Текст книги "Философия неравенства"

Автор книги: Николай Бердяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Письмо шестое
Об аристократии

Любовь к аристократической идее сделалась уделом немногих в ваш демократический век. Аристократические симпатии рассматривают или как проявление классовых инстинктов, или как эстетизм, не имеющий жизненного значения. Но поистине, аристократия имеет более глубокие, более жизненные основы. Основы эти ныне затуманились, и о них начинают забывать. Но тот, кто интересуется существом жизни, а не её поверхностью, должен будет признать, что не аристократия, а демократия лишена онтологических основ, что именно демократия не имеет в себе ничего ноуменального и природа её чисто феноменолистическая. Аристократическая идея требует реального господства лучших, демократия – формального господства всех. Аристократия, как управление и господство лучших, как требование качественного подбора, остается на веки веков высшим принципом общественной жизни, единственной достойной человека утопией. И все ваши демократические крики, которыми вы оглашаете площади и базары, не вытравят из благородного человеческого сердца мечты о господстве и управлении лучших, избранных, не заглушат этого из глубины идущего призыва, чтобы лучшие и избранные явились, чтобы аристократия вступила в свои вечные права.

Нашему низкому времени следует напомнить слова Карлейля из чудесной его книги «Герои и героическое в истории»: «Все социальные процессы, какие только вы можете наблюдать в человечестве, ведут к одной цели – достигают ли они её или нет, это другой вопрос, – а именно: открыть своего able man (способного человека) и облечь его символами способности: величием, почитанием или чем вам угодно, лишь бы он имел действительную возможность руководить людьми соответственно своей способности. Избирательные речи, парламентские предложения, билли о реформах, французские революции – всё стремится, в сущности, к указанной мной цели или в противном случае представляется совершенно бессмысленным. Отыщите человека самого способного в данной стране, поставьте его так высоко, как только можете, неизменно чтите его, и вы получите вполне совершенное правительство, и никакой баллотировочный ящик, парламентское красноречие, голосование, конституционное учреждение, никакая вообще механика не может уже улучшить положения такой страны ни на одну йоту». И ещё следует напомнить нашему времени о Платоне. В его аристократической утопии есть что-то вечное, хотя оболочка её была временной. Самый аристократический принцип его не может быть превзойден. Он притягивал средневековье и будет притягивать к себе времена грядущие. Пока жив дух человеческий и качественный образ человека не задавлен окончательно количеством, будет стремиться человек к царству лучших, к истинной аристократии. И что можете вы противопоставить этой высшей мечте человеческой, этой единственной достойной утопии? Демократию, социализм, анархизм. Я разберу ещё все эти ваши мечты и утопии. Аристократический принцип – онтологический, органический и качественный. Все ваши принципы, демократические, социалистические и анархические, – формальны, механичны и количественны, все они безразличны и равнодушны к реальностям и качествам бытия, к содержанию человека.

В сущности, демократию нельзя даже противополагать аристократии. Это понятия несоизмеримые, совершенно разнокачественные. И представительная демократия может ставить своей целью подбор лучших и установление царства истинной аристократии. Демократия может быть понята, как установление условий, благоприятных для качественного подбора, для выделения аристократии. При этом целью может быть поставлено отыскание реальной, а не формальной аристократии, т. е. отстранение той аристократии, которая не является царством лучших, и раскрытие свободных путей для истинной аристократии. Все изображенные вами демократии плохо служат этим целям и забывают их во имя жалких интересов сегодняшнего дня. Демократия легко превращается в формальное орудие организации интересов. Искание лучших подменяется исканием более соответствующих интересам, лучше их обслуживающих. Демократия сама по себе не имеет внутреннего, онтологического содержания, и потому обслуживать она может цели самые противоположные. Этим она по существу отличается от аристократии, которая есть идеал благородства, породы, качества. Не обманывайте себя внешностью, не поддавайтесь слишком жалким иллюзиям. С сотворения мира всегда правило, правит и будет править меньшинство, а не большинство. Это верно для всех форм и типов управления, для монархий и для демократий, для эпох реакционных и для эпох революционных. Из управления меньшинства нет выхода. И ваши демократические попытки создать царство большинства, в сущности, являются жалким самообманом. Вопрос лишь в том, правит ли меньшинство лучшее или худшее. Одно меньшинство сменяется другим меньшинством. Вот и всё. Худшие свергают лучших или лучшие свергают худших. Непосредственного управления и властвования человеческой массы быть не может, это возможно лишь как момент стихийного массового разлива в революциях и бунтах. Но очень быстро устанавливается дифференциация, образуется новое меньшинство, которое захватывает в свои руки власть. В революционные эпохи обыкновенно правит кучка демагогов, которая ловко пользуется инстинктами масс. Революционные правительства, почитающие себя народными и демократическими, всегда бывают тиранией меньшинства. И редко, редко меньшинство это бывало подбором лучших. Революционная бюрократия обычно бывает ещё ниже той старой бюрократии, которую революция свергает. Революционная же масса всегда бывает лишь атмосферой для осуществления этой тирании меньшинства.

Торжество демократии всегда ведь призрачно и быстротечно; оно длится всего один миг. Так же призрачно было бы торжество социализма, если бы оно было возможно. Освободитесь от власти слов и внешних покровов, вникните более пристальным взором в самое существо жизни. В самой реальной, подлинной действительности вопрос идет всегда о том, торжествует ли аристократия или охлократия. В сущности, только и существуют два типа власти – аристократия и охлократия, правление лучших и правление худших. Но всегда, всегда господствуют немногие; таков непреложный закон природы. Господство всех ничего реального не означает, кроме темного, безразличного и смешанного хаоса. Всякое управление этим хаосом предполагает различение и выделение тех или иных элементов, аристократии или олигархии. Существует непреодолимая тенденция к образованию дворянства. Дворянство остается на веки веков образцом более высокого качественного состояния, породы дифференцированной и выделенной. Дворянству подражала буржуазия, ему будет подражать и пролетариат. Все parvenu хотят быть дворянами. В социализме пролетариат хочет быть новым дворянством, новой аристократией. В мире, по-видимому, должно быть меньшинство, поставленное в привилегированное положение. Разрушение исторической иерархии и исторической аристократии не означает уничтожения всякой иерархии и всякой аристократии. Образуется новая иерархия и новая аристократия. Всякий жизненный строй – иерархичен и имеет свою аристократию, не иерархична лишь куча мусора и лишь в ней не выделяются никакие аристократические качества. Если нарушена истинная иерархия и истреблена истинная аристократия, то являются ложные иерархии и образуется ложная аристократия. Кучка мошенников и убийц из отбросов общества может образовать новую лжеаристократию и представить иерархическое начало в строе общества. Таков закон всего живого, всего, обладающего жизненными функциями. Лишь куча сыпучего песка может существовать без иерархии и без аристократии. И ваше рассудочное отрицание начала иерархическо-аристократического всегда влечет за собой имманентную кару. Вместо аристократической иерархии образуется охлократическая иерархия. И господство черни создает своё избранное меньшинство, свой подбор лучших и сильнейших в хамстве, первых из хамов, князей и магнатов хамского царства. В плане религиозном свержение иерархии Христовой создает иерархию антихристову. Без лжеаристократии, без обратной аристократии вы не проживете и одного дня. Все плебеи хотели бы попасть в аристократию.

И плебейский дух есть дух зависти к аристократии и ненависти к ней. Самый простой человек из народа может не быть плебеем в этом смысле. И тогда в мужике могут быть черты настоящего аристократизма, который никогда не завидует, могут быть иерархические черты своей собственной породы, от Бога предназначенной.

Аристократия есть порода, имеющая онтологическую основу, обладающая собственными, незаимствованными чертами. Аристократия сотворена Богом и от Бога получила свои качества. Свержение исторической аристократии ведет к установлению другой аристократии. Аристократией претендует быть буржуазия, представители капитала, и пролетариат, представители труда. Аристократические претензии пролетариата даже превосходят претензии всех других классов, ибо пролетариат, по учению его идеологов, должен сознавать себя классом избранным, классом – мессией, единственным подлинным человечеством и высшей расой. Но всякое желание выйти в аристократию, возвыситься до аристократии из состояния низшего, по существу не аристократично. Возможен лишь природный, прирожденный аристократизм, аристократизм от Бога. Миссия истинной аристократии – не столько восходить к ещё не достигнутым высшим состояниям, сколько нисходить к состояниям низшим. Аристократизм, и внутренний, и внешний, – прирожденный, а не приобретенный. Свойство аристократизма – щедрость, а не жадность. Истинная аристократия может служить другим, служить человеку и миру, потому что она не занята самовозвышением, она изначально стоит достаточно высоко. Она – жертвенна. В этом вечная ценность аристократического начала. В человеческом обществе должны быть такие, которым не нужно возвышать себя, которые свободны от неблагородных черт, связанных с самовозвышением. Права аристократии – права прирожденные, а не благоприобретенные. Должны быть в мире люди, у которых есть прирожденные права, нужен душевный тип, свободный от атмосферы борьбы за приобретение прав. Те, которые в труде и в борьбе приобретают свои права и повышают своё жизненное положение, не свободны от многих горьких чувств, от обиды, часто от злобы, они подавлены своим более низким прошлым. Я говорю, конечно, не об исключительных людях, для которых закон не писан, а о среднем уровне людском.

Возможна и оправдана лишь аристократия Божьей милостью, аристократия по духовному происхождению и призванию и аристократия по благородству происхождения, по связи с прошлым. То, что представляется вам несправедливым и возмущающим в положении аристократа, это и есть оправдание его существования в мире, привилегия по происхождению, по рождению, не по личным его заслугам. Аристократом можно быть лишь не по заслугам, не по личному труду и не по личному достижению. И это должно быть в мире. Гений и талант принадлежат к духовной аристократии потому, что гений и талант – даровые, не заслуженные, не заработанные. Гений и талант получены по рождению, по духовному происхождению и духовному наследованию. Духовная аристократия имеет ту же природу, что и аристократия социальная, историческая, это всегда привилегированная раса, получившая даром свои преимущества. И такая духовно и физически привилегированная раса должна в мире существовать для того, чтобы выражены были черты душевного благородства. Благородство и есть душевная основа всякого аристократизма. Благородство не приобретается, не зарабатывается, оно есть дар судьбы, оно есть свойство породы. Благородство есть особого рода душевная благодать. Благородство прямо противоположно всякой обиде и зависти. Благородство есть сознание своей принадлежности к истинной иерархии, своего изначального и прирожденного в ней пребывания. Благородный аристократ знает, что есть иерархически выше стоящие чины. Но это не вызывает в нём никаких горьких чувств, не унижает его, не колеблет его чувства достоинства. Сознание своего достоинства есть также душевная основа аристократизма. Это достоинство не приобретенное, а прирожденное. Это – достоинство сынов благородных отцов. Аристократизм есть сыновство, он предполагает связь с отцами. Не имеющие происхождения, не знающие своего отчества не могут быть аристократами. И аристократизм человека, как высшей иерархической ступени бытия, есть аристократизм богосыновства, аристократизм благородно рожденных сынов Божьих. Вот почему христианство – аристократическая религия, религия свободных сынов Божьих, религия даровой благодати Божьей. Учение о благодати – аристократическое учение. Не аристократична всякая психология обиды, всякая психология претензии. Это – плебейская психология. И аристократична психология вины, вины свободных детей Божьих. Аристократу более свойственно чувствовать себя виновным, чем обиженным. Этой аристократической психологией проникнуто христианство. Христианское сознание сынов Божьих, а не рабов мира, детей свободы, а не детей необходимости, – аристократическое сознание. Те, которые чувствуют себя пасынками Божьими, обиженными судьбой, теряют благородные, аристократические черты. Аристократ, благородный должен чувствовать, что всё, что возвышает его, получено от Бога, а всё, что унижает его, есть результат его вины. Это прямо противоположно той плебейской, неблагородной психологии, которая всё возвышающее чувствует благоприобретенным, а всё унижающее обидой и виной других. Тип аристократа прямо противоположен типу раба и типу parvenu. Это разные душевные расы. Аристократический склад души может быть и у чернорабочего, в то время как дворянин может быть хамом.

Вы же хотели бы понизить качество человеческой расы, хотели бы вытравить аристократические черты из человеческого образа. Вам претит аристократическое благородство. На плебейской психологии воздвигаете вы ваше царство, на психологии обиды, зависти и злобы. Вы берете всё, что есть самого худшего у рабочих, у крестьян, у интеллигентной богемы, и из этого худшего хотите создать грядущую жизнь. Вы взываете к мстительным инстинктам человеческой природы. Из злого рождается ваше добро, из темного загорается ваш свет. Ваш Маркс учил, что в зле и от зла должно родиться новое общество, и восстание самых темных и уродливых человеческих чувств считал путем к нему. Душевный тип пролетария противопоставил он душевному типу аристократа. Пролетарий и есть тот, который не хочет знать своего происхождения и не почитает своих предков, для которого не существует рода и родины. Пролетарское сознание возводит обиду, зависть и месть в добродетели нового грядущего человека. Оно видит освобождение в том бунте и восстании, которое есть самое страшное рабство души, пленённость её внешними вещами, материальным миром. Пролетарий выброшен на поверхность. Аристократ же должен жить в большей глубине, чувствуя более глубокие связи и корни. Пролетарское сознание разрывает связь времен, разрушает космос. Пролетарская психология и пролетарское сознание не обязательно должны быть у рабочего, у человека, стоящего на низших ступенях социальной лестницы. И раб может чувствовать себя сыновним по отношению к Богу, к родине, к отцу и матери, может глубоко переживать свою связь с великим национальным и космическим целым, своё место в иерархии. Я знал чернорабочих, которые были более аристократами, чем многие дворяне. Но вы не хотите, чтобы рабочий был в таком благородном состоянии, вы хотите его превратить в настоящего пролетария и в плебея по убеждению. В основу своего царства, враждебного всякому аристократизму, вы кладете бунт раба и восстание плебея. В бунте и восстании есть что-то рабье и лакейское. Благородный, сознающий своё высшее достоинство, охраняющий в себе высший образ человека, аристократ духа или аристократ крови, если он не выродился и не пал, найдет другие пути отстаивать правду и право, изобличать неправду и ложь. Из внутреннего аристократизма, из облагораживания души может родиться новая, лучшая жизнь. Но никогда она не родится из бунтующего рабства, из лакейского отрицания всякой святыни и ценности. Ваш тип пролетария есть воплощенное отрицание вечности, утверждение тленности и временности. Истинный же тип аристократа обращен к вечности.

В аристократизме есть божественная несправедливость, божественная прихоть и произвол, без которых невозможна космическая жизнь, красота вселенной. Бездарное, плебейско-пролетарское требование уравнительной справедливости и воздаяния каждому по количеству труда его есть посягательство на цветение жизни, на божественную избыточность. На ещё большей глубине это есть посягательство на тайну божественной благодати, требование рационализации этой тайны. Но в несправедливой божественной избыточности может быть скрыт высший смысл мировой жизни, цвет её.

Аристократия в истории может падать и вырождаться. Она обычно падает и вырождается. Она легко может быть слишком кристаллизованной, окаменевшей, слишком замкнутой и закрытой от творческих движений жизни. Она имеет уклон к образованию касты. Она начинает противополагать себя народу. Она изменяет своему назначению и вместо служения требует себе привилегии. Но аристократизм не есть право, аристократизм есть обязанность. Аристократическая добродетель – дарящая, а не отнимающая. Аристократ тот, кому больше дано, кто может уделить от своего избытка. Борьба за власть и за интересы по природе своей не аристократична. Аристократическая власть, власть лучших и благороднейших, сильнейших по своим дарам, есть не право, а обязанность, не притязание, а служение. Права лучших – прирожденные права. Борьба лучших и труд их направлены на исполнение обязанностей, на служение. Аристократия по идее своей – жертвенна. Но она может изменять своей идее. Тогда она слишком цепляется за свои внешние преимущества и падает. Но всегда следует помнить, что народные массы выходят из тьмы и приобщаются к культуре через выделение аристократии и исполнение ею своей миссии. Аристократия первая вышла из тьмы и получила Божье благословение. И на известных ступенях исторического развития аристократия должна отказаться от некоторых своих прав, чтобы продолжать играть творческую роль в истории. Если в России есть ещё настоящая аристократия, то она должна жертвенно отказаться от борьбы за свои попранные привилегированные интересы. Аристократия не есть сословие или класс, аристократия есть некоторое духовное начало, по природе своей неистребимое, и оно действует в мире в разных формах и образованиях.

Некоторые из вас готовы признать духовную аристократию, хотя и не очень охотно. Но слишком упрощенно представляете вы себе отношение между аристократией духовной и аристократией исторической. Вы думаете, что историческая аристократия есть только зло прошлого, что она не имеет права на существование и что она не имеет никакого отношения к аристократии духовной. В действительности, всё сложнее, чем вам это представляется. Все ведь всегда бывает сложнее, чем представляется вам, упростителям. Никто, конечно, не станет смешивать и отожествлять духовной аристократии с аристократией исторической. Представители исторической аристократии могут стоять очень низко в духовном отношении, и самые высшие представители духовной аристократии могут не выходить и даже обычно не выходят из аристократических слоев. Это – бесспорно и элементарно. Но нельзя отрицать значения крови, наследственности, расового социального подбора для выработки среднего душевного типа. Вы слишком привыкли брать человека отвлеченно, как арифметическую единицу, вы отвлекаете человека от его предков, от его наследственных традиций и навыков, от его воспитания, от столетий и тысячелетий, живущих в его крови, в клетках его органического существа, от всех органических связей человека. Но ваш отвлеченный, арифметический человек есть фикция, а не реальность, он лишен всякого содержания. Вы считаете человеком то, что есть схожего у него со всяким другим, – две руки, две ноги, два глаза, один нос и т. п. Но именно потому и ускользает от вашего взора человек, ибо он ещё в большей степени есть то, чем он не похож на всякого другого. В человеческой индивидуальности скрещивается много кругов и образует породу человека. Человек органически, кровью принадлежит к своей расе, своей национальности, своему сословию, своей семье. И в неповторимой, лишь ему одному принадлежащей индивидуальности своеобразно преломляются все расовые, национальные, сословные, семейные наследия, предания, традиции, навыки. Личность человеческая кристаллизуется на той или иной органической почве, она должна иметь сверхличную компактную среду, в которой происходит качественный отбор. Одно из самых больших заблуждений всякой абстрактной социологии и абстрактной этики – это непризнание значения расового подбора, образующего породу, вырабатывающего душевный, как и физический, тип. В типе человека огромное значение имеет раса. Человек может преодолевать ограниченность расы и уходить в бесконечность. Но он должен иметь индивидуализированную породу. Дворянин, преодолевший ограниченность дворянства, освободившийся от всех сословных предрассудков и интересов, останется дворянином по расе, по душевному типу, и самая победа над дворянством может быть проявлением дворянского благородства.

Культура не есть дело одного человека и одного поколения. Культура существует в нашей крови. Культура – дело расы и расового подбора. «Просветительное» и «революционное» сознание, всегда поверхностное и ограниченное, наложило искаженную печать и на самую науку, хотя из науки оно делало своё знамя. Оно затемнило для научного познания значение расы. Но объективная, незаинтересованная наука должна признать, что в мире существует дворянство не только как социальный класс с определенными интересами, но и как качественный душевный и физический тип, как тысячелетняя культура души и тела. Существование «белой кости» есть не только сословный предрассудок, это есть также неопровержимый и неистребимый антропологический факт. Дворянство не может быть в этом смысле истреблено. Никакие социальные революции не могут уничтожить качественных преимуществ расы. Дворянство может умирать как социальный класс, может быть лишено всех своих привилегий, может быть лишено всякой собственности. Я не верю в будущее дворянства как сословия, и не хочу себе, как дворянину, дворянских привилегий. Но оно остается как раса, как душевный тип, как пластическая форма, и вытеснение дворянства, как класса, может увеличить его душевную и эстетическую ценность. Это и произошло в значительной степени во Франции после революции. Дворянство есть психическая раса, которая может сохраниться и действовать при всяком социальном строе. Для мира и мировой культуры необходимо сохранение этой психической расы с её кристаллизованными аристократическими чертами. Полное исчезновение её было бы понижением человеческой расы, безраздельным торжеством parvenu, смертью древнего благородства в человечестве. Подбор благородных черт характера совершается тысячелетиями. Психических результатов этого долгого процесса не могут истребить никакие революции. Уничтожение феодального строя на Западе не было полным уничтожением тех психических черт, которые были выработаны феодальным рыцарством. Этим чертам начали подражать и другие классы. В рыцарстве выковывалась личность, создавался закал характера. Чувство чести у современного человека, в современном буржуазном мире идет от преданий рыцарства. Рыцарство вырабатывало высший тип человека. В рыцарстве была временная и тленная историческая оболочка, от которой ничего уже не осталось. Много темного было связано с этой оболочкой. Но в рыцарстве есть и вечное, неумирающее начало. Рыцарство есть также духовное начало, а не только социально-историческая категория. И окончательная смерть рыцарского духа была бы деградацией типа человека. Высшее достоинство человека выковывалось и оформлялось в рыцарстве и дворянстве и от него пошло в более широкие круги мира, оно – аристократического происхождения. Подбор благородных черт характера происходит медленно, он предполагает наследственную передачу и семейные предания; это – процесс органический. Таким же органическим процессом является и образование высокой культурной среды и высоких культурных традиций. В настоящей, глубокой и утонченной культуре всегда чувствуется раса, кровная связь с культурными преданиями. Культура людей сегодняшнего дня, без прошлого, без органических связей, всегда поверхностна и грубовата. И тот, у кого культура есть уже во многих поколениях, имеет совсем иной культурный стиль и иную культурную крепость, чем тот, кто первый приобщается к культуре.

К горю нашему, в русской истории не было рыцарства. Этим объясняется и то, что личность не была у нас достаточно выработана, что закал характера не был у нас достаточно крепок. Слишком великой осталась в России власть первоначального коллективизма. Многие русские мыслители, ученые и писатели гордились тем, что в России не было настоящей аристократии, что страна наша естественно демократична, а не аристократична. Нравственно прекрасен наш бытовой демократизм, наша простота, свойственные и настоящему русскому дворянству. Но в отсутствии аристократии была и наша слабость, а не только наша сила. В этом чувствовалась слишком большая зависимость от темной народной стихии, неспособность выделить из огромного количества руководящее качественное начало. Со времени Петра роль аристократии играла у нас бюрократия, и в бюрократии были некоторые черты аристократического подбора. Но всё же бюрократия не может быть признана настоящей аристократией по душевному своему типу. У нас побеждал бюрократический абсолютизм сверху и народничество снизу. Творческое развитие, в котором играли бы руководящую роль качественно подобранные элементы, у нас сделалось невозможным, и ныне мы жестоко за это расплачиваемся. И всё-таки несправедливо было бы отрицать огромное значение дворянства в России. Дворянство было нашим передовым культурным слоем. Дворянство создало великую русскую литературу. Дворянские усадьбы, дворянские семьи были первой нашей культурной средой. Красота старого русского быта – дворянская красота. Благородный стиль русской жизни – прежде всего дворянский стиль. Чувство чести прежде всего и более всего развилось в русском дворянстве. Русская гвардия в своё время была школой чести. Вторжение в русскую жизнь разночинца и слишком большое его преобладание скорее понизило, чем повысило у нас душевный тип человека. Жизнь наша потеряла всякий стиль. Лучшей, наиболее стильной и красивой эпохой нашей, наиболее достойной называться возрождением нашим, остается начало XIX века, время Пушкина, Лермонтова и целой плеяды поэтов, мистического движения, декабристов, Чаадаева и зарождения первоначального славянофильства, время стиля ампир, т.е. век руководящей роли дворянства, дворянской интеллигенции, дворянского культурного слоя. Тогда мы ещё не были нигилистами. На место дворянской культуры, недостаточно окрепшей, у нас пришел нигилизм и нигилистический стиль. Но всё наиболее значительное в русской культуре было связано с дворянством. Не только герои Л. Толстого, но и герои Достоевского немыслимы вне связи с дворянством. Вспомните, что говорил Достоевский в «Подростке» о дворянстве и его значении. Все большие русские писатели вспоены дворянской культурной средой. В пламени костров, зажженных революцией, сгорают не только усадьбы стиля ампир, но также Пушкин и Толстой, Чаадаев и Хомяков, сгорает всё русское творчество и русские предания. Истребление русского дворянства есть истребление культурных традиций, разрыв связи времен в нашей духовной жизни. Ваша ненависть parvenu к дворянству – низкое чувство, понижающее уровень человека, она направлена не только на привилегии дворян, которых давно уже нет, и которые безумие было бы восстанавливать, а на психические черты, которые неистребимы и наследуют вечность. Но нужно признать, что дворянство нравственно и духовно пало у нас раньше, чем было низвергнуто революцией.

Рыцарство и дворянство не должны психологически исчезнуть из мира, они должны приобщать к царству благородства и чести, к более высокому типу широкие народные круги. Не демократизация, а аристократизация общества имеет внутреннее духовное оправдание. Зачатки аристократизма, благородства породы есть в каждом классе, и нет классов отверженных. Освободительный процесс в человеческой жизни имеет лишь один смысл – раскрытие более широких путей для обнаружения аристократических душ и для их преобладания. В истории происходит мучительный процесс всё новых и новых исканий истинной аристократии. Дурное и пренебрежительное отношение к простому народу – не аристократично, это хамское свойство, свойство выскочек. Аристократическое чванство – безобразное явление. Аристократия должна была бы давать простому народу от своего избытка, служить ему своим светом, своими душевными и материальными богатствами. С этим связано историческое призвание аристократии. Рёскин мечтал о таком социализме, который будет проводиться наследственной аристократией. Он был горячим сторонником иерархического строя общества с аристократией во главе и вместе с тем столь же горячим сторонником решительных социальных реформ в пользу обездоленных классов. В этом он следовал вечной правде Платона. И вам бы следовало идти за Платоном и Рёскиным. Средняя масса исторической аристократии и дворянства легко изменяет своему назначению, впадает в эгоистическое самоутверждение и духовно вырождается. Те, которые особенно дорожат своими аристократическими привилегиями и противополагают их другим, менее всего бывают аристократичны по своему душевному типу. Хамство в аристократических и дворянских кругах очень распространено. Когда далеко заходит измена иерархически высших классов своему назначению и духовное растление в них, тогда зреет революция, как справедливая кара за грехи высших и сильнейших. И спасти будущее более высокой культуры, всегда основанной на иерархическом начале, может лишь жертва исторической аристократии, готовность отказаться от классовых реставраций, готовность отказаться от привилегий и нести своё служение, исполнить свою миссию.

* * *

Но в мире существует не только историческая аристократия, в которой вырабатывается средний уровень путем расового подбора и наследственной передачи, – в мире существует также духовная аристократия, как вечное начало, независимое от смены социальных групп и исторических эпох. Историческая аристократия может иметь черты душевного и телесного аристократизма, но в ней нет ещё черт аристократизма духовного. Духовный аристократизм осуществляется в мире в порядке индивидуальной благодати, он не может иметь обязательной и преимущественной связи с какой-либо социальной группой. Явление духовного аристократизма, гения предполагает благоприятную духовную атмосферу в жизни народов, но оно не связано с естественным подбором и выработкой среднего культурного уровня. Гениальность так же не наследуется, как не наследуется святость. Великие люди рождаются в провиденциально предназначенные минуты. Но они выходят из какой угодно среды, из высшей аристократии, как и из среды крестьян или мещан. Отношение между аристократией духовной и аристократией социально-исторической имеет свои ступени. В то время как высшие и наиболее благодатные явления духовной аристократии не имеют никакой связи с аристократией социально-исторической, с органическим подбором и наследованием, средние её ступени некоторую связь имеют, так как находятся в бóльшей зависимости от сверхиндивидуальной традиции, от подбора, кристаллизующего культурную среду. Для гения закон не писан, но он уже писан для таланта.