Текст книги "Я был адъютантом Гитлера"

Автор книги: Николаус фон Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 51 страниц)

Дюнкерк

На французской стороне произошло изменение: генерал Вейган стал преемником Гамелена. Вейгану пришлось прибыть из Сирии. Его имя вызвало во всей Франции волну надежды. В Первую мировую войну он был крепкой правой рукой Фоша и пользовался большим доверием. Первым делом Вейган занялся особенно запутанным положением на севере. Но все его попытки сформировать новые соединения оказались запоздалыми. Танковые соединения генералов Гудериана и Райнхардта (41-й армейский корпус) 23 мая, форсированно двигаясь от устья Соммы и обходя Булонь и Кале, теперь рвались дальше на восток.

Однако 24 мая они получили приказ Гитлера остановиться на линии Гравелин – Сен-Омер – Бетон. Этот приказ вызвал всеобщее негодование и встретил противодействие. Браухич и Гальдер попытались удержать фюрера от этого решения. Гитлер же знал, что все английские экспедиционные силы численностью свыше 300 тыс. человек сосредоточились в районе южнее Дюнкерка примерно до Лилля, намереваясь оттуда эвакуироваться в Англию. Разъясняя свое решение об остановке Браухичу и Гальдеру, он обосновывал его ожидаемым длительным и упорным сопротивлением англичан. Но фюрер не желал сковывать там свои моторизованные силы, а хотел как можно скорее высвободить их и перебросить на новый фронт для наступления на юг. Его намерением было закончить сражение с французской армией максимально быстро и не допустить возникновения в Южной Франции нового сопротивления вермахту. 24 мая он еще не знал, какие именно вражеские силы находились во Франции. Ему внушало тревогу то, что англичане подбрасывали через Бордо новые дивизии и создавали новый фронт.

Поведение Гитлера в оценке положения под Дюнкерком определялось и сильным влиянием Геринга. Тот увидел здесь шанс для своих летчиков сыграть решающую роль. Он высказал фюреру твердое убеждение, что его пилоты не допустят эвакуации английской армии на Британские острова. Гитлер положился на это обещание, хотя у меня не сложилось впечатления, что сам он был твердо уверен в том. Но это отвечало его представлению о следующей операции.

Несомненно, укрепившийся в правильности своей точки зрения благодаря заверению Геринга, Гитлер 24 мая вылетел в группу армий «А», чтобы обсудить с генерал-полковником фон Рундштедтом решение о ближайшей операции. Состоялось продолжительное и подробное обсуждение положения под Дюнкерком. Основной мыслью фюрера было быстрое продолжение операции на юг Франции. Английская армия для него значения не имела. Гальдер же боролся за возможность всеми наличными силами ворваться в англо-французский котел и уничтожить его. На взгляд Гитлера, все это должно было занять немало дней и слишком надолго отодвинуть начало наступления на Южную Францию. Принять решение фюрер предоставил самому Рундштедту. Тот же выбрал наискорейшее продолжение операции. Была произведена соответствующая перегруппировка на Сомме и Уазе. Группа армий «Б» генерал-полковника фон Бока наступала вдоль берега примерно до Ретеля; примыкая к ней, следовала до Саара группа армий «А» генерал-полковника фон Рундштедта, а группа армий «Ц» кавалера фон Лееба тем временем продолжала занимать свои прежние позиции. Наступление 5 июня имело успех на правом фланге у танкового корпуса Гота и у корпуса Манштейна. Последний быстро прошел через боевые порядки соседних соединений и привел в движение весь фронт.

Тем временем во Франции главой государства стал маршал Петэн, на которого население возлагало большую надежду. Но Гитлер сомневался, что тому удастся организовать успешное сопротивление.

В письме дяде я писал: «Быстрый переход через Маас настолько ошеломил противника, что он поначалу даже не оказал сопротивления. Затем наши танки и моторизованные дивизии быстро преодолели все препятствия и устремились к морю. Пехотные соединения совершили невероятно стремительный марш на запад и тотчас же создали оборонительный фронт против угрозы с юга.

Обеспечив себя с тыла, нам совершенно спокойно удалось завязать мешок на севере. Здесь уничтожена элита французских дивизий. Английские же дивизии расколошмачены, отдельные части без вооружения и снаряжения спасаются бегством в Англию. С нашей же стороны 50% дивизий еще вообще в бою не участвовали. Сам фюрер глубоко взволнован этой великой удачей».

В дни пребывания в «Скалистом гнезде» Гитлер вызвал главного метеоролога д-ра Дизинга и вручил ему золотые карманные часы с выгравированной дарственной надписью. Фюрер принял его предупредительно и побеседовал с ним насчет тех прогнозов, которые тот давал в период полугодового ожидания.

Перед новым наступлением Гитлер перенес свою Ставку в небольшой бельгийский населенный пункт Брулей де-Пеш.

Место для новой штаб-квартиры фюрера снова подыскали и в лихорадочной спешке оборудовали Шмундт и Тодт. Я сохранил о ней особенно хорошее воспоминание, ибо именно здесь мы узнали о заключении перемирия.

14 июня 1-я армия приступила к прорыву «линии Мажино» южнее Саарбрюккена. После сильной артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление несколько дивизий, которые и прорвали ее за два дня тяжелых боев. 16 июня последовал второй удар на южном участке, 7-я армия форсировала Рейн. Судьба французских войск была решена за несколько дней. Отдельные крепостные сооружения продолжали сопротивление даже и некоторое время после капитуляции, пока высокая французская военная миссия не приказала прекратить его.

10 июня объявил войну французам Муссолини. Итальянские войска начали военные действия 11 июня. Гитлер ожидал это решение с большой тревогой, ибо оно служило не поддержкой, а скорее дополнительным бременем. 14 июня пал объявленный открытым городом Париж, а 15 июня – Верден. Фюрер регистрировал эти успехи спокойно, но принимая близко к сердцу. В памяти его все еще сохранялись живые воспоминания о Первой мировой войне, и они действовали на него, как и на других участников битвы во Франции.

Победа и перемирие

18 июня до Гитлера дошло желание французов заключить перемирие. Глубоко взволнованный этим предложением, он поручил министерству иностранных дел ответить французам, что сначала должен переговорить с итальянцами. На следующий день он вылетел в Мюнхен, чтобы встретиться там с Муссолини. Ему пришлось приветствовать дуче как своего соратника по оружию, а это никакого удовольствия ему не доставляло. Но Муссолини был в полном восторге и обещал блестящие успехи. Два дня спустя, 20 июня, в Тур прибыла французская комиссия по заключению перемирия. Переговоры должны были начаться 21 июня в 11 часов утра в Компьене, на том самом месте, где 9 ноября 1918 г. было подписано перемирие Эрцбергером{194}, маршалом Фошем и адмиралом Вейганом. Гитлер уже давно представлял себе эту сцену, и теперь его обуревало желание сыграть в ней историческую роль. Он приказал установить в Компьеньском лесу тот самый железнодорожный вагон, в котором проходила церемония в 1918 г. Фюрер повелел участвовать в первом заседании трем главнокомандующим видами войск вермахта, а также Кейтелю и имперским министрам Гессу и фон Риббентропу{195}. Из-за опоздания французской делегации начало переговоров пришлось перенести на 15 часов.

Гитлер в одиночестве приблизился к историческому вагону, обошел фронт почетного караула, а затем вошел в вагон. Через несколько минут прибыла французская комиссия по перемирию во главе с генералом Хунтцигером. Она сразу же направилась в вагон. Кейтель зачитал преамбулу соглашения о перемирии. Затем фюрер и сопровождавшие его лица из вагона вышли и сразу отбыли. Переговорами, затянувшимися до 22 июня, руководил Кейтель. В ночь с 24 на 25 июня о заключении перемирия было объявлено по радио, оно вступило в действие. Все мы в этот момент вместе с Гитлером собрались в столовой Ставки и после того, как выстроившиеся под окном горнисты батальона сопровождения фюрера протрубили сигнал «Слушайте все!», молча прослушали радиопередачу. Это, вне всякого сомнения, было глубоко впечатляющее и захватывающее событие. Возникла радостная беседа. Ликование и понимание всей серьезности момента были трудно сочетаемыми полюсами.

Во Франции воцарилось напряженное состоянии конца света. Огромная масса беженцев, запрудившая все дороги, теперь возвращалась в родные места. Гитлер использовал это время для нескольких поездок по захваченной Франции. После перенесения Ставки в Брулей-де-Пеш он посетил район боев Первой мировой войны и обелиск павшим у Лангемарка, а также другие памятные с тех времен места. Вместе с двумя однополчанами по той войне (одним из них был рейхсляйтер [директор издательского концерна НСДАП] Макс Аман) фюрер побывал на своих старых позициях неподалеку от Реймса. 28 июня Гитлер неофициально вылетел в Париж, где провел лишь несколько ранних утренних часов. Постоял у Триумфальной арки, осмотрел гробницу Наполеона во Дворце инвалидов и Оперу. Во Дворце инвалидов высказал желание перевезти саркофаг сына Наполеона – герцога Рейхштадского из Парижа в Вену. При посещении Оперы сам определял, куда именно его следует вести, и рассказывал сопровождавшим об особенностях архитектуры и оборудования этого здания. В поездке его сопровождал, в частности, профессор Шпеер.

29 июня Гитлер перенес свою Ставку в Шварцвальд. Шмундт подчинил ей и близлежащие позиции зенитной артиллерии. В эти дни по всему поведению фюрера было заметно, что с плеч его свалился тяжкий груз. Он казался открытым и занимался такими делами, которые не были непосредственно связаны с войной. Так, пригласил к себе гауляйтеров западных областей и передал гауляйтеру Бюркелю управление Лотарингией, гауляйтеру Роберту Вагнеру – Баденом, а Эльзасом – Бальдуру фон Шираху{196}, который поход на Францию проделал с полком «Великогермания» в качестве лейтенанта.

Затем Гитлер предпринял двухдневную поездку в Эльзас. В первый день побывал в Страсбурге, посетил Мюнстер, походил по древним улицам и районам города. Остальную же часть поездки и еще два дня посвятил осмотру участков «линии Мажино». В эти поездки он брал с собой Ламмерса и Майсснера. Последний был родом из Эльзаса и всю дорогу рассказывал к месту характерные анекдоты.

В эти дни пребывания в Шварцвальде перед Гитлером вставал серьезный вопрос, как поведет себя в дальнейшем Англия. Он не мог себе представить, чтобы Черчилль пошел на мирные переговоры. Образ мыслей и позиция английского премьера характеризовались его речью 3 июля. Как раз тогда одно соединение британского военно-морского флота появилось у Мерс-эль-Кебира вблизи французского порта Оран на североафриканском побережье и ультимативно потребовало сдачи находившихся там французских военных кораблей. Французский адмирал сделать это отказался. Тогда британский королевский флот немедленно открыл по ним огонь, потопив их. Хотя на это Гитлер и заявил, что на ближайшем же заседании рейхстага еще раз сделает Англии серьезное предложение, на успех он не рассчитывал. Сам же фюрер хотел избежать борьбы с Англией, ибо уже сказал себе, что столкновение с Россией – неизбежно. Иметь в этом столкновении у себя за спиной врага он не желал. Итак, одна борьба была закончена, предстояла другая.

Еще в Бельгии была достигнута договоренность о расформировании примерно 20 пехотных дивизий. Но при этом Гитлер определил, что следует сформировать 10 новых танковых дивизий.

Поход на Францию выдвинул несколько весьма оживленно обсуждавшихся в окружении Гитлера вопросов. В частности, о потерях войск СС. Вследствие ухарского, легкомысленного и неопытного командования пока еще немногими соединениями этих войск они понесли невероятно большие потери. Молодых эсэсовских солдат бросали в бой необдуманно и нелепо, и – что было особенно удивительно – безответственно. Гитлер говорил об этих потерях и о возможностях их сократить. Но больше всего удивлялись участники Первой мировой войны: их поразила низкая боеспособность французской армии и несостоятельность ее командования. Фюрер тоже был потрясен этим, хотя в исходе данной кампании никогда не сомневался.

Продолжение войны против Англии

Первый разговор о дальнейшем ведении войны против Англии состоялся у Гитлера с Браухичем еще в Брулей-де-Пеш. Во время этого разговора, как мне помнится, тот мимоходом упомянул, что, если Англия не пойдет теперь на заключение мира, следует взвесить возможность как можно быстрее высадиться на ее территории. Фюрер отнесся к этому положительно, но захотел отложить решение на несколько дней.

В английском военном руководстве, считал Гитлер, ярко выражается огромное личное честолюбие Черчилля{197}. Его единственный шанс – война, к которой он стремился еще с середины 30-х годов. Своего союзника по этой задаче он искал в США и нашел его в лице Рузвельта. «Конечно, я ошеломил Англию, – говорил фюрер, – и Рузвельт еще не может участвовать в этом деле полномасштабно. В Америке такая программа так быстро не проходит. Но Черчилль довел антигерманское натравливание всего англоговорящего мира до утверждения, что именно Гитлер хочет войны. Если же теперь вторжение на Британские острова приведет к удаче, по меньшей мере сомнительно, сможет ли тогда Англия, как это утверждает Черчилль в палате общин, продолжать войну с территорий своей империи.

На вершинах Шварцвальда в конце тяжелой, но победной операции Гитлер еще раз нашел суровые слова насчет поведения командования сухопутных войск. Еще Фрич и Бек вечно пытались помешать ему начать войну. Они полагали сделать это саботажем вооружения и предостережениями насчет военного превосходства Франции. Он никогда им не верил, а теперь доказал правильность своей оценки ее вооруженных сил. Поскольку Браухич и Гальдер полностью идут по стопам Фрича и Бека, он должен относиться к их советам весьма недоверчиво.

По окончании этой кампании Гитлер жестко обошелся с представителями прежних правящих династий, сражавшихся на фронте. Поводом послужила солдатская смерть принца Вильгельма Прусского в конце мая. Фюрер воспринял это известие бурно и приказал отозвать всех принцев с фронта, разрешив им служить только вне зоны непосредственного контакта с противником. Это поначалу часто нарушавшееся решение постепенно вызвало всеобщее недовольство, причем не только среди тех, к кому оно прямо относилось, ибо подвергало их дискриминации. Но Гитлер опасался, что ставшая очень известной особенная храбрость этих офицеров – представителей прежде царствовавших домов – может создать в Германии питательную почву для монархической идеи. Проблема «имеющих интернациональные [династическо-родственные] связи офицеров» поистине радикально была решена только после 20 июля 1944 г. посредством многочисленных отставок.

6 июля Гитлер поездом вернулся в Берлин; в 15 часов он прибыл на Ангальтский вокзал, где его в полном составе ожидало имперское правительство. Геринг произнес несколько глубоко взволнованных слов приветствия. Фюрер обошел фронт почетного караула и под возгласы невероятного восторга и аплодисменты массы народа, стоя в открытом автомобиле, быстро проехал в Имперскую канцелярию. На площади Вильгельмплац стояли огромные людские толпы, они своими нескончаемыми выкриками заставляли его во второй половине дня не раз выходить к ним на балкон. Имперскую канцелярию заполнило огромное число посетителей: министров, рейхе – и гауляйтеров и прочих партийных бонз. Здесь до самого вечера царило оживление, прекратившееся лишь запоздно. Генералы отсутствовали.

После победоносного похода в Берлине, как я установил, в так называемых образованных кругах укрепилась весьма пессимистическая точка зрения. Кампания на Западе оставила после себя какую-то смесь страха, непонимания и вынужденного восхищения.

Жизнь Гитлера в Берлине снова пошла обычным путем. Он начинал свою работу ровно в 12.00 с доклада Йодля о положении на фронтах. Далее зачастую следовали совещания по военным вопросам, особенно с главнокомандующими трех составных частей вермахта. После обеда, вплоть до вечернего доклада Йодля, – ряд встреч с гражданскими лицами. Вечера фюрер, как и прежде, проводил со своим застольным обществом, но без просмотра кинофильмов. Лишь изредка имперское министерство пропаганды присылало какой-нибудь еженедельный киножурнал, и Гитлер смотрел его еще без звукового сопровождения, а дежурный офицер читал ему с приложенного листка подготовленный текст фонограммы. Фюрер имел обыкновение вносить в этот текст свою правку. Остаток вечера, как правило, проходил спокойно у камина, в кругу различных собеседников. Зимой 1940-41 г. эти вечера были большей частью очень интересны, ибо Гитлер весьма подробно освещал проблемы ведения войны. Его прежде всего интересовали события на Балканском полуострове, угроза румынским нефтяным месторождениям, а также поведение России. Предметами обсуждения служили также Великобритания и США, где в ноябре предстояли президентские выборы.

Различия в характерах Гитлера и Геринга

Душевной непреклонности и надменности я у Гитлера не наблюдал никогда. Его всегда можно было побудить контраргументами внести в свое мнение коррективы. Только вот сами аргументы эти должны были быть фундированными и убедительными. Случалось, он соглашался не сразу, но, подумав, потом признавал чужую точку зрения. Память у него была выше средней, так же, как и знания во многих областях: музыке, истории, отчасти – естественных науках. Разумеется, он был самоучкой, но своим самообразованием занимался многие десятилетия, поставив его на невероятно широкую основу. Если же немалочисленные высказывания фюрера не выдерживали полностью научного или исторического критерия, то все же показывали, в каком объеме пытался он заниматься многими такими темами, которые человеку среднего уровня остаются чужды на протяжении всей жизни. Этим объясняется и то, что Гитлер в своих разговорах редко встречал возражения, хотя специалисты различных областей науки (правда, в его кругу они встречались изредка или вообще отсутствовали) наверняка могли бы кое в чем его подправить. Но слушатели преобладали над собеседниками.

Геринг от присутствия за обеденным столом Гитлера принципиально отказывался. Это объяснялось не только тем, что еда у фюрера была для него плоха. Зачастую она бывала ничуть не хуже и не лучше, чем у него самого. Но у Геринга имелся лишь небольшой контакт с тем кругом, который встречался там довольно регулярно, причем в одном и том же составе. Да и в присутствии Гитлера Геринг поневоле играл роль вторую, а этого он на людях показывать не хотел.

На протяжении 1940 г. мне чаще, чем раньше, удавалось сравнивать эти две столь различные по своему характеру личности. Усилилось мое впечатление, что Гитлер, принимая принципиальные решения, долго колебался и нуждался в тщательно продуманных советах. А уже затем принимал решение и переубедить себя не давал. Он не любил долго заниматься одной и той же сферой деятельности. После сделанного ему доклада он желал сразу же принять решение и больше к этой теме не возвращаться. Но бывали и такие дни, когда выбор своих сотрудников оказывался для него очень тяжелым. Подбирая их, Гитлер постоянно придавал значение их особым качествам. Мне приходилось не раз видеть, что фюрер старался познакомиться как можно с большим числом новых генералов. За эти годы у меня имелось достаточно случаев, отвечая на вопросы фюрера насчет дельных фронтовых офицеров, не имевших, однако, академическо-генштабистского образования, указывать ему на таких – толковых генералов, как Хубе, Роммелъ и Нисль. Первые два ожидания Гитлера оправдали, а третий, Нисль, умер слишком рано.

Планирование операции «Морской лев»

7 июля в Берлин прибыл итальянский министр иностранных дел граф Чиано. Гитлер принял его немедленно. Разговор был безрадостен, ибо Чиано заявил о территориальных притязаниях на те области, которые еще не были захвачены, – например, Мальта, Египет и Сомали. Рассказав ему об успехах во Франции, фюрер стал грозиться атаковать Англию огнем и мечом. Эти слова он адресовал прямо ей самой, ибо знал, что Чиано через посредников сообщит англичанам содержание разговора. Правда, фюрер по той же причине пригласил Чиано ненадолго съездить во Францию, чтобы тот получил непосредственное представление о расширении сферы германского господства.

10 июля мы прибыли в Мюнхен. В первой половине дня Гитлер имел беседу с главой венгерского правительства графом Телеки и его министром иностранных дел. Оба были заинтересованы только в том, чтобы заявить о своем территориальном притязании на румынское Семигорье (Зибенберген). Сначала фюрер об этой теме и слышать не желал. Разочарованные венгры уехали, несолоно хлебавши.

Вечером мы выехали на Оберзальцберг, где Гитлер 11 июля принял Редера. Гросс-адмирал хотел узнать, каковы планы фюрера насчет Англии. Но Гитлер желал сначала дождаться из этой страны отклика на свою предстоявшую речь в рейхстаге. Редер к высадке в Англии не стремился. Он считал, что подводная война и налеты люфтваффе на такие крупные центры, как Лондон, Ливерпуль и другие и без того должны сделать Англию готовой пойти на мир. И Гитлер, и Редер называли высадку на ее территории последним средством. Неотъемлемой предпосылкой для этого они считали германское воздушное господство над Ла-Маншем и Южной Англией.

15 июля на гору поднялся генерал Гальдер. Гитлер и с ним около часа обсуждал проблему высадки в Англии. Из слов фюрера я уяснил, что решиться на такую операцию он может лишь с трудом. Тем не менее он дал сухопутным войскам приказ немедленно приступить к подготовке этой операции. Фюрер позволял понять, что мнение его таково: Англия надеется на помощь со стороны России. Распад британской мировой империи – не в германских интересах, он пошел бы на пользу только Японии или США. Фронт против Англии Гитлер желал расширить за счет вовлечения Испании в оборону Европы. Пусть Риббентроп запланирует свой визит в Мадрид!

В соответствии с намерением Гитлера ОКВ разработало «Директиву № 16 о подготовке операции по высадке войск в Англии» и 16 июля 1940 г. представило ее фюреру на подпись. Операция получила кодовое наименование «Морской лев» («Зеелеве»). Первая фраза директивы гласила: «Поскольку Англия, несмотря на свое бесперспективное военное положение, все еще не проявляет никаких признаков готовности к взаимопониманию, я решил подготовить и, если нужно, осуществить десантную операцию против Англии»{198}. Подписав эту директиву, фюрер в тот же день решил назначить на 19 июля заседание рейхстага.

С Оберзальцберга Гитлер 14 июля совершил короткий выезд на сталелитейные заводы в Линце, а также на танковый завод «Вельз». При осмотре этих военных предприятий он настаивал на их быстром расширении, проявив особый интерес к длинноствольным крупнокалиберным пушкам для новых типов танков – явный признак того, что продолжение войны он считал весьма вероятным.