Текст книги "Во имя Истинно Великого (СИ)"

Автор книги: Ника Фрозен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– У меня ни цели, ни желания тебя обижать, к тому же, у меня это навряд ли получится, – карлик усмехнулся, обнажив крупные передние зубы. – Позвольте назваться – Кетэн Крамб.

Я вышла обратно и вновь заняла свое место на поваленном стволе.

– Ваше имя мне знакомо, – я силилась припомнить, где могла слышать эту ничем не примечательную фамилию.

Карлик вздохнул, состроил карикатурно – обиженную мину и проворчал:

– Вот так всегда. Всем знакомо и никто не помнит, и ты вынужден постоянно рассказывать о своем несколько раз прадедушке.

– Постой, так это твой предок построил собор Святого Харальда? – я с интересом присмотрелась к низенькой фигуре.

– Угу, он самый, – карлик подчеркнуто задрал подбородок.

Я решила подыграть ему.

– Ну и чем же я заслужила честь лицезреть потомка такого знаменитого зодчего?

С карлика сдуло его напускное шутовство.

– Милая, вы кажетесь мне более разумным человеком, нежели этот сумасшедший Ульрих, так что хоть я и нарушаю слово, данное своему батюшке, раскрывая вам суть дела, мне кажется, что вам эта информация пригодится гораздо больше, нежели упертому отцу Ульриху.

Я непонимающе уставилась на него.

– Вы о чем?

Кетэн шлепнулся рядом со мной на бревно.

– Я, ведьмочка моя, о том, что когда Лоран приказал моему предку выстроить собор Святого Харальда, он не учел одной вещи, а именно – что досточтимый сколько-то там прадедушка Хардос был колдун, и Силы у него было поболе, нежели у тебя. Так вот, после того, как началось повальное насаждение веры в Истинно Великого, святилища старых богов начали повсеместно уничтожать. Не знаю, говорила ли тебе матушка до своей смерти что-нибудь о старой вере?

Я отрицательно покачала головой.

– На месте собора Святого Харальда стоял алтарь Вальда, существа, которое изначально владело Силой и согласно учению старой веры, создало людей. Вальда подарил ее избранным людям, чтобы те, используя дар по своему усмотрению, облегчали жизнь себе и близким, и чтобы человек, самый слабый из ее творений, выжил и укоренился в мире.

– Значит…

– Да, – карлик чуть склонил голову вправо и стал похож на огромную любопытную птицу, – раньше наделенные Силой считались избранными, любимцами Вальды. Но потом человек забыл о том, что и для чего дало ему Силу. Он стал стремиться к власти, а блеск золота закрыл сияние солнца.

Правители решили объединять земли, и для этого было решено ввести новую религию, единую для всех земель. Так появилась вера в Истинно Великого.

Следом и возникла необходимость в первых Инквизиторах, потому что церковники не обладали Силой, следовательно, не могли показать людям чудо, а обладающие не желали вставать на сторону Истинно Великого, справедливо полагая, что такое поведение разгневает Вальда.

Да что чудо, они и вылечить простое воспаление не могли. Наделенные Силой были словно пощечина на лике новой веры, человек видел разряженного святого отца, распевающего молитвы во здравие, но не делающего ничего конкретного, и ведьму, которая без всяких воспеваний врачует его болезнь, и, как правило, излечивает ее. Как ты думаешь, ведьмочка, могли ли храмовники позволить, чтобы и дальше демонстрировалось превосходство старой веры над новой?

– Нет, – прошептала я.

Карлик вздохнул.

– То-то и оно. Церковники объявили ведьм и колдунов злодеями, стремящимися уничтожить как можно больше людей, дабы забрать их скарб и сангрии, началась охота Инквизиции. Сотни человек погибли на кострах, не успев передать опыт и ритуалы обращения с Силой.

– Скажи, – перебила я его, – Сила всегда передается по наследству?

– Нет, хозяин Силы сам выбирает того, кто после его смерти наследует способности. Так я продолжу?

– Да, прости, что перебиваю, – я устроилась поудобнее на бревне и обратилась в слух.

– И конечно же, были уничтожены все святилища, которые хоть как-то напоминали людям о богах, создавших их. Так вот мой предок Хардос был один из тех, кто понимал, что настали другие времена, и что не стоит выставлять свои способности напоказ, поэтому он и прожил так долго. Когда герцог Лоран приказал ему возглавить строительство, то дедушка понял, что Вальда посылает ему шанс сохранить свою святыню, и посему он приложил весь свой талант и способности к тому, чтобы убедить герцога развернуть строительство на месте святилища; основной аргумент Хардоса заключался в том, что такой ход позволит, во-первых, продемонстрировать полное и окончательное торжество новой веры, а во-вторых сэкономить на полу собора, ибо в качестве материала можно использовать камни алтаря. Не знаю, что перевесило в итоге, подозреваю, что второе, но Лоран легко согласился на такую идею, и вскоре собор вознес шпили в небо.

Инквизиция все же прознала про Силу бывшего зодчего, доброжелатели находятся во все времена, но даже под пытками он не сознался в том, что сохранил полное расположение священных камней Вальды, направления знаков и таблицы заклинаний.

– Но зачем он это сделал?

– Дорогая моя, вот теперь я точно знаю, что ваша уважаемая матушка точно ничего не рассказывала о старой вере, потому что иначе вы бы знали, что Вальда не только дал Силу человеку, но и оставила инструменты, в котором эта Сила может найти достойное применение и стать могущественным оружием в грядущих сумерках миров.

Карлик замолчал. Я кожей ощущала, что он ждет вопросов, но не понимала, с чего и как можно начать.

С Вальды? С того, бог или богиня чего или кого это была?

С того ли, кто и как служил ей?

Узнать, как передавать Силу в случае необходимости или при опасности для жизни?

И вообще, для чего он мне все это рассказывает?

– Для того, моя ведьмочка, что вы – собственно, единственная, кому я могу рассказать обо всем этом. Я, знаете ли, несмотря на маленький рост уже давно не мальчик, скорее уж дедушка. Так что скоро я покину этот мир; наследников у меня нет, передать завещанную предком историю некому. Поначалу я думал, что подарю это оружие Ульриху. Размышляя над его стремлением к власти я пришел к выводу, что этот человек сохранит тайну, а если понадобится, то и сумеет воспользоваться алтарем, да видно многоуважаемый Инквизитор не в состоянии понять, что есть вещи пострашнее коричневой сутаны. Так что остаетесь вы, неприметная сельская девушка, обладающая Силой.

Он принялся болтать ногами, что совершенно не вязалось с его только что сказанной фразой про солидный возраст.

– Вы что же, мысли моя читаете? – спохватилась я.

Кетэн засмеялся.

– Ну до чего же чудесная ведьмочка! Вы настолько задумались, что не услышали своего собственного голоса, вот так вот, из ваших уст я и прознал про один из тех вопросов, которые породил ваш пытливый ум.

Я облегченно рассмеялась, напряжение полностью прошло.

– И что же мне теперь делать с этим знанием? Служить Вальде? Тогда мне не миновать костра.

– Я не знаю, что ты будешь с этим делать и какую мощь даст алтарь тому, кто обладает Силой. В самом худшем случае – передашь информацию дальше, своим детям.

Я задумчиво смотрела на покачивающиеся ветки.

Вот значит как. Любимцы неведомого мне доселе бога (или все-таки богини?) Вальды. Интересно, чем же так занят сейчас этот всемогущий бог, если допускает, что его детей, которых он так любит и которым дал Силу в качестве подарка-помощи, беспрепятственно сжигают на кострах Инквизиторы, служители нового, несуществующего бога?

– Ладно, пошел я, – нарушил тишину Кетэн.

– Подожди! – я выплыла из своих мыслей, – мне нужно еще очень, очень много разузнать…

Карлик грубо и бесцеремонно оборвал меня.

– Я больше сам не знаю ничегошеньки. То, что сказал – все, что мне было известно. Я не знаю, как ты будешь распоряжаться этими знаниями, но свой долг – передать имеющиеся сведения – я выполнил. Пусть не своим детям, боги не дали мне такой возможности, но молодой и полной сил ведьме.

С этими словами он слез с бревна и направился вглубь леса.

Я молча смотрела ему в спину.

Да и что я могу поделать? Бежать следом и умолять, чтобы мне рассказали… А что, собственно, он должен рассказать? Вполне вероятно, что карлик рассказал все, что знал, и вообще, я не вправе что-то от него требовать.

И снова нахлынула злость.

Сотни людей живут и не думают о каких – то там богах, алтарях, Силах. Они просто живут, просто наслаждаются миром, теплым светом, праздниками и любовью, трудятся, радуются, огорчаются. Им не нужно постоянно бояться выйти из себя, потому что, утратив контроль, они могут снести пару-тройку домов, а потом закончить свои дни на костре Инквизиторов; они не вздрагивают по ночам, не прячутся, не боятся, что подвергают своих родных опасности только потому, что они – муж, дочь, сестра ведьмы или колдуна, к ним не приходит во время прогулки рыжий карлик и не портит настроение на весь оставшийся день.

Я снова схватила многострадальный валун, подняла его повыше и швырнула на раскоряченное деревце, растущее неподалеку; древесина жалко заскрипела и раскололась на множество ароматных щепочек, валун уродливо расположился точно посередине, там, откуда еще мгновение назад росли нежно-зеленые листья.

Ругая себя на чем свет стоит за так глупо загубленное растение, я пошла в сторону деревни…

…и, не пройдя и полпути, оказалась в чьих-то очень сильных и отнюдь не добрых руках, сжавших мои ребра до такой степени, что мне показалось, я слышу, как они ломаются.

– Пусти! – единственное, что я успела крикнуть до того, как рот заполнила отвратительно воняющая мокрой шерстью тряпка, а ноги оказались обмотаны грубой веревкой.

Несколько мужчин в рыцарских доспехах стояли сбоку.

И конечно, среди них был Ретран.

* * *

Ретран от души радовался своей находчивости.

«Это должно сработать, просто обязано».

– Ну что, – он неспешно подошел к девушке, рванул юбку, оставив лишь небольшой кусок ткани спереди. Девчонка дернулась, шрам на щеке противно заныл, Ретран поднес руку и провел пальцами по поврежденной коже.

«Ну давай же!»

Селянка не шевелилась, только смотрела на него глазами, полными презрения, словно это он стоял сейчас в полной ее власти; и тут он почувствовал, что разум, нашептавший ему весь этот план, такой простой в исполнении, но требующий точных, выверенных движений и действий отказывает.

Рыцарь рванулся к ней, к этой непонятной, ненавистной ему девушке, разодрал тонкую ткань ее одежды и дал знак своим приятелям повалить ее на землю.

* * *

Я пыталась сопротивляться, но что значит протест девушки против силы четырех взрослых мужчин?

Веревка пребольно врезалась в ноги, какой-то корень немилосердно впивался в тело, там, где была разодрана ткань, сквозь панику в мозгу проступила вполне ясная, отчетливая мысль: «Он меня не отпустит».

От неспособности хотя бы кричать, хотя бы что-то сделать для собственного спасения на глаза навернулись слезы; бессилие душило, чужие, липкие (или это мне только кажется?) руки, не стесняясь, ходили по моему телу.

Ретран оттолкнул двух особо старавшихся мужиков и склонился над моим лицом; я увидела короткий кинжал, зажатый у него в руке.

– Не стоило тебе уродовать меня вот этим, – он ткнул себя в щеку. – Сейчас я подарю тебе такое же украшение…

….боль рванула кожу от губы до глаз…

…тряпка еще сильнее влезла в горло, мешая дышать…

…кровь потекла по шее, коснулась губ…

…обида, бессилие, стыд заполнили все мое существо…

ДА КАК ОНИ СМЕЮТ ПРИКАСАТЬСЯ КО МНЕ?!

* * *

Инквизитор Ульрих стоял за широким стволом дерева, наблюдал за творящейся на опушке картиной и ощущал себя полнейшим дураком.

Сказано ведь было этому твердолобому рыцарю – не доказано, что Леара обладает Силой, то, что она дочь ведьмы еще не делает ведьмой ее саму.

Но рыцарь оказался уперт.

Он стал ходить за Ульрихом по пятам, надоедать тому хуже осенней мухи, и однажды вечером Ульрих решил, что проще решить этот вопрос раз и навсегда, нежели ждать, покуда Ретрану надоест преследовать его, и он пригласил рыцаря отобедать.

То, что предложил Ретран, попивая вино, заронило в душу инквизитора зерно сомнения – с одной стороны, он желал избавить мир проклятия, носившего название «ведьмы», с другой – слишком хорошо помнил свою дружбу с этой девочкой.

– Святой отец, поймите меня правильно, – не спеша говорил Ретран, глядя Ульриху в глаза, – ведь вы любите власть? Любите. Я знаю. Так вот, если вы согласитесь присутствовать при моем небольшом спектакле, то в случае, если девчонка действительно окажется ведьмой, вы лишний раз покажете всем свое могущество. Ведь с тех пор, как прибыли сюда, вы не поймали еще ни одной ведьмы. Или я не прав?

Ульрих оставался внешне спокойным, но Ретран, желая того или нет, задел очень и очень больное место в его душе.

Как не нравилось ему новое место службы! Тихая местность, в которой ничего не происходило, кроме богослужения в соборе да герцогских приемов; а ему так хотелось действия!

Выслеживать ведьм, эту коросту на земном лике, приносить пользу, и, что скрывать, упиваться своей властью над людьми. Внутри него словно велся мысленный диалог:

«Но ведь если Леара не сумеет держать себя в руках – тебе придется сжечь ее».

«И что? Она же ведьма».

«И тебе не жаль девочку, с которой прошло все твое детство?»

«Я – инквизитор, я не умею жалеть ведьм».

– Хорошо, – Ульрих услышал свой голос словно со стороны, – я буду поблизости. Только не нужно подвергать бедняжку истязаниям, иначе я буду вынужден призвать вас к ответственности.

И вот сейчас он, служитель Святой Инквизиции, прячется за деревом и смотрит на то, как рыцари унижают девушку.

Пусть и ведьму, но все же девушку.

Ульрих видел, как Ретран достал нож, но не придал этому особого значения, полагая, что это всего лишь один из способов вывести Леару из равновесия.

А когда лезвие прошлось по лицу – было уже поздно.

Слишком поздно для того, чтобы что-то менять.

Ульрих видел, как девушка резко вскинула голову, рванула руки – и оттолкнула державших ее рыцарей. Потом резко выпрямилась, стряхнула с себя куски ткани, еще недавно бывшие ее одеждой и веревками, обернулась, глядя на опешивших от неожиданности мужчин.

Никто из них явно не ждал такого развития событий.

Ульрих хотел выйти из своего убежища – но не смог двинуться; какая-то непонятная, тяжелая сила держала его на одном месте, словно в коконе, не позволяя шевельнуться и дающая возможность лишь дышать, и то с трудом.

Леара тем временем оказалась рядом со своими мучителями; Ульрих видел, что глаза ее подернулись точно такой же поволокой, как давно, в детстве, только сейчас эта пелена была прочной, почти что осязаемой.

Она невидяще посмотрела на них, потом свела руки вместе – Ульрих не понял, как и откуда, в руках девушки оказался длинный хлыст, состоящий словно из сплетенных языков пламени. Она лениво замахнулась и молча опустила раздвоенный кончик на тело стоявшего рядом с ней Ретрана.

Голос звучал глухо.

– Не. Смей. Меня. Трогать.

Латы раскололись, словно перезревший плод.

Пламя мягко и бесшумно вошло в тело.

На душе у Ульриха было гадко.

* * *

– Где она? – окрик разбудил меня. Набросив платье, я вышла во двор.

Вокруг стояла толпа.

Односельчане, рыцари, сам монсеньер герцог – все они собрались полукругом возле нашего дома.

Впереди всех возвышался Ульрих.

Холодный и невозмутимый, как сама Смерть.

– Ведьма!

– Что ты сделала с Ретраном?!

– Твое счастье, что он остался жив, иначе я бы сам разорвал тебя на куски!

Ульрих подошел ко мне, взял под руку и повел в телегу, стоявшую на центральном тракте.

Я не сопротивлялась.

Зачем?

Все равно, даже если я сейчас начну говорить, что Ретран хотел убить меня, там, в лесу, мне никто не поверит.

Потому что ведьме нельзя верить.

И никому не будет дела до того, что я всего лишь защищалась, точнее, Сила словно сама защищала свою носительницу, я просто двигалась под ее потоками, охватившими меня с головы до ног.

А потом, обнаженная, прошла через лес и всю деревню к своему дому.

Моя одежда превратилась в лоскутки, и когда я уходила, то видела, что рыцари пытались подобрать их, дабы перевязать раны Ретрана, но это все равно никого не будет интересовать, ведь люди видят только то, что сами хотят видеть.

К тому же, я действительно ведьма.

И мне нет места в этом мире, как и не нашлось его для моей матери.

Поэтому я пришла домой и легла в постель, желая и не слышать стонов отца и ожидая, когда за мной придут.

* * *

Темница полностью оправдывала свое название.

Я растянулась на сене, вытянув ноги, и бездумно уставилась каменный потолок.

Вот и все.

Завтра на площади перед собором Святого Харальда разложат костер и меня не станет.

Наверное, есть все же Единый, или же Вальда, или еще кто-нибудь, управляющий всем этим миром – больше всего я молилась о том, чтобы меня не подвергли пыткам, и эта участь меня миновала, на следующее утро после моего заточения в герцогстве вспыхнула эпидемия.

Болезнь началась в моей родной деревне, и буквально за два дня распространилась по остальным и пришла в столицу. Стоит ли говорить, что обвинили в возникновении этой напасти меня – я же ведьма, а эпидемия так удачно началась!

Хотя я была ей даже благодарна – меня решили сжечь сразу же, не подвергая мучениям, призванным очистить мою душу.

Скоро придут стражники, чтобы отвести меня в собор – ночь перед костром ведьма обязана проводить в молитвах Истинно Великому.

Словно в подтверждение моим мыслям лязгнула дверь и показались конвоиры; до храма меня везли в закрытой повозке, но, прильнув глазом к выпавшему из доски сучку я увидела более, чем достаточно – улицы словно вымерли. Изредка, то тут, то там вздымался ввысь столб погребального костра, а в воздухе носилось амбре из запахов больных тел, гниющей плоти и дыма.

Мимо повозки проковыляла Марента, и я поразилась, что болезнь сделала за считанные дни с этой женщиной – кожа на лице вспучилась уродливыми волдырями, сочившимися кровью и гноем, ноги как-то странно, противоестественно выгнулись и при ходьбе она шаталась, будто вот-вот готовая упасть, от золотой прически не осталось и следа, волосы почти все выпали, и бесстыдно обнажился череп с потрескавшейся кожей.

Я вжалась в стены возка, удивляясь своим мыслям – завтра меня сожгут на костре, а сегодня я волнуюсь о том, чтобы не заболеть этой неясной и страшной болезнью.

Повозка остановилась, стражник грубо втолкнул меня в храм, предварительно не забыв отвесить несколько довольно-таки ощутимых ударов, которые оставили меня на удивление равнодушной, и прошипеть через зубы:

– Проклятое отродье.

Двери собора захлопнулись, и я осталась одна под темными сводами.

* * *

Первая мысль была естественна и до безобразия предсказуема – я заметалась по собору в поисках хоть какой-нибудь дверцы, спасительного выхода, но очень скоро поняла, что занятие это бесполезное: встав и вытянувшись на кончиках пальцев, выглянула наружу через небольшое, затянутое решеткой оконце и увидела два кольца стражников, расположившихся по периметру здания.

Даже если бы дверь и обнаружилась – проскочить незамеченной через такое оцепление не представлялось возможным.

Я не спеша пошла по залу, осматривая убранство, которое, несмотря на мрачные мысли в очередной раз поразило мое воображение – слишком много было прекрасных, тонко выписанных образов Истинно Великого, чудесные, стремящиеся в небо своды и резной витраж, сквозь который доходили до меня тонкие лучики лунного света вызвали даже какое-то подобие улыбки.

Все же мир красив. Неважно, в кого уж там верить – в Великого, или в неведомого Вальда…

Стоп.

Что там говорил этот карлик, тогда, в лесу? По его словам, я сейчас нахожусь не только в Соборе Святого Харальда, но и в древнем святилище, которое может направить Силу, имеющуюся во мне и усилить ее действие!

Восторг сменился разочарованием – я ведь не знаю, какие ритуалы нужны Вальде, чтобы он обратил на меня свой взгляд, а разочарование уступило место какой-то бесшабашной решимости: в конце концов, что я теряю-то? Мне все равно на рассвете умирать, так что если разгневанный Вальда пришибет меня за неправильный ритуал, это всего-навсего избавит инквизиторов от необходимости жарить мое тело на костре.

Взгляд более внимательно заскользил по стенам собора, по плитке, и через некоторое время мне удалось уловить некоторую закономерность – шесть одинаковых, явно старых колонн, несущих на себе отпечаток Силы и странный узор на полу, который, если приглядеться, слабо переливался, когда я наступала на него.

Встав на узор, я не нашла ничего умнее, нежели зажечь на ладони маленькое пламя и сконцентрироваться на нем и на имени «Вальда».

* * *

«Однако. Она упряма и уперта, интересно что же она собирается просить у меня? Избавления? Мести? Силы? Власти?».

Бог взлетел чуть выше, зачерпнул крыльями немножко ночи и бесшумно закружился над Собором, вспоминая…

…что когда-то давно это было его собственное святилище, его алтарь, на котором дети его мира приносили хвалу своему создателю. И сам мир, который он создал, и люди, в нем живущие – все это было его любимым детищем, его игрушкой, любовно взращенной, самым первым его творением.

Он, Вальда, дал Силу самым рассудительным и мудрым из них, дабы они смогли выжить в тех суровых условиях, которые царили в только что созданном мире. Нет, он не хотел сделать жизнь людей безоблачной, так ему было банально неинтересно, но явно перестаравшись в создании трудностей и опасностей и любя людей, наделил их хоть и маленькой толикой, но все же божественной силы.

Он дал им все – и что получилось?

Люди не только забыли своего бога, они еще и решили, что его дар им больше не нужен, придумали себе нового, пафосного божка и умертвили почти всех, кто обладал Силой.

Вальда навернул еще кружок над герцогством.

И он перестал смотреть на свое творение – были у него и другие проекты, более удачные, более продуманные, созданные с учетом предыдущего неудачного опыта.

Пока буря, устроенная одним из последних носителей его дара не привлекла его внимания – он присмотрелся, увидел ту травлю, которую ей устроили, и решил устранить настолько неудавшуюся форму жизни, как люди, поняв, что ничего достойного из этой затеи уже не получится.

И создал эпидемию, которая должна была уничтожить жизнь за довольно-таки короткий срок.

Сейчас же, летая над старым алтарем, он удивлялся, что нужно от него этой маленькой девушке, которая так долго поддерживает жизнь в язычке пламени, самой изменчивой из четырех материй.

Вальда упал в колокольню собора и опустился прямо перед напрочь перепуганной девушкой.

* * *

Я отпрянула и инстинктивно зажмурилась, когда что-то вдруг спикировало с потолка.

Потом первый страх прошел, я заставила себя открыть глаза – и увидела его.

Больше всего он напоминал черный холм с широкими крыльями, от которого исходило столько Силы, что я невольно отступила еще на несколько шагов.

– Ты звала – и я пришел. Говори.

От звуков этого, с позволения сказать, голоса я упала на пол и едва не потеряла сознание, но тут чьи-то руки подхватили меня и поставили на землю, отряхнув с платья прилипший к нему мусор.

– Отвык я уже общаться с такими слабыми существами, как вы, – молодой, не старше меня парень с холодным равнодушием смотрел на меня, и в темноте собора я видела, как светились тускло-желтым его глаза.

– Ты, – я запнулась, потом набралась смелости и уже более уверенно сказала – Ты Вальда?

– Да. – Парень подошел ко мне ближе, опустил руки мне на плечи и посадил на скамью. – Так зачем ты меня звала?

Признаться, я растерялась.

И что мне говорить этому чужому божеству?

Что меня хотят сжечь?

Что я – ведьма?

Или что мне страшно?

– Ну, этим ты можешь не утруждаться, – ровно промолвил Вальда, усаживаясь рядом со мной, – это я знаю и так. Для чего тебе в этой ситуации понадобился я?

Внезапно меня словно что-то всколыхнуло, и я выложила этому потустороннему существу все, что я чувствую – боль, страх, растерянность, непонимание, любовь, стыд, желание жить. Мне было в принципе даже все равно, поймет он меня или нет, необходимо было простое чувство, что рядом кто-то есть.

Если бы рядом был наш с Атерой пес, я разговаривала бы с ним.

Но был только Вальда.

Он слушал, не перебивая, а затем все таким же ровным, ничего не выражающим голосом сказал:

– Для тебя смерть утром будет все же более лучшей, чем гниение от эпидемии, а от нее не спасется никто.

Холод.

Холод окутал меня всю, когда я представила такими их всех – с лысыми сочащимися сукровицей черепами и прогнивающими костями, все – отца, сестренку, Атеру, смешного карлика, герцога.

И даже Ульриха.

– Никто? – скорее подумала, нежели спросила я.

– Никто. Этот мир – не более чем неудачная попытка.

И это – бог?

Это – творец?!

– Тебе не жалко? Людей? Ведь ты же любил нас, раз даже наградил Силой?

Вальда повернул голову, и я посмотрела в тусклые, словно у змея, затянутые мерцанием глаза.

– Нет. Люди стали совершенно другими, я создавал их не такими, нет. Мне скучно с ними, а у меня еще много миров.

Много миров.

Конечно, это же бог.

А мы, люди, такие маленькие и незначительные на его божественный взгляд.

Мысль почти физически обожгла меня.

– Знаешь, – в теле проснулась какая-то легкость, словно я сейчас снова превратилась в беззаботную девчонку, которая не знает ничего ни о каких богах, силах, ведьмах и Инквизиторах, – хочешь, я тебя повеселю немножко?

– Интересно, как. – Вальда встал и пошел к изображению Истинно Великого, висевшего напротив главного входа.

– Утром, когда за мной придут, отдай мне свою Силу. На десять наших земных минут.

В глазах бога промелькнуло нечто, похожее на выражение удивления.

– И что же ты будешь с ней делать? Мстить обидчикам? Или, может, снесешь этот собор?

– Узнаешь.

«Интересно, для чего ей – могущество бога, пусть даже на такой короткий срок? Любопытно. Хотя, учитывая, что этот мир я все равно обрек, пусть».

– Хорошо, но у тебя будет власть только над всеми силами, которые есть в этом мире, все остальные мои творения и замыслы тебя не касаются.

Ответ Вальда меня успокоил.

Я знала, что буду делать в те десять минут, которые будут у меня до момента, покуда невыносимый груз божественной мощи не уничтожит мое маленькое тело, неспособное вынести столько энергии.

* * *

Народу на площади было не так много – эпидемия убила уже многих, еще половина уже не могла ходить, но отсутствием зрителей моя казнь не страдала.

Серенькое небо, завешенное дымом и затянутое тучами, громада собора.

Холодно.

Стоя на помосте рядом с огромной кучей хвороста и столбом, к которому меня начнут прикручивать через несколько минут, я видела их всех – людей, которые живут в этом мире, где мне так и не нашлось места. Каждый из них был словно звеном, одним из многих в цепи жизни; до него и после него будут такие же люди со своими желаниями, стремлениями и помыслами.

И как будто неясные, серые нити болезни протянулись от каждого, кто стоял сейчас передо мной, опутали конечности и уходили вглубь, внутрь.

Дети мира, который я люблю, мои дети.

А разве можно злиться или обижаться на детей?

Ульрих читал приговор, перечисляя мои прегрешения, перед этим миром, когда я почувствовала, что Вальда сдержал свое слово.

Сила обрушилась на меня словно неподъемная ноша, хрупкое женское тело было готово лопнуть, не в силах вместить сущность бога. Я вдруг ощутила, что в состоянии одним движением мизинца разнести собор; одно движение – и Ульрих окажется за пределами небес, но меня сейчас не интересовал старый товарищ детских игр.

Потому что он был здоров.

Я рассеивала нити, уничтожала саму их сущность и видела, как хмурые, страшные, больные люди распрямляли спину и улыбались недоуменно, не понимая, что с ними случилось и отчего нет больше мучительной боли в костях, и почему кожа перестала гореть.

* * *

Инквизитор Ульрих непонимающе смотрел на людей, с которых словно старая одежда спали все проявления болезни, и на Леару, почти прозрачную, с огромными сияющими глазами.

* * *

Вальда не понимал.

Что она делает?

Зачем спасает тех, кто обрек ее на смерть?

И тут он почувствовал, что над площадью летает своя собственная сила, рожденная этими людьми, обреченными и заново обретшими жизнь, сила чистая и мощная.

Такая же, как в момент творения им своих миров.

Сила Созидания.

* * *

Я должна успеть.

Обязана.

Еще, еще немного.

Потому что есть еще вот эта девочка с русыми волосами, что лежит в старом доме на краю леса, и держит ее на руках уже здоровая мать, приговаривая: «Боже, ты спас меня, спаси и ее».

Еще чуть-чуть.

Потому что смотрит сейчас в замковое окно дочь монсеньора, думая: «Только бы он тоже был жив. Потому что иначе богу не было смысла дарить мне жизнь».

Еще капельку. Ведь я не имею права спасти этого седого как лунь мужчину и отнять у него жену, ту, что была для него опорой все сорок лет его жизни…..

Еще.

Еще.

Еще.

Еще…

Все.

* * *

Он втянул в себя вернувшуюся Силу и снова стал тем, кем являлся – Вальдом.

Ульрих смотрел то на толпу, то на безжизненное тело Леары, беззащитно лежащее около вороха хвороста, смотревшегося сейчас чем-то инородным.

Люди ощупывали здоровые тела друг друга, до сих пор не веря в то, что они будут жить.

* * *

«Они будут жить» – думал Вальда, покидая самый первый из своих миров.