Текст книги "Невеста для монстра (ЛП)"

Автор книги: Николь Роуз

Соавторы: Николь Роуз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Над переводом работали:

Перевод: Tanj

Сверка: Юлия

Редактор: Галина

Вычитка: Мария

Русификация обложки: Оксана

Глава 1

Дрейвен

– Что ты делаешь?

– Господи, мама! – рычу я, разворачиваясь и прижимая руку к сердцу, чтобы сердито посмотреть на нее. Или, во всяком случае, на ее фигуру. – Ты доведешь монстра до сердечного приступа, если будешь вот так подкрадываться ко мне.

– Я никуда не подкрадывалась, Дрейвен Ашер Вудберн, – говорит она таким же тоном.

Но я не могу ее сейчас видеть. Потому что сейчас полдень, а я в это время ничего не вижу, после несчастного случая, который превратил меня в чертово ходячее, говорящее уродливое шоу ростом в семь футов (~213 см), в комплекте с голубовато-стальными волосами, рогами и хвостом. Но когда-то я был нормальным ребенком. Возможно, это было двадцать лет назад, но ни один бывший ребенок, воспитывавшийся в аду, никогда не забудет этот тон или сопутствующую ему позу. Ну, знаете, руки на бедрах, поджатые губы, адский огонь в глазах? Да, вот этот.

– Может быть, ты бы услышал, что я приближаюсь, если бы не высунул голову так далеко из окна, для того чтобы рискнуть и выпасть из него.

– Мне не грозила опасность упасть, – протестую я.

Она фыркает, то, что она не верит – совершенно очевидно.

Я предпочитаю игнорировать ее… в основном потому, что она права. Не то чтобы я ей это говорил. В конце концов, поворот – это честная игра. Она наняла горничную, даже не предупредив меня об этом. По ее словам, она старая и слабая, и ей нужна помощь в поддержании порядка в нашем родовом доме в Кричащем Лесу. Конечно, это огромное и изолированное от остальной части сонного маленького городка, когда-то известного как «Лесной Ручей», и у мамы болит спина, но она не была слабой ни дня в своей жизни. Она что-то замышляет, и я бы очень хотел знать, что именно.

Что бы это ни было, я подозреваю, что это имеет прямое отношение к женщине, которая вторглась в наш дом два дня назад. Далия Сэвидж. Она пахнет жасмином и звучит как солнечный свет. И она напевает себе под нос, пока работает. За последние два дня я видел ее лишь мельком – по умолчанию, конечно, – и все же я нахожу ее очаровательной. Прошло много времени с тех пор, как в нашем доме появлялись незнакомые люди.

Когда ты возвышаешься над всеми остальными, трудно скрыть тот факт, что ты, черт возьми, не нормальный. Спрятать рога тоже непросто. А хвост? Ты когда-нибудь пробовал засунуть этого ублюдка в брюки? Это чертовски неудобно. Эта чертова штука волочится за мной, как… ладно, забудь об этом. Дело в том, что я перестал проводить время в обществе людей, когда люди начали понимать, что я не просто милый маленький ребенок в костюме.

Теперь Далия здесь, и я отчаянно хочу ее увидеть. Но, как я уже сказал, я частично слепой. Двадцать лет назад доктор Карлофф непреднамеренно отравил пунш на нашей вечеринке в честь Хэллоуина. Это был ужасный несчастный случай, но последствия были чертовски трагичными. За одну ночь сыворотка превратила нас из обычных людей в кошмары наяву. Теперь наш город полон орков и огров, зомби и людей-невидимок. Мне было всего девять, когда я выпил пунш, одетый для Хэллоуина как маленький дьявольский зверь. Когда выросли рога и хвост, моя способность видеть больше, чем формы и тени при дневном свете, исчезла. Мое ночное зрение обострилось. Теперь я живу во тьме; мой мир сузился до часов между закатом и рассветом.

Подходящий для монстра, я полагаю.

– Ты должен перестать пялиться на нее из тени и представиться, Дрейвен, – отчитывает меня мама. – Ты не можешь прятаться от нее вечно. Теперь она здесь живет.

– Нет, – рычу я, топая к своему столу.

Это ровно в четырех шагах от окна. Я тянусь к черной тени стула, хватаюсь за нее рукой, чтобы притянуть к себе.

– У меня есть работа, которую нужно сделать. Может быть, в другой раз.

Несмотря на мои ограничения, я успешный разработчик видеоигр. Я создал миллионы крафтовых игр, которые смотрят на мир по-другому. Они пользуются бешеным успехом. Я тоже. По доверенности, мой агент занимается оформлением документов и любыми личными встречами. Он на вес золота. Благодаря его работе, насколько известно миру, я просто миллионер-затворник, который яростно охраняет свою частную жизнь.

– Дрейвен, – вздыхает мама. – Будь благоразумен.

– Я веду себя совершенно разумно. Это ты наняла ее. Разбирайся с ней сама.

Даже сам себе я кажусь угрюмым ослом, но уже слишком поздно брать свои слова обратно. Кроме того, бедная девочка даже не представляет, во что она вляпалась! Что касается мамы, то во мне нет ничего необычного, за исключением того, что я избегаю людей, как чумы.

Большинство горожан сбежали после произошедшего, и оставили Кричащий Лес монстрам. Но в последнее время люди потихоньку начали возвращаться. У нас – первоклассная недвижимость, красивый маленький городок, в котором слишком много всего, что можно предложить, чтобы позволить нескольким маленьким старым монстрам стоять на пути прогресса.

Это все забавы и игры, пока кого-нибудь не продадут науке.

– Я ничего подобного не сделаю, – говорит мама.

– Прошу прощения?

– Я сказала, что не сделаю ничего подобного, Дрейвен. С этого момента она будет получать от тебя указания, или вообще их не будет получать, – фыркает мама.

Ах, черт возьми, все к черту; теперь я знаю, что облажался. Потому что у мамы взъерошены перья, и она несет какую-то чушь. Я не могу давать распоряжения Далии. Она с криком убежит в ночь, как только увидит меня. Я имею в виду, по меркам монстров, я не отвратителен. Я часто пользуюсь своим домашним тренажерным залом, получая много пользы, и это заметно. Но невозможно скрыть, что я скорее зверь, чем человек.

Пожалуйста, вымой полы, они выглядят немного тусклыми. Я обещаю не есть тебя, если ты сама этого не захочешь, сладкая моя. Это ведь не совсем слетает с языка, не так ли?

Да что б меня. Съесть ее? Кто сказал что-нибудь о том, чтобы съесть ее?

«Твой член», – шепчет тихий голос. – «Ты же знаешь, что думал об этом».

Маленький голосок не ошибается, черт возьми. Разве не поэтому я слонялся вокруг, пытаясь хоть мельком увидеть ее? Услышать ее? Попытаться еще раз вдохнуть ее опьяняющий аромат? Потому что она заставляет мой гребаный член болеть? Я даже не знаю, как она выглядит, но меня… влечет к ней. Очарован ею. Заинтересован ею.

Она очаровательная, деловая женщина, которая бормочет и ворчит столько же, сколько смеется и фальшиво поет во время работы. Я отчаянно хочу знать, что она говорит. И я хочу, чтобы она была рядом, а не срывалась бежать в поисках безопасности.

– Я не отдаю ей распоряжения, мама, – рычу я.

«Нет, если только я не прикажу ей скакать на моем члене, пока она не начнет выкрикивать мое имя». Я не произношу эту часть вслух. Очевидно. Мы с мамой, может быть, и близки, но не настолько.

– Хорошо, тогда она просто будет бродить по дому, потеряется, будет открывать первые попавшиеся двери, натыкаясь на случайные комнаты, – поет мама, она замолкает. – Ты знаешь, что этот дом – настоящий лабиринт. Кто знает, во что она вляпается? Если ты не хочешь, чтобы она прикасалась к твоим драгоценным вещам, тебе просто придется самому давать ей инструкции. Видит бог, ты никогда не подпускал меня ни к чему из них.

– Черт возьми.

Я хмуро смотрю в сторону двери, более чем когда-либо уверенный, что мама замышляет что-то недоброе. Что ж, я не буду играть ей на руку. Нет. Чего бы она ни собиралась достичь этим, этого не произойдет. Мне все равно, что найдет Далия. Здесь нет ничего, чем стоило бы рисковать…

Я мысленно возвращаюсь к закутку, спрятанному за двумя пыльными томами в библиотеке. В маленькой металлической коробочке, спрятанной за этими книгами, там хранятся мои самые ценные вещи, вещи, которые я никогда не смогу заменить. Что, если Далия найдет их? Выбросит их?

Я вскакиваю на ноги, мой хвост рассекает воздух, как щелчок кнута. Стул откатывается назад, натыкаясь на стол. Я не обращаю внимание на звон дребезжащих безделушек, возбужденно расхаживая кругами.

Конечно, она не стала бы просто выбрасывать мои вещи. У них есть ценность.

«Для тебя», – рычу я про себя. ‒ «Они имеют ценность только для тебя». Для любого другого они не более чем мусор, детские безделушки, за которые не стал бы цепляться тридцатилетний человек моего положения. Значит, с этим покончено. Я просто проберусь в библиотеку, пока Далия занята, возьму свои вещи и ускользну.

Она даже не заметит меня.

Иисус Христос. Почему я чувствую себя морским котиком, который пробирается в чертову цитадель террористов? А, точно. Потому что вся кровь в моем чрезмерно большом теле находится в моем члене, и я не разговаривал ни с одной женщиной… ну, вообще-то, никогда. Если меня увидят, это будет катастрофа.

Смирись с этим, лютик. Не то чтобы она кусалась.

Глава 2

Далия

В особняке Вудбернов тихо. Так тихо, что можно услышать, как падает булавка. Ночью каждый крошечный звук становится сильнее. Мои туфли скрипят при каждом шаге, как спаривающиеся животные на воздушном шаре. В следующий раз, когда буду мыть пол, я буду использовать средство для мытья полов другой марки, но сейчас я не хочу, чтобы кто-нибудь застукал меня, когда я крадусь, как шпионка. И под кем угодно я подразумеваю сына Гретхен.

Я еще не встречалась с ее сыном, и она мало что рассказывала мне о нем. Он работает по ночам и держится особняком, что придает ему загадочный вид. Но если он занимается в тренажерном зале внизу, то он больше похож на железного человека, чем на книжного червя. Конечно, это не мое дело. Я ничего не понимаю в тренажерных залах, потому что у меня на них аллергия, но у меня нет аллергии на то, когда я пялюсь на горячих мускулистых парней.

Технически, я не делаю ничего плохого. Насколько мне известно, нет. Но библиотека – единственная комната в трехэтажном особняке, которую моя хозяйка, Гретхен, не хочет, чтобы я убирала. Она конкретно не говорила, что нельзя пользоваться библиотекой, но и я также не спрашивала разрешения.

Это серая зона, поэтому я на всякий случай снимаю обувь. У меня в кармане есть бутылка «Pledge» и тряпка для чистки на случай, если мне понадобится легенда для прикрытия.

Мне очень понравилась библиотека с того самого момента, как я ее увидела. Каждый раз, проходя мимо нее, я украдкой заглядываю внутрь, выбирая удобный момент и возможность рассмотреть ее получше. Я работаю у Вудбернов всего несколько дней, но я умираю от любопытства.

До сих пор мне удавалось проскользнуть мимо жилых комнат, гостиной и запасной спальни, не попавшись. Непроглядная тьма окутывает меня, когда мне наконец-то удается проскользнуть в библиотеку. Дверь закрывается, и я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить нервы.

Откуда доносится эта музыка? Гретхен наверху смотрит телевизор, а в пределах слышимости дома нет соседей, но, клянусь, я слышу гитарный риф из старой песни Ван Халена «Панама». Странно.

Снова становится тихо, поэтому я осматриваю полки с помощью фонарика, уставившись с открытым ртом на восхитительное зрелище. Боже! Так… Много. Книг. Это невероятно. Полки забиты до самых стропил. Если бы это была моя библиотека, я бы прикрепила корзину к системе шкивов, чтобы я могла заполнить ее всем, что мне нужно. Я хватаюсь за перила лестницы и карабкаюсь вверх по узким перекладинам, стараясь не потерять равновесие.

Верхние полки заставлены справочниками и руководствами. На средних полках стоят книги с картинками, книги по искусству и другие книги в твердом переплете, а на нижних полках полно книг в мягких обложках. Конечно, они же все не могут принадлежать Гретхен?

«Хорошо, давайте начнем с этой полки. Ага!» Научный раздел. «Элегантный ген», «Происхождение видов», «Краткая история времени».

«Следующая полка? Хм-м-м… Что мы здесь имеем?» Я переворачиваю тяжелый том, чтобы взглянуть на название. «Архитектура игрового движка», «Алгоритмы: их структура и интерпретация», «Прагматичный программист».

‒ Компьютерные руководства? Не мое… но это нормально.

Лестница стоит на роликах, и перебираться с полки на полку легко. Где раздел художественной литературы?

– Я ищу книги с описанием далеких мест, с дерзкими боями на мечах, магическими заклинаниями и переодетого принца!

«Упс». Ну вот, я двигаюсь, снова что-то бормоча себе под нос. У меня вырывается тихий смешок, когда я понимаю, что бормочу себе под нос, притворяясь, что я Белль. Хорошо, что меня никто не слышит.

Я думала, что в библиотеке будет пахнуть плесенью, старой мятой бумагой и сухими книгами в кожаных переплетах. Но здесь есть намек на цитрусовые, бергамот и что-то еще… что-то…. «Эм, нет, это просто безумие».

То, что, как мне кажется, я чувствую, не имеет смысла. Сначала я слышу музыку, а теперь чувствую какие-то запахи? Наверное, это, как обычно, мое чрезмерно разыгравшееся воображение. «Перестань витать в облаках и поставь ноги на землю, девочка! Ты никогда ничего не добьешься, если ты… бла-бла-бла».

Тьфу! Я практически слышу, как серьезный голос моего отца звенит у меня в ушах, и с меня уже почти хватит.

Мы с миссис Вудберн поладили во время собеседования при приеме на работу. Гретхен теплая и забавная, по сути, полная противоположность моему отцу. Она хвалит каждую мелочь, которую я говорю или делаю, в то время как он указывает на мои недостатки при каждом удобном случае. Гретхен сказала мне, что она проводила собеседование со многими кандидатами, но никто не подошел, и, хотя я не являюсь квалифицированным медицинским работником, я не смогла отказаться, когда она предложила мне эту работу.

Мне не привыкать к обязанностям по ведению домашнего хозяйства, и я была рада возможности установить дистанцию между моим отцом и мной.

Как оказалось, Гретхен многого не нужно. Она вполне способна сама о себе позаботиться. С другой стороны, дом, ну, он огромный. Я понятия не имела, как мне удастся самостоятельно убирать три этажа, но оказалось, что большинством комнат никто не пользуется, так что это несложно.

Громкий скрежет и скрип эхом отдаются в комнате, словно кто-то тащит по полу тяжелый деревянный стул. Волосы у меня на затылке встают дыбом. Я обвожу комнату фонариком, но ничего не вижу.

Хм. Поди разберись. Должно быть, это было мое воображение. Я выдыхаю задержанный вдох и собираюсь спуститься на пару шагов вниз ближе к полу на случай, если мне понадобится это сделать. Что-то мерцает в задней части полки, привлекая мое внимание. Это спрятано за парой пыльных старых томов.

«О, хо-хо-хо! А это что такое? Боже, интересно, как долго эта старая штука здесь лежала?» Осторожно держа ее, я спускаюсь по лесенке и подолом юбки стираю пыль с этикетки. Это бутылка виски.

Разочарованный вздох следует за звуком рвущейся бумаги. «А»? Если в доме водятся привидения, я хочу знать, и, если лиана наблюдает за мной из потайного окна, что ж, я хочу знать об этом еще больше.

Я поворачиваюсь и использую фонарик, как прожектор при побеге из тюрьмы.

– Кто там?

Мои глаза сканируют комнату. Здесь тихо и темно, но ненадолго. Я делаю самый храбрый голос, на который только способна, и кричу:

– Привет? Есть здесь кто-нибудь?

Ответа нет, поэтому я бегу к настенной панели, щелкаю выключателем и заливаю комнату светом.

Если кто-то пытается напугать меня, то у него ничего не получится. Я ничего не боюсь. Даже при включенном свете я все равно ничего не вижу. Я бегу к камину и хватаю самую длинную и тяжелую кочергу из всего набора.

С кочергой в одной руке и бутылкой виски в другой я готова к битве. Берегитесь, злодеи, потому что я бросаю бутылки с зажигательной смесью.

– Кто ты такой? Чего ты хочешь? – кричу я, а потом вспоминаю, что у меня нет подходящего оборудования, чтобы сделать бомбу.

Неважно. Я что-нибудь придумаю.

– Поставь бутылку на место.

Я не могу понять, откуда доносится этот рычащий баритон. Такое чувство, что я окружена командным голосом, что не имеет смысла. В его тоне слышится нотка настойчивости. Кем бы он ни был, он хочет того, что есть у меня, и я могу этим воспользоваться. И я не откажусь от бутылки, пока не получу ответы на некоторые вопросы.

«Почему ты не хочешь выйти и показаться?»

– Почему? В «Glenfiddich» нет ничего особенного. Мой папа пьет его все время.

– Уверен, что он это делает.

От его голоса у меня по спине пробегают мурашки, а между ног возникает трепет наслаждения.

– Эта бутылка имеет сентиментальную ценность.

– Если тебе она так нужна, подойди и возьми ее сам.

О боже, когда я успела стать такой нахальной?

– Видишь буфет под зеркалом в позолоченной раме? На нем стоит канделябр, а рядом – коробок спичек. Зажги свечи.

Сильно командует? Фу.

Если бы кто-нибудь другой заговорил со мной подобным образом, я бы посоветовала им придерживаться своей позиции там, где не светит солнце, но его голос меня интригует. Что касается его запаха… пьянящая смесь сладости и мускуса будоражит мои чувства. Это ново, но знакомо.

Крепче сжимая горлышко его драгоценной бутылки, я подбегаю к выключателю и выключаю верхний свет. Используя фонарик в качестве ориентира, я бросаюсь к буфету, чтобы зажечь свечи. Я становлюсь уязвимой, стоя спиной к комнате, и мои пальцы дрожат, когда я зажигаю свечи одну за другой. Мерцающий свет свечей отбрасывает длинные тени на стены.

Волна тепла поднимается за моей спиной, но я не оборачиваюсь. Я стою на своем, понимая, что мое сердце учащенно бьется не только из-за любопытства. Когда все шесть свечей горят, я тушу спичку. Я поднимаю взгляд и вижу гору человека, сидящего в кресле в нескольких футах позади меня. Наши глаза встречаются в зеркале, и я стою как вкопанная, сглатывая комок в горле. Незнакомец, наблюдающий за мной с живым интересом, должен нервировать, но я не могу отвести взгляд.

«О. Конечно, это ты. Дрейвен».

Резкие очертания его скул и челюсти смягчены густой шевелюрой… голубых волос? Они достаточно длинные, чтобы лечь на воротник его рубашки, и либо зеркало перекошено, либо свет играет с ним злую шутку, потому что у него на голове две шишки, которые ужасно похожи на… «Нет. Должно быть, это мое воображение».

Вспомнив о хороших манерах, я поворачиваюсь к нему лицом, но он поднимает руку, останавливая меня.

– Оставайся на месте, – говорит он. – Сломай печать и налей себе бокал.

Он такой прямолинейный. Такой властный.

– Я не большой любитель виски.

Его глаза мерцают в тусклом свете.

– Открой бутылку и вдохни ее содержимое.

Заинтригованная, я делаю, как он просит. Пьянящие ароматы атакуют мои чувства. Я чувствую себя опьяненной, не попробовав ни капли.

– О-о-о.

– Сделай глоток и закрой глаза, – приказывает он. – Подержи его во рту некоторое время, прежде чем проглотить.

«Неужели?»

На его губах играет веселая улыбка.

– Что ты чувствуешь на вкус?

Я морщусь, когда это обжигает мне горло. Мои вкусовые рецепторы загораются, когда я делаю вдох.

– Ух ты. На вкус как темный шоколад и специи.

Он наклоняет голову в кивке и выгибает бровь. Он впечатлен.

– Есть кое-что еще. Другой вкус.

Почувствовав себя смелее, я делаю еще глоток, перекатывая огненный ароматный виски во рту. Проглотив его, я крепко закрываю глаза, наслаждаясь послевкусием. Он обжигает мне рот и горло.

Я слышу, как он приближается, его тяжелые шаги по деревянному полу, но я не открываю глаза. Даже когда я чувствую жар его тела у себя на спине.

– Скажи мне, – хрипло произносит он.

Сочетание его голоса и пьянящей смеси специй на моих губах будоражит мои чувства. Он заставляет меня чувствовать, что мое мнение имеет значение. Пытаясь подобрать слова, чтобы описать уникальное сочетание инжира и миндаля, я колеблюсь, но оно приходит ко мне в мгновение ока. Единственное слово, которое приходит мне в голову, я никогда раньше не произносила. Оно не имеет никакого отношения к виски, а все, это связано с ним.

– Великолепно.

Дрейвен прижимается своими губами к моим. Тепло разливается по всему моему телу, пульсирует внутри и снаружи, обволакивая меня. У меня сводит живот. Ошеломленная, я приоткрываю веки, но в комнате я одна, с зеркалом и бутылкой редкого шотландского виски «Glenfiddich» 1937 года.

Глава 3

Дрейвен

Я следую за Далией по коридору, держась в тени. За ней трудно угнаться, хотя это меня не очень удивляет. Для такой хладнокровной и сдержанной особы у нее просто безграничная энергия. Я нахожу это захватывающим.

Увидеть ее прошлой ночью было все равно, что заглянуть в лицо вечности. Медные локоны пытались выбиться из ее скромной, строгой косы. Ее красивые голубые глаза напоминают мне о самых темных глубинах ночного озера. Это бездонные, прекрасные водоемы, способные утопить человека в своих глубинах. Благодаря ей, я за всю неделю ни на минуту не сомкнул глаз. Как только я закрываю глаза, я представляю это соблазнительное тело и снова просыпаюсь.

Прошло много времени с тех пор, как я встречал женщин, но ни одна из них не была похожа на нее, насколько я помню. При виде них в моих жилах не бурлила кровь. В последний раз, когда я отважился самостоятельно отправиться в город, я был подростком. Но это к делу не относится. Далия совсем другая. Я чувствую, как эта правда гремит в моих костях, как боевой клич.

В тот момент, когда мои губы коснулись ее губ, я почувствовал ее в своей душе. Я не знаю, что побудило меня поцеловать ее, но я не мог удержаться от того, чтобы не попробовать вкус виски на ее губах.

С тех пор я следую за ней, как потерявшаяся собака, не в силах оставаться в стороне… слишком нервничаю из-за того, что подхожу слишком близко. Увидеть меня при свечах – это одно. Но я не уверен, что она не сбежит, если увидит меня при свете дня. И тогда мне придется последовать за ней. Убедить ее остаться здесь навсегда будет довольно сложно, если она разозлится на меня за то, что я ее запру, не так ли?

– Черт, – рычу я, замирая, когда понимаю, что больше не слышу, как она что-то бормочет себе под нос в конце коридора.

Я останавливаюсь на мгновение, внимательно прислушиваясь, пытаясь определить, куда она ушла в нашем уродливом особняке, но все, что я слышу, это адское тиканье часов над моей головой.

Мама и ее часы. Как будто течение времени что-то значит в Кричащем Лесу.

Я ругаюсь и скольжу сквозь тени, в поисках своей красавицы. Она не может спрятаться от меня. Мой член пульсирует при мысли о том, что она пытается. Я буду преследовать ее, если она захочет поиграть. Но когда я найду ее, я смогу оставить ее себе.

Тысяча грязных фантазий парадом наслаждения проносятся в моей голове. Все они заканчиваются одинаково. С ней, обнаженной подо мной, кричащей от блаженства, когда я вхожу в нее снова и снова. «Да, беги от меня, маленький котенок. Позволь мне догнать тебя».

– Ты следишь за мной.

– Господи Иисусе, – рычу я, пятясь назад, когда ее мелодичный голос звучит прямо передо мной.

– О, извините.

Улыбка в ее голосе говорит мне, что она не очень сожалеет о том, что напугала меня до смерти. Маленькая шалунья.

– Я не хотела тебя пугать. Сильно.

– У монстров также могут быть сердечные приступы, – бормочу я.

Ее смех звучит для моих ушей как музыка.

Почему она с криком ужаса не убегает?

– Ты не очень-то и ловкий, Дрейвен. Кроме того, тебе не следует себя так называть.

Ее несогласие звучит громко и ясно. Как и ее запах. Черт возьми. Я хочу заключить ее в свои объятия и понюхать источник этого запаха.

– Семь футов ростом, рога, голубые волосы, хвост, огромный… неважно, – говорю я, выделяя каждую особенную черту монстра. – Я почти уверен, что поставил все галочки, красавица. Только не говори мне, что ты не заметила этого в библиотеке.

Она фыркает, а затем ее тень подплывает ближе.

– Я заметила. Я подумала, что, возможно, они мне приснились. Но, полагаю, этого не произошло, не так ли? – она колеблется. – Тебе идут рога, – бормочет она. – Что касается волос… ну, голубой цвет сейчас в моде, разве ты не слышал? Ты бы отлично вписался в компанию крутых ребят.

– Я сомневаюсь, что у крутых ребят есть хвост. Ты не боишься меня.

– Нет, но у фурри есть. А должна ли я бояться?

– Фурри? – стону я, качая головой. – Ты имеешь в виду людей, которые наряжаются в костюмы животных, чтобы трахаться?

– Ну… эм, я думаю, это то, что я имею в виду.

Черт, хотел бы я видеть, как она краснеет.

– Иди сюда, – говорю я, протягивая ей руку.

Она колеблется на короткое мгновение, прежде чем вложить свою руку в мою.

Я ощупываю стену, ведущую нас по коридору в спальню. Оказавшись внутри, я захлопываю за нами дверь. Не потому, что нам нужно уединение – мама, наверное, в это время дня у себя в комнате смотрит мыльные оперы, – а потому, что здесь я могу лучше ее увидеть.

– Ты можешь задернуть шторы? Я хочу тебя увидеть.

– Ох. Ты не можешь видеть меня сейчас, не так ли? – спрашивает она мягким голосом.

– Нет, – рычу я. – И мне это не нравится.

Далия убирает свою руку с моей, а затем я слышу ее шаги, когда она пересекает комнату. Через несколько секунд мы погружаемся в темноту. Это не то же самое, что истинная тьма. Свет все еще проникает сквозь занавески, но через мгновение мое зрение приспосабливается, и она становится больше, чем просто туманной фигурой в поле темных пятен. Она расплывчата, то появляется, то исчезает из поля зрения, но в какой-то степени я вижу ее снова.

Я выдыхаю с облегчением.

– Ты что, слепой, Дрейвен?

– Только при свете дня.

– На что это похоже? – спрашивает она. – Я имею в виду, жить во тьме?

– Утомительно.

Я крадусь к ней через спальню, моя нога задевает покрывало, которым накрыт диван, чтобы защитить его от пыли.

– Представь, что ты идешь сквозь туман каждый день своей жизни и видишь только очертания предметов. Это то, что я вижу большую часть времени. Ночью все по-другому. Мои чувства монстра пробуждаются, и я вижу мир так, словно днем.

– Могу я спросить… что случилось? Я имею в виду, я видела фотографии, на которых ты был маленьким мальчиком, – спешит сказать она, ее щеки порозовели. – Тогда ты был другим.

– В городке произошел несчастный случай. Это многое изменило.

Я хмурюсь при этом воспоминании, а затем быстро отмахиваюсь от него, как от комара, жужжащего вокруг моих рогов.

– Это было очень давно. Я не хочу об этом говорить.

– О.

Она громко сглатывает, а затем долго молча смотрит на меня, прежде чем снова улыбнуться. Хотел бы я видеть ее более отчетливо. Я хочу увидеть ее всю, а не эти размытые вспышки, как будто я смотрел на солнце. Мне нравится смотреть на нее.

– Ну, несчастный случай или нет, Дрейвен Вудберн, ты не можешь продолжать шнырять по особняку, преследуя меня повсюду.

– Я тебя не понимаю, – рычу я. – Мы просто идем в одном направлении.

– О, неужели? – она смеется от восторга. – И ты всегда идешь так медленно? В это трудно поверить, учитывая твои большие, сильные ноги.

– Да, – лгу я.

– И часто ты надолго останавливаешься?

– Я отвлекаюсь.

– На то, что ты не можешь видеть.

– Ты дразнишь меня, – рычу я.

– Только немного, – снова смеясь говорит она.

Ей повезло, что мне чертовски нравится этот звук, иначе я бы склонил ее над кроватью, и показал ей, что я думаю о ее поддразнивании прямо сейчас. Вместо этого я беру ее за руку и тяну вперед. Она падает мне на грудь с испуганным криком удивления, заставляя меня удовлетворенно хмыкнуть.

– Разве никто никогда не говорил тебе не искушать зверя, красавица? – рычу я ей на ухо, обвивая хвостом ее талию, чтобы прижать ее к своему телу.

Я прижимаюсь носом к ее горлу, вдыхая ее восхитительный аромат. Мой член ударяется о молнию, требуя освобождения.

– Продолжай дразнить меня, и ты будешь той, кто будет молить о пощаде.

Что-то совершенно порочное побуждает меня прикусить ее ухо зубами.

– Дрейвен, – выдыхает она.

Прежде чем она может потребовать, чтобы я отпустил ее, или отчитать меня за то, что я посмел дотронуться до нее своими грязными руками, я делаю именно то, что сделал в библиотеке. Я отступаю.

– Нет, нет, нет, – рычу я, рассекая рукой воздух. – Это все еще не то. Ее волосы должны быть цвета полированной меди, а кожа фарфоровой.

Даже это не совсем правильно, но я не знаю, чего мне не хватает. Мне нужно увидеть ее снова – по-настоящему увидеть – чтобы сделать все правильно.

Я давно смирился со своими ограничениями. Они были частью моей жизни в течение двадцати лет. Но после встречи с Далией они начали раздражать так, как никогда раньше. Мне до боли хочется прочувствовать каждое выражение ее лица, исследовать каждый оттенок эмоций в ее глазах. От чего она краснеет? От чего она хмурится?

Мне нужно увидеть ее в настоящей темноте, когда я лучше всего вижу. Но просить ее, чтобы она присоединилась ко мне, когда я ночью брожу кажется… неуместным. Почему такая красавица, как она, должна находиться во тьме, когда она заслуживает того, чтобы жить при свете?

«Бах!»

– Джекилл, отошли мои заметки обратно в художественный отдел. Скажи им, чтобы они подумали о самой красивой женщине, которую они когда-либо видели, а затем нарисовали кого-то еще красивее, – рычу я в отчаянии. – С блестящими волосами цвета меди, фарфоровой кожей и такими голубыми глазами, что в них можно утонуть. В ней должны быть самые лучшие стороны человечества. И у нее должны быть изгибы. Мы здесь не следуем голливудским стандартам.

– Понял, сэр, ‒ монотонно отвечает мой виртуальный помощник – программа искусственного интеллекта, которую я написал много лет назад.

Он – мои глаза, когда мои не видят, помогает мне оживить. Большинство сказали бы, что частично слепому человеку – или монстру – нечего делать в бизнесе видеоигр. Но я ничто иное, как само упрямство.

– Должен ли я добавить что-нибудь еще?

На мгновение я колеблюсь.

– Да. Она должна быть кем-то, ради кого герой в этой игре рискнет всем.

– Расшифровано, сэр.

Я плюхаюсь в свое кресло, ворча себе под нос. Мои записи не помогут. Они недостаточно подробны. Но опять же, я тоже не могу точно вырвать ее из реальности и включить в свою игру, не так ли? Есть формы, которые нужно подписать, контракты, которые нужно заполнить, и куча бумажной волокиты, связанной с принятием подобного решения. Но она – это то, чего не хватало в этой проклятой игре.

Мы уже несколько месяцев пытаемся разобраться с сюжетом. Я сколотил состояние, разрабатывая видеоигры, в которых монстры изображаются героями, но эта… ну, эта не принесла мне ничего, кроме неприятностей. Все казалось неподходящим. После того, как на днях я поговорил с Далией, я наконец-то понял каким должен быть сюжет игры. Она – это история, или, во всяком случае, такая женщина, как она. Красавица, оказавшаяся между двумя мирами, способная их объединить.

Конечно, все это выдумка, но, если кто-то и мог это сделать, так это Далия Сэвидж.

«Тук-тук».

– Джекилл, заткнись, – рычу я, как только ее голос звучит у двери.