Текст книги "ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ПОДВОДНИКОВ"

Автор книги: Николай Черкашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

«ФОКСТРОТ» НА ПРЕГОЛЕ

«Надлежит вам беречь…»

Гавань исторических кораблей России… О ней мечтали, спорили, писали не один год. Благо перед глазами был живой пример: Портсмут, где англичане поставили на вечную стоянку и «Викторию» адмирала Нельсона, и броненосный пароходофрегат «Вэриор», и реликтовый парусник «Мэри Роуз», и подводную лодку «Элианс», не считая чайный клипер «Кати Сарк» в Гринвиче и «Золотую лань» вкупе с крейсером времен второй мировой войны «Белфаст» посреди Лондона.

У российского флота знаменитых кораблей не меньше. Но честь плыть в историю "дальше" выпала разве что крейсеру "Аврора" да посыльному судну "Красный вымпел", стоящему во Владивостоке.

Почти все наши корабли-герои были безжалостно и бездумно порезаны на металл: что крейсер "Киров", что ледокол "Ермак", что одну из первых подводных лодок "Судак", чудом сохранившуюся в Севастополе до 1976 года. Не осталось нигде ни одной "щуки", столь же популярной в годы Великой Отечественной войны, как и легендарная "тридцатьчетверка" среди танкистов. 42 лодки лежат на дне Балтики и ни одной из тех, что воевали – на вечной стоянке. Разве что "народоволец" – Д-2 на берегу Шкиперского протока, который стоит скорее как первая советская подводная лодка, нежели боевой корабль.

Даже сверхмалую подводную лодку "пиранья" – гордость отечественного судостроения последних лет и ту пустили в переплавку, презрев наставление основателя нашего флота: “Надлежит вам беречь остатки кораблей, яхт, галер, а буде упущено, то взыскано будет на вас и потомков ваших”.

А ведь свой «музейный флот» имеют почти все морские державы: и сША, и Франция, и даже Греция вот уже скоро век держит на плаву бронепалубный крейсер «Авероф»; держат и содержат, не считаясь с расходами, потому что на этих кораблях рождаются души новых моряков, новых корабелов, новых магелланов. Да и архитектура кораблей не менее эстетична, чем «застывшая музыка» дворцов, храмов, замков.

О Гавани исторических кораблей много толковали и писали. Оппонентов не было, но все сходились на одном: «хорошо бы, конечно, но в наше время, при нашем безденежье – кто потянет?». Потянула женщина! Одна! Она не стала много говорить, а взяла и сделала, то, на что не смогли решиться и дюжина самых пламенных флотолюбов: создала эту насущнейшую гавань не на море даже – на реке, в центре Калининграда, у набережной Петра Великого. Героиню этого воистину гераклова подвига зовут Светлана Геннадьевна Сивкова. Бывший ученый-океанограф, ныне директор Музея Мирового океана.

Сначала ее уговорами, трудами и слезами (невидимыми, впрочем, миру) удалось спасти от Вторчермета гордость российского научного флота – «Витязь». Рядом с ним встали на берегу два великолепных музейных корпуса, с такой коллекцией морских раритетов, какая составила бы честь любому европейскому музею подобного профиля. И вот новое деяние Сивковой – по носу у «Витязя» встала на вечную стоянку большая океанская дизель-электрическая подводная лодка Б-413.

Быть может, сама того не сознавая Светлана Сивкова сделала много больше, чем пополнила Музей мирового океана еще одним «экспонатом». Она поставила первый в России памятник подводникам послевоенного времени, ветеранам Холодной войны. Тем, самым, что с честью выдержали 40-летнее противостояние в глубинах мирового океана с объединенными флотами США, Англии, Франции, Германии.

Не расскажешь, не опишешь, что такое провести год в сверхтесных отсеках «дизелюхи» да еще в жарких морях. Тем более, что наши ветераны не отличаются красноречием. Но всякий, кто проползет сквозь переборочные двери-люки из носа в корму без лишних слов поймет, что такое подводная лодка. Не зря же говорят, лучше один раз увидеть… Замечательно, что все помещения корабля приведены к своему подлинному виду, а не приспособлены, как все прочие наши лодочные мемориалы, за счет достоверности к удобству экскурсантов.

Весьма удачно то, что для потомства сохранена подводная лодка именно 641-го проекта – самого удачного в техническом плане. (В западных справочниках он обозначен как «фокстрот», в отечественном обиходе – «букашки» по литере «Б», большая). Ни один из «фокстротов» за все сорок с лишним лет существования этого типа субмарин, не остался в морской пучине. Эта лодка великодушно «прощала» ошибки своих пилотов.

Многие годы «фокстроты» были инструментом большой политики, которую СССР противопоставлял НАТОвской политике «канонерок», точнее авианосно-ракетно-ядерного шантажа. Особенно отличились они во время «кубинского ракетного кризиса», когда против четырех североморских «букашек» был брошен практически весь Атлантический флот США. Субмарины типа Б-413 составляли первый эшелон ударных сил советского флота. Они охотились за американскими противолодочными атомаринами, которые подстерегали наши подводные ракетоносцы, выходившие в стартовые районы. «Фокстроты» основательно обжили глубины Средиземноморья, Балтики, Черного моря, Северной Атлантики, арктических морей. Их охотно покупали у нас страны третьего мира – Ливия, Алжир…

Наконец, они просто красивы сами по себе, эти «фокстроты», эстетичны настолько, насколько может быть изящен снаряд для покорения глубин и подводного боя. И черное крыло боевой рубки последнего из семейства «фокстротов» замечательно вписалось в панораму старого Кенигсберга с только что возрожденным Собором.

У чужого причала…

Стоят подводные лодки в Париже и Сиднее, в Хельсинки и в Стокгольме, в Киле и во Владивостоке… Всего в мире 69 мемориальных подводных лодок. Это больше, чем у всей Германии, когда она начинала вторую мировую войну. Преобладают в этой музейной флотилии советско-российские субмарины. Именно их, купленных на металл, устанавливают как диковинные сувениры Холодной войны во многих странах мира. Это стало престижно – завести свою русскую субмарину. Лодки стоят с креном и дифферентом – вот-вот затонут, что и случилось прошлой весной в Стокгольме… За что их, сердешных, отдали на глумление да еще под государственным славным Андреевским флагом все это творится?

Главный штаб ВМФ давно намеревался установить в качестве музея первую нашу атомную подводную лодку К-3. Прикидывали, как бы поставить на вечную стоянку и первый отечественный ракетный подводный атомоход К-19, печально известный своими жестокими авариями и жертвенным героизмом своих экипажей. Но… Воз и ныне там.

Есть женщины в русских портах…

Светлана Сивкова развязала туго затянутый межведомственный морской узел. Чем ее только не стращали: «Янтарь» (местная верфь) никогда подводных лодок не доковал и никто не знает как их ставить на клети. Тем не менее корабелы прекрасно справились с незнакомой задачей и подготовили подводную часть Б-413 к длительной стоянке на плаву. «Век с заводом не расплатишься!». Расплатилась. Город помог. Мэр Калининграда, бывший моряк, распорядился принять стоимость ремонтных работ по лодке в погашении части долгов «Янтаря» городу. «По реке с такой осадкой не протащите – подводные кабельные трассы порвете!». Протащили с помощью гидрографов и лоцманов, ничего не повредив на дне Преголи. «К стенке не поставите – глубина мала. Землечерпалку тащить надо. Дорогое удовольствие». Выручил флот: пригнали плавучий причал, у него и поставили.

– Народ у нас что надо! – Восхищается Светлана Геннадьевна. – Меня не спрашивали «сколько заплатите?». Спрашивали «когда надо?».

Самый последний барьер выставили пожарные: музей открывать нельзя. У нас нет инструкции по пожарной безопасности подводных лодок на реках! Но и эту проблему решили.

Тут надо сказать, что главным и очень могущественным помощником Светланы Сивковой стал ни кто иной, как командующий Балтийским флотом адмирал Владимир Егоров. Это он, дальновидно и мудро оценив идею директора музея мирового океана насчет гавани исторических кораблей, распорядился передать (не продать!) на баланс Музея выслужившую срок субмарину. Более того, приказал перегнать ее из Кронштадта в Балтийск, снарядить всем недостающим, пригнать плавпричал, найти временную команду трюмных и электриков… Да разве все перечислишь? По его же указанию курсанты калининградского военно-морского училища будут нести вахты на Б-413. И им практика, и музею подмога.

Честь оружия зависит от чести воина, им владеющего. Светлана Сивкова, помогла нашему подводному флоту спасти свою честь, за что и была удостоена командующим Балтийским флотом офицерского звания «капитан-лейтенант запаса». Очень справедливое решение, в поучительный пример многим представителям сильного пола. Не директор вовсе Сивкова – капитан гавани исторических кораблей.

А она уже снова хлопочет: подбирает место, где встанет судно космической связи «Космонавт Пацаев», обеспечивавшее многие космические достижения страны. Хлопочет насчет старого морского тральщика, надеется, что и изрядно поплававший на своем веку под парусами четырехмачтовый барк «Крузенштерн» займет со временем место у музейного причала…

Флаг на Б-413 Светлана Сивкова и мэр Калининграда поднимали в летний ливень. Оркестр играл сквозь дождь "Варяга" и "Славянку". Полковая пушка, поставленная в музейном палисаднике для салютной пальбы, бабахнула так, что мертвым стало слышно. И ленточка на сходне перерезана.

Шагаю по свежеокрашенной палубе, перелезаю через высоченные комингсы… Вот моя каютка, вот мое место в кают-компании…В седьмом отсеке натыкаюсь на экспонат, от которого пробегают мурашки по спине. Флагшток с затонувшей подводной лодки «Комсомолец»… Его подняли с глубины в полтора километра наш обитаемый аппарат «Мир». На древке обрывки флага, под которым атомарина ушла на свою последнюю глубину. Под ним погибли сорок два подводника…

Господи, неужели все это уже история?! Только вчера мы вот также стояли у причала, чтобы утром оторваться от него и исчезнуть в морях на двенадцать месяцев…

Песня, ставшая подлинным гимном подводников, была написана Александрой Пахмутовой на борту одной из таких «фокстротов» в Полярном. Ее поют на всех флотах, на всех подводницких застольях: «Когда усталая подлодка из глубины идет домой…» Она, наконец-то пришла домой после сорокалетнего плавания. И встала, глядя лобовыми иллюминаторами на собор, а линзами перископа – в вечность.

ПОТАЁННЫЙ ПРАЗДНИК РОССИИ

«Север сделал нашу службу чище,

чем она могла бы быть в иных климатических условиях»

Командующий Северным флотом адмирал В.Попов

Об этом празднике Россия тоже так и не узнала, хотя причастна к нему пятьюстами своими городами и доброй тысячью сел. Поначалу думалось – оно и лучше: устал народ от всяких юбилейных «…летий». Теперь жалею, что не было там ни телевидения, ни прессы. А зря. О том, что отмечали и кто отмечал в городе-гавани Гаджиево должен знать каждый.

Впрочем, далеко не каждый знает, в какой части нашей всё ещё необъятной карты искать этот заполярный городок, обнявший берега сразу двух бухт: губу Оленью и губу Ягельную. Да и переименовывался он в целях секретности аж целых четыре раза: Ягельный, он же Мурманск-130, он же Скалистый, он же Гаджиево. Там, на самом севере Кольского полуострова – чуть выше 69-й параллели – поближе к выходу в открытое море вот уже 30 лет стоит флотилия атомных подводных лодок стратегического назначения. О ней бы, о ее кораблях и моряках впору песни складывать, а не вот так, скороговоркой выпаливать самое главное:

– она, гаджиевская флотилия, родоначальница наших стратегических ядерных сил морского базирования.

– двести лет (в общей сложности) провели под водой на боевом патрулировании ее атомарины.

– шесть раз гаджиевцы покоряли северный полюс, ходили во все океаны планеты, не раз наведывались по делам боевой службы за экватор, за мыс Горн и в пролив Дрейка…

– каждый третий Герой на Северном флоте – отсюда, с гаджиевской флотилии.

Она родилась не на пустом месте. Еще в 1916 году в Екатерининскую гавань Кольского залива была переброшена первая русская боевая подводная лодка «Дельфин». Затем на флотилию Северного Ледовитого океана пришла из Италии подводная лодка «Святой Георгий». Официальный день рождения Третьей флотилии – 14 декабря 1969 года. Но за тринадцать лет до того в бухту Ягельная пришли дизельные субмарины под командованием подводного аса минувшей войны Героя Советского Союза Николая Лунина, того самого легендарного Лунина, который атаковал один из лучших линкоров фашистской Германии «Тирпиц». Его бригада, «отселенная» из Полярного в Ягельную пустынь, очень скоро переросла в дивизию ракетных подводных лодок, та – в эскадру, составившую в конце концов боевое ядро флотилии.

Существование нового объединения началось с рекорда: в сентябре 1969 года ушел на немыслимую для того времени глубину в 400 метров подводный ракетоносец К-207 под командованием капитана 1 ранга

Эдуарда Ковалёва. Это было экспериментальное глубоководное погружение с негарантированным всплытием. Они всплыли. А чуть позже второй рекорд: ракетный крейсер стратегического назначения К-140 (командир капитан 2 ранга Юрий Бекетов) впервые в мире выполнил восьмиракетный залп. Потом капитан 2 ранга Сергей Егоров «улучшит» его ещё на восемь ракет – выпустит их в небо как автоматную очередь, одну за другой.

И все последующие годы этот знак качества и риска «впервые в мире» будет сопутствовать многим ратным делам гаджиевцам.

Я никогда не видел сразу столько н а с т о я щ и х мужчин – ледовых командиров, арктических первопроходцев, ракетных снайперов, подводных рекордсменов, людей немыслимого риска и такой же немереной отваги. Они собрались здесь по «большому сбору» своего потаённого праздника со всей страны – цвет и соль стратегического флота России. Золото орденов и широких погон не затмевало серебро их седин. Каждый – легенда, но легенда, увы, грифованная: дела того – «для служебного пользования», а подвиг этого и вовсе – «совершенно секретен». Но даже то, что можно о них рассказать, учащает биение сердца. Контр-адмирал Александр Берзин. Когда он не был адмиралом, а носил на погонах всего лишь две звезды кавторанга, он совершил то, чего не снилось и Жюль Верну: он обошел на своем подводном крейсере ледяной купол планеты по всему периметру Арктики, форсировав мелководное Чукотское море по желобу Геральда. Порой его атомоход влезал в такую теснину между льдом и грунтом, что под килем и над рубкой оставались лишь благожеланные «семь футов». Он с честью проделал небывалую арктическую «кругосветку». Но золотую звезду Героя России получил лишь недавно – за то, что завершил дело, начатое Георгием Седовым: водрузил синекрестный Андреевский флаг во льдах Северного полюса. Это произошло в июле 1994 года – стратегический подводный крейсер К-18 (командир капитан 1 ранга Юрий Юрченко, старший на борту контр-адмирал Александр Берзин) всплыл в самой недоступной точки планеты с целым ракетодромом за боевой рубкой…

Потом отсюда – с макушки земного шара – гаджиевцы первыми в мире (отнюдь от любви к рекордам) освоят запуск баллистических ракет. Начало этому нелегкому умению положил капитан 1 ранга А. Афанасьев еще в 1972 году на своей «аннушке», как называют на флотилии подводные крейсера проекта 667А.

Здесь, в глухоманных лапландских бухтах, где еще стояли по берегам каменные идолы лопарей – сейды, осваивалась самая сложная в истории цивилизации машинерия: атомоходные подводные ракетодромы. Именно сюда, в Гаджиево, приехал к первопроходцам гидрокосмоса первый космонавт планеты. Именно здесь на борту К-149-ой Юрий Гагарин честно признался: «Ваши корабли посложнее космических!» Несколько раньше бог ракетной техники Сергей Королёв произнес еще одну знаменательную фразу. Ему предложили создать ракету для подводного старта. Он сказал: «Ракета под водой – это абсурд. Но именно поэтому я возьмусь сделать это.»

И сделал… Знал бы Королёв, что однажды, стартовав именно из под воды, лодочные ракеты, будут не только покрывать межконтинентальные расстояния, но и запускать в космос искусственные спутники Земли. Впервые это блестяще осуществил экипаж гаджиевского подводного крейсера К-407 под командованием капитана 1 ранга Александра Моисеева. 7 июля 1998 года в истории освоения космического пространства моряки-гаджиевцы открыли новую страницу: из глубин Баренцева моря на околоземную орбиту штатной корабельной ракетой был выведен искусственный спутник Земли. В апогее он удалялся на 829 километров. Это был самый мирный «выстрел» военного корабля – 10-ти килограммовый агрегат германского производства «Тубсат-Н» обеспечивал со своей орбиты мобильную наземную связь, исследовал магнитные аномалии, вел подсчет численности северных оленей.

Не угрожал миру и запуск «почтовой ракеты» с борта подводного крейсера «Рязань» под командованием капитана 1 ранга В. Баженова. Всего за 20 минут баллистическая ракета, чья головная часть была набита письмами, значками, конвертами со спецгашением, перебросила «посылку» за 9 тысяч километров – от берегов Лапландии к вулканам Камчатки. Гаджиевскую атомарину тут же внесли в книгу рекордов Гиннеса как первооткрывательницу самой быстрой в мире ракетной почты.

«Да, мы умеем воевать, – с полным правом могут сказать о себе командиры подводных ракетоносцев, – но не хотим, чтобы опять обрушивались ракетные «томогавки» на головы сербов и иранцев, арабов и афганцев… И если российские города ещё не слышали ракетного воя, если российская армия ещё может громить банды на своей территории без особой оглядки на натовских генералов, то только потому, что здесь на последнем – арктическом – рубеже России стоит в постоянной готовности подводная флотилия стратегических ракетоносцев. Их командиры научились не только укрываться под толщей паковых льдов, но и наносить ответные удары из л ю б о й точки Арктики, стрелять ракетами из подо льда. И это не факирский трюк, а хорошо отработанный боевой прием. Первым его освоил еще в 1982 году экипаж капитана 2 ранга В. Патрушева, который торпедами взорвал ледяной панцирь над лодкой, та всплыла в полынье и выпустила баллистические ракеты в заданный район. С тем и вошла К-92 в историю отечественного флота.

И вот они собрались все вместе, покинув на время мостики и центральный посты, штабные кабинеты и московские квартиры.

Здесь не кичились марками своих «мерседесов» (да и не было их у них), здесь гордились проектами своих кораблей – «азами», «букашками», БэДээРами и БДРМами… Здесь не хвастали курортами на экзотических островах. И Канары, и Гавайи они в лучшем случае видели разве что в свои командирские перископы. Но они бывали там, где бывали только они – в самых жутких и мрачных уголках гидрокосмоса. Они лавировали под ледяными клыками паковых льдов и зависали в Бермудском треугольнике близ коварного подводного вулкана Якутат, они пробирались по желобу Геральда сквозь мелководье Чукотского моря и кружили над километровыми безднами Великого океана, они проламывали рубками лёд на Северном полюсе и огибали под водой «кладбище кораблей» – мыс Доброй Надежды… Вот уж о ком можно сказать – им все моря и океаны по головку перископа.

И самое главное: все эти мореходные подвиги были подчинены стратегическим задачам обороны СССР. В той необъявленной, но реальной «холодной войне», которая с особым накалом разгорелась в 80-ые годы, гаджиевская флотилия была козырной картой. Именно она позволила парировать угрозу нашей стране после размещения в Европе американских «першингов». Когда дуэльный барьер в термоядерной войне был сокращен пентагоновскими стратегами до шести минут подлетного времени, гаджиевские подводные ракетоносцы заняли свои позиции у восточных берегов США, сведя на нет выигрыш НАТО в первом залпе. Чего это стоило, знают только подводники. Некоторые командиры уходили на боевую службу в Атлантику по три раза в год. Командир К-140 Александр Козлов перенес в море обширный инфаркт, но корабля не покинул. В груди капитана 1 ранга Юрия Бакалдина бьется четырежды шунтированное сердце – память о том отчаянном подводном противостоянии. Резануло по сердцу капитана 1 ранга Игоря Британова гибель родного корабля в Саргассовом море…

ТОСТ КОМАНДУЩЕГО ФЛОТИЛИЕЙ ВИЦЕ-АДМИРАЛА СЕРГЕЯ СИМОНЕНКО:

– Товарищи офицеры, наполнить бокалы! Уключины вставить, весла разобрать!… Я предлагаю выпить за ключевую фигуру на флоте – за командира. В физическом плане – это тело, которое мгновенно засыпает от усталости и тут же просыпается от ответственности.

Многим из присутствующих здесь хорошо ведомо чувство командирского одиночества. Когда ты один в каюте, за спиной у тебя полтораста человек и уйма ядерных боеголовок, а голова у тебя одна, и посоветоваться не с кем. И надо принимать решение. Без права на ошибку… Прошу командиров встать!

Поднялись почти все – и те, кто сегодня стоит на мостиках, и те, кто когда-то стоял…

Они исчисляли жизнь не по годам, а по «автономкам», и жизненное пространство свое измеряли не квадратными метрами, а ходовыми милями…

Они творили такое, что не снилось и Жюль Верну – запускали ракеты из глубин океана в бездну космоса. Это они довершили то, что начал и не успел великомученик Арктики Георгий Седов: водрузили Андреевский флаг на Северном полюсе. Это они оправдали надежду Ломоносова: «Северный океан есть пространное поле, где усугубиться может российская слава, соединенная с беспримерной пользой…»

Зачтен флотилии и ещё один мировой рекорд, правда, грустного свойства: в её составе находится самая старая в мире атомная подводная лодка – К-395. Ей уже более тридцати лет. Это предел для кораблей такого класса. Но атомарина в боевом строю. На ней всё отлажено, отдраено так, что хоть на парад выводи, хоть в полигон. Понятно, что не от хорошей жизни такое долгожительство – новые корабли теперь поступают на флот крайне редко. Потому и берегут моряки то, что есть, незавидна участь «безлошадного» экипажа…

Гаджиевскую флотилию, как, впрочем, и весь Северный флот спасли от погрома «гарвардских мальчиков» российские города. Точно так же, как в старину принимали они на постой и прокорм русские полки, берут они и сейчас на свой кошт экипажи подводных и надводных крейсеров. Потому и соседствуют у одних причалов «Вологда» и «Владикавказ», «Орел» и «Оренбург», «Карелия» и «Тула», «Тверь» и «Верхотурье»… Эта новая география России начертана на бортах и рубках её кораблей. Шефы? Не то слово! Это спасатели. Это други. Это кормильцы.

Не знаю, сколько бы продержался флот на сечке да мороженой картошке. Казенный паек матроса скуден, как сиротская миска. Но с Урала и Поволжья, с Южной России и с Северного Кавказа, с Черноземья и Нечерноземья идут на Кольский полуостров автофургоны, набитые овощами и крупами, сахаром и консервами, соленьями, яблоками… Как в годы войны горожане становой России шлют своим подопечным экипажам полушубки и рукавицы, доски для ремонта казарм и краску для ободравшихся кораблей, книги и баяны, табак и конфеты, зубную пасту и почтовые конверты… Шлют своих песенников и сами к землякам наведываются, ибо, слава Богу, большинство наших губернаторов разделяют убеждение Петра Столыпина, что «не настолько Россия обнищала, чтобы отказаться от своих морей», ибо памятны им и слова Екатерины Великой – «если флот наш истратится, то и все наши дела в упадок придут».

Есть и еще один стратегический резерв у Третьей флотилии. О нем сказал в традиционном втором тосте вице-адмирал Сергей Симоненко:

– За наших женщин, которые отправились с нами на край света, которые в крутом безденежье варили нам суп из топора, ставили детей на крыло, которые столько ждали нас из морей, седея порой от «сообщений ТАСС» на глазах своих совсем не седых еще матерей…

* * *

Одна из самых красивых женщин флотилии – Валерия Красовская, жена помощника командира «Брянска», в День подводника встала раньше мужа. Вместе с женой лодочного мичмана Ольгой Таранец она отвезла на причал, где стоит их корабль, несколько корзин с напеченными впрок пирогами. Поспели к праздничному завтраку экипажа. И я там был, чай-кофе пил, а домашнего пирожка не досталось – вся выпечка мгновенно разошлась по отсекам. Зато я узнал, что нахожусь на борту в некотором смысле исторической подводной лодки. Она была ровно тысячной по счету спущенных с российских стапелей субмарин.

* * *

На подводный крейсер К-407 удалось выбраться лишь тогда, когда над гаванью всплыла полная мартовская луна. Атомарина стояла у ракетного причала, на котором громоздилось эшафотоподобное ракетопогрузочное устройство, прозванное местными остряками «виселицей». Массивная черная рубка о двух крылах, горбатая спина подводного корабля раскатом с добрый лыжный трамплин составляли с высоченными пилонами «плахи» престранную конструкцию космического вида. Сквозь стальные ее балки проглядывали звезды… Мы шагали по крышкам ракетных шахт вместе с бывшим командиром К-407 капитаном 1 ранга запаса Игорем Курдиным. Волновались оба: Курдин потому, что встречался с кораблем командирской младости. Я – потому, что понимал на палубу к а к о г о корабля вступаю. К-407, он же «Новомосковск», безусловно, войдет в историю последнего десятилетия уходящего века, как самый деятельный, результативный корабль. Тогда как большая часть флота прозябала у причалов, «четыреста седьмая» волей судьбы и большого начальства чаще других выходила в моря, творя в них дивные дела. Это она выдала рекордный 16-ти ракетный залп, это с ее борта был запущен в космос спутник, это она стреляла ракетой с Северного полюса, это она выдержала в марте 1993 года подводный таран американской атакующей подлодки «Грейлинг», которая получила при этом такие повреждения, что была списана на слом… Сопровождавший нас старпом показал след того рокового для вторгшегося в наши террводы «Грейлинга» столкновения.

Мы спустились в центральный пост, прошли по отсекам. Все ракетные шахты были помечены красными звездочками – по числу пусков. Бросилось в глаза, что на переборках в каютах нет ни одной фривольной картинки. Более того – в салоне командира висела икона Божьей Матери «Взыскание погибших».

– В разгар перестройки, – рассказывал Курдин, – мы с моим преемником капитаном 1 ранга Андреем Булгаковым решили освятить свой корабль и пригласили из Колы батюшку. Однако в те смутные времена флотское начальство еще не определило своё отношение к религии и церкви, поэтому священника дальше КПП не пропустили. Мы встретили его у шлагбаума, извинились, объяснили ситуацию… Он всё понял и ничуть не обиделся. Достал икону Николая Чудотворца, благословил ею нас – спаси и сохрани! – и подарил на счастье. И вот вместо портрета Карла Маркса, висевшего у нас в центральном посту, я прикрепил икону покровителя моряков. Так и ходили с Николой Морским на все наши рекордные дела – и на 16-ти ракетный залп, и на запуск спутника в космос…

Икона эта и сейчас была на борту – висела в каюте нового командира – Александра Моисеева. А на другой переборке – изречение командующего флотилией: «Самая страшная пробоина на корабле – это дырка в голове командира».

Слава Богу, с головой у командира К-407 был полный порядок. Игорь Курдин, основатель «гаджиевского подворья» в Питере – клуба моряков-подводников – доволен своим преемником.

ТОСТ КОМАНДУЮЩЕГО СЕВЕРНЫМ ФЛОТОМ АДМИРАЛА ПОПОВА:

И вот я о чем ещё думаю: Север делает нашу службу чище, чем она могла бы быть в иных климатических условиях…

Нам сегодня многого не хватает, того нет, другого… Но пуще всего не хватает нам гордости и достоинства. Да, мы бедны. Но только не надо винить в том наших стариков. Не надо их топтать. Мне не стыдно, когда мой батя, приняв 9 мая чарку за Победу, марширует на месте и поет: «Артиллеристы, Сталин дал приказ!» Он всю войну жег из пушек немецкие танки – четыре ранения, шесть орденов… Нельзя терять морального права смотреть им в глаза – живым и мертвым. Да, я беден, но я горд. И мне не стыдно смотреть в глаза своему внуку Славке. Ему шесть лет. На парадах мы вместе обходим на катере корабли. Он стоит со мной рядом в форменке с гюйсом, в бескозырке и отдает честь нашему флоту. И как бы не ругали нынешнюю молодежь, она идет нам на смену, и в ней есть свои Сергеи Преминины, свои неизвестные нам пока – до трудного часа – герои. Надо только смотреть, кому ты сдаешь свой пост.

За наших отцов, за нашу смену!

И еще были ветераны. Седые адмиралы и каперанги, которые одним видом своим возвращали замусоленному собесом и пионервожатыми слову «ветеран» его первородный суровый ореол. То была старая гвардия молодого – атомного – флота. Сразу четыре бывших командующих флотилией стали в ряд со своим нынешним преемником вице-адмиралом Сергеем Симоненко: адмиралы Иван Литвинов и Вячеслав Попов, вице-адмиралы Лев Матушкин и Юрий Сухачев… Жаль не смог присоединиться к ним Адмирал Флота Владимир Чернавин – последний Главком ВМФ СССР и первый Главнокомандующий Военно-Морским Флотом России. Он тоже «родом» из Гаджиево, и это ему принадлежит честь первой полукругосветной проводки «стратега» через три океана – с Севера на Тихий – через нехоженый подводными ракетоносцами пролив Дрейка, почти всегда забитый антарктическими айсбергами.

За свои подвиги, рекорды, свершения они расплачивались порой жизнями: сжигали легкие в парах ракетного окислителя и корчились в муках кессонной болезни, умирали, хватанув смертельную дозу «жестких гамм» или надышавшись угарного газа, застывали в ледяной воде и заживо сгорали в объемных пожарах… Они знали смерть. Но знавали они и великую любовь. Сюда, на край земли, которая так и называлась – Крайний Север, приезжали с ними самые красивые и самые верные женщины, они пытали свое семейное счастье во мраке полярных ночей под разгульные вои клейменых ветров, в безденежье, в безвестье исчезнувших под океанскими льдами мужей. А те писали им письма и песни: «И вас разбудят наши якоря!…»

Никогда не вернутся с «холодной войны» подводные лодки С-80, К-8, К-219, уходившие в океан от гаджиевских причалов…

«За тех, кто в море!» – был третий тост.

Я не раз бывал на всевозможных банкетах, но только в Гаджиево увидел, как официальное торжество перетекает вдруг в тесное застолье побратимов, когда на несколько минут исчезают чины и ранги, когда адмиралы и офицеры превращаются в курсантов, и, встав в единый полукруг, поют под мичманскую гитару песнь-судьбу – одну на всех:

Но наступит час и вздрогнут дизеля.

И походный марш обрушится на скалы.

И детей своих сутулая земля

В путь проводит лишь безмолвием усталым…

Это был их день, их праздник с невидимой миру солью на висках и болью в душе.

Сверкая золотом погон, придерживая кортики, они взбегали в тонком звоне медалей по короткому трапу на сцену и принимали из рук комфлота, прошедшего 25 «автономок», боевые ордена.