Текст книги "Журнал Борьба Миров № 3 1924
(Журнал приключений)"

Автор книги: Николай Луговой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

М. Пратусевич
ДОКУМЕНТЫ С.С.С.Р.

Иллюстрации В. Скотт

Случай из практики Роберта Говарда

I

РОБЕРТ Говард жил за городом. Но его острый глаз, подобно прожектору, скользил по главному хребту города, нащупывая события. Впрочем часто он походил на мудрого врача после операции, прощупывающего пульс пациента. Говорю, после операции, ибо это любимое словечко Говарда. Правда, ассоциировалось у него это слово больше с понятием стратегическим, чем медицинским.

Мистер Роберт Говард жил за городом, подобно полководцу, находящемуся несколько в стороне от поля сражения.

В списках миллионеров Роберт Говард не значился, но зато почти все миллиардеры значились в его списке. Из этого не следует делать поспешного заключения, что мистер Роберт нуждался в миллиардах, наоборот, вряд ли в Соединенных Штатах найдется такой миллиардер, который бы тем или иным способом не пользовался услугами Говарда.

Популярность Говарда бегала за ним запыхавшейся собакой, – но между ними оставалось всегда почтительное расстояние, что давало возможность и время Роберту Говарду ликвидировать вытекающие из этого неприятности, и продолжать, как и надлежит великому человеку, спокойно оперировать.

II

РОБЕРТ жил скромно. Занимал четыре комнаты, из которых одна была мастерской, другая кабинетом, а остальные предназначались для приятного препровождения холостяцкой жизни. Много прислуги Роберт не держал: был у него один лакей – русский и немая кухарка – немка. В мастерскую никто не допускался, даже лакей. В 1916 году, когда у Роберта был первый и последний обыск и когда инспектор тайной полиции в присутствии короля газетного треста мистера Херста хотел проникнуть в эту комнату – Роберт с весьма милой улыбкой, заявил:

– Мистер Мэссон, каждый шаг вперед от этого порога есть вместе с тем обратный шаг в сторону вашей жизни.

– Мистер Мэссон, каждый шаг вперед от этою порога есть вместе с тем обратный шаг в сторону вашей жизни.

После этого инспектор полиции заявил газетному королю, что обыск можно считать законченным, а когда последний стал усиленно протирать пенснэ – Роберт добавил:

– И в сторону вашей жизни также, сэр.

А через два дня газетный король был в гостях у Роберта – и после этого визита острый луч прожектора стал нащупывать дела и делишки семейного, скандального характера врагов Херста, а его 320 газет трубили яростные туши по этому поводу.

III

РОБЕРТ Говард был поистине одинок. Среди бушующего моря страстей он спокойно, лежа на спине, отплывал от берега туда, где тонули во мраке пароходы людского благополучия.

У него не было семьи, родных и друзей. У него не было даже, так называемых, «своих людей». Он с большой легкостью и уменьем пользовался чужим аппаратом. Для примера приведу случай из его жизни в дни юности.

Приходят рыжий Эдди и одноглазый Джим. Оба похудевшие от голода. У Роберта дела далеко не блестящие, но он не подает виду и смеется.

– Без тебя нам худо, – говорит Эдди.

– Я думаю, – улыбается Роберт. – Нечего унывать. Пришли и ладно. Что нового?

Эдди рассказывает, как они трижды провалили дело за последнюю неделю.

– Ну значит четвертый раз выгорит. Нечего носом пятки чесать. Побольше смелости и уверенности.

Джим излагает свой план. Вооруженная экспроприация. Роберт одобряет.

На следующий день приходят радостные и возбужденные. Тысячу двести долларов – т. е. половину получает Роберт. За что? – Роберт использовал готовый аппарат, готовую инициативу. Окрестил своим именем дело – и все. С Херстом он поступил таким же образом. Получив большую организационную сумму, он спокойно положил ее в Национальный Банк, вызвал к себе заведующего агентурой Херста. Полчаса обоюдно-приятной беседы. Дело окрещено именем Роберта. Аппарат работает на славу.

Самые блестящие дела Роберта – ограбление пароходов на 3-х морях, таинственное исчезновение маклеров на 4-х биржах, похищение дипломатических документов в 2-х государствах и проч. – были совершены без непосредственного участия Роберта самостоятельными группами, иногда целыми организациями. Но над всем этим витало имя Роберта – и успех был обеспечен.

IV

ЧАРЛИ Смит открывал дверь своего бара, как вдруг кто-то его окликнул. Сперва повернувшись на правой ноге, потом на левой, потом снова и решительно на правой (что означало победу янки над суеверием) – он увидел шоффера Билли.

– Откуда в такую рань, Билли?

– А вот мистера Сиднея привез.

Чарли многозначительно свистнул.

– У Говарда опять государственные дела. Надо будет с ним посоветоваться относительно акций. Два раза он меня уже на путь наставлял. Зайдем, перекусим, пропустим виски. Сидней там еще провозится.

V

РОБЕРТ Говард нисколько не удивился, когда лакей доложил:

– Мистер Сидней хочет вас видеть.

Было 9 часов утра. Роберт принял мистера Сиднея в кабинете. С лукавой улыбкой наблюдал он деформированное удивлением сизое лицо Сиднея, перебегающее с картин на вазы музейной редкости.

Мистер Сидней, в течение 4-х лет отлученный от этих ценных предметов, все еще не успел забыть их. В свое время он истратил немало денег на розыски. Но розыски были безуспешны.

– Приступим к делу, – прервал Роберт горькие размышления Сиднея. – Я вам нужен?

– Да, вы нужны мне. Дело, которое я хочу вам поручить, государственной важности.

– В области шпионажа или похищений?

– На этот раз вы не угадали: через неделю в Сенате сенаторы мистера Херста дают бой по-русскому вопросу. Они во всеоружии…

– Ха, ха, ха, – рассмеялся Говард. – У мистера Херста 320 газет, и ни одно министерство с ним не справится…

– Вы меня не поняли. У нас официальная пресса. Прибавим к этому официальные документы, скажем относительно России – и мистер Херст и его присные принуждены будут хотя бы на время уступить нам поле сражения.

– Значит – подделка документов. Срок неделя. Маловато, в особенности, если принять во внимание экспертов Херста. Я с ними уже имел дело.

– И все же необходимо сделать в неделю.

Говард минуту подумал:

– Ладно, сделаю.

– Желательно было бы одновременно нанести удар профессиональным организациям и рабочей партии…

– Можно…

– Вам прислать специалиста по-русскому вопросу?

– Лишнее, у меня свои есть.

Сидней подозрительно и удивленно взглянул на Роберта.

– Значит через неделю. Зная вас, мне не приходится сомневаться в качестве документов. О плате разговоров также не будет.

– Я думаю. Это будет стоить 50.000 долларов. Не согласитесь ли позавтракать со мной, Мистер Сидней. До 11 у вас еще добрый часок времени есть. К тому же дело, скрепленное добрым вином, дает хорошие результаты.

Сидней согласился.

VI

ЧАРЛИ Смит и Билли уже тянули по второму стакану, когда в бар вошел Василий, слуга Говарда.

– Чарли, две бутылки из запаса Говарда.

– Сию минуту, Боб, иди с мистером Базилем в погреб. Пусть выберет.

Длинноногий Боб поспешил выполнить приказание. В погребе Боб сказал:

– У вас сидит Сидней. Я слыхал это из разговора Смита с шоффером.

– Да, он остался завтракать.

– Василий, как ты думаешь, зачем может Сидней жаловать к Говарду.

– Для мошеннической проделки. Ясно. – А какая проделка может быть в министерстве иностранных дел.

– Добыть сведения, документы. Ясно. – А теперь сообрази, какие дела сейчас волнуют министерство иностранных дел. – Русские, ясно.

– Василий, ты не коммунист, но Россию любишь, а потому нужно проведать о чем столковываются Говард с Сиднеем.

Василий взял вино и поспешил наверх к Говарду.

VII

ПУТИ к скомпрометированию Советских Республик чрезвычайно скользки. До сих пор еще не издана карта Нью-Йорка, где черным по белому были бы отмечены пути, идущие от департамента министерства иностранных дел к одной из частей нашего города. Не будем же гордиться нашей прозорливостью до тех пор, пока не вскроются эти пути. Нам остается только заранее благодарить тех граждан, которые принесут в жертву времени достаточное количество исследовательских усилий и тем самым покроют ущерб, нанесенный государственному благоразумию.

Так заканчивалась передовица одной из влиятельнейших газет Херста…

– Молодчага Гартли Пан, – невольно вырвалось у Говарда. – Бьет птицу влет одним свистом, да еще стоя к ней спиной. Прием основательный, в особенности, если нет никаких следов. Однако, на этот раз мы вопреки министерским традициям изменим несколько географические очертания нашего дела. – Василий!

– Я.

– Мне придется сегодня уехать в Чикаго. Для Херста, Гартли и прочих крыс– я уехал в Россию. С мелкими делами сам расправляйся. Если Сидней будет звонить, отвечай, что дело на колесах. Позаботься о завтраке. Через полтора часа уходит поезд…

В это время в комнату врываются четыре «кольта», за которыми спокойный, как всегда, Роберт различает такое же количество парней.

В это время в комнату врывается…

Не спеша Роберт оправляет галстух и поднимает руки. Его примеру следует Василий.

– Ребята, только поскорей, – предупреждает Говард. – Через полтора часа поезд. Я еще не завтракал, и кое-какие дела не закончены. (Вдруг узнает Боба). Боб, твое поведение мне совсем не нравится! Если ты действительно почувствовал прилив способностей – обратился бы ко мне. Я нашел бы тебе более верную работу.

– Мистер Говард. Можете опустить руки. Мы зла вам не желаем. Брать ничего не намерены. Хотим только изолировать вас от одного дела и для того..

– Хотите меня арестовать на время. Так я вас понимаю?

– Да. Вас и для приятного общества вашего слугу.

– Неужели от Херста?

– Можете не беспокоиться, с Херстом мы ничего общего не имеем.

– Понимаю, – вскрикнул вдруг Говард. – Рабочие организации…

VIII

– ВАСИЛИЙ, – шепчет Говард, – нам нужно доползти до телефона.

– Ясно.

Оба узника перекатываются по ковру. Телефон на ночном столике. Роберт зубами дергает шнурок. Трубка падает на ковер, между ним и Василием.

– Теперь продвигайся ближе. Так. Вообрази, что у тебя не пара рук, а один протез. У меня тоже, но воля, управляющая нашими протезами, едина – Понимаешь?

– Ясно.

– Теперь приложи трубку к моему уху, которое чуть не стало ослиным. Так.

– Будьте добры 12-34-48… Благодарю… Гуч, ты у телефона? Ты мне нужен, как акушерка роженице… лети на вокзал и поезжай в Чикаго… На улице Вашингтон, в 47 номере, 27-м этаже, 914 квартире найдешь Эдуарда Вильнея… Всеми своими ногами становись на его душу, и не сходи до тех пор, пока не будут готовы документы, о которых я ему сообщил. Напомни ему, что их будут изучать лучшие эксперты. С документами мчись обратно и сдай их мистеру Сиднею в понедельник, 12 часов утра. Ни минутой позже. 10.000 долларов будут внесены на твое имя… Да. Да… Я страшно занят. Уезжаю. До скорого.

– Теперь, Василий, ползем обратно. Хотя я потерял 10.000 долларов, зато дело принимает веселый оборот и четыре осла не окажутся умнее одного человека.

Входит Боб. Галантно поклонившись, заявляет:

– Сэр, завтрак готов.

Василий усиленно мигает глазами. Боб заметил и продолжает:

– Мы не хотим лишать вас ежедневных удобств мистер Говард. (В сторону Василия). Василий, ложитесь на живот. Так. (Освобождает Василия от пут). Теперь идите впереди меня. Будете подавать мистеру Говарду и кормить его. (В сторону Говарда). Простите, что мы не даем вам большей свободы действий, но для этого потребовались бы люди, а они все в работе.

В кабинете Василий рассказывает Бобу о проделке Говарда. Боб разлегся на кресле и смеется.

– Ну, и лисица. Но мы ей хвост подрубим. Нужно опередить Гуча и воспользоваться искусством Вильнея.

IX

ВАСИЛИЙ сидит в кабинете Говарда и разговаривает с Сиднеем по телефону. – Это ни на что не похоже. Вы скрываете кампанию.

– Не волнуйтесь, мистер Сидней. Роберт Говард хозяин своего слова, когда говорит и раб слова, когда сказал. Во вторник, ровно в 12 часов приходит поезд из Чикаго, значит в четверть первого вы будете иметь документы на руках.

– Но ведь тогда их даже просмотреть не успеем.

– Это совершенно лишнее. Документы Говарда в просмотре не нуждаются. Вы сами прекрасно знаете.

Сидней колеблется. Сидней ругается. Сидней кашляет в телефон. Василий уверяет с достоинством: Говард пунктуален, Говард ни одного дела не провалил. Вторник, так вторник, хотя бы все железнодорожники забастовали.

Сидней успокаивается. Сидней выспрашивает подробности. Сидней ухмыляется.

– Значит в четверть первого документы передаются второму секретарю министра в Сенате. Он ждет в машине № 23476, которая стоит против второго корпуса на углу. От него же получаете деньги.

– Ясно.

X

ЭДУАРД Вильней знал, что Роберт дуплеты предпочитает прямым ударам. Ему не раз приходилось быть той точкой борта, откуда прямой линией скатывался шар в лузу. Но он знал также, что вместе с шаром скатывался в ту же лузу туго набитый бумажник, в одном из отделений которого пряталось от любопытных взоров любителей и профессионалов его, вильнеевское благополучие.

Поэтому, когда он вскрыл телеграмму и прочел: «Приезжай немедленно с инструментами. Спешное дело. Говард», – он через полчаса с чемоданчиком был уже в экспрессе, бешено проглатывающем расстояние от Чикаго к Нью-Йорку. Ему открыл двери Василий.

– Старичок дома?

– Ясно. Ждет вас в кабинете.

Василий провел Вильнея в кабинет, где его встретил прием четырех «кольтов».

– Не беспокойтесь, – сказал Боб, – Ничего дурного мы не замышляем. На этот раз вы заработаете 15.000 долларов за маленький, но существенный пустячок.

Вильней был чрезвычайно удивлен, когда на его глазах были завязаны Василию ноги и руки, а длинноногий Боб вынес его из кабинета.

Через 10 минут Вильней был в курсе дела и приступил к работе.

Он хохотал, как истеричка.

– Да уберите вы ваш «кольт», – сказал он вдруг Бобу. – Сам Говард был бы в восторге от этого дела. Вы думаете в нашей работе остроумие играет последнюю роль. Это роковая ошибка – и никакие доллары не в силах ее искупить.

– Продолжайте работать, – сухо ответил Боб.

– Мне бы еще фунта 3 гипса.

Боб послал одного из парней за гипсом.

XI

ХЕРСТ был мрачен. Творилось что-то неладное. Все его 320 газет били тревогу. Херст был очень мрачен. Ему нужна во что бы то ни стало арена, где бы он мог жонглировать своими капиталами. «Союз кредитов России» парализовал его мускулы, сделав своими должниками членов правительства. Гартли Пан не жалел денег. Его агенты перерыли все Соединенные Штаты, но никаких путей к департаменту иностранных дел не намечалось. Официозная печать открыто заявляла о каких-то документах, которые министр, быть может завтра опубликует в Сенате.

Как на зло, Роберта не было. Роберт выехал в Россию, не предупредив куда, зачем, каким образом. Роберт подозрителен. Роберт определенно подозрителен. Его поездка в Россию стоит поездки трех, пяти, десяти миссий.

XII

ВО вторник, в 10 часов утра, начался бой. Генеральный бой. Обе стороны устремили лучшие силы Подготовка была потрясающая. Блестящие экономисты с той и другой стороны обливались потом и чернилами.

В Сенат проникнуть можно было только чудом. (Для Боба с Василием свершению такого чуда помог второй секретарь министра).

Открыли бой сенаторы министра Херста. Это был сплошной потоп цифр. Здесь были цифры довоенные и послевоенные, дореволюционные и после революции, до 21 года и после 21 года.

Здесь были цифры и в сторону Англии и в сторону Франции и в сторону Италии.

Секретари шныряли в бумагах, под бумагами, над бумагами, подсовывая целые горы новых цифр…

Громы рукоплесканий, шум голосов и свист ласкали слух сенаторов не хуже Джаз-Банда.

Наконец сенаторы Херста утомились, опорожнились, утихли.

Был объявлен перерыв, после которого министр иностранных дел должен был дать свои объяснения.

XIII

– ЭТО все слова. Только слова. Мы не можем разговаривать с господами в одной руке у которых лавровая ветвь мира, а в другой спички для поджогов. (В это время секретарь подсовывает министру сургучом запечатанный конверт). – Я не буду, как это делают уважаемые противники, расточать вам красивые слова и сомнительные цифры. Я сразу приступлю к делу. Я дам вам возможность убедиться в том, что политика, проводимая правительством исторически неизбежна и верна. Я позволю себе прочесть эти документы, которые сами за себя говорят.

Министр распечатывает конверт и читает документы.

В зале напряженная тишина. На лицах сенаторов постепенно любопытство сменяется удивлением, удивление – оглушенностью, оглушенность – бесчувствием и кретинизмом.

И друзья и противники были подготовлены к сюрпризу, но такого рога изобилия никто не ожидал. Здесь были документы, устанавливающие получение обществом содействия профсоюзной организации от Коминтерна одного миллиона долларов, документы обличающие получение рабочими Союзами Соединенных Штатов для устройства революции 2-х милл. долларов. Получение представителей рабочей партии 500.000 долларов на оборудование фальшивомонетной фабрики.

Здесь были подписи: Троцкого, Зиновьева, графа Толстого… Вдруг министр прерывает чтение на полслове… Ему как-будто дурно… Он тупо смотрит на бумаги… На лице самое идиотское выражение. Беспомощно оборачивается к секретарю…

– В чем дело? – доносятся недоуменные голоса.

– Читайте дальше.

– Граф Толстой воскрес, – кричат сверху.

Поднимается страшный шум… Секретарь министра подбегает к председателю и что– то взволнованно говорит ему.

Председатель бешено звонит.

– Министр плохо себя чувствует, поэтому принужден свои объяснения перенести на следующее заседание.

– Подделка – кричат с хоров. – Скандал.

Уже через 2 часа газетчики вопят: «Водевиль в Сенате», «О том, как шулера провели министров».

XIV

ДО сих пор в Соединенных Штатах никто не сомневался, что главным участником скандала был Говард, который обслуживал Херста.

Мистер Херст был также в этом уверен и уплатил не малую сумму Говарду. Сам Роберт однажды сказал:

– Знаешь, Василий, это, пожалуй, лучшая моя операция, произведенная при помощи автоматического аппарата. Но смотри, чтобы в другой раз больше таких фокусов не было. Впрочем за русские дела я больше не возьмусь.

С. Колбасьев
ВОСТОЧНАЯ ПОЛИТИКА

Я ЗНАЮ: рассказ подобен задачи на взаимодействие нескольких сил, приложенных к одной точке. Он идет по равнодействующей, а силы составляющие известны только автору.

Но пусть они будут известны читателю.

Главными составляющими этого рассказа являются: спрос на чайники русского изделия в Афганистане, романтичность, свойственная двадцатилетнему возрасту и, наконец, нота лорда Керзона.

Конечно читатель уже определил направление равнодействующей на восток от Москвы.

Когда-то это направление очень мне нравилось. Понравилось оно и герою моего рассказа дипкурьеру Баранову, – по тем же причинам, что и мне: он был петербуржцем, не любил Москву и любил Киплинга.

К тому же Баранову повезло. В одну неделю прошло его назначение, сразу предложили поездку в Афганистан, и ехать надо сегодня.

Потому-то он и сидит в трамвае семнадцатого маршрута, направляясь к Наркоминделу, а чтобы не выглядеть именинником, читает «Известия».

В этот день «Известия» писали о ноте Керзона, – заголовки жирным шрифтом и плотными словами. Такие заголовки влияют и на менее впечатлительных людей, чем мой герой.

– Значит будет серьезная почта, – думает Баранов, – а Керзонам свойственно любопытство. Они ни перед чем не остановятся… Надо будет следить, осторожность!.. – и вдруг заметил, что говорит вслух.

Посмотрел через газету: напротив, колени к его коленям, сидит молодой человек в сером английском пальто и серой фетровой шляпе. В руках желтый чемоданчик, а лицо сухое, чисто выбритое, – чисто английское.

Баранов сразу встал и пошел к выходу, хотя еще рано было выходить, – еще две остановки. Скомкал в кармане газету и стоял не оглядываясь у выходных дверей.

– Вот ведь противно… Что я сегодня съел за завтраком?

У Кузнецкого моста выскочил, стараясь не торопиться, прошел вдоль фасада большого серого дома, вошел в подъезд, и, уже за стеклянной дверью, обернулся.

По панели проходил тот самый молодой серый англичанин, и проходя, заглянул в подъезд. От неожиданности Баранов сразу вскочил на первые три ступеньки.

– Получил револьвер системы Наган за № 98081 с четырнадцатью патронами. – Баранов расписался, но вспомнил лорда Керзона, и сказал – Мало патронов, пожалуй.

Человек за столом улыбнулся.

– Дорогой товарищ, я уже четыре года сижу здесь и раздаю пистолеты. Патроны выдаются не на предмет куропаток, каковых много на Кандагарской дороге, а на тот крайний случай, которого никогда не бывает.

Старательно расплющил в пепельнице папиросу и дальше:

– Пистолеты это, если хотите, украшение, присвоенное должности. Они тяжелые и по возможности, их не носят, однако, всегда надевают в решительные минуты: например когда требуют у станционного начальства купэ в переполненном поезде.

Говорит и улыбается. Хуже всего, что здесь же рядом стоит Костиков, назначенный ехать с ним сопровождающим, Костиков тоже улыбается.

В коридоре Баранов к нему обратился:

– Товарищ Костиков! – Хотел сказать про англичанина в сером пальто, но сказал. – Поезд в половине шестого, почту, значит, принимаем в четыре. Пока до свидания.

На что тот ответил:

– Ладно, здесь же и встретимся.

Билеты в кармане, чемодан уложен, на часах – два.

Попросил хозяйку поставить самовар, разложил на подоконнике хлеб и колбасу и сел к окну подумать.

Видит: напротив по тротуару идет девушка. Должно быть славненькая, жаль – личика под вуалью не видно. Идет, слегка сгорбившись, мелкими шагами, а в руках держит письмо. Остановилась, осмотрела пустой переулок и быстро скользнула в подворотню.

– На свидание, – вздохнул Бараков, но так и остался, не выдохнув воздуха: из той же подворотни вышел серый англичанин.

Помахивает желтым чемоданчиком, застегивает английское пальто и улыбаясь покачивает головой.

– Конспиративная передача письма. Надо посмотреть. – Баранов застегнул пояс с револьвером, а сверху – пальто.

– Степанидушка, чаю не буду. Прощайте. – и уже с лестницы крикнул – Пошлите чемодан с Митей. Наркоминдел, шестой подъезд.

На углу Никитской мелькнуло знакомое пальто.

Бегом до угла, а дальше осторожно, беспечным шагом, – серое пальто на десять шагов впереди. Так дошли до Меттрополя. Там гуще, можно держаться поближе.

Даже нужно, а не то потеряешь. Куда он идет, интересно знать?

К англичанину подходит посыльный. Баранов протиснулся сквозь очередь, слышит:

– …Никак нет. Дальше Ташкента международного не будет.

Англичанин расплатился из толстого бумажника, потом спрятал его во внутренний карман пальто, (Так, – мелькнуло у Баранова, – туда же, где письмо), застегиваясь повернулся, чтобы выбраться из толпы, и вдруг оказался перед Барановым. Серое лицо вздрогнуло, глаза засветились подозрительным светом. Баранов с равнодушным лицом, но сжатыми в кармане кулаками прошел мимо него. Они разошлись.

Следил за мной в трамвае – раз. Письмо в подворотне – два. Едет через Ташкент. Ловко!

Шел, тихо посвистывал, вышел на Лубянку.

Нельзя было так близко подходить!

– В Ташкенте следует купить седла. На афганских верховых – упаришься. А не то еще вьючные дадут. Сидишь, это, на них, как на корешке книжки и вдобавок без стремян.

В купэ темно. Газовый фонарь прикрыт черной перепонкой. Качается вагон и быстро подстукивают колеса.

Баранов лежит на верхней койке, над головой в сетке чемодан с почтой, под головой, под подушкой пистолет, – все в исправности.

Костиков снизу продолжает. – А в Герате надо купить лошадей. Кони будут, по крайней мере, – а не падаль наемная, да оно и дешевле выйдет, чем нанимать. Только надо смотреть, чтобы корм в дороге не воровали, ну да я их разбойников знаю, не беспокойтесь.

Славный этот Костиков, однако сказать ему нельзя. Он уже два раза ездил в Кабул и любит показывать свою опытность, и потом у него очень неприятная манера смеяться: опускает губы так, что за губами опускается нос. Люди с подобным носом всегда склонны к насмешливости.

На этом Баранов уснул.

Утром с мылом и полотенцем шел по коридору, а навстречу знакомое, чисто выбритое лицо. Без серого пальто (без пиджака даже), без желтого чемоданчика, – но ошибиться невозможно.

Баранов даже не удивился. Англичанин тоже ничего не показал своим бритым лицом. Проходя Баранов не удержался, – зацепил его локтем, сказал:

– Виноват, – и, покачиваясь от быстрого хода поезда, прошел в уборную. – Ладно. Ты меня знаешь, но и я тебя, Керзона, тоже. Поиграем. Держись за воздух. – Весело думал и весело растирал лоб и щеки холодной мыльной водой.

На Аральском море покупали рыбу.

За окном бежит длинная степь, по степи длинным шагом идут верблюды, на верблюдах рваные тюки и желтые люди в выгоревших лохмотьях.

– Отлично: и рыба, и верблюды, и солончаки, – все.

– Разрешите попросить огня. – Рядом с Барановым стоит англичанин.

– Сию минуту – Зажег спичку, протянул, а сам думает – Керзон тоже отличный попался, только жаль – глупый. Ведь, пять минут назад не скрывая вертел в руках серебряную спичечницу. Подбрасывал большим пальцем и на лету ловил. Эх, Керзон!

– Благодарствуйе, – кланяется Керзон.

– Не стоит. – И про себя – Нет, право молодец, ведь какое слово пустил. Только ты, лорд, забыл, что слишком правильная речь обличает иностранца.

– Далеко едете? – учтиво спрашивает лорд.

– Отсюда не видно, – не менее учтиво улыбается Баранов.

Англичанин говорит о погоде, а потом опять:

– В командировку едете, или как?

– Нет, по семейному делу. Тетушка у меня, слабая здоровьем. Так вот к ней – с той же учтивой улыбкой говорит Баранов (кушай, если тебе нравится).

Англичанин соболезнующе покачал головой и ушел.

Больше Баранову с ним разговаривать не удалось. От жары, рыбы и качки Баранов пролежал до самого Ташкента.

За Ташкентом сели в жесткий вагон. В мягком слишком жарко и слишком много клопов, говорят.

Эта желтая страна, эти глиняные стены, арабские надписи на песчаного цвета вагонах, летучая пыль, кисло-сладкие гранаты, свирепые клопы, которые, чтобы спутать информацию, появляются и в жестких вагонах, эти пестрые халаты, выжженные виноградники и арыки – это Восток.

– Мы русские отсюда, мы его понимаем. Англичане его никогда не удержат, они не умеют его любить, – и от таких мыслей Баранов чувствовал себя увереннее.

– Жаль только, что Керзона своего потерял, я бы ему расписал восточную политику.

Керзона Баранов потерял в Ташкенте. Тот пересел с поезда на поезд и уехал в Мерв. (Баранов слышал как он носильщику билет заказывал). В Ташкенте Керзон был одет в легкий верховой костюм и желтые гетры. Через плечо у него висел черный термос на желтом ремне.

– Фу, какое несоответствие, а еще инглишмэн, это ведь не лучше зеленых носок при красном галстуке.

Но от этого англичанин сделался ему еще дороже и он с большим сожаленьем задержался в Ташкенте на три дня. Что поделаешь, – начальство.

– А впрочем ничего. Может в Мерве встретимся, а может и дальше, недаром он всадником облачился.

И хотелось встретиться и попробовать силы.

Теперь в рассказе есть двадцатилетний романтик и есть Керзон, а сам рассказ идет все глубже на восток. Все в наличности, не хватает лишь русских чайников в афганской обстановке. Но пока рассказ касается только внешней политики и ее сотрудников, чайники в нем появиться не могут, как к политике не относящиеся.

Первый такой чайник появился на ковре афганского пограничного полковника в Чилдухторане. Он был красный с синими цветами.

Впрочем он не принадлежал к чайникам, играющим такую большую роль в этом восточном рассказе. Но одиночке они, вероятно, были на него похожи, но от большого своего количества они спрессовались в небольшую бумажку, отпечатанную на «Ундервуде», и, потеряв свою вещественность, ездят в портфелях сотрудников Наркомвнешторга.

Итак у полковника на ковре стоит чайник.

Баранов маленькими глотками пьет слишком сладкий и слишком горячий, зеленый чай. Трудно пить: горячая чашка– без ручки и с ложечки нельзя – она с дырочками.

Афганцы тоже молчат, потому что все приятное и вежливое уже сказано.

Полковник, толстый и медный, в линялом синем мундире и тонких белых штанах сидит на корточках, полузакрыв глаза.

– Скоро ли выпустят?

– Полковник очень сожалеет – говорит рябой переводчик, – у него нет верховых лошадей. Полковник хочет думать, что до Герата вы хорошо доедете и на вьючных – здесь близко.

– Эх, седел в Ташкенте не купили, – вздыхает Костиков. Баранов пожимает плечами, а переводчик продолжает:

– Русский мушир вчера поехал в Герат. Тоже поехал на вьючной. Он хороший наездник и большой мушир. Он дал полковнику бутылку.

Из рук в руки кругом по ковру передается термос. Термос черный на желтом ремне.

Баранов улыбается (уж я осторожнее тебя, Керзона, буду) и говорит:

– Спроси у полковника-саиба откуда этот русский мушир приехал.

– Полковник говорит, что русский мушир приехал из Тахтабазара и что это хорошая бутылка. В ней чай остается горячим пока его не выпьешь. Полковник еще говорит, что он больной. Даже чай из этой бутылки не согревает его, когда ему холодно, – и спрашивает: нет ли у вас хины.

– Хины? Костиков, она у вас хранится, достаньте пожалуйста.

Часов шесть караван уже идет без остановки.

На вьючном седле навязана подушка, а сверху одеяло. Высоко выходит, и без стремян очень неустойчиво. Вместо уздечки недоуздок, вместо повода тяжелая цепь с железным приколышем на конце. А конь подозрительный: беспричинно ржет и фыркает. От времени до времени пробует укусить ближайшую вьючную. Черт его этой цепью удержит, если он развеселится.

– О ногах лучше не думать, тогда не слышно, как они болят. Буду думать о Керзоне. Итак в Кушке он не был. Значит избегал Кушкинскую погранохрану. Как же он там проскочил, там, ведь, тоже пост есть. А главное что он сейчас делает? (Будет ли нападение).

Но голова наливается оловом, как и ноги. Баранов ерзает, чтоб хоть немного переменить положение, – не легче.

А дорога идет вправо, все выше и выше и все темнее, – уже вечер.

Впереди поет каракеш. Уже давно поет и, вероятно, не скоро кончит. Качается в темноте длинная песня, и темнота качается. А ног не слышно, только в коленях, медленно пульсируя, ворочаются клинья.

– Скоро ли конец, силы нет никакой дольше терпеть.

– Вот, кажется, доехали, – это Хаджи Мелал. – Но темная масса оказалась каменной грядой. Повернули налево, потом опять направо.

Гудит в голове кровь, а в глазах темнота, только по самой земле прыгает змейками огонь. Выскочит впереди, покрутится под ногами и пропадет сзади.

– Неужели галлюцинация? Костиков, что за искры такие?

– Моя махорка, – слышно откуда-то страшно издалека.

– Теперь близко, вон впереди костер, – смутно думает и видит, что это не костер, это звезда восходит.

– Хорошо, звезда, – соглашается, – но скоро ли конец?

Теперь совсем темно.

– Который час? – Вечность. – Нет, это не я сказал, – вспоминает Баранов, – это Батюшков.