Текст книги "Испытание страхом"

Автор книги: Николай Асанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Николай Асанов
ИСПЫТАНИЕ СТРАХОМ

1

Сидеть одному в окружении телефонов, радаров и пультов с сигнальными кнопками и ждать смену мучительно. Особенно последние полчаса. За стенками паршивой конуры, отведенной дежурному офицеру резерва, слышны голоса солдат, но Мортону наплевать на эти разговоры: последние полчаса самые тоскливые, даже дисциплина слабеет, и офицеры предпочитают не замечать этого.

В коридоре казармы послышались грубые удары кованых каблуков, дверь распахнулась, и на пороге появился Боб Стеннис. За плечами лейтенанта виднелись лица четырех сержантов, похоих скорее на полицейских, сопровождающих арестованного, нежели на его подчиненных.

«Неужели я тоже похож на арестанта, когда прихожу принимать смену?» – усмехнулся Мортон, лениво поднимаясь навстречу.

– Лейтенант Стеннис явился для несения дежурства! – сухо произнес Бобби. И, обернувшись и своим охранникам, приказал:– Принимайте смену!

Сержанты рассыпались по клетушкам казармы. Голоса за стенкой стали живее, громче. Мортон лениво доложил:

– В зоне и окрестностях спокойно. Днем механизированная разведка отважилась пройти на шестнадцатую милю, где вчера остался сожженный танк. К сожалению, они опоздали: танк повстанцы уволокли. И очень жаль.

В штабе стало известно, что на танке стояли секретные приборы… У тебя найдется выпить?

После нескольких дран между солдатами командование базы запретило владельцам баров продавать виски навынос. В барах солдаты находились под строгим присмотром сержантов. Но на лейтенантов это запрещение не распространялось. Служба и так была несладкой.

Бобби вынул из кармана брюк плоскую фляжку и протянул Мортону. Мортон сделал два глотка.

Стеннис деловито проверил работу сигнальных устройств, мерцающие экраны радаров, подслушивающие аппараты, уши которых были вынесены не только за пределы базы, в расположение противника, но и в казармы – мало ли о чем могут говорить солдаты! – и кивнул на дверь:

– Пошли?

Мортон надвинул на уши каску и шагнул к двери. Это была последняя пытка. После проверки постов он мог идти хоть к черту. Мортон знал, что «черти» совсем близко, может быть, вот за этой дверью, но в центре базы находился бар «дядюшки Джо», в котором было тепло и уютно.

Стеннис, не скрывая зависти, сообщил:

– В полдень прилетели трое конгрессменов. С ними очень миленькие секретарши, машинистки и радистки. Сейчас они все в баре. Попутно летчики доставили дядюшке Джо новые запасы пойла. Сейчас там увлеклись коктейлем «Антарктида».

– А эти девочки из конгресса танцуют?

– Еще не начали. Наверно, ждут тебя, – съязвил Стеннис. – У них, милый, партнеров хватит! Сам генерал шел к дядюшке Джо.

Офицеры проверили внутренние посты и вернулись к казарме, где Мортон должен был подписать акт о сдаче дежурства. Сейчас Нортону было даже жалко Стенниса, и, когда тот остановился покурить, Мортон не стал возражать.

Южный Крест и перевернутая горбушкой вниз четвертинка луны медленно покачивались в тумане испарений, исходивших от джунглей. Больше ничего ни в небе, ни на земле не было видно. Из-за укреплений доносился странный, тягучий вой шакалов: наверно, они пировали на месте последнего боя с повстанцами. Тогда повстанцы подползли к самым позициям базы и обстреляли эти позиции минами с напалмом, теми самыми минами, которые они захватили в предыдущем бою у американцев. Мортон видел со своего наблюдательного пункта, как вертелись горящие солдаты, а их вопли все еще звенят в ушах. Не после этого ли он стал так много пить? «Старики», прослужившие тут больше года, говорили, что только виски отбивает слуховую и зрительную память у тех, кому доводилось видеть действие напалма… А тут напалм сжигал товарищей и друзей самого Мортона. Если бы в тот проклятый день генерал не вызвал его в штаб базы с докладом, возможно, он и сам так же крутился бы и визжал до самого своего конца…

– Да, Бобби, – вспомнил он, – капитан Роберте, командир разведки, говорил, что на шестнадцатой миле, там, где танки применили огнеметы и напалм, снова вдоль всего шоссе выросла эта высокая режущая трава, суданка, что ли, ее называют. А ведь прошло всего четыре дня… Постой, что это?

Над крышей казармы в воздухе медленно скользило что-то белое. Это белое пролетело над головами офицеров и исчезло в темноте.

– Бабочка или летучая мышь? – неуверенно предположил Стеинис.

– Ночью белые бабочки не летают. А белых летучих мышей и вовсе не бывает.

– Еще! Еще! – тревожно прошептал Стеннис. Оба таращили глаза, задрав головы к небу, где стайками летели какие-то белые крылатые существа.

Одни скользили очень низко, казалось, можно схватить рукой, другие летели высоко, словно направлялись к самому центру базы.

Одно из белых существ опустилось на землю в трех или четырех шагах от офицеров. Во всяком случае, они видели достаточно отчетливо, как оно трепетало, словно пыталось снова взлететь. Мортон сделал шаг вперед.

Стеннис еле успел удержать его.

– Только не ты! – прошептал он. И, таща Мортона за собой, к дверям казармы, вполголоса приказал туда, внутрь: – Сержант Вайс!

– Слушаю, сэр!

Стеннис уже овладел собой. Хотя они и научились здесь всего бояться, потому что все могло принести с собой смерть, но они умели теперь скрывать свой страх. Иначе они не могли бы командовать солдатами и посылать их навстречу возможной гибели. Стеннис приказал:

– Прямо перед вами, в сорока примерно ярдах, лежит какой-то белый предмет. Подойдите к нему, осветите хорошенько и доложите, что увидите… – Мортона он держал за руку.

– Слушаю, сэр!

Сержант молодцевато спрыгнул с крыльца, осмотрелся и, видимо, заметил то, о чем говорил Стеннис. Но шел он туда не так бойко. Однако подошел, включил мощный фонарь.

– Сэр, это стрела. Детская стрела, какие мы пускали из луков, когда играли в индейцев. К ней привязана бумага. Несколько листков. Тут есть еще такие стрелы… – И замолчал, словно увидел что-то неожиданное.

Затем хрипло спросил: – Принести ее, сэр?

– Да, принесите, Вайс, – сказал Стеннис. – Только не прикасайтесь к острию. Оно может быть отравлено.

– Оно не может быть отравлено, сэр! – странным голосом сказал Вайс и подошел к офицерам, неся длинную стрелу, к оперению которой действительно было привязано несколько листков бумаги, аккуратные, четырехугольные, не больше доллара размером.

Фонарь Вайс выключил, и офицеры не могли понять, что это за листки. Но почему-то не стали освещать странную стрелу своими фонарями. Стеннис просто взял стрелу у сержанта и пошел вперед, кивнув Мортону: – Зайди!

За Мортоном шел Вайс. Стеннис, оказавшись в конуре дежурного, мельком взглянул на стрелу и бросил ее под стол. Обернувшись к сержанту, он спросил:

– Расскажите, что вы увидели, Вайс?

– Стрелу, сэр, с бумажным оперением. Мы в детстве, сэр, делали оперение для стрел, сдирая перья с мячиков бадминтона или с живых петухов. А таких дурацких стрел я никогда не видел! – Сержант пожал плечами.

– Хорошо, Вайс, идите. И ни слова никому об этой дурацкой находке. А уж я найду того, кто решил баловаться здесь со стрелами! Наверно, начитался историй о летающих блюдцах и о тех болванах, которые их запускали с крыш, чтобы потешиться. Боюсь, как бы не потешились мы над этим стрелком!

– Есть, сэр! – отчетливо ответил Вайс и вышел.

– Какая глупая шутка! – сказал Мортон. Стеннис плотно прикрыл дверь и, понизив голос, тихо сказал:

– Боюсь, что это не такая уж глупая шутка. Смотри!

Он вытащил стрелу из-под стола и положил перед Мортоном.

Стрела была из бамбука, в полметра длиной. К ее оперению были веером привязаны бумажки, прошитые ниткой. Мортон влился взглядом в одну из них.

На бумажке было напечатано:

ПРОПУСК НА ВЫХОД С ТЕРРИТОРИИ БАЗЫ

Оставившие оружие на базе могут идти группами до тридцати человек; вооруженные – не больше пяти. Слушайте наше радио по всем каналам вашей сети сегодня в ноль-ноль часов. В случае. если ваши приемники будут отобраны, слушайте завтра наши громкоговорители. Все покинувшие базу в течение семидесяти двух часов будут излечены от начавшегося сегодня психогенеза и отправлены на родину.

См. на обороте.

Мортон оторвал листок от стрелы, перевернул и приблизил к глазам. Там более мелким шрифтом было напечатано:

ПСИХОГЕНЕЗ

Человечество принадлежит к одному корню. В каждом человеке заложены гены белой, красной, желтой и черной рас Наши древние мудрецы знали способ воздействия на гены. Мы вновь открыли его. Сегодня мы объявляем: американская база находится в зоне мощного воздействия на гены В течение семидесяти двух часов каждый ами приобретает черты наиболее подавляемых его психикой особенностей чужой расы. Все покинувшие до этого срока базу получат препарат, возвращающий им прежнее состояние, и будут отправлены на родину. После этого срока лечение может оказаться недействительным, и заболевшие останутся неграми, индейцами, малайцами, китайцами, в зависимости от их ненависти к той или иной расе. Иного спасения от психогенеза нет. Вы травите нас газами, мы пытаемся сделать вас людьми!

Повстанческий комитет.

– Что это может значить? – растерянно спросил Мортон. – Глупая шутка?

– Хотел бы я знать, что успел прочитать Вайс, когда подобрал стрелу!

Вот что меня интересует больше всего, – сухо выговорил Стеннис. – Ты заметил, как у него изменился голос, когда он доложил, что это просто стрела с бумажками?

– Оставь в покое Вайса и скажи, что ты думаешь сам об этом? Сам! Понимаешь?

– Я уже все понял! – шепотом сказал Стеннис. – Прислушайся!

По коридору кто-то прокрался так тихо, что даже половицы не скрипнули, не стукнула дверь.

– Вот и ответ на мой вопрос! Вайс прочитал только слова «Пропуск на выход…». И он кого-то послал за листовками! И сейчас они их читают.

Поэтому за стенками так тихо. А тот, кого он послал, пошел босиком, хотя все они боятся змей. А тут не побоялись.

– Послушай, Мортон, не валяй дурака! Тут же все сказано! Он будет бояться, потому что это психогенез! Воздействие на психику! Такое же, какое грозит тебе, когда тебя вызовут в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности и ты будешь думать, что тебя могут сделать коммунистом! Вот что, Мортон, я избавлю тебя от хлопот! Они не по твоему характеру! Подписывай акт о сдаче дежурства! И выкатывайся отсюда. Я сейчас доложу генералу.

2

Мортон медленно брел к бару. Глаза постепенно привыкли к удушающей темноте тропической ночи, и он видел стрелы… Их было очень много.

Должно быть, повстанцы подползли к базе со всех сторон и обстреляли ее так плотно, что если бы это был минометный или автоматный огонь, то…

Мортон вздрогнул, нагнулся, поднял одну из стрел и аккуратно оборвал все билетики. На некоторых стрелах их уже не было. Значит, теперь не только Мортон, Стеннис и генерал знают о новой диверсии повстанцев, но и другие. Да и как можно было бы сохранить это в тайне? Ведь повстанцы обещали передачу по радио…

В баре все было в порядке. Музыкальный автомат наигрывал что-то бурное, несколько пар танцевали на полутемном кругу, подсвеченном снизу плафонами, вделанными в пол; у стойки сидели и стояли офицеры, свободные от дежурства. навстречу Мортону сразу протянулось несколько рюмок – его любили за щедрость и веселость.

Он выпил один за другим три коктейля и только тогда принялся незаметно присматриваться к офицерам: кто из них знает? Нет, он не мог угадать.

Тогда он повернулся к зеркалу и принялся рассматривать свое лицо. Оно было спокойно, чуть усталое лицо только что отдежурившего офицера, и никаких особых мыслей или забот прочесть на нем было нельзя. И вспомнил: когда учились в форту Брегг, среди прочих дисциплин преподавалась и выдержка. Ведь они готовились сражаться с партизанами, а учителя говорили, что партизаны жестоки и изобретательны в пытках, которым подвергают попавших в плен. А не притворно ли все это веселье?

Снова взглянув на часы, он увидел, что время близится к половине двенадцатого, и попросил дядюшку Джо завернуть пару бутылок. И только тут заметил, что зал пустеет…

Люди исчезали как-то незаметно. Возможно, через черный ход. Обычно в баре засиживались до двух-трех часов ночи, особенно если нет дежурства с утра, а сейчас исчезли уже многие завсегдатаи. Те, которые знал и…

В этот момент радио начало громко перечислять имена офицеров, которых вызывал генерал. Офицеры прекратили танец. Те, кого называли, торопились к выходу. Мортон надеялся, что его оставят в покое, но назвали и его.

Выскочив из бара, он ахнул: вся база была освещена. И усмехнулся: генерал знал дело. К каждой казарме был приставлен караул. Не видно было ни одного солдата. Во все стороны шли офицерские патрули – по двое, – один шел с портфелем, другой собирал стрелы, срывал с них билетики и складывал в портфель. Иногда офицеры менялись обязанностями, но все шли парами.

Из штаба навстречу Мортону шли беглым шагом новые и новые патрули.

Некоторые офицеры, тоже по двое, входили в казармы. Мортон понял: собирают приемники. Но уж наверняка кое-кто из солдат припрятал свой транзистор. И не один Вайс, должно быть, украдкой сходил за пропусками…

Начальник штаба, не слушая приветствия Мортона, взглянул в расписание.

– Мортон, явитесь к месту предыдущего дежурства! Будете в распоряжении Стенниса до особого приказа. Быстро!

Хорошо хоть то, что он окажется рядом со Стеннисом. Бобби – настоящий друг!

Офицерский патруль уже обследовал казарму резерва. На столе у Стенниса лежали десятка два приемников разного размера, от «сережки», которая надевается прямо на ухо, до солидного «комода», в котором заключены и приемно-передающее устройство, и магнитофон, и проигрыватель. Стеннис мрачно рассматривал это нагромождение радиоаппаратуры.

– Ты уверен, что собрано все? – спросил он.

– Конечно, нет. Вайс не сдал свои транзистор! – ответил Мортон. – Я видел: у него «Ташиба», японский.

– Почему, черт возьми, приемники не вписаны в солдатскую книжку?

– Кто же знал, что партизаны прибегнут к такой провокации?

– А ты уверен, что это провокация? – Стеннис хмуро взглянул на Мортона и крикнул в переговорное устройство: – Вайс!

Вайс появился в дверях непривычно мрачный.

– Где ваш приемник «Ташиба»?

– В мастерской. На ремонте, сэр!

– Распишитесь. Два месяца тюрьмы, если приемника в мастерской нет.

– Извините, сэр, возможно, его принесли, пока мы сменяли караул.

– Вполне возможно, Вайс. Сходите и посмотрите тщательнее!

– Есть, сэр!

Он вернулся через три минуты и бережно положил транзистор на стол.

– Разрешите идти, сэр?

– Идите, Вайс.

Стеннис включил штабное радио и попросил Мортона:

– Выбери из этого дерьма какую-нибудь пищалку, Дикки. Сейчас прикажут включить.

Действительно, штабное радио передавало приказ Мортону – включить транзистор на любую передачу с родины, Стеннису – записать содержание передачи и возможные помехи.

Мортон отыскал передачу из Техаса. Стеннис улыбнулся: оба они были техасцами, и было приятно слышать долгие гласные и придыхания на согласных, как будто с тобой разговаривает кто-то из родных. Стеннис записал: «23,55. Супер Техаса. Новости штата».

Диктор неторопливо описывал чье-то бракосочетание, потом зазвучали знакомые имена, шло перечисление гостей. Стеннис пробормотал:

– Интересно, узнают ли они меня, если я вернусь индейцем?

– Не сходи с ума, Бобби! – сердито остановил его Мортон.

В приемнике что-то взвыло, голос из Техаса начал удаляться, как будто торопился на родину, и возник другой голос, твердый, жесткий, с чуть заметным акцентом.

«Говорит радиостанция „Свободный народ“! – записывал Мортон. – Передаем ультиматум штаба повстанческой армии командованию, офицерам, сержантам и солдатам американской военной базы „Спринтер“».

Закончив чтение ультиматума, диктор добавил:

«Очевидно, командование постарается скрыть от рядового состава базы наше предупреждение. Поэтому завтра с утра мы будем передавать его через громкоговорители, поставленные возле базы. Просьба к солдатам, когда им прикажут обстреливать эти громкоговорители, не уничтожать их, чтобы все узнали содержание ультиматума…»

Что-то щелкнуло в приемнике, и техасский голос вернулся обратно. Но Мортои его уже не слушал. Он сломал карандаш и сидел, склонив голову, глядя на неразборчивые каракули.

– Интересно, что сейчас делает Старик? – хрипло сказал Стеннис. Он вытащил из стола свою флягу и разлил виски в бумажные стаканы, стопкой стоявшие возле графина с водой. Один пододвинул Мортону, из второго выпил сам.

– Думаю, то же самое, что делаем мы! – Мортон примерился к уровню жидкости и проглотил ее в один прием.

– Нет, его так просто с ног не собьешь! И потом у него же под штабом экранированное убежище!

– Они дали нам три дня. Значит, если это не блеф, то первые перемены произойдут быстро.

– Смотри-ка, – ехидно буркнул Стеннис, – наш Фома неверующий тоже поддался психогенезу! Ты же говорил, что все это пропаганда!

Мортои сжал кулаки. Он не любил ехидства. И замер, вытаращив на обидчика глаза.

– Что ты на меня так смотришь?

Стеннис вскочил на ноги, провел рукой по лицу.

– Н-ничего, н-ничего! – пробормотал Мортон.

Но Стеннис уже не слышал. Выдвинув ящик, он лихорадочно рылся в бумагах, пока что-то не загремело под рукой. И вытащил маленькое зеркало, перед которым они брились по утрам после дежурства.

– Я ничего не вижу! Нет! Нет!

Он отрицал это так яростно, что Мортону снова показалось, что у Стенниса лицо становится медным, а нос горбится и кончик его отвисает вниз, тонкий, хищный, как клюв птицы. Но Стеннис уже успокоился.

По селектору прозвучал сдержанный голос начальника штаба:

– Офицерам, свободным от дежурства, явиться немедленно!

Мортон вскочил на ноги, кивнул Стеннису и выбежал из дежурной комнаты.

Он побоялся оглянуться, чтобы не привиделись еще какие-нибудь перемены на лице товарища.

Перед дверью штабного здания Мортон привел себя в порядок и вошел медленно. Он помнил, что у входа висит зеркало. Надо было посмотреться.

Зеркала не было.

На стене осталось только светлое пятно на порыжевших от солнца обоях.

Ну, а ты-то, милый Джекни, не испугался? Почему ты так пристально разглядывал лицо Стенниса? И почему у тебя все время такое ощущение, будто губы выворачиваются, как после хорошей попойки, хотя ты выпил не так уж много? Что, если это тоже психогенез? Надо же было этим туземцам придумать такое дьявольское название! Любой идиот понимает, что речь идет о давлении на психику. А какая у нас психика, если все мы перепуганы войной, бомбами, напалмом, все пьем по кварте в день, выкуриваем по полсотни сигарет, глотаем наркотики, если, конечно, достанем, лишь бы хоть немного отвлечься от того, что тебя окружает и что тебе угрожает… Тут поверишь не только в психогенез, а и в самого сатану со всеми его чертями.

Стой, Мортон! Дальше так нельзя! Ты что-то стал задумываться над тем, о чем тебе думать не следует. Ну, приди же в себя, убери с лица этот страх, сейчас ты предстанешь перед строгими очами старших офицеров, а они умеют читать не только твои письма домой, мамочке, но и мысли по твоим глазам..

Мортон сделал суровое лицо опытного солдата– так ему, во всяком случае, казалось, проверить без зеркала он не мог – и вошел в штаб.

Старина еще не было. А может быть, он находился за той тяжелой дверью, что охраняла комнаты с сейфами, вход в подземные казематы и «экранированные» убежища, как поговаривали младшие офицеры, которых никогда не приглашали по ту сторону двери. Может быть, он там совещается с этими тремя конгрессменами, которые прибыли сюда за государственный счет поразвлечься со своими хорошенькими секретаршами и стенографистками, а кроме того, и утешить бедных солдатиков, что о них не забывает Родина, непременно с большой буквы Родина, а если в речах, то вовсе все слово из одних больших букв: Р-0-Д-И-Н-А – и с самым большим восклицательным знаком на конце слова. Мортон уже повидал этих Великих Людей, в форт Брегг они тоже наведывались и говорили все одно и то же, очень может быть, что это и были одни и те же сенаторы и конгрессмены, специалисты по солдатикам, может, они еще в детстве играли в солдатики, а теперь очень рады, что могут поиграть с живыми солдатиками, – это ведь так интересно играть в войну, когда тебя самого убить не могут. Но здесь они, кажется, попались, так что им есть о чем поговорить с генералом, наверно, просятся домой, им спать пора, баиньки, у них там есть мамочки их деточек, а генерал, наверно, объясняет, что ночью дорога на аэродром блокируется повстанцами, что туда до рассвета и на танке не проберешься, а до утра они тут нахватаются столько этого психогенеза, что еще неизвестно, кем они вернутся в свой Вашингтон – неграми, китайцами или индусами.

А может, они просят генерала выпустить их вместе с их дамами, чемоданами и сувенирами под белым флагом, чтобы получить от повстанцев по таблетке от психогенеза, а вы оставайтесь, черт с вами, мы-то, в сущности, не военные, мы самые что ни на есть мирные люди, мы и слыхом не слыхали, что тут у вас идет война, мы вообще-то против всякой войны, только выпустите нас, миленькие повстанчики, а уж мы по возвращении домой тут же произнесем сто речей и сто сорок тостов в вашу честь и потребуем от президента, чтобы он немедленно прекратил всякие военные действия и вывел войска из вашей страны…

Стоп, Мортон, так ты можешь додуматься до оскорбления государственного флага и самого президента…

Черт, почему во всей комнате нет ни одного зеркальца? Спросить у кого-нибудь из офицеров? Вон стоит капитан Роберте и тоже косится по сторонам, наверно, и он подумал о зеркальце, пусть самом маленьком, таком, какие дамы носят в театральных сумках. Почему в офицерские планшеты не вделывают зеркальце, как в дамскую сумку?

Вдруг все зашевелились, как по сигналу, – это тяжелая, бронированная дверь, за которой находились разные неизвестные тайны и секреты, бесшумно отодвинулась, и на пороге появились генерал, конгрессмены и несколько старших офицеров. Так, значит, у них там и в самом деле происходило тайное совещание, и сейчас нам объявят, о чем договорились эти бонзы с нашим Стариком? Плохо дело, Мортон!

Генерал пригласил офицеров садиться, но большинство осталось подпирать стены, кто где стоял. Генерал тоже остался на ногах. Он откашлялся, заговорил нервно, быстро:

– Господа офицеры, вы все уже знаете, что повстанцы предприняли психологическую атаку. Мы связались по радио с высокопоставленными работниками госдепартамента и сообщили содержание ультиматума повстанцев. В данную минуту в госдепартаменте проводятся важные консультации с видными учеными страны. В шесть часов утра мы получим точный ответ на поставленные нами вопросы: а) имеет ли ультиматум повстанцев какую-нибудь научную почву или это только психологический трюк в той грязной войне, которую они ведут против сил порядка, защищаемых нами с позиций общечеловеческого гуманизма, и б) какими мерами ответить на беспрецедентное бесстыдство так называемого повстанческого комитета? До шести часов утра вы свободны…

– Еще шесть часов этой пытки? – вдруг простонал Роберте. Он не сел даже, а как-то боком упал на стул и закачал головой, как смертельно раненный.

Генерал жестко крикнул:

– Что с вами, Роберте? Вы ведете себя, как истеричная баба!

– Зеркало! Где зеркало? – вдруг завопил Робертс. – Дайте мне посмотреть на себя! – И вдруг, выпучив глаза, вперился в генерала, протянув к нему дрожащий палец. – Посмотрите на себя, сэр, вы же чернеете!

Генерал отпрянул от стола и сунул руку во внутренний карман мундира.

«Ага, он уже не расстается с зеркалом! – злорадно подумал Мортон. – Вот так он поступает всегда! Как говорили древние: что позволено Юпитеру, то не позволено быку!»

Но у Старика выдержки было побольше, чем у какого-то капитана Робертса.

Он тут же вынул руку из кармана и рявкнул:

– Капитан Роберте, выйдите вон! Я отстраняю вас от командования.

Капитан Синклер, примите роту Робертса!

В это время в радиофоне прозвучал встревоженный голос Бобби Стенниса.

Он обращался к генералу:

– Сэр, докладывает лейтенант Стеннис. Пост, расположенный у ворот базы, не отзывается на сигналы. Разрешите взять второй взвод и проверить положение?

– Да! И немедленно! – Выпученные глаза генерала остановились на Мортоне. – Направляю к вам лейтенанта Мортона со взводом из роты Робертса. Никого из расположения базы не выпускать! – Генерал отстранился от микрофона и снова взглянул на Мортона. – Лейтенант, вы слышали мой приказ?

– Да, сэр!

– Так чего же вы стоите!

«Дался я ему! Как будто тут нет более опытных офицеров. Ах, да! Если повстанцы действительно облучают базу какими-то своими таинственными средствами, то у ворот действие лучей сильнее. Ах, подлецы!»

Но дисциплина сработала железно. Недаром же в форту Брегг их приучили повиноваться беспрекословно. Он увидел себя уже бегущим по плацу к казарме роты Робертса и окончательно пришел в себя только после собственной громкой команды:

– Первый взвод, стройся!

Стало совсем светло. Мортон оглядел взвод. Возбужденные лица перекошены, глаза бешеные, однако люди еще подчиняются. Мортон приказал:

– На пост номер один! Бегом!

Придерживая планшет, чтоб не колотил по ногам, он побежал рядом со взводом.

Стеннис и его люди уже возились в бетонном укрытии за воротами базы и что-то делали там. О дьявол, они поворачивали свои пушки и пулеметы в сторону базы! Ну да! Они волочили тяжелые бетонные плиты и устанавливали их так, чтобы защититься от своих, если те вздумают стрелять. А по плацу шла к воротам странная процессия: мужчины и женщины в цивильной одежде, волокущие чемоданы и размахивающие белыми тряпками и ночными сорочками.

Стениис наклонился к микрофону.

– Сэр, эти подлецы-конгрессмены задумали улизнуть. Они ползут к воротам в полном составе. Что прикажете делать?

Взбешенный голос Старика прозвучал, как божий глас:

– Полосните очередью над их головами! Только постарайтесь не попасть в казармы. И предупредите, чтобы немедленно возвращались назад.

Стеннис выскочил на край окопа и заорал:

– Эй вы, трусы и шлюхи, ползите назад! – Обернулся, скомандовал потише:

– Над головами пулеметная очередь! Вайс!

Вайс припал к пулемету, и тот затараторил так громко, что заглушил псалом и истерический женский визг. Мортон видел только разинутые рты.

Конгрессмены и их дамы рухнули. Мортон даже подумал: кажется, их прикончили! Но потом там началось какое-то шевеление, и вот вся группа поползла обратно, оставив на месте сражения чемоданы, портпледы, дамские сумочки. Вайс огорченно оторвался от пулемета, буркнул сам себе:

– Лучше всего было бы пришить эту падаль к земле. Мало ли что случается на войне. Глядишь, президент наградил бы их посмертно за храбрость.

– Помолчите, Вайс! И давайте-ка приволоките сюда десяток надолбов.

Вдруг какой-нибудь идиот вздумает прорываться на броневике или на танке.

– Против танка мы не удержимся! Стеннис сделал вид, что не заметил, как Вайс упустил обязательное «сэр», и насмешливо сказал:

– Это все-таки не повстанцы, с ними справиться легче!

За краем леса огненным мечом прорезалось солнце. Стеннис взглянул на часы и сказал:

– Ну, сейчас начнется!

– Что начнется? – не понял Мортон.

– Музыка! – хмуро пошутил Стениис. – Помнишь, они сказали, что начнут передачу для солдат в шесть утра?

Мортон тоже поглядел на часы. Было шесть. Из дальнего леса послышались крики птиц, потом обезьяний хор. Джунгли приветствовали восход солнца.

И в ту же минуту из лесу, а кое-где и прямо из-за колючей проволоки, через которую был пропущен ток в две тысячи вольт, заговорили репродукторы.

– Ами! Если вам прикажут стрелять, старайтесь не уничтожать репродукторы! …Ультиматум повстанческого комитета! …Вы убиваете нас, мы стараемся сделать вас людьми! …Психогенез и его действие!..

Стенниса вызвал штаб. Он выслушал приказ и передал Мортону:

– Огонь по всем замеченным репродукторам!

Стрельба уже слышалась по всей границе базы. Мортон тоже приказал открыть огонь.

Судя по громкости и отчетливости текста, стрелки базы сегодня не отличались особым умением вести прицельный огонь. А ведь среди них половина числилась снайперами и получала специальную доплату-премию за каждое попадание!

На этот раз они смотрели больше друг на друга, на Нортона, на Стенниса, но и смотрели-то воровато, украдкой, словно боялись: взглянут и не узнают один другого. Какая уж тут стрельба!

В 6.10 по селектору послышался приказ генерала:

– Стеннису и Мортону сдать дежурный пост капитану Коллинзу! Солдат отправить на отдых. Явиться в штаб для доклада!

Из-за казарм на полной скорости вывернулись «виллис» и броневик и затормозили возле ворот. Коллинз и его сержанты выскочили из машины, солдаты остались в броневике. Коллинз озабоченно спросил:

– Ну, как у вас?

– Пока тихо, – ответил Стеннис. – А вы что. собираетесь за зону?

– Да. Старик приказал произвести разведку. Он досадливо поглядел на оголенные напалмом и ядохимикатами джунгли, по которым была проложена бетонная дорога на аэродром, крикнул одному из сержантов:

– Чарли, останетесь со своим взводом здесь! Остальные – за мной!

Коллинз взобрался в «виллис», помахал руной, приказал в переговорное устройство: «Ребята, за мной!» – и выехал за ворота. Броневик устремился за «виллисом», как слон за гончей.

Мортон посмотрел, как Вайс передает пост Чарли. Солдаты Чарли занимали места тоже лицом к базе, как будто в джунглях не было никакого противника. Очень похоже, что в штабе ждут бунта. Но с кем будут солдаты Чарли?

Он козырнул сержанту и медленно пошел вслед за своими солдатами.

Солдаты шли не в ногу, что для воспитанников форта Брэгг было просто невероятно.

Проследив, как они под опекой Вайса скрылись в казарме, у дверей которой по-прежнему торчал офицерский патруль, Мортон и Стеннис пошли в штаб. Оба еле плелись, измученные бессонной ночью и полной неизвестностью, которая ждала их.

Только что произошла смена, и в приемной опять было много офицеров.

Сейчас все выглядели утомленными, апатичными, словно уже уверились в самых худших предположениях.

В 6.30 генерал появился из-за дверей. Теперь его сопровождал только начальник штаба.

Генерал держал в руках узкий листок расшифрованной радиограммы. Он остановился у самых дверей и хрипло прочитал: «Приказываю исполнить свой долг до конца. Америка молится за вас. Командующий экспедиционными армиями США».

Он повернулся уже к дверям, когда послышался голос по селектору:

– Сэр, докладывает капитан Коллинз! Арестованный офицер Роберте обезоружил часового и бежал через главные ворота базы.

– Проклятие! – Генерал бросился к столу, на котором были укреплены четыре микрофона. – Кто пропустил его через ворота?

– Взвод, охранявший ворота, дезертировал в полном составе. Возможно, Роберте и увел их. Часовой, придя в себя, бросился к воротам и был задержан. Утверждает, что гнался за капитаном Робертсом.