приняла это на свой счет, покраснела, сказала, что над ней смеются, и не стала больше отвечать. Я постарался объяснить Т-вой, что смеялись вовсе не над ней, что надо смотреть на вещи проще и что я ведь не принял же это на свой счет. Но она, расстроенная, совсем ушла из класса. Тогда я в отсутствие Т-вой поговорил с восьмиклассницами о некорректности их поведения и о необходимости считаться с настроением Т-вой, которая еще мало их знает и смущается в новой для нее гимназии.

28 сентября

V нормальный класс сегодня опять осердил меня. Прийдя в класс, я увидел, что все сиденье стула, на который я должен был сесть, выпачкано мелом. Эта новая выходка возмутила меня. И пока одна ученица ходила за стулом, я – вызвав дежурных – сделал им выговор, хотя они и оправдывались, что ничего не видали. В заключение же я сказал, что вообще ни один класс не устраивает столько глупостей, как их. Дальнейшие занятия шли однако гладко и сгладили неприятное впечатление от этого инцидента.

Работаю до одурения

1 октября

Работаю до одурения. Каждый день по пять уроков. В «свободные» минуты – в перемены, после обеда и т.п. – проверяю конспекты пробных уроков. А вечером с 6 часов и до 12 сижу за тетрадями. Праздники только тем и отличаются от буден, что вместо уроков тоже идет проверка тетрадей. Сегодня почти весь день сижу и проверяю. А внизу, под моей квартирой, раздаются пьяные песни: это простые рабочие люди справляют по-своему праздники. И право, мне завидно им! Хотя в этот день они могут отдохнуть и провести время по своему вкусу. А тут сидишь за одним делом и утро, и вечер, и праздник, и будни. Читаешь десятки безграмотных сочинений, читаешь до полного отупения, неизбежно при этом напропускаешь ошибок, т<ак> к<ак> при таком количестве невозможно не пропускать, и в результате – слезы учениц, недовольных двойками, и замечания начальства, нашедшего от нечего делать какую-нибудь пропущенную ошибку. И за весь этот египетский труд каких-нибудь 100 р. в месяц… После 14 лет учения и после 7 лет службы!

12 ч. ночи

Только что кончил поправку тех работ, которые было необходимо проверить сегодня. А там лежат еще нетронутыми работы двух классов! Зато сегодня не успел даже и взяться за подготовку к урокам, а завтра, пожалуй, явится новый председатель. Сейчас же надо скорее ложиться спать. Иначе – в довершение всего – завтра будешь еще с больной головой.

2 октября

Вчера с вечера я, действительно, «пересидел» и потом долго не мог уснуть, а сегодня встал с больной головой. В гимназии встретился с новым председателем. Вопреки ожиданиям, это оказался не карьерист, а скорее неудачник. Он с высшим образованием (из духовной академии), был уже 8 лет председателем в одной женской гимназии, преподавая вместе с тем словесность и педагогику, но дальше подвинуться не мог и потерял даже прежнее место из-за несчастной слабости к спиртным напиткам. Человек же он, по-видимому, вполне порядочный. Нас, отвыкших при Б-ском от человеческого обращения, он сразу привлек на свою сторону. Было приятно, что наши мрачные предчувствия не оправдались. Поэтому я сразу воспрянул духом и провел свой первый урок в V нормальном классе весьма оживленно. К концу, однако, головная боль дала себя знать, и я с трудом уже вел пятый урок в VIII классе, а восьмиклассницы, как назло, отвечали скверно. Одна еще, сверх того, сделав ошибку, стала отказываться от своих слов, чем осердила меня, и я посадил ее со словами: «С Вами трудно разговаривать, когда Вы отказываетесь от своих слов».

3 октября

Сегодня что-то с утра я был не в духе. Отразилось это, впрочем, только в V классе (на этот раз не в нормальном, а в параллельном). Задано было исправление письменной работы. Но оказалось, что одна из спрошенных мной забыла дома тетради; другая не распределила ошибок по разрядам; у последней же, сверх того, оказались грубые стилистические ошибки («радость к возвращении»), и она даже не замечала, в чем тут ошибка. Я опять не сдержался. Довольно резко отчитал девицу и спросил, читает ли она хоть что-нибудь, т<ак> к<ак> по ее стилю этого совсем не видать. Посаженная после этого ученица заплакала, а после урока объяснила, что не разделила ошибки на разряды потому, что не была в классе, когда я это объяснял. Я, к тому времени уже успокоившийся, сказал только: «Так бы Вы и заявили». Но в общем сам себя виню, конечно, за раздражительный и обидный тон. На сегодняшнем пробном уроке такой же сердитый тон взяла одна практикантка – восьмиклассница, и я сам воочию видел, как это неприятно действует на класс.

12 октября

Сегодня новый председатель был у меня на двух уроках в VIII классе (методика русского языка и педагогика). Он принимал деятельное участие в уроке, много опрашивал сам. Ученицы отвечали недурно, и председатель, кажется, остался доволен.

14 октября

До того дошло, что и дневник писать некогда. То уроки, то конспекты, то тетради. Еле успеваешь только просмотреть газеты – в промежуток между обедом и вечерними занятиями, которые у меня начинаются в 6 часов. Для поддержания же физических сил ограничиваешься только небольшой (30–40 мин.) прогулкой по улицам.

Конечно, для здоровья полезнее было бы заниматься какой-нибудь физической работой на свежем воздухе. Но тогда некогда будет и газеты почитать, а это почти за всю зиму единственное, что я читаю. На книги же совсем не хватает времени. И сам чувствуешь, как засыхаешь душой при такой жизни, как отстаешь от всего нового и забываешь старое. Физически тоже чувствую себя неважно. Да и как можно быть здоровым, когда корпишь целые дни на месте и не можешь урвать времени, чтобы подышать свежим воздухом!

16 октября

За последние дни у меня было несколько столкновений с ученицами из-за классной дисциплины. В VI классе, когда я читал «Слово о полку Игореве» (в переводе на современный язык), одна экспансивная девица З-на то и дело принималась болтать с соседками. Я сделал несколько замечаний, ничто не действовало; тогда я для острастки записал ее в журнал. Теперь я думаю, что лучше бы поставить ей ультиматум: или слушать, или уйти из класса, пригрозив, что если она не исполнит этого, то я прекращу чтение. Это было бы более логично, по крайней мере. В другой раз вышел инцидент в VIII классе. Здесь, когда я рассказал урок, одна ученица писала и посылала письма, и когда я спросил ее, не знала, о чем идет речь. Я не сдержался и довольно резким тоном «отчитал» ее. Правда, я сам скоро остыл; но не могу сказать, насколько благотворным оказался мой выговор. Сказать, действительно, надо было, но мягко и спокойно. В VII же классе дело едва не приняло еще более серьезного оборота. Там есть одна довольно капризная и в то же время ленивая ученица В-ва. Недавно она получила и у меня единицу за неприготовленный урок. А на днях, когда я объяснял некоторые места из «Бориса Годунова», она повернулась в пол оборота назад и, шевеля губами, смеялась. Я, видя, что она не слушает, окликнул ее по фамилии. Но В-ва почему-то сочла себя обиженной и стала возражать, что она не разговаривала. Я уже более резко ответил, что сам видел это. Тогда В-ва встала с места и, с нескрываемым озлоблением глядя на меня, пошла из класса, а я вдогонку ей сказал: «Может быть, С-ва (ее соседка сзади) сама с собой разговаривает?» До конца урока В-ва так и не вернулась в класс. Можно было, конечно, раздуть эту историю, тем более что В-ва, по-моему, действительно была неправа. Но я решил выяснить все-таки, в чем тут дело, а на следующий день спросил В-ву в перемену, куда она исчезла и почему. Та ответила, что была в гимназии, а в класс не хотела идти. Когда же я стал указывать, что замечание было действительно заслужено ей, В-ва отвечала, что хотя она раньше и говорила, но в этот момент молчала и смотрела на С-ву, которая притворилась плачущей. Я так и не мог выяснить ее логики и причины ее обиды; но во всяком случае В-ва говорила уже обычным тоном и даже улыбалась. Такой разговор наедине едва ли, по-моему, не лучшее средство для избежания лишних недоразумений. В классе и преподавателю приходится быть более официальным, и учащиеся нередко возражают и играют в оппозицию из молодечества перед товарищами. При разговоре же один на один можно объясниться более по-человечески.

18 октября

Вчера, наконец, состоялся вечер, организованный ученицами VI и VII классов. Было и концертное отделение, где трос учениц, подготовленных мной, читали стихотворения. Жаль только, что при составлении программы они ни с кем не посоветовались и распределили номера не очень удачно. С особенным удовольствием встретил на вечере двух бывших учениц прошлогоднего выпуска (одна уж с сама учительствует в школе). Вспоминали прошлый бурный год, обменивались впечатлениями нынешнего года. Обе они с удовольствием вспоминают о гимназической жизни и сожалеют, что уже не гимназистки. Одна говорит, что не могла даже выстоять всенощной в гимназической церкви: так грустно ей стало при воспоминании о прошлом Вечер пришлось устроить накануне учебного дня, хотя скоро будет четыре праздника подряд, т<ак> к<ак> по нелепому циркуляру округа запрещено устраивать вечера накануне праздничных дней. В результате у учениц следующий за вечером день неизбежно пропадает, т<ак> к<ак> они или совсем не приходят в класс, или приходят невыспавшиеся, утомленные. Я и сам чувствовал себя сегодня разбитым. Каково же должны чувствовать себя устроительницы вечера, которым после 12 ч. ночи надо было прибрать все гимназии и превратить учительские и классы, преобразившиеся в удобные столовые и гостиные, в обычный казенный вид? Поэтому я спрашивал сегодня только в VIII классе, в остальных же классах охотно согласился на просьбу учениц и не спрашивал их. В V нормальном классе разбирали со стороны стиля «Днепр» Гоголя, причем отметок я не ставил. А в V параллельном выяснял, кто что читает, причем просил некоторых учениц рассказать содержание прочитанной книги, что, однако, подвигалось плохо. Лучше бы было что-нибудь почитать.

19 октября

Новый председатель, вызвавший в нас симпатию своим простым обращением и гуманными взглядами, успел уже проявить свою несчастную слабость. На днях он закутил, так что из-за этого не состоялось даже заседание попечительского совета, куда он явился пьяным. Был он навеселе и в гимназии, что заметили даже некоторые ученицы. В день же гимназического вечера его постарались удалить из города во избежание скандала. Сегодня, наконец, он явился – бледный, измятый и с каким-то виноватым видом. Не знаю, надолго ли он опять поправился. А жаль, что так гибнет человек, и притом человек, по-видимому, хороший!

23 октября

Сегодня в VI классе вышел неприятный инцидент с одной ученицей С-вой. В занятиях вышел продолжительный перерыв из-за праздников, и ученицы успели уже кое-что позабыть. А спрашивать пришлось довольно слабых учениц. Первой отвечала Ж-ва, ученица болезненная и малоспособная. Ответы были весьма нелепые (например, царствование Екатерины II было отнесено к XVI в.), не было даже азбучных знаний по словесности. Пришлось поставить два. После Ж-вой я спросил С-ву, ученицу хотя и старательную, но совершенно нерадивую и малоспособную. Выясняя отличие «Слова о полку Игореве» от других произведений древнерусской литературы, я задавал С-вой целый ряд наводящих вопросов о характере древнерусского просвещения. Но, несмотря на все это, С-ва все-таки не могла сказать, что же особенного в «Слове».

25 октября

Вчера в VI классе, говоря о «Стоглаве», я сказал, что он составлен на церковном соборе. Несколько учениц стали возражать, что собор этот был земский (они на днях проходили это по истории). Я, не имея под руками точных данных, не стал с ними спорить, оставив вопрос открытым. Сегодня в перемену мои оппонентки с торжеством показали мне учебник Платонова, где, хотя и не говорится, что это был земский собор, но изложено так, что «Стоглав» составлен тем же собором, что и «Судебник», т. е. не церковным, а светским. Я сказал, что поразберусь в этом вопросе. По справке в «Истории литературы» (под ред. Аничкова, Бородина и Овсянникова-Куликовского) оказалось, что это были разные соборы, и что «Стоглав» составлен на соборе церковном. Тогда уже я нашел в зале учениц и показал им это место в «Истории литературы», добавив шутливо, что моя книга толще, чем у них. На это неугомонная З-на, уверенная в авторитете своего учебника, возразила: «А наша умнее». По справке, наведенной мною у учительницы истории, оказалось, что я прав (то же подтвердилось и у Ключевского). Поэтому, когда я спросил у учениц об этом после урока истории, те уже не стали спорить со мной и в свое оправдание ссылались только на то, что их ввел в заблуждение учебник. Случай этот несколько расшевелил учениц, заставил и нас подумать, и даже несколько сблизил нас на чисто научной почве. К сожалению, не часты подобные инциденты, возможные только при условии более или менее свободных и дружеских отношений между учащими и учащимися. Как отрадный факт в том же VI классе, не мешает еще отметить обнаруженный мной интерес у некоторых учениц к фольклору. Одна из них давала мне записанные ей заговоры, другая – частушки, третья – свадебные обряды.

Был сегодня урок и у словесниц. Я раздавал им классные и домашние сочинения, которые они исполнили очень слабо (темы были: «Как смотрели на задачи поэзии Пушкин и Некрасов» и «Русская крестьянка в изображении Некрасова»). Прежде раздачи сочинении я сделал их общий разбор со стороны содержания. Вопрос о том, в чем проявилось народничество Некрасова при изображении крестьянок, и реальны или идеализированы они у него, сильно заинтересовал класс. Завязались оживленные споры, которые мне приходилось только регулировать, заработала живая мысль, что далеко не часто бывает у нас на уроках, сводящихся к рассказыванию и спрашиванию.

26 октября

Странное распоряжение попечителя о закрытии приготовительных классов при всех женских гимназиях заставило нас перенести пробные уроки восьмиклассниц в городские школы, что сразу же вызнало массу неудобств. Приходится тратить время на ходьбу в школу, опаздывать на твои уроки; необходимо приспособлять занятия по методикам к тому, как ведется дело в той или другой гимназии, знакомиться с методами учителей, не принадлежащих к гимназической корпорации и обыкновенно смотрящих на нас как на незванных гостей. Восьмиклассницы же оказываются промеж двух огней и не знают, кого слушаться: своего ли учителя, преподающего методику, или народного учителя, преподающего в школе. На этой почве, несмотря на мои старания завязать со школьным учителем добрые отношения, уже начались конфликты. По словам восьмиклассниц, этот учитель, не стесняясь, критикует мои методы и требует, чтобы восьмиклассницы больше считались с ним, чем со мной. Возможно, что на него сумела повлиять в этом отношении бывшая фаворитка Б-ского – П-на. Хотя ей и пришлось оставить гимназию по малограмотности, однако судьба опять нас свела, т<ак> к<ак> она ныне практикуется в той же школе, где работаем и мы. Интересно также отметить, что эта на редкость нерадивая и ленивая ученица теперь, в роли учительницы, также строга и требовательна по отношению к ученикам, как и ее – блаженной памяти – патрон. Например, одного ученика I отделения она ухитрилась оставить в школе до 4-х часов за какую-то пустячную шалость. А недавно я прочитал в сочинении по педагогике у одной восьмиклассницы, как П-на (хотя она по фамилии и не названа) потребовала у одного забитого и бедного ученика, чтобы он показал перед всем классом и посторонними (гимназистками) грязную нижнюю рубашку. «Яблочко от яблоньки недалеко падает».