Текст книги "Парад всемирных выставок"

Автор книги: Николай Мезенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Филадельфия, 1876.
РУССКИЕ В АМЕРИКЕ

Первая Всемирная выставка на американском материке состоялась в Филадельфии и посвящалась столетнему юбилею Соединенных Штатов. Главное место на ней занимал машинный отдел, и наиболее интересными предметами среди публики считались пишущая и швейная машины. Американский изобретатель А. Г. Белл показал здесь первый телефонный аппарат, его соотечественник инженер Д. Корлис демонстрировал гигантскую по мощности паровую машину (2500 л. с).

Крупп и через четверть века после первой Всемирной выставки упорно производил самые большие в мире болванки фирменной литой стали, больше из рекламных соображений. Он показал гигантский вал для немецкого военного корабля и 7 пушек, в том числе 60-тонное чудовище, выпускавшее снаряды весом в полтонны через ствол диаметром 35,5 см.

Для выставки в Филадельфии русские заводы и рудники подготовили разнообразные экспонаты. П. П. Демидов с Нижнетагильских заводов послал коллекцию железных, медных и марганцевых руд, доломит, сиенит, диорит, различные глины; малахит в почках, кусках и ,глыбах; золото– и платиносодержащие пески. Оттуда же готовая продукция: чугун, выплавленный на древесном угле из магнитных и бурых железняков; марганцевый чугун для бессемерования и доменные шлаки; железо черновое, кричное, пудлинговое, прокатное и листовое разных профилей, коллекция образцов бессемеровского и мартеновского металлов, цементированная сталь.

Первый телефон А.Г. Белла

Медалями и дипломами были отмечены Богословский медеплавильный, Пермский пушечный и другие заводы, Гороблагодатский горный округ. Уральцы получили 10 медалей и !0 дипломов. После закрытия выставки часть экспонатов – изделия из меди, различных сортов чугуна, фигурное железо, образцы снарядов, магнитный железняк горы Благодать – передали американским институтам.

К. П. Поленов, управляющий Демидова из Верхней Салды, отправил на выставку фотометр, применяемый для определения момента одинаковой температуры сравниваемых светящихся тел, в особенности раскаленного железа и стали. Прибор использовался на практике при обрезке рельсов на Нижнесалдинском заводе.

К. М. Сидоров представил горючие сланцы, неочищенную нефть и нефтяную землю, уголь с подземного пожара, продолжавшегося с 1700 г., графит с Енисея, манекены жителей Енисея, Печоры и Новой Земли в праздничных одеждах.

Обуховский завод выставил стальные нарезные орудия 9-и 6-дюймового калибра и 4-фунтового калибра; Златоустовский завод – шашки, демаскированные клинки, ятаганы, охотничьи ножи и кинжалы литой и булатной стали; Сестрорецкий завод – кавалерийский карабин, казачью винтовку. Горный институт представил обширную коллекцию редких минералов.

Среди металлических изделий выделялся ножевой товар русских кустарей. Д. Д. Кондратов, основатель предприятия в селе Вача (Муромский уезд Владимирской губернии), представил ножи – столовые, поварские, садовые, сапожные. шорные, хлебные, перочинные и т. д. Производство существовало с XVII в. и теперь ежегодно давало стальных изделий до 700 тыс. штук на 150 тыс. руб. при 600 рабочих.

A. И. Завьялов из села Ворсма Нижегородской губернии привез ножницы, ножи столовые, перочинные и др. Его предприятие ежегодно изготовляло ножей разных 60 тыс. дюжин, ножниц 8 тыс. дюжин, разных изделий до 25 тыс. штук общей стоимостью 300 тыс. руб. На фабрике было занято 400 рабочих и вне ее 800 человек.

B. С. Баташов из Тулы выставил самовары и подносы из бронзы и желтой меди. Фабрика, учрежденная в 1840 г., имела сумму годового производства в 200 тыс. руб. при 300 рабочих.

Гальванопластическая мастерская Кронштадтского порта экспонировала ванны для наращивания и осаждения металла; образцы, полученные наращиванием слоя меди, серебра, золота и других металлов, а также коллекцию материалов, используемых в этих процессах.

По классу химической продукции из России были представлены 8 предприятий. П. К. Ушков показал квасцы, медный купорос и хромпик. Его завод при 800 рабочих вырабатывал в год уже 380 тыс. пудов различных химических товаров на сумму свыше 830 тыс. руб., на заводе имелось-4 паровика мощностью 200 л. с, паровая машина – 8 л. с, 5 вододействующих мельниц и пр.

А. К. Шлиппе, владелец крупного химического завода в Московской губернии, основанного еще в 1823 г. его отцом и по ассортименту вырабатываемой продукции превосходившего все другие, послал на выставку щавелевую и борную кислоты, железный и медный купоросы, свинцовый сахар, оловянную соль, квасцы, соду, различные соли, гидрат алюминия, хлоритную медь и синильное кали. Стоимость годового производства при 250 рабочих достигла 200 тыс. руб.

В связи с выставкой большую поездку в США в 1876 г. совершил Д. И. Менделеев. Проведенное в Америке время он с пользой употребил на детальное ознакомление с постановкой нефтяного дела в США. Он дал высокую оценку американским специалистам. Одновременно русский химик отмечал, что технология перегонки и конструкция перегонных аппаратов были ниже требований времени.

Менделеев отрицательно отнесся к процветающим в Америке формам капиталистического предпринимательства, особенно к свободе производства и продажи оружия. В записной книжке он пишет: «С железом своим Америка производит револьверы и ружья – ничего лучше не придумала, и говорят: мир и покой... На обратном пути по морю все печальны: потому что потеряли идеал Америки – увидели не то, что ждали».

Научным итогом поездки русского химика стала книга «Нефтяная промышленность в североамериканском штате Пенсильвания и на Кавказе» (1877). Книга встретила большой интерес широких кругов русского общества и укрепила авторитет Менделеева как эксперта по нефтяным вопросам в промышленных и правительственных кругах. Ведя исследования бакинской и пенсильванской нефти, Менделеев разрабатывал вопросы происхождения нефти, возможности ее химической и механической обработки, для чего ставил эксперименты и на заводах, которые посещал на Кавказе и в Поволжье, и в химической лаборатории.

Русская экспозиция на Филадельфийской выставке была наиболее посещаемой. В число руководителей и членов выставочной комиссии входили представители России – горный инженер К. А. Скальковский, основоположник теории гидродинамического трения в машинах Н. П. Петров и металлург Н. А. Иосса. Российскую делегацию приняли радушно и проявили к ней самый живой интерес, что свидетельствовало о внимании американцев к достижениям России.

Париж 1878.
„РУССКИЙ СВЕТ"

Во Франции 1873 – 1879 гг. в целом были периодом кризиса и упадка, что наблюдалось и по всей Европе. Но Маркс, имея в виду 1878 г., отмечал, что в течение этого «года, столь неблагоприятного для всех других предприятий, железные дороги процветали; но это происходило только благодаря исключительным обстоятельствам, вроде Парижской выставки».

На выставке 1878 г. с блеском были показаны достижения электромашиностроения и электрическое освещение лампами Яблочкова, ставшими гвоздем выставки. Выставка убедительно показала, что с помощью электрического тока можно создавать многое, чего нельзя осуществить известными ранее средствами и методами.

Еще в 1875 г. в Париже П. Н. Яблочков придумал дуговую лампу новой конструкции, которая получила известность как свеча Яблочкова. В следующем году в Лондоне на выставке точных и физических приборов свеча имела огромный успех. Газеты разнесли весть об искусственном солнце по всему миру. «Русский свет» – так назвали его газетчики, так распорядился писать на лампах и Яблочков. Светильники Яблочкова озарили улицы, магазины, театры Парижа, Лондона и других городов мира. И. С. Тургенев и П. И. Чайковский сообщали из Парижа о свечах Яблочкова.

«Из Парижа электрическое освещение распространилось по всему миру, дойдя до дворца персидского шаха и короля Камбоджи», – писал сам изобретатель. Даже в кают-компании жюль-верновского «Наутилуса» тоже горел «Русский свет».

Яркой сенсацией стала свеча Яблочкова на Парижской всемирной выставке 1878 г. Помня лодыгинские лампы, демонстрировавшиеся в Париже, газетчики писали: «Свет приходит к нам с Севера». «Русским светом», лампами Яблочкова освещался не только павильон, предоставленный изобретателю, но и вся территория выставки взамен намечавшихся газовых рожков. В следующем году свечи Яблочкова осветили парижский универмаг «Лувр», громадный крытый ипподром, Вест-Индские доки Лондона, Михайловский манеж и Мариинский театр в Петербурге, вспыхнули на кораблях «Петр Великий» и «Вице-адмирал Попов».

Д. А. Лачинов, возвратившись с Парижской выставки 1878 г., выступил в Петербурге на заседании Русского технического общества с кратким сообщением, уделив в нем особое внимание изобретениям А. Н. Лодыгина, П. Н. Яблочкова и В. Н. Чиколева – они заинтересовали электротехников всего мира.

Самой лучшей формой пропаганды электротехники оказались выставки – как внутри страны, так и всемирные. В 1881 г. в Париже состоялась первая Международная выставка электричества, и там французский академик Ж.-Б. Дюма произнес вещие слова: «Начинается век электричества».

Политехнический музей направил А. Г. Столетова и П. Н. Яблочкова делегатами от России на Международный конгресс электриков, проходивший на выставке. Были представлены приборы и модели Политехнического музея, свечи Яблочкова. Там же русский изобретатель Н. Н. Бенардос демонстрировал свой способ соединения металлов с помощью электрической дули. Ф. А. Пироцкий экспонировал свою схему электрической железной дороги – ему в 1880 г. удалось впервые осуществить движение по рельсам двухъярусного моторного вагона. А. Г. Столетов в Париже получил медаль и жетон из алюминия.

На этой выставке произвела фурор огромным количеством ярких и дешевых лампочек фирма Т. Эдисона, который в 1880 г. основал свою компанию электрического освещения. Американцы стали претендовать на приоритет в электрическом освещении. Французский журнал «Ла Люмьер электрик» выступил в защиту истинного творца и пер воза чин а тел я электрического освещения: «А Лодыгин? А его лампы? Почему уж не сказать, что и солнечный свет изобрели в Америке?»

Многочисленными опытами, экспериментами изобретателей А. Н. Лодыгина, П. Н. Яблочкова, В. Н. Чиколева, Н. Г. Глухова создавалось будущее науки об электричестве. Однако русским электротехникам не удавалось привлечь внимание отечественных промышленников, и их работы часто внедрялись за рубежом. Рассказывая об условиях работы русских электротехников и других ученых, писатель Даниил Гранин говорит: «Как могла среди этих воплей, угроз, преследований существовать русская наука, не только существовать, но и добиваться результатов мирового класса, даже первенствовать в некоторых областях? Мы все же недооцениваем силы отечественной науки, мы часто судим о ее достижениях, не задумываясь об условиях, в которых работали ученые».

В дни Всемирной выставки в Париже весной 1878 г. состоялось заседание Британского института железа и стали. На нем с докладом по вопросы устранения фосфора из чугуна выступил профессор Л. Белл. Известный металлург, член Лондонского Королевского общества утверждал, что проблема дефосфорации не поддается решению. Получить слово на собрании пытался пока еще никому неизвестный англичанин Сидни Томас. Но его уверения о решении проблемы не стали слушать после авторитетного заявления маститого профессора.

Осенью того же года в Париже снова проходило собрание института и опять доклад Томаса был снят с повестки дня «за поздним временем» и перенесен на следующий годичный съезд. И вот там-то молодой изобретатель пожал лавры. Переполненный зал слушал Томаса «затаив дыхание», как писали в прессе. Он доказал не только выступлением, но и заводскими опытами возможность удаления фосфора как вредной примеси при плавке в конверторе с основной футеровкой. Открытие Томаса оказало огромное влияние на развитие конверторного и мартеновского процессов, расширив их возможности по переработке более универсального исходного сырья. В современной металлургии все сталеплавильные агрегаты работают по этому принципу (и даже новейший из них – кислородно-конверторный).

В качестве международного эксперта по металлургии на выставку 1878 г. был приглашен Д. К. Чернов. Одним из научных результатов посещения Парижской выставки, по воспоминаниям его дочери А. Д. Адеркас, явилась брошюра, вышедшая на французском языке. В ней он поднял вопрос о возможности воздухоплавания при помощи баллонов, также описал специальную модель – прообраз вертолета. Его модель, нагруженная гирями, поднималась в воздух с помощью вращающегося винта. Доклад о принципах вертолетной машины Чернов повторил в 1893 г. в Русском техническом обществе. Н. Е. Жуковский в работах по воздухоплаванию неоднократно ссылался на Чернова.

Д. И. Менделеев, посетивший выставку, также проявил интерес к воздухоплаванию. 4 октября он даже поднимался на привязном аэростате, представленном в качестве экспоната на Всемирной выставке. Это не было внезапной вспышкой интереса ученого к полетам. Еще 19 октября 1875 г. на заседании Русского физико-химического общества он выступил с проектом высотного аэростата – стратостата.

В Париже Менделеев беседовал по вопросам конструирования летательных аппаратов с инженером-изобретателем Люпои де Лома, ознакомился с работами механика Соберта, выполненными для воздухоплавателей, обсуждал с ним форму крыльев летательных аппаратов.

Во время Парижской выставки состоялось несколько международных конгрессов, из которых считались наиболее результативными три – почтовый конгресс, монетная конференция и статистическая комиссия. На этой же выставке прошел Международный конгресс сельских хозяев. А на Парижской выставке 1889 г. уже состоится Международный конгресс рабочих!

Париж, 1889.
КОЛЛЕКЦИЯ РУССКИХ ПОЧВ

По случаю Всемирной выставки французы решили построить сооружение, которое могло бы стать символом технических достижений XIX столетия. Из 700 присланных на конкурс работ избрали ажурную башню французского инженера Густава Эйфеля, снискавшего себе славу лучшего конструктора металлических объектов. Сам создатель этой башни высотой 1000 футов (305 м) заявлял: «Мне захотелось в честь современной науки и французской индустрии соорудить такую триумфальную арку, которая по создаваемому ею впечатлению превзошла бы арки, возводившиеся в честь победителей предшествующими поколениями».

По впечатлениям современников, в сравнении с башнею все соседние монументальные постройки Парижа казались .пигмеями. Это гигантское сооружение делилось на три этажа: 30, 115 и 276 м, далее на высоте 305 м возвышался громоотвод. Третий этаж состоял из квадратной галереи длиной 16,5 м, площадка его была рассчитана на 800 посетителей одновременно. Наружная стена галереи имела подвижные стеклянные ставни: в хорошую погоду стекла убирались, а в плохую закрывали галерею наглухо, спасая публику от ветра и дождя. Здесь заканчивалась общедоступная часть башни.

Над верхней галереей возвышались четыре дугообразных кессона, опирающихся основаниями в углы галереи. Сходящиеся вершины этих кессонов служили опорой для маяка, в котором горел светильник, способный освещать пространство в 70 км по окружности. Лестница в 1792 ступени и подъемники нескольких видов могли поднять в час 2,5 тыс. человек на первые этажи и 750 – на вершину башни. Одновременно башня вмещала до 10 тыс. человек, что составляло одну десятую веса металлической части, равной 7400 т, а весь вес башни был 9 тыс. т.

Ежедневно в 8 ч утра пушечный выстрел с Эйфелевой башни возвещал открытие выставки. Осмотр начинался со знаменитой Галереи машин, сооруженной инженером М.Ж. Котансеном в сотрудничестве с архитектором Ф. Л. Дютером. Здание имело остекленный трехшарнирный стрельчатый свод пролетом 115 м, длиной 450 м, при стреле подъема 45 м.

Современники свидетельствовали: «Галерея машин представляла чудо современного инженерного искусства после Эйфелевой башни... Никогда еще посетители выставки не видели ничего подобного этому зданию, сооруженному из железа и изящному и тонкому как кружево.

Никогда еще царство машин и паровых двигателей не было представлено в столь грандиозном и вместе с тем изящном виде, как на нынешней выставке... Железные сооружения подобных размеров ни Европа, ни Америка до сих пор не видали».

Развитие машинной техники того времени обеспечивалось стремительным ростом выплавки литой стали новейшими процессами – мартеновским и конверторным. Литая сталь становилась все более важным строительным материалам, что давало возможность создавать такие великолепные металлические конструкции, как Галерея машин и Эйфелева башня.

Царство машин и паровых двигателей было представлено на выставке внушительно, электричество успешно соперничало с газом в освещении выставки. Кроме электроосвещения, демонстрировались новинки в электросвязи, в производстве электрических машин. Значительны были успехи в развитии химической технологии, на выставке появилось много новых продуктов химии.

«Парижская выставка 1889 года – этот колоссальный праздник промышленности имела громадный успех, – писал инженер-технолог из Одессы Н. П. Мельников. – Этот промышленный праздник, длившийся около полугода, дал новые воззрения, новые идеи, которые должны служить в будущем и способствовать прогрессу человечества».

Выставка 1889 г. действительно дала массу новых идей и усовершенствований: искусственные алкалоид, индиго, шелк, целлулоид, сахарин, «новый сплав алюминия с железом», передача электроэнергии на расстояние. В числе наиболее притягательных новинок были изобретения, а также новые конструкции американского изобретателя Томаса Эдисона – телеграф, телефон, фонограф, электротехнические приборы. Особым вниманием пользовался фонограф. Платформу, где стоял этот аппарат, буквально осаждала публика, долго ждавшая своей очереди послушать его.

Эдисон был живым воплощением американца того времени: энергия, скорость, хватка дельца. В США изобретатель получил 1098 патентов и около 3000 – в 34 других странах мира. «Это не человек, а пчела», – говорил про него югославский электротехник Н. Тесла. Утверждают, что в поисках нужного материала для нити накаливания электролампы он провел 6000 экспериментов, пробуя все – вплоть до соломки от шляпок. Во время поездки Эдисона на Парижскую выставку его сотрудники под руководством У. Диксона построили кинопроектор, который был синхронизирован с фонографом. что позволило демонстрировать звуковые фильмы.

Сам Эдисон оказался в центре внимания парижского общества. Французские инженеры во главе с Эйфелем дали обед в его честь на вершине башни. По окончании обеда композитор Ш. Гуно, тогда уже 70-летний старик, сыграл и спел для Эдисона несколько своих произведений. Знаменитый биолог Л. Пастер долго беседовал с американским изобретателем.

Самым интересным в Галерее машин считался отдел электричества. Большие успехи электротехники, особенно в области освещения, в значительной степени содействовали великолепию данной выставки. Эффектное и относительно безопасное электрическое освещение допускало возможность посещения выставки и в вечернее время.

Газ и электричество соперничали в освещении выставки, но газовое освещение явно бледнело в присутствии электрического. Первое место занимали лампы накаливания, а в садах и на мосту через Сену горело 70 свечей Яблочкова. Эффектно выглядел фонтан, который начинал бить по вечерам. Вода при помощи отраженного света окрашивалась в различные цвета, причем цвета менялись, что неизменно вызывало удивление и восторг публики. На фоне звездного неба таинственно вырисовывался силуэт Эйфелевой башни.

Н. П. Мельников свидетельствует: «Электричество на выставке было представлено с поражающей полнотой. Это едва ли не самый полный и лучший отдел выставки». Автор называет области применения электричества, в том числе писчебумажное производство, процессы дубления кож и отбелки тканей, медицину, электротерапию, лечение грудных болезней озонированием воздуха. На выставке экспонировали сплавление и пайку металлов. В России сваривали угольным электродом железные листы для котлов, резервуары (то способу Н. Н. Бенардоса).

Съехавшиеся в Париж электротехники предсказывали в ближайшем будущем переворот не только в способах производства, но и в средствах передвижения и условиях труда. Мельников заключает: «Еще нет 50 лет, как обратили внимание на электричество и начали применять его, в будущем, как видно, разным применениям этой силы нет предела».

Современники, сравнивая выставку с предыдущей, отмечали, что за 11 лет техника значительно шагнула вперед. В частности, говорилось о громадном прогрессе металлургического производства, о торжестве железа и стали и их обширном применении. Французский автор Г. Брессон писал: «Что касается железа и стали, то они встречаются везде, на каждом шагу, и выставка 1889 г. была настоящим триумфом этих металлов».

В павильоне металлургии за минералами следовали металлы в натуральном их виде: железо, олово, сталь, медь. цинк, серебро и всевозможные металлические сплавы. Далее те же металлы в обработанном виде: литой чугун, листовое и оцинкованное железо, бандажи, медные, свинцовые и цинковые листы. Затем следовали продукты все более тщательной и сложной отделки.

Демонстрировались слесарные и кузнечные работы: колеса, гигантская труба без спаев, цепи и пр. Крупные предметы сменялись постепенно мелкими: за цепями следовали проволока, сетки, винты, гайки и сотни разнообразных металлических изделий вплоть до булавок и иголок. Вся эта грандиозная металлическая выставка примыкала к машинному отделу и служила удачным преддверием величественного храма машин.

Среди паровых агрегатов преобладали машины американца Корлиса, известные в Европе со времен Парижской выставки 1867 г. Самая большая на выставке 1889 г. – 1200-сильная углеподъемная машина Корлиса, была изготовлена бельгийской фирмой. Все собранные на выставке двигатели обладали общей мощностью 5500 л. с. С двигателями на выставке очень внимательно знакомился немецкий инженер Р. Дизель – им овладевала идея создания теплового двигателя нового типа.

На выставке 1889 г. наряду с процессами Бессемера и Мартена отмечалось появление дефосфорации металла в конверторах способом Томаса или в мартеновских печах с основным подом. Однако новый процесс, как верно отмечали специалисты, не мог дать повода к устройству эффективной экспозиции, производственные агрегаты подвергались лишь незначительному внешнему изменению. «Нужен очень опытный глаз, – писал Г. Брессон, – чтобы отличить сталь дефосфорированную от стали, приготовленной из бесфосфорных руд, а между тем тот факт, что шлак с преобладанием извести позволяет выделить из расплавленного железа фосфор – модифицировал всю металлургическую карту Европы. Вот главнейшее усовершенствование, которое предстояло заявить на Всемирной выставке 1889 г.»

Был на выставке русский металлург Д. К. Чернов. В лаборатории французского металлурга Луи Ле Шателье он знакомился с его изобретением – пирометром для измерения высоких температур. Французские металлурги показали Чернову новый способ охлаждения стали при закалке. Для получения наиболее прочной мелкозернистой структуры металла французские исследователи воспользовались основными положениями теории Чернова и с этой целью применили закалку в жидком свинце. Международный экспертный совет, в состав которого входил Чернов, дал новому способу положительное заключение.

Летом 1889 г. нахлынувшая со всего света публика наводнила Париж. Свои впечатления о выставке оставили многие видные современники. Эдмон Гонкур в «Дневнике» записал: «Эйфелева башня, разные экзотические сооружения – все это кажется порождением мечты... Она (выставка. – Н. М.), в сущности, слишком велика, слишком обширна – тут всего слишком много, и внимание рассеивается, не задерживаясь ни на чем». Не одобрял французский писатель и главного сооружения выставки: «Эйфелева башня похожа на маяк, оставленный на земле исчезнувшим поколением, предками десятого поколения». А вот другой француз, Эмиль Золя, поддерживал строительство золотисто-серебряной башни.

Из русских на выставке побывали книгоиздатель-просветитель М. В. Сабашников, критик В. В. Стасов. Г. В. Плеханов, посетив выставку, отправился в Лондон, чтобы лично познакомиться с Ф. Энгельсом.

Привлекательность Парижа для русской интеллигенции объясняет М. В. Сабашников: «Мне кажется, что Париж в дни юбилейной выставки представлял нечто совершенно исключительное... Для нас же Париж всегда оставался привлекательным своей общественной и политической жизнью, научными учреждениями, музеями, галереями, выставками,, театрами и концертами». Недаром М. Е. Салтыков-Щедрин подметил: «Прогулки по улицам Парижа, в смысле разнообразия, не уступают прогулке по любой выставке».

Оригинальный мыслитель-энциклопедист Н. Ф. Федоров читал во многих русских и французских газетах многочисленные отчеты о Всемирной выставке, и это стало поводом для написания его большой статьи «Выставка 1889 года», которую высоко оценил М. Горький. Автор определял выставку как итог «столетнего господства буржуазии» и со своей особой точки зрения (родственно-отечественной нравственности) дает язвительную критику всего «потребительского» буржуазного уклада с его культом «мануфактурных игрушек», развлечений и наслаждений, оборотной стороной которых является милитаризм, накопление орудий разрушения. В противовес Федоров предлагает своеобразный «проект» показательной выставки, венчающей XIX столетие, которая наглядно должна представить весь строй современного буржуазного общества, выставка, которая должна быть сохранена как своеобразный разоблачительный музей.

«Патриарх всех художеств» В. В. Стасов написал статью «По поводу Всемирной выставки», о которой А. П. Чехов отозвался: «А статья его о парижской выставке совсем-таки хорошая статья». Стасов всегда был сторонником всемирных выставок, хотя он же их и резко критиковал. «Нынешняя Всемирная выставка, – писал он, – имела такой громадный успех, на какой не надеялись, в самых пылких ожиданиях своих, даже сами зачинщики и устроители ее».

«Выставка показывает нам: как в 1889 году человек питается, одевается, живет и украшает себя; она показывает, какими научными средствами он научился удовлетворять всем своим потребностям», – писали парижские путеводители. Стасов подтверждает: все это истинная правда. Он очерчивает диапазон экспозиции: «Тут ничто не осталось оставленным и забытым... начиная от воспитания дитяти и до колоссальнейших и тончайших аппаратов техники, от люльки младенца и от цепей, колодок и горячечных рубах, употребляемых в сумасшедшем доме и тюрьме, – и до высоких созданий творческих искусств, от грубых плетенок и вырезок дикаря и до деликатнейших и изящнейших утончений цивилизации».

Суровую оценку дает Стасов русскому отделу: «Еще никогда, ни на одной всемирной выставке Россия не играла такой жалкой роли, как нынче... И по художеству и по промышленности Россия потерпела нынче такой провал, какого еще не терпела. Она, можно сказать, словно совсем не присутствовала на Всемирной выставке, так мизерны были ее картины, так ничтожны ее наиважнейшие и оригинальнейшие производства, золотые и серебряные вещи, ее парчи и штофы, ее мозаики, ее разнообразные, столько оригинальные кустарные промыслы, материи, кружева, деревянные, берестяные и иные изделия». Как видим, Стасов совсем не имеет в виду крупную промышленность. Он назвал лишь один факт, который вывез нашу национальную честь и выставил современную Россию в самом блестящем и великолепном свете. Это русские концерты в зале Трокадеро... Концерты произвели поразительный эффект на парижскую публику». Французские газеты дали восторженные отзывы о двух концертах, данных под управлением Римского-Корсакова, они восхищались музыкой Бородина, Мусоргского.

Отметим, что на Парижской выставке при 818 участниках было присуждено России 662 награды: 19 почетных дипломов, 128 золотых медалей, 184 – серебряных, 210 – бронзовых, 130 – почетных отзывов.

Были и другие мнения, когда считали, что на этой выставке русский отдел выглядел весьма солидно. Русская наука была представлена обширной коллекцией основоположника почвоведения Василия Васильевича Докучаева, присланной им по приглашению Международного комитета выставки. Материалы, представленные Докучаевым и его учениками, наглядно показали теоретический и практический уровень почвоведения в России.

В. В. Докучаев обратился к В. И. Вернадскому с просьбой быть на выставке его официальным поверенным и взять на себя организацию почвенной коллекции, экспонаты которой были высланы Докучаевым в Париж. Вернадский, находившийся тогда в заграничной командировке для подготовки к профессорскому званию, согласился и с возложенной на него ответственной задачей блестяще справился. Сам Вернадский принимал участие в исследовании русских почв, организованном Вольным экономическим обществом в 1887 г. О выставке он писал: «Огромное значение имело для меня в это время в Париже мое участие в качестве представителя В. В. Докучаева на Всемирной выставке. Я осмотрел и изучил целый ряд коллекций минералогических и рудных отделов».

Коллекция русских почв пользовалась у посетителей выставки большим успехом. Отдел русских почв получил золотую медаль, а Докучаев как организатор был награжден орденом «За заслуги по земледелию» и удостоен почетного звания.

Многие годы бытовала легенда, что с тех пор в Париже хранится наряду с эталонным метром эталонный кубометр русского чернозема из коллекции Докучаева. Лишь в последнее время журналисты А. 3. Иващенко и А. С. Мурзин внесли уточнение в эту историю. Действительно, на Всемирной выставке в Париже среди огромных русских самоваров, пудовых свечей, груд сибирских мехов и бочек с икрой у павильона Российской Империи на высоком пьедестале красовался громадный кубический монолит чернозема, каждая грань которого составляла два метра. Таким образом, в том «кубе» был не один, а восемь кубометров первоклассного, черного, как антрацит чернозема. Взяли этот монолит недалеко от Воронежа, в нынешнем Панинском районе.

После закрытия выставки Национальный музей, университет в Сорбонне, разные институты и научные общества Франции просили разрезать монолит русского чернозема на части и раздать как наглядное свидетельство безмерного почвенного богатства России и всего человечества. Но чудо-монолит все же решили сохранить целиком, по жребию он достался Сорбонне и хранился там долгие годы. В 1968 г. в Сорбонне случились крупные студенческие волнения и во время сражений молодежи с полицией монолит был полностью развален. Французские почвоведы сохранили лишь обломки того монолита. Наиболее крупный из «их имеет 60 см в длину, 40 в ширину и 25 – 30 в высоту. Остатки образца сейчас хранятся на чердаке Национального агрономического института.