Текст книги "Счастье привалило"

Автор книги: Николай Лейкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

VIII

За два дня до свадьбы генералъ вызвалъ Куцына для свиданія запиской.

Онъ прислалъ ему записку съ курьеромъ по мѣсту служенія и въ ней было слѣдующее:

«А. В. Перебоевъ, свидѣтельствуя свое почтеніе Василію Ермолаевичу Куцыну, проситъ его прибыть сегодня, въ пятницу, въ девять часовъ вечера къ А. В. Лукашиной для переговоровъ по неотложному дѣлу».

«Безпокоится»… – подумалъ Куцынъ, расписываясь въ пріемѣ записки отъ курьера въ разсыльной книгѣ, и сказалъ курьеру:

– Если его превосходительство спроситъ, то доложите имъ, что въ назначенный часъ прибуду.

Вечеромъ ровно въ девять часовъ Куцынъ былъ у Агнички.

Генералъ встрѣтилъ его въ прихожей. Онъ былъ возбужденъ и закричалъ:

– Что-же это значитъ, что ты совсѣмъ не являешься къ невѣстѣ! Только по вызову. Четыре дня уже не былъ. Словно будто не ты женишься.

– Я не зналъ, ваше превосходительство, что это нужно, – почтительно отвѣчалъ Куцынъ.

– Да какъ-же не знать-то! Вѣдь все-таки ты участвуешь въ бракосочетаніи… какъ главное лицо. Съ тобой надо и объ томъ переговорить, и объ этомъ. Сообщить и то, и это, а ты скрываешься.

– Виноватъ, ваше превосходительство… – извинялся Куцынъ, снимая съ себя шинель и бережно вѣшая ее при помощи горничной на вѣшалку.

– То-то виноватъ! Шинель взяли, гардеробъ взяли, деньги получили и глазъ не кажете, словно и не ваше дѣло, – проговорила Агничка.

Генералъ все-таки подалъ Куцыну два пальца и, когда Куцынъ вошелъ въ гостиную, строго сказалъ ему:

– Я тебя вызывалъ для объясненій.

– Съ удовольствіемъ, ваше превосходительство. А что такое случилось? – заговорилъ Куцынъ.

Въ дверяхъ изъ другой комнаты появилась Агничка и, перебивъ генерала, спросила Куцына:

– А зачѣмъ вы третьяго дня взяли изъ церкви у дьячка свой паспортъ?

– Да… То-есть разрѣщеніе начальства о вступленіи въ бракъ? – поддакнулъ генералъ и нетерпѣливо заморгалъ глазами.

Куцынъ нѣсколько смутился и покраснѣлъ.

– Да зачѣмъ-же ему быть-то теперь тамъ, ваше превосходительство, – отвѣчалъ онъ. – Вѣдь ужъ надобность въ немъ миновала.

– Какъ миновала! Врешь ты! – закричалъ генералъ.

– Зачѣмъ-же мнѣ врать! Окличка въ церкви ужъ сдѣлана.

– Мало-ли что сдѣлана. Свидѣтельство и видъ должны оставаться въ церкви до вѣнчанія. Въ день свадьбы съ него будутъ записывать въ книгу.

– Ахъ, такъ въ день свадьбы-то я его привезу въ церковь, ваше превосходительство. Будьте спокойны.

– Но зачѣмъ ты взялъ его, я не могу понять! – горячился генералъ. – Каверзы какія-нибудь задумалъ, что-ли?

– Какія-же могутъ быть каверзы, ваше превосходительство!

– Такъ зачѣмъ-же? Зачѣмъ? Или за тѣмъ, что я былъ благороденъ и заранѣе выдалъ тебѣ на руки то, что ты требовалъ? Скверно, братъ, нехорошо. Съ порядочными людьми такъ не поступаютъ, – сказалъ генералъ, нервно дергая себя за бакенбарды.

– Не извольте безпокоиться, Апемподистъ Валерьянычъ, – успокаивалъ его Куцынъ. – Я взялъ разрѣшеніе, чтобы заранѣе заготовить отдѣльный видъ на жительство для Агніи Васильевны.

– Заранѣе! Кто-же тебѣ заранѣе будетъ заготовлять такой видъ, если ты еще не женатъ!

– Обѣщали, ваше превосходительство. Чиновники мнѣ обѣщали.

– Не заговаривай мнѣ зубы, пожалуйста, не заговаривай, Вѣдь я тоже чиновникъ и у меня такихъ какъ ты десятки подъ начальствомъ. Да…

– Вамъ угодить хотѣлъ, хотѣлъ, чтобы Агнія Васильевна поскорѣе имѣла въ рукахъ. А свидѣтельство я возвращу, ваше превосходительство.

– Чтобы завтра-же оно было возвращено! И возвращено мнѣ. Завтра вечеромъ въ девять часовъ мнѣ, вотъ здѣсь у Агніи Васильевны! – строго отдалъ приказъ генералъ.

– Слушаю-съ, ваше превосходительство. Будетъ исполнено, – поклонился Куцынъ.

Произошла пауза. Куцынъ робко переминался съ ноги на ногу. Генералъ успокоился и, значительно понизивъ тонъ, сказалъ:

– А теперь садись. Мнѣ, кромѣ того, тебѣ кое-что сказать надо.

Куцынъ взглянулъ на Агничку.

– Позвольте прежде у Агніи Васильевны ручку поцѣловать, – обратился онъ къ генералу. – Вы такъ приняли меня строго, что я не успѣлъ еще и поздороваться съ ними.

– Цѣлуй.

Агничка поднесла къ наклонившемуся Куцыну свою руку и тотъ, чмокнувъ ее, сѣлъ. Сѣлъ и генералъ.

– Ты долженъ, братецъ ты мой, все-таки ходить къ невѣстѣ, все-таки показываться ей, – заговорилъ онъ. – Вотъ завтра придешь. И послѣзавтра послѣ вѣнца я не хочу лишать тебя удовольствія участвовать въ семейномъ торжествѣ. Завтра у насъ здѣсь будетъ маленькій пиръ послѣ вѣнца. Буду я и будутъ свидѣтели. Будетъ вдова сестра Агніи Васильевны. Будетъ ея двоюродный братъ. Я хочу все это честь честью. Агнія Васильевна писала своему отцу, что она выходитъ за тебя замужъ. Мы пошлемъ ему поздравительную телеграмму. Выпьемъ за его здоровье шампанскаго и пошлемъ. Понялъ?

– Понялъ, ваше превосходительство, – поклонился Куцынъ.

– Ну, такъ вотъ и пріѣзжай. Тетку твою Агнія Васильевна тоже пригласила. Ты даже можешь пріѣхать изъ церкви въ каретѣ съ Агніей Васильевной. Такъ приличнѣе будетъ. Все-таки, знаешь, для глазъ приличнѣе: женихъ и невѣста вмѣстѣ. Я не люблю рѣзкостей. Это не въ моемъ характерѣ. Ну, пожалуй, и я сяду съ вами въ карету, какъ посаженый отецъ. Повторяю, я не люблю никакихъ выходокъ, которыя бросаются въ глаза. Ты все-таки женихъ и въ день свадьбы долженъ занимать подобающее тебѣ мѣсто. Мы даже будемъ пить за твое здоровье, – добавилъ генералъ, улыбнувшись.

– Благодарю васъ, ваше превосходительство, – еще разъ поклонился Куцынъ.

– Ну, а свидѣтельство-то все-таки завтра принеси, успокой меня.

– Принесу непремѣнно-съ.

– То-то, принеси. Мы тебя балуемъ, исполняемъ твои прихоти, долженъ и ты быть съ нами деликатенъ. Долженъ все это чувствовать.

– Я и чувствую, ваше превосходительство.

– И на дѣлѣ это доказать. Агнія къ тебѣ расположена, очень расположена. Доказательствомъ могутъ служить тѣ шесть сорочекъ и по полдюжинѣ другого бѣлья, которое она тебѣ купила и сейчасъ передастъ. Агнія Васильевна, передай ему… – обратился генералъ къ Агничкѣ.

Та сходила въ сосѣднюю комнату, вынесла оттуда два увѣсистые пакета съ бѣльемъ и передала ихъ Куцыну.

– Видишь, какъ мы тебя балуемъ! – похвастался генералъ. – Стало быть будь и ты деликатенъ и предупредителенъ. Ахъ, да… насчетъ мѣста тебѣ начальника почтоваго отдѣленія въ провинціи я ужъ просилъ кого нужно и мнѣ обѣщано, – прибавилъ онъ. – Ты займешь первую открывшуюся вакансію.

Куцынъ поклонился.

– Вамъ все сдѣлано. Не должны быть и вы подлы противъ насъ, – добавила Агничка.

«Боятся, опасаются, что надую ихъ», – подумалъ Куцынъ. – «Заискиваютъ. Ну, да теперь успокоились».

Произошла пауза. Говорить было больше не о чемъ, и генералъ сказалъ:

– Не смѣю больше задерживать. Можетъ быть тебѣ по дѣламъ своимъ надо, такъ можешь уходить.

Куцынъ поднялся.

– Если позволите, то мнѣ дѣйствительно надо, ваше превосходительство, – проговорилъ онъ.

– Уходи, уходи. Я не задерживаю. А завтра ждемъ тебя, ждемъ съ свидѣтельствомъ.

– Слушаю-съ, ваше превосходительство. Явлюсь.

Куцынъ взялъ два пакета съ бѣльемъ и направился въ прихожую. Когда онъ надѣвалъ на себя шинель, къ нему въ прихожую выскочила Агничка и, подавая ему что-то завернутое въ бумагу, произнесла:

– Вотъ вамъ банку клубничнаго варенья. Берите. Дома напьетесь чаю съ вареньемъ за мое здоровье. Вотъ я какая! Видите, какъ объ васъ забочусь! – прибавила она.

Куцымъ поблагодарилъ, сунулъ банку въ карманъ и опять подумалъ:

«Заискиваютъ… Что-то чуютъ»… Онъ сходилъ съ лѣстницы съ пакетами и разсуждалъ:

«А вѣдь наказать ихъ можно. Что съ меня взять? Да и нельзя. Ничего не возьмутъ».

IX

Генералъ былъ у Агнички въ субботу вечеромъ, наканунѣ назначеннаго ея вѣнчанія, и ждалъ Куцына, но Куцынъ не явился. Ни своего вида на жительство, ни разрѣшенія начальства о вступленіи въ бракъ Куцывъ не прислалъ. Генерала это очень безпокоило. Онъ бѣгалъ по комнатамъ, нервно дергалъ себя за сѣдые бакенбарды и бормоталъ:

– Не явился самъ и не прислалъ… Вотъ подлецъ-то! Не сбирается-ли онъ насъ надуть завтра?

– Какъ надуть? – добродушно спрашивала Агничка.

– Не пріѣдетъ въ церковь, не пріѣдетъ вѣнчаться – вотъ и все.

– Такъ вѣдь тогда и двухъ слишкомъ тысячъ не получитъ.

– Что ему двѣ тысячи, если онъ теперь ужъ обмундированъ, при шубѣ и триста рублей получилъ! – продолжалъ говорить генералъ. – Вѣдь все это ни за что получилъ, такъ – здорово живешь. А двѣ-то тысячи предстоитъ ему теперь получить за женитьбу.

– Не откажется онъ отъ двухъ тысячъ. Не такой онъ человѣкъ.

– Я, будучи на его мѣстѣ, отказался-бы. Вѣдь женитьба ему петля. Навсегда связанъ по рукамъ и по ногамъ и долженъ признавать чужихъ дѣтей за своихъ. Вѣдь онъ-же не дуракъ, не безъ глазъ, видитъ, что ты ужъ ждешь.

– Ну, вотъ… Я все время передъ нимъ была въ капотахъ.

– Фу, ты пропасть! Ну, не замѣтилъ онъ этого теперь, такъ долженъ ожидать этого въ будущемъ. Вѣдь понимаетъ-же онъ, для чего мы его женимъ, для чего онъ тебѣ, сокровище эдакое, понадобилось.

Генералъ такъ безпокоился, что поминутно пилъ воду. Онъ хотѣлъ посылать за Куцынымъ, хотѣлъ самъ ѣхать къ нему, но Агничка продолжала твердить:

– Не откажется онъ отъ двухъ тысячъ. Вѣдь двѣ тысячи для него капиталъ. Перестаньте безпокоиться и выбросьте это изъ головы.

– Однако, можно послать къ нему твою горничную, – настаивалъ генералъ.

– Бросьте… У нея языкъ съ дыркой… Мало-ли что она наскажетъ ему о насъ, – отвѣчала Агничка.

– Ну, тогда я самъ съѣзжу. Долженъ-же я себя успокоить. А успокоюсь я, когда буду имѣть документы его въ карманѣ.

Генералъ даже схватился за свою шапку, но Агничка вырвала ее у него изъ рукъ и сказала:

– Сядьте… Скушайте вотъ апельсинъ и это успокоитъ вашу горячку. Просто онъ сегодня напился пьянъ съ радости или печали, я ужъ не знаю, и загулялъ.

Уходя отъ Агнички, генералъ разсуждалъ:

– Впрочемъ, вѣдь и документы не спасутъ, если онъ это задумалъ. Пусть у меня и паспортъ его будетъ въ карманѣ, и дозволеніе начальства о вступленіи въ бракъ, но если онъ завтра не захочетъ вѣнчаться – ничего съ нимъ не подѣлаешь. Нѣтъ, не слѣдовало ему давать задатковъ!

– Повѣнчается… – стояла насвоемъ Агничка. – Судите сами; двѣ тысячи слишкомъ и ваша протекція.

– Ахъ, милочка! Молодежь такъ не разсуждаетъ. Они о будущемъ не думаютъ и довольствуются настоящимъ. Обутъ, одѣтъ, сытъ, кое-что есть въ карманѣ – онъ и доволенъ. А одѣтъ онъ съ иголочки, – закончилъ генералъ, поцѣловалъ Агничку и ушелъ.

Ночью генералъ спалъ плохо, но когда онъ засыпалъ, ему грезился Куцынъ. Куцынъ бѣжалъ будто-бы отъ него, а генералъ догонялъ его, запыхавшись, падалъ и сейчасъ-же просыпался.

Проснулся генералъ раньше обыкновеннаго и первая его мысль была о Куцынѣ.

«Непремѣнно надо будетъ съѣздить къ нему и развѣдать, почему онъ и самъ не явился и докменты не прислалъ», – рѣшилъ генералъ, но за утреннимъ чаемъ вмѣстѣ съ газетами получилъ письмо отъ Куцына и тотчасъ-же весь вспыхнулъ отъ удовольствія.

Куцынъ писалъ ему:

Ваше превосходительство

Многоуважаемый

Анемподистъ Валеріановичъ.

Простите великодушно, что въ субботу вечеромъ я не могъ явиться, согласно данному обѣщанію, къ досточтимой Агніи Васильевнѣ для свиданія съ Вами. По волѣ неумолимаго начальства моего я былъ дежурнымъ по мѣсту служенія. Письмо это пишу, чтобы успокоитъ ваше превосходительство. Въ воскресенье, въ 3 1/2 часа дня, я буду въ назначенной Вами для вѣнчанія церкви и привезу всѣ нужные для бракосочетанія документы. Душевно преданный вашему превосходительству

В. Куцынъ.

Завтракалъ генералъ уже совсѣмъ спокойный, съѣлъ яичницу, выпилъ бѣлаго вина, и сейчасъ-же послѣ завтрака надѣлъ фракъ, ленту черезъ плечо и отправился къ Агничкѣ.

Агничка еще не одѣвалась къ вѣнцу, а сидѣла у себя въ спальнѣ и любовалась на бѣлое подвѣнечное платье, висѣвшее у нея въ спальнѣ, пришпиленное къ матеріи алькова. Около нея сидѣла тетка Куцына Дарья Максимовна и ныла, выпрашивая у нея денегъ за сватовство, но Агяичка отказывала ей, говоря:

– За обѣдомъ послѣ вѣнчанія все получите полностью; а теперь извините меня. Генералъ ужъ и такъ вчера вечеромъ очень сердился, что мы Василія Ермолаича рано наградили. Онъ обѣщался генералу документы какіе-то прислать и не прислалъ.

– Ну, дай ты мнѣ, милушка, хоть половину-то теперь. Слезно тебя прошу.

– Да что вы пристали, какъ съ ножомъ къ горлу! – крикнула на нее Агничка. – Вамъ сказано, что послѣ вѣнчанья – ну, и получите за обѣдомъ.

Генералъ вошелъ сіяющій, веселый и сказалъ Агничкѣ, бросившейся къ нему здороваться:

– Все въ порядкѣ. Куцынъ прислалъ извинительное письмо. Онъ былъ дежурный по службѣ. Документы привезетъ въ церковь къ четыремъ часамъ.

– Вѣдь говорила я вамъ… А вы горячку пороли… – упрекнула Агничка генерала.

Тетка Куцына опять пристала къ ней насчетъ денегъ.

– Ну, вотъ видишь-же, душечка, не по своей винѣ Васютка къ вамъ не пріѣхалъ вчера, такъ отчего-же ты сомнѣваешься и не хочешь мнѣ дать сейчасъ хоть сколько-нибудь денегъ?

– Ахъ, Боже мой! Да что надъ вами каплетъ, что-ли, смола горячая каплетъ, что вы ко мнѣ, какъ съ ножомъ къ горлу, пристали! Какое недовѣріе! – воскликнула Агничка. – Что мы мошенники, что-ли! Вамъ сказано, что за обѣдомъ получите – ну, и получите. Вѣдь платокъ въ задатокъ уже получили. Ну, а теперь помогите мнѣ одѣваться. Вѣдь ужъ пора одѣваться къ вѣнцу.

Она позвонила горничную. Генералъ, полюбовавшись на свою красную ленту въ большое тріомо, вышелъ изъ спальни.

Горничная и Дарья Максимовна– начали помогать Агничкѣ одѣваться.

Въ гостиной генералъ легкимъ баскомъ съ хрипотой распѣвалъ: «Положилъ ёси на главахъ ихъ вѣнцы»…

X

Церковь, въ которую пріѣхала вѣнчаться Агничка, была очень нарядная, новенькая, съ иголочки, но маленькая, съ низкимъ потолкомъ, безъ купола и помѣщалась въ третьемъ этажѣ казеннаго дома.

Когда карета подъѣхала къ подъѣзду, дверцы кареты выскочилъ отворять ливрейный швейцаръ-старикъ съ необычайно длинными усами и бакенбардами. Изъ кареты вышли Агничка въ ротондѣ, крытой темно-малиновымъ бархатомъ, ея сестра вдова въ очень потертомъ пальто съ кошачьимъ воротникомъ, тетка Дарья Максимова и мальчикъ-образникъ съ образомъ, сынъ швейцара. Вслѣдъ за ними подъѣхалъ въ саняхъ на своей лошади и генералъ.

Въ вестибюлѣ швейцаръ снялъ со всѣхъ верхнее платье, и всѣ направились наверхъ въ церковь.

– Женихъ уже въ церкви? – спросилъ генералъ швейцара.

– Никакъ нѣтъ-съ, ваше превосходительство.

Генерала точно что кольнуло и даже какъ-то подернуло. Онъ взглянулъ на часы. Было безъ пяти минутъ четыре.

– Странно. А обѣщался въ три съ половиною быть на мѣстѣ. Какая неаккуратность! – пробормоталъ онъ. – Дарья Максимовна! Племянника-то вашего нѣтъ еще! – крикнулъ онъ теткѣ Куцына.

– Да не можетъ быть. Что-же это онъ?.. – сказала тетка, остановившись на лѣстницѣ, и покачала головой.

– Да вообще задралъ носъ и сталъ какъ-то фыркать и умничать съ тѣхъ поръ, какъ шинель и обмундировку получилъ. Не слѣдовало давать до поры до времени – вотъ что!

На верхней площадкѣ генерала встрѣтилъ его личный секретарь и управляющій домомъ Мечтаевъ – худой, маленькій и вообще тщедушный и болѣзненный, хотя не старый еще человѣкъ во фракѣ и съ Станиславомъ въ петлицѣ.

– Жениха-то еще нѣтъ, – сказалъ ему генералъ.

– Нѣтъ, ваше превосходительство. А между тѣмъ, нужны его бумаги, чтобъ внести въ книги, – отвѣчалъ Мечтаевъ.

– Кокоринъ нашъ здѣсь?

Старшій дворникъ? Здѣсь-съ. Я вызвалъ его въ свидѣтели. Но вообще мы ничего не можемъ подѣлать, пока жениха нѣтъ. Сначала въ книгѣ росписываются женихъ и невѣста, а ужъ потомъ и свидѣтели ручаются по жениху и невѣстѣ.

– Знаю я, знаю. Ужасная неаккуратность.

Генералъ поправилъ на себѣ ленту, тронулъ за крестъ, выставлявшійся ниже жилета сбоку, и весь сморщился.

Всѣ вошли въ церковь. У свѣчной выручки, около книги для записи вступающихъ въ бракъ, стоялъ молодой дьячекъ въ стихарѣ. Онъ разговаривалъ со старшимъ дворникомъ генерала Кокоринымъ – откормленнымъ, бородатымъ мужчиной въ черномъ пиджакѣ и высокихъ франтовскихъ сапогахъ, Голова его была жирно смазана помадой. Оба поклонились генералу и дьячекъ сказалъ:

– Изволили вы, ваше превосходительство, просить насъ быть поаккуратнѣе и начать вѣнчаніе ровно въ четыре часа. Теперь четыре, а жениха нѣтъ.

– Знаю, знаю я! – раздраженно отвѣчалъ генералъ. – Что-жъ вы подѣлаете съ нынѣшней молодежью! Они либеральничаютъ и не хотятъ признавать никакого подчиненія. Надо подождать его минутъ пять, десять. Онъ долженъ сейчасъ явиться.

– Вѣдь вотъ и концерта не могли пѣвчіе пропѣть невѣстѣ при входѣ, – продолжалъ дьячекъ. – По правиламъ первый концертъ пѣвчіе поютъ жениху. Женихъ всегда раньше въ церковь является.

– Бросьте. Пріѣдетъ.

Генералъ переминался.

– А до пріѣзда жениха не нельзя-ли вмѣстѣ концертъ пропѣть? – спросилъ онъ.

– На это закона нѣтъ. Но не порядокъ.

Генералъ подошелъ къ маленькому хору пѣвчихъ въ кафтанахъ и проговорилъ:

– Женихъ замѣшкался. Пойте сначала концертъ невѣстѣ.

Пѣвчіе запѣли и кончили.

Генералъ взглянулъ на часы. Было ужъ четверть пятаго.

«Что-же этотъ мерзавецъ-то? Ужъ не вздумалъ-ли насъ надуть»? – мелькнуло у него въ головѣ.

Его манила къ себѣ Агничка, стоявшая вмѣстѣ съ съ Дарьей Максимовной и своей сестрой. Она ужъ чуть не плакала

– Что съ нами Куцынъ-то дѣлаетъ! Какова дрянь! – сказала она.

– А вотъ я заставлю его походить за деньгами годъ субботъ, такъ онъ и будетъ знать, – отвѣчалъ генералъ, то блѣднѣя, то краснѣя.

– Нѣтъ, ужъ вы это оставьте пожалуйста, – остановила его Агничка. – А то выйдетъ скандалъ. Онъ, пожалуй, убѣжитъ изъ церкви и вѣнчаться не будетъ.

– Вѣнчаться не будетъ! Убѣжитъ! Нужно сначала, чтобъ онъ пріѣхалъ.

– А неужели вы думаете, что онъ не пріѣдетъ? Вотъ срамъ-то будетъ!

По щекамъ Агнички полились двѣ крупныя слезинки, и она заморгала глазами. Генералъ стоялъ и бормоталъ:

– А все задатки… Не дай мы ему задатковъ – не задиралъ-бы онъ такъ носъ, не дерзничалъ-бы такъ. Вѣдь это дерзость! Непочтительность. Неуваженіе къ старшимъ! Вольнодумство! И эту непочтительность онъ прямо противъ меня направилъ. Я въ десять разъ старше его чиномъ.

Генералъ горячился. Часы надъ свѣчной выручкой показывали сорокъ минутъ пятаго.

– Нельзя-ли послать за нимъ? – предлагала Агничка.

– Послать… Кого послать?.. Некого послать. Да и могутъ разъѣхаться. Надо послать свидѣтелей-поручителей, а они нужны, чтобы расписываться. Безъ этого вѣнчать не будутъ.

– Да вотъ хоть Дарья Максимовна съѣздитъ.

Взоръ генерала упалъ на тетку Куцына, которая стояла ни жива, ни мертва и молчала.

– А Дарью Максимовну мы теперь можемъ только поблагодарить, что она намъ такую дрянь сосватала, – сказалъ онъ. – Ну-съ, – отнесся къ ней генералъ. – Что вы намъ теперь скажете о гнусномъ поведеніи вашего племянника? Гдѣ онъ теперь? Что онъ надъ нами куражится?

– Ахъ, ваше превосходительство! Онъ и на меня-то за послѣднее время сталъ плевать, какъ на послѣднюю животную, – слезливо отвѣчала тетка Куцына. – Приходила я къ нему поздравить его съ обновками, просила его, чтобъ онъ на радостяхъ меня ублажилъ хоть какимъ-нибудь подарочкомъ хорошенькимъ. и что-жъ онъ, безчувственный? Только три серебряныхъ рублишка на кофей отвалилъ.

– Это, сударыня, къ дѣлу не относится.

Генералъ обернулся къ Дарьѣ Максимовнѣ спиной.

– Если вы хотите, ваше превосходительство, то я съѣзжу къ нему, – предложила она.

– Да-съ… придется съѣздить, если онъ черезъ пять минутъ не явится. Кто его знаетъ! Вѣдь могли и убить его, изувѣчить… Наконецъ, скоропостижная смерть. Все можетъ случиться.

Всѣ были какъ на иголкахъ. За свѣчной выручкой шептались управляющій и дьячекъ.

Прошло, наконецъ, не пять минутъ, а четверть часа, а Куцынъ все еще не пріѣзжалъ. Пробило пять.

Генералъ былъ взбѣшенъ. Къ нему подошла Дарья Максимовна.

– Я поѣду за нимъ, ваше превосходительство, – сказала она.

– Самъ я поѣду! – отвѣчалъ генералъ и поспѣшно сталъ выходить изъ церкви,

XI

Минуты черезъ три генералъ летѣлъ на своихъ санкахъ къ Куцыну.

– Пошелъ скорѣй! – кричалъ онъ кучеру.

И крупный сѣрый рысакъ, мѣрно выбивая ногами, мчался, обдавая генерала снѣжною пылью.

Отъ церкви до Куцына было довольно далеко. Куцынъ жилъ на Петербургской сторонѣ. Генералъ никогда не бывалъ у него, а только писалъ ему письма. Пришлось отыскивать улицу и домъ.

Но вотъ и улица и домъ найдены. Генералъ выходитъ изъ саней, звонитъ въ колокольчикъ у дверей и, вызвавъ дворника, спрашиваетъ его, гдѣ такой-то нумеръ квартиры. Дворникъ, увидавъ у воротъ рысака, запряженнаго въ сани подъ медвѣжьей полостью, и замѣтивъ красную ленту въ распахнутыя полы генеральской шинели, приходитъ въ трепетъ и безъ шапки ведетъ генерала въ спрашиваемую квартиру.

– Тутъ скользко, ваше сіятельство, не поскользнитесь… Здѣсь ступенька, не извольте споткнуться, ваше превосходительство, – предупреждаетъ онъ генерала на каждомъ шагу, поддерживаетъ его подъ локоть на лѣстницѣ и, наконецъ, подведя къ двери, обитой драной клеенкой, звонится въ колокольчикъ.

– Кто тамъ? – слышится женскій голосъ за дверью.

Генералъ вспылилъ.

– Да отворяйте-же, чортъ васъ побери! – крикнулъ онъ. – Чего вы боитесь? Вѣдь не можетъ-же быть, чтобъ къ вамъ звонились воры и разбойники.

– Отворяй, Степанида! – кричитъ въ свою очередь дворникъ и ударяетъ въ дверь кулакомъ.

Дверь отворена. Передъ генераломъ молодая заспанная баба въ розовомъ ситцевомъ платьѣ и съ маленькой жестяной лампочкой въ рукѣ.

– Здѣсь чиновникъ Куцынъ живетъ? – говоритъ генералъ.

– Куцынъ? – переспрашиваетъ баба.

– Да, Куцынъ Василій Ермолаевъ.

– Ахъ, Василій Ермолаичъ? Они уѣхавши.

– Куда уѣхавши? Въ церковь?

– Нѣтъ, въ Костромскую губернію.

– Какъ въ Костромскую губернію? – восклицаетъ генералъ, и къ лицу его мгновенно приливаетъ кровь, такъ что оно дѣлается красное. – Да вѣдь онъ долженъ сегодня вѣнчаться.

– Ничего намъ этого, господинъ милый, неизвѣстно. Мы прислуги.

– Да ты врешь! Шутишь, дура-баба! Такъ со мной шутить нельзя!

Генералъ умышленно распахиваетъ полы шинели и показываетъ красную ленту. Кухарка пятится.

– Какія-же шутки, баринъ. Что вы, помилуйте… Они сегодня утречкомъ уѣхали.

На губахъ генерала выступила пѣна.

– Ты скрываешь его, глупая баба! Такъ смотри, за это отвѣтить можешь. Куцынъ сегодня въ четыре часа долженъ вѣнчаться и его ждетъ уже невѣста въ церкви.

– Зачѣмъ намъ скрывать, баринъ. Про вѣнчанье тоже намъ ничего неизвѣстно. А уложились они вчерась, всю свою новую одежу уложили въ чемоданъ и уѣхали сегодня утречкомъ.

– Вотъ такъ мерзость! Вотъ такъ подлость! Да это предательство какое-то… Это гнусность… – бормоталъ генералъ и не зналъ, ему дѣлать.

Онъ переминался съ ноги на ногу передъ дверью.

– Это точно, ваше превосходительство, что они уѣхали… Куцынъ-съ этотъ самый… – поддакнулъ дворникъ. – Я и по паспортной книгѣ нонче отмѣчалъ ихъ… то-есть по домовой-съ.

– Но вѣдь это-же невозможное безобразіе!.. Это… это… это насмѣшка… Хуже насмѣшки…

Генералъ не зналъ, что говорилъ.

– Уѣхали-съ… Сначала привели извозчика рано утромъ, а потомъ уложили мѣшки и уѣхали… – продолжалъ дворникъ.

– Фу-у-у! – произнесъ генералъ, снялъ съ головы мѣховую шапку и тронулъ себя за влажный лобъ и темя. – Дай мнѣ воды… Мнѣ что-то нехорошо. Мнѣ въ голову ударило… – обратился онъ къ бабѣ. – Такая неожиданность… такая мерзость.

– Пожалуйте въ кухоньку, ваше превосходительство. Тутъ присѣсть можно… – предложилъ ему дворникъ и ввелъ его въ кухню.

Генералъ вошелъ, сбросилъ съ себя шинель и шапку на бѣлый некрашенный столъ и сѣлъ на табуретку, отирая потъ платкомъ со лба и лысины. Руки и ноги его дрожали. Баба подала ему воды въ жестяномъ ковшѣ и онъ съ жадностью выпилъ нѣсколько глотковъ.

Баба косилась на красную ленту генерала и спрашивала:

– Внучка ваша за него замужъ-то должна выйти, что-ли?

Генералъ промолчалъ. Дворникъ махнулъ бабѣ шапкой – «дескать, молчи», и тутъ-же прибавилъ:

– Можетъ-ли ихъ генеральская внучка выдти замужъ за такого стрекулиста!.. И ты тоже…

Въ кухню вошла грузная женщина съ необычайно широкимъ лицомъ и крупными полушаріями на груди и протянула нараспѣвъ:

– Что здѣсь за шумъ? Покоя не даютъ. Чего тутъ?..

Но, увидѣвъ красную ленту, она не договорила и тоже попятилась.

– Господина Куцына вотъ розыскиваютъ… – сказалъ ей дворникъ. – Они должны сегодня вѣнчаться, а вотъ оказались сбѣжавши.

– Василій Ермолаичъ? Я евонная квартирная хозяйка. Онъ не сбѣжавши, а уѣхалъ на новое мѣсто въ Костромскую губернію, почтмейстеромъ поѣхалъ. Честь-честью разсчитался и уѣхалъ. Былъ долженъ мнѣ и все до копѣйки уплатилъ.

Генералъ поднялся съ табуретки и заговорилъ уже спокойнѣе:

– Ну, хорошо-съ… Больше ничего… Я долженъ ѣхать обратно…

Дворникъ сталъ подавать ему шинель. Генералъ надѣлъ.

– Уѣхалъ, – повторила хозяйка. – На мѣсто уѣхалъ. Генералъ ему какой-то схлопоталъ мѣсто. Хорошее мѣсто. Онъ и деньги на проѣздъ получилъ.

«Это я, дуракъ… Я, я… я просилъ за него… Просилъ и мнѣ обѣщали, что первая вакансія будетъ его»… – пронеслось въ головѣ генерала и ему снова ударило въ голову.

Онъ сѣлъ опять и тяжело дышалъ. Черезъ минуту онъ сказалъ съ пафосомъ:

– А вы знаете, что этотъ человѣкъ надулъ честную дѣвушку, обольстилъ ее, обѣщалъ на ней жениться и уѣхалъ, оставивъ ожидать ребенка? Да-съ… Сегодня онъ долженъ былъ вѣнчаться съ ней и уѣхалъ. Я отецъ посаженый. Изъ жалости согласился благословлять… Да-съ… И теперь эта несчастная дѣвица въ церкви и ждетъ своего жениха. А онъ уѣхалъ. Ну, не подлецъ-ли онъ? Не мерзавецъ-ли? Честно это? Благородно? Вотъ она нынѣшняя молодежь! – закончилъ генералъ.

– Ну, на это-то его, пожалуй, взять, – проговорила хозяйка. – А за квартиру онъ честно разсчитался и за харчи разсчитался.

– И мнѣ полтину далъ, – добавила баба-кухарка.

Генералъ надѣлъ шапку и уходилъ изъ кухни.

– Посвѣти его превосходительству! – крикнулъ бабѣ дворникъ.

Баба вынесла на лѣстницу лампу.

Квартирная хозяйка стояла въ открытыхъ дверяхъ и спрашивала генерала:

– А можетъ быть вы ему и мѣсто-то спроворили?

Генералъ не отвѣчалъ.