Текст книги "Счастье привалило"

Автор книги: Николай Лейкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Н. А. Лейкинъ
СЧАСТЬЕ ПРИВАЛИЛО

I

Василій Ермолаичъ Куцынъ, почтамтскій служащій, молодой человѣкъ съ претензіей на франтовство, явился домой со службы измученный, похлебалъ поданныхъ ему квартирной хозяйкой полуостывшихъ сальныхъ щей съ разваренной въ мочало говядиной и залегъ спать на клеенчатомъ диванѣ, замѣняющемъ ему кровать. Спалъ онъ довольно долго, крѣпко и видѣлъ во снѣ предметъ его давнишнихъ мечтаній – шинель съ бобровымъ воротникомъ и таковыми-же лацканами; видѣлъ, что онъ гуляетъ въ этой шинели по Невскому и по Большой Морской, а барышни такъ и стрѣляютъ въ него глазами. На головѣ его глянцевый цилиндръ, на носу его золотое пенснэ… Но тутъ его разбудили. Его трясла за плечо хозяйкина кухарка и говорила:

– Баринъ! А баринъ! Василій Ермолаичъ! Къ вамъ ваша тетенька пришла и васъ спрашиваетъ.

Куцынъ прочухался и лежа сталъ протирать глаза.

– Какая тетенька? Что ты врешь? – сказалъ онъ.

– Да ужъ вамъ лучше знать, какая у васъ тетенька есть.

– Дарья Максимовна, что-ли?

Василій Ермолаичъ ужъ сидѣлъ на диванѣ и почесывался.

– Да не говоритъ, какъ ее звать. Скажи, молъ, что тетенька евонная…

Василій Ермолаичъ всталъ и сдѣлалъ по комнатѣ нѣсколько шаговъ, покачиваясь отъ сна.

– Да полно тебѣ тамъ пудриться-то! – послышалось за дверью. – Не велика важность, что тетка тебя и въ безбѣльѣ увидитъ. Я войду.

И на порогѣ показалась крупная женщина въ суконномъ пальто съ бѣличьимъ воротникомъ съ хвостами, съ головой, окутанной пуховой косынкой и съ подвязанной бѣлымъ платкомъ скулой.

– Гдѣ Богъ-то у тебя? – спросила она, стала искать въ полутемныхъ углахъ комнаты икону, нашла, перекрестилась и, поклонясь Куцыну, произнесла:– Здравствуй! Цѣлуй тетку! Что идоломъ-то стоишь!

– Извините, тетенька, заспавшись я… – пробормоталъ Куцынъ. – Безъ спиньжака можно съ вами? – спросилъ онъ. – Я не знаю, куда я свой спиньжакъ закинулъ.

– Хоть еще что-нибудь съ себя сними, такъ мнѣ и то все равно, – отвѣчала тетка, сматывая съ головы пуховую косынку.

Племянникъ подошелъ къ ней и поцѣловалъ ее.

– Ну, а теперь молись и самъ Богу. Крестись, – сказала тетка, видя, что кухарка ушла изъ комнаты.

– Позвольте… Въ какихъ-же это смыслахъ? – спросилъ Куцынъ, прибавляя огонь въ лампѣ.

– Крестись. Богъ тебѣ счастье посылаетъ. Счастье тебѣ привалило.

Тетка сѣла къ столу. Племянникъ, зѣвая во весь ротъ, перекрестился.

– Чайкомъ прикажете попотчивать? Сейчасъ я велю– самоваръ поставить, – сказалъ онъ.

– Что чай! Ты долженъ тетку водочкой съ солененькимъ сначала попотчивать, а ужъ потомъ чай-то.

– Въ лучшемъ видѣ могу. Матрена! – закричалъ племянникъ, вынулъ изъ жилетнаго кармана рубль и вышелъ изъ комнаты отдавать приказъ кухаркѣ. Черезъ минуту онъ вернулся.

– Въ какомъ-же смыслѣ, тетенька, счастье-то? – спросилъ онъ, сѣвъ передъ теткой и закуривая отъ лампы папироску.

– Агничку Лукашину знаешь? – задала вопросъ тетка.

– Это городового-то дочку? Какъ-же не знать! Предметъ, о которомъ я вздыхалъ и даже стихи любовные ей писалъ, но возмечтали онѣ о своей красотѣ и приняли другой смыслъ послѣ своей гордости.

– Ну, а теперь она за тебя замужъ выйти желаетъ. Сама ко мнѣ пріѣзжала и говоритъ мнѣ: «такъ и такъ, Дарья Максимовна, устройте мнѣ это дѣло и предложите ему».

– Позвольте, тетенька… Да вѣдь она теперь съ этимъ самымъ генераломъ… съ его превосходительствомъ Анемподистомъ Валерьянычемъ… – замѣтилъ племянникъ.

– Ничего не обозначаетъ. Они и по сейчасъ душа въ душу живутъ. Генералъ наѣзжаетъ къ ней два, три раза въ недѣлю и недавно ей серьги – вотъ съ какими брилліантами подарилъ.

– Однако, если она и по сейчасъ у генерала въ воспитанницахъ и душа въ душу, то какъ-же я-то тутъ? – удивлялся племянникъ.

– А это ужъ ты самъ обмозговывай. На то у тебя царь въ головѣ. Да по моему тутъ и обмозговывать нечего, а прямо надо ѣхать къ этой Агничкѣ и сказать ей: «Вампиръ души моей, я весь твой».

– Но какъ-же генералъ-то-съ?

– Генералъ даже самъ образомъ благословлять желаетъ, отцомъ посаженнымъ вызывается быть, три тысячи рублей тебѣ въ руки сейчасъ послѣ вѣнца дать обѣщаетъ, – отвѣчала тетка.

– Ахъ, вотъ что! Вотъ въ какихъ смыслахъ!

Племянникъ сдвинулъ брови и почесалъ затылокъ. Произошла пауза. Тетка продолжала:

– А какая у нея квартирка-то! Я про Агнію Васильевну… Вѣдь какъ принцессу какую генералъ ее устроилъ. И будуаръ, и гостиная… Въ столовой такой буфетъ дубовый стоитъ, что на немъ на дверяхъ и рыбы, и птицы, и крокодилы висятъ, изъ дерева точеные… То-есть не крокодилы. А какъ ихъ… Ну, вотъ раки-то большіе бываютъ… Какъ они называются?

– Омары… – подсказалъ племянникъ.

– Да, да… Омары… Спальня – ума помраченье. Пещера эдакая изъ розовой шелковой матеріи сдѣлана, а въ пещерѣ-то ейная кровать стоитъ. Да вѣдь такая кровать, милый мой, что тронъ! А будуаръ голубой и въ немъ голубой фонарь горитъ. Ужъ я ахала, ахала, умилялась, умилялась! А Агничка мнѣ и говоритъ: «А вотъ этотъ будуаръ, коли будетъ онъ согласенъ»… То-есть ты-то это, про тебя-то это… «А вотъ этотъ голубой будуаръ ему подъ кабинетъ, если онъ будетъ согласенъ со мной перевѣнчаться. Голубой цвѣтъ даже ему, какъ мужчинѣ, больше къ лицу будетъ». Такъ вотъ…

Племянникъ вздохнулъ. Потомъ сильно затянулся папироской и выпустилъ дымъ.

– Вы говорите, три тысячи, тетенька? – спросилъ онъ.

– Три тысячи.

– А генералъ по прежнему къ Агничкѣ наѣзжать будетъ?

– Да ужъ само собой. Вѣдь это для него утѣха. Я про Агничку…

– Три тысячи за такое дѣло мало, тетенька, – сказалъ племянникъ.

– Мало? Да вѣдь можешь поторговаться, коли мало. Это только съ перваго разговора три-то тысячи. И потомъ разочти, Вася, то, что вѣдь генералъ и за-уши тебя куда-нибудь вытянетъ, если ты будешь почтителенъ и не станешь супротивничать. Онъ вонъ ейнаго отца изъ городовыхъ въ урядники куда-то схлопоталъ и на свой счетъ переправилъ.

– Протекція? Насчетъ протекціи я, тетенька, сразу сообразилъ. Безъ этого ужъ нельзя.

– Да и три тысячи деньги большія, – сказала тетка.

– Вѣрно-съ. Но вы то сообразите, что я теперь экзаменъ на четырнадцатый классъ выдержалъ. Я, тетенька, вѣдь ужъ чиновникъ, настоящій чиновникъ. Тоже вѣдь какъ старался, какъ зубрилъ, какъ дрожалъ, когда на экзаменъ-то шелъ!

– Это-то имъ и надо. Изъ-за этого-то они тебя и облюбовали, – пояснила тетка. – Вся штука въ томъ и заключается, чтобы этой самой Агничкѣ женой чиновника быть. Понимаешь?

– Какъ не понять! Не глупые. Ну, а какъ, тетенька, насчетъ одежи? То-есть насчетъ одёжи мнѣ? Не говорила она? Вѣдь ужъ если на такое дѣло идти, то надо, чтобы весь гардеробъ генералъ жениху къ свадьбѣ сшилъ.

– Обо всемъ этомъ ты самъ переговоришь.

– Консультація должна быть обширная объ этомъ предметѣ. Прежде всего, тетенька, шинель съ бобровымъ воротникомъ. Безъ шинели никакъ нельзя, если дѣлу быть. О шинели съ бобровымъ воротникомъ я давно воображалъ. Воротникъ и лацканы. Такую шинель, тетенька, я даже сейчасъ во снѣ видѣлъ.

Племянникъ улыбнулся во всю ширину рта.

– Ну, вотъ видишь, сонъ, стало быть, въ руку, – сказала тетка. – Неужели генералъ изъ-за шинели постоитъ!

Вошла кухарка. Въ рукахъ она несла бутылку и что-то завернутое въ сѣрую бумагу. Куцынъ умолкъ и сталъ принимать изъ рукъ кухарки водку и закуску.

II

Ночью Василій Ермолаичъ Куцынъ опять видѣлъ во снѣ шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами. Видѣлъ онъ ее довольно странно: видѣлъ, что шинель виситъ на гвоздѣ и манитъ его къ себѣ рукой, бормоча: «возьми меня, возьми».

– Возьму! – крикнулъ Куцынъ и тутъ-же проснулся.

Вечеромъ на другой день, около восьми часовъ, Куцынъ звонился у дверей квартиры Агнички Лукашиной.

Ему отворила нарядная горничная и спросила:

– Вамъ кого?

– Агнію Васильевну желаю видѣть. Къ Агніѣ Васильевнѣ, – пробормоталъ Куцынъ.

– Да вы кто такой? Вы отъ кого?

– Я Василій Куцынъ. Такъ и скажите ей, что Василій Куцынъ желаетъ ихъ видѣть,

– Вы отъ генерала, что-ли? Вы что-нибудь принесли? Если принесли, такъ давайте. Я передамъ.

– Нѣтъ, миленькая, я отъ тетки, отъ собственной тетки. Такъ и скажите, что Куцынъ отъ тетки Дарьи Максимовны.

Горничная пошла докладывать. Куцынъ продвинулся въ прихсшую, и тутъ до него донесся голосъ Агнички:

– Зачѣмъ-же по вечерамъ-то ходить! На это есть день. А то храни Богъ генералъ узнаетъ.

Въ отвѣтъ на это Куцынъ закричалъ:

– Днемъ, Агнія Васильевна, мнѣ невозможно! Днемъ я на службѣ. Я человѣкъ чиновный!

– Ну, войдите поскорѣй, коли-такъ… – послышался отвѣтъ.

Куцынъ сбросилъ съ себя пальто и вбѣжалъ въ гостиную, уставленную мягкой мебелью. Горѣла лампа подъ темно-розовымъ абажуромъ. Около лампы, опершись рукой на столъ, покрытый бархатной салфеткой, передъ нимъ предстала Агничка Лукашина – пухленькая блондинка съ миловиднымъ лицомъ. Одѣта она была въ бѣлый фланелевый съ розовой отдѣлкой пеньюаръ и старалась держать себя какъ можно серьезнѣе, солиднѣе.

– Богиня души моей! – крикнулъ Куцынъ восторженно и ринулся къ ней.

Но она остановила его, попятившись, и сказала:

– Пожалуйста безъ глупостей. Вы за дѣломъ пришли, такъ и говорите о дѣлѣ. Садитесь пожалуйста.

– Но любовь моя по прежнему безконечна, Агнія Васильевна, – произнесъ Куцынъ.

– Этого ничего не надо. А вы садитесь… и я вотъ тутъ сяду.

Агничка опустилась на стулъ поодаль отъ него. Сѣлъ и Куцынъ.

– Какъ вы жестоко принимаете меня, Агнія Васильевна, – сказалъ онъ.

– Мой генералъ и этого-то не любитъ.

– Ахъ, оставьте вы генерала! Вѣдь я пришелъ говорить насчетъ законнаго брака съ вами. Вы присылали вчера ко мнѣ тетеньку Дарью Максимовну.

– Да, присылала. Объ этомъ и генералъ Анемподистъ Валерьянычъ знаетъ. Такъ вотъ объ этомъ и говорите.

– А неужели не вспомнимъ старину! Неужели не вспомнимъ, какъ прошлый годъ на масляной я васъ въ своихъ объятіяхъ на санкахъ съ горъ каталъ! Неужели не вспомнимъ, какъ мы съ вами и вашей подругой Настенькой годъ назадъ ряжеными по сосѣдямъ ходили! Вы, я, Настенька и мой пріятель Кубковъ! – съ восторгомъ сталъ говорить Куцынъ.

– Бросьте. Не хорошо. Горничная Марфуша передать можетъ. А Анемподистъ Валерьянычъ очень ревнивы.

– Ахъ, бѣдная, моя бѣдная! Какъ вы запуганы-то! Изъ такой бойкой дѣвицы – и вдругъ…

Куцынъ покачалъ головой.

– Ну, что тутъ… Ну, оставимъ… Ну, будемъ говорить о дѣлѣ…– опять остановила его Агничка. – Вотъ видите, мнѣ нужно перевѣнчаться законнымъ бракомъ, и какъ можно скорѣе перевѣнчаться. При генералѣ я счастлива, живу во все свое удовольствіе, но генералъ жениться на мнѣ не можетъ, потому что у него жена есть. Разводъ дѣлать – долго ждать. Такъ вотъ мы и рѣшили, чтобы найти мнѣ мужа… Я сама и указала на васъ. Только послушайте, Василій Ермолаичъ, все это надо сдѣлать какъ можно скорѣе, непремѣнно въ нынѣшнемъ мясоѣдѣ.

– Готовъ, готовъ! Готовъ хоть сейчасъ прижать миленькую Агничку къ моему сердцу. Любовь моя безконечна! – воскликнулъ Куцынъ.

– Вотъ этого-то и не придется, – отрицательно пошевелила пальчикомъ Агничка. – Сейчасъ послѣ вѣнца я поѣду съ Анемподистомъ Валерьянычемъ за границу.

– Какъ? А я-то какъ-же? Тетенька передавала мнѣ, что я буду жить у васъ въ квартирѣ, – воскликнулъ Куцынъ:– настоящимъ манеромъ жить, что вы мнѣ подъ кабинетъ какой-то вашъ голубой будуаръ отдалите!

– Да… – протянула Агничка. – Мы рѣшили такъ, что вы останетесь караулить мою квартиру, если вы будете согласны на наши условія и женитесь на мнѣ.

– Вотъ это штука! – почесалъ себѣ затылкѣ Куцынъ. – Тетка мнѣ объ этомъ ничего не говорила. И надолго вы уѣдете за границу?:

– Ну, мѣсяца на три. И сейчасъ-же послѣ вѣнчанья вы мнѣ выдадите отдѣльный паспортъ.

– Вотъ это тоже закуска… Ну, а какъ-же я буду потомъ-то, когда вы вернетесь изъ-за границы? Это я насчетъ квартиры, насчетъ житья съ вами?

– Ничего не знаю. Обо всемъ этомъ вы поговорите съ самимъ генераломъ, а я ничего не знаю, – сказала Агничка.

– Если выдать вамъ паспортъ и не жить съ вами, это очень, очень для меня печальныя событія, – покачалъ головой Куцынъ. – Были препятствія прежде, явилась между нами бездна и вотъ теперь, когда эта бездна закрылась и блеснула для меня звѣзда любви – вдругъ такой афронтъ!

– Обо всемъ этомъ вы съ генераломъ переговорите. Я передамъ генералу, что вы согласны на мнѣ жениться, генералъ вызоветъ васъ ко мнѣ…

– Позвольте, Агнія Васильевна – перебилъ ее Куцынъ. – Можетъ быть и насчетъ приданаго перепутано? Тетка сказала мнѣ, что передъ вѣнцомъ я долженъ получить три тысячи рублей на руки, но я нахожу, что этого мало.

– Тысячу рублей, а не три… – огорошила Агничка. – Одну тысячу.

Куцынъ вскочилъ съ мѣста.

– А это ужъ совсѣмъ невозможно! Помилуйте, вѣдь я выдержалъ экзаменъ на четырнадцатый классъ и теперь чиновникъ! Наконецъ, я не уродъ, не пьяница. Я такой человѣкъ по своей физіономіи, что меня изъ десятка красивыхъ мужчинъ не выкинешь. Кромѣ того, я брюнетъ, а брюнеты вообще цѣнятся, Агнія Васильевна. Нѣтъ-съ, какъ хотите, но сколь ни велика моя любовь къ вамъ, а за тысячу рублей я не могу. Брюнетъ, трезвый человѣкъ, чиновникъ… тихаго характера.

– Да ничего мнѣ этого не надо отъ васъ… Понимаете? Ничего не надо, – старалась его вразумить Агничка. – Ни красоты мнѣ вашей не надо, ни трезвости… Вотъ чиновничество – это другое дѣло.

– И все это вы хотите за тысячу рублей? Невозможно! Пять тысячъ – вотъ это такъ…

– Я скажу генералу. Приходите послѣ завтра объ эту пору сюда, я приглашу генерала и вы переговорите съ нимъ.

– Да и кромѣ пяти тысячъ нужно, Агнія Васильевна, чтобъ жениху полный гардеробъ былъ. Прежде всего шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами…

– Съ Анемподистомъ Валерьянычемъ обо всемъ этомъ условитесь.

– Потомъ фрачная пара, пиджачная пара изъ англійской матеріи, сюртукъ.

– Съ нимъ, съ нимъ условитесь. А теперь прощайте. У меня зубы болятъ.

Агничка встала, держась за щеку. Поднялся и Куцынъ.

– Также насчетъ квартиры надо условиться, – сказалъ онъ. – Жить съ вами подъ одной кровлей для меня, Агнія Васильевна, будетъ неземное блаженство…

– Съ Анемподистомъ Валерьянычемъ, съ нимъ. А теперь прощайте.

– И насчетъ протекціи его превосходительства, Агнія Васильевна…

– Съ нимъ, съ Анемподистомъ Валерьянычемъ… – твердила Агничка, пятясь.

– Такъ послѣзавтра вечеромъ, Агнія Васильевна?

– Послѣзавтра вечеромъ.

– Но вы все-таки убѣдите генерала насчетъ пяти-то тысячъ. Мое почтеніе, Агнія Васильевна.

– Прощайте, прощайте.

Агничка исчезла въ сосѣдней комнатѣ. Куцынъ направился въ прихожую.

III

И опять Куцынъ видѣлъ во снѣ шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами. На этотъ разъ онъ видѣлъ, что шинель спускалась съ неба. Спустилась шинель, остановилась передъ нимъ, и только что онъ хотѣлъ взять ее, она побѣжала отъ него. Онъ началъ ловить ее, бѣгалъ за ней и вдругъ проснулся.

Это было передъ тѣмъ, какъ Куцыну идти къ Агничкѣ Лукашиной для переговоровъ у нея съ генераломъ.

Когда онъ уходилъ изъ дома, его поймала квартирная хозяйка и сказала ему:

– Пора ужъ вамъ заплатить мнѣ за комнату-то! Вѣдь надо и честь знать. Вѣдь я живу жильцами, а не отъ радости имъ комнаты отдаю.

– Всенепремѣнно, хозяюшка, всенепремѣнно. Теперь ужъ скоро. Черезъ недѣлю я буду богатъ, – отвѣчалъ Куцынъ и юркнулъ за дверь.

И вотъ Куцынъ опять у Агнички Лукашиной. Тамъ онъ засталъ свою тетку Дарью Максимовну. Тетка сидѣла съ Агничкой, пила мадеру и закусывала апельсиномъ. Генерала еще не было, но Агничка объявила, что онъ скоро придетъ.

Агничка обошлась съ Куцынымъ на этотъ разъ ласковѣе и, подавая руку, – сказала:

– Можете даже поцѣловать ее. При вашей тетенькѣ не опасно.

Куцынъ прильнулъ къ рукѣ съ такой жадностью, что даже оцарапалъ себѣ губу о брилліантовыя кольца, которыхъ на рукѣ Агнички было великое множество.

– Это васъ Богъ наказалъ, – замѣтила ему Агничка, видя, что онъ обтираетъ платкомъ кровь. – Обрадовались и накинулись, какъ невѣдь на что. Ну, садитесь. Не хотите-ли одеколону на губу? – прибавила она.

– Ничего-съ, Агнія Васильевна!.. Маленькая царапинка. И такъ затянетъ, – отвѣчалъ Куцынъ, садясь.

– Ну, тогда выпейте мадеры. У меня генералъ всегда мадеру пьетъ. Красное вино ему доктора запрещаютъ, бѣлое онъ не любитъ, ну, мадеру и пьетъ.

– Да она генеральскій напитокъ и есть, – вставила свое слово тетка. – Вотъ я ужъ знаю трехъ генераловъ – одного военнаго, одного судейскаго и вашего статскаго – и всѣ мадеру обожаютъ.

– А вы, тетенька, что-же это мнѣ наврали насчетъ приданаго-то? – началъ Куцынъ, обращаясь къ теткѣ:– сказали, что три тысячи, а на повѣрку всего только тысячу. Да и насчетъ голубого будуара…

– Милый мой! что мнѣ принцесса сказала, то я съ ея словъ тебѣ и передала, – откликнулась тетка.

– Генералъ такъ и порѣшилъ сначала, что жениху дадимъ три тысячи, но онъ думалъ, что Василій Ермолаичъ пожилой человѣкъ. Когда-же я ему сказала, что Василію Ермолаичу и тридцати лѣтъ нѣтъ, то не захотѣлъ даже вовсе нимъ дѣло, и ужъ только я пожалѣла Василія Ермолаича и уговорила генерала, сказавъ, что тутъ даже тысячу рублей возьмутъ, – проговорила Агничка.

– Позвольте! Да вѣдь молодой-то, я думаю, лучше, цѣннѣе! – воскликнулъ Куцынъ, поперхнувшись мадерой, которую пилъ.

– А онъ боится, опасается. «Намъ, говоритъ, гораздо лучше старичка или пожилого». Понятное дѣло, что ревнуетъ… О, онъ ужасти какой ревнивый! А что до будуара, то я сказала Дарьѣ Максимовнѣ, сказала, не отрекаюсь, что вы, Василій Ермолаичъ, можете жить въ голубомъ будуарѣ, пока квартиру мою будете караулить, – поясняла Агничка. – Такъ тетенька и передала вамъ. А теперь мой генералъ спятился… То есть онъ даже и не пятился, потому я отъ себя сказала насчетъ будуара. А когда онъ узналъ, то ему стало жалко мебели и онъ сказалъ: «ну, для такого гуся и комнаты нашей горничной достаточно».

Куцына при этихъ словахъ покоробило, и онъ проговорилъ, пожимая плечами:

– Странно… Что-же я за обсѣвокъ въ полѣ! Я недуренъ собой, брюнетъ, чиновникъ четырнадцатаго класса. Брюнеты, Агнія Васильевна, очень цѣнятся.

– А онъ брюнетовъ-то и боится. Ну, да вы насчетъ будуара не безпокойтесь. По всѣмъ вѣроятіямъ, будуаръ голубой я вамъ и выхлопочу.

– И за тысячу рублей при этихъ порядкахъ, Агнія Васильевна, я не могу жениться. Никакъ не могу, – твердо сказалъ Куцынъ. – Пусть генералъ уѣзжаетъ одинъ, безъ васъ за границу, уѣзжаетъ навсегда, тогда я на васъ и за тысячу рублей женюсь. Но такъ, чтобы намъ жить, какъ мужу съ женой.

– Что вы, что вы! Ни за что на свѣтѣ! – воскликнула Агничка.

– Тысячу рублей и шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами, – прибавилъ Куцынъ.

– Не стоитъ объ этомъ и разговаривать…. Помилуйте, я генераломъ только и дышу.

– Ну, а если по вашему, то вотъ какія мои условія…

– Нѣтъ, нѣтъ, объ условіяхъ ужъ будете съ генераломъ говорить! – замахала руками Агничка, блестя брилліантами колецъ. – Я не умѣю торговаться и опять что-нибудь напутаю. А генералъ сейчасъ пріѣдетъ. Онъ сказалъ, что послѣ восьми часовъ, а ужъ восемь било. Кушайте мадеру, закусывайте апельсинами, – предложила Агничка Куцыну. – Или, быть можетъ, вы клюквенной пастилы хотите или конфетъ? У меня и то, и другое есть.

– Да ставь, ставь все на столъ, – откликнулась Дарья Максимовна. – Жениха подчивать надо.

– Ахъ, какой ужъ я женихъ при такихъ порядкахъ! – тяжело вздохнулъ Куцынъ. – Бѣдность моя, Агнія Васильевна, заставляетъ на такое дѣло торговаться. Пожить хочется, въ люди выйти. Только, Агнія Васильевна, изъ-за того и иду на это дѣло, чтобъ Анемподистъ Валерьянычъ меня въ люди вытянулъ, мѣсто какое-нибудь получше предоставилъ. На протекцію Анемподиста Валерьяныча я вполнѣ надѣюсь и ужъ вы будете первая моя ходатайница, какъ старая подруга и любовь.

Агничка кивнула головкой.

– Насчетъ этого не безпокойтесь, – сказала она. – Генералъ даже говорилъ объ этомъ. «Пускай, говоритъ, онъ безъ насъ квартиру покараулитъ, а какъ только мы вернемся изъ-за границы, сейчасъ я ему буду о мѣстѣ хлопотать въ провинціи и ушлемъ его куда-нибудь подальше»…

– Позвольте, зачѣмъ-же подальше-то?

Куцынъ сдѣлалъ печальное лицо,

– А ужъ объ этомъ съ самимъ генераломъ поговорите, – сказала Агничка. – Онъ скоро пріѣдетъ. Да вотъ онъ!

Въ это время раздался въ прихожей звонокъ.

Агничка бросилась въ прихожую. Тамъ послышалось чмоканье и слово «папочка». Затѣмъ раздался громкій кашель, наконецъ громкое сморканіе, а черезъ минуту въ гостиную входилъ, шаркая ногами, средняго роста старикъ въ черномъ сюртукѣ, съ краснымъ носомъ, съ бакенбардами въ просѣдь. Онъ былъ лысъ и зачесывалъ темные еще волосы съ лѣвой стороны головы на правую черезъ лысину. Входя въ гостиную, онъ протиралъ носовымъ платкомъ стекла золотого пенснэ.

Агничка тотчасъ-же отрекомендовала ему Куцына.

– Вотъ, папаша, женихъ, о которомъ я вамъ говорила.

Анемподистъ Валерьяновичъ произнесъ многозначительное «гмъ», надѣлъ на носъ пенснэ, – пристально посмотрѣлъ въ лицо Куцына и сказалъ:

– Молодъ на такое дѣло идти. Надо-бы какого-нибудь постарше.

Онъ подалъ Куцыну два пальца, которые тотъ схватилъ обѣими руками.

– А вотъ это евонная тетенька, – отрекомендовала ему Агничка Дарью Максимовну.

На нее онъ только покосился и произнесъ:

– Тетку-то я впрочемъ, кажется, видѣлъ у тебя.

– Видѣли, ваше превосходительство, видѣли! Видѣли, когда я Агніи Васильевнѣ гадала на картахъ о вашемъ превосходительствѣ.

– Обо мнѣ? Ну, и что-же вышло? – угрюмо спросилъ старикъ.

– Что любите ее безконечно и обожаете.

– Гмъ… Чайку-бы, Агничка, поскорѣй… Иззябъ я. Погода ужасная на дворѣ, – сказалъ Анемподистъ Валерьяновичъ, садясь.

– Сейчасъ, сейчасъ, папаша! Я распоряжусь.

И Агничка выбѣжала изъ гостиной. Генералъ сидѣлъ, разсматривалъ сквозь пенснэ Куцына, и вынималъ изъ своихъ ушей вату и пряталъ ее въ жилетный карманъ.