Текст книги "Исполнено!"

Автор книги: Ника Лисовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Ника Лисовская
Исполнено!

Часть 1

Глава 1

Вошла в квартиру. Захлопнула дверь. Старенькая сумка соскользнула с плеча и с глухим стуком упала на пол. Девушка медленно сползла вниз по стене, села на стертый, потемневший от времени паркет, прижалась рыжим взлохмаченным затылком к выцветшим бледно-розовым обоям и закрыла глаза. Не плакала. До боли прикусила губы, но не плакала.

Паршивый день. Просто ещё один паршивый день. Вот и все. Пора привыкнуть.

Часы в гостиной пробили шесть раз. Эмма устало разомкнула веки и тяжело поднялась с пыльного пола. Сняла серое потертое пальтишко, купленное пару лет назад в магазинчике «Секонд-хенд», что располагался неподалеку в подвале соседнего дома. Медленно стянула с ног приобретенные там же ботиночки – черные, чуть выше щиколотки, на  тонких истертых шнурках. Жуткие ботиночки из прошлого века…

Поправила рыжие, некрасиво торчащие волосы и зябко поежилась – сентябрь в этом году случился неприятно промозглым. С первых чисел зарядили дожди делая все вокруг неуютным и словно пропитанным сыростью.

Девушка поплелась в медленно тонувшую в густых сумерках кухню. Достала из старого шкафчика над столом бутылку дешевого красного вина – обезболивающее для таких неудачных дней. Осталось чуть больше половины.

Когда это было прошлый раз? В минувший вторник?

Папа заезжал. Привез немного денег, поздравил с днем рождения, которое вообще—то в конце августа. Он всегда забывал. Сказал, что уезжает. Оставил ключи от своей квартиры, что бы она поливала цветы.

Она не зажигала света, она давно подружилась с темнотой. С тех самых пор, как возненавидела свое отражение в зеркале.

На лестничной клетке никого не было. Девушка захлопнула дверь и выругала себя:

– Дура! Кто придет, если ты никому не нужна?!

– Не говори о себе плохо, тем более что  я уже здесь! – раздался из комнаты бархатный мужской Девушка почувствовала, как в носу неприятно свербит перед слезами и закусив губы, что бы не разреветься раньше времени направилась в комнату. Пить вино собиралась сидя на продавленном кожаном диване. Разговаривая с сочащейся из углов темнотой.

Не зажигала света. Бесшумно двигалась в полумраке комнат. Комнат, с высокими потолками, комнат, наполненным антиквариатом и пылью. Комнат, в которых так остро чувствовала свое одиночество.

Вино пила прямо из бутылки. Пила и плакала, размазывая по щекам горячие ручьи слез.

Ей было восемнадцать лет. Ее назвали нелепым для этой страны и времени именем – Эмма и всю свою жизнь она считала, что именно имя виновато во всех несчастьях.

–Да, это дурацкое имя мешает мне жить, – пожаловалась девушка темноте, которая давно уже была ее единственным собеседником. – А еще.… Еще то, что я рыжая!

Эмма помолчала и с обидой заявила:

– Имя режет слух, а цвет волос – глаза!

Она снова всхлипнула, вспоминая, как сверстники дразнили ее из—за огненно—рыжих волос, из—за имени, из—за фатальной невезучести и невероятной неловкости. Она спотыкалась на ровном месте, била посуду, падала в лужи, пачкала новую одежду. Она теряла варежки, ключи, дневники, библиотечные книжки и домашние задания, приводя в исступление домашних нелепостью историй, в которые попадала.

  К одиннадцати годам Эмма окончательно уверилась, что пришла в этот мир, что бы притягивать все существующие неудачи, неприятные случайности и грустные закономерности.

"Несчастье, а не ребёнок!" – цокала языком ее красавица мать, стоило Эмме появиться на пороге с дрожащим от едва сдерживаемых слез подбородком.

Девочка рано поняла, что искать у взрослых сочувствия и защиты бесполезно – они всегда слишком заняты, чтобы разбираться в детских делах.

Учителя называли травлю Эммы одноклассниками «подшучиванием», а родители…

  Отец много работал и никогда особо не интересовался дочерью, мама же обычно махала руками, словно отгоняя дурную удачу: «Ничего не желаю слышать! У меня трещит голова! Умей разобраться сама, ты уже большая! Ну что за ребёнок мне достался?! Я иногда думаю, что тебя подменили в роддоме!»

Эмма и сама иногда думала, что эта лёгкая, похожая на лесную нимфу, хрупкая женщина не может быть её матерью. Ну невозможно же, что бы у такой эффектной и яркой красавицы, могла родиться на столько неуклюжая и некрасивая дочь.

Она запомнила мать звенящей и порхающей, словно бабочка. В летящих платьях, с копной пушистых волос и облаке сладких, как летнее варенье, духов. Эмме исполнилось тринадцать, когда автомобиль деда попал в аварию. Все, кто находился в салоне погибли – мама, бабушка, дед.

Больше всего Эмма горевала по деду. Он любил ее. Может быть, единственный в целом свете. Он покупал Эмме леденцы, которые мать называла стекляшками и не позволяла есть, гулял с ней рассказывая о городе, давал листать старинные книги из своей библиотеки. Известный историк, профессор археологии, дед часто бывал в командировках из которых всегда привозил внучке что—то особенное. Впрочем, Эмма любила его не за подарки, а за те волшебные сказки, что он рассказывал. Главная героиня всегда была рыжеволосой принцессой. Она попадала в разные переделки, но всегда появлялся прекрасный принц и невзгодам приходил конец. Дедушка убеждал, что и с Эммой будет точно так, но она не очень—то верила.

 Пожалуй, после смерти деда Эмма впервые поняла, что такое одиночество. Отношения с отцом никогда не были теплыми, а тут и вовсе разладились. Несчастье не сблизило, а разделило их ещё больше. Они были чужаками под одной крышей. Через год отец вновь женился и привел в дом молоденькую хорошенькую мачеху. И она родила ему новую дочку. Не рыжую. Ее назвали  нормальным именем Анастасия и Эмма впервые увидела, что её отстраненный и всегда сдержанный отец становится мягким и улыбчивым при виде младенца. Тогда—то Эмма и начала замечать раздражение, которое вызывает у отца. Она не давала ему насладиться семейным счастьем, одним своим видом разрушая иллюзию того, что раз у него молодая жена, то и он еще молод и полон сил. Эмма видела, как отец боится своего возраста – закрашивает седеющие виски, ходит в спортзал и солярий, стараясь держать себя форме, что бы не выглядеть старой развалиной рядом с молодой женой. Эмма понимала, что не вписывается в эту счастливую семью, что они едва терпят мелькание ее огненных волос перед глазами и совсем не удивилась, когда отец предложил ей переехать в квартиру деда. Вот в эту самую просторную «двушку» с высокими потолками и истертым скрипучим паркетом, в которой будто остановилось время.

В шестнадцать у Эммы началась самостоятельная жизнь. Конечно, отец обещал оплачивать счета и обеспечивать всем необходимым, но его новая семья требовала все больше, так что девушка едва сводила концы с концами.

Когда Эмма окончила школу, отец приехал с тортом и банкой дорогого чая, долго ходил вокруг да около, пока, наконец, не заявил, что много думал о ее будущем и через «одного человека» пристроил в университет.

Вообще—то Эмма мечтала изучать историю, как дед, что бы в будущем стать археологом, но отец заявил, что все решено, что он очень постарался и ему не хочется, что бы дочь его подвела. Эмма совсем не хотела никого подводить, а тем более отца, который впервые выказал такое участие в ее судьбе, и променяла историю на социологию.

Она со страхом думала, что в университете все продолжится – дурацкие шутки со стороны сверстников и тычки, и испорченные вещи, но все было иначе. Лишь в первый день, когда преподаватель назвал ее фамилию и подчеркнуто громко – имя, аудитория оживилась, когда же все увидели обладательницу этого «раритетного аристократичного», по рядам пробежал смех и дальше ее попросту не замечали.  Девочка – ноль. Девочка – пустое место. Девочка  – никто. Да, она понимала, что мало приятного видеть ее плохо стриженую лохматую голову и то, во что она одевается, иначе как тряпьем не назовешь, но порой подчеркнутое невнимание хлестало больнее пощечин. Эмма боялась, что если так пойдет и дальше, то к выпуску она и в самом деле станет невидимкой.

Девушка обвела глазами темную комнату, лишь немного освещенную фонарным уличным светом.

– Я живу, как сторож в музее, – сказала Эмма и добавила: – Как в закрытом музее.

В квартире деда все вещи, начиная от вешалки в коридоре, до чашек в кухонном шкафу были старинными. Эмма даже подозревала, что ее специально поселили здесь – охранять имущество от воров. Однажды она слышала, как отец, будучи немного навеселе, хвастался приятелю, что в случае чего он может продать пару «финтифлюшек» и жить безбедно. Ее тогда покоробили эти речи – Эмма считала кощунством продавать памятные вещи семьи.

– Дед, как мне не хватает тебя, – прошептала она, трогая небольшой круглый медальончик из серебра с кружевом затейливого узора на крышке. Эмма не снимая носила его на шее на тонкой цепочке.

  Ее единственное украшение – подарок деда на двенадцатый день рождения. Он привез его из Англии, где читал лекции по истории в тот год. Дед рассказывал, что купил его в маленькой антикварной лавчонке. Эмма попыталась открыть его, но ничего не вышло и дед тут же рассказал ей историю о том, что медальон не простой и откроется лишь когда придет время. По крайней мере, так обещал торговец, а он был таким старым и дряхлым, что не мог ошибиться, это уж точно.

– Я тогда еще спросила у тебя, дед, когда же придет время, – шептала Эмма, вперив взгляд в чуть подсвеченный холодным светом фонарей, квадрат окна. – А ты рассказал легенду о том, что когда—то медальон  принадлежал прекрасной девушке, и однажды она встретила  прекрасного юношу. Так бывало во всех сказках… Они полюбили друг друга, и она подарила ему на память медальон, вложив внутрь локон своих волос. Но злые люди разлучили влюбленных и девушка умерла. Ее возлюбленный очень горевал. Он не находил себе места. Пытаясь убежать от этой боли, он отправился в путешествие и однажды, корабль, на котором он плыл, попал в страшный шторм. Он один выжил из всей команды, но потерял медальон. Потерял…

  Эмма замолчала, сделала большой глоток терпкого вина, поставила почти пустую бутылку на пол возле дивана, свернулась клубочком под старым пледом, смотрела, как сумрак отражается в старинном пыльном зеркале.

– Ты рассказывал, что когда души влюбленных встретятся, то  медальон раскроется… Они будут жить… долго и … счастливо… Как во всех твоих сказках, – закончила Эмма рассказ сонным шепотом.

Ресницы сомкнулись.

Ей снился странный сон. В нем было очень холодно, сыро и одиноко. Сердце ныло от неясного, тоскливого ожидания. В этом сне Эмма не чувствовала своего тела. Она была словно бесприютный осенний ветер, что носится над землей, стучится в двери и окна, моля, что бы его впустили погреться. В этом сне был кто—то еще. Темной тенью шел он по полям и лугам, через леса и реки. Он двигался давно без сна и отдыха. Он очень устал, но не останавливался. Из желтеющего продрогшего леса вышел к насыпи и по железнодорожным рельсам направился к городу. Это был ее город и не ее. Ночью улицы казались темными и зловещими, от домов тянуло холодом, стальные волны реки шептали о смерти, манили отчаявшихся в свой плен.… Вот знакомый с детства дом. Силуэт растворился в черном прямоугольнике парадного, темной тенью взлетел на  последний этаж и замер у ее двери. Рука, с длинными сильными пальцами потянулась к кнопке звонка и в то же мгновение слух пронзила длинная, такая знакомая и настойчивая трель. Прежде, чем проснуться, Эмма увидела, как черная тень проходит сквозь закрытую дверь, растворяясь в темноте коридора.

  Звонок. Эмма с трудом открыла тяжелые веки и, ничего не соображая со сна, поплелась к голос.

– Что? – переспросила Эмма. Она подумала, что это возможно обрывок сна, что это ей послышалось. Она ведь знала точно, что одна в квартире. Знала, что когда выглядывала за дверь, мимо и мышь не проскочила.

– Я говорю, что я уже здесь, – сказал голос с усмешкой, и девушка замерла от ужаса.

– Не пугайся, – рассмеялся голос. – Иди сюда.

«Воры!» – было первой мыслью.

«Белая горячка!» – сменила ее другая, более жуткая.

  Девушка охватила голову руками, словно это могло спасти от помешательства, и прижалась лбом к холодной стене. Во рту пересохло от ужаса.

– Ты не сошла с ума, – успокоил голос. – Это всего лишь сон. Вот и все.

– Сон, – прошептала Эмма и облизнула губы.– Сон. Ну, конечно…

  Девушка примерила эту версию, и она успокоила.

– Ничего не бойся, – ободрил голос.

– Я не боюсь, – ответила Эмма и медленно и осторожно вошла в комнату, в которой находился говоривший.

  Здесь все было так же, как до того момента, когда девушку сморил сон. И плед на старом продавленном диване, и почти пустая бутылка вина на полу. Вот только в кресле у окна кто—то сидел. Кресло с высокой спинкой было повернуто так, что сидящий в нем полностью оставался в тени и Эмма могла видеть лишь черный силуэт.

Девушка медленно опустилась на диван поджав под себя ноги и завернулась в плед.

– Кто… Кто вы? – Эмма посчитала, что если не знает возраста собеседника, то обращение на «вы» будет к месту.

– Я, – голос помедлил с ответом, а потом процитировал – «Я, часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».

  Эмму удивилась такому ответу.

– Это из «Фауста». Гетте. Очень.…  Очень интересно, конечно, но при чем здесь вы?

– Я? А если бы я сказал, что эту цитату нужно понимать буквально? – казалось, голос едва сдерживает смех.

– Вы… Ты,– путалась девушка.

– Ты, – подсказал голос. – Без церемоний.

– Ты причисляешь себя к силам тьмы? – Эмме это было даже забавно. – И кто конкретно? Дьявол? Демон? Бес?

– Пусть будет бес, – хохотнул голос.

– Тебя так и называть?

– Так и называй.

– Тогда будем знакомы – я – Эмма, а ты – Бес, – девушка рассмеялась. Происходящее казалось необычным, но не зловещим, а почему—то веселым. – Что же дальше?

– Дальше? – произнес голос задумчиво. – Дальше я расскажу тебе, зачем я здесь.

– Зачем?– хихикнула Эмма.

– Я пришел исполнять твои желания.

– Угу, – кивнула девушка, опасливо заворачиваясь в плед. – Это же классика жанра. Ты исполнишь мои желания, а взамен заберешь мою душу. Спасибо, я уж как-нибудь…

– Ничего подобного.

– Ты точно бес, а не добрая фея?

– Я? Конечно. А вот ты? Ты знаешь кто ты?

– Знаю, – при этом губы ее дернулись в презрительной гримаске. – Я неудачница.

– Все так плохо?

– Хуже не бывает!

– А если я смогу все изменить? – предложил голос. – Я дам тебе все, о чем ты мечтаешь!

– Заманчиво, конечно, – пробормотала Эмма, у которой от одной мысли о том, что все, чего бы она хотела, может исполниться вот так, просто, приятно защекотало в груди.

– Тогда соглашайся! Я ничего не возьму взамен!

– Так не бывает! – рассудительно заметила девушка. – Мир устроен так, что за все надо платить, а я такая «удачливая», что плачу всегда вдвойне!

– Что с твоими волосами, Эмма? – вдруг спросил голос. Он стал вдруг таким ласковым и бархатным, таким неожиданно нежным, что на глаза ей навернулись слезы.

– Волосы? – прошептала девушка, ощупывая короткие завитки на голове. – Так…  получилось.

  Получилось весьма неприятно. Ее одноклассники, желая оставить о себе долгую память, прямо на последнем звонке залепили пару жвачек Эмме в волосы. Она обнаружила это, только вернувшись из школы домой. С ней случилась истерика. Эмма плакала прямо здесь, катаясь по полу от отчаянья. Плакала очень долго, долго потом просто лежала без движения, созерцая кусок пестрого коврового узора и мечтая умереть. А потом приехал отец – узнать, как прошла церемония прощания со школой. Узнав, долго мерил шагами комнату, что—то бормотал про "куда смотрят учителя", прогнившую систему, "сколько можно уже" и "слава богу это наконец—то закончится". В итоге отвез дочь в парикмахерскую и там Эмма  была подстрижена. Коротко. Слишком коротко и небрежно. Так, что прическа ее окончательно изуродовала. Хоть отец и успокаивал, что, мол, "волосы не зубы – отрастут", но росли они не слишком-то быстро…

  Это промелькнуло  в памяти Эммы за пару неприятных секунд. Она сжала губы, что бы не разреветься – так жалко стало себя!

Все смешалось, комната поплыла перед глазами и девушка не видела, как черный силуэт поднялся из кресла и шагнул к ней, она лишь почувствовала нежные, словно теплый морской ветер, прикосновения  на щеках, его пальцы вытирали соленые полосы с ее лица.

– Потерпи,– ласково попросил голос, – потерпи, скоро все будет иначе.

В голове у Эммы вдруг противно загудело, из углов комнаты выполз молочно—голубой туман и все пропало.

Глава 2

Утреннее пробуждение было мучительным – голова налита свинцовой, как метко подметил классик, тяжестью, в глазах плыло, хотелось пить и избавиться от горьковатого привкуса во рту.

 Эмма, прищурившись, посмотрела на часы – половина одиннадцатого. В универ ехать уже нет никакого смысла.

Девушка медленно поднялась с дивана, потянулась разминая затекшее тело, и побрела в ванну. Прохладный душ привел в чувство, но голова все еще оставалась тяжелой, а мысли путанными, будто моток цветных ниток. Эмма решила, что это из—за погоды – небо снова затянуло низкими тучами. По карнизам стучал мелкий, монотонный дождь.

  Пока на плите в старой джезве варился утренний кофе, девушка стояла у окна, глядя, как дождевые капли разбиваются о помутневшее стекло. В голове вертелся странный, такой пугающе реальный сон.

Эмма прикоснулась пальцами к холодному стеклу, словно желая удостовериться, что сейчас не снится себе в этой тесной уютной кухоньке с громадой старомодного буфета в углу и шатким маленьким столом у окна.

Стекло, как и положено было холодным. Девушка провела пальцами по мягкому пушистому листу фиалки в горшке на подоконнике. Собрала пальцами со столовой клеенки крупинки рассыпанного сахара и сунула в рот – сладко. На всякий случай укусила себя вонзив крепкие зубы в тонкое запястье. Больно. И след от зубов вполне настоящий.

Кофе с громким шипением пролился на плиту, заполнив пространство запахом горелых зёрен.

– Достаточно, – буркнула Эмма, решив, что доказательств реальности происходящего хватит.

Вылила остатки кофе в свою детскую фарфоровую чашку с голубым слоном на боку и золотой полоской на ободке и села за стол. Есть не хотелось и она "завтракала" рассеянно собирая кончиками пальцев кристаллы сахара с клеенки и запивая их обжигающим невкусным кофе. В голове звучал голос: "Что с твоими волосами, Эмма?"

…что с твоими волосами?!..

– Приснится же! – буркнула девушка сердито, бросив короткий взгляд на отрывной календарь на стене – «23 сентября». Двадцать третье, а не тринадцатое и даже не пятница. Так откуда вся эта чертовщина? Злой дух персонально притащился из пекла, что бы завладеть ее никчемной душонкой?! А к чему интересно, снится эта нечисть? Ни к чему хорошему, это уж точно!

Эмма вздохнула – ничего хорошего она и так не ждала.

Закончив с кофе, девушка ополоснула чашку и аккуратно поставив ее на сушилку для посуды, отправилась в спальню. Холодильник пуст и нужно идти в магазин, хочется этого или нет!

Эмма сняла видавший виды махровый халат, который надевала после душа и переоделась в теплый свитер и затертые джинсы. В коридоре набросила линяло—розового цвета курточку, зашнуровала кеды и вышла из квартиры, сжимая в кармане маленький тряпичный кошелёк.

На улице было холодно – пришлось застегнуть доверху молнию на куртке и глубже надвинуть капюшон, что бы защититься от дождя. Эмма ускорила шаг – не хотелось замерзнуть и промокнуть раньше, чем дойдет до магазина. Она шла по пустому хмурому двору старательно обходя глубокие лужи и перешагивая через потоки грязной дождевой воды.

Эмма составляла в голове список покупок. Денег, которые оставил ей отец должно было хватить до конца месяца. И хорошо бы растянуть ещё немного. С запасом. На случай, если он забудет прислать или что-то пойдёт не так. Эмма привыкла экономить и жить скромно, вот и сейчас она все рассчитала – пакет овсянки на неделю, пачка кофе на две, если пить только утром. Чай ещё есть. Она купит куриную спинку для бульона и кило картошки – будет суп. Кастрюльки хватает на неделю. Ещё картошку можно жарить, тушить или варить. Куча вариантов ужина. Неплохо взять банку горошка или фасоли. Хлеб. Кефир. Можно сделать оладьи. И маленькую баночку джема или сгущёнки – вот и десерт.

Эмма довольно улыбнулась и перепрыгнула через лужу. Все не так уж и плохо.

Вдруг во двор влетел громадный черный джип. Он ревел мотором, словно разъяренное чудовище и вздымал вокруг фонтаны грязных брызг. Автомобиль несся прямо на Эмму, а она оцепенела от ужаса посреди дороги и просто смотрела, как на нее летит смерть.

Что произошло дальше девушка не поняла. Только ощутила резкий толчок в правый бок и боль от падения. Потом… Потом с ней видимо случилась истерика. Эмма чувствовала, как задыхается от рыданий. Мир лопнул, словно воздушный шарик и существовал в сознании неприятными рваными кусками – вот куртка в грязи и налипших желтых листьях из крошечного цветника у дома, вот она, Эмма, елозит руками по пятнам на джинсах и чувствует, что левому колену особенно мокро и холодно. Девушка ощупывает его, пытаясь понять в чем дело и видит внушительную дыру из которой и торчит её коленка – неприятно-бледная в этом сером мрачном дне с кровоточащей ссадиной.

Последние джинсы. Единственные. Слезы душат и булькают в груди, будто в ней спрятан маленький вулкан. Эмма старается вернуть на место болтающийся рваный лоскут, но ничего не выходит. Только пальцы оставляют на синем джинсе черно—коричневые пятна размокшей земли.

Девушка садится на низкий металлический заборчик и плачет, размазывая по лицу грязь и слезы. Эмма ревёт, зная, что и без того некрасивое её лицо становится и вовсе отвратительным, но остановиться не может. Словно прорвало плотину и все, что копилось столько лет должно выплеснуться сейчас, под холодным моросящим дождём.

Кто—то тёмный говорил с ней, помог подняться, спрашивал что болит и, кажется, помог добраться до дома, прижимая к себе и не боясь испачкаться в ее грязи.

Стояла под душем, подставив лицо теплым струям воды, замёрзшими пальцами снимая мокрую грязную одежду и бросая прямо на дно ванны. Потом был холод кожаного дедушкиного дивана и тошнотворное тепло старого пледа. В сон провалилась, как в яму.

Открыла глаза. Знакомая до мелочей обстановка комнаты – старинный письменный стол, у окна – кресло с высокой спинкой, громада книжного шкафа, что растянулся во всю стену, торшер рядом с диваном, старый телевизор на круглом столике накрытом кружевной салфеткой, помутневшее от времени овальное зеркало в тяжелой раме, часы с боем. Через открытую дверь Эмма видела сочащийся из кухни желтоватый свет. Подумала, что возможно, забыла выключить, но прежде, чем поняла нелепость предположения, услышала шум воды и звон посуды.

Девушка медленно села и напряженно прислушалась. Нет, звуки не почудились. На кухне в самом деле кто-то был – шумел водой, звенел тарелками и хлопал дверцей холодильника. Но кто? Ее отец, как ценный специалист, неделю назад уехал работать по контракту в Швецию, прихватив с собой свою новую семью. Больше сюда никто не приходил и ключей тоже ни у кого кроме него не было.

Эмма бесшумно поднялась и, запахивая на ходу когда-то голубой махровый халат, тихо пошла на свет. От волнения сердце колотилось в груди словно мячик для пинг-понга, во рту пересохло, а ладони наоборот – стали ледяными и влажными. Девушка распахнула резким движением дверь кухни. Так, что едва не вылетели желтые пупырчатые стекла, и замерла от неожиданности. В ее кухне, у стола, спиной к Эмме, стоял черноволосый широкоплечий мужчина в черном и мазал хлеб маслом. Такое громкое появление хозяйки видимо, не произвело впечатления – он даже не вздрогнул.

– Привет, – сказал неизвестный не оборачиваясь. – Ужинать будешь?

– Шшшто??? – просвистела Эмма, словно из нее выпустили воздух. – Что вы?.. Что…

– Милая, – он обернулся и увидел, как девушка медленно сползает по дверному косяку на пол.

Она ничего не могла с собой поделать – слишком много для одного дня и как Эмма не сопротивлялась, как не старалась держать себя в руках, комната перед глазами закачалась, пол ушел из-под ног, и девушка упала в обморок.

Когда пришла в себя, то первое, что увидела перед собой, было невероятно красивое лицо незнакомца. Словно Бог решил бросить вызов самому себе и создал абсолютно идеального человека. Эмма зачарованно рассматривала матовую смуглую кожу, густые черные брови, волосы спадающие на совершенный лоб, черные необыкновенно красивые глаза, в которые словно в бездну проваливалась забывая где она и что происходит.

– Ты как? – участливо спросил парень – на вид ему было лет двадцать пять не больше.

Эмма пришла в себя. Смутилась и сделала попытку отодвинуться от неизвестного красавца. Безуспешно. Она сидела на кухонной табуретке, опираясь спиной о подоконник и сейчас отчаянно пыталась справиться с халатом, который так и норовил распахнуться, оголив плечо с чёрной лямкой от лифчика. Голова ещё противно кружилась и во всем теле чувствовалась неприятная слабость.

– Все в порядке? – Незнакомец поймал её взгляд будто ожидая чего-то. – Ты меня напугала.

Он улыбнулся снова вогнав Эмму в краску и заставляя мысли в голове путаться перескакивая с одного на другое. От "кто это вообще такой?!" к "невозможно быть таким совершенным!"

Павел Зеленов – самый популярный парень их потока, да пожалуй, и всего универа, о котором Эмма вздыхала одинокими вечерами, казался грубо вылепленной куклой, в сравнении с… с ЭТИМ.

Девушка сжала на груди халат, что бы предатель не распахнулся в неподходящий момент и сделала еще одну неловкую попытку встать на ноги.

– Не надо, – удержал ее незнакомец. – Посиди.

Щеки снова полыхнули жгучим малиновым румянцем и Эмма обмякла на табурете. А нежданный гость наконец-то отошел от неё, еще чувствующей прикосновения его рук на плечах, и распахнул холодильник. По хозяйски достал бутылку воды, которую видимо сам туда и положил – Эмма не могла позволить себе спускать деньги на питьевую воду без газа.

– Держи, – парень поставил на стол чашку со слоником на боку. – Или лучше чего—то по крепче?

Не желая вступать в диалог, девушка просто взяла чашку и поднесла к губам. Пара глотков прохладной сладковатой на вкус воды были очень кстати.

– Как рука? Не болит?

Эмма только сейчас заметила, что кисть правой руки аккуратно перебинтована. Перевела взгляд вниз и чуть сдвинула полу халата – внушительная ссадина на коленке подтвердила, что её сегодня в самом деле едва не раздавил огромный черный автомобиль. В голове понемногу прояснялось. Девушка обвела глазами кухню. Взгляд задержался на столешнице между мойкой и плитой – Эмма только сейчас заметила внушительную гору продуктов – яркие пучки зелени, белоснежные и круглые шампиньоны, болгарский перец и фиолетовый сладкий лук, налитые соком упругие ярко—красные помидоры, пупырчатые огурцы, яблоки с красным бочком, оранжевые апельсины, поддернутый дымкой крупный розовый виноград, сыр ярко—желтый с большими дырочками, кусок розовой буженины, клетка белоснежных яиц и пакет дорогого кофе.

Эмма удивленно подняла глаза на незнакомца:

– Это ты… Вы… принес?

– Ну да, – кивнул парень. – У тебя же в холодильнике шаром покати! Ты чем вообще питаешься? Пылью?

Она растерялась, потом нахмурилась и со злостью выпалила:

– Вас… Тебя!.. Это вообще не касается! Понятно?! Я шла в… магазин!

В ванной взвыла стиральная машина – старушка всегда издавала звук взлетающего истребителя, когда стирка подходила к концу.

Эмма замерла, потом глаза её расширились от ужаса и девушка забыв обо всем, ринулась в ванную.

Через стекло в барабане было видно линяло-розовую ткань куртки, светло-синие джинсы, зелёный свитер, которому, скорей всего этот температурный режим будет стоить пары размеров.

– Это ты?! – в отчаяньи взвыла Эмма, оборачиваясь на следовавшего за ней гостя. – Ты включил?!

– Нет. А что такое?

Девушка вновь уставилась в "иллюминатор" барабана. Так внимательно, словно от того, что она там увидит, зависела жизнь.

Машинка взвыла ещё громче, достигая стирального пика и вдруг запищала и замигала кнопками приглашая открыть дверцу и наслаждаться результатом.

Эмма дрожащими руками открыла барабан и вынула куртку. Торопливо залезла в карман и вытащила мокрый кошелёк. Открыла его тут же, в ванной, бережно раскладывая содержимое на стиральной машинке.

– Богатство твоё? – усмехнулся парень.

Эмма, у которой из глаз капали слезы, ничего не ответила, разглаживая постиранные купюры.

– Да брось! У тебя полная квартира сокровищ, а ты ревешь над этой мелочью!

Девушка обернулась к нему, сверкая глазами:

– Ах, вот кто ты! – выкрикнула она. – Ты из этих стервятников, которые хотят купить то, что собирал дед?! Я не торгую памятью, понятно?! И лучше буду голодать, чем продам хоть что-то таким, как ты!

Парень удивленно наблюдал за этой вспышкой праведного гнева, а потом тихо процедил:

– Я здесь не за этим!

Слова были сказаны так, что девушке стало неловко, словно она не только зря обругала хорошего человека, но и глубоко этим ранила.

– Я не понимаю ничего! – жалобно проскулила Эмма. – Кто ты такой?! Как сюда попал и что вообще происходит?!

Незнакомец скрестил руки на груди, задумчиво скользнул сверху вниз по замершей посреди ванной комнаты жалкой фигурке и холодно ответил:

– Я понимаю твое нетерпение. Разговор состоится, и я отвечу на все вопросы, но сейчас будет лучше, если ты поешь и выпьешь чашку крепкого сладкого кофе.

– Возможно, ты и прав, но, – она стерла слезы рукавом намеренно опуская глаза на старые плитки пола и завязала потуже пояс халата. – Я хочу сказать тебе… Вам… спасибо за… За все спасибо. Мне ничего не нужно. И… уже поздно. Тебе… Вам… наверное пора?

Девушка справилась с собой и подняла глаза на парня. Его бровь полезла вверх, а потом он покачала головой и сказал:

– Нет.

– Нет?

– Я никуда не тороплюсь.

– Ну, – Эмма озадаченно вцепилась в хвостики махрового пояса. – Я должна заниматься. Завтра в университет. Важный день.

– Да что ты?! – с наигранным сочувствием качнул головой парень и решительно заявил: – Нет!

Эмма почувствовала пробирающую тело дрожь – от страха, что она ничего не может сделать. Ничего не решает. Ни в жизни, ни в этой глупой ситуации. На глаза снова навернулись слезы и как бы девушка не пыталась сдерживаться, закапали по щекам.

– Я сейчас позвоню в полицию, – пригрозила Эмма, понимая, как жалко выглядит эта угроза.

Парень испепелил ее взглядом, но сдался.

– Будь по твоему! – бросил он. – Я хотел, как лучше!

Он решительно вышел из ванны и вскоре девушка услышала:

– Эмма!

Вздрогнула. Ей раньше как-то и в голову не приходило, что нежданный гость не может знать ее имени.