355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ник Перумов » Череп на рукаве » Текст книги (страница 4)
Череп на рукаве
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 11:12

Текст книги "Череп на рукаве"


Автор книги: Ник Перумов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Прикрывая друг друга огнём, отделение группками двинулось в глубь болота. За змеями последовали какие-то шерстистые аллигаторы, потом живые хищные лианы, потом…

В сущности, ничего интересного в этом не было. Мы сбились в тесный круг, ощетиниваясь стволами, и палили во всё, что двигалось. Правда, очень скоро нам пришлось экономить патроны.

За болотами начался асфальт. И танки. Старые списанные «гросстракторы». И странные корявые машины, кое-как слепленные из грубо сваренных вместе броневых листов, в которых я после некоторого напряжения памяти опознал самоделки утрехтских и уппсальских повстанцев. Надо же, целы…

Нам ничего не оставалось делать, как занять круговую оборону в очень кстати подвернувшихся развалинах какого-то домишки.

«Гросстракторы» открыли огонь издали, и стреляли они отнюдь не болванками, как можно было бы ожидать, а самыми настоящими боевыми стопятимиллиметровыми дурами.

Отделение взвыло. Такой подлости от господина вахмистра не ожидал даже я. Семь танков – три «гросса» и четыре повстанческих. «Гросстракторы» медлительны и неповоротливы, однако при нужде проедут сквозь прикрывающие нас стены, даже не развернув башни. Бронебойные штуки.

Недаром их так долго сохраняли на вооружении…

Микки выпалил из подствольника – попал «гроссу» в лоб, но, само собой, танк полз себе дальше как ни в чём не бывало.

Семь. Многовато.

У меня в животе стало как-то совсем гнусно. Фатих тихонько скулил, почти неслышно в рёве наползающих железных черепах.

Наши гранатомёты слишком слабы, чтобы повредить танки. А единственное уязвимое место – гусеницы – надёжно укрыты бронированными фальшбортами.

…Снаряд взорвался совсем рядом с нашим укрывищем. Заложило уши, я на время попросту оглох. Семь танков ползло на нас со всех сторон, и я почему-то не сомневался, что они раскатают нас в тонкий блин без всяких угрызений совести. Как там говорится? Несчастный случай в обстановке повышенного личного риска…

– Командир! Что делать-то, командир? – завопил Мумба.

А что тут сделаешь. Нет у нас ни серьёзных противотанковых гранатомётов, ни мин, ни даже боевого газа. Газа?.. Газа!

– Все, у кого ещё остались дымовые гранаты, сюда! – гаркнул я.

Гранат насчиталось восемь.

Лёжа мордами вниз среди груд битого опалённого кирпича, мы считали секунды и вслушивались в вязкий рёв перегретых моторов. И когда танки подошли почти вплотную, я скомандовал:

– Разом!

Между двумя «гроссами» вспухло облако дыма. В которое мы все и ринулись, уповая на то, что пулемётчики всё-таки не среагируют достаточно быстро.

И верно. Не среагировали. Когда я вырвался из облака, передо мной маячила здоровенная корма одного из «гросстракторов». Он всё ещё тупо пёр вперёд.

Эх, жаль, нет склянки с зажигательной смесью, незабвенным «коктейлем Молотова», закинуть вражине на моторные решётки.

Если бы танки сопровождала пехота – мы были б уже трупами. А так ничего, прорвались…

Мы опрометью бросились наутёк – к следующему зданию. И уже окружить себя не давали…

…Последний километр дистанции не содержал никаких сюрпризов. Но нам надо было пробежать его очень, очень быстро, потому что до двух часов контрольного норматива оставалось всего шесть минут. Вроде как и немало – но не после такого марш-броска, не после такой, с позволения сказать, «тренировки»…

Тяжело дыша, пропотевшие, покрытые грязью и копотью, мы перевалились через финишную черту. Нас встречали лейтенант, господин штабс-вахмистр – и три команды медиков.

Красные кресты сразу же решительно двинулись к валявшемуся на носилках Раздвакряку.

Я бросил последний взгляд на часы. Мы пришли вовремя. За сорок пять секунд до норматива. И, похоже, пришли первыми. Кроме нас, других рекрутов и близко видно не было.

– Поздравляю, отделение, – холодно сказал лейтенант. – Поздравляю, господа рекруты. Хотя ваше время далеко до рекорда нашей учебной роты, вы пришли первыми. И уложились в норматив. Поздравляю.

Я бросил выразительный взгляд на остальных и дважды кивнул головой. На третий кивок отделение в полную силу десяти глоток заорало уставное «Рады стараться!».

Раздвакряк открыл мутные глаза.

– Всё хорошо, Кряк, – нагнулся над ним Кеос. – Мы пришли первыми. И уложились во время.

– А… что… меня тогда стукнуло? – слабым голосом спросил Кряк.

– Я неудачно прыгнул, – сказал я. – Извини, Кряк. Так неловко получилось…

– Р-разговорчики! – прикрикнул господин штабс-вахмистр. – Отделение получит свой отпуск. А ты, рекрут, – палец герра Клауса-Марии Пферц… указал на меня, – ты, рекрут…

– Он уже не рекрут, вахмистр, – прежним холодным голосом сказал лейтенант. – Он производится в ефрейторы. И будет командовать этим отделением – посмотрим, как ты себя покажешь, Фатеев.

Так я стал командиром. Расстался с серебряной полоской обер-десантника. Взамен неё получил на рукав камуфляжной куртки, аккурат под скалящимся черепом, треугольную нашивку ефрейтора.

Ребята принялись хлопать меня по плечу, поздравлять, все, и даже Фатих. Лёд оказался сломан. «Командирский подлиза» привёл их к финишу первыми и, что более существенно, целыми.

– Весьма хорошо, ефрейтор, – подошёл ко мне и лейтенант. Протянул руку. – Весьма хорошо.

Я пожал его ладонь – крепкую, бугристую, ладонь отнюдь не барина-белоручки. Пожал руку врага. Имперца, одного из тех, кто отнял независимость у моей родины. Я пожал ему руку.

* * *

Муштра продолжалась. Настал черёд освоения десантной техники. Нас учили стрелять из всего, что имеет ствол, или направляющие, или хотя бы их подобие, и водить всё, что имеет колёса, гусеницы или хотя бы нечто, могущее быть к ним приравненное. Герр Клаус-Мария зверствовал в меру положенного господину старшему мастеру-наставнику, так что свои сакраментальные драения отхожих мест зубными щётками мы получили.

Прошло уже четыре месяца, как я носил чёрную форму «Мёртвой головы». Притерпелся и привык. Рекрутские ряды поредели – двое полегли на памятной всем «дистанции», один попался на воровстве у офицера и загремел на Сваарг, каторжную планету, ещё двоих отчислили «за полной неспособностью». Перевели во вспомогательные тыловые строительные части. Муштры там, по слухам, такой не было, зато вкалывать заставляли с утра до вечера, и притом за очень маленькие деньги.

Я командовал отделением. В принципе, на это место не могли назначить никого в ранге ниже фельдфебеля, но у нас рота была учебной, и это многое объясняло. В «боевых», кадровых ротах практически все солдаты были по крайней мере ефрейторами.

Настала пора ночных тревог с боевыми стрельбами. Пора «обкатывания» танками. И бесконечных упражнений в лабиринтах полуразрушенных бетонных коробок, имитировавших городские здания. Напалма при этом, как говорится, не жалели. Нашими противниками выступали аниматроники, вооружённые, правда, до зубов. Они палили, однако, из оружия куда более слабого, чем наше, не имели ни разрывных пуль, ни пуль со смещённым центром тяжести, и тем не менее раненых хватало, несмотря на добротные кевлавровые бронежилеты, точнее, не жилеты даже, а самые настоящие комбинезоны; при этом один рекрут из другого взвода и вовсе погиб, получив прямое попадание в лицо.

Конечно, для настоящего боя в городе, когда противник отчаянно дерётся за каждый дом и палит наступающим в спину из-за каждого угла и из каждого канализационного люка, такие потери были бы полной чепухой. Их просто не могло бы быть. Половина роты полегла бы в первый же день. Мы ещё слишком мало умели.

Нельзя сказать, что наше отделение всегда и везде держало первенство, но, во всяком случае, первые места мы получали чаще других во взводе.

Жизнь становилась рутиной. Мы привыкали к свисту настоящих пуль над головой. Человек способен привыкнуть ко всему. Даже к службе врагам своей собственной родины.

* * *

– Рекрут Раздвакряк!

– Я, господин штабс-вахмистр!

– А скажи-ка нам, рекрут Раздвакряк, в чём состоит нравственное преимущество подданных Империи перед жителями так называемых независимых миров?

– Э-э-э… нравственное… э-э-э… преимущество подданных Империи перед жителями так называемых независимых миров…

– Я помню, в каких выражениях я задал вопрос, рекрут Раздвакряк. Отвечай по существу. Или, если не можешь, селезень тупоумный, скажи об этом прямо, получи два наряда и не отнимай моего времени. Итак?..

– Ы-ы-ы… Нравственное преимущество в том, что жители Империи… э-э-э… едины. Они… э-э-э… имеют доступ… имеют… э-э-э… ко всем богатствам, созданным человеческой цивилизацией… ощущают… себя единым целым…

– Следовательно, нравственное преимущество подданных Империи заключается только в единстве?

– Никак нет, э-э-э… господин штабс-вахмистр… но также… э-э-э… в… высоком духе…

– Сядь, Раздвакряк. Селезень ты, селезень и есть. Ефрейтор Фатеев! Твоя очередь отдуваться. Раз подчинённые ни уха ни рыла.

– Слушаюсь. Разрешите отвечать, господин штабс-вахмистр?

– Отвечай, ефрейтор. И мой тебе совет – отвечай не как рекрут Раздвакряк.

– Слушаюсь. Нравственное преимущество граждан Империи заключается, во-первых, в единстве человеческой расы, во-вторых, в наличии нравственного стержня, каковым выступает верность правящему Императорскому Дому, в-третьих, в едином культурном, экономическом и идеологическом пространстве, в-четвёртых, в чувстве безопасности, и, наконец, в-пятых, в чувстве гордости за могучую державу, внушающую страх даже Чужим.

– Весьма хорошо, ефрейтор. Весьма хорошо. Учил. Сразу видно. Однако почему ж с подчинённых не спрашиваешь? На первый раз прощаю – но если Раздвакряк и дальше плавать будет, сам у меня нужники драить будешь. Всё ясно, ефрейтор?

– Так точно, господин…

– Отставить. Не будем терять времени. Рекрут Мумба! В чём заключается преимущество имперской формы правления по сравнению с так называемой демократией, трактуемой, согласно последним методичкам Главного Политуправления, как охлократия? Заодно можешь сообщить мне определение охлократии.

* * *

– Господа рекруты, – сказал лейтенант. Он всегда обращался к нам только так – господа рекруты, никаких экзотических представителей африканской фауны, излюбленных фигур речи господина старшего мастера-наставника Клауса-Марии Пферцегентакля. – Сегодня я должен объяснять вам основные задачи Имперских вооружённых сил. Впрочем, полагаю, что если вы добровольно вступили в их ряды, то должны сами представлять себе эти задачи. Я же сегодня поговорю совсем о другом. Но сперва посмотрите вот этот ролик.

Он щёлкнул переключателем, закрывая жалюзи на окнах класса. Осветился большой экран.

– Смотрите внимательно, господа рекруты, – проговорил лейтенант, отступая к стене. – Потом мы обсудим увиденное.

На экране появилось изображение. Какая-то явно чужая планета. Правда, земного типа. Перед нами расстилались сплошные болота. Чёрная вода, почти сплошь покрытая зелёным ковром кувшинок с крупными мясистыми венчиками всех цветов радуги, включая иссиня-чёрный. Встречались и довольно крупные плавающие островки, образованные, наверное, сплетениями корней, где поднимались короткие и толстые стволы уродливых пальм. Порхали какие-то крылатые ящерицы, из воды то и дело высовывались зубастые пасти хищников, преследующих добычу. По островкам метались мелкие зверьки, чем-то напоминавшие земных утконосов.

Ничего интересного. Хотя, конечно, нет, интересно. Кислородная тёплая планета – нам бы лишняя колония не помешала. Особенно тем, кто вынужден замерзать среди льдов.

– Смотрите внимательно, – напомнил лейтенант, хотя никто и так не отрывал глаз от экрана.

Небо тут тоже было зеленоватым, словно рассветная полоса.

На фоне зелёного неба над дальними вершинами того, что я бы назвал «лесом», стали возникать тёмные точки. Много. Они разлетались в разные стороны, пока не осталось двенадцать штук, которые понеслись прямо на объектив. Это оказались странного вида летательные аппараты, размером примерно с наш Schuetzenpanzerwagen. Под днищами полыхали пакеты дюз, в стороны растопырились короткие крылья. Один из таких «транспортов» завис прямо над чёрной водой, и из него по выдвинувшемуся пандусу горохом посыпались вниз какие-то существа, больше всего напоминавшие сухопутных спрутов. Каждое из созданий заковано было в подобие металлически поблёскивающего корсета.

Оказавшись в воде, спрутики очень резво поплыли, раздвигая зелёный покров. Хищных тварей они, похоже, совершенно не опасались.

Камера развернулась следом за спрутовым десантом. Теперь стал виден крупный остров, где возвышались уже настоящие деревья, не примученная топями мелочь.

Там, среди тёмных зарослей, что-то вдруг блеснуло, раздался гулкий треск. Прямо посреди болота, среди плывущего десанта взметнулся вверх столб воды, пены и перемолотых в мелкую кашу листьев. Вместе с водой вверх швырнуло и одного спрута. Щупальца, словно верёвки, бессильно колотили воздух.

Остальной десант мигом ответил. Головы спрутов ушли под воду, над поверхностью поднялись щупальца, сжимавшие нечто вроде небольших Faustpatrone. Миг – и утолщения сорвались с «направляющих», то, что можно было б назвать «ракетами», полетело вперёд, правда, не оставляя за собой никакого следа.

Миг спустя там, где только что высились деревья, забушевал огонь. Он взметнулся до самых небес. Правда, это длилось только миг – пламя угасло само собой. Даже ветки не загорелись. Но теперь оттуда не прогремело ни единого выстрела. Спруты деловито скрылись в зарослях. Запись остановилась и возобновилась, когда десант Чужих двинулся обратно, гоня пленных – каких-то покрытых шерстью существ, отдалённо напоминавших горилл. Насколько я смог понять, потерь осьминоги не понесли. Погибший от первого и последнего выстрела оборонявшихся десантник оказался единственным.

– Вот так воюют наши дальние соседи, – сказал лейтенант. – Мы называем их октопусами, акустическое самоназвание дбигу.

Дбигу… о них я только слышал. Другие рекруты, похоже, тоже.

– Один залп из лёгкого индивидуального оружия. Почти никаких разрушений. И никакого сопротивления. Вот с каким врагом нам предстоит столкнуться, господа рекруты. Дбигу – только пример. Крылатые, земноводные, иные… у вас будет спецкурс. Они обогнали нас на века. У человеческой расы есть только одна надежда – что мы, десант, и другие, мужчины и женщины, носящие Feldgrau, окажемся не по зубам этому чудо-оружию. Не броня, не сталь и не огонь – мы, одетые в камуфляж, носящие на рукавах эмблемы славных дивизий, сможем противостоять Чужим, вне зависимости от того, что они пустят в ход. Народ Империи верит в нас, и мы не имеем права обмануть его доверие.

…Мне особенно понравился пассаж об «эмблемах славных дивизий»…

* * *

Мы любим приписывать Чужим неимоверное, невероятное могущество. Чудесное оружие, непредставимая техника, материалы, всё такое прочее. Но это не так. Совсем не так. Космос состоит из одних и тех же элементов: что наша галактика, что Туманность Андромеды. И нарушить существующие законы Бытия не можем ни мы, ни Чужие. В этом, собственно говоря, и состоит наша надежда.

Что мы знаем о Чужих? Что их много, есть те, кто намного обогнал нас, а есть те, кто отстаёт на тысячелетия, по сю пору пребывая в счастливом неведении каменного века. Однако те, кто обогнал нас, на наше счастье, заняты какими-то своими малопонятными делами, не обращая на нас особого внимания. Есть несколько цивилизаций, чей уровень космической техники примерно равен нашему, но зато они существенно обгоняют нас во всём остальном. Их развитие шло планомерно, в отличие от нашего судорожного рывка, выведшего нас в Пространство задолго до того, как Человек Разумный оказался способен воспринимать совершенно новую картину мира.

Мы слишком поторопились. Подпространство открыли, когда остальные отрасли знания и близко не подошли к «галактическому порогу». Опять же в отличие от Чужих, развивавшихся, как сейчас принято говорить, «гармонично».

Да, в том-то и дело – мы вышли в глубокий космос, но это случилось слишком рано. Термояд – вот всё, что у нас было и есть. Никаких лазеров-бластеров, боевых роботов и прочей мишуры. Громадные корабли, умеющие раздирать пространство, тратя колоссальные количества энергии, – не больше. Остальное – генетика, медицина, соционика – уже мелочи. Микросхемы – слишком большие, компьютеры – слишком медленные, искусственный интеллект так и остался выдумкой футурологов, и даже в эпоху «покорения Галактики» наше оружие было в принципе таким же, как и при Иване Грозном, «за жестокость прозванном Васильевичем». Старый добрый порох, старые добрые пули. Снаряды, ракеты, самонаводящиеся и нет, танки, вертолёты. И, само собой, солдаты.

* * *

Выдержка из учебника политической истории:

В настоящее время Земная Империя представляет собой унитарное государственное образование. К сегодняшнему моменту в исключительном владении Империи находятся следующие звёздные системы (вставка со звёздной картой): Сириус (А и B), Ригил Кентаурус, Процион, Вега, Капелла, Арктур, Регулюс, Поллукс, Сигма Драконис (…), образуя как бы неправильную сферу диаметром примерно в сто световых лет…

* * *

В то воскресенье я снова пошёл в город. Правда, лишь после того, как закончилась тренировка со штабс-вахмистром. Клаус-Мария Пферц… похоже, начал-таки отличать меня среди остальных рекрутов. Во всяком случае, язвительные его шуточки почти прекратились – он деловито объяснял мне приём, показывал несколько раз, а затем заставлял повторять до тех пор, пока мне не удавалось его удовлетворить. То есть грамотно поставить блок от его удара или пробить его защиту. Ничего не скажешь, учил он на совесть.

Получив увольнительный билет, я медленно брёл по «Невскому», как прозвал для себя главную улочку военного городка, окружавшего базу. Ничего особенного тут, само собой, не было. Стандартные сборные двух– и трёхэтажные домики, с не слишком умелыми попытками разработчиков придать фасадам хоть какую-то индивидуальность. Первые этажи все светились яркими огнями всевозможных кабачков и баров – именуемых в народе «последним рубежом». По улицам чинно, неторопливо шествовали господа офицеры с супругами – наверно, собирались в клуб.

База и городок были явно велики для одной-единственной учебной роты из пяти взводов. Кроме нас, тут стояли также штаб, рота тяжёлого оружия, связисты, сапёры, медики и так далее – всего около четырёхсот солдат, включая рекрутов, да три десятка офицеров. Другое дело, что сюда, на базу, часто возвращали остальные части батальона, вроде как на отдых. Сейчас у нас как раз стояла вся третья рота – настоящая рота, боевая. Собравшаяся вместе для каких-то упражнений и сдачи неизвестных до сих пор мне нормативов.

Девочки-феечки на улице не показывались. Их дело – сидеть в барах, не оскорбляя своим видом взоров почтенных офицерш, примерных жен и ответственных матерей.

У меня сейчас, собственно говоря, было только одно дело – найти себе «партнёршу», у которой можно спокойно посидеть остаток вечера. В сумке у меня лежала «Прохоровка» Гюнтера Гланца – с официальным штампом батальонной библиотеки, одобренная и разрешённая к чтению. Господам рекрутам полезно узнать о героических битвах предшественников Третьей десантной в то не такое уж и давнее время, когда она ещё называлась «Третьей танковой дивизией СС „Мёртвая голова“ и если и не смогла одержать под русской деревней Прохоровкой полной и блестящей победы, то лишь по причине начавшейся высадки англо-американских союзников в Сицилии…

…Гилви мне искать пришлось недолго. Девчонка сидела в том же самом баре, где я встретил её прошлый раз. У наших рекрутов большим успехом пользовались отчего-то дамочки попышнее, и потому число шлюх «приятной полноты» всякий раз оказывалось непропорционально большим.

Гилви явно скучала. Сидела на высоком табурете, закинув ногу на ногу – так, чтобы продемонстрировать торчавшие из-под короткой юбки подвязки, – и покачивала чёрной лакированной туфелькой на невозможно высоком каблуке. Перед ней стоял запотевший бокал со шнапсом, но не похоже, чтобы она к нему притрагивалась.

– Гилви, привет.

Она повернулась, заулыбалась, откидывая со лба и глаз длинную белёсую чёлку.

– О, Рус, здравствуй. Ба! Что я вижу? На повышение пошёл? Ефрейтора заимел? Поздравляю, поздравляю, молодец! Ну, такое дело надо отметить. А вот что-то тут сегодня так тихо, не знаешь?

Я оглядел бар – и в самом деле полупустой. Прошлый раз тут, как говорится, яблоку некуда было упасть.

– Болтают, будто первый, второй и пятый взводы на ночные занятия бросили, – сказал я, усаживаясь рядом. – Что-то срочное.

– А вы как же?

– А мы, пятый взвод, – пока ничего, бог миловал. Выпьешь чего-нибудь?

– Выпить? Выпить – это мы всегда пожалуйста, – Гилви обвела стойку рассеянным взглядом. Бармен возле пирамиды пузатых и стройных бутылок разом подобрался, ни дать ни взять – тигр, к прыжку готовый.

 
Tiger, tiger, burning bright,
In the forests of the night,
What immortal hand or eye
Wrought that dreadful simmetry?[7]7
Тигр, тигр, жгучий страх,Ты горишь в ночных лесах.Чей бессмертный взор, любя,Создал страшного тебя?Пер. К. Бальмонта

[Закрыть]

 

– Что-что? – удивилась Гилви.

– Стихи такие, – объяснил я.

– А по-каковски это? Близко вроде – а непонятно…

– По-английски.

– А-а-а… ты и английский знаешь?

– Угу. Что ж тут странного? Столько книг хороших на нём написано…

– Кни-иг? А что, на общем их нет, что ли?

– Не все. Блейка, например, нету.

– Э, э, Рус, – испугалась Гилви. – Только не говори мне, что…

– Ты что, он не запрещён, – поспешил я успокоить девчонку. – За кого ты меня принимаешь?..

– А кто вас, русских, знает, вы все как один чумовые, – пробурчала она. – Ну ладно. Молодец ты, что английский знаешь. А я вот не сподобилась… – она вздохнула.

Вообще, я знал, у «подружек» не было принято ныть и жаловаться на судьбу. Да и не так плохо они жили.

– Ну ничего, ещё нагоню, – с нарочитой бодростью проговорила она. – Ты думаешь, чего я тут сижу? На университет коплю. Да и льготы нам, подругам, положены. Слушай, чего мы тут сидим, Фреду выручку делаем? Ко мне-то пойдём, нет?..

Я аккуратно положил на стойку две монеты в одну марку каждая и поднялся. Бармен Фред проводил меня кривым взглядом. Как бы не обозлился на Гилви, что мало раскручивала солдатика…

…«Подружка» по имени Гилви жила в двух шагах от бара, в маленькой двухкомнатной квартирке – чистенькой, аккуратненькой, где даже пыль, похоже, летала только повзводно и в установленных для полёта местах. Повсюду красовались вязаные разноцветные коврики и половики – похоже, Гилви занималась этим делом всё свободное время.

– Чай будешь? – крикнула она мне, скрываясь в кухне.

– Да, пожалуйста! – откликнулся я, доставая книгу. – И давай мне эту бумажку, которая для бухгалтерии…

Гилви вынырнула из кухни, как-то странно взглянула на меня.

– Ты опять ко мне как в читальню пришёл, что ли?

Я кивнул.

– Гмс… – она как-то неопределённо пожала плечами, вновь отправляясь к плите. – Ну, дело твоё…

– Сейчас как раз «Властителей душ» показывать станут, – сказал я, заглянув в валявшуюся на подзеркальнике программку кабеля.

Гилви что-то промычала. Почти сразу же засвистел чайник, и я вошёл на кухоньку, предвкушая горячую кружку в руке и интересную книгу на коленях – пусть даже с ней всё время хотелось спорить и возражать её каждому слову.

– Спасибо, – я принял чашку из Гилвиных рук. Рядом с блюдцем появился серо-голубой «Листок учёта интимных услуг», имя: Гилви Паттерс, персональный общегражданский номер… номер ВУС… личный номер ИВС…

Я быстро проставил, где надо, против названий «услуг» птички с галочками и крестиками, широко расписался, аккуратно вывел в квадратиках слева внизу свой собственный военный номер. Всё в порядке. Гилви получит по высшей ставке.

– Спасибо, – теперь поблагодарила она. Правда, с каким-то странным выражением в глазах, но я этому значения не придал. Меня это не касалось. Мне хотелось просто посидеть в тишине – или даже под бормочущий телевизор – и почитать, неспешно попивая горячий чай. И – ух ты! – даже с вареньем. Из широкогорлой древней стеклянной банки, сейчас таких уже не делают.

– Сама варила? – не удержался я от вопроса.

– Угу. Попробуй. Бабушка научила. Говорят, у меня неплохо получается.

Я попробовал.

– Бабушка не зря старалась, – сказал я. – Здорово, Гилви. Не, на самом деле здорово! Малина классная…

– Спасибо, – Гилви неожиданно зарделась. – Ну… так я пойду, да?

– Ага, конечно. Телик включи, мне он мешать не будет.

– А я?

– Что «ты»?

– Я тебе мешать не буду?

– С какой стати? – удивился я. – Нет, конечно.

Она выразительно подняла брови, но ничего не сказала. Повернулась, ушла в комнату. Я отхлебнул чаю и раскрыл книгу.

…К концу дня 11 июля 1943 года 5-я гвардейская танковая армия сосредоточилась в районе контрудара. Командующий Воронежским фронтом маршал Ватутин усилил армию генерала Ротмистрова 2-м гвардейским танковым корпусом, 2-м танковым корпусом, 1529-м самоходно-артиллерийским полком, 522-м и 148-м гаубичными артиллерийскими полками, 148-м и 93-м пушечными артиллерийскими полками, а также 16-м и 80-м полками гвардейских миномётов. Вернувшись в штаб, вечером 11 июля генерал Ротмистров передал своим частям приказ Ватутина, гласивший: «На рассвете 12 июля во взаимодействии с войсками 1-й танковой и 5-й гвардейской армий нанести решительный удар с целью разгрома противника юго-западнее Прохоровки и к концу дня выйти на линию Красная Дубрава – Яковлево.

Я бы хотел оказаться там. В аду и грохоте столкнувшихся танковых лавин. Пятая гвардейская танковая армия, устремившаяся в самоубийственную атаку, – без малого две пятых машин (тридцать девять процентов, если быть точным) в её боевых порядках составляли лёгкие «Т-70», не представлявшие практически никакой угрозы для тяжёлых «тигров», «пантер» и «Т-IV» – кроме как с дистанции пистолетного выстрела.

…Численность танков в танковых корпусах 5-й гвардейской танковой армии на 11 июля:

18-й танковый корпус: «Черчилль» – 21; «Т-34» – 103, «Т-60» и «Т-70» – 63;

29-й танковый корпус: «КВ» – 1, «Т-34» – 130, «Т-60» и «Т-70» – 85; «СУ-76» – 9; «СУ-122» – 12…

233 «тридцатьчетвёрки» и 148 лёгких танков, бесполезных даже в ближнем бою…

Там умирали мои предки. На скверных «тридцатьчетвёрках» с ещё более скверной оптикой – против первоклассных боевых машин Рейха, поражавших русские танки с двух километров – против жалких пятисот метров, с которых пушка «Т-34» ещё могла осилить немецкую броню.

Пятая гвардейская потеряла в том бою три четверти своих танков. Но задачу она выполнила. Рейх не прошёл в Прохоровку. И пусть тот же Гланц задним числом теперь уверяет, что танковый корпус СС «и не собирался наступать». Пусть. Я знаю правду.

Чай быстро кончился в кружке. Как хорошо, когда можно просто протянуть руку за чайником и…

– Рус! – негромко окликнула меня Гилви.

Я повернулся. И не то чтобы обомлел – не мальчик, слава богу. Но что изрядно удивился – это точно.

Она стояла в дверном проёме. Как сказал бы какой-нибудь литератор – полуобнажённая. Хотя я сам предпочитаю более простое «полуголая». Во всех обязательных к ношению «подружками» подвязочках, чулочках и прочих деталях женского нижнего туалета, названиями коих я никогда не интересовался. Далька, например, и лифчика-то отродясь не носила.

Очевидно, Гилви, в свою очередь, как и dame гауптманн, следовала каким-нибудь методичкам Академии Военной Психологии.

Наверное, всё это должно очень сильно возбуждать. Не знаю, может быть, я ненормальный – с точки зрения методичек. У меня лично всё это вызывает чувство стыда с поджиманием пальцев в ботинках.

– Красивая? Нравлюсь? – осведомилась она, кокетливо выгибаясь. – Может, всё-таки отложишь книжку и перейдём к несколько более весёлым занятиям?

– Гилви, – осторожно сказал я, не закрывая книгу. – Прости, пожалуйста, зачем тебе это надо? Прошлый раз всё было хорошо. И тебе, и мне. Зачем всё это… представление? Можно подумать, ты от желания умираешь. Господи, Гилви, я же знаю – у тебя тяжёлая, выматывающая работа. Работа, а не удовольствие. Удовольствия от очередного рекрута в твоей постели ты не получаешь. Совсем даже напротив. По-моему, радоваться надо, что мне от тебя ничего не нужно.

– А ты думаешь, мне приятно, что ты на меня как на бревно смотришь? – вспыхнула она. – Что лучше всего меня б тут совсем не было?

– Прости, Гилви, – я поднялся. – Не хотел тебя обидеть.

Она скорчила гримасу.

– Не хотел, не хотел, я знаю… Просто обидно, что я для тебя вообще не существую. В кои веки зашёл нормальный хороший парень – и на тебе…

– Откуда ты знаешь, что я нормальный? – заметил я. – Нормальный бы, наверное, тебя бы успел уже раза два, а то и три…

– Куда им! – Гилви махнула рукой, засмеялась. – Слабаки. Один гонор, и ничего больше. И каждый требует, чтобы ему сказали, будто бы он – самый лучший и способен за ночь сто девственниц осчастливить. Ты когда-нибудь осчастливливал девственницу, Рус?

– Что-то не припоминаю, – сказал я, и мы оба засмеялись.

С ней отчего-то было легко смеяться. И говорить. И даже господин штабс-вахмистр Клаус-Мария Пферц… в моём изложении получался вовсе не извергом, каким его не без основания считали почти все рекруты, а забавным шутником.

– Клаус-Мария? Вахмистр? – Гилви вдруг наморщила лоб, что-то припоминая. – Как же, как же… подружка про него рассказывала… Вошёл, такой весь из себя бравый, грудь в орденах, морда в шрамах. А потом… – она прыснула, – вдруг ей и говорит: «Свяжи, мол, мне руки колготками, раком меня поставь, сама садись сверху и хлещи меня по голой заднице, как только можешь». Представляешь?…

Я не слишком в это поверил, но тоже старательно расхохотался. Наверняка это тоже соответствовало какой-нибудь психологической методичке, рекруты должны смеяться втихую над начальством, чтобы кто-нибудь не разрядил в это самое начальство всю обойму.

Отсмеялись. Выпили ещё чаю.

– Завидую я твоей девчонке, – вдруг сказала Гилви. – Мне б такого парня… когда с другой – можно, чуть ли не заставляют – а он ни-ни… Чего она на тебя взъелась, не скажешь? Я всё равно никому не расскажу. Да и не бываю я в ваших краях – знаю, там имперцев не любят…

– Вот потому и она тоже меня… того, – не выдержал я.

– Из-за того, что ты в армию пошёл? – ахнула Гилви.

– Ну да.

– Ну и ду… вот глупая, – успела поправиться Гилви. – Империя, армия – это ж хорошо! У нас на планете армию все любят.

– А откуда ты?

– Третья Зета Жука. У нас, покуда Империя не пришла, плохо было. Ой как плохо! Лорды всё под себя подгребли, сословия, цехи, ля-ля, тополя, туда не шагни, здесь не ступи, не суй своё простонародное рыло к благородным, первую ночь – сеньору…

– К земле не прикрепили, часом?

– К тому всё шло. Лорды друг на друга набегами ходили, жгли да грабили всё подчистую. Мужиков и ребятню – в полон, баб – к плетню привязать в ряд, юбки на голову – и пожалуй, дружинушка, развлекаться. Оттрахают всех, уйдут… Ох, хлебнули ж мы горя. А потом армия пришла. Как раз «Мёртвая голова» у нас и высадилась. В три дня порядок навели. Лордов, кто сопротивляться вздумал, – на осину. Без суда и следствия. Кто в леса вздумал бежать – объявили награду, выследили с помощью местных, окружили и взяли. Кто с оружием попался – опять же на осину. Кто сдался – каторга и поражение в правах. Но в живых оставили. Я после того поняла – если хочешь чего-то, держись, во-первых, Империи, во-вторых – армии. Правильные люди тут. Даже если любят, чтобы им руки колготками связывали, – она хихикнула. – Я, когда вербовалась, сразу сказала – отправьте, мол, туда, где «Мёртвая голова» стоит. Или её части. Так вот сюда и попала.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю