Текст книги "Шрам (СИ)"

Автор книги: Ник Волхарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

На крыше снова заработал пулемет.

– Увози нас отсюда! – крикнул Джим и спешно покинул кабину.

Даже не стараясь понять в какую именно сторону еду, я вдавил педаль газа, стремясь как можно быстрее покинуть этот раскаленный ад.

Позади раздался лязг металла и выстрелы зазвучали уже внутри машины. Значит,какая-то тварь все же сумела добраться до нас. Ужас приковал меня к сиденью, приклеил мои руки к рулю. «Мы должны выбраться» – звучала мысль в моей голове – «Мы не умрем здесь. Мы выберемся. Мы не можем здесь умереть!».

Грохот выстрелов оглушал. Однако я все же услышал, как кто-то закричал у меня за спиной, неистово и дико. Это был человеческий крик, но ничего людского в нем уже не осталось. Лишь оголенные эмоции: страх, паника и боль. А еще, возможно мне только показалось, но этому крику вторило гневное рычание.

По крыше прокатилась волна ударов, и прямо передо мной, на капотприземлилась мерзкая тварь, внешность которой была мне хорошо знакома. Этот вид легионеров встречается, пожалуй, чаще других за стеной, и зовется гончими. Тварь напоминала лысую собаку, с очень длинными и подвижными лапами, широкой пастью, увенчанную несколькими рядами торчащих в стороны кривых клыков и шестью глазами, дающими ей практически полный, круговой обзор. Тварь развернулась, и наши взгляды встретились. Тут же чудовище ринулось вперед, намереваясь разорвать меня в клочья, и встретилось с преградой в видестальной решетки, и куда менее прочного, тонкого стекла отключенного обзорногоэкрана, треснувшего под натиском гончей. Тварь начала неистовствовать от того, что не может достать свою жертву. Цепкие пальцы на лапах принялись раскачивать решетку, а когти на них пробивали экран насквозь. Я слышал, как с лязгом и скрежетом моя единственная защита постепенно продавливается внутрь. Меньше чем в полуметре от моего лица беспрерывно клацали огромные челюсти существа, и слюна из пасти струями текла на стекло, откуда сквозь проделанные в нем трещины капала на руль. Машину нещадно качало на пересеченной местности, однако это нисколько не мешало монстру прорывать внутрь, крепко ухватившись цепкими лапами за решетку.

Не прекращая движения, правой рукой я быстро нашарил пистолет под сидением,достал его и прижал к стеклу, прямо напротив клацающих челюстей твари, после чего произвел три выстрела в гончую. В ушах зазвенело, вспышка от выстрела заплясала яркими кругами у меня в глазах, а салон наполнился едким запахом пороха.

Бурая кровь из пасти существа попала мне на руку и частично залила приборную панель. Выпустив из рук пистолет, я снова схватил руль, продолжая вести машину в неизвестность.

Тварь на капоте обмякла и замерла, но левой лапой так и осталась крепко держаться за решетку, что удерживало ее мертвое тело от падения с машины. Кровь гончей оказалась невероятно смердящей и то и дело рвотные позывы подкатывали к горлу. Пылающий, раскаленный ад снаружи сменился серой предрассветной дымкой, сотканной из лениво вползающих в мир лучей солнца и тумана. Возможности разобрать дорогу не было никакой. Я не знал куда еду и что впереди. Я просто продолжала движение, пока адреналин бесновался в крови, заставляя сердцеяростно колотиться и затуманивая мышление.

Я не скоро осознал, что выстрелы позади давно стихли, и теперь я слышу только рев мотора, и мерные стуки когтей убитого мной легионера о металл.

– Эй! – позвал я остальных – Там кто-нибудь есть?!

Ответа не последовало.

– Джим?! – повторил я свою попытку.

И снова тишина.

Я не стал останавливаться, чтобы проверить, что там позади. Но уже тогда ком тревоги поселился в моей груди, не давая дышать.

Через минут десять в кабине появился Хирург.

– Продолжай вести – сказал он.

– Там все в порядке? – спросил я.

– Вопросы потом. Вези нас домой, как можно быстрее.

– На аналоге мы до Филина не доберемся.

– Восстановить системы сможешь?

– Смотря, какие повреждения.

– Хорошо. Вези сколько сможешь, а потом будем решать.

Он убрался обратно, не дожидаясь моего ответа.

Тарантул заглох, когда солнце уже взошло и нагревало землю. Мы остановились и двигатель замолчал. Я огляделся. Вокруг, куда не посмотри, простиралось море высокой, зеленой травы, слегка покачивающейся от легкого ветерка. Мы потеряли шоссе, и я с трудом мог определить, в каком направлении нужно двигаться, чтобы попасть в Филин.

Я покинул кабину и прошел в жилой отсек. Открывшаяся мне картина ужасала. В правом борту зияла огромная, рваная дыра, покореженный металл вокруг нее был вогнут внутрь. Кровь заливала пол, приборы, стол за которым мы ужинали прошлым вечером и кровати на которых мы совсем недавно мирно спали. На полу лежали тела двух гончих и половина туловища стража.

На кроватях лежали двое, возле одного сидел Хирург, второе тело было накрыто одеялом с головой, и на белой ткани виднелись свежие кровавые разводы.

Я подошел ближе к Хирургу и заглянул ему через плечо. От увиденного холод пробежал по всему моему телу. На кровати лежал Джим. Его глаза были закрыты, лицо в крови, но он был жив, я видел как вздымается грудь. Он дышал тяжело, но он дышал.

– Что с ним? – спросил я.

Хирург поднял шприц с какой-то прозрачной жидкостью, щелкнул по нему пальцами, а затем взяв руку Джима ввел ему в вену все содержимое. Затем он поднялся и повернулся ко мне.

– Серьезная травма ноги. Разрыв связок, несколько переломов. Жить будет, но здесь я могу только облегчить его страдания. Нужно быстрее доставить его в больницу.

– Пастырь? Стив? – спросил я и услышал как дрожит собственный голос.

– Стива забрали первым – Хирург указал на дыру в борту – Пастырь мертв. Я не смог его спасти.

Я вновь взглянул на рваную дыру в металле и различил на ее краях следы крови. В одном месте висел клочок камуфляжного костюма, в другом я заметил несколько волос. И сразу же мне вспомнился тот жуткий крик, который я слышал в кабине. Вот чей это был крик. Стив кричал, когда тварь тащила его наружу, чтобы разорвать в клочья. Это был крик обреченного человека, отчаянно цепляющегося за жизнь.

Мои ноги подкосились, в глазах на мгновение потемнело, и я оказался на полу, жадно глотая ртом воздух. «Погибли» – звучала мысль в голове, которую я все никак не мог осознать – «Погибли. Пастырь мертв».

Затем я почувствовал резкий укол в шею, и словно очнувшись от сна, увидел стоящего над собой Хирурга. Он держал в руке пистолет для инъекций.

– Стимулятор – объяснил он невозмутимо – Сейчас не время размякать. Джиму нужно в больницу, так что осмотри системы и сделай что-нибудь, чтобы мы могли вернуться в город.

Я лишь кивнул в ответ и он подал мне руку.

Выйдя наружу, я дал себе минуту, чтобы привести в порядок мысли и отдышаться. Мир снаружи являл собой абсолютною умиротворение. Ветер шумел в траве и там же стрекотали насекомые. Эти звуки и общая картина окружающего нас, бескрайнего поля, способствовала успокоению. Хирург был прав, не время размякать, мы все еще находились в опасной зоне безо всякой защиты. «Время скорбеть придет, а сейчас ты должен как можно быстрее починить машину и двигать отсюда» – сказал я себе.

Двигатель частично вышел из строя, и по-хорошему требовал полной замены, что в таких условиях осуществить не представлялось возможным, даже если бы у нас был второй. Однако, примерно за полчаса, мне удалосьподключить к нему нашзапасной генератор, который должен был дать достаточно мощности на обратный путь, работая только на ход, без включения дополнительных систем. Но связь и навигацию все же пришлось запустить, чтобы знать в какую сторону двигаться и подать сигнал о помощи в город заблаговременно до прибытия. Потратив еще минут десять на то, чтобы снять мерзкую, зловонную тварь с капота, я вернулся за руль и сообщил Хирургу, что мы готовы продолжать путь.

Всю обратную дорогу я думал о погибшем Пастыре. «Что теперь будет? Как такое вообще могло произойти? Что за легион тварей атаковал нас?». Мысли путались, и я просто не мог поверить в то, что больше никогда не увижу нашего командира. «А может и с Грешниками теперь покончено? Может все кончено?» – думал я с ужасом. Мы столько раз покидали город и возвращались живыми и невредимыми. Столько раз мы оказывались в опасности и все же находили способ выбраться из нее. Как же случилось все это? Мозг просто отказывался воспринимать все эти события как реальность. Казалось, что все это кошмарный сон, приснившийся мне после ночного дежурства. На самом деле они все там, и Стив и Джим и Пастырь. Там, сзади, и все как обычно. Наше задание продолжается, и ничего не случилось. Такое просто не могло произойти. Пастырь столько пережил, столько всего прошел, он ведь не мог просто так погибнуть.

И лишь когда на горизонте появилась тень Филина я начал осознавать, что все это было не сном. Атака была, и я как никогда прежде был близко к смерти этой ночью. Пастырь погиб, Стив погиб, Джим ранен. Ночной кошмар не может быть и вполовину так ужасен как все произошедшее. Мы потеряли двоих.

Силуэт Филина рос на глазах, и вместе с ним росло мое осознание ужасных событий, и боль в груди усиливалась. Черный мрак застлал то будущее, которое еще вчера мне виделось ясным. Черный мрак перевернул мою жизнь. Я потерялся, абсолютно лишился возможности видеть впереди хоть что-либо кроме этого мрака. Невероятно сильно хотелось закричать, чтобы высвободить всю ту боль, что рвалась изнутри. А еще хотелось задать вопрос кому-то, кто знает все ответы. Вопрос – «Почему так случилось? Могли ли мы этого избежать?». Но не было никого, кто мог бы ответить. Чувство безграничного одиночества и полнейшей беспомощности давило на меня, и я вдруг ощутил себя таким маленьким, таким слабым, что стало страшно, больно, захотелось сильно зажмурится, сжаться и никогда больше не открывать глаза, никогда больше не видеть этого мира, наполненного ожившими ночными кошмарами.

Хирург, еще на подъезде к городу сообщил по рации, что у нас раненый, и как только мы въехали в ворота Филина, нас встретили медицинский фургон и группа по дезинфекции. Наш транспорт конфисковали. Джима, меня и Хирурга подвергли экстренному осмотру и, убедившись, что мы не подхватили никакой заразы, и ничего не провозим в себе, отпустили. Джима тут же увезли в больницу, и Хирург поехал с ним. Я тоже собирался, но он остановил меня и сказал:

– Отправляйся домой, Клайд. Сейчас ты ничем не поможешь.

– Я просто хочу быть с ним – начал протестовать я.

– В данный момент ты ему не нужен. Придешь завтра. Он не умрет, гарантирую.

С этими словами Хирург захлопнул передо мной дверь машины. В груди защемило от обиды и тоски. Я действительно ничем не могпомочь другу. «Но если не ему, то кому вообще я теперь нужен в этом мире?».

Я так и остался стоять у ворот, глядя как удаляется по серой улице медицинский фургон. Солдаты у ворот смотрели на меня с сочувствием, и когда я обернулся к ним, каждый отвел глаза. Они старались выразить понимание, но что они могли понять? Что они знали, сидя за прочными стенами города? Они не теряли друзей там, в ночи, они не теряли семью. Они не могли знать, как тяжело мне было.

А затем я вдруг поймал себя на мысли, что обвиняю их. Но эти парни, несущие свою службу и день за днем охраняющие наш город не виноваты в том, что случилось с Грешниками. Мне просто нужно было обвинить кого-то в случившемся, этого требовала злоба, во сто крат усиленная осознанием собственной беспомощности. Сложно винить слепую случайность или ненавидеть звериные инстинкты. Намного проще знать, что в твоих бедах виновен кто-то конкретный. Но мне не хотелось обвинять тех, кто никак не мог быть к этому причастен. Потому я быстро отвернулся и двинулся прочь, старясь не поднимать глаз, чтобы ни с кем не встречаться взглядом.

Я не сразу определился с тем, куда именно собираюсь пойти. Когда задумался об этом, сначала решил заглянуть в логово и напиться в баре. Но быстро отбросил эту идею. Мне было бы слишком тяжело оказаться там, где еще вчера мы готовились к предстоящей работе вместе. Потому я решил, что просто пойду домой. А по дороге куплю себе пару бутылок чего-нибудь крепкого и напьюсь так, как никогда еще не напивался прежде.

И пока я шел домой я ощущал такую пустоту внутри, словно разом пропали все мысли, воспоминания и желания. Я шел как тень, по оживленному Филину, и весь путь до дома не замечал, что меня окружают десятки людей. В тот момент я был по-настоящему одинок. Один единственный человек на огромной, пустынной планете. Я был один, и шел по опустевшему городу. И шел я из неоткуда в никуда.

Глава 12

Меня разбудил вызов по сети, стрелою боли отозвавшийся в голове.

– Слушаю – ответил я на вызов и сразу понял, что до конца еще не протрезвел.

– Клайд – узнал я грубый бас Хирурга – Джим пришел в себя.

– Как он? – тут же спросил я, разом вспомнив все ужасные события недавнего времени и морщась от нестерпимой боли в голове.

– Приемлемо. Можешь заглянуть к нему, если хочешь.

– Конечно, я приду.

– Хорошо. Но я тебя не встречу. Провел здесь ночь, и отправляюсь спать. До связи.

После этих слов он отключился, не дожидаясь ответа. Что еще можно было ждать от диалога с Хирургом? Однако я услышал все, что было нужно, и даже больше. «Если он провел с Джимом ночь, то сколько же я спал?» – спросил я себя. Оказалось, что я провел в забытье больше суток. Последнее, что запомнил, как вернулся домой и тут же, не раздеваясь, сел на стул и открыл одну из трех бутылок травяной настойки, очень популярной в Филине из-за своей дешевизны и убойного градуса. Пил прямо из горла. Алкоголь очень скоро принес мне душевный покой, который я так искал, и за который теперь приходилось расплачиваться мучительной головной болью и тошнотой.

Еще час после звонка Хирурга я провел в постели, пытаясь привести мысли в порядок и справится с похмельем. Ощущение нереальности всего происходящего только усилилось. Джим в больнице, Стив и Пастырь мертвы. Мне не хотелось думать об этом, не хотелось вспоминать ужасные события вчерашнего утра.

В итоге, я все же нашел в себе силы подняться, кое-как привести себя в порядок, и отправится в больницу.

Меня радовала мысль, что Джим жив и что я смогу его скоро увидеть. Но я совершенно не знал, что сказать ему при встрече. Как он отреагировал на все случившееся? Ведь Джим потерял больше всех остальных, он потерял брата. Я просто не мог представить себе, что именно он скажет. Джим, вечный шутник и весельчак, неужели и в этот раз он станет отшучиваться? Но если нет, то как воспримет все произошедшее? Я почему-то чувствовал себя виноватым перед ним, хоть и понимал, что никак не мог спасти Пастыря. Я шел к нему, в надежде увидеть друга, но всю дорогу размышлял о нашем предстоящем разговоре и понимал, что просто не знаю как смогу общаться с Джимом. Как мне показать, что сочувствую и скорблю вместе с ним? Мне казалось, что все мои чувства, насколько искренними они бы ни были на самом деле, покажутся ему фарсом, лишь пародией на истинную боль утраты. И думая обо всем этом, я с каждым шагом был все менее уверен в том, что вообще должен навестить его, и могу оказать хоть какую-то поддержку в сложившейся ситуации.

В Филине всего одна больница, но занимает она далеко не одно здание, а целый район, по размерам не сильно уступающий заводской зоне, где не только лечат, принимают роды и кремируют тела умерших, но и производят все научные изыскания, связанные с медициной, биологией и химией. Привычную серость Филина здесь сменяла белизна обитых пластиком стен. В нос бил запах антисептических препаратов, которыми неустанно обрабатывают помещения и улицы небольшие автоматизированные роботы-пауки, снующие под ногами и пользующие по стенам.

Проходя обязательную для всех посетителей антисептическую обработку в специальной камере два на два метра, где следовало стоять неподвижно в течение трех-пяти минут, я вспомнил, как приходил в медицинскую зону навещать отца. В этих стенах он пробыл не долго, около двух недель. Когда врачи установили, что опухоль у него в мозгу неоперабельная, он принял решение уйти из жизни. В подобных случаях законы Филина разрешали эвтаназию. Мне было нелегко примириться с этим его решением, но иного варианта не было и, зная, что финал все равно наступит скоро, мне не хотелось, чтобы он страдал остаток жизни. В тот день мы сидели с ним в палате целый день, вспоминали маму и мое детство, говорили о машинах и современном мире. И я на какой-то момент даже забыл, что это последний наш разговор. Вспомнил, лишь когда пришло время прощаться, и не смог сдержать слез. Он плакал тоже. А потом я ушел, держа в руках сверток с его вещами, и больше никогда не возвращался в медицинский блок. До этого дня.

Воспоминания о смерти отца еще более усугубили мое и без того тяжелое душевное состояние. Но подавить эти воспоминания я не смог. Идя по узким аллейкам, где неторопливо прогуливались посетители, врачи и пациенты, я то и дело натыкался на знакомые места, лавочки, фонтанчики и клумбы. И я был рад (насколько это слово вообще применимо в данной ситуации) наконец добраться до нужного корпуса, в котором, как сообщил дежурный на входе, расположили Джима.

Миловидная медсестра проводила меня к нужной палате и попросила не мучить пациента долгими разговорами.

– Он все еще под действием лекарств – сказала она, останавливаясь у двери в палату Джима – И ему необходим сон и покой, после операции.

– Операции? – переспросил я.

– Да. А вам не сообщили? – она удивленно захлопала ресницами.

Похмелье все еще напоминало о себе, и я никак не мог собрать мысли в некий единый, последовательный ряд.

– Что именно мне не сообщили?

– Нууу... – она потупила взгляд – У него было серьезное заражение и ногу пришлось ампутировать.

На миг у меня закружилась голова, и я собрал всю волю в кулак, чтобы не опереться рукой о стену или не осесть на пол. «Ампутировали» – это слово, подобно эху, вновь и вновь повторялось в моей голове. «Этого просто не может быть» – я зажмурился, прижав пальцы к глазам – «Все это нереально. Нереально!!!».

– С вами все в порядке? – спросила медсестра, как мне показалось без особой искренности в голосе.

Я лишь кивнул в ответ, открыл глаза и глубоко вдохнул, стараясь привести свое состояние в норму.

Явно не желая больше ни о чем со мной разговаривать, девушка лишь заключила:

– В общем, постарайтесь не волновать его.

Она спешно удалилась, оставив меня стоять у закрытой двери, глядя в ее чистейшую белизну и осознавая, что я просто не могу сделать этот шаг. Я не мог пересилить себя и войти внутрь. Я не хотел встречаться с тем, что увижу там. Мне было слишком больно и слишком тяжело. И я стоял, дрожа и сжимая кулаки в приступе молчаливого гнева и тихой паники.

Затем я отвернулся и быстрым шагом прошел в туалет, где мой желудок вывернуло наизнанку сразу, как только склонился над надраенным до блеска, белым унитазом. Все тело продолжало трясти. Рвотный позыв повторился снова и затем еще раз.

Когда желудок наконец опустел, я прошел к умывальнику, и несколько минут повторял одно и то же движение, опуская ладони под струю холодной воды, а затем выплескивая их содержимое себе в лицо.

Дрожь постепенно улеглась, и мне стало немного лучше. Физически конечно, а в душе я ощущал себя половой тряпкой. Однако на большее в реалиях всего происходящего, надеяться было глупо. Я выдохнул, вытер лицо и руки салфетками и вновь направился к палате Джима. Но больше я не собирался стоять в раздумьях, и просто выкинул все сомнения из головы, смыл их в унитаз вместе с содержимым своего желудка. Джим был и оставался моим другом, он потерял брата, он потерял ногу и мне плевать, насколько тяжела будет эта встреча, я должен увидеть его и быть рядом, должен сделать все, что в моих силах, чтобы ему стало лучше.

С этими мыслями я подошел к его палате и без колебаний открыл перед собой дверь. Внутри царил полумрак. Одиночная палата в больнице представляла собой квадратное помещение, лишь с одним окном, выходящим в коридор за дверью. На противоположной от двери стене находился проектор, который должен был скрашивать больному время лечения, транслируя различные городские передачи или просто демонстрируя видеоряд умиротворяющих пейзажей. Кровать располагалась слева от входа.

Когда я зашел, освящение было погашено, как и проектор, и свет проникал в комнату только сквозь плотное и мутное стекло единственного окна, пропускающее минимум света, но все же не дающее воцариться в комнате кромешному мраку. Дверь за мной закрылась и наступила тишина. Все больничные звуки стихли, и теперь я слышал только свое дыхание.

Дав глазам немного привыкнуть к полумраку, я начал потихоньку различать очертания комнаты. Возле кровати Джима стоял стул, и я медленно прошел к нему, думая, что он уснул и, не желая будить. Но я ошибся.

– Привет, Клайд – услышал я тихий голос, наполненный болезненной усталостью.

Этот голос напугал меня, так как совершенно не походил на голос моего друга. Возможно, не назови он меня по имени, я бы и не поверил, что на кровати передо мной лежит Джим, и пошел бы искать медсестру, которая перепутала палаты.

– Джим? – спросил я – Я разбудил тебя?

Я сел на стул, вглядываясь в полумрак, и пытаясь различить его лицо.

– Я не спал – ответил он – Просто попросил врачей не включать мне свет.

Снова ком боли зашевелился у меня в груди.

– Как ты, дружище? – спросил я с надеждой и осознал, что мой голос звучит так же нездорово и болезненно.

– А ты как думаешь? – он шевельнулся на постели, но я так и не смог понять куда направлен его взор, на меня или в стену.

– Мне отрезали ногу, Клайд. Эти ублюдки отрезали мне ногу – в этих словах не было ни капли эмоций, лишь сухая констатация факта.

Я вновь ощутил дрожь в собственном теле. Этот голос, ЭТИ слова. Боль сдавила дыхание. Я не знал, что ответить.

– Джон погиб – тихо сказал он.

– Мне жаль – выдохнул я и, протянув руку, положил ее на плечо Джиму.

– Я... – я запнулся, не зная что еще сказать и просто добавил – Прости.

Джим зашевелился, и теперь я точно знал, что он повернулся на бок, лицом к стене, убрав плечо из под моей руки.

– Зачем ты пришел, Клайд?

Этого вопроса я никак не ожидал, и он поставил меня в тупик.

– Я хотел увидеть тебя. Хотел знать, что ты в порядке.

– Но я не хрена не в порядке! Ты хотел увидеть меня таким?

– Разве это имеет значение? Мы же команда, помнишь? Как семья.

– Моя семья умерла – выдохнул он – И команды больше нет.

– Но ведь мы еще живы, верно?

– Живы – подтвердил он сухо и даже с неким отвращением в голосе.

Теплая полоса обожгла мою левую щеку и я ощутил соленый привкус на губах.

– Чем я могу помочь тебе, дружище?

В ответ Джим усмехнулся. Но это была не обычная его усмешка, не веселый и заразительный смех Джима. Нет. Это была усмешка полная иронии и боли.

– А ты можешь вернуть время назад, Клайд?

Вторая слеза обожгла мне правую щеку, за ней последовала еще одна. Я не мог остановить эти слезы. Через них наружу рвалась моя боль, мое отчаяние, мое осознание собственной беспомощности, все то, что накопилось во мне с того самого проклятого утра.

– Не могу, Джим. Прости. Хочу этого больше всего на свете, но не могу.

– Никто не может – и снова никаких эмоций. Словно он уже с этим смирился.

– Джим – начал я неуверенно, не зная, что именно хочу сказать – Все, что случилось...

– Этого просто не должно было произойти – перебил он меня холодно – Их было слишком много.

Я слышал, как задрожал его голос, как он напрягся

– Мы ничего не могли сделать. Я ничего не мог сделать. Как они там оказались? Почему их было так много?

– Я не знаю – я опустил взгляд в темноту – Но уверен, что когда ты встанешь на ноги, мы сможем в этом разобраться.

– А нужно ли в чем-то разбираться? Нужно ли вообще что-то делать теперь? Чтобы мы не делали, итог всегда один.

Я промолчал. Не было таких слов, которые могли бы сейчас вернуть Джиму бодрость духа и помочь пережить тяжелую утрату.

– Зачем ты пришел? – повторил он свой недавний вопрос, после затяжного молчания.

– Потому что все, что я могу сейчас для тебя сделать, это быть рядом.

– Но я хочу побыть один, Клайд. Оставь меня, ладно?

Я хотел что-то ответить ему, но так и не нашел нужных слов. И осознав, что совершенно ничем не могу быть ему сейчас полезен, я поднялся и пошел к двери.

– Я навещу тебя завтра – сказал я, не оборачиваясь.

– Как хочешь – ответил Джим тихо.

Я вытер ладонями щеки и спешно покинул палату.

Яркий свет больничного коридора ударил мне по глазам, и я зажмурился. Затем отошел в сторону, отворачиваясь от света, и прислонившись спиной к стене, закрыл лицо руками.Во всем теле чувствовалась слабость и нахлынула невообразимая усталость. Этот недолгий и тяжелый разговор растоптал во мне все остатки надежды на то, что все это еще может кончиться хорошо. Конечно, Пастырь погиб и Стив, но я все равно не верил во все случившееся до конца. Не мог осознать весь масштаб трагедии. А теперь, после встречи с Джимом, этот масштаб навалился на меня всем своим весом и растоптал окончательно. Не хотелось больше ни кричать, ни плакать, ни злится. Вообще ничего не хотелось. Я надеялся увидеть Джима таким как прежде. Подавленным – да, скорбящим – да, но не сломленным. Я никогда не думал, что этот человек может сломаться. Тот самый бесстрашный Джим, играющий со смертью наперегонки, и всегда ускользающий от нее смеясь и шутя ей в лицо. Но старушка с косой существует уже слишком давно в нашем мире, слишком давно она знакома с людьми, и знает подход к любой душе, может сломить любую волю. Вечных победителей нет и быть не может. И если даже Джим был сломлен и подавлен всем случившимся то что же мог поделать я? Мне больше не хотелось за что-то бороться, искать возможности помочь. Прошлого не вернуть, а это, как оказалось, единственное, что могло бы быть действительно полезно. Оставалось только ждать. Время умеет залечивать раны. Не все и не всегда, но может оно поможет Джиму. Мне хотелось в это верить, но не верилось. Настолько пустым и мертвым был его голос, словно из него выкачали все то жизнелюбие, всю ту беззаботность, которая была присуща ему еще пару дней назад. И эта перемена ударила по мне сильней чем боль утраты. Конечно, я не винил его за это, ведь он потерял семью, в довесок он потерял ногу, любой, даже самый боевой дух будет сломлен этим. Но все же... все же.

И я просто отправился домой. Джим хотел в одиночестве скорбеть о случившемся. Я надеялся, что смогу поддержать его потому что и сам нуждался в поддержке. Мы могли бы вместе справиться с горем, найти в себе силы пережить потерю. Но он выбрал одиночество, значит и мне придется бороться со своей болью одному.

На следующий день я вновь навестил друга. В этот раз, в его палате горел свет, и я смог увидеть лицо Джима. Оно было точно таким же как и его голос – усталым и лишенным всяческих эмоций. Он позволил мне посидеть рядом, но попросил ни о чем не спрашивать и ничего не говорить. И я сидел с ним два или три часа, в абсолютном молчании, а затем так же молча ушел. Так случилось и на следующий день и днем позже.

Поговорив с врачами я узнал, что Хирург заказал ему механический протез с нейронным подключением. Вроде как этот протез должен был возвращать человеку все ощущения и действовать как самая настоящая конечность, никак не стесняя движения. Я и не думал прежде, что у Грешников скоплено такое количество денег. Но протез этот будут производить на заказ, что займет какое-то время, и когда Джима выпишут, ему придется довольствоваться стандартным, механическим протезом, тяжелым и непослушным. Но меня волновало больше не физическое а душевное состояние друга. Я надеялся, что в какой-то день зайду к нему в палату и он улыбнется мне в ответ. Пусть не так как прежде. Пусть устало и измученно, но в этой улыбке я увижу тень грядущего выздоровления. И мы наконец-то сможем поговорить с ним. Поговорить о прошлом и о будущем. И в итоге он вернется, возглавит Грешников, и мы продолжим дело его брата. Пусть не сразу, пусть на это уйдут месяцы или даже годы, плевать, главное, чтобы я знал что это не слепая мечта а реальность, к которой мы вместе стремимся. Я навещал его постоянно, но перемен не было, и эта моя надежда медленно умирала.

Хирурга я видел не часто. Время от времени я приходил в логово и пропускал пару кружек пива в баре. И Хирург появлялся там, но мы обменивались лишь сухими приветствиями. Так же я ни разу не видел, чтобы он навестил Джима в больнице.

Первые дни после трагедии я обшаривал сеть в поисках случаев, похожих на произошедшее той ночью. Я искал объяснение такой неожиданной атаке, но ничего не находил. Легионеры не передвигаются, не живут и не охотятся разными видами. Таких прецедентов в прошлом просто не происходило. Но я не мог поверить в то, что эта была невероятная случайность. Не могло совпасть так, что сотни чудовищ, совершенно разных типов, с совершенно разными повадками и особенностями, в одну и ту же ночь оказались возле нашего лагеря, и напали, не обращая внимания друг на друга. Но ни в открытых архивах, ни в сети не было ничего, хоть отдаленно напоминающего наш случай и, в конце концов я бросил поиски, решив, что когда-нибудь обязательно разберусь в этом, даже если Джим в итоге не оправится, и Грешники прекратят свое существование. Когда-нибудь в будущем, но не сейчас. И без того слишком больно было вспоминать о той кошмарной бойне.

Еще на несколько дней я нашел себе занятие в гараже, починив машину, которую нам вернули в том же состоянии, в котором она находилась, когда мы в спешке прибыли в Филин. На ее починку ушло не так много времени как хотелось бы, и в итоге я снова не знал, чем себя занять.

Дни тянулись медленно и были наполнены серой безысходностью и полнейшей бессмысленностью. И мне стало казаться, что все вернулось на круги своя, что я снова оказался в том времени, когда еще не повстречал Грешников, когда меня бросила Джулия. Все было абсолютно так же – пусто, уныло и бессмысленно. И главное, не было никакой уверенности в том, что это когда-либо закончится.

Но все изменилось. Перемены пришли неожиданно и быстро. Так же быстро и неожиданно, как случилась трагедия, унесшая жизни Стива и Пастыря. Видимо все перемены в жизни происходят именно так. Однажды утром, в начале дня, который не должен стать каким-то особенным, в твою дверь позвонят, и кто бы там не оказался, ты не можешь быть уверен, что это не судьба, насытившись пустотой твоей повседневности, заявилась в чужом обличие, дабы увлечь тебя в очередное приключение, которое в сотый раз перевернет твою жизнь с ног на голову.