Текст книги "Право на одиночество (СИ)"
Автор книги: Ника Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Третьи держались долго, но сломались, потому что не могли – или не хотели – меня понять. Они не понимали, почему я говорю, что у меня нет денег, чтобы ходить с ними в пивнушку каждую пятницу или в кафе по выходным. И на все мои объяснения, что жить самостоятельно в полном смысле этого слова гораздо труднее, чем им кажется, они фыркали: «Да ла-а-адно, мы же тоже самостоятельные!»
Вы не понимаете – хотелось крикнуть мне тогда. Не понимаете, в чём разница. Никто не постирает вам носки и трусы, если вы этого не сделаете сами, никто не сходит в магазин, не уберёт оставленную неубранной постель, никто не помоет посуду, и никто не добавит «пару тысяч» на покупку очередного не нужного айфона или айпада. «Храни Боже ваших родителей», – повторяла я мысленно, понимая, насколько бесполезна эта моя идея – объяснить, что они ещё дети, которые не представляют, что это такое – жить без родителей, потому что даже не замечают, насколько те им помогают. Невозможно доказать молодым и самоуверенным юношам и девушкам, что они, в сущности, пока просто паразиты, которые «высасывают» из своих мам и пап нехилые деньги.
И в одно прекрасное утро я поняла, что осталась одна. Я выросла. У меня теперь не было общего с моими сверстниками, хвастающимися друг перед другом приобретением нового супермодного планшета или клёвой кофточки. У меня осталась только Аня. Она была отнюдь не идеальна – вспыльчивая и горячая, как перец чили, она часто выносила мне мозг настолько, что хотелось кричать и бить посуду. И при этом она была невероятной. Я знала, что она приедет ко мне в любой день и час, если мне будет плохо, и пусть она не всегда понимала все мои мысли и мечты – тем не менее, она их уважала. И в тот день, когда хоронили моих родителей, я очень хорошо поняла, насколько сильно Аня меня любит. После того как я бросила на гроб с мамой первую горсть земли, Аня взяла мою руку в свою и тихо сказала:
– Я с тобой, держись за меня.
И это «держись за меня» стало для меня путеводной звездой, моим наркотиком до конца того дня.
С Антоном всё было иначе. Его я увидела 1 сентября, в первый же день и первый час наших занятий в институте. Мне было шестнадцать, я никогда не влюблялась, и вот – вот он, герой моих снов, мой принц без белого коня, мой прекрасный халявщик. О да, он был потрясающим раздолбаем. И бабником, каких ещё поискать. Но сердцу не прикажешь – Наташа Зотова влюбилась.
Антон меня совсем не замечал. Вернее, замечал, но только когда надо было что-то списать или спросить, как зовут преподавателя. Попав в такой цветник, какой была наша студенческая группа (20 девочек и 5 мальчиков), конечно, он не обращал на меня внимания. Меня ведь не назовёшь красавицей, да и просто симпатичной я себя не считала. Ростом я не вышла, чуть выше 160 сантиметров, полноватая, я всегда немного сутулилась и страшно смущалась, если меня вызывали к доске или что-либо спрашивали. Теперь, когда я скинула с себя почти все лишние килограммы – поспособствовала смерть родителей – на меня в зеркало смотрела совершенно обыкновенная девушка, чуть пухленькая, с вьющимися от природы тёмными волосами, большими голубыми глазами и упрямой ямочкой на подбородке. «Вот он, твой характер!» – всегда говорила мне мама, когда я упрямилась, и нажимала указательным пальцем на эту ямочку.
В институте я была прекрасным утёнком среди гадких лебедей. «Гадкими лебедями» я всегда называла своих однокурсниц – стервозность некоторых из них просто поражала. А вот я была беззлобной и беспомощной перед ними. Я молча смотрела, как Антон встречается то с одной, то с другой, понимая, что у меня нет ни малейшего шанса.
Но однажды наши отношения с ним изменились. Мы учились тогда на третьем курсе. В тот день я случайно пришла к первой паре, когда нам надо было ко второй. Поняла свою ошибку и, усевшись на широкий подоконник на третьем этаже нашего института, погрузилась в книжку, которую тогда читала – это были «Братья Карамазовы» Достоевского. И погрузилась я в неё настолько, что совершенно не заметила, как рядом со мной кто-то громко плюхнулся и не менее громко сказал:
– Вот сучка, блин.
Медленно, как во сне, я подняла голову, ещё находясь в словах из романа Достоевского. Рядом со мной сидел Антон – мой любимый голубоглазый и кучерявый блондин.
– Привет, Наташ, – он улыбнулся. – А ты чего так рано? У нас ведь нет первой пары.
– Да так, – я пожала плечами и опустила глаза в книгу, – перепутала просто.
– А-а-а.
– А ты тоже перепутал?
– Если бы. Ты же, наверное, знаешь, что я встречаюсь… то есть встречался – с Катей Артемьевой?
«Да?» – подумала я. Но ведь всего месяц назад была Марина Белкина. Ну что ж, Катя так Катя, мне-то какая разница?
– Да я как-то не слежу за чужими отношениями, – я подняла голову и улыбнулась Антону. У меня всегда была странная особенность – если мне нравился человек, я совершенно не стеснялась с ним разговаривать, не тушевалась, не опускала глаза и не краснела. И вот теперь я прямо смотрела в глаза Антону и улыбалась. И он… обалдел.
– Ух ты, – он тоже вдруг улыбнулся, – я тебя впервые так близко вижу. У тебя такие красивые глаза, Наташ, как море на юге где-нибудь.
Теперь уже обалдела я.
– Ну спасибо… А что с Катей-то? Она заболела?
– Да нет, всё с ней в порядке, – отмахнулся он. – Просто я так мчался, цветочек ей купил по дороге, а она меня бросила. Говорит, я не в её вкусе.
Я озадаченно посмотрела на Антона. Он не во вкусе Кати? Да они просто идеально смотрелись вместе – оба такие голубоглазые блондины с идеальными фигурами, ну просто загляденье.
– Ой, да забудь, – сказала я, вновь опустив глаза в книгу. – Другую найдёшь, какие твои годы.
К моему удивлению, он подсел ближе и положил руку на книгу, чтобы я не могла её читать.
Я подняла глаза. Антон смотрел на меня и улыбался.
– Слушай, а давай сегодня учёбу прогуляем?
– Зачем?
Он удивился.
– Ну ёлы-палы, ты первый человек, который задаёт мне такой вопрос…
Он выглядел таким озадаченным, что я расхохоталась. Я хохотала так, что слёзы выступили на глазах. Я остановилась только, когда Антон сказал:
– Ты такая прикольная, когда смеёшься.
Никто и никогда не называл меня прикольной. Я вообще не была уверена, что во мне есть хоть что-то прикольное. Забавное, нелепое, дурацкое – да, но не прикольное.
– Хорошо, – я повернулась к нему. – Давай прогуляем учёбу. Правда, я всё ещё не понимаю зачем, но давай.
Антон ликующе вскинул кулак. О, сколько же ещё всего я буду совершать под его влиянием и после этого дня, не понимая, зачем это нужно…
– Отлично, просто отлично! А теперь давай, собирайся и пошли.
«Антон Грачёв обратил на меня внимание! – внутри меня в этот момент будто что-то взорвалось. – О божечки мои!!»
Спустя несколько лет я пыталась выпытать у Антона, зачем всё-таки я ему понадобилась в тот день. Но он и сам этого до сих пор не знает. Он не влюбился, он не был даже чуточку очарован. Просто почему-то захотел провести тот день со мной.
И он был прекрасен – о да, это был один из самых нелепых дней в моей жизни – но я никогда его не забуду. Мы гуляли дотемна – а в мае светает поздно! – разговаривали, лопали мороженое, гуляли в парках, ездили в автобусах и трамваях зайцами, один раз даже убегали от контролёра…
Когда мы прощались, Антон – сам! – обнял меня и сказал:
– Слушай, это было просто суперски. Ты круче всех моих друзей.
– Да ладно, – отмахнулась я, не поверив ему.
– Да серьёзно! – грозно подняв палец, он добавил: – И вообще, Антон Грачёв никогда не врёт!
Я хихикнула.
– Ну да, ну да, я и не сомневалась.
В тот вечер я летала, а мама и папа всё дивились на меня. А на следующий день в институте Антон сел со мной за одну парту и, улыбнувшись, сказал:
– Всё, попала ты, Зотова. Теперь я буду твоим соседом.
– Да я и не против, – улыбнулась я.
Сквозь сон и свои воспоминания я услышала тявканье Бобика. Алиса тут же с громким мяуканьем вскочила на кровать, требуя еды. Я потянулась, погладила её по голове и встала. Наполнив миску кормом, я сполоснула лицо водой и вернулась в кровать. Но уснуть никак не могла.
Звонок Антона всколыхнул во мне столько воспоминаний…
С того дня, как он сел рядом со мной на третьем этаже, мы стали близкими друзьями. Но – всего лишь друзьями. Ни разу он не дал мне повода почувствовать, что хочет чего-то большего. Да Антон и не хотел, у него и девушки были. Все как на подбор – из журнала мод.
Только однажды между нами кое-что произошло. Три года назад. Ни разу с тех пор я не напоминала о том случае Антону, как будто его не было. Да и он явно не желал об этом разговаривать…
Смерть моих родителей была страшной. Они разбились в жуткой автокатастрофе, погибнув мгновенно. По крайней мере мне так сказали…
После их смерти организацию похорон взяла на себя моя тётя, двоюродная сестра мамы. Я была раздавлена, разбита, уничтожена. Три дня я валялась на диване, ничего не ела и почти не пила. Я не чувствовала, я не жила.
На третий день раздался пронзительный звонок в дверь. Я продолжала лежать. Ещё один, и ещё, и ещё… Антон звонил непрерывно целых полчаса, пока я не сползла с кровати и не открыла ему дверь.
Я до сих пор боюсь себе представить, каким была чудовищем – нечёсаные грязные волосы, синяки под глазами, сухие губы. Я даже говорить не могла.
– О господи, Наташа! – прошептал Антон, перешагнул через порог и обнял меня. Меня, такую немытую и нечёсаную. – Я только что узнал… Пойдём, пойдём…
Он закрыл дверь и увёл меня в комнату, где я вновь упала на диван. Я не слишком осознавала, что рядом со мной кто-то есть, и этот кто-то – Антон.
Несколько секунд он просто смотрел на меня, а затем спросил:
– Ты давно ела?
Я не ответила. Я не могла разжать губы – настолько они пересохли и слиплись, будто смазанные клеем.
– Так, понятно. Ну-ка, давай, хорошая моя, выпей…
Он поднес к моим губам стакан с водой и заставил выпить почти половину. Больше в меня просто не влезло бы. Я медленно разлепила губы и прошептала:
– Антон…
– Молчи, молчи. Ну-ка…
Не представляю, как – но он поднял меня на руки и понёс в ванную.
Там Антон посадил меня на унитаз, нашёл расчёску и начал чесать мои волосы.
– Запутала все свои кудряшки… Ну нельзя же так… Надеюсь, я не слишком больно тебя расчёсываю…
Больно? Да я вообще не чувствовала ничего, кроме куска раскалённого железа, которым стало моё сердце после гибели родителей.
Антон трудился над моими волосами с полчаса. Грязные и сальные, они всё же были расчёсаны.
– Наташа! Наташа! Да ответь мне уже!
Я медленно подняла на него глаза.
– Ты сможешь сама помыться? Ты меня понимаешь? Помыться? Сама?
Я помолчала, осмысливая вопрос, а затем спросила:
– Зачем?
Застонав, Антон закатал рукава рубашки, включил воду и… начал меня раздевать.
Будь это в другое время и в другом месте, я бы удивилась. А так я мирно позволила ему снять с меня мой домашний костюм и бельё. А затем он поднял меня и бережно положил в воду. Явно стараясь не разглядывать моё неглиже, он намочил мои волосы и стал намыливать их тем единственным куском мыла, который он нашёл в ванной.
Помыв мои волосы, Антон намылил губку и стал растирать ею мою спину, ноги, грудь…
До сих пор не понимаю, как я могла всего этого не осознавать? В каких таких дальних странствиях я была…
И наконец, смыв всё мыло, Антон вытащил меня из ванной, укутал в полотенце и всё тем же способом – на руках – утащил в комнату и положил на кровать.
Думаю, он до сих пор считает, что я не помню всего этого, в том числе и того, что случилось дальше. Я не собираюсь лишать его этой иллюзии. Ведь, положив меня на кровать, Антон стал нежно гладить всё моё тело – сначала поверх полотенца, а затем, когда оно распахнулось, и просто… он повторял своими руками все изгибы и контуры моего тела, казалось, что он стремится запомнить его. Смотря в его глаза, я видела, но не осознавала – страсть, огромную и великую, которая накрывала его, как лавина, сошедшая с гор.
Антон прижался ко мне всем телом, руки его продолжали ласкать меня. А сам он наклонился к моему уху, поцеловал в шею и прошептал:
– Если бы ты знала, как сильно я тебя хочу. Но я знаю, что если сейчас сделаю это, ты никогда мне не простишь, потому что сейчас ты ничего не понимаешь и не осознаёшь…
Антон вдруг резко отстранился, прерывисто вздохнул и тщательно завернул меня во все полотенца. Затем лег рядом, притянул к себе и сказал:
– Тебе надо поспать, Наташ. Давай, закрывай глазки. Я с тобой, не бойся, я буду рядом, буду охранять твой сон.
Еле разлепив губы, я прошептала:
– Спасибо…
Прошло три года и, как я уже сказала, ни разу мы не заговаривали о том дне – или вечере – я-то не помнила, какое было время суток. И я слишком хорошо понимала, почему Антон не желает напоминать мне об этом. Во-первых, произошедшее было неразрывно связано с гибелью моих родителей, а говорить об этом я не желала категорически. Ни с кем, даже с Антоном.
Во-вторых, я была уверена, что Антон думал, будто я ничего не помню. А если и помню, то, возможно, считаю, что это мне приснилось. Но он ошибался. Я достаточно быстро всё вспомнила и осознала…
И в-третьих – и, пожалуй, в-главных, – секс и дружбу Антон всегда считал несовместимыми понятиями. Всё произошедшее в тот день было для него не больше, чем сильное физическое влечение, и потерять хорошего друга по этой банальной причине, я уверена, Антон совсем не хотел.
Ну а я не напоминала ему о случившемся только по одной-единственной причине. Просто я больше не любила Антона. Вместе с родителями во мне будто умерли все прежние чувства и желания. Я ценила его как друга, но на большее была не способна. И я совершенно не желала, чтобы его страсть утонула в моём глубоком ледяном колодце. Антон этого не заслуживал.
Наконец я перестала предаваться воспоминаниям и окончательно встала с постели. Алиса сидела на полу и по очереди вылизывала все свои лапки. Я улыбнулась. В конце концов, сегодня приедет Антон – и значит, впереди у меня будет не такое уж и унылое 8 марта, как я думала.
Антон работал фотокорреспондентом в одном известном журнале, поэтому он постоянно разъезжал по разным городам и странам, привозя мне оттуда кучу всяких сувениров. И всегда останавливался у меня, потому что больше идти Антону было некуда – его младшая сестра вышла замуж и подселила в двухкомнатную квартиру, где жили ещё и родители, своего мужа, а через год родила. Так что для Антона там совсем не было места.
Возможно, это выглядит странно в глазах других людей, что на протяжении нескольких лет молодой человек останавливается у девушки на неделю, и при этом они остаются друзьями. Но тем не менее, так оно и было. Те недели, когда у меня гостил Антон, были особенными для меня – я почти забывала обо всех горестях, вместе с ним гуляла по городу, смотрела фильмы, болтала допоздна. Он всегда спал на широком диване в большой комнате, а я – на своей кровати, в маленькой комнате. И всем было хорошо.
Ожидая Антона, я убрала каждый уголок в квартире, протёрла пыль, сварила сырный суп, пожарила картошки и котлет. Ровно в двенадцать раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Антон – как всегда, загорелый и улыбающийся широкой счастливой улыбкой. Не успела я ничего сказать, как он подхватил меня на руки, приподнял над собой и воскликнул:
– А вот и ты, моя пчёлка-труженица! Как же я соскучился!
Я рассмеялась. Он всегда легко поднимал меня, даже когда я весила на десять килограмм больше. И всегда называл пчёлкой-труженицей, с самого первого дня, когда мы сбежали с учёбы.
– И я по тебе, Антош! Ну давай, поставь меня на землю.
Продолжая счастливо улыбаться, Антон поставил меня на пол и закрыл входную дверь.
– Кушать будешь? – спросила я его тут же.
– Да погоди ты! – отмахнулся он. – Я только с самолёта, а ты мне сразу про покушать. Там же кормят!
– Ну, там всякой байдой, а у меня…
Мы вошли в квартиру, Антон положил свой чемодан на пол, открыл его и начал в нём рыться.
– Так-так, куда я засунул это… А ну-ка, закрывай глаза, сейчас буду поздравлять тебя с восьмой мартой!
Я смущённо улыбнулась.
– Закрывай глаза, кому говорят!
Я послушалась. В течение нескольких секунд Антон шуршал ворохом невидимых пакетов, а затем я почувствовала прикосновение к своей шее. Антон приподнял мои волосы и застегнул сзади что-то, очень похожее на цепочку с кулоном.
– Открывай глаза!
Да, это и был кулон – маленький изящный серебряный цветок с небольшими синими камнями. Он был немного похож на незабудку.
– Спасибо большое, Антон. Очень красиво.
– Это авторская работа, между прочим! – он с важностью поднял вверх указательный палец, как в тот день, когда подсел ко мне на третьем этаже нашего института. – Серебро с сапфирами!
У меня округлились глаза.
– Слушай, это ведь бешеных денег стоит…
– Ерунда. Ты заслуживаешь таких подарков, Наташ, ты самая замечательная пчёлка-труженица на свете.
Антон, улыбаясь, наклонился и чмокнул меня в щёку, а потом, выпрямившись, сказал:
– А на диване пакеты со всяким шмотьём, я там на распродаже накупил. Посмотри, потому что не факт, что это шмотьё тебе подходит. В прошлый раз ты была чуточку полней, чем сейчас…
Я подошла к дивану. На нём лежали три полных пакета с какими-то кофточками, брючками, костюмами…
– Слушай, мне же целый день это придётся на себя мерить…
– Ну развлечёмся как-нибудь вечерком, – Антон ухмыльнулся. – Когда погода плохая будет. А ты вообще заканчивай тут худеть-то, а? Уже кожа и кости остались, ухватить прям не за что.
Сказав это, Антон почему-то слегка покраснел. А я нарочно схватила себя за обе груди и сказала:
– Да ладно тебе, полно ещё добра!
– Пока да, но ты смотри у меня! Я всё боюсь, что приеду и увижу, что у тебя грудь к спине прилипла.
– Ну раз боишься, пошли, я тебя супом покормлю. И сама поем, обещаю.
Я схватила Антона за руку и потащила на кухню. Краем глаза я успела заметить, что Алиса уже заприметила его пакеты с одеждой и устраивалась на них поудобнее. Она с детства обожала спать на пакетах.
Этот день стал для меня первым в году, пролетевшим незаметно. Я только и успевала слушать рассказы Антона про то, что он делал в разных городах Америки последние несколько месяцев, про его нескольких новых подружек, с которыми он уже успел расстаться, про новые проекты на работе…
Проговорив подряд часа четыре, Антон вдруг спросил:
– А как у тебя-то дела? А то я всё о себе да о себе. Как работа, пчёлка-труженица?
– Да, кстати, я тебе ещё не успела рассказать. Про смерть Михаила Юрьевича я тебе писала, наши там с ума посходили, думая, кого бы на его место назначить. Так что теперь у меня новый начальник.
– Ого! И как он, не тиранит тебя?
– Пока не тиранил, но он только вчера впервые пришёл к нам на работу. Так что всё ещё впереди, – я встала со стула и потянулась за чайником. – Будешь чай?
– Конечно, буду. Только вот никаких печенек в меня уже не влезет…
– Да у меня их и нет.
– Отлично. А как у тебя на личном фронте, встречаешься с кем-нибудь?
Что-то в тоне Антона показалось мне странным. Он произнёс эту фразу нарочито небрежно, чтобы я не подумала, что его этот вопрос волнует больше, чем нужно.
– Нет, – с моей точки зрения, эта тема себя исчерпала, но Антон считал иначе.
– Что, совсем?
– Слушай, – я рассмеялась, – как можно ни с кем не встречаться, но «не совсем»? Что за глупый вопрос, Антош?
– Я просто не так выразился, – он улыбнулся. – За тобой кто-нибудь ухаживает?
Я задумалась.
– Ну… как сказать… Не считая двух электриков-пьянчужек и одного курьера из нашего издательства, ну и ещё всяких мужиков в метро, автобусах и электричках, – никто.
– Прям даже не верится… – пробормотал Антон.
– Почему?
– Ну, ты ведь очень интересная девушка. И уже очень давно одна.
Я пожала плечами.
– Зато ты у нас всегда с кем-то. Каждому своё.
Антон молчал некоторое время, размешивая свой чай. Я всё удивлялась, чего он его размешивает, чай-то без сахара.
– Слушай, Наташ, – сказал Антон вдруг и посмотрел на меня как-то хитро, но немного смущённо. – А сколько у тебя было мужчин?
Я чуть чаем не поперхнулась. Мы с ним крайне редко говорили на такие темы, а если и говорили, то не про отношения кого-либо из нас, а так, шутили про просмотренные фильмы или прочитанные книги.
Интересно, и что я теперь должна ему ответить? Что я в своей жизни только один раз целовалась, и то – с Михаилом Юрьевичем, так что это можно не считать?
Да Антон меня на смех поднимет. Мне ведь уже 24 года, я помощник главного редактора в престижном издательстве, и тут вдруг такое.
– Что ты имеешь в виду под мужчинами? Со сколькими я встречалась?
– Нет, я имею в виду более… интимные отношения.
Я со стуком поставила чашку с чаем на стол.
– А зачем это тебе?
– Ну вот опять, – Антон развёл руками. – Этот твой любимый вопрос: «зачем?». Ну мне просто интересно, и всё, чего тут такого.
– Хорошо, – я посмотрела ему прямо в глаза. – Восемь. Восемь мужчин.
О, мне так хотелось увидеть выражение его лица! И Антон меня не разочаровал. Его лицо вытянулось так, как будто я сказала, что лесбиянка.
Кстати, хорошая мысль. Жаль, что пришла в голову только после того, как я уже поведала про восьмерых мужчин.
– Восемь? – Антон вдруг рассмеялся. – Да ты меня обманываешь, Наташ, я никогда в жизни не поверю, что у тебя было восемь мужиков…
– Это ещё почему? – с интересом спросила я.
– Да потому что девушки, у которых количество сексуальных партнеров зашкаливает, по-другому выглядят. Они какие-то более потрёпанные, да и ведут себя по-другому. Ты же… выглядишь просто прекрасно. Такая невинная пчёлка-труженица.
Слово «невинная» меня немного напрягло.
– Ну ладно, раскусил, не было у меня восьми мужчин. Но в конце концов, я не обязана отвечать на такой вопрос, да я и не хочу на него отвечать. Вот ты мне лучше скажи, у тебя-то сколько женщин было?
Антон скрестил руки на груди и лукаво посмотрел на меня.
– А вот этого я тебе не скажу, пчёлка. Во-первых, я не помню. Это надо считать. А если я сейчас скажу тебе какую-нибудь цифру навскидку, то она вряд ли тебе понравится.
– Думаю, она намного больше, чем восемь? – рассмеялась я.
– Да уж, намного, – подмигнул мне Антон.
Выходные прошли просто чудесно, лучше не бывает. Половину воскресенья, пока шёл дождь, я примеряла на себя все наряды, которые привёз Антон. Мне подошло почти всё, так что теперь я не человек, а ходячий шкаф с одеждой.
После обеда Антон поехал к родителям, поздравлять маму и сестру с восьмым марта, а я отправилась в магазин за продуктами. Когда он вернулся, мы ещё долго смотрели какой-то новый боевик, но поскольку было воскресенье, я отправилась к себе уже в 9 вечера.
Порывшись в шкафу, я обнаружила, что у меня не осталось ни одной чистой ночной рубашки, все лежали в стирке. Обычно я всегда стирала в выходные, но из-за приезда Антона совсем об этом забыла.
Зарывшись в шкаф, я наконец нашла ночнушку – это была рубашка из полупрозрачной ткани телесного цвета, с кружавчиками и рюшечками, на тонких бретельках, я такие всегда не любила. Откуда у меня эта ночнушка, я уже и не помнила, возможно, она вообще принадлежала маме.
Рубашка была мне впору. Выглядела я в ней, по-моему, весьма нелепо – открытая полностью спина, из-под тонких кружев выглядывает голая грудь, да и ниже пояса тоже не обошлось без намёков. Но какая разница, в чём спать?
Тут я вспомнила, что не захватила книжку из большой комнаты, а я привыкла читать перед сном, чтобы избавиться от лишних мыслей. Я осторожно приоткрыла дверь и выглянула – Антона не было видно. Наверное, ушёл мыться.
Проскользнув к книжному шкафу, я открыла створки и начала изучать его содержимое. И вдруг услышала голос Антона из-за спины:
– Наташ, может, ты не будешь забывать о том, что у тебя в гостях всё-таки взрослый мужчина, а не девочка-подружка?
Я обернулась. Антон по-прежнему сидел на диване, и как это я его не заметила?
Он уже забыл про свой боевик и просто пожирал меня глазами – всю, с ног до головы. Где-то в глубине моего подсознания мелькнула мысль, что он уже мысленно снял с меня эту нелепую рубашку, но в реальности я отвернулась к книжному шкафу и сказала:
– Да ну тебя. Ты только что вернулся из очередных объятий очередной красавицы, чего ты мне тут сказки рассказываешь… Нужна я тебе больно, по сравнению с твоими подружками я совершенно не сексуальна.
Я потянулась за нужной книжкой (она стояла на второй полке сверху), когда вдруг услышала:
– Слушай, Наташ, хочешь, я докажу, что ты очень даже сексуальна?
– Ну давай, – рассеянно произнесла я, схватив наконец книжку.
Я услышала шаги. В следующую секунду Антон резким движением развернул меня лицом к себе и прижал мои бёдра к своим.
– Чувствуешь? – сказал он тихо.
О да, я чувствовала. Как такое вообще можно не почувствовать?
Я подняла глаза и поразилась, насколько Антон переменился – глаза будто немного потемнели, а губы скривились в какой-то странной усмешке.
Мне показалось, что в моей голове что-то тикает, перекатывается, щёлкает – я лихорадочно пыталась придумать, как выпутаться из этой ситуации.
– Чувствую. Ну же, отпусти меня, Антон.
Но он меня, кажется, не слышал.
– Я же говорил, что ты очень сексуальна, и становишься ещё более соблазнительной потому, что ты этого совершенно не осознаёшь…
– Антон, отпусти!
Меня уже очень давно ничего не пугало, но в тот момент я почти испугалась. Антон смотрел на меня, как в ночь после смерти моих родителей, странным безумно-страстным взглядом. И эта жутковатая ухмылка…
– Зачем? – спросил он, начиная наклонять свою голову к моей.
И тут я вспомнила, что в руках у меня по-прежнему прекрасный толстый книжный том. «Словом можно ранить, словарём – убить», – мелькнула мимолётная мысль. Я размахнулась и обрушила книжку на лоб Антона.
Слава богу, это был не словарь, и обошлось без трупов. Но я добилась своего, Антон разжал руки, и я смогла убежать прочь, в свою комнату.
Несколько минут в квартире была совершенная тишина. Я сидела на постели, боясь пошевелиться, прислушиваясь к тому, что творится в большой комнате. Там тоже было тихо.
У меня на двери нет никаких замков, но тем не менее, через пять минут Антон в неё постучался, а не просто открыл. А я боялась, что в таком состоянии он проигнорирует такую мелочь, как стук в дверь перед тем, как войти.
– Наташ… ты не спишь? – услышала я его тихий голос. – Я… могу войти?
– Если ты не будешь доказывать мне мою сексуальность, то можешь.
Он медленно зашёл в комнату. Вспомнив, что по-прежнему в прекрасной полупрозрачной рубашке, я накрылась одеялом. Вид у Антона был очень виноватый.
– Прости меня, а? Я, наверное, тебя напугал… Меня просто очень бесит, когда ты с таким пренебрежением говоришь о своей внешности. Ты очень красивая, правда.
– Угу, – буркнула я, натягивая одеяло до шеи. – Я поняла. Ты мне объяснил… наглядно.
Друг рассмеялся. Ну наконец-то, передо мной стоял прежний Антон.
– Извини, пожалуйста. Но ты не забывай, что я всего лишь мужчина, а ты очень… красивая. Не расхаживай передо мной в таком нижнем белье, там же всё просвечивает и… – он сглотнул.
– Ладно, ладно! Прости и ты, я дурочка. Мне просто показалось, что тебя нет в комнате, вот я и вошла.
– Меня и не было, я под стол залез, пульт уронил. А когда встал и увидел тебя…
– Вот не надо о том, что потом с тобой было, а? – я опять начала натягивать одеяло.
– Слушай, ну я же насильник какой-нибудь, – он рассмеялся. – Не трону я тебя, пожалуйста, не бойся.
– Ну хорошо.
Наверное, я сумасшедшая, но мне вдруг стало любопытно, что Антон будет делать. И я откинула одеяло и встала прямо перед ним.
Прерывистый вздох – и в глазах Антона снова появилось то дьявольское выражение. Он опустил глаза, разглядывая меня с ног до головы. Я почти физически ощущала его взгляд на каждом миллиметре своего тела.
– Ну что, не тронешь? – я усмехнулась.
Антон со стоном закрыл глаза.
– Да ты просто пчёлка-искусительница! Но не волнуйся, я пока ещё способен себя контролировать… Спокойной ночи!
– Спокойной ночи! – рассмеялась я, глядя, как Антон по-прежнему с закрытыми глазами пытается найти выход из моей комнаты.
Через некоторое время я легла спать и, прислушиваясь к звукам работающего в соседней комнате телевизора, анализировала произошедшее.
Так и не придя к окончательному выводу, я уснула.
Утром, когда я убегала на работу, Антон ещё спал. Друг собирался встретиться с какими-то друзьями и прийти домой практически одновременно со мной.
Я оставила ему записку на кухне:
«Дорогой повстанец! (Намёк тебе на вчерашнее. Когда-то ты утверждал, что я не умею быть пошлой. Это ли не пошлость?)
Хлеб в хлебнице, колбаса и сыр в холодильнике. Если хочешь, возьми с собой что-нибудь пожевать. Только не ешь мясо из зелёного контейнера – оно для Алисы.
Вернусь в семь.
Твоя пчёлка».
Я всегда прихожу на работу первой. Мне нравится идти по пустым коридорам, где каждый мой шаг отдаётся от стен и потолка, мне нравится открывать нашу со Светочкой душную комнату и кабинет Михаила Юрьевича. Хотя теперь это уже кабинет Максима Петровича.
Каждое утро у меня ритуал – я сажусь перед окном и замазываю свой возраст. В обычной жизни я не крашусь, но здесь… Когда я только начала работать в «Радуге», то не раз слышала от других людей, что слишком молода для этой должности. И поэтому я начала краситься. Косметика ведь не только исправляет недостатки и подчёркивает достоинства, она ещё и прибавляет возраста.
Чуть коснуться тенями век, затем тушью – ресниц… Припудрить щёки… И последний штрих – помада. Только я занесла тюбик над своими губами, как открылась дверь и вошёл Громов.
Он явно удивился, узрев меня на месте за полчаса до начала рабочего дня.
– Наталья Владимировна, доброе утро, – Максим Петрович улыбнулся. – Никак не ожидал, что здесь уже кто-то есть. Обычно я всегда прихожу первым.
– Доброе утро. Это в «Ямбе» вы первым приходили, а здесь будете приходить вторым, – улыбнулась ему я, откладывая помаду. Красить губы при постороннем человеке я не умею.
– Настоящий джентльмен всегда пропускает женщину вперёд, – сказал Громов и прошёл к себе в кабинет.
Почему-то от этих слов мне стало очень хорошо. И даже немного смешно.
Через пару минут на моём телефоне замигала громкая связь.
– Наталья Владимировна, зайдите ко мне, если вас не затруднит.
Только заглянув в кабинет к Громову, я поняла, что теперь всё – здесь не осталось ни следа Михаила Юрьевича. Стол был передвинут ближе к окну, папки в шкафу переставлены, новый принтер в углу и монитор на столе… Вместо обычной кучи бумаг перед нынешним главным редактором лежала лишь тоненькая папочка. И ещё краем глаза я рассмотрела две фотографии в рамочках – кто на них изображён, разглядеть я не могла.
