Текст книги "В деревне"

Автор книги: Николай Лейкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

VII

Клянчины остались безъ прислуги. Кухарка и нянька уѣхали. На рукахъ у Клянчиныхъ остались двое ребятъ. Положеніе было затруднительное.

– Надо бабу какую-нибудь изъ деревни взять или дѣвушку. Такъ безъ прислуги и на одну ночь оставаться нельзя, говорила Клянчина.

– А вотъ я сейчасъ пойду къ нашему лавочнику и попрошу его кого-нибудь рекомендовать. Навѣрное ужъ онъ здѣсь всѣхъ знаетъ, отвѣчалъ Клянчинъ и отправился.

Лавочника въ лавкѣ не было. За прилавкомъ стоялъ старшій сынъ его.

– Нѣтъ дома самого-то? спросилъ Клянчинъ.

– Вы про тятеньку? Дома-съ. На огородѣ чай кушаютъ. Пожалуйте… Они завсегда объ эту пору прохлаждаются.

Пришлось итти обратно на дворъ. Тамъ, на огородѣ, подъ большой развѣсистой вишнею, за столомъ, сидѣлъ около большого самовара лавочникъ. Онъ былъ въ одной красной рубахѣ, съ непокрытой головой и въ туфляхъ на босую ногу. Глаза его были заспаны. Очевидно, что онъ только-что проснулся отъ послѣобѣденнаго сна. Въ волосахъ и въ бородѣ торчали сѣно и солома.

– А! Василій Романычъ! Добро пожаловать, сказалъ лавочникъ, почесывая грудь и подъ мышками, и протянулъ Клянчину руку. – Къ самому, то-есть, пылу и къ жару потрафили. А я сейчасъ чай пить сбираюсь. Бабу на ледникъ за вареньемъ услалъ. Присаживайтесь, да хлобыстнемъ по пяточку чапорушекъ. Что скажете хорошенькаго?

– Да вотъ къ вамъ съ визитомъ, улыбнулся Клянчинъ, садясь. – Вы у меня были, а я у васъ еще не былъ. Сосѣди вѣдь теперь.

– Ну, вотъ за это благодаримъ покорно. Извините только, что насъ въ такомъ видѣ застаете. Мы по домашнему. Знали бы да вѣдали, что гость будетъ, такъ попріодѣлись бы. Ужъ извините…

– Ну, вотъ… Что за церемоніи!

– Не порядокъ-съ. Гостей встрѣчаютъ честь честью. Вотъ и жена идетъ растрепанная. Вѣдь мы, по русскому обычаю отдыхаемъ послѣ обѣда, такъ въ хорошей-то одежѣ какъ будто бы оно и неловко.

Показалась лавочница, толстая пожилая женщина въ линючей ситцевой блузѣ и босикомъ. Она несла банку варенья и шла переваливаясь съ ноги на ногу.

– Супруга-съ… отрекомендовалъ ее лавочникъ. – Расхлябана она у меня на ноги и вся развинтившись, да что жъ подѣлаешь – не на дрова же ее рубить, ежели ужъ трехъ сыновей и одну дѣвчонку мнѣ народила.

Лавочница поставила банку варенья на столъ, тоже протянула Клянчину руку и въ видѣ привѣтствія проговорила:

– Все въ задъ васъ видѣла, хоть и по сосѣдству второй день живемъ. Въ ликъ-то въ первый разъ еще пришлось.

– Наливай чай-то, наливай, да потчуй гостя, вареньица ему положи, сказалъ лавочникъ. – Балованная она у меня, Василій Романычъ, хоть и старуха. Каждый день съ вареньемъ чай пьетъ, да вотъ и меня избаловала.

– Я къ вамъ, Савелій Прокофьичъ, въ то же время и по дѣлу, или лучше сказать, съ просьбой… началъ Клянчинъ. – Вѣдь вы знаете, что у меня обѣ прислуги ушли.

– Какъ же-съ, какъ же-съ… Мой молодецъ и на желѣзную дорогу ихъ повезъ. Балованный народъ-съ. Бѣда нынче съ прислугой. Чуть что не потрафишь, сейчасъ она и въ контру. Вонъ у меня пекарь. Запьянствовалъ и пропилъ сапоги и спинжакъ… Да пропилъ-то въ чужомъ кабакѣ. Сталъ я ему выговаривать. Да ты бы, говорю, коли ужъ у тебя такая надобность пришла, въ своемъ мѣстѣ, въ нашемъ заведеніи, такъ все-таки хоть хозяину бы твоему польза была… Кажется, ужъ деликатно говорю… Не ругаю за то, что пьянствовалъ человѣкъ, а ругаю за то, что онъ въ чужомъ мѣстѣ… Ну, онъ сейчасъ на дыбы… «Пожалуйте, говоритъ, паспортъ». А гдѣ здѣсь другого пекаря сыщешь? Ну, насилу его утрамбовалъ. Пришлось рубль прибавить. Пекарь-то онъ хорошій и зашибаетъ только временемъ.

– Прислугу, разумѣется, я себѣ изъ города привезу, продолжалъ Клянчинъ: – но вѣдь нельзя же намъ быть вовсе безъ прислуги. Пока эта городская прислуга пріѣдетъ, такъ не можете ли вы намъ указать на кого-нибудь изъ мѣстныхъ бабъ или дѣвушекъ, которая бы могла помочь моей женѣ.

– То-есть, въ работницы хотите? Поденно? спросилъ лавочникъ.

– Да, поденно. Но ежели баба будетъ ловкая и окажется годной, то я могу ее и на все лѣто оставить, въ родѣ какъ бы въ кухаркахъ. Няньку я привезу изъ города, а здѣшняя баба могла бы остаться кухаркой и, вообще, для черной работы. Кухарить у насъ особенно нечего. Разносоловъ какихъ-нибудь вычурныхъ мы не ѣдимъ, а ежели бы что пришлось, то у меня жена мастерица стряпать. Просто работницу хотѣлъ я васъ просить рекомендовать намъ.

– Понимаю-съ, понимаю-съ, кивнулъ лавочникъ и задумался. – Бабъ-то только у насъ тутъ на деревнѣ такихъ нѣтъ подходящихъ, прибавилъ онъ. – Которая ежели при мужѣ – та не пойдетъ отъ своего хозяйства. То-есть, ходятъ онѣ, вонъ, къ охотникамъ на облаву поденно, да то особь статья. Вамъ бобыльку нужно или такъ дѣвушку, которыя, къ примѣру, лишній ротъ въ семьѣ.

– Вотъ, вотъ… Пожалуйста, ужъ порекомендуйте кого-нибудь.

– Вѣдь у насъ здѣсь въ подгородномъ мѣстѣ тоже народъ балованный. Мы, вотъ, коли ежели сѣнокосъ… Покосъ я тутъ въ двухъ мѣстахъ снимаю. Такъ вотъ, коли ежели сѣнокосъ, то мы дальнихъ бабъ беремъ, изъ другого уѣзда, нарочно за ними посылаемъ. А съ здѣшними не сообразишь.

– Ну, на время, на два, на три дня порекомендуйте, а тамъ можно ее будетъ замѣнить работницей изъ другого уѣзда.

– Вотъ, вотъ… Развѣ вотъ такъ-то…

– Вѣдь изъ дальнихъ деревень къ вамъ все-таки заходятъ сюда.

– Заходятъ, какъ не заходить. То и дѣло ходятъ и работы ищутъ. Теперь-то вотъ только нѣтъ. Позвольте, кого бы вамъ предоставить изъ нашей деревни?

– Да пошли къ Караваевымъ. У нихъ три дѣвки зря глазами хлопаютъ и отцовскій хлѣбъ ѣдятъ, сказала лавочнику лавочница.

– Двѣ теперь, а не три. Старшая на кирпичный заводъ въ обрѣзку ушла.

– А двумъ-то что въ домѣ дѣлать?

– Да, пожалуй, что къ Караваевымъ послать.

– За Марьей Громихой можно послать. Что она съ ребенкомъ, такъ ребенка-то можетъ съ сестрой оставить.

– Вдова? спросилъ Клянчинъ.

– Нѣтъ, она не вдова, а дѣвушка, но все-таки при ребенкѣ. А только Марья теперь постирушками на дачниковъ занялась. Нѣтъ, Марья имъ не сподручна, Марья мѣстами запиваетъ.

– Да хоть на время. Авось, три-четыре дня у насъ проработавши, и не запьетъ, сказалъ Клянчинъ.

– Прежде за Караваевой пошлемъ. За отцомъ ейнымъ даже пошлемъ. Ежели онъ ее отпуститъ, то, значитъ, съ имъ и порядитесь… А когда Караваевъ не отпуститъ дочь, то мы вамъ Голубиху предоставимъ. Вотъ это вдова, но только бездѣтная. Забалуй она баба, подмигнулъ лавочникъ:– ну, да вѣдь вамъ-то что же?.. Вамъ только работала бы. Да и не съ кѣмъ ей теперь баловать, охотники еще не наѣзжаютъ. Вотъ развѣ по осени… Но прежде всего мы пошлемъ къ Караваевымъ… Сережка! крикнулъ лавочникъ сынишкѣ, стрѣлявшему на дворѣ изъ самодѣльнаго самострѣла. – Сбѣгай-ка ты къ Вавилѣ Караваеву, и ежели онъ дома, то пусть сюда придетъ.

Сынишка лавочника побѣжалъ за Караваевымъ.

VIII

Вскорѣ явился Караваевъ, отрепанный, грязный рослый мужикъ въ опоркахъ на босую ногу и, не взирая на лѣтнюю пору, въ выѣденной молью мѣховой шапкѣ.

– Чай да сахаръ… сказалъ онъ, кланяясь лавочнику, лавочницѣ и Клянчину.

– Здравствуй, Караваевъ, отвѣчалъ лавочникъ. – Вотъ я за тобой послалъ. У тебя Пелагея-то на заводъ въ обрѣзку ходитъ?

– Въ обрѣзку, это точно.

– А двѣ другія дочери даромъ дома хлѣбъ ѣдятъ?

– Да что жъ подѣлаешь, кормить надо.

– Такъ вотъ, не хочешь ли Варвару-то барину въ работницы отдать? Варварой, кажется, у тебя средняя-то дочь зовется?

– Варварой.

– Такъ вотъ, не хочешь ли? У барина прислуга городская сбѣжала, такъ вотъ до прислуги, пока онъ прислугу найметъ. Плата поденно.

– Потомъ даже можно и не поденно, а на все лѣто оставить ее прислугой, ежели она дѣвушка работящая и скромная, прибавилъ Клянчинъ.

– Дѣвка ломовая лошадь – вотъ какъ я скажу, а насчетъ скромности – овца, далъ отвѣтъ Караваевъ.

– Такъ вотъ уговаривайтесь съ бариномъ насчетъ цѣны, да и присылай къ нему дочь сейчасъ же.

– Сегодня-то ужъ не знаю какъ прислать. У насъ вѣдь праздникъ.

– Какой праздникъ?

– А девятая пятница. Старики еще наши дали зарокъ въ девятую пятницу послѣ Пасхи не работать. Развѣ завтра. Сегодня у насъ и Пелагея въ обрѣзку не пошла.

– Ну, это что за праздникъ! А намъ безъ работницы сегодня нельзя. Мы вовсе безъ прислуги, проговорилъ Клянчинъ. – Или сегодня, или будемъ другую искать.

– Конечно же, тутъ праздника нѣтъ.

– Зарокъ. Боюсь, какъ бы пятница-матушка не прогнѣвалась.

– Не прогнѣвается, улыбнулся Клянчинъ.

– Да вѣдь по-господски хоть въ Пасху работать – вотъ какое у нихъ разсужденіе, а за грѣхи-то наши намъ отвѣчать, а не имъ.

– Богъ труды любитъ.

– Вы это, баринъ, оставьте. Насъ не сговоришь. У васъ свое, у насъ свое… серьезно замѣтилъ мужикъ.

– Да вѣдь мы ее сегодня ни въ какую такую особенную работу не пошлемъ, а такъ по дому… Вотъ самоваръ намъ поставить, плиту къ ужину растопить. Эту-то работу, я думаю, она у васъ сегодня и дома будетъ дѣлать.

– Развѣ ужъ что неволить не будете. А то вѣдь господа сейчасъ: «мой полы».

– Не будемъ сегодня мыть полы.

– А поденная плата сегодня за полдня будетъ считаться, или за цѣлый день?

– Да пожалуй, хоть и за цѣлый день.

– Ну, ладно, пришлю. А только коли ежели что – грѣхъ на вашей душѣ, сказалъ мужикъ и сѣлъ. – Надо торговаться, прибавилъ онъ. – Какъ ваша цѣна?

– Я не знаю, по чемъ у васъ здѣсь поденщина?

– Да и мы не знаемъ. Мы этимъ дѣломъ не занимаемся. Дочерей въ услуженіе не отдавали. И такъ-то ужъ, думаю, не стали бы сосѣди смѣяться… Харчи ваши?

– Разумѣется, мои харчи.

– По чемъ у тебя, Савелій Прокофьичъ, бабы огородъ полютъ? обратился мужикъ къ лавочнику.

– Да на прошедшей недѣлѣ по три гривенника въ день пололи.

– Ну, это дешево. Это дальнія бабы могутъ, а намъ не сподручно.

– Такъ сколько же ты хочешь?

– Да вы надолго ли берете-то?

Мужикъ очевидно боялся ошибиться цѣной.

– Ну, четыре-пять дней поденно продержимъ. А можетъ она намъ вполнѣ замѣнить прислугу, да понравится ей и захочетъ она остаться, тогда жалованье помѣсячно.

– А сколько жалованья помѣсячно положете?

– Да вѣдь нужно сначала видѣть, годится ли твоя дочь для постоянной прислуги. Покуда давай рядиться поденно.

Мужикъ все еще колебался. Онъ сначала взглянулъ на лавочника, потомъ на Клянчина и спросилъ:

– По рублю не дадите?

– Что ты, что ты! Да вѣдь эту цѣну плотникъ получаетъ, а плотникъ спеціалистъ.

– Плотники – они ужъ на то пошли, а мы дѣло другое. Чай и сахаръ вашъ будетъ?

– Все, все наше, все готовое.

– Ну, три четвертака.

– Да невозможно же вѣдь это. У насъ въ Петербургѣ поденщицы на стирку по пятидесяти копѣекъ.

– То въ Петербургѣ. Тамъ ужъ она не у одного, такъ у другого, господъ много, а здѣсь дачники. Съ кого же и взять, какъ не съ дачника? Дачниковъ-то мы зиму ждемъ. Пелагея въ обрѣзку ходитъ на заводъ и задѣльно работаетъ, такъ и то разстарается, такъ три-то четвертака всегда домой принесетъ.

– Да вѣдь на своихъ харчахъ, замѣтилъ лавочникъ. – И наконецъ, тамъ одинъ день три четвертака, а другой день и три гривенника. Да и работа при обрѣзкѣ тяжелая. А здѣсь по домашеству.

– Ну, шестьдесятъ пять. Тридцать копѣекъ ей, а тридцать пять мнѣ, проговорилъ мужикъ.

– За что же тебѣ-то?

– А за то, что изъ дома отпустилъ. Я отецъ, я воленъ въ ей. Такъ шестьдесятъ пять копѣекъ.

– Странно… покачалъ головой Клянчинъ. – Въ деревнѣ, и вдругъ хочешь дороже городскихъ цѣнъ.

– Такъ вѣдь вы для чего же нибудь къ намъ въ деревню поѣхали – вотъ мы и пользуемся. Ну, ладно, пятачокъ спущу. За шесть гривенъ берите.

– Да ужъ полтинникъ, что ли…

– Зачѣмъ баловать? Дачники-то сюда къ намъ только на три мѣсяца наѣзжаютъ. У насъ на облаву охотники дѣвокъ берутъ, полдня работы, такъ и то тридцать копѣекъ. Вы ужъ не скупитесь. Вѣдь въ девятую пятницу дѣвку на работу отпускаю, грѣхъ на душу беру.

– Хорошо, но ты дѣлаешь то, что я потороплюсь ѣхать въ Петербургъ и поскорѣй оттуда себѣ прислугу привезу.

– Это ваша воля. Такъ ежели согласны – пожалуйте задатокъ!

– За что? Нужно, чтобы твоя дочь сначала пришла къ намъ и поработала.

– Не обманемъ. Сейчасъ вотъ схожу домой и пришлю ее. А только все же надо на спрыски-то. Безъ спрысокъ нельзя, коли дѣло сдѣлали.

– Приведешь дочь – рюмку водки поднесу. Водка у меня есть, отвѣчалъ Клянчинъ.

– То особь статья, улыбнулся мужикъ. – А вы вотъ сейчасъ пошлите къ Савелью Прокофьичу за сороковкой. Честь честью.

– Не желаю. Хочешь, такъ приводи дочь такъ и у меня ужъ рюмку водки получишь.

– Ну, пивка бутылочку. Что вамъ стоитъ за пивкомъ-то послать! Гривенникъ деньги не велики. Съ вами бы и выпили. Что вамъ стоитъ сосѣда-то потѣшить! Вѣдь сосѣди теперь.

– Вотъ тебѣ гривенникъ, по дорогѣ зайди и выпей, а потомъ скорѣй приводи ко мнѣ дочь.

Клянчинъ сунулъ мужику монету. Мужикъ поднялся съ мѣста.

– Такъ по шести гривенъ въ день? спросилъ онъ Клянчина.

– Да, да, да…

– Ладно, сейчасъ приведу. До свиданія.

– Ты ужъ въ заведеніи-то долго не засиживайся, а веди дочь къ барину скорѣй! крикнулъ ему вслѣдъ лавочникъ.

– Зачѣмъ засиживаться! Я живо… отвѣчалъ мужикъ и побѣжалъ, шлепая опорками.

IX

– Нанялъ тебѣ поденщицу, сказалъ женѣ Клянчинъ, вернувшись отъ лавочника. – Дочь одного здѣшняго крестьянина. Сейчасъ отецъ приведетъ ее къ намъ. По шестидесяти копѣекъ въ день на нашихъ харчахъ и чтобы горячее наше: чай, сахаръ.

– Какія цѣны! Дороже, чѣмъ въ Петербургѣ, проговорила Клянчина.

– И за шестьдесятъ-то копѣекъ отецъ насилу согласился ее отпустить. Все толкуетъ, что съ дачника нужно брать дороже. Совсѣмъ походъ на дачника.

Вскорѣ явился Караваевъ съ дочерью. Онъ былъ уже полупьянъ. Гривенникъ, данный ему Клянчинымъ на пиво, онъ, очевидно, употребилъ на водку, да къ этому гривеннику своихъ еще денегъ прибавилъ. Дочь его была рослая, широкоплечая, краснощекая дѣвушка лѣтъ двадцати, одѣтая по праздничному въ шерстяное яркозеленое платье и въ розовый шелковый платокъ на головѣ. Она грызла подсолнухи.

– Вотъ-съ, получайте работницу, пропихнулъ ее въ спину впередъ себя Караваевъ, обращаясь къ Клянчинымъ. – Въ праздникъ привелъ, въ девятую пятницу – вотъ какъ мы сосѣдей цѣнимъ! похвастался онъ. – Смотри, Варвара, старайся, безъ спросу хозяйскаго добра не ѣшь, будь на руку чиста и потрафляй господамъ. Будешь потрафлять? спросилъ онъ дочь.

Та потупилась. Караваевъ продолжалъ:

– А господа, видючи твое стараніе, и отцу за тебя всегда стаканчикъ поднесутъ.

Клянчинъ промолчалъ. Клянчина взглянула на дѣвушку и спросила ее:

– Варварой звать?

– Варварой-съ, сударыня, отвѣчала та.

– Ну, ступай, Варварушка, въ кухню и поставь намъ самоварчикъ, а потомъ придется тебѣ въ лавочку за ситникомъ сходить. Также нужно перемыть посуду, оставшуюся у меня грязной послѣ обѣда. Пойдемъ, я тебя сведу въ кухню.

Дѣвушка послѣдовала было за Клянчиной, но сейчасъ же остановилась.

– Позвольте, барыня, чтобы при отцѣ уговориться, сказала она. – А какъ вы кофеемъ будете меня поить? По скольку разъ въ день?

– То-есть, какъ это: по скольку разъ въ день?

– А сколько, къ примѣру, разъ вы кофей въ день пьете?

– Одинъ разъ. Мы пьемъ кофе за завтракомъ.

– Ну, этого мало.

– Какъ мало? За то утромъ чай, вечеромъ чай.

– Чай само собой, а я про кофей… Неужто же вы сами-то только одинъ разъ въ день кофей пьете?

– Ну, а ты сколько разъ дома пьешь?

– Да что дома-то! Дома-то мы не въ услуженіи. Дома-то иной разъ и не каждый праздникъ пьемъ. А только ужъ ежели жить въ услуженіи, то жить всласть. Для этого и идутъ люди въ услуженіе.

– Ну, ступай, Варвара, ступай, полно торговаться! перебилъ ее отецъ. – Господа хорошіе, они пищей и питьемъ не обидятъ.

– Конечно же, не обидимъ. Что за глупости! Сыта будешь до отвалу, сказала Клянчина, посмотрѣла на дѣвушку и прибавила:– А вотъ съ какой стати ты въ хорошее-то платье вырядилась? Лучше бы надѣть попроще.

– Нельзя-съ. Нонѣ у насъ праздникъ. Мы пятницу справляемъ.

– Да вѣдь замараешься въ кухнѣ около печки.

– Вечеромъ послѣ шабаша пойду домой ночевать, такъ на утро въ ситцевомъ къ вамъ приду.

– Нѣтъ, ужъ, милая, ты ночуй у насъ, потому мы вовсе безъ прислуги. Какъ же это такъ ночевать домой? Мы нарочно и взяли тебя, чтобы при насъ была прислуга. Ты ляжешь вмѣстѣ съ дѣтьми.

Дѣвушка задумалась.

– Нѣтъ, ужъ вы, барыня, послѣ шабаша меня сегодня отпустите на деревню. Мы ладимъ на завалинкѣ пѣсни пѣть. У насъ праздникъ.

– Да какой такой шабашъ? О какомъ такомъ шабашѣ ты говоришь, милая? воскликнулъ Клянчишь.

– А послѣ восьми часовъ.

– Да вѣдь здѣсь не заводъ, не фабрика, не полевыя работы. Что такое восемь часовъ? Намъ и послѣ восьми часовъ нужна прислуга. Нужно постели постлать, дѣтей спать уложить. Вы, господа, совсѣмъ не понимаете вашихъ обязанностей. Неужели, Караваевъ, ты-то не знаешь, какъ служитъ домашняя прислуга? отнесся Клянчинъ къ мужику.

– Ну, ступай, Варвара, ступай. Ужъ взялся за гужъ, то не говори что не дюжъ, потрафь господамъ, сказалъ тотъ дочери.

– Да вѣдь парни, тятенька, придутъ къ воротамъ.

– А я ихъ оглоблей отъ воротъ. Ступай. Матка тебѣ старое ситцевое платье принесетъ, ты и переодѣнешься для работы. Я ужо пришлю съ маткой.

Дѣвушка неохотно пошла въ кухню за Клянчиной. Клянчинъ тоже отошелъ отъ мужика. Мужикъ стоялъ и переминался.

– Баринъ! А обѣщанное-то? крикнулъ онъ наконецъ. – Обѣщали за приводъ Варвары стаканчикъ поднести.

– Да вѣдь ужъ я далъ тебѣ давеча гривенникъ на выпивку.

– То особь статья. А вы прямо сказали: приведешь дочь – поднесу тебѣ.

Пришлось мужика угостить водкой.

– Благодаримъ покорно, отвѣчалъ мужикъ, отирая губы, улыбнулся, почесалъ затылокъ и прибавилъ:– Да что бы ужъ вамъ въ задатокъ-то за дочь дать мнѣ тридцать копѣекъ? Разбередилъ я себя теперь вашимъ поднесеніемъ, а наши въ заведеніи у Савелья Прокофьича гуляютъ.

– Нѣтъ, нѣтъ. На пьянство не дамъ. Ступай, съ Богомъ.

– Вѣдь грѣхъ на душу взялъ, дочь родную на работу въ праздникъ привелъ.

– Иди, иди…

– Э, эхъ! крякнулъ мужикъ и лѣнивымъ шагомъ поплелся со двора.

Не прошло и четверти часа, какъ къ Клянчинымъ явилась баба.

– Варварина мать, отрекомендовалась она. – Посмотрѣть на дочку пришла, да вотъ кстати платьишко старенькое ей принесла.

– Ну, вотъ и отлично. Ступай на кухню. Варвара тамъ.

– Вы ужъ, барыня, работой-то ее не невольте. Она у меня балованная.

– Да какъ же тутъ можно неволить? Вѣдь работа домашняя, отвѣчала Клянчина. – Что нужно сдѣлать по дому, такъ развѣ это трудно!

– Ну, то-то… Я мать… Вѣдь свое дите каждой матери мило.

Баба помолчала и прибавила:

– Вы подлецу-то моему деньги за нее не давали? За Варвару, то-есть?

– Нѣтъ, нѣтъ. Просилъ онъ, но мы не дали.

– И не давайте. За деньгами мы вмѣстѣ съ нимъ будемъ приходить, тогда и отдавайте. А то вѣдь онъ пропьетъ. Вы ему ничего денегъ не давали?

– Кажется, мой мужъ далъ ему на чай и стаканчикъ водки поднесъ.

– То-то онъ пьянъ ужъ. Пришелъ домой и хватилъ меня по уху. «Неси, говоритъ, дура полосатая, старое платье Варварѣ». Обидно, что вы въ ночевку-то ее не будете къ намъ отпущать.

– Пойми ты, что мы безъ прислуги.

– Такъ. Это точно. Ну, Христосъ съ ней. Конечно, намъ тоже дѣвушку бы нужно вечеромъ послѣ шабаша мнѣ на подмогу, ну, да ужъ пущай. Вы барыня хорошая, вы и меня не обидите. Ходить буду сюда ее провѣдывать, такъ ужъ навѣрное кофейкомъ и пивкомъ всегда попотчуете.

Клянчина поморщилась.

– Я, милая, вообще просила бы васъ всѣхъ порѣже сюда ходить, произнесла она.

– То-есть, какъ это? Да вѣдь я къ дочери. Неужто же вы и сегодня меня не попотчуете? Вѣдь я поздравить пришла вашу милость.

– Съ чѣмъ? Съ чѣмъ поздравить-то?

– Да какъ же? Дочь, дочь взяли въ работу. Съ васъ спрыски. Безъ этого ужъ, милая барыня, нельзя. Честь имѣю поздравить васъ.

– Спасибо. Ступай въ кухню. Вотъ сейчасъ будемъ чай пить, такъ и тебя съ Варварой напоимъ.

– Вы, барыня, для праздничка рюмочку поднесите.

– Ахъ! Да вѣдь это можетъ вконецъ надоѣсть! Давеча отецъ, теперь мать… вздохнула Клянчина и отправилась за водкой.

– Мать-то важнѣе отца, сударыня. Дочь при матери, а не при отцѣ. Мать-то могла и не отпустить дочь, такъ должны же вы ей за отпущеніе… бормотала вслѣдъ Клянчиной баба.

Поднесли водки и бабѣ.

– Вотъ благодаримъ покорно, сказала она, выпивъ, и отправилась къ дочери на кухню.

Уходя домой, баба, кромѣ того, выпросила у Клянчиныхъ пятіалтынный.

– Вы ужо этотъ пятіалтынничекъ-то дочери въ счетъ не ставьте. Пусть это будетъ матери за отпускъ. Вѣдь, ей-ей, у себя руки урвала и вамъ отдала. Одна-то дома на работѣ надсадишься, сказала она и прибавила:– Ну, до свиданія. Благодарствуемъ на ласкѣ.

X

Цѣлую недѣлю прожили уже Клянчины на дачѣ въ Капустинѣ, но все еще не могли устроиться для спокойной жизни, все еще не могли наладиться по части удобствъ. Клянчинъ съѣздилъ въ Петербургъ, привезъ изъ конторы найма прислуги новую кухарку, но и та, какъ только прошлась вечеромъ по деревнѣ, сейчасъ же запѣла ту же пѣсню, что и прежняя кухарка.

– Хуже-то у жъ господа мѣста не нашли для дачи, какъ ваша деревня, жаловалась она капустинской дѣвушкѣ Варварѣ, которая теперь была пріурочена въ видѣ няньки къ дѣтямъ, – Ни у васъ тутъ портерной хорошей, чтобъ зайти бутылочку пивца выпить… Лавочка мелочная только одно названіе, что лавочка, лавочники такіе неполитичные.

– Нѣтъ, пиво у насъ здѣсь у Савелья Прокофьевича въ заведеніи отмѣнное. Всѣ одобряютъ, отвѣчала Варвара. – Вонъ охотники пріѣзжаютъ – ужъ на что народъ привередливый – а и тѣ одобряютъ.

– Да не про то я говорю. Можетъ статься, пиво у васъ тутъ и хорошее, да зайти-то въ вашъ кабакъ полированной дѣвушкѣ не ловко. Вонъ мы прошлымъ лѣтомъ жили съ господами въ Лѣсномъ, такъ тамъ дѣлаешь проминажъ по улицамъ, зашла въ портерную – сейчасъ: «въ садикъ пожалуйте». Садики при портерныхъ, и тамъ ни пьяныхъ мужиковъ, ни ругательствъ этихъ самыхъ, а все политичные кавалеры, которые норовятъ тебя же угостить. А въ лавочкѣ… Гвоздичной помады даже въ здѣшней вашей лавочкѣ не нашла. Какая это лавочка!

Весь этотъ разговоръ Клянчинымъ удалось слышать черезъ перегородку. Стѣны были въ домѣ не оштукатурены, а потому, что говорилось въ кухнѣ, слышно было и въ другихъ комнатахъ.

– Не прочна и эта кухарка. Не долго проживетъ, сказалъ Клянчинъ.

– Да и отъ Варвары придется отдѣлаться, проговорила Клянчина. – Отецъ и мать ея ходятъ каждый день раза по два, чтобы навѣстить ее, и все выпрашиваютъ водки. Надоѣли хуже горькой рѣдьки. Сегодня мать приходила и просила за дочь десять рублей впередъ. «На корову, говоритъ, намъ надо, а дочь заживетъ». Кромѣ того, вѣдь она никакихъ нашихъ кушаньевъ не ѣстъ, кромѣ вареной говядины изъ супа и ситника. Давеча форшмакъ у насъ былъ – не ѣстъ. «Я, говоритъ, никогда такой пищи не ѣдала – Богъ знаетъ, говоритъ, можетъ быть это и ѣсть не подобаетъ». Вчера былъ супъ съ вермишелью – тоже не дотронулась. «Нешто, говоритъ, съ червяками можно ѣсть!» Зеленый супъ тоже не ѣла. «Вы, говоритъ, щавель по лугу насбирали и туда натюрили, такъ нешто это человѣчья пища!» Что же, говорю, по твоему, человѣчьей-то пищей называется? «Да ужъ по мѣстамъ жить, такъ, знамо дѣло, надо, говоритъ, чѣмъ-нибудь– хорошимъ пользоваться: ветчина, колбаса». Каши гречневой не ѣстъ. «Кашу-то, говоритъ, я и у насъ въ домѣ никогда не ѣла, потому это куриная ѣда». Ничего не ѣстъ. Подавай ей непремѣнно кофе и ситникъ съ масломъ. Отъ чернаго хлѣба мурло воротитъ. Не могу же я прислугу исключительно бѣлымъ хлѣбомъ питать.

Клянчинъ улыбнулся и произнесъ:

– Да дома-то что она ѣла? Неужели на ситномъ хлѣбѣ сидѣла?

– Вотъ и я говорю ей также, а у ней одинъ отвѣтъ: «такъ то, барыня, дома, а ужъ ежели въ людяхъ въ прислугахъ жить, такъ изъ-за чего и жить, ежели сладко не поѣсть?»

– Не надо сдаваться, не надо обращать вниманіе на ея слова. Пусть ѣстъ то, что мы ѣдимъ, а не хочетъ – скатертью дорога, пусть уходитъ.

– Да и дорого ее поденно держать и каждый день ей шесть гривенъ платить, продолжала Клянчина, – Вѣдь это восемнадцать рублей въ мѣсяцъ выйдетъ, это жалованье хорошаго лакея, а такой глупой неумѣлой прислугѣ четыре-пять рублей въ мѣсяцъ цѣна.

– Такъ подрядись съ ней теперь помѣсячно. Ну, дай ей шесть рублей, что ли. Отца ея сегодня увидишь – вотъ и скажи ему.

Отецъ Варвары не заставилъ себя долго ждать. Вечеромъ онъ опять притащился навѣщать дочь, былъ, по обыкновенію, полупьянъ и принесъ штукъ тридцать мелкихъ раковъ въ корзинкѣ.

– Рачковъ, вотъ, для вашей милости принесъ. Плохо нынче ракъ ловится, сказалъ онъ, отыскавъ Клянчиныхъ и показывая имъ раки.

– Мелочь. Тараканы, сказалъ Клянчинъ.

– Нѣтъ нынче крупныхъ. Куда только они и дѣвались! Ну, да я не дорого возьму. Два двугривенныхъ дадите, такъ и ладно.

– Играй назадъ. Не надо, мы третьяго дня у какого-то мальчишки полсотни такихъ за пятіалтынный купили.

– Такъ вѣдь то мальчишка. Мальчишкѣ что! Мальчишка на пятачокъ себѣ пряниковъ купилъ – вотъ съ него и довольно.

– Продавай кому-нибудь другому. Не надо.

Мужикъ почесалъ затылокъ и сказалъ:

– И что это вы за господа, что отъ васъ ничѣмъ нельзя настоящимъ манеромъ попользоваться! А я такъ прямо къ вамъ и несъ.

– Какъ принесъ, такъ и унесешь назадъ, ежели за пятіалтынный не хочешь оставить, отвѣчала Клянчина. – Да вотъ еще что: поденно твою дочь мы уже больше не будемъ держать. За пять дней но шести гривенъ мы ее разсчитаемъ, а теперь ежели она хочетъ остаться у насъ прислугой, то пусть остается за пять рублей въ мѣсяцъ.

– Это съ шести-то гривенъ въ день? воскликнулъ мужикъ. – Постой… Почемъ же это въ день придется? Пять рублей въ мѣсяцъ. Да вѣдь это и по двугривенному въ день не придется.

– Такъ не разсчитываютъ. За то постоянное мѣсто.

Мужикъ покрутилъ головой.

– Нѣтъ, за пять рублей невозможно. Изъ-за чего же тутъ, помилуйте?

– Какъ хочешь. У меня за восемь рублей кухарка нанята, такъ та хорошія кушанья стряпать умѣетъ, а твоя ступить не знаетъ какъ. Я, вонъ, ей дала тонкое бѣлье постирать, а она на плоту валькомъ его вздумала бить и все изорвала. Ее учить надо. Она только къ осени сдѣлается хорошей-то прислугой. Такъ, вотъ, пять рублей и рубль ей на горячее отдѣльно, чтобъ ужъ я никакихъ кофеевъ и чаевъ не знала.

– Зачѣмъ баловать, отрицательно покачалъ головой мужикъ. – Мнѣ ее на кирпичный заводъ въ обрѣзку послать, такъ она бѣдно-бѣдно у меня десять-то рублей въ мѣсяцъ выработаетъ, да праздники при мнѣ… А вѣдь дѣвка при домѣ всегда нужна.

– Да вѣдь на заводѣ-то десять рублей она выработаетъ, такъ должна на своихъ харчахъ быть, а тутъ кушанье наше.

– Не обидимъ харчами. У насъ дома свои харчи есть. Тоже и печь каждый день топимъ, тоже и варево стряпаемъ, а гдѣ четверо ѣдятъ, тамъ и пятый сытъ. Развѣ что вотъ хлѣбъ, такъ за хлѣбъ-то она и праздникъ при насъ матери въ подмогу.

– Ну, такъ вотъ получи расчетъ за пять дней и бери свою дочь.

– Возьмемъ, возьмемъ. Помилуйте, что же это такое шесть рублей! Ужъ хоть бы двѣнадцать положили.

– Да ты никакъ съ ума сошелъ! За двѣнадцать рублей въ мѣсяцъ у меня бонна при дѣтяхъ будетъ жить, такъ та настоящая прислуга.

– Настоящая прислуга дѣло другое, настоящая прислуга ужъ на то пошла, чтобъ по мѣстамъ жить. Ей безъ мѣста куда дѣться? А у Варвары нашей всетаки отчій домъ есть. За шесть рублей, какъ возможно!

– Такъ вотъ получай расчетъ.

– Дайте хоть десять. Шесть гривенъ въ день дѣвка получала, и вдругъ… Да что въ ней за провинность такая стряслась?

– Не строй дурака-то, не строй. Бери расчетъ, бери дочь и уходи.

Мужикъ взялъ деньги и въ раздумьи сказалъ:

– Возьмите раковъ-то хоть за тридцать копѣекъ. Дайте хоть разъ съ васъ нажить!

– Пошелъ вонъ! крикнулъ на него Клянчинъ. – Даромъ будешь отдавать, и то теперь не возьму.

Попытка имѣть прислугу изъ мѣстныхъ крестьянъ кончилась.

1893