Текст книги "Повседневная жизнь старой русской гимназии"

Автор книги: Николай Шубкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

Мои бывшие ученицы

23 мая

Начали съезжаться из университетских гордое мои бывшие ученицы, обучающиеся теперь на разных курсах. С большинством из них у меня хорошие отношения, и встречаться с ними весьма приятно. Они делятся между собой, конечно, на разные кружки – по курсам, по выпуску, к которому они принадлежали. Но у меня, как занимавшегося последовательно со всеми ими, во всякой почти группе есть свои хорошие знакомые. Таким образом, теперь почти вся здешняя женская молодежь, обучающаяся на курсах, связана со мной общими школьными воспоминаниями, да и теперь не прерывает со мной знакомства. Приятно сознавать, что есть и моя доля в деле подготовки этой молодежи к высшей школе и к жизни. Правда, учиться им приходится в эпоху безвременья и общественной апатии, когда даже и в студенческих кругах царит безыдейность.

24 мая

Б-ский совсем забастовал и на экзамены не ходит. Начальнице же приходится из-за этого нести двойную работу. Сегодня, например, с 9 ч. утра и до 4 ч. дня она сидела на экзамене географии. А с 4 ч. и до 8 ч. вечера пришлось сидеть на моем экзамене. У меня держали ученицы V и VI классов, получившие на письменном экзамене 2. Большинство из них, конечно, выдержало, т<ак> к<ак> получили четверки. Но в V классе все-таки пятеро провалилось, а в VI – одна. Эта последняя – та самая Р-ва, которая, ничего не делая во время года и занятая больше нарядами и прогулками, встречала каждую двойку слезами – устроила и теперь бурную истерику с причитаниями на всю гимназию. «Поставьте мне три!» – вопила она со слезами, видя около себя начальницу и классную даму, – «Иначе я и домой не пойду… Утоплюсь, задавлюсь!» Все это действовало, конечно, крайне неприятно и на нас, и на учениц, которые и без того были нервно настроены. А между тем Р-ва ничего больше двойки не заслуживала, так как и годовая тройка была у нее сомнительная (за две четверти – двойка и за письменную работу – двойка, и устно она показала незнание даже таких правил, как употребление «с» и «я» во множественном числе имен прилагательных). Как же мог я допустить ее с такими познаниями в VII класс, тем более что причиной неуспешности является лень? Притом ведь она еще и не оставлена, а только получила осеннюю переэкзаменовку, которую при известном старании может благополучно сдать. Почему же и ученицам и их родителям не смотреть на дело более просто? Раз девица малоподготовлена, значит, ей надо лишнее время позаниматься. Я со своей стороны мог бы указать, в чем она более слаба, как устранить эти дефекты. А вместо этого чисто делового взгляда на переэкзаменовки и т.п. получается целый ряд тяжелых сцен: неприятные объяснения с обиженными родителями, слезы и истерики учениц. Но что всего тяжелее, так это угрозы самоубийством, которые теперь стали столь обычными и которые, к сожалению, не всегда остаются одними угрозами. Но ведь не можем же мы руководиться при оценке знаний учениц степенью их истеричности!

25 мая

Сегодня зашла ко мне моя бывшая словесница и постоянная оппонентка по прошлому году И-и, которая всю зиму училась на курсах в соседнем университетском городке. Несмотря на то что в прошлом году мы немало портили крови друг другу, встретились мы как добрые знакомые. И-и пришла посоветоваться со мной насчет экзамена на аттестат зрелости. Я пошел вместе с ней и помог ей найти репетитора. Мне было приятно и обращение ее ко мне, и то, что я имел возможность оказать ей некоторую услугу. Приятно, что вместо тех иногда неприязненных отношений, какие бывали между нами, теперь устанавливаются иные. Встречаюсь иногда с М-вой (с которой в прошлом году тоже часто ссорился), и теперь уже не чувствую к ней никакой неприязни. Не здороваюсь только с Т-ной. Из нынешних же восьмиклассниц ко всем отношусь хорошо. А из семиклассниц не стал здороваться с П-ной после того, как она выступила в роли шпионки Б-ского. Вообще же я невольно испытываю ко всем своим бывшим ученицам какое-то теплое чувство, чувство, основанное на том, что в свое время я трудился для них и принес им некоторую долю пользы. Мне кажется, что – испытывая по отношению к ним это чувство – я начинаю понимать и чувство родителей к детям. И как родители, жившие для детей, уже за это одно привязываются к ним; дети же относятся к ним более холодно – так и учителя больше любят своих учеников, чем ученики своих педагогов. Даже такие черствые формалисты, как директор мужской гимназии Н-в, не чужды некоторой привязанности к своим бывшим ученикам, или, по крайней мере, к лучшим из них. Для учеников же школа только один из этапов их развития. И то, что дал им этот этап, они вспомнят разве только потом; теперь же, в период развития, все мысли их обращены к будущему, вперед. И это будущее, давая новые сильные впечатления, часто затмевает их школьные переживания. А мы, их учителя, смотря на их движение вперед, невольно повторяем про себя последний монолог Лаврецкого.

28 мая

Нравственный облик нашего председателя все больше и больше обрисовывается. Это, оказывается, форменный алкоголик, который никак не может удержаться от кутежа, пока есть деньги. Поэтому после получки жалованья он в гимназию обыкновенно не ходит. А так как в этом месяце жалование выдавали два раза (за май и за июнь), то он совсем свихнулся и теперь на экзамены совершенно не показывается. А когда его желает кто-либо из нас видеть по делу, то он или совсем не принимает, сказываясь больным, и просит письменно изложить, что надо, давая через официанта письменные же ответы, или, даже и выходя из номера, принимает в коридоре гостиницы, а в номер к себе не пускает даже мужчин. Его фаворит Степан недавно рассказал еще некоторые пикантные подробности его жизни. На Пасхе, например, он кутил вместе с гимназистскими швейцарами. А в другой раз «накачал» двух местных союзников, поразив их выставленной батареей дорогих вин (недаром вскоре после его избрали в товарищи председателя местного отделения Союза). Обычно же, по словам Степана, он пьет один и так пристрастился к этому, что не решается даже поехать к своей матери, которая пьяниц не любит. И такой-то субъект «возглавляет» учебное заведение и может, делая педагогическую карьеру, испортить жизнь целым десяткам других, более достойных педагогов. Местные союзники, по крайней мере, открыто говорят, что хлопочут уже о назначении его на место инспектора народных училищ. И хотя в начальном обучении он ровно ничего не смыслит, это, вероятно, осуществится, т<ак> к<ак> поддержка союзников (один из них даже в переписке с Пуришкевичем) по нынешним временам много значит. Как же будет обращаться он с несчастными народными учителями, если даже и с нашим братом нисколько не стесняется! Персоналу же нашей гимназии, имевшему несчастье попасть под его «команду», это, наверно, долго еще будет помниться, если он и уйдет, т<ак> к<ак> местные союзники, раньше ничего не имевшие против нас, теперь благодаря ему сильно восстановлены против нашей гимназии и грозят, что если окружное начальство будет нам «мироволить», то они дойдут и до министра. Во всяком случае теперь наша служебная репутация уже надолго испорчена.

30 мая

Узнал, чем объясняется хорошее исполнение экзаменационной работы шестиклассницами. Дело очень просто. У них были запасены с собой учебники и «шпаргалки» с заранее написанными сочинениями на разные темы. Во время экзамена мне приходилось иногда уходить из класса, оставляя их с классной дамой В-вой (которую во время классных сочинений в течение учебного года теперь уже не пускают в класс, заменяя кем-нибудь другим). Пользуясь ее «благосклонностью», ученицы открыто «сдували» и с учебника, и со «шпаргалок». А классная дама следила только за тем. чтобы я внезапно не застал их за этим занятием, и предупреждала учениц о моем приближении. Благодаря такому беззастенчивому мошенничеству, развращающему класс, все, кто менее стеснялся, написали хорошо (попались только списавшие с учебника). Более же честные девушки, презиравшие такие приемы, писали сами, и у них вышло, конечно, хуже. Таким образом, выставляя экзаменационные баллы, я, собственно говоря, оценивал степень бессовестности учениц, систематически развращаемых своей классной дамой. А между тем экзаменационным баллам (за одно, и притом написанное таким образом сочинение) приходится отдавать преимущество перед годовыми, выведенными, по крайней мере, на основании восьми письменных работ и 4–5 устных ответов. Все это еще ярче оттеняет случайный характер экзаменов, имеющих в то же время такое решающее значение. Такие же «педагоги», как В-ва, не приносящие ученицам ничего, кроме вреда, пользуются любовью у теперешней беспринципной молодежи и поддерживаются как начальниками типа Б-ского, к которым они умеют подслужиться, так и черносотенной прессой.

31 мая

На днях на проверочном экзамене в III классе (получивших два на письменном) «провалилась» одна ученица, и хотя это особенного значения еще не имело, т<ак> к<ак> обрекало ее только на осеннюю переэкзаменовку, однако вызвало с ее стороны сильный истерический припадок. Оказывается, дома содержат ее в большой строгости и, отправляя на экзамен, сказали, чтобы она и домой не приходила, если провалится. Утешавшая ее классная дама хотела сама проводить ее, чтобы умилостивить родителей. Но девочка просила не ходить, говоря, что ей тогда еще хуже достанется. Не обусловливаются ли очень часто такие школьные инциденты и большая чувствительность детей к разным двойкам, переэкзаменовкам и т.п. именно ненормальными семейными условиями? Ведь родители сплошь и рядом вместо того, чтобы вникнуть в причины неуспешности детей и помочь им, прибегают только к мерам строгости. Еще чаще сами же родители сваливают неуспешности детей на школу, обвиняя в присутствии детей самих педагогов. А все это создает и у учащихся, вместо нормального отношения к делу или чувство страха, или мысли об обиде, несправедливости. И на этой почве вырастают пышным цветком разные школьные инциденты (вроде истерик, самоубийств и т. д.), которые особенно развились за последние годы.

1 июня

Наш председатель не только не ходит в гимназию, но и не принимает никого из нас лично. А если кому надо переговорить с ним по делу, то посетитель, сидя в коридоре гостиницы, должен написать на записке что надо и послать в номер с официантом; а председатель запиской же даст ответ, иногда, впрочем, не сразу, а часов через семь. Бумаги и резолюции он пишет. Значит, вовсе не болен. К чему же тогда все эти китайские церемонии? А до чего он мелочен и глуп! Не будучи в состоянии «поддеть» начальницу на чем-либо существенном, он все-таки продолжает писать о ней корреспонденции в «Стреле». И о чем только не пишет! В одном из последних номеров, например, напечатано, будто начальница нарочно устраивает в гимназии сквозняки, чтобы простудить Б-ского; что она «развела» в гимназии крыс и т.п. Кто же, кроме самого Б-ского, не раз спорившего с ней из-за открытого окна, мог все это написать? Так же не скрывает он своего авторства и в других случаях. Например, сразу после того, как попечительский совет отказал ему в пособии, появилась корреспонденция, где и попечительский совет изображен как левый. Не скрывает он и своих связей с союзниками. Когда, например, попечительский совет заслужил Высочайшую благодарность за телеграмму, Б-ский в протоколе написал, что телеграмму с попечительским советом он не посылал, т<ак> к<ак> послал ее вместе с председателем местного отдела Союза русского народа.

3 июня

1 июня все экзамены в нашей гимназии кончились. Семиклассницы, желая ознаменовать окончание курса, решили устроить вечеринку. Но педагогического совета еще не было, и из-под ведения гимназического начальства они еще не вышли. Поэтому, хотя вечеринку устраивали в частном доме, у родителей одной семиклассницы, но, напуганные сумасбродством председателя, все опасались, «как бы чего не вышло». В самом деле, узнай он о такой невинной вещи, разве не мог бы он явиться туда с нарядом полиции? И вот – в ограждение от этого, с позволения сказать, педагога – хозяин дома принужден был заявить о вечеринке в полицию, хотя о таких домашних празднествах здесь не принято заявлять. На вечер были приглашены кроме гимназисток и все преподаватели старших классов. Таким образом, наши ученицы ясно подчеркнули свое доброе отношение к нам. Была приглашена и начальница. Б-ский же, конечно, приглашения не получал. А он, возмущаясь нами и настаивая на нашем увольнении, пишет в «Русском знамени»: «Хоть бы родителей пожалели, а о дочерях уж и говорить нечего!»

4 июня

Сегодня был последний в этом году педагогический совет. Б-ский даже и на него не пожаловал, поручив председательство начальнице. Совет потому прошел мирно. Решения принимались единогласно. Даже В-ва и Ч-ва, чуя, видимо, недолговечность своего патрона, повернули фронт и голосовали вместе с остальными. Результаты экзаменов оказались очень хорошими в VII и VIII классах. В VIII почти совсем нет троек. А в VII классе из 30 учениц у 10 вышли медали (4 золотых и 6 серебряных). Таким образом, наша гимназия, которую так «честит» ныне черносотенная пресса (вернее – наш «собственный корреспондент» – Б-ский), работает вовсе уж не так худо.

В частной гимназии в этот день был еще экзамен. И одна шестиклассница, получив 2 по алгебре, вне себя, в одном платье выскочила на улицу и со слезами бросилась бежать, угрожая утопиться. За ней бросились ее подруги, реалисты, публика. Наконец, уже около нашей гимназии ее остановил какой-то офицер и завел в ограду. Прибежавшая туда с совета наша начальница застала ее рыдающей и поддерживаемой офицером, а у ворот собралась целая толпа зрителей. Завели девушку в помещение нашей гимназии, стали утешать, послали сказать и в частную гимназию. Наконец, приехавшая оттуда классная дама увезла ее с собой. Хорошо еще, что все кончилось благополучно. А между тем причина такая, в сущности, ничтожная. Ведь при этой двойке она могла вполне поправиться еще на осенней переэкзаменовке и благополучно перейти в следующий класс. Крайне тяжело, конечно, доводить учениц до такого состояния, но что же, с другой стороны, делать преподавателям, если работа учениц, действительно, больше двойки не заслуживает?

5 июня

Сегодня был молебен. Но окончившие курс остались без аттестатов и свидетельств, хотя некоторым из них необходимо теперь же отправлять их на курсы и т.п. Виновник этого – опять же наш председатель, который, будучи занят то пьянством, то политиканством, не позаботился вовремя выписать бланки для аттестатов, а потому они до сих пор еще не получены.

7 июня

Вот и официальное окончание учебного года, проведенного нами в таком нервном состоянии. Под конец мы с нетерпением ждали результатов ревизии и в глубине души не теряли надежды, что наш председатель Б-ский, ознаменовавший свое «правление» не только целым рядом бестактностей, но даже и уголовных поступков (превышение власти, ложные доносы, разглашение служебных тайн), получит, наконец, достойное возмездие. Но сегодняшний день сильно поколебал эти надежды и принес новые огорчения. Прежде всего, ввиду закрытия младшего приготовительного класса (старший пока остается) одна из учительниц приготовительного класса должна была остаться за штатом. И мы думали, что эта участь постигнет занимающуюся ныне в старшем приготовительном классе учительницу Ч-ву, т<ак> к<ак> с будущего учебного года ей следовало взять младший приготовительный класс. Учительница же Н. П., которая ныне занималась в младшем приготовительном классе, а на будущий год должна была вместе со своими ученицами перейти в старший, должна бы ввиду сокращения этого последнего еще остаться; тем более что эта учительница стоит несравненно выше г. Ч-вой как человек молодой, талантливый, энергичный. Но по тут-то было! Вопреки здравому смыслу и в ущерб интересам дела Н. П. получила, по представлению Б-ского, увольнение за штат, а ее класс передан Ч-вой, которая давно уже вызывает возмущение родителей своим небрежным отношением к делу. И все только оттого, что она фаворитка Б-ского!

Сам же Б-ский, вопреки нашим ожиданиям, получил не увольнение и предание суду, а двухмесячный отпуск с сохранением содержания. Но если его дело выгорело, значит нам, остальным, кто хочет служить, а не прислуживаться, остается только убираться из гимназии или ждать, что и без прошения уберут.

С тяжелыми чувствами кончаю я этот год. Немало пришлось испытать нам под управлением Б-ского. А дальше, возможно, будет и еще хуже. В такую уж полосу попала наша русская школа! Новые штаты не коснулись нас, забытых педагогов женских гимназий, но новые веяния, разрушающие в школе все живое, достались нам в такой дозе, какая встречается далеко не в каждой гимназии. Находясь под командой Б-ского, мы воочию испытали на себе справедливость слов Маклакова в его последней думской речи: «Водворяется царство не государственных людей, а фаворитов правительства новой формации, политика лести в одну сторону и озорства в другую, политика невежества, которое принимают за свежесть, бесшабашность, которую принимают за силу. Начинается время тех новых людей, на которых старые серьезные люди смотрят с изумлением… Для того чтобы идти вместе с властью, мало быть человеком порядка, мало любить величие России, – нужно быть лакеем в душе!»

1913–1914
Учебный год

Новый учебный год

4 августа

Снова пролетело лето, давшее возможность несколько отвлечься от обыденной учительской жизни и отдохнуть. Но и тут, среди чудной горной природы, гимназия не давала забыть о себе. Так сильно расшатал нервы предыдущий учебный год, что и летом почти каждую ночь я видел кошмарные сны, где фигурировали и педагоги, и ученицы, и пресловутый Б-ский. Теперь, наконец, выясняются некоторые результаты ревизии. Б-ский и его шайка, несмотря на поддержку местных союзников и даже столичной черносотенной прессы, оказались невыносимыми даже для такого заядлого реакционера, как наш попечитель. И клубок взаимных жалоб и разоблачений стал распутываться пока в нашу сторону. Уволена уже ставленница Б-ского – классная дама В-ва, испортившая мне за время службы немало крови. Другая фаворитка Б-ского – учительница приготовительных классов Ч-ва осталась за штатом. А самому Б-скому давно бы уже следовало быть на скамье подсудимых (если не в сумасшедшем доме). Но окружное начальство не смеет справиться с ним, ссылаясь на то, что у него сильные связи. Ему предложено, правда, прошение об отставке как лицу, «недостойному занимать такой высокий пост». Но вместе с тем окружное начальство дало о нем хорошие отзывы в другие учебные округа, сознательно вводя в заблуждение своих коллег. Таким образом, карьера этого параноика далеко еще не кончена. И если со скверным отзывом из предыдущего места службы (откуда его уволили) он попал к нам на высший пост, то теперь с хорошим отзывом от нашего попечителя он сможет подняться и еще выше. И, поддерживая его ради какой-то протежирующей ему персоны, никто не подумает, как отзывается его деятельность на педагогах и ученицах. А ведь это все живые люди, созданные вовсе не для таких рискованных экспериментов!

8 августа

Начался учебный год, по обыкновению, с самой неприятной работы. Опять предстали друг перед другом два враждебных лагеря: малоспособные или ленивые ученицы, желающие проскочить в следующий класс, и педагоги, не желающие пропускать в старшие классы малоподготовленный элемент, который уже и так служит обузой. Особенно тяжело в этом отношении положение нас, словесников. Больное место учениц – это орфография. Все переэкзаменовки по словесности в V и VI классах обусловлены малограмотностью учениц. А разве может их орфография существенно измениться, если они только в июле взялись за ум и немного позанимались диктовками с каким-нибудь студентом? И вот на письменной переэкзаменовке у доброй половины учениц опять двойки. Девицы, конечно, расстроены и недовольны, ибо это означает в большинстве случаев уже оставление на второй год. Родители тоже раздражены перспективой лишний год платить за дочерей и винят за все педагогов. А что же мы можем сделать? Неужели всех поголовно переводить? Ведь и так большинство переходит в старшие классы малограмотными. И нам приходится, с одной стороны, выслушивать упреки начальства за излишнюю слабость (Б-ский сбавлял мои баллы на две и на три единицы и писал в «Русском знамени» о малограмотности учениц, да и ревизор сделал мне замечание на этот счет, а мне пришлось по этому поводу отписываться); а с другой – выдерживать атаки родителей и репетиторов, обвиняющих нас в чрезмерной строгости.

9 августа

Вместо уволенной ставленницы Б-ского В-вой, занимавшейся по русскому языку в IV классе, округ перевел к нам некую Ш-ву. Эта особа служила все время в частной гимназии своей сестры и здесь, видимо, привыкла к игре в дешевую популярность, снискиваемой всякими поблажками ученицам и заискиванием перед родителями, на что уважающий себя педагог, конечно, не пойдет. На этой почве с первых же дней совместной службы мне пришлось уже столкнуться с ней. Во время диктовки в IV классе, где из-за В-вой больше двадцати учениц отличаются своей малограмотностью, Ш-ва спрашивала, как я оцениваю работы. Я сказал, что при 5–6 грубых ошибках я больше двойки не ставлю, да иначе нельзя, т<ак> к<ак> начальство и так недовольно, что до старших классов доходят у меня малограмотные ученицы. При диктовке же ставить более щедро и вовсе не приходится, т<ак> к<ак> ученица, сделавшая в диктовке 5–6 ошибок, в сочинении сделает уже 10. «Не 10, а даже больше» – подтвердила Ш-ва. На этом мы и расстались. Каково же было мое удивление, когда сегодня явилась в гимназию одна мамаша и рассказала, что она справлялась у Ш-вой о диктовке своей дочери, и Ш-ва ей сказала, что она не прочь бы поставить ей и 3, но у нее пять ошибок, а я и за пять ошибок «велел ставить 2». Это бесцеремонное искажение моих слов и совершенно бестактное натравливание родителей и учениц на своего коллегу глубоко возмутило меня. И без того нелегко лавировать нам среди всех противоположных требований, предъявляемых с разных сторон к педагогу. А тут еще такие выходки разных В-вых и Ш-вых, играющих в дешевую популярность и притом еще на чужой счет!

1 сентября

Еще одна приятная новость. Директор мужской гимназии, пресловутый Н-в, друг и вдохновитель нашего Б-ского, тоже слетел с должности: его перевели в другой город на место учителя. На этот раз, таким образом, борьба против шайки этих, с позволения сказать, педагогов, окончилась удачно. Но удача эта скорее случайность. С одной стороны, очень уж глупы оказались и Б-ский и Н-в; а с другой стороны, ревизор на наше счастье оказался порядочным человеком и отнесся к делу объективно. Притом хотя мы пока и уцелели, но доносы Б-ского, наверно, все-таки до некоторой степени скомпрометировали нас в глазах начальства. К тому же местные союзники теперь, вероятно, постараются нам отомстить за неудачу своей кампании. Поэтому приходится быть особенно настороже, не допуская в своих действиях ничего такого, что может быть истолковано в дурном смысле. Во избежание всяких кривотолков я выпустил ныне из программы VIII класса Герцена, хотя он из министерской программы пока еще не изъят. Пришлось значительно сократить и список книг, рекомендованных для внеклассного чтения. Новых писателей (Вересаева, Чирикова, Андреева, Горького), некоторые произведения которых и раньше рекомендовал, ныне совсем выпустил, т<ак> к<ак> у нашего начальства царит какая-то боязнь имен, и всех новых писателей боятся, как какого-то жупела. А между тем в результате такого «умолчания» ученицы оказываются в области современной литературы без всякого авторитетного руководства. Часть их, конечно, ничего не будет читать и выходя из гимназии, не будет знать современных писателей даже понаслышке. А другая часть, слыша от окружающих об этих писателях, будет читать у них что попало, тогда как преподаватель мог бы указать из каждого писателя наиболее подходящие вещи. Но разве значат что-нибудь все эти доводы для наших мастодонтов!

4 сентября

Сегодня бывший директор Н-в уехал из нашего города. Педагоги мужской гимназии опять проявили себя как его достойные соратники. Узнав о его переводе, они устроили в честь своего директора обед. А ко времени отъезда собрались все на пароходе и собрали туда же учеников, оказав на них некоторое давление (пообещали, например, не спрашивать на следующий день тех, кто пойдет провожать директора). Во всех этих овациях по адресу провалившегося карьериста-черносотенца участвовала даже та часть педагогов, которая сама немало испытывала от самодурства Н-ва. Как много все-таки у нас, русских, холопьего духа!

Педагоги нашей женской гимназии тоже в этот день были на проводах, но не Н-ва, конечно, а нашей исторички Б-й, которая ввиду сильно пошатнувшегося здоровья принуждена оставить педагогическую деятельность. Слабая организация ее не могла выдержать тех незаслуженных обвинений и угроз, которыми обрушилось на нее окружное начальство. Режим Б-ского, не раз доводивший ее до слез и расстроивший нервы даже у мужчин-педагогов, тоже не прибавил ей здоровья. И в результате эта умная, гуманная и добросовестная учительница превратилась в инвалида, едва успев прослужить три года. И товарищи, и ученицы очень любили ее, что особенно сказалось в последние дни ее пребывания в гимназии. Пароход в день ее отъезда был загружен гимназистками, которые окружали любимую учительницу тесным кольцом, дарили ей букеты, осыпали цветами и всячески старались выказать ей свою симпатию. И эго были не малыши гимназисты (там только четыре класса), согнанные на проводы Н-ва, а ученицы старших классов, смотрящие на жизнь уже более сознательно.

7 сентября

Б-ский и его сподвижники уже исчезли с нашего горизонта, но результаты его «правления» все еще дают себя знать. Ученицы его ставленницы (ныне, к счастью, уволенной) В-вой могут считать прошлый год совсем потерянным. Переведенные в следующие классы, они, оказываются совершенно неподготовленными даже в объеме предыдущих классов. Мои нынешние пятиклассницы, например, заметно хуже разбираются в литературных произведениях сравнительно с предыдущими пятыми классами. О познаниях же их в грамматике и говорить нечего, т<ак> к<ак> многие не знают, например, даже, что такое предложение ни теоретически, ни практически. Ученицы II класса, обучавшиеся у В-вой в I, не имеют понятия о склонении и разучились даже составлять планы для статей, что делали еще в приготовительном классе. Но трудно вообразить, с каким багажом оставил Б-ский тех учениц, которых он сам обучал французскому языку. И такие «педагоги», запасшись некоторой дозой нахальства и подхалимства, а еще лучше объявив себя «патриотами», могут не только учительствовать в нашей школе, а даже делать себе карьеру (В-ву Б-ский представлял уже в начальницу). И редко-редко, когда какая-нибудь «несчастная» случайность оборвет их деятельность.

8 сентября

Благодаря разным причинам, а главным образом слабой подготовке учениц IV класса фавориткой Б-ского В-вой, много четвероклассниц ныне «зазимовало». Поэтому класс получился очень большой (больше 50 учениц). Заниматься с таким количеством учениц, притом находящихся еще в переходном возрасте, дело очень трудное. Ввиду этого попечительский совет возбудил ходатайство об открытии параллели. Но окружное начальство, наградившее нас в прошлом такими педагогами, как Б-скин и В-ва, в ходатайстве отказало. Также отказано в открытии параллели и в реальном училище, хотя гам родители брали даже ее содержание на свой счет.

10 сентябри

На N-ском горизонте появилась новая педагогическая звезда, стоящая Н-ва и Б-ского. Это некий священник, законоучительствующий в школе, где ныне практикуются мои восьмиклассницы. Одно время он был фаворитом архиерея и экономом в его доме. Но попался… в педерастии и был переведен в другой город. Теперь он выступает в роли законоучителя. На первых же уроках он, не считаясь с тем, что школе практикуются гимназистки, стал настраивать школьников против них, внушая им не брать пример с гимназисток, которые не почитают духовный сан и т.п. Дальше пошло еще хуже. Подавая пример доброго пастыря, законоучитель стал так строжиться над ребятами (даже в I отделении), что у одного мальчика дело чуть не дошло до воспаления мозга, а малюсенькая девочка, поставленная в наказание на скамью, улетела оттуда в обморок. Ни родители школьников, ни коллеги грозного попа-педераста пока на это не реагируют вследствие обычной русской пассивности. А ребята, попавшие ему «на поток и разграбление», уродуются на всю, может быть, жизнь.

11 сентября

Не успел еще вздохнуть после избавления от Б-ского, как на меня обрушилась новая неприятность. Около года назад в библиотеке Народного дома был произведен обыск, причем забрали немало книг. Книги все легальные, вроде Гр. Петрова, Князькова и т.п. Но губернская администрация взглянула на это иначе. В результате приказ губернатора об увольнении библиотекарши (моей бывшей ученицы) и раскассировании библиотечной комиссии, к которой, к сожалению, принадлежал и я. Правда, моя деятельность состояла в составлении списков по беллетристике, психологии и педагогике. Но в числе других членов комиссии, подлежащих устранению, поименован и я. Можно из-за этой оказии ждать и более серьезных последствий, вплоть до увольнения с должности. Так рискованно в наше время соприкасаться со всякими обществами, а просветительными в особенности. Блаженны те коллеги, которые не идут дальше своего чиновничьего футляра. По крайней мере, нервы у них остаются целее. Неужели же мне из-за этой истории придется бросать педагогическую деятельность? Нелегка эта работа и не много роз доставляет она мне, а бросать все-таки страшно жаль.

12 сентября

В мужской гимназии появился вновь назначенный директор. Это еще молодой человек, только пять лет состоящий на службе, и уже такой пост! А я, прослуживший более 7 лет, не имею даже еще и чина. О повышении и мечтать нечего. «Не до жиру – быть бы живу!»

13 сентября

С 1 сентября вводятся новые штаты в духовных училищах и семинариях. По этим штатам педагогический персонал духовно-учебных заведении приравнивается в отношении окладов к мужским учебным заведениям Министерства народного просвещения. Коммерческие училища и военно-учебные заведения еще раньше перешли на новые оклады. Но женские гимназии все обходят и обходят, хотя разница в окладах получается почти втрое. Не слыхать даже, чтобы Министерство и разрабатывало такой проект. В Государственной Думе, правда, поднимается этот вопрос. Но правительство, кажется, не удостоило его даже и ответа. И мы, педагоги женских гимназий, даже совершенно одинаковые по образованию и званию с преподавателями мужских учебных заведений, принуждены перегружать себя уроками и с завистью смотреть на своих более счастливых коллег. А между тем к нам предъявляют отнюдь не меньшие требования, чем к преподавателям мужских учебных заведений. Причина такого беспечного отношения Министерства к нашему материальному положению лежит, очевидно, в том, что главный контингент учащих в женских гимназиях – женщины, т. е. элемент далеко не полноправный, который пойдет служить даже и на такие оклады.