Текст книги "Счастье привалило"

Автор книги: Николай Лейкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

IV

– Вы что-же собственно будете? – обратился Анемподистъ Валерьяновичъ къ Куцыну послѣ нѣкоторой паузы. – Вы канцелярскій служитель или чиновникъ?

– Чиновникъ, ваше превосходительство, – почтительно отвѣчалъ Куцынъ и даже привсталъ со стула. – Недавно выдержалъ экзаменъ на первый чинъ.

– Такъ… – пробормоталъ Анемподистъ Валерьяновичъ и, вынувъ изъ кармана сигару, слегка облизалъ ее.

Куцынъ схватилъ со стола коробку со спичками, чиркнулъ объ нее спичкой и тотчасъ-же подоспѣлъ къ нему съ огнемъ. Генералъ закурилъ сигару и кивнулъ Куцыну въ знакъ благодарности.

– Такъ… – повторилъ онъ и опять спросилъ: – По почтовому вѣдомству служите?

– По почтовому, ваше превосходительство, но очень у насъ скудно содержаніе.

– Такъ… А у кого-же оно не скудно? Вездѣ скудно, вездѣ…

– А работой завалены. Теперича сортировка… Да она у насъ! съ восьми часовъ утра до семи вечера.

– Ну, молодежь-то должна трудиться. Богъ труды любитъ. А въ праздности развратъ, растленіе нравовъ. Праздность – мать пороковъ, – наставительно произнесъ генералъ и опять спросилъ Куцына:– Сколько-же вы жалованья получаете?

– Какое наше жалованье, ваше превосходительство!

Куцынъ махнулъ рукой.

– Однако? Однако? Я долженъ знать… – стоялъ на своемъ генералъ.

– Тридцать рублей-съ… Еле на квартиру и столъ хватаетъ. А я люблю быть чисто одѣвшись. Чтобы и галстучекъ, и манишечка, и все, что слѣдуетъ. А на какія средства, помилуйте! Живу на окраинѣ… Шагаешь, шагаешь на службу-то и со службы. Сколько сапоговъ истреплешь! А на конку не хватаетъ. Трудно, очень трудно, ваше превосходительство. Вотъ оттого-то и иду на такое дѣло.

– На какое дѣло? – улыбнулся генералъ.

– Да вѣдь вы знаете, ваше превосходительство, зачѣмъ я пришелъ, – отвѣчалъ Куцынъ.

– Ахъ, да… Но долженъ вамъ сказать, молодой человѣкъ, что теперь, когда я васъ увидалъ, я вижу, что вы не вполнѣ пригодны на такое дѣло.

– Отчего-же, ваше превосходительство?

– Молоды.

– За то удалъ, ваше превосходительство. Охъ какой онъ удалой! – вставила свое слово тетка.

– Вотъ этого-то я и боюсь. Это-то и неудобно, – отвѣчалъ генералъ.

– Но нравъ у него тихій, покладистый… Овца можно сказать.

– Позвольте, тетенька. Не вмѣшивайтесь. Дайте мнѣ разговаривать съ генераломъ, – остановилъ тетку Куцынъ и сказалъ генералу:– При чемъ-же тутъ молодость, ваше превосходительство?

– Хе-хе-хе… – разсмѣялся генералъ. – Причемъ тутъ молодость. Какъ при чемъ! А когда-же Агничка можетъ разсчитывать быть вдовой при вашей молодости? Вы вѣдь Аридовы вѣки прожить можете.

– Ахъ, вотъ что! Но зачѣмъ-же ей быть вдовой, ваше превосходительство? – спросилъ Куцынъ.

– Не ломайте изъ себя дурака! Не люблю я этого! – строго сказалъ генералъ и пыхнулъ большимъ клубомъ дыма. – Терпѣть не могу, кто притворяется. Говорите на чистоту.

Вошла Агничка.

– Въ столовой все готово, папка. Пойдемте, – сказала она. – Мадеру и пастилу съ апельсинами дѣвушка туда перенесетъ,

Всѣ, перешли въ столовую, Дарья Максимовна тотчасъ-же толкнула Куцына въ бокъ, указала на дубовый буфетъ и проговорила:

– Вотъ они крокодилы-то эти самые на дверяхъ буфета висятъ, о которыхъ я тебѣ сказывала.

– Ну, ихъ! – разочарованно пробормоталъ Куцынъ. – Ничего это до меня теперь, какъ оказывается, относиться не будетъ. Про все вы мнѣ наврали, тетенька. Три тысячи… голубой будуаръ – и все это прахомъ… все это одна мечта.

– Прошу, господа, садиться кому гдѣ любо… – приглашала Агничка. – Генералъ сядетъ около меня, а я у самовара буду чай разливать. Вотъ генералу графинчикъ съ финь-шампанемъ, вотъ пепельница.

Всѣ усѣлись. Дарья Максимовна, сѣвшая рядомъ съ Куцынымъ, опять кивнула ему на чайникъ, стоявшій на самоварѣ, и шепотомъ замѣтила:

– Смотри, чайникъ-то серебряный.

– Ахъ, оставьте пожалуйста! Ну, что мнѣ теперь до чайника! – уныло произнесъ Куцынъ, вынулъ изъ кармана папироску, привсталъ и почтительно спросилъ генерала:

– Дозволите закурить, ваше превосходительство?

Генералъ отвѣтилъ не вдругъ. Онъ нахмурился, сдѣлалъ нѣкоторую паузу и сказалъ:

– Ну, кури… что съ тобой дѣлать!

Всѣ приняли по стакану чаю. Генералъ подлилъ себѣ къ чаю коньяку.

– Такъ вотъ, Анемподистъ Валерьянычъ, – начала Агничка, кивая на Куцына:– Я говорила имъ насчетъ тысячи рублей, но они не согласны.

– И очень глупъ, что не согласенъ, – отвѣчалъ генералъ. – Дороже онъ не годится. Молодъ.

– Здѣсь недоразумѣніе, ваше превосходительство, – отвѣчалъ Куцынъ. – Мнѣ объявили, что три тысячи приданаго, иначе-бы я не пришелъ. Да и три-то тысячи мало. И шелъ я сюда, чтобы поторговаться.

– А торговаться станешь, такъ я и на тысячу не соглашусь. Многаго хочешь. Слишкоъ о себѣ возмечталъ. Выше головы возмечталъ. Да… – заговорилъ генералъ. – У меня за три-то тысячи есть вдовый старичекъ, весь въ ревматизмахъ, почти разслабленный. А ты молокососъ и здоровъ, какъ быкъ.

Генералъ говорилъ Куцыну ужъ «ты».

– Главнымъ образомъ, Василій Ермолаичъ, вы должны на протекцію разсчитывать, – начала Агничка:– Анемподистъ Валерьянычъ васъ на хорошее мѣсто поставитъ… и вообще не оставитъ.

– Ахъ, Агнія Васильевна, голубушка! – сказалъ Куцынъ. – Да вѣдь на хорошемъ-то мѣстѣ я уже ни на комъ другомъ жениться не могу, потому что буду женатъ, стало быть ужъ и другого приданаго мнѣ взять будетъ нельзя. Что съ васъ взялъ, тѣмъ и буду сытъ.

– Смотрите, какъ разсуждаетъ! – прищелкнулъ языкомъ генералъ. – Торговать собой разсчитываетъ, какъ товаромъ. Ну, не развратъ это, спрашивается? Спрашивается, не растленіе это нравовъ? А еще молодой человѣкъ! Вотъ она нынѣшняя-то молодежь!

– Да вѣдь одинъ разъ живешь, ваше превосходительство. Вѣдь хочется и семейнымъ домкомъ пожить, – сказалъ Куцынъ. – А если вы, какъ мнѣ сейчасъ объявили, послѣ вѣнца для Агніи Васильевны паспортъ отберете, то вѣдь вы меня на бобыльство обрекаете.

– Охъ, какой ты разсчетливый! Весь на разсчетѣ, – покачалъ головой генералъ, кивнувъ на графинчикъ съ коньякомъ, и прибавилъ:– Пей съ коньякомъ-то. Дозволяю.

Куцынъ поблагодарилъ и сталъ подливать къ себѣ въ стаканъ коньякъ, говоря:

– Я, ваше превосходительство, передъ вами съ открытой душей. Я не хочу хитрить, а говорю какъ есть, какъ чувствую. Вѣдь надо разсудить и такъ и этакъ, если я на такое дѣло рѣшаюсь. Могу я, ваше превосходительство, съ вами говорить откровенно? Вы не обидитесь?

– Говори, – угрюмо кивнулъ ему генералъ.

Куцынъ для храбрости отпилъ большой глотокъ чаю съ коньякомъ и заговорилъ:

– Конечно, всѣ люди смертны, года ваши обширны, ваше превосходительство…

– Терпѣть я не могу, кто года считаетъ!

– Да я не считаю, ваше превосходительство, а конечно-же вы человѣкъ не молодой и скорѣй меня умереть можете, такъ развѣ только послѣ смерти вашей удастся мнѣ Агнію Васильевну къ себѣ привлечь…

Генералъ даже поперхнулся чаемъ. Онъ побагровѣлъ и выпучилъ глаза.

V

– Такъ ты на мою смерть разсчитываешь? – закричалъ генералъ. – Агнію Васильевну хочешь послѣ моей смерти къ себѣ водворить? Нѣтъ, не удастся, мой милый! Ни за что не удастся! стукнулъ онъ кулакомъ по столу. – Такое духовное завѣщаніе сдѣлаю, что она ни за что, ни за что къ тебѣ не пойдетъ.

– Да я и сама не пойду, – прибавила Агничка. – Съ какой стати къ мужу въ неволю идти!

Куцынъ помолчалъ и горько улыбнулся.

– Ну, вотъ видите, – сказалъ онъ:– такъ какъ-же можно только тысячу рублей взять! Никакихъ разговоровъ быть не можетъ.

– Не держи себя, Васюша, гордо, не держи, не возносись, – замѣтила Куцыну тетка, съ наслажденіемъ ѣвшая варенье съ блюдца. – Ихъ превосходительство человѣкъ добрый и прибавитъ тебѣ.

– Да я, тетенька, и не возношусь, – отвѣчалъ Куцынъ. – А вѣдь пришли ко мнѣ и объявили, что даютъ три тысячи рублей. Оттого я и пошелъ переговорить. А теперь ужъ вдругъ тысячу рублей объявляютъ. Ну, что такое тысяча!

– Тысяча рублей даже при четырехъ съ половиной процентахъ можетъ сорокъ два рубля съ полтиной въ годъ принести, – объявилъ генералъ.

– Позвольте – что такое сорокъ два съ полтиной! На нихъ даже шинели съ бобровымъ воротникомъ не сошьешь.

Произошла пауза. Генералъ хмурился и подлилъ себѣ въ чай еще коньяку.

– Такъ сколько-же ты, наконецъ, хочешь? – спросилъ онъ, сдѣлавъ хлебокъ чаю.

– Да чтобъ не торговаться, четыре тысячи, ваше превосходительство, – отвѣчалъ Куцынъ, и затянулся папироской. – И это будетъ дешево, если сообразить, какія условія женитьбы вы ставите. Деньги передъ вѣнцомъ. И кромѣ того…

– Что кромѣ того? – задалъ вопросъ генералъ, тревожно смотря на Куцына.

– Кромѣ того, вы сдѣлаете мнѣ шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами и весь гардеробъ: пиджачную пару, фрачную, сюртукъ.

– Фю-фю-фю! Домишко еще на Петербургской сторонѣ не надо-ли? Проси больше.

– Домишко не надо. А гардеробъ – полный гардеробъ, какъ настоящему жениху. И шесть сорочекъ, шесть исподнихъ, полдюжины носковъ и полдюжины полотенецъ.

– Однако!.. Вотъ это называется ловкачъ! Запрашивать умѣешь!

Генералъ прищелкнулъ языкомъ.

– Вовсе не запрашиваю, ваше превосходительство. Это ужъ безъ запроса.

– Тогда, милый мой, ты мнѣ не годишься. За три-то тысячи у меня разслабленный старикъ на Агніи Васильевнѣ женится. Тогда я съ тѣмъ сойдусь. Я уже сказалъ тебѣ, что тотъ мнѣ подходящѣе.

– Воля ваша, ваше превосходительство. А иначе я не согласенъ. Вѣдь вы въ какія условія-то изволите меня ставить!

– Въ какія?

– Танталовы муки. Будемъ говорить откровенно. Вѣдь я въ Агнію-то Васильевну влюбленъ. Ну, женюсь я – и что-же выйдетъ? Выйдетъ такъ, что и близокъ локоть, да не укусишь. Придется говорить, какъ лисицѣ въ баснѣ Крылова: «хорошъ виноградъ да зеленъ, какъ разъ оскомину себѣ набьешь». А я, ваше превосходительство, влюбленъ. Это моя старая любовь.

– Вы-то въ меня влюблены, да я-то въ васъ нисколько. И для меня вы даже какъ волку трава, – вставила свое слово Агничка и отвернулась отъ Куцына.

Тотъ только вздохнулъ при этихъ словахъ и проговорилъ:

– Ахъ, Агнія Васильевна, Богъ вамъ судья!

– Да что: Агнія Васильевна! Очень ужъ вы сильно заламываете! Спускайте скорѣй цѣну, такъ, можетъ, я на васъ буду смотрѣть иначе. А погляжу я на васъ и вижу, что вы корыстный человѣкъ. Кромѣ того, шинель съ бобровымъ воротникомъ еще захотѣли и гардеробъ.

– Шинель съ бобровымъ воротникомъ и съ лацканами непремѣнное условіе, Агнія Васильевна. Я, Агнія Васильевна, эту шинель вотъ уже болѣе мѣсяца чуть не каждую ночь во снѣ вижу. Въ разныхъ видахъ она мнѣ снится.

Произошла пауза.

Тетка Дарья Максимовна ѣла пастилу и говорила:

– Торгуйтесь, торгуйтесь, господа. Что-жъ замолчали! Вы набавляйте, онъ спуститъ – вотъ и сойдетесь. Вѣдь и онъ тоже… Понятное дѣло, онъ думаетъ, что запросъ въ карманъ не лѣзетъ.

– Нѣтъ, тетенька, дешево я себя не продамъ… – проговорилъ Куцынъ.

Генералъ расправилъ нахмуренныя брови и подвинулся къ Куцыну со стуломъ.

– Спусти, молодецъ! Полно тебѣ дорожиться-то! – сказалъ онъ сколь возможно ласковѣе Куцыну и потрепалъ его по плечу.

– Не разсчетъ, ваше превосходительство. Я вѣдь ужъ вамъ открывалъ свою душу.

– Ну, какая тутъ душа! Что тутъ! Пустяки… Главное, мнѣ съ тобой хочется потому сойтись, что Агнія Павловна говоритъ, что у тебя характеръ смирный. Старикъ, о которомъ я тебѣ говорилъ, хоть и проситъ три тысячи, но двѣ возьметъ, мнѣ-же не хочется съ нимъ связываться потому, что у него характеръ неспокойный… Брюзга онъ, – разсказывалъ генералъ и опять хлопнулъ Куцына по плечу, проговоривъ:– Ну, возьми двѣ тысячи – и тогда сейчасъ по рукамъ ударимъ.

Куцынъ подумалъ и произнесъ:

– Три, ваше превосходительство. Меньше трехъ никакъ взять нельзя.

– Двѣ и насчетъ шинели я не буду спорить, – сказалъ еще разъ генералъ. – Воротникъ разумѣется нѣмецкаго бобра.

– Шинель необходимое условіе, ваше превосходительство, сколько-бы я, деньгами ни взялъ. Шинель непремѣнно должна быть съ лацканами бобровыми.

– Ну, хорошо, хорошо. Только деньгами двѣ тысячи, – стоялъ на своемъ генералъ.

– Три, ваше превосходительство и, кромѣ шинели, гардеробъ, какъ я сказалъ.

– Изволь. И противъ гардероба не спорю, но только двѣ тысячи.

– Три, иначе ужъ очень будетъ обидно. Вѣдь испорчена жизнь, ваше превосходительство, – упрямился Куцынъ.

– Да что вы все заладили три, да три! – закричала на Куцына Агнія Васильевна. – Словно на базарѣ, словно на рынкѣ! Вѣдь здѣсь не торговое мѣсто. Какой нелюбезный! Это даже и нехорошо съ вашей стороны. Вѣдь тутъ дѣло дамы касается. А вы всегда учтивый,

– Агнія Васильевна… Да вѣдь ужъ это будетъ у меня капиталъ на всю жизнь.

– Ну, для меня спустите, для меня, безстыжіе ваши глаза.

Агнія Васильевна сдѣлала Куцыну глазки.

Тотъ сомлѣлъ отъ восторга.

– Для васъ я готовъ что-нибудь уступить, Агнія Васильевна, – проговорилъ онъ.

– Ну, вотъ и отлично. Стало быть грѣхъ пополамъ. Двѣ съ половиной тысячи.

– Много, Агнія Васильевна. Вѣдь пятьсотъ рублей составляютъ цѣлыхъ три шинели по моему разсчету.

– Да полно вамъ сквалыжничать-то! Вѣдь ужъ шинель у васъ будетъ! – опять закричала на Куцына Агничка. – Уступайте сейчасъ пятьсотъ рублей.

Она шутливо показала ему свой стиснутый кулачекъ и топнула подъ столомъ ножкой. Куцынъ блаженно улыбнулся.

– О, богиня моя! – воскликнулъ онъ. – Ну, хорошо, извольте. Двѣ съ половиной тысячи. Но только для васъ, только для васъ, Агнія Васильевна. Вѣдь вотъ какой у меня характеръ, ваше превосходительство: какъ только онѣ со мной ласковымъ манеромъ – сейчасъ я и растаялъ-съ. А оттого, что стародавняя любовь.

– Ну, объ этомъ ты теперь забыть долженъ, – строго сказалъ генералъ испросилъ:– Такъ по рукамъ? Двѣ съ половиной тысячи?

– По рукамъ, ваше превосходительство, – отвѣчалъ Куцынъ. – Но кромѣ всего вышесказаннаго уповаю на вашу протекцію насчетъ хорошаго мѣста мнѣ и прошу меня не обмануть.

– Прямой разсчетъ мнѣ будетъ хлопотать, чтобы услали тебя куда-нибудь подальше почтмейстеромъ, такъ чего-жъ ты сомнѣваешься-то.

Генералъ подалъ Куцыну два пальца. Тотъ пожалъ ихъ обѣими руками.

VI

– Ну, вотъ и отлично! Вотъ и сладились! – торжествующе говорила тетка Куцына Дарья Максимовна. – А на мою грѣшную долю, разумѣется, какъ было условлено, сто рублей.

– Получите полностью, – отвѣчалъ генералъ.

– И ужъ подари мнѣ, милка моя, за мое сватовство старательное, твою барашковую кофточку шерстью вверхъ, – обратилась Дарья Васильевна къ Аничкѣ.

– Да вы съума сошли, что-ли! Вѣдь она триста пятьдесятъ рублей стоитъ, – откликнулась та.

– Да что ты! За что-же это такъ? Овчинка…

– Мерлушка… Это считается дорогой мѣхъ.

– Ну, такъ хоть какую-нибудь другую вещь. Очень ужъ мнѣ что-нибудь отъ невѣсты на память хочется имѣть.

– Хорошо. Я вамъ сѣрые перовые хвосты подарю. Анемподистъ Валерьянычъ обѣщался мнѣ собольи купить.

– Ну, вотъ спасибо, милушка, спасибо.

Дарья Максимовна чмокнула Агничку въ щеку и прибавила:

– А теперь я на радости мадерки выпью.

– Ну, а мы, молодой человѣкъ, приступимъ къ обсужденію деталей нашего дѣла, – началъ генералъ, обратясь къ Куцыну. – Вѣнчаться надо въ слѣдующее воскресенье. Не въ это, а въ слѣдующее. Это придется… сегодня у насъ пятница… Черезъ девять дней готовьтесь вѣнчаться.

– Съ удовольствіемъ, ваше превосходительство, если только будетъ готова шинель къ этому дню, – отвѣчалъ Куцынъ.

– Что шинель! Шинель мы готовую купимъ.

– Да и фрачная пара нужна; потому что у меня фрака не имѣется.

– Поспѣемъ. Вѣнчаться вы будете въ домовой церкви. Шаферомъ у Агніи Васильевны будетъ мой домашній секретарь и управляющій моимъ домомъ. А тебѣ никакого шафера не надо. Надо, чтобы безъ огласки.

– Чѣмъ секретнѣе, ваше превосходительство, тѣмъ лучше, потому вѣдь для меня срамъ.

– О свидѣтеляхъ не заботься, свидѣтели у меня найдутся. Да я и самъ буду свидѣтелемъ.

– Слушаю-съ. Когда мы поѣдемъ шинель покупать, ваше превосходительство?

– Далась ему эта шинель!

– Предметъ давнишней мечты, Анемподистъ Валерьянычъ.

– Шинель купишь наканунѣ свадьбы. Я дамъ тебѣ на нее сто пятьдесятъ рублей, и ты купишь.

– Нельзя-ли пораньше, ваше превосходительство? Нельзя-ли завтра? И ужъ тогда я былъ-бы спокоенъ, потому какъ-бы задатокъ.

– Далась ему эта шинель!

– Да дайте вы ему ужъ сегодня на шинель-то, Анемподистъ Валерьянычъ, – обратилась къ генералу Агничка.

– Съ какой-же стати давать, если мы не имѣемъ его еще въ рукахъ!

– Не надую я васъ, ваше превосходительство. Я человѣкъ честный. Это въ задатокъ. Задатки вездѣ даются. Въ крайнемъ случаѣ я могу выдать вамъ росписку, что вотъ такъ и такъ въ счетъ приданаго на покупку шинели сто пятьдесятъ рублей получилъ.

– Хорошо. Будь по вашему. Сейчасъ получите это пятьдесятъ рублей на шинель, – согласился генералъ и продолжалъ:– На другой день послѣ свадьбы вы выдаете Агніи Васильевнѣ отдѣльный видъ на жительство.

– А когда-же двѣ-то съ половиной тысячи приданаго я получу? – спросилъ Куцынъ.

– Передъ вѣнцомъ. – Гдѣ ужъ тутъ передъ вѣнцомъ возиться, ваше превосходительство! Спѣшка… Суетня… Лучше ужъ наканунѣ…

– А потомъ цѣлый день и дрожи изъ тебя, и думай – пріѣдешь ты въ церковь или не пріѣдешь. Нѣтъ, это не рука.

– Да вѣдь и передъ вѣнцомъ взять, такъ можно надуть, ваше превосходительство, если такъ разсуждать… – проговорилъ Куцынъ.

– Въ церкви передъ вѣнцомъ, такъ какъ-же ты надуешь? Я тебѣ деньги въ руки, а ты невѣсту за руку и ведешь ее къ аналою.

– Могу росписку выдать наканунѣ въ двухъ съ половиной тысячахъ.

– Не заговаривай мнѣ зубы. Не люблю. Ну, что мнѣ твоя росписка! Ну, что я по ней получу? Что у тебя есть? Предъявить по мѣсту твоего служенія исполнительный листъ и получать изъ твоего жалованья, такъ велико-ли свое жалованье! Въ шесть-семь лѣтъ не получишь, – разсуждалъ генералъ. – А вотъ росписку насчетъ паспорта ты своей будущей женѣ Агніи Васильевнѣ долженъ выдать. Долженъ засвидѣтельствовать своей подписью, что вотъ такъ и такъ, женясь на дочери такого-то Агніи Васильевнѣ Лукашиной, обязуюсь ей выдать отдѣльный видъ на жительство для проживанія во всѣхъ городахъ Россійской Имперіи и за границей.

– Хорошо. Могу-съ… – кивнулъ въ знакъ согласія Куцынъ. – Но позвольте вамъ замѣтить, что себя вы обезпечиваете всякими росписками, а какое-же я-то обезпеченіе имѣю? Нѣтъ, ужъ надо обоюдно…

– А шинель? Я-же тебѣ шинель въ обезпеченіе даю, – напомнилъ ему генералъ. – Наконецъ, гардеробъ, о которомъ ты просишь. Ты его получишь за день, за два до свадьбы.

– Все это такъ, но дайте и деньгами хоть ста три рублишекъ дня за четыре до свадьбы. Хочется, ваше превосходительство, хоть какой-нибудь мебелишкой обзавестись. А то будешь женатъ, пріѣдешь къ себѣ домой въ холостую квартиру и никакого у тебя улучшенія. Хоть кровать съ тюфякомъ хорошую себѣ купилъ-бы, съ хорошими подушками и одѣяломъ. Ну, столикъ, кресло…

– Да вѣдь ты уѣдешь изъ Петербурга на новое мѣсто, такъ на что тебѣ мебель?

– Ахъ, ваше превосходительство! Дайте потѣшиться-то. Вѣдь ужъ я весь вамъ продалось, на все согласенъ, такъ потѣшьте и меня, бѣднаго, тремя сотенками. Я кровать себѣ складную, куплю. Триста рублей… всего триста рублей себѣ прошу.

– Агнія Васильевна, заступитесь за меня несчастнаго, – обратился Куцынъ къ Агничкѣ.

– Что такое? – спросила та, не слыхавъ разговора.

– Кромѣ шинели и гардероба, триста рублей впередъ, въ задатокъ проситъ, – объяснилъ генералъ.

– Дайте ему. Пусть онъ не ноетъ. Ну, что вы сквалыжничаете! – отвѣчала Агничка пренебрежительно.

– Хорошо. Ты получишь. Только будь и самъ аккуратенъ. Теперь, кажется, все. Можешь уходить, – кивнулъ генералъ Куцыну.

Куцынъ сдѣлалъ заискивающее лицо.

– А на шинель, ваше превосходительство? – напомнилъ онъ.

– Ахъ, ужъ мнѣ эта шинель!

Генералъ сморщилъ лицо, полѣзъ въ карманъ за бумажникомъ, вынулъ сто пятьдесятъ рублей и вручилъ ихъ Куцыну.

– Очень, очень благодаренъ! Завтра исполнятся мои мечты насчетъ шинели! – съ восторгомъ проговорилъ онъ и спросилъ:– Когда теперь прикажете явиться, ваше превосходительство?

– Пришлю сказать и назначу день и часъ. А гардеробъ заказывай. Деньги уплатимъ по счету у портного.

– Имѣю честь кланяться, ваше превосходительство.

Куцынъ поклонился.

– Прощай. Но повторяю: будь аккуратенъ.

Генералъ подалъ Куцыну два пальца, Агничка позволила приложиться къ ручкѣ, и Куцынъ удалился.

VII

Спустя дней пять вечеромъ въ каморкѣ Василія Ермолаевича Куцына на столѣ горѣла лампа подъ стекляннымъ молочнаго цвѣта абажуромъ, кипѣлъ самоваръ, выпуская изъ-подъ крышки струю пара и стояли полубутылка водки съ рюмками и тарелка съ нарѣзанными кусочками колбасы и булки, а за столомъ сидѣли самъ Куцынъ и его тетка Дарья Максимовна. На стѣнѣ, на гвоздѣ висѣла шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами, и Куцынъ, указывая на все теткѣ, чуть не въ четвертый уже разъ торжествующе говорилъ ей:

– Нѣтъ, какова шинель-то, тетенька!

– Да ужъ слышали, слышали. Что говорить, шинель удивительная, – отвѣчала тетка.

– А вотъ теперь когда мы уже по рюмочкѣ выпили, я надѣну ее и пройдусь въ ней передъ вами. Когда у портного примѣривалъ и въ трюму на себя смотрѣлъ, такъ выходило ужасно солидно.

Куцынъ вскочилъ со стула, накинулъ на себя шинель, гордо закинулъ голову и прошелся по комнатѣ.

– Баронъ, совсѣмъ баронъ, а то такъ аристократъ… – умилялась тетка. – Вотъ теперь – настоящимъ ясенихомъ въ церковь вѣнчаться поѣдешь.

– Къ ста пятидесяти рублямъ генеральскихъ-то пришлось пятнадцать рублей прибавить, тетенька, – хвастался Куцынъ. – Вѣдь на атласѣ стеганная. Извольте посмотрѣть, какая стежка-то! Въ елку. А боберъ-то какой! – тряхнулъ онъ воротникомъ. – Вы думаете, подкрашенный? Ничуть. Три раза теръ его мокрымъ платкомъ – ни капли краски не сдало. А вотъ сейчасъ фрачную пару покажу.

– Успѣли ужъ сшить развѣ? – удивилась тетка.

– Готовый купилъ. Зачѣмъ-же заказывать, если готовыя есть? Такъ скорѣе и лучше. Чего зѣвать-то? Генералъ ужъ и деньги портному по счету заплатилъ.

Фрачная пара висѣла на стѣнѣ надъ диваномъ, прикрытая бѣлой простыней. Куцынъ повѣсилъ на гвоздь шинель и сдернулъ простыню съ платья.

– Тутъ и фрачная пара, и сюртукъ-съ… Фрачная пара шестьдесятъ пять рублей, сюртукъ тридцать… – говорилъ онъ. – Сукно не англійское, а рижское, но навѣрное не меньше четырехъ рублей аршинъ. А вотъ и спиньжачная парочка, – хлопнулъ себя Куцынъ по бедрамъ, – ужъ обновилъ.

Онъ былъ въ сѣрой триковой парочкѣ и темно-красномъ галстукѣ.

– За всѣ три костюма сто сорокъ рублей генералъ заплатилъ, – сообщилъ Куцынъ. – А вотъ этотъ галстухъ въ магазинѣ готоваго платья въ скидку мнѣ дали.

– Ну, вотъ видишь, я вѣдь все это тебѣ подсдобила, – проговорила тетка.

– Сонъ, сонъ-съ, тетенька. Конечно, я вамъ премного благодаренъ, но прежде чѣмъ шинель-то получить, вѣдь я ее разъ восемь во снѣ видѣлъ. Стоитъ передо мной, какъ живая. Нѣтъ-съ, главнымъ образомъ тутъ сонъ въ руку.

– Однако, не будь меня, такъ и сонъ былъ-бы ни причемъ, – стояла на своемъ тетка.

– Предопредѣленіе-съ… пророчество… Я такъ разсуждаю, что это мнѣ за мои труды неустанные. Вѣдь ужъ какъ я по службѣ работаю!

– Однако, я зачѣмъ къ тебѣ забѣжала-то, – опять начала тетка. – Ты, Вася, какъ тамъ хочешь, а ужъ за мое сватовство долженъ мнѣ хорошей шерстяной матеріи на платье подарить.

– Позвольте. Да вѣдь вы оттуда, съ той стороны сто рублей за сватовство получите, если еще не получили. Сто рублей и какую-то тамъ вещь. Получили?

– Нѣтъ еще, не получила.

– Совѣтую поторопиться, тетенька.

– Ничего… Они люди честные.

– Честные-то честные, но не ровенъ часъ… Все можетъ случиться! – какъ-то загадочно сказалъ Куцынъ и подмигнулъ глазомъ. – Да-съ… Совѣтую не запускать и ужъ во всякомъ случаѣ получите завтра или послѣзавтра.

– Нѣтъ, ужъ когда я вижу, что тебѣ все заранѣе до женитьбы купили, то я спокойна.

– Это, тетенька, ничего не обозначаетъ. Я – человѣкъ запасливый. Я самъ по себѣ, а вы сами по себѣ. И повторяю: совѣтую вамъ какъ можно скорѣе себя обезпечить.

– Ты меня пугаешь, Васенька…

Тетка тревожно смотрѣла на Куцына.

– Нарочно пугаю-съ… – повторилъ племянникъ. – А потомъ близокъ локоть да не укусишь. Да-съ. Что до меня, то я ужъ триста рублей въ задатокъ получилъ.

– Когда?

– Вчера. Былъ у Агнички. Пилъ съ генераломъ красный портвейнъ и получилъ. Генералъ получилъ съ меня росписку на имя Агнички, гдѣ я написалъ, что въ случаѣ женитьбы моей на такой-то и такой-то дѣвицѣ обязуюсь на другой-же день послѣ свадьбы выдать ей отдѣльный видъ на жительство. Отчего-же такой записки не написать, что въ случаѣ женитьбы моей? Я и написалъ. Разстроится дѣло – и паспорта не надо выдавать.

– Да не разстроится, Васенька. Они оба рады-радешеньки, что сторговались съ тобой, – сказала тетка. – И наконецъ, какъ-же пятиться-то имъ, если и задатокъ тебѣ дали, и шинель, и гардеробъ. Агничка подвѣнечное платье себѣ шьетъ.

Куцынъ посмотрѣлъ на тетку, подмигнулъ и произнесъ:

– И все-таки будьте осмотрительнѣе, тетенька. А теперь выпьемте, – произнесъ онъ, указавъ на бутылку.

– Пугаешь ты меня, Вася, пугаешь. Зачѣмъ такъ? – проговорила тетка, проглатывая рюмку водки. – Но все-таки завтра я пойду къ Агничкѣ и попрошу у ней денегъ. Вѣдь условіе-то наше какое? Получить мнѣ сто рублей послѣ свадьбы. Ну, я и думала…

– Раньше просите, тетенька, раньше. Настаивайте… – сказалъ Куцынъ, закусывая колбасой водку.

– Да непремѣнно выпрошу. Ужъ хоть четвертную бумажку въ задатокъ выпрошу.

– Все просите. А то потомъ не получите. Нѣтъ, я теперь при хорошемъ задаткѣ, такъ и правъ!

Куцынъ самодовольно улыбнулся и торжествующе хлопнулъ себя по животу. Тетка опять говорила въ раздумьѣ:

– Нѣтъ, я не думаю, чтобы они отреклись, не такіе они люди… Я все про генерала-то съ Агничкой, Васенька… А что если генералъ говорилъ, что у него есть второй женихъ на примѣтѣ, разслабленный старичекъ этотъ самый, такъ просто онъ хвастался, я думаю… Прямо хвастался. И наконецъ, зачѣмъ-же тогда задатки тебѣ давать, если пятиться!

А племянникъ глядѣлъ на тетку и продолжалъ улыбаться.

– Чего ты улыбаешься-то? – возвысила голосъ тетка.

– Судьбой своей доволенъ, тетенька. Судите сами: обмундировался и деньги есть въ карманѣ. Понятное дѣло, мнѣ любо, – отвѣчалъ Куцынъ и хлопнулъ себя по карману.

– Такъ вотъ давеча я не договорила-то, – опять начала тетка. – Такъ вотъ, коли ты такъ ужъ очень доволенъ, то и ублаготвори меня за хлопоты платьишкомъ.

– Съ той стороны, тетенька, торопитесь получить, съ той стороны. А съ меня будетъ и того, что я васъ угощаю. Сегодня было угощеніе, третьяго дня было угощеніе.

– Да что тебѣ стоитъ десятку-то какую-нибудь на платьишко мнѣ отъ двухъ съ половиной тысячъ! – приставала тетка.

– Двѣ съ половиной тысячи еще буки-съ! Это еще журавль въ небѣ, – отвѣчалъ племянникъ. – А отъ трехсотъ рублей, полученныхъ мной, извольте получить три рубля на ваше кофейное удовольствіе. И затѣмъ будьте здоровы!

Племянникъ вынулъ изъ жилетнаго кармана три серебряныхъ рубля и положилъ ихъ на столъ передъ теткой.

– Ну, и на этомъ спасибо, – сказала она, взяла деньги и стала прощаться, сбираясь уходить домой.

Куцынъ поцѣловался съ ней, почтительно подалъ ей ея пальто, проводилъ ее до дверей на лѣстницу и, когда она стала спускаться внизъ по лѣстницѣ, крикнулъ ей:

– Торопитесь съ Агнички-то получить, что вамъ слѣдуетъ! А то потомъ поздно будетъ!