Текст книги "Без тормозов"
Автор книги: Никита Ветров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 4
Германский разведывательный мотоцикл с коляской «Zuendapp», повинуясь уверенной руке унтерштурмфюрера СС, плавно подкатил к старенькому колодцу возле поселкового магазина. Смолк двигатель. Высокий светловолосый эсэсовец ловко соскочил на землю и поправил болтавшийся на шее «шмайсер». Огляделся. Заметив осторожно выглядывающих из мастерской мужиков, широко улыбнулся, сверкнув ровными белыми зубами, и приветственно помахал рукой.
Следом за водителем из седла выбрался второй немец, в черной танкистской кожаной тужурке. Третий солдат – субтильного вида тип в каске и очках-пресервах – остался сидеть в люльке, придерживая ручной пулемет.
В воздухе повисла звенящая тишина. Танкист снял с головы шлемофон и пригладил взъерошенные рыжие волосы. От длительной тряски его веснушчатое лицо раскраснелось, и на подбородке ярче забелел косой шрам. Заложив руки за спину, моложавый гитлеровец принялся прохаживаться по обочине, хищным взглядом впиваясь в окружающие дома, словно ощупывая каждый из них. От наметанного глаза не ускользала ни одна деталь.
Водитель-эсэсовец, недолго думая, добрался до колодца, скептически осмотрел оцинкованное ведро, прикрепленное к длинной цепи, и аккуратно стал опускать его к воде. Колодезная цепь громко зазвенела, послышался плеск и чавкающее бульканье тонущего ведра. Унтерштурмфюрер зашел сбоку и взялся за ручку, отполированную до блеска тысячами ладоней. Пронзительно заскрипел воротный механизм, поднимая отяжелевшую емкость из темных прохладных глубин. Вскоре приехавший на мотоцикле парень в фашистской форме с закатанными по локти рукавами уже жадно пил студеную, отдающую железом воду, которая тонкими струйками стекала с обеих сторон его рта, расползаясь темными пятнами на черной эсэсовской куртке, где тускло поблескивали Железный крест и значок «За зимнюю кампанию 1941 года».
– Зер гут! – крякнул он, напившись. Потом протянул ведерко напарнику, вопросительно мотнув головой. Пассажир пить не захотел. Получив отрицательный ответ, блондин пожал плечами и принялся смывать пот с лица, наливая воды себе в ладошку и довольно фыркая. Брызги полетели в разные стороны, вокруг купающегося солдата постепенно образовывалась лужа. Рыжеволосый не стал принимать участия и в купании. Выйдя на середину пустынной улицы, он сплюнул на асфальт, продолжая внимательно оглядывать окрестности. Было похоже, что он искал что-то конкретное, и не безрезультатно.
Со стороны мастерской к нему навстречу выдвинулась худощавая фигура в полосатой рубахе.
– Дождались вас, родненькие! Дождались, освободители! Наконец-то!.. – запричитал местный алкоголик Степан, продолжая идиотски скалить зубы и всплескивать руками. По дурашливому выражению его лица невозможно было понять, серьезно ли он так считает или юродствует. – А что мало вас так? Отстали? А… да вы ж по-нашему ни хрена не понимаете… Вот беда-то! Петрович! А, Петрович! Как по-ихнему «здрасьте»? Блин… это… гутен таг!
– Здорово, коли не шутишь. – Рыжий офицер вермахта усмехнулся в ответ и, разминая затекшие икры, приподнялся на носочках, заскрипев хромовыми сапогами. Степан чуть не сел на дорогу от изумления:
– Ты глянь, как у них там в разведшколах русскому учат! Ни хрена себе! Так вы передовой отряд, значит, ага… разведка. А что ж так долго? Где вас черти носили все это время?
Немец в танкистской кожанке покосился на полупьяного мужичка, что-то прикидывая в уме. Позади него возникло движение: тощий солдат заерзал в мотоциклетной коляске, поводя стволом пулемета и недоверчиво поглядывая на пошатывающегося аборигена. Танкист сделал успокаивающий жест рукой и подозвал своего бойца к себе. Явно нехотя тот выбрался с насиженного места, оставив оружие в покое. Мешковатая форма была явно великовата фашисту и висела на узких плечах, как на огородном пугале. Сходства с последним добавляла и здоровенная немецкая каска, застегнутая под острым подбородком.
– А скажи-ка, любезный, – обратился к Степану рыжеволосый, дожидаясь, пока к нему подойдет пулеметчик. – Кто у вас здесь главный?
Мужик радостно хлопнул себя по коленкам и чуть не заплясал от восторга:
– Вот это правильно! Значит, партийный актив и чекистов к стенке? Это мы запросто! А помощники нужны? За пузырь этого… шнапса лично готов участвовать…
– Сеня! – окликнул его Петрович, решительно выйдя из тени гаража. – Ты, я смотрю, совсем свои мозги пропил! Угомонись!
Мужичок визгливо заржал и стал закатывать рукава рубахи на манер эсэсовца:
– Да ладно тебе, Петрович! Будет весело! Я под шумок и с долгами своими рассчитаюсь! А то куда ни зайду – всем нужно денег вернуть! Тебе, кстати, я ничего не должен?
– С расстрелами, пожалуй, повременим, – усмехнулся танкист и невзначай потрогал свой шрам на подбородке. – Сначала давайте с начальством вашим разберемся. Так где, говорите, его искать?
– А никто ничего еще и не говорил. – Петровичу ситуация, очевидно, была не по душе, потому и в голосе его отчетливо слышались нотки вызова и неприязни. – Начальство им подавай… Вам надо – вы и ищите!
Тощий фриц уловил его тон и напрягся. Потом странно дернулся и торопливо схватился за кобуру, висевшую на поясе. Холеные белые пальцы зацарапали неподатливую застежку, наконец зацепили ее и откинули вверх. Парень в танкистской куртке не успел даже рта открыть, а пулеметчик уже выдернул из кобуры продолговатый предмет, совершенно не походивший ни на один из известных Петровичу пистолетов. Перекинув его из правой руки в левую, солдат так же торопливо вцепился в застежку своей каски и после непродолжительной борьбы скинул ее с головы. Длинные черные, как вороново крыло, волосы рассыпались по плечам. Широкие очки скользнули вслед за каской, открыв взорам тонкие красивые черты лица, и все встало на свои места: под серой формой рядового вермахта скрывалась девушка. Не обращая внимания на изумленно вытаращившихся на нее местных жителей, она приложила к уху извлеченную из кобуры штуковину.
– Алло! Алло! Я слушаю! – послышался низкий грудной голос с капелькой очаровательной хрипотцы. – Ну говорите же! Черт!
– Кто это, Эль? – как ни в чем не бывало поинтересовался рыжеволосый. – Не фюрер?
– Не знаю. У меня номер не определился. – Брюнетка потыкала пальцем в кнопки мобильника и сердито бросила его обратно в кобуру. – Надо будет – еще раз перезвонят!
– Это точно. – Парень в кожанке согласно кивнул и снова повернулся к до сих пор ничего не понимающим Петровичу и Степану. – Да не смотрите вы на нас, как на привидения. Свои мы, русские!
– То-то я смотрю, форма на вас прямо-таки «родная», с крестами и свастиками! – отозвался Степа. – Я и забыл, что у красноармейцев именно такая и была. Точно. А Гитлер со звездами на погонах ходил.
– Надо нашим костюмерам этот комплимент передать, Элечка! – засмеялся рыжий. – Амуниция первоклассная. Нас народ за настоящих фрицев принял, похоже. Того и гляди – на вилы поднимет! Громов, готовь аппарат, а то не успеем ноги унести!
«Эсэсовец», привалившись боком к седлу, любовно похлопал мотоцикл по топливному баку:
– Руслан Алексеевич, обижаете. Всегда готов. Возьмем в галоп по первому требованию.
Петрович скрестил жилистые руки на груди и все еще хмурым взглядом обвел всю пожаловавшую в поселок компанию. Его дед пал от фашистской пули в сорок втором году, и посему никаких теплых чувств к молодым людям в нацистской форме механик не испытывал.
– Это что, мода теперь такая – гитлеровцами наряжаться? – не скрывая своего презрения, процедил он сквозь зубы.
Черноволосая девушка одарила его ослепительной улыбкой:
– Вы разве не слышали? От вас недалеко снимается фильм о Великой Отечественной. Мы прямо со съемочной площадки приехали…
– Артисты! Так я и думал! – Степан вытер руку о вывалившиеся из штанов полы своей рубахи и протянул ладонь для рукопожатия рыжеволосому парню. – Очень рад! Степан Огурцов. Здрасьте!
– Здоровались вроде, – улыбнулся тот, ловко уходя от контакта с давно не мытой ручищей. – Позвольте и мне представиться: Вилин Руслан Алексеевич, ассистент режиссера. Вот эта красавица – наша лучшая актриса – Эльвира Волынская. Рекомендую запомнить это имя – скоро оно будет греметь на весь мир. А вот тот молодой человек с автоматом на шее – Виктор Громов, актер и каскадер в одном лице.
– И водитель по совместительству, – смеясь, добавил Громов.
Из соседних домов один за другим стали высовываться люди. Не каждый день на улице живых фрицев увидишь. По «чистой случайности» именно к этому времени у большинства из них возникла экстренная необходимость сходить в магазин или проконсультироваться у Петровича по поводу какой-нибудь безделицы. Пустынная до этого улочка медленно, но неуклонно оживала.
– А к нам-то какими судьбами? – Степан чувствовал себя звездой. Еще бы. Ведь это с ним общаются артисты. Да не какие-нибудь, а столичные! Может, и его в кино снимут?
– Нам бы довоенные постройки отыскать, – признался ассистент, расстегивая кожанку. – А у вас, я смотрю, такие имеются. По сценарию надо пару-тройку домов сжечь…
– Опа! Нет, это удача! Сразу было ясно, что мне сегодня повезет, раз с утра удалось горло промочить! Слушай сюда, братва: есть у меня на примете один домик! Вам как раз подойдет! – выпучив глаза, затараторил Степан. – Хорошая такая изба, из дубового теса, сгорит за милую душу! И возьму недорого!
– Это ваш дом? Который? – заинтересовался парень со шрамом, вынимая блокнот. – Далеко отсюда?
– Ну… как сказать, – скорчил рожу Степа. – Я там живу… иногда. Но ты не дрейфь – с хозяйкой я сам договорюсь! Это мне раз плюнуть. Она просто божий одуванчик, хоть и есть в ней один недостаток: тещей мне доводится…
Добродушная улыбка сползла с лица молодого ассистента режиссера. Этот пропойца, похоже, начал его выводить из себя.
– Сколько за дом-то дашь? – не унимался тот.
– Нисколько! – огрызнулся Вилин, решительно направляясь к Петровичу, который хоть и выглядел хмурым, но все же больше располагал к переговорам.
– Зря ты так, Алексеич! – засеменил следом выпивоха. – Я же от всей души предлагаю! Слышь, слышь, идея есть! Сэкономить хочешь? Так давай жги этот дом вместе с тещей – тогда вообще бесплатно отдам! И даже помогу солярки раздобыть, чтобы лучше горело, гы-гы!
Вилин лишь вяло отмахнулся от приставалы. Строения нужно было найти во что бы то ни стало. Иначе сорвется план. Денег, понятно, минимальное количество. Жильцов выселять – больно дорого. Вот брошенные домишки идеально бы подошли. Заметив, что окна соседнего с гаражом жилища заколочены погнувшимися от влаги и солнца досками, он указал на него рукой и спросил у мастера:
– Там живет кто-нибудь?
Тот подумал секунду и ответил весьма уклончиво:
– Может, и живет.
– А хозяева кто? Вы их наверняка знаете – ведь соседи почти!
Петрович потеребил кончик носа:
– Знаю, но только это мало чем поможет. Их нет здесь, уехали.
– Надолго? Когда вернутся?
– А никогда. Дом они этот администрации оставили. Там и надо спрашивать.
Вилину удалось-таки вытянуть из этого сумрачного человека крупинку нужной информации. Хоть какая-то хорошая новость с самого утра. Дальнейшее было делом техники: с главами администрации ему уже приходилось иметь дело. Только бы не оказался слишком заносчивым и жадным. А то придется впутывать в это дело продюсера, и плакали тогда комиссионные. Достав из кармана небольшой цифровой фотоаппарат, Руслан принялся снимать заброшенный дом с разных ракурсов, дабы художник-постановщик и режиссер смогли оценить его находку.
– А что, много таких у вас в поселке? – между делом крикнул он механику. – Я имею в виду заброшенные хижины.
– Хватает. – Мастер сунул руки в широкие карманы своего комбинезона.
– А где, подскажете?
Петрович напряг свою память. Если бы не любовь к отечественному кинематографу, вряд ли он стал бы дальше общаться. Это вообще на него было мало похоже – бросить работу на середине, чтобы целых полчаса торчать на улице и болтать с кем попало. Но чего не сделаешь ради главнейшего из искусств.
– Кажется, вон тот, с деревянной крышей… да и на следующей улице дворов пять ничейных есть.
– Здорово! Это просто замечательно! А администрация-то где?
– Да прямо езжайте, а там, на месте, увидите. Не проскочите.
– Спасибо. – Настроение рыжеволосого киношника снова поползло вверх. – Громов! Давай, поехали в центр, что-то подсказывает мне – натурные съемки у нас все-таки состоятся!
Виктор с готовностью скинул с себя поднадоевший автомат, забросил его в коляску и нажал ногой на заводную педаль. Двигатель слабенько чихнул, но запускаться не спешил. Склонившись над раритетной техникой, возрасту которой мог позавидовать любой долгожитель, Громов сосредоточенно принялся проверять контакты. Он в технике разбирался неплохо, с детства сам чинил сначала мопед, потом отцовский «Днепр», потом еще кучу разнообразных механизмов. Вот только с таким мотоциклом раньше сталкиваться не приходилось. На первый взгляд все было в порядке, и Виктор попробовал завести его еще раз. Снова результат оставил желать лучшего. Лишь третья попытка оказалась более-менее удачной: мотор ожил, затарахтел, выпустив из глушителя сизые клубы бензинового дыма, но как только парень тронулся с места – снова смолк. Громов хотел тихо ругнуться, но сдержался. Одна из самых основных заповедей байкера заключается в том, что мотоцикл никогда нельзя ругать. Как говорится, если он у вас плохо заводится или часто ломается, значит, вы его не любите, и он вам платит тем же. Стало быть, бороться с его недугом можно только любовью.
Петрович молча наблюдал за упражнениями молодого человека, стоя у ворот своей мастерской. Он с самого начала обратил внимание на мотоцикл – такой не часто встретишь. Настоящий «Zuendapp», причем времен Второй мировой, а не более поздние версии знаменитой марки. Кино ведь снимают, черти! Наверное, и танки настоящие подогнали для съемок.
Подойдя к строчащему в своем блокноте парню в кожанке, механик пихнул ногой небольшой камешек. Сам он редко заводил беседы, поэтому слегка замялся, не зная, с чего лучше начать разговор.
– Про что фильм-то будет? – Слух прирожденного механика продолжали резать бесплодные попытки Виктора справиться с непослушным механизмом.
– Будет суперфильм! – не отрываясь от дела, отозвался Вилин. – Режиссер надеется, что ему удастся повторить успех «Сталинграда» и «Они сражались за Родину». В общем, про Великую Отечественную картина, в двух словах не расскажешь. Совместный российско-немецкий проект: бабло, в смысле, деньги – иностранные, а режиссер и все остальное – наше. Есть пара германских актеришек, так, второго-третьего плана. А в основном – и главные, и массовка… кстати, босс договорился – целый батальон для съемок сражения пригонят. Вот это будет класс. Голливуд со своей компьютерной графикой и рядом не валялся!
– А назовете как?
– Э-э… у нас не принято до конца работ название выдавать. Но вам, так и быть, скажу – все-таки помогли, подсказали, что и как… Короче, «Битва за Волгу». Но это рабочее название, все может и поменяться.
– Неплохо. Вы, это… скажите парню, чтоб технику не мучил. Пусть ко мне в цех загонит – я гляну. Там хитрость одна есть.
Вилин удивленно приподнял бровь, но механик не дал ему договорить:
– Я бесплатно сделаю. Такой мотоцикл… рядом постоять – уже за счастье.
Ассистент режиссера даже несколько опешил от такой щедрости. Сегодня ему положительно фартило. Недолго думая, он окликнул Громова:
– Виктор! Завязывай издеваться над реликтом! Толкай его сюда, в гараж!
– В мастерскую, – скромно поправил его механик. – Меня Петровичем зовут, если что…
– Не представляете, как приятно познакомиться! – Вилин прошел следом за мастером в его «святая святых», куда Гром уже с трудом закатывал тяжелый агрегат. – А по имени?
– Петрович.
– А-а…
Механик присел на корточки перед трехколесной машиной, прищурил глаз, склонил голову набок. Виктор, словно оправдываясь, развел руками:
– Я вроде бы с ним бережно обращаюсь…
Петрович молча кивал. К водителю на этот раз у него особенных претензий не было: за мотоциклом следили, это бросалось в глаза. Разве что опыта недоставало, чтобы с такой старой моделью разобраться.
– Щас исправим. – Механик поднялся с места, чтобы взять отвертку. – Тут немного подрегулировать надо.
Громов с искренним интересом следил за каждым его движением. Этот сутулый мужичок в синем комбинезоне вызывал уважение – так уверенно и скоро работали его крючковатые пальцы, и так покорно выполнял все его замыслы металл.
Вилину все это было не так интересно, все-таки не тот профиль. А поскольку заняться больше было нечем, то он просто стал разглядывать внутреннее оснащение мастерской. Как ему показалось – все было на довольно высоком уровне. Внимание привлек пузатый чемоданчик, в который то и дело нырял механик. Подойдя поближе, он восхищенно присвистнул:
– Ничего себе! Да тут, если разобраться, можно луноходы строить! Сколько тут всего? Тысячи?
Петрович перехватил его взгляд и приосанился.
– Всего пара сотен единиц, – скромно заметил он. – Нравится? Мне тоже. Единственный экземпляр. Ни у кого такого нет больше!
– Да вы что? Надо же. На заказ, наверное, сделан?
– Ага.
Петрович уже покончил с регулировкой двигателя, но попытку Виктора запустить его пресек. Подставив под мотоцикл специальное корыто, он слил отработанное масло из картера и, сходив в дальний угол, заполнил двигатель новым.
– А что за марка? – живо поинтересовался Громов, поскольку на канистре никаких обозначений не было. Ему ведь еще долго предстояло обслуживать этот агрегат и хотелось знать о нем все до последней мелочи, чтобы не оказываться более в таких конфузных ситуациях, когда в самый нужный момент шедевр немецких мотоконструкторов вдруг начинал капризничать.
– Не волнуйся. Для твоего мотора – самое оно! Поверь на слово…
В гараж заглянула Эльвира, которой до смерти надоело торчать на улице на всеобщем обозрении, тем более что в форме немецкого солдата она сама себе совершенно не нравилась.
– Мальчики, скоро вы там? Я уже изжарилась на солнце и хочу пить!
Вилин сразу же оживился и озабоченно поинтересовался тем же:
– Все уже в порядке, насколько я понимаю? Можем трогаться? А то у нас еще куча дел, успеть бы все хотя бы к ночи!
Петрович смахнул ветошью пролитую на глушитель маслянистую каплю и отступил в сторону, показывая всем видом, что свою часть работы он выполнил и теперь предоставляет Громову полную свободу действий. Виктор не преминул этим воспользоваться и уже через пару секунд сидел в седле, вслушиваясь в ритмичное тарахтение цилиндров. Теперь звук был намного ровнее, и глохнуть «Zuendapp» совсем не собирался – вот что значит рука мастера.
Поблагодарив Петровича, Гром лихо выкатил на дорогу, заложив большой радиус поворота, и притормозил, дожидаясь, пока Руслан и Эльвира займут свои места. Горячий ветер ударил в лица заезжим актерам, когда разведмотоцикл рванул вдоль Комсомольской улицы под любопытствующие взгляды селян.
Глава 5
Густые и черные, как расплавленная смола, клубы дыма заволокли горизонт. В воздухе веяло гарью. Втаптывая пожухлую от солнца траву в сухую глинистую почву, по изрытому снарядами полю ползли фашистские «Тигры» и «Пантеры». На полукилометровом участке наступления, который был доступен обзору, их насчитывалось не менее двух десятков. Бронированные машины, оснащенные ужасающей мощи артиллерией, нарочито медленно приближались к вгрызшимся в приволжскую землю советским войскам. Позади танков неровными цепями передвигались фигурки автоматчиков в серой форме вермахта.
До передовых позиций оставалось не более шести сотен метров, когда к лязгающему рокоту надвигающейся немецкой армады внезапно прибавился новый, еще более неприятный звук. Нарастая с каждой секундой, с неба несся надрывный вой авиационных двигателей. Вынырнув из-за дымных облаков, на отрытые в полный рост траншеи спикировала пара «Мессершмитов». На выкрашенных черной краской фюзеляжах зловеще белели нацистские кресты, торчащие у основания крыльев пушки заискрились выстрелами. И сразу же советские позиции густо покрылись фонтанчиками разрывающихся снарядов, оглушительно загрохотали сброшенные бомбы. Закрутились сизые вихри вывернутого тротилом и выброшенного ввысь песка. Ответно застрекотали пулеметы, забухали зенитки. Выйдя из пике, самолеты круто развернулись и ушли назад, в испачканную копотью небесную синь. А внизу, на вспаханной взрывчаткой земле, уже кипел смертельный бой.
Железные коробки танков неумолимо приближались к укреплениям, изрыгая из пушек столбы пламени. Между ними то тут, то там почва вздымалась кверху, осыпая семенящую следом пехоту комьями глины и осколками. Громыхание битвы заполнило все вокруг.
Головной «Тигр» вдруг замер на месте, словно натолкнулся на невидимую преграду. Ствол его качнулся в сторону, пытаясь нащупать свою цель, но через миг бессильно опустился. На броне показались яркие языки пламени. Та же участь постигла и следующую бронемашину. Это ожили и запрыгали на месте, сотрясаясь от выстрелов, противотанковые орудия на пригорке, оттягивая на себя вражескую огневую мощь. Ответ не заставил себя долго ждать. Оглушительные всплески рвущихся снарядов накрыли батарейные позиции. В воздух подбросило оторванную станину развороченной «семидесятипятки». В кромешной пыли мелькали силуэты солдат, продолжавших в адском пекле вести жестокий бой.
Все поле боя превратилось в гигантскую жаровню, в беспорядочное месиво плавящегося железа, кричащих людей и громоподобных вспышек. Гусеницы немецких танков добрались до переднего края советских войск, давя невысокий бруствер, обрушивая и засыпая окопы вместе с засевшими в них бойцами. В стальные громадины полетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью. «Пантера» завертелась на месте, эффектно чадя горящим топливом…
…Сидя на раскладном кресле с выбитой на спинке надписью «Зымарин С.С.», режиссер нервно грыз дужку солнечных очков, наблюдая за разворачивающейся прямо на его глазах кровавой драмой, им же придуманной. Две недели подготовки, бессонных ночей, споров до хрипоты с постановщиками трюков и продюсером вылились наконец-то в решающую битву, которая должна была стать апофеозом всего фильма. Весь этот сложный процесс можно было сравнить с выстраиванием фигур из костей домино: времени и сил на сборы уходит неимоверное количество, а сам процесс занимает считаные минуты. И с его началом вмешаться в него и что-либо изменить практически невозможно. Своеобразная цепная реакция. Миллионы, вложенные в создание проекта, в буквальном смысле выгорали на поле боя красивыми факелами подбитых танков и испарялись в виде столбов дыма и всполохов взрывпакетов. Сцена подходила к концу. Пока все шло по плану, баталия смотрелась очень правдоподобно. Пиротехники не пожалели зарядов и горючих смесей, солдаты массовки «сражались» и «погибали» с чувством, техника не подводила. Но седому мужчине что-то уже начинало не нравиться – это было превосходно видно по покрытому мелкими морщинками лицу, которое все больше и больше приобретало сосредоточенно-злобное выражение.
В десятке шагов от него постановщик трюков изо всех сил орал на кого-то по рации, но разобрать, что именно он кричал и кому, в грохоте пиротехнической какофонии было невозможно. Каскадеры и пиротехники сгрудились у полевого пункта управления, от которого исходили все команды сотням разложенных на поле зарядов и хлопушек. Нажатием кнопки они поднимали за притормозившим у специальной метки танком стену огня, ловко имитировали минометные взрывы среди наступающих «фашистов», которые были строго проинструктированы, что к помеченным красными планками бугоркам и холмикам приближаться ближе чем на пять метров нельзя.
Наконец прозвучала команда «стоп», продублированная добрый десяток раз. Подрывники истощили свои запасы. Все. Теперь оставалось только молиться, чтобы операторы оказались на высоте и сняли все так, чтобы понравилось режиссеру, поскольку собрать для дубля такое же количество людей и техники было невозможно. Попросту не хватит денег, даже с учетом того, что они идут из-за границы, из Германии. Батальная сцена и так сожрала львиную долю бюджета картины, еле концы с концами свели.
Седовласый представительный мужчина порывисто поднялся со своего места и схватил мегафон. Привыкшие к работе с Зымариным люди приготовились к промежуточному «разбору полетов».
– Чуклин! Почему у тебя танк посреди поля раскорячился? Передохнуть вздумал?
Лысый, как колено, потный удалец в кожаной жилетке на голое тело хмуро взглянул на разогревающегося шефа.
– Я тебя спрашиваю, Чуклин! Где взрывы? Где отлетающая башня? Мне что, из-за вашей лени всю сцену заново снимать? Что молчишь?
– Сергей Сергеевич, ну невозможно без накладок ведь! Техника же древняя, как динозавры, убитая напрочь! Ну заглох танк, и черт с ним. Тем более башня не у него слететь должна была, а у «восьмерки». Там все в ажуре. А вокруг этого и так три пиропатрона рванули. Смотрелось в лучшем виде, как прямое попадание…
– Это у тебя сейчас будет прямое попадание и контузия! Ты меня учить, что ли, вздумал, шалопай? «Смотрелось в лучшем виде»! – Режиссер постепенно повышал обороты. Сегодня он был не в самом хорошем расположении духа. – А бомбы? Это разве бомбы? Это же вообще фигня полная! Дети китайским ширпотребом у подъездов и то громче шалят! И откуда среди наших эта собака взялась?
Рыжеволосый ассистент режиссера удивленно переспросил:
– Какая собака, Сергей Сергеевич?
– Никому ничего не надо! – еще больше вскипел Зымарин. – Я один за всем следить должен! Может, мне и полы еще в гостинице мыть начать? Кто, спрашиваю, собаку на съемочную площадку пустил? Ту самую облезлую дворнягу во втором окопе, где был взрыв и горы трупов!
– Не было никакой собаки, – не очень уверенно заявил Вилин. – Я вроде в бинокль смотрел. Бойцы нормально легли, очень реалистично…
– Вроде Володя, да только не тот! – грозно зарычал седой. – Я еще не до конца ослеп! Солдаты от взрыва, значит, героически гибнут, а псине – хоть бы хны! Сматывается, поджав хвост, гадина!
Девушка с «хлопушкой» тихонько прыснула в кулачок. И совершенно напрасно: от острого уха режиссера это не укрылось.
– А ты чего ржешь, пигалица? Когда с хлопушкой обращаться научишься? Не дай бог на просмотре в кадре твой нерасторопный зад дольше положенного задержится – уволю к чертовой бабушке!
Девушка обиженно покраснела и автоматически разгладила ладонью юбчонку на той самой «нерасторопной» части тела.
– Все, потом со всеми разберусь! – глянул на часы Зымарин. – У нас еще работы немерено, а вы растабарились здесь, как на ярмарке! Давай бегом к отдельным эпизодам готовиться, пока общий план сносный. Саня! Добавь дыма на поле! «Тридцатьчетверки» убрать, фашистов назад слегка! И огня, огня побольше! Что вам, бензина жалко? Где мотоциклист? Где медсестра? Быстро на исходную! Солнце уходит!
Словно подброшенные внезапным толчком, участники фильма бросились исполнять свои обязанности. За сегодня предстояло снять еще один сюжетный эпизод: прыжок на мотоцикле через траншею. По задумке режиссера, несколько эсэсовцев должны были катить по полю, один из них на ходу перелететь через окоп, поливая из пулемета обороняющихся, а советская медсестра, вытаскивающая с поля боя раненого, подорвать наглого фрица гранатой.
…Виктор Громов, одетый в нацистскую форму, тихонько газовал, сидя в седле того самого мотоцикла, на котором неделю назад возил Вилина и его подружку в Никитов Гай. Рядом стояло еще три похожих машины. Гром покосился на своих друзей, которые очень странно смотрелись в фашистской форме, и улыбнулся. Если не сильно придираться, ему и его товарищам крупно повезло. Мало того, что за привычное дело – катание на байках – им платят деньги, так еще и в фильме засветятся! К тому же за казенный счет покататься по стране – тоже неплохое развлечение летом. В общем, совмещали полезное с приятным. А у самого Виктора еще больше было поводов радоваться подвернувшейся работенке. Ведь вместе с ним в съемках участвовала его девушка – Аленка Пономарева. Кстати, это именно она должна была швырнуть гранату под его «Zuendapp». Вспомнив, как здорово сидела на стройном девичьем теле военная форма, Виктор еще раз довольно улыбнулся, за что удостоился ругани от ассистента режиссера:
– Ты что скалишься? Ты в атаку прешь, под пули! Тебя грохнут через две минуты, а у тебя рот до ушей! Настроился живо! Там враги, физиономию пострашней и вперед по команде!
На другом конце площадки Пономаревой тоже пришлось несладко. Гримеры перепачкали ее в красной краске и грязи, по требованию режиссера надорвали рукав гимнастерки, «чтобы было видно беззащитное женское плечико».
– Значит, так, – давал последние наставления Зымарин, возвышаясь грузным телом над распластавшимися в пыли актерами. – Ты раненый, лежишь ничком. Глаза закрыл и вообще не шевелишься! У тебя осколком кишки выпустило, понял?
Парень, обмотанный кровавыми бинтами, послушно кивнул головой и улегся в требуемую позу.
– Ну что ты развалился, как на пляже? – недовольствовал седовласый толстяк. – Тебе плохо, ты без сознания! Валяешься, как мешок с картошкой! Руку закинь подальше! Еще! Вот так! Теперь медсестра: по команде подползаешь к нему, разворачиваешься и начинаешь тащить вон в ту сторону. Слышишь, красавица? Вон туда, на камеру. Только ради всего святого на нее не смотри! Порешу на месте, будешь вместо этого «обрубка» валяться. Как только мотоциклист твой вот у той кочки окажется – достаешь гранату. Как только взлетает – швыряй ее что есть мочи. И желательно попасть в ямку, которую тебе показывали. Все помнишь? Тренироваться будем или сразу сыграем?
Рядом появилась фигура ассистента:
– Мотоциклисты готовы, Сергей Сергеевич…
– Не лезь под руку, когда я с актерами работаю! – рявкнул на него Зымарин. – Все! Всем приготовиться!
Широко размахивая руками, он направился к своему креслу под зонтиком. Жара порядком доставала его, пот ручьями стекал по морщинистому лицу. Вилин, как привязанный, следовал за ним, ничуть не обижаясь на ругань. Он знал свое место и относился к режиссерским всплескам эмоций совершенно спокойно. Все-таки пока он был всего лишь ассистентом, все решал Зымарин. Хотя кое-что зависело и от него. Чуть приблизившись к своему боссу, Руслан вполголоса озвучил свои опасения:
– Сергей Сергеевич! Может, не стоит рисковать – выпускать неподготовленную девчонку из массовки. Есть же у нас свободные актеры…
– Ты все об Элечке печешься? Молодец!
– Я не ее имел в виду…
– А ты забыл, наверное, сколько будет страховка для настоящей актрисы стоить? А уговоров на эпизодическую роль, да еще с риском, сколько надо? – Сергей Сергеевич скорчил издевательскую мину. – Забыл! Или не знал? Салага… Девчонка из массовки, да еще бойкая такая, как эта, все на «три – пятнадцать» сделает, причем за копейки! Учись, сынок…
