Текст книги "Звезды над Занзибаром"

Автор книги: Николь Фосселер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

12

«…таким образом Вы можете быть уверены в нашей поддержке и нашей нерушимой верности».

Салима сидела со скрещенными ногами на подушке – перед ней стоял пюпитр – и чернилами и бамбуковым пером вычерчивала черточки, завитушки и точки – «буквы» арабского языка.

«…ваше участие не останется без внимания и награды. Да благословит Аллах наше начинание! Подпись: принц Баргаш».

Салима отложила перо и, не поднимая глаз, выждала несколько секунд, пока чернила не высохли. Затем она подняла лист и протянула его Баргашу, который топтался возле нее, избегая смотреть ей в глаза.

– А заказы?

Она схватила пачку сложенных вместе листов, лежащую у ножки бамбукового пюпитра, – письма, которые она написала раньше тоже по приказу Баргаша, и также передала ему. «Письма, сулящие смерть», – молнией пронеслось у нее в голове, и она с трудом подавила озноб.

Темная мясистая рука Баргаша быстро провела по ее голове, тяжелые кольца неприятно коснулись ее затылка.

– Хорошая девочка.

Салима сидела, не в силах тронуться с места. Старший сводный брат только что вышел из комнаты и спустился вниз, где его ожидал посыльный, – ему надо было передать несколько писем и еще несколько мелких монеток – за труды. Тихие шаги Баргаша, обутого в домашние туфли, громким эхом отдавались в ее ушах, и чем дальше он уходил, тем громче и быстрее стучало ее сердце.

Опираясь локтями на колени, она спрятала лицо в ладонях, перепачканных чернилами. Когда она была совсем маленькой, она думала, что ее никто не видит, когда она закрывает глаза. Сейчас ей так не хватало ее детской веры в чудеса и маленького чуда – пусть на несколько мгновений. Просто исчезнуть, оставив после себя пустое место в этом неразрешимом клубке сложностей, вины и позора – в клубке, в который за столь короткий срок превратилась ее жизнь.

А как безобидно все начиналось! Несколько писем, написанных по просьбе Холе; обычное засвидетельствование вежливости, адресованное главам других арабских кланов, живших на Занзибаре; или приглашения посетить принца Баргаша в его новом доме рядом с Бейт-Иль-Тани; Салима была даже слегка раздосадована, что для нее не нашлось задания посложнее, чем писать эти ни к чему не обязывающие послания. Но очень скоро в замысловатых фразах, которые диктовал ей брат, тон переменился, став более резким. Сопоставляя их с тем, о чем доносили Баргашу ночные тени, Салима постепенно собрала кусочки мозаики. Меджид был все еще очень популярен на Занзибаре, однако его правление, каким бы блестящим оно ни казалось, назвать золотым было нельзя. Состояние здоровья его оставляло желать лучшего. Опасались его скорой смерти, за которой могли последовать беспорядки. Хотя Меджид и вступил во второй брак, но до сих пор у него родилась только одна дочь, наследника мужского пола не было. Часто султану нездоровилось, и его замещали министры, однако их действия, которые иначе как произволом, корыстолюбием и алчностью назвать было нельзя, и они лишь умножали число новых врагов повелителя. А врагов, перебегавших на его сторону, Баргаш осыпал обещаниями высоких постов, большой власти и еще большего богатства. На Занзибаре образовался раскол, увеличивающийся с каждым днем и особенно с каждой ночью. Теперь это был вопрос только времени: когда же остров окончательно будет поделен.

С сегодняшнего дня, когда Салима написала письма с требованием винтовок, пороха и боеприпасов в таких количествах, что их хватило бы на целую армию, в ней проснулись подозрения, что эта пропасть между братьями будет залита кровью.

Я написала эти письма. Письма, из-за которых погибнут невинные, мужчины, женщины и дети.

Вина, которую Салима возложила на себя, угнетала ее все больше. Ее усугубляло сознание, что она не нашла в себе мужества отказать Баргашу и отложить перо в сторону. Гнев старшего брата вспыхивал мгновенно как пламя и мог просто испепелить любого несогласного.

Салиму начала бить дрожь, она отняла руки от лица и обхватила себя за плечи, как будто боялась, что может разлететься на куски под тяжестью столь чудовищного поступка и его ужасных последствий.

– Салима!

Настойчивый шепот проник в ее сознание, но в ее ушах он прозвучал как пушечный выстрел.

– Садаф!

Она вскочила и бросилась в объятия мачехи, родной тетки Меджида со стороны матери, обе были черкешенками – как и Джильфидан. Драгоценные минуты в материнских объятиях, они прогоняли горе и заботы.

– У тебя все хорошо, дитя мое? Дай-ка я на тебя посмотрю… Да ты такая бледная! И вся в чернилах – погоди… – Садаф послюнявила краешек своей шейлыи начала оттирать чернильные пятна с открытого личика. Салима засмеялась, подставляя лицо. Сегодня ей было смешно, но раньше, когда она была совсем маленькой, она сердито размахивала руками, когда ее мать или другие женщины пробовала делать то же самое, так как ненавидела этот горько-сладкий запах слюны на своей коже.

– Прошу тебя, присаживайся, Садаф, я велю принести чай и…

– Нет, дитя мое, – мачеха удержала ее за руку. – На это нет времени. – Она понизила голос до шелеста. – Меджид послал меня к тебе. – Салима моргнула. – Он знает о кознях Баргаша.

– А он знает о… – Голос отказал ей…

– Да, Салима, он знает, что ты тоже замешана – и как глубоко. Но он также знает, что ты без злого умысла попала сюда, только из любви к Холе и от страха перед Баргашем.

«Великодушный Меджид – он все еще хорошо думает обо мне».

Салима стала пунцовой: «Я такая плохая».

– Он послал меня для того, чтобы я попросила тебя держаться подальше от Баргаша и Холе. Они оба по природе испорченные и не поблагодарят тебя за помощь. Но еще не поздно, ты еще можешь повернуть назад, Салима!

– Я не знаю, как мне выйти сухой из воды, Садаф! Как мне спасти свою шкуру?

– За одного битого двух небитых дают. Лучше всего остаться живой. Когда подойдешь к краю – а так, несомненно, и будет, тогда уж Меджид не посмотрит, где ты – в безопасности или на линии огня.

«Вы увидите, что из этого получится. Вы увидите, что выпадет на вашу долю», – Салима как будто наяву услышала слова Медже, сестры Баргаша, которая честно старалась отговорить брата от его затеи и этим вызвала у Холе приступ ненависти. Холе из кошечки с бархатными лапками преображалась в тигрицу и, фигурально выражаясь, оскаливала зубы и выпускала когти, если кто-то осмеливался критиковать Баргаша или его поведение.

Салиму затошнило. Она испугалась, что ее прямо сейчас вырвет. Было бы так просто и легко взять Садаф за руку и вместе с ней покинуть дом, пойти к Меджиду, который принял бы ее с распростертыми объятиями. Но что если планы Баргаша увенчаются успехом – как он тогда накажет ее за предательство? В тот момент ей казалось, что она зажата между двумя самыми высокими домами на Занзибаре, которые нависли над ней, грозя раздавить.

– Какой неожиданный визит, Садаф, – резко прозвучало с порога. В дверях стояла Холе – в ее глазах тлела ненависть. – Если ты приходишь без предупреждения и спрашиваешь, где найти Салиму, это может означать лишь одно: Меджид прислал тебя, чтобы поссорить нас.

– Вам совсем не стыдно, – отвечала Садаф медленно и подчеркнуто, – использовать Салиму в своих вероломных планах, тебе и Баргашу? Вы же взрослые люди и понимаете, что творите постыдное. А Салима еще совсем ребенок.

Холе перевела взгляд на сестру, которая смело его встретила, и начался молчаливый диалог.

– Холе, ты меня завлекла в ловушку.

– Подумай хорошенько, Салима, прежде чем ты что-то скажешь или сделаешь.

– Я умею писать, Холе, и потому вы втянули меня в свои планы.

– Подумай еще раз, на чьей ты стороне, Салима.

Салима закрыла глаза, она больше не могла выносить обиду, искреннюю симпатию и гневные угрозы в глазах Холе.

– Во всяком случае, Салима достаточно взрослая, чтобы поклясться в верности мне и Баргашу. А дочь султана никогда не нарушает своего слова, не так ли, Салима?!

У той внутри все оборвалось. Да все равно, на чьей стороне я буду, – ничего хорошего ждать мне не придется. Либо Меджид возненавидит меня, либо Баргаш с Холе. А их ненависть не пойдет ни в какое сравнение с негодованием, которое мои поступки могут вызвать у Меджида.

Разочарование, которое, как она предполагала, испытывает Холе, окутало ее, как грязно-серое облако, придавливая к земле и тесня грудь так, что она боялась потерять равновесие – пока не перевела дыхание. Как она могла разочаровать Холе, ведь та после смерти Джильфидан всегда была рядом, разделяла ее горе, да и все крупицы радости сестры делили пополам. Они были сестрами лишь по отцу, однако за прошедшие месяцы их души так сроднились, как не бывает даже у близнецов, которых вынашивала одна мать.

Глядя в пол на носки своих туфель, Салима кивнула.

– Видишь, Садаф? – как бы уступая решению Салимы, сказала Холе. – Салима остается с нами. Умная девочка… – И тут же в ее голосе зазвучал металл, переходящий в визг. – А теперь убирайся, слышишь, ты, старая карга! Убирайся, и чтоб я тебя здесь больше не видела! Вон! Вон, я сказала!

– Аллах да защитит тебя, дитя мое, – пробормотала Садаф, нежно поцеловала Салиму в лоб и вышла.

Салима сначала подумала, что пол под ней начал ходить ходуном, но потом поняла, что ее трясет.

Теперь нет пути назад. Только Аллах знает, что мне предстоит.

Всем нам.

13

– Вы не можете долго смотреть сквозь пальцы на действия вашего брата и ничего не предпринимать, ваше высочество! – взволнованно воскликнул Сулейман ибн-Али, один из министров султана Меджида. – Каждый день может играть решающую роль в вопросе о войне и мире.

Меджид мягко улыбнулся.

– Предпринятых нами мер вполне достаточно, чтобы предотвратить переворот.

– Ни в коем случае, ваше высочество! – взял слово второй министр. – Хотя вы и отправили наемников-белуджей для наблюдения за тремя домами, но они сами еще колеблются, кому служить – вам или вашим братьям и сестрам. Нам сообщили, что ваши сестры и ваши братья и другие заговорщики и впредь могут беспрепятственно входить и выходить и сноситься по любым вопросам. И что толпы закутанных в плащи приверженцев вашего брата постоянно торчат не скрываясь перед его домом.

– Однако же некоторые заговорщики арестованы и заключены за решетку в Форте, – спокойно возразил султан, почти радостно.

Сулейман ибн-Али фыркнул:

– Мелкая рыбешка! Послушные слуги, мало что понимающие, в лучшем случае они годятся только на то, чтобы таскать письма, с ними мы их как раз и схватили.

– Нам известно, что в Бейт-Иль-Тани припасы завозятся в больших объемах, – доложил третий. – Уже изготовлено много сухих галет, их доставили в крепость Марсель в таком количестве, что можно кормить полгорода в течение нескольких недель.

Марсель – так назывался дом на одноименной плантации, принадлежавший старшему брату Меджида Халиду, а после его смерти перешедший к Шамбуа и Фаршу, дочерям Халида. Его толстые каменные стены и оборонительные сооружения могли противостоять любому нападению так же хорошо, как и старый арабский форт в городе.

– В крепость Марсель?

Министры обменялись взглядами, в которых явно читалось облегчение, когда улыбка султана погасла и тень беспокойства скользнула по его лицу.

Такое случилось не впервые: советники султана постоянно расписывали ему в самых черных красках угрожающие последствия его миролюбивого поведения. Им было очень важно, чтобы на троне оставался султан Меджид – пока он на троне, им обеспечены их высокие посты. Посты, не только дающие власть, но и умножающие их солидное состояние.

Но терпение министров начинало иссякать. Каждый день принц Баргаш мог нанести удар первым.

– Мой брат не настолько ослеплен, чтобы не видеть, как он заблуждается, – только и сказал султан. – Я убежден, что со временем он осознает, как бессмысленны его интриги против меня, и в конце концов он их оставит.

Сулейман ибн-Али с трудом подавил непроизвольный стон.

– Но то, что он поступает против предписанных для всех братьев вашего высочества правил и не является на ваши аудиенции и приемы, должно дать вам понять, как серьезно он взялся за дело, – проговорил сановник нарочито медленно, как будто объясняя ребенку особенно трудное положение вещей. – Да разве вы не видите, что он даже не дает себе труда притвориться и заверить вас в своей верности и преданности.

– Вам давно следовало бы принять наши советы и арестовать кое-кого из приверженцев принца Баргаша и посадить в тюрьму! – выкрикнул четвертый министр. – А еще лучше – надо бы их всех сразу выслать с Занзибара!

– Не могу же я собственного брата… – султан Меджид хотел еще что-то возразить, но Сулейман ибн-Али, нарушая все правила этикета, оборвал его:

– Ваш собственный брат, ваше высочество, не погнушается обстрелять Бейт-Иль-Сахель из пушек и превратить его в руины, а вас собственноручно заколоть кинжалом – прямо в сердце!

Султан Меджид старался избежать пронзительного взгляда своего министра и нервно начал крутить вокруг пальца бриллиантовое кольцо. Прошло несколько секунд, в течение которых кое-кто из министров обменялся вопрошающими, полными надежды или сомневающимися взглядами.

– И что вы теперь предлагаете? – словно нуждаясь в поддержке, спросил султан Меджид.

– Велите окружить все три дома солдатами, – посоветовал Сулейман ибн-Али. – Всех припасов и воды навечно не хватит, и у заговорщиков будет время все обдумать и принять другое решение. Если и это не поможет, мы могли бы их выкурить оттуда.

– Дайте же ваше дозволение на это, ваше высочество!

– Если вы сейчас не начнете действовать, вы очень скоро об этом пожалеете!

Бледность разлилась по лицу султана, и он невольно сгорбился под градом предложений, бурно выкрикиваемых министрами.

– Не зря говорят: «Доброта и змею выманит из норы».

– Надо действовать, так вы избавите Занзибар от ужаснейшего кровопролития!

– Я совершенно согласен с высказавшимися прежде меня, ваше высочество!

И все мгновенно умолкли, когда Меджид поднял дрожащую руку.

– Я доверяю вашему решению, – объявил он слабым голосом, откашлялся и добавил с большей убежденностью: – При одном условии. Окружить только дом моего брата, Бейт-Иль-Сахель пусть стоит себе, как стоял, чтобы без причин не ввергать моих сестер в неприятности.

14

Воздух над плоскими крышами светился. Стояла ужасающая тишина. Город застыл в ожидании. Казалось, даже море затаило дыхание. А если прислушаться, можно было уловить взволнованное неразборчивое бормотанье и признаки бурной деятельности, доносившиеся из трех домов, стоящих вплотную.

– Никому не входить и не выходить, – шепотом приказал Баргаш через проулок шириной едва в два локтя.

Шамбуа и Фаршу, чей городской дом стоял рядом с домом Баргаша и Бейт-Иль-Тани, одновременно выглянули из окна и стали изучать, что происходит перед стенами их домов.

– Интересно, сколько их может быть… – пробормотала Шамбуа, увидев солдат, выстроившихся перед порталом дворца брата, обращенным к морю. Как всегда, сводная сестра Фаршу продолжила ее мысль:

– Наверняка не меньше сотни! – Обе резко втянули в себя воздух.

– У вас достаточно еды? – тихо спросила Холе. Когда появились солдаты, всех сторонников Баргаша, толпившихся перед домом и желавших войти, теперь пропустили. Поскольку по обычаю мужчины не имели права доступа на женскую половину, во всех остальных покоях царила ужасная толкотня.

– Если мы будем расходовать припасы экономно, хватит на несколько недель, – так же шепотом ответил Баргаш. – Только вот с водой плохо, а та, что есть, застоялась и пригодна только для умывания и готовки.

У Салимы, стоящей рядом с Холе у окна в Бейт-Иль-Тани, защемило сердце, когда она подумала о своем маленьком братце Абдуле Азизе, который пришел в гости во дворец Баргаша именно в тот момент, когда солдаты оцепили дом, и теперь тоже был заперт здесь.

– Может быть, – сказала она осторожно, – было бы действительно лучше, если бы мы отказались, прежде чем…

– Никогда! – в голосе старшего брата зазвенел металл – так вибрирует дамасский клинок. И как бы в подтверждение своих слов он отошел от окна и исчез в глубине дворца.

– Мы должны подумать, как нам достать свежую воду, – задумчиво сказала Холе, морща лоб. – А еще лучше было бы сразу подыскать новое убежище для Баргаша и его людей.

– Марсель? – неохотно предложила Салима.

Лицо сестры просветлело. Она обхватила лицо Салимы руками и звучно поцеловала в лоб.

– Моя умная маленькая сестренка! Пойдем скорее, надо написать письма! Мы должны предупредить глав других кланов, чтобы боеприпасы и порох доставляли в Марсель. Нам понадобится еще больше припасов…

В спешке нашли какой-то парус, разрезали его на полотнища, и теперь дюжина ловких женских рук проворно сшивали эти полотнища наподобие веревки. Под защитой темноты ее перебросили с крыши Бейт-Или-Тани на крышу соседнего дома и, переправив вниз горшки и кувшины, наполнили их там водой, – а потом вместе с мешками с рисом и мукой, кувшинами с топленым маслом и корзинами с сушеными фруктами тайком отправили в поместье Марсель. Каждый шаг, каждое движенье руки было подобно хождению по лезвию ножа – ведь в любой момент солдаты султана могли что-то заподозрить и открыть ружейный огонь.

– Теперь Баргашу самому нужно тихонько улизнуть из дома, – пробормотала Холе и, подавив зевок от усталости, без сил рухнула на подушку возле младшей сестренки. – Иначе все усилия последних недель будут напрасными.

Только что отправили последний груз – винтовки, которые Холе на всякий случай хранила в доме. Кладовки Бейт-Иль-Тани опустели, а Марсель был снабжен всем необходимым, припасов бы хватило, даже если бы пришлось выстоять более длительную осаду. Все было готово.

Салима уперлась локтями в колени и устало потерла лоб. Напряжение последних дней, тайная ночная суета не оставляли времени на сон и еду. В голове у нее было так легко, легко и пусто, что голова почти кружилась. И все-таки… все-таки…

– Холе, – медленно проговорила она. – Холе, мне кажется, я знаю, как нам все устроить…

Вскоре на узкой улочке перед осажденным домом – после того как стемнело – можно было наблюдать необычное зрелище. С обеих сторон – от Бейт-Иль-Тани и от дома сестер султана начали двигаться две процессии, темные фигуры с ног до головы были закутаны в черные покрывала. Процессию справа возглавляли Холе и Салима, слева – Шамбуа и Фаршу, каждую пару сестер сопровождали женщины из их домов, все были в масках и в шейлах. Черная толпа была темнее только что опустившейся на город ночи, а фонари в руках призрачных фигур делали их еще призрачнее.

Не менее фантастическим было и зрелище, ожидавшее их перед главным входом: освещенные пламенем факелов солдаты стояли с ружьями и штыками наготове и саблями наголо.

– Назад! Уйдите прочь! Вам тут нечего делать! – отовсюду кричали женщинам.

– Давайте вернемся, – прошептала Холе и вцепилась в плечо Салимы. – Нам не справиться.

Салима почти физически уловила страх сестры, и ей стало еще страшнее. Что перевесит в солдатах: повиновение султану или уважение к беззащитным женщинам? В этот момент чего бы только Салима не дала за ружье, которое можно было бы спрятать под шейлу! Конечно, против вооруженных до зубов солдат оно вряд ли принесло бы больше пользы, чем при жажде капля воды на раскаленном камне. И все же с ружьем она чувствовала бы себя более уверенной. Но если даже Холе испугалась, то ей, Салиме, теперь надо быть сильной за двоих.

– Нет, этого мы делать не будем – прошипела она в ответ. – Эй, ты, послушай-ка! – громко обратилась она к одному из солдат. – Позови своего командира!

– Что ты хочешь сделать? – прошептала Холе едва слышно ей прямо в ухо.

– Когда они узнают, кто стоит перед ними, нас пропустят.

– Но… ты хочешь?… – Холе умолкла, а женщины, сгрудившиеся вокруг, задыхались от ужаса.

Салима, самая молодая среди них, приблизилась с гордо поднятой головой к самому старшему и сдвинула полумаску. Это было нечто неслыханное, шло вразрез с обычаями – так не отваживалась поступить ни одна дочь султана. Солдаты тоже не знали, куда им смотреть и что делать, и беспомощно опустили ружья.

– Вы ведь знаете меня? Я принцесса Салима. – Полуобернувшись назад, она указала на сестру и племянниц. – А это принцесса Холе, принцесса Шамбуа и принцесса Фаршу.

Холе тут же последовала примеру младшей сестры, тоже сняв полумаску.

– Мы требуем пропустить нас в этот дом! Вы можете выполнять все приказы султана Меджида, однако мы – его сестры, а принц Баргаш – его брат.

Командир в чине полковника беспомощно оглядывался. Хотя он никогда не видел открытого лица ни принцессы Салимы, ни принцессы Холе, он и на долю секунды не усомнился, что перед ним именно они. Какие другие женщины могли обладать таким мужеством и дерзостью открыть ему свое лицо, так уверенно презрев законы приличия, кроме дочерей великого и храброго султана Саида?

– Вы не можете отказать нам… – вступила в разговор Шамбуа, тоже открывшая лицо, и ей вторила Фаршу, уже без шейлы:– …потому что вы не имеете права!

– Слушаюсь, принцесса Салима. – Кажется, полковник снова взял себя в руки. – Простите, принцесса Холе. Это моя ошибка, что я не узнал вас, принцесса Шамбуа. Против одного часа, проведенного в этом доме, само собой разумеется, никто возражать не станет, принцесса Фаршу. – И полковник распахнул перед принцессами и их свитой парадный вход, смущенно потупив глаза.

Баргаш кипел от ярости.

– Ты в своем уме? – заревел он, вырывая из рук Салимы шейлуи полумаску, которые она тайком пронесла в дом под своим покрывалом, и бросая их на пол. – Никогда я этого на себя не напялю! Мужчина в женском платье – есть ли более постыдное кощунство?!

Маленький Абдул Азиз испуганно спрятался за Медже, прежде чем гнев Баргаша по ошибке обрушился бы на него.

– Ш-шш, – попыталась успокоить Баргаша Холе, – ты же не хочешь, чтобы твой рев услышали солдаты?

– Ты что, совсем потеряла рассудок?! – угрожающе замахнулся он на Салиму, но та не дрогнула. В ней разгорался гнев: просто из мужской гордыни и неуместного соблюдения приличий Баргаш походя отверг ее хитроумную выдумку, ни на секунду не задумавшись.

– Тогда мне тоже плевать, сгниешь ты здесь или нет, – бросила она ему без опасения, что ее слова могут таить в себе опасность. – Другого способа быстро выйти отсюда просто нет.

– Мы считаем, что это очень хороший план… – вмешалась Шамбуа, а Фаршу прибавила:

– …который придумала наша Салима.

– Воистину они правы, Баргаш, – подала голос и Медже и ласково погладила Абдула Азиза по голове, который цеплялся за ее одежду. – Это действительно ловко придумано, а, как известно, цель оправдывает средства!

– И у тебя не так уж много времени на раздумья, – продолжала донимать брата Холе. – Полковник дал нам всего час – и ни минутой больше!

Точно через час женщины, согласно приличиям тщательно закутанные, вышли через парадный вход, плотно держась друг друга, и, сопровождаемые приветствиями и благословлениями солдат, на что они отвечали благодарным щебетаньем, вместе с ожидавшими их прислужницами поднялись вверх по улочке и скрылись за ближайшим углом.

Их шаги все убыстрялись, дыхание сбивалось, когда они бежали по лабиринту городских улиц, освещаемые лишь сиянием звезд – фонари уже были погашены. Их черные одежды развевались. Жесткая ткань шуршала, напоминая шелест птичьих крыльев, позвякивали украшения. Только мягкие сандалии не стучали по камням. Мало-помалу их сплоченная группа распадалась и вытягивалась в цепочку, когда они бежали по насыпи через залив, вверх, к Глиняному городу.

– Сколько еще осталось? – сердито прогрохотал низкий голос во главе маленького отряда, едва они, задыхаясь, миновали последние хижины, а руки вопрошавшего уже раздраженно сдирали с лица шейлу.

– Еще прилично, – задыхаясь, выдохнула Салима. – До места встречи еще далеко, это за городом.

Она стиснула зубы, наступив на острый камешек, который больно впился ей в подошву, и она оступилась, но сразу же побежала дальше.

– Госпожа, – окликнули ее почти беззвучно. Это был слуга, который ожидал их на первом углу за осажденным домом, а потом опередил их, чтобы сообщить об удачном побеге. Теперь он же снова прибежал встретить их. – Все готово!

Салима с облегчением выдохнула.

В ночи раздавались тихие звуки и шорохи: тихие шаги и шарканье ног, прерывистое дыхание и сдерживаемое покашливанье. Где-то вдали взревел дикий зверь, хрипло и пронзительно. Потом раздался голос с едва скрываемой надеждой:

– Это вы, ваше высочество?

– Принц Баргаш, собственной персоной, – послышался его бас.

– Аль-Хамду ли-Ллах!Слава Аллаху! – прозвучало в десять, нет, в добрую сотню голосов из темноты.

– Прощай, – Баргаш сбросил шейлу, схватил своего маленького братца Абдула Азиза и смешался с толпой сторонников; их шаги постепенно затихали, отдаваясь в ночи.