Текст книги "Король Чернило. Том 2"
Автор книги: Ник Кейв
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
TIME JESUM TRANSEUNTUM ET NON RIVERENTU
TIME JESUM TRANSUENTUM ET NON REVERTENTUM [3]3
Страшись ухода Иисуса, ибо он никогда не вернется (лат.)
[Закрыть]
Нас позвали в лес, и мы явились в лес
Дул ветер, болтливый и теплый
Мы пытались проникнуть в тайны вселенной
И мы взяли в плен демонов
И выпытывали у них, что все это значит
Мы привязывали их к стволам деревьев и пытали поодиночке
Пока на клочке бумаги они не начертали нам эти слова
И когда мы прочли их, луч солнца просиял во тьме чащобы:
«Страшись ухода Иисуса, ибо он никогда не вернется»
Затем мы направили стопы к дому, оставив лес позади
И наши сердца, познавшие силу любви, ликовали
Но в пути непонятно как и где мы потеряли записку
И вернувшись домой, купили собственный дом
И купили машину, которая нам не нужна
И купили клетку и двух канареек
И теперь вечерами сидим и слушаем их свиристенье
Потому что нам нечего молвить друг другу
Теперь все звезды повешены криво
А луна и солнце светят не так как раньше
Но я-то помню записку в руках у демона:
Страшись ухода Иисуса, ибо он никогда не вернется»
Перевод Илья Кормильцев
THE FLESH MADE WORD
Перевод Элена Вейрд
И ПЛОТЬ СТАЛА СЛОВОМ
Радио Би-Би-Си, 3 июля 1996 года
Иисус сказал: «Где двое или более соберутся во имя Мое, там и я среди них». Иисус говорил так потому, что там, где собираются двое или более, возникает общение, язык, воображение. По-является Бог. Бог – это результат творческого воображения, и с помощью Бога воображение начинает свой полет.
Будучи ребенком, я верил в то, что фантазировать грешно. Воображение представлялось мне темной комнатой за огромной железной дверью, скрывающей все виды самых постыдных мечтаний. Я мог почти слышать свои тайные мысли, коло-тящиеся в дверь и скребущиеся за ней, шепчущие, чтобы я выпустил их наружу. Высказал. Тогда я не мог подумать, что подобные темные существа могут быть посланы самим Богом. Будучи восьми лет от роду, я пел в хоре нашей местной англиканской церкви, и посещал службу два раза в неделю в следующие четыре года, но тот Бог, о котором говорил священник, казался отдаленным, чуждым и каким-то невнятным. Итак, я сидел на клиросе в своей темно-красной рясе, в то время как кровавые мысли струились из-под железной двери моего воображения.
Когда я немного подрос, мой ныне покойный отец решил, что настала пора передать сыну определенные знания. Мне было тринадцать, когда он пригласил меня в свой кабинет, закрыл дверь и начал декламировать великие кровавые строки из шекспировского «Тита Андроника», или из сцены убийства в «Преступлении и наказании», или целые главы набоковской «Лолиты».
Отец вздымал руки, затем показывал на меня и произносил: «бот это, мой мальчик, и есть литература!», и мне казалось, что ему придавало силы ощущение собственной причастности к некоему тайному знанию. Я сидел и слушал безумные слова, вылетавшие из его уст, будучи счастлив оттого, что он пригласил меня в свой странный, невозможный мир. Я замечал, что иногда отец терялся в этом потоке собственной творческой энергии и (хотя отец подсмеивался над этим моим наблюдением) что он находил в своей любимой литературе Бога. Литература возвышала его, поднимала над обыденностью, уносила от посредственности и приближала к божественной сущности вещей. Тогда я еще это не понимал, но иногда догадывался, что то же самое проделывало искусство и со мной: уносило меня от обыденности, защищало меня. Итак, я засел и начал писать очень плохие стихи.
Когда нам было по пятнадцать, мы с друзьями создали рок-группу, и вместо очень плохих стихов я принялся за очень плохие песни, содержание которых было навеяно в основном книгами, которые я в то время читал.
Позднее я поступил в художественную школу, где увлекся религиозным искусством, в основном, думаю, потому что это раздражало моих учителей, уверенных, что следует интересоваться более современными формами живописи. У меня имелись репродукции Грюневальда, Фра Анжелико, Эль Греко, Тинторетто и прочих старых мастеров, которыми были залеплены все стены моего рабочего пространства, и я обнаружил, к своему немалому изумлению, что постепенно узнаю библейские сцены, вспоминаю основных персонажей и их истории. Это по-будило меня пойти и купить карманную Библию, открыть ее на первой странице и начать читать. Я обнаружил, что библейские рассказы находят отклик где-то в глубинах моего подсознания, посеянные там во времена пения в церковном хоре. Я все еще писал песни для нашей группы и довольно быстро нашел в крепко сколоченной прозе Ветхого Завета отличный язык, загадочный и знакомый одновременно, который не просто отражал мое состояние в то время, но давал много пищи для моих артистических потуг. Я слышал в нем голос Бога, суровый, ревностный и безжалостный. Тысячи желчных умозаключений, сделанных мной относительно себя и этого мира (а таковых было немало), находили подтверждение в Ветхом Завете и скалили мне зубы со страниц Библии. Бог Ветхого Завета был жестоким и злобным, и я обожал то, как Он стирал с лица Земли целые народы по своей прихоти. Я был восхищен книгой Иова, тем тщеславным, неверующим Богом, который превратил жизнь своего «непорочного и справедливого» слуги в настоящий ад. Один из друзей Иова по имени Елифаз заметил, что «человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх», и эти слова показались верными моему испуганному маленькому сознанию. И почему человек рождается для страдания, подчиняясь такому тирану, как Бог? Таким образом, после чтения Ветхого Завета у меня сложилось впечатление о человечестве, как о жалких рабах, страдающих под тиранией деспотичного Бога, и это ощущение стало просачиваться в мои песни. Как следствие, в словах начала звучать агрессивная, свежая энергия. Моя группа, называвшаяся «The Birthday Party», представляла собой смесь тяжелых увесистых ритмов и искаженных, пульсирующих гитарных звуков, и все, что мне оставалось, это выходить на сцену, открывать рот и изрыгать Господни проклятия. Из моего горла извергались потопы, адское пламя и жабы. Как бы сказал Уильям Блейк: «Я сам ничего не делал. Я просто направлял перст указующий, а святой дух довершал дело». И хотя тогда я этого не понимал, Бог говорил не просто со мной, но через меня, и его дыхание было зловонным. Я был пророком Господа, говорившего на языке желчи и блевотины. И какое-то время это меня вполне устраивало.
Через несколько лет «The Birthday Party» распались, и к тому времени я уже несколько устал от группы, равно как и от моих творения, и мне становилось невероятно сложно выдавливать из себя новые в том же духе. Я чувствовал себя больным и вызывающим отвращение, и мой Бог пребывал таком же состоянии. Было тяжело испытывать отвращение все время. Постоянная ненависть изматывала меня и причиняла боль. Я ползал по сцене, вглядывался в искаженные лица, размахивающие и потрясающие кулаками, корчащие рожи, и чувствовал себя абсолютно раздавленным и больным. В конце концов, я решил, что наступило наилучшее время, чтобы сменить круг чтения, а посему закрыл Ветхий Завет и открыл Новый.
Там, в четырех прекрасных поэмах в прозе, созданных Матфеем, Марком, Лукой и Иоанном, я медленно узнавал Иисуса из моего детства, волшебную фигуру, сошедшую со страниц Евангелия, человека страданий, и именно через Него мне был предоставлен шанс пересмотреть свои отношения с миром. Голос, который теперь звучал во мне, был мягче, печальнее, проникновеннее.
Чем больше я читал Евангелие, тем больше Христос поражал мое воображение, потому что вся его история была для меня полетом воображения. Христос, называющий себя Сыном Человеческим и Сыном Божьим, был именно тем – человеком из крови и плоти, так тесно связанным с творческими силами внутри себя, так открытым Своему драгоценному, огнеподобному воображению, что Он стал физическим воплощением источника этих сил, Бога. Во Христе больше всего проявлена та сторона духовности, с помощью которой мы можем стать подобными Богу.
В Евангелии от Иоанна приведена чудесная притча: книжники и фарисеи приводят к Христу женщину, взятую в прелюбодеянии, и, искушая Его, спрашивают, должны ли они побить ее камнями, как заповедал им Моисей. Христос ничего не отвечал, но молча чертил на песке, словно не слышал их. Так как фарисеи продолжали настаивать, Христос поднял голову и произнес: «Кто из вас без греха, тот пусть первым бросит в нее камень». И вновь склонился. Для меня, в этом кажущемся небрежным жесте, в наклоне и черчении на песке, видится как Христос пребывает в единении с Самим Богом. Затем Христос изрекает слова, которые обезоруживают его противников, – потрясающие слова! – вновь ссутуливается и возвращается к общению с Богом. Именно так Христос показывает, как творческое воображение способно победить врагов, как все мы защищены потоком собственного вдохновения.
Совершенно ясно, что Иисус более всего презирал и неотступно осуждал влиятельных лиц, олицетворяющих собой установленный порядок вещей, книжников и фарисеев – этих тупых, ограниченных школяров религиозного закона, которых возмущал каждый Его шаг. В них Христос видел противников воображения, перекрывающих духовный полет человека и удерживающих его в теологических ловушках, умствованиях и законе. Что отпугивало многих от Христа и что до сих пор, словно помет, лежит на пороге любой христианской церкви, это фарисейская озабоченность буквой закона в противовес живому слову. Святой Павел писал в Послании к Коринфянам: «Буква убивает, дух животворит». Но как кто-то может быть возвышен духовно, если связан цепями религиозной юриспруденции? Как можно диктовать волю воображению? Как вдохновение или что-то в этом духе от Бога может следовать какой-то морали?
«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, – упрекает Христос в Евангелии от Матфея, – что затворяете Царство Небесное человекам». И далее продолжает: «Вы уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, но внутри полны костей мертвых». Именно так говорил Господь, и я обнаружил, что в Его речах, одновременно сострадательных и язвительных, много общего с моими собственными размышлениями. Христос был прощающим, милосердным и любящим, но, прежде всего, Он был Сыном Ветхозаветного Бога, и кровь Его отца все еще кипела в Его венах. Бог-Отец эволюционировал, создав Своего Сына. Он продвинулся вперед. Отныне милость Христа не была более предназначена для избранных наций и их царей, и великие награды не были обещаны теперь лишь для светских и духовных господ. Христос, Бог– Сын, пришел как личность, Слово стало плотью, для того, чтобы исправить неверно понятые заповеди Своего Отца – или, как писал
Павел к Коринфянам, «мир через Христа примирился с Богом». Христос пришел исправить ошибки Своего Отца. Христос, че-ловек, питающий отвращение к самой идее духовной элиты, творил с каждым. Он пришел с даром истолкования, любви, воображения. Иисус говорит в Евангелии от Иоанна: «Слова, которые я говорю вам, есть дух, и есть жизнь», и в этих словах, которым Он изъясняется, и есть Слово, столь проникновенно и таинственно прослеживающееся в Евангелии. Христос есть само воображение, порой ужасное, порой иррациональное, воспламеняющее и прекрасное – одним словом, Богоподобное.
И во мне так же, как во Христе, течет кровь моего отца, и именно от него я унаследовал, среди всего прочего, любовь к литературе, к слову. И, как Христос по отношению к Своему Отцу, я – последующее поколение, и (да простит меня отец) прошел дальше отца по пути эволюции. Мой отец всегда хотел писать книги, и в том кабинете, куда он приводил меня для того, чтобы общаться посредством языка других, где он давал, а я получал знания, был стол, хранящий несколько начатых, но незаконченных романов, написанных четким почерком, пронумерованных и сложенных в аккуратно подписанные папки – грустная картина! Когда мне было около двенадцати, отец как-то странно спросил меня, что я сделал для человечества. Я понятия не имел, о чем идет речь, а посему вернул ему вопрос, поинтересовавшись, что сделал он. Отец ответил, что сочинил пару коротких рассказов, напечатанных в журналах, и я гордился вместе с ним, когда он демонстрировал их мне. Однако я заметил, что журналы были давние и что эти короткие рассказы оказались семенами, которые так и не дали всходов.
В 1985 году я переехал в Берлин, где задумал написать роман, а посему последующие три года провел, запершись в комнатке в Крюцберге, занимаясь сочинительством. Я назвал его «И узрела ослица Ангела Божия». Роман был о сумасшедшем, замкнутом мальчике по имени Юкрид Юкроу, который, будучи лишенным дара речи, в конце концов взрывается гневом и ставит на колени сектантскую общину, в которой живет. История, происходящая на американском Юге и рассказанная голосом (или, скорее, не-голосом) Юкрида Юкроу, написана поэтизированным языком мыслей, не предназначенных для высказывания вслух, – тем смешанным языком, состоящим частично из библейского стиля, частично из южного диалекта, частично из уличного сленга, временами бесстыдно почтительного и, наоборот, почтительно бесстыдного. На протяжении всего повествования Бог сообщает немому мальчику различную информацию, наполняя его сознание плохими мыслями, «ненависть исходит прямо от Бога», как он называет это, но, будучи не в силах передать это кому-либо и с кем-либо поговорить, Юкрид взрывается, как закупорившаяся труба. Для меня Юкрид воплощает собой лишенного речи Иисуса, нереализованного художника, превратившего свое внутреннее воображение в сумасшествие.
Бога следует искать не во Христе, а через Него. В Евангелии от Фомы, гностическом папирусе, открытом Нагом Хаммади в Египте в 1945 году, Христос произносит, что «царство внутри вас и снаружи вас». Эти строки должны были ужасать ранние христианские конфессии, поскольку делают их ненужными —зачем нам нужна церковь, чтобы приблизиться к Богу, если Он уже живет внутри нас? – и на Никейском соборе было решено не включать их в канон Нового Завета. Но даже если оставить в стороне совершенно разрушительные последствия этого заявления, можно заметить, что основное ударение здесь делается на личности человека. Вместо восхвалений единственного и личностного Бога как всемогущего, всезнающего, все-видящего существа, живущего где-то несоизмеримо далеко, упор делается на человеке, на посреднике, без которого Богу ничего больше делать.
«Где двое или более соберутся во имя Мое, там и я среди них», – говорил Иисус. Поскольку мы являемся божественными созданиями, мы испытываем потребность в творчестве. Божественности следует предоставить свободу протекать через нас в виде языка, в виде общения, в виде воображения. Я верю, что наша духовная сущность должна быть основана на примере Христа. Через нас Бог говорит, мы нуждаемся в Нем так же, как и Он нуждается в нас. Бог обрел жизнь через моего отца, бушевавшего и неистовствовавшего в своем кабинете, декламируя любимые литературные произведения, и умер в его столе на нескольких страницах, содержавших первые болезненные выражения его мертворожденных мечтаний. Мой отец спрашивал меня, что я сделал для человечества, и двенадцати лет от роду я не мог ему дать ответ. Теперь я знаю его. Так же, как и Христос, я пришел во имя моего отца, чтобы продлилась жизнь Бога живого.
THE BOATMAN’S CALL
В МОИ РУКИ
И не верю во вмешательство Бога
Но я знаю, дорогая, что ты веришь
И я преклоню колена и Его попрошу
Не стоять рядом, когда я приду к твоей двери
Не касаться твоих волос
Оставить такой, как ты есть
И если Он может направить тебя
Го пускай приведет ко мне
В мои руки, Господь
В мои руки
И я не верю в каких-то там ангелов
Особенно, когда смотрю на тебя
Но если бы я собрал их вместе
То попросил бы не терять ни дня
Зажечь для тебя все свечи
Сделать прямым и светлым твой путь
Чтобы привести, как Христос, в любви и свете
Тебя в мои руки
В мои руки, Господь
В мои руки
Но я верю в Любовь
И я знаю, что веришь ты
И я верю в то, что есть путь
По которому мы можем вместе пройти
И потому держи свои свечи крепче
Пусть ее дорога будет светла
Надеюсь, она придет
И уже не уйдет никогда
В мои руки, Господь
В мои руки
Перевод Элена Вейрд
ЛИПОВАЯ БЕСЕДКА
Одинокая чайка прильнула к воде,
Зов гребца – туманные звуки...
В той беседке из липы на берегу
Я ладонью укрыл твои руки.
И в деревьях ветер шептал
«Я люблю тебя» тихо-тихо.
Наши пальцы переплелись
Как резьба в той беседке из липы.
И где бы я ни был, и чем ни дышал,
Всегда прихожу к одному:
Где-то есть руки, что меня защитят,
И я тебя люблю.
Словно реки страданья текут,
Не спастись нам от вечной муки.
В той беседке на берегу
И ладонью укрыл твои руки.
Крики стихли, и чайка плывет,
И над гладью воды стало тихо.
Наши пальцы переплелись
Как резьба в той беседке из липы.
И все, что я знаю, о чем говорю,
Все сводится к одному:
Твои руки меня защитят,
И я тебя вечно люблю.
Перевод Илья Маркин
ЛЮДИ НЕ ТАК ДОБРЫ
Люди не так добры
Это понятно с той самой поры
Как оглянешься вокруг
И увидишь, что все они лгут
Мы женились в вишневых деревьях
И цветами усыпаны клятвы
А потом все цветы облетают
И на улицах слезы тают
Солнце струится сквозь ветви
Его разбудили птицы
Мы купили воскресные газеты
И не прочли из них ни страницы
Люди не так добры
Люди не так добры
Люди не так добры
Зима обнажает деревья
Сменяются времена года
Другие торчат ветви
Другая стоит погода
Зима нас бьет кулаками
Окнами хлопает ветер
Занавески рвутся на части
Сшитые из платья невесты
Люди не так добры
Люди не так добры
Люди не так добры
Для нашей любви цветы белы
Для нашей любви подан гроб
И пусть все голубки воркуют
Что люди все лгут напролет
Для нашей любви рвутся письма
И в день Валентина кровь
Для нашей любви плачут те
Кого обманула Любовь
Они злы в самом сердце своем
Хотя могут тебя утешить
Они лечат, когда ты болен
Но хоронят, когда ты при смерти
Они безусловно злы
Хотя могли бы быть рядом
Но все это лишь слова
Они не добры, не надо
Люди не так добры
Люди не так добры
Люди не так добры
Перевод Элена Вейрд
БРОМПТОНСКАЯ ОРАТОРИЯ
Я по тропкам мощеным вверх
Поднимусь под тенистый свод
Восхваляя чудесным днем
Троицы золотой восход
Вот стих 24 Луки
Иисус с теми вновь, кем любим
Вот апостол высечен в камне
Кто-то счастлив этим одним
Вот бы сам я был создан из камня
Дабы мне не узреть вовек
Красоту, что неопределима
Что не смог бы снести человек
Ту, в какую никто не поверит
Кровь на капельки растекалась
На руках ощутил твой запах
Когда чаша к устам прижималась
Ни Господь на Небесах
И ни Дьявол на дне морском
Не заставили б меня пасть
На колени, лишь ты тайком
И сижу на уступах из камня
Ничем время мое занять
И покинут и обессилен
В ожидании тебя
Перевод Михаил Гунин
ГДЕ-ТО ЕСТЬ ЦАРСТВО
Птица, что песню для солнца поет
Сквозь предрассветный мрак
Вера моя в тебя
Вера моя
Всей мира тьме эту искру
Не поглотить никак
Мою любовь к тебе
Любовь моя
Где-то есть царство
В нем есть король
Жив он, один
Жив только в нем
Звездное небо над нами
Моральный закон внутри
Так выглядит мир
Так выглядит мир
День моих грез
Он не повторится вновь
Так выглядит мир
Сквозь облако слез
Где-то есть царство
В нем есть король
Жив он, один
Жив только в нем
Перевод Михаил Гунин
(ТА ЛИ) ТЫ, КОТОРУЮ Я ЖДУ?
Я верил – ты придешь, я сердцем знал
Что ты меня отыщешь, я мечтал
Не ты ль судьба моя? Каков твой вид?
Закутанная в плащ, слезами день омыт?
Сними же плащ, о, детка, брось в углу
Не та ли ты, которую я жду?
Пока уверенно ты двигалась ко мне
Душа моя покой и тишь дарила мне
Суля со временем награду за мученья
Суля, как ясно будет и легко мне
Я стал смотреть вслед тающему льду
Не та ли ты, которую я жду?
Из скорби целые миры сотворены
Из страсти были чудеса совершены
Это лишь слезы, ангел мой, пускай текут
Ты на моем плече найдешь себе приют
Снаружи мир войной загнан во тьму
Не та ли ты, которую я жду?
О, мы узнаем, не так ли
Как звезды взорвут небеса?
Нет, никогда, едва ли
Звезда – миг в ожидании конца
Был однажды пророк, хоть я с ним не встречался
Ом изрек: «Обретут, кто бредут и стучатся»
И чувствую – ты стала вдруг приближаться
И в предвкушении твоего появленья
Но венам струны сердца вдруг зовут
Не та ли ты, которую я жду?
Перевод Михаил Гунин
КУДА МЫ ИДЕМ, ЕСЛИ НЕ В НИКУДА?
Я помню ее так хорошо
Карнавал грохотал и сводил нас с ума
Убийцы, маньяки и кто-то еще...
Куда же мы шли? В никуда
И в местном отеле мы трахали солнце
Оно заходило, а мы трахались снова
И так от заката и до рассвета
Мы что-то искали... Но что?
Котенок, прильнувший покорно к коленям
Терзает мне щеки когтями медведя
Я подставляю лицо, ты бьешь и туда
Куда мы идем? В никуда
О, проснись, любовь, дорогая, проснись
О, проснись, любовь, дорогая, проснись
Пустырем пробираясь, говоря ни о чем
Попивая чай, бормоча молитвы
Когда кости ребенка крошились как мел
Куда мы шли, скажи ты?
Я помню, она была мила и смела
Нага и распущенна, бесстыдная нагло
Она грызла ногти в химическом свете
И мы все шли бесславно
Ты пришла за мной со своим тортом
Наколола волосы орудием мести
Стеклянные волосы белы, бритва остра
Мы идем в никуда, мы вместе
Верните одежду, я отправлюсь домой
Не в силах вдыхать этот свежий воздух
Ворота заперты, осел орет
Мы идем в никуда снова
Мы бродим по краю большого пруда
Уныло и мрачно, снова и снова
Час настает, разлука близка
Мы идем в никуда, оба
И с балкона мы смотрим на карнавал
Ребенок боится шума тамтамов
Его тонкие пальчики держат меня
А мы идем ниоткуда куда-то
Оживить бы тот день хотя бы на миг
Тот единственный час, когда
Ты была на балконе, моя жена
Но зачем? Для чего? Куда?
О, проснись, любовь, дорогая, проснись
О, проснись, любовь, дорогая, проснись
Перевод Элена Вейрд
ДЕВУШКА С ЗАПАДА
С улыбкой кривой и с лицом в форме сердца
Где поют низко птицы – из того она места
В ее сердце – мы все в нем как дома живем
Умоляем, друг другу прощенье несем
Ее вдовий пик, губы ее целовал я
И перчатку из кожи на ее запястье
Что держал я в руках своих, будто игрушку
Обезьяньи железы, шпанскую мушку
Тело богини, тайные места его
Дрожью в объятьях моих оно таяло
Дитя, не рожденное в схватках, кричит
Пока она камнем застывшим лежит
Прикрытые веки я тронул губами
И ногти с обломанными краями
Чист и открыт был ее голос звучный
Струйкой густою пролился, текучий
В сердце ко мне, и заполнил меня он
Будто бы сызнова возродив
К поискам новым звучал, как позыв
Чего бы еще пожелать ты мог бы?
Девчонка с Запада с кошкою черной
Та смотрится в зелень ее глаз, любя
Мяукнет, и скажет – «он любит тебя»
Перевод Михаил Гунин
ТЬМА ВОЛОС
Вчерашней ночью поцелуй тонул во тьме
Волос моей любимой, черных, будто ночь
Вся ее тайна обитает там, во тьме
Волос, что обрамляют сердцевидное лицо
Сокрыты в черных волосах, ее глаза
Сияли мне из самых дебрей черноты
Пока моя рука тонула в черных волосах
Откидывая локон с сердцевидного лица
Чтоб целовать белую шею, только тьма
Волос ее меня сдержала, черная, как ночь
Тяжел их аромат, как бремя жизни
На моих пальцах – аромат ее волос
Полна шепота моего та тьма
Волос, полная слез и расставаний
Все мои слезы на молочно-белой шее
Сокрыты занавесом из черных волос
Глубокий, как чернила, черный, как дно океана
Запах черных волос на моей подушке
Там, где покоилась тьма этих черных волос
Сегодня поезд ее на Запад унес
Сегодня поезд ее на Запад унес
Сегодня поезд ее на Запад унес
Перевод Михаил Гунин
БЕЗУМНАЯ МОЛЬБА
Меня разрушают, мой друг
И когда жизни окончится круг
Расстанемся ль мы навсегда?
Или вскоре увижу тебя?
Если правда, что здесь говорят
То мы встретимся вновь
Ты и я
Мое время пришло, голубь мой
И меня поведут наверх, домой
Но только ль для жертв Небеса?
И лишь терпящих боль принимают?
Все же двое нужны для танго
Любимая, мы встретимся вновь
Я знаю
Если будешь на Небе, прости меня, друг
Ибо это удел тех, кто там, наверху
Если ж будешь в аду, что сказать я смогу?
Видно, чем-то заслужено место в аду
Я надеюсь приблизить тот срок
Когда мы встретимся вновь
И ад заплатит за все
Твой лик из глубин приходит сюда
И рот немой произносит «Да»
Темно-красный и полный крови
Меня затыкают, любимая
Чтобы отправить к звездам меня
Что ж, все преходяще, милая
Слава, аллилуйя
Мольба эта – о тебе, любимая,
Несомая крыльями голубиными
Мольба безумная слов пустых
Любовь, дорогая, только для птиц
Воздастся каждому по заслугам
Моя снежно-белая голубка,
Спи спокойно
Перевод Игорь Желнов
ДАЛЕКО ОТ МЕНЯ
Для тебя, дорогая, я был рожден
Для тебя я рос
Для тебя я жил и для тебя я умру
Ради тебя я умираю сейчас
Ты была моей сумасшедшей маленькой подругой
В мире, где все трахают друг друга
Ты, которая так далеко от меня
Далеко от меня
Далеко от меня
Между нами море холода и огня
Далеко от меня
Мы говорили о разных вещах
Ты улыбалась в ответ
Но солнце ушло с твоего лица
И ты больше не смотришь в мои глаза
Я слышал, что все еще будет
Надеюсь, сердце счастливо бьется под твоей маленькой грудью
Ты так далеко от меня
Далеко от меня
Далеко от меня
Хотя бы не надо, но я понимаю
Что теперь от этого голоса нечего ждать
Он летит ко мне по ветру
Это смешно и великолепно
У тебя все в порядке – я рад
Но не могла бы ты кому-то другому сказать
Волновалась ли ты за меня?
Была ли ты для меня?
Так далеко от меня
Ты говорила, что будешь со мной всегда
В горе и в радости
Но это были только слова
Мой обманчивый друг
Ты была моей смелой любимой
А когда появились проблемы, ты к маме срулила
Так далеко от меня
Далеко от меня
В мертвом и душном море одна
Далеко от меня
Далеко от меня
Перевод Элена Вейрд
ЗЕЛЕНЫЕ ГЛАЗА
Целуй меня, целуй, целуй без конца
Запусти свои тонкие руки под мою рубашку
Этот старый ненужный бабник с его вечно стоящим членом
Не боится, если кто-то причинит ему боль
Зеленые глаза, зеленые глаза
Зеленые глаза, зеленые глаза
Если бы все дело было в том, чтобы верить
Если бы это зависело от воззваний и молитв
Она бы пришла, воплотилась в плоти
Но ее нет, и мне нет никакого дела
Зеленые глаза, зеленые глаза
Зеленые глаза, зеленые глаза
Обнимай меня, обнимай меня, не говори свое имя
Утро будет мудрее, чем этот вечер
А после оставь меня моим снам-врагам
И ничего не говори, уходя, Мисс
Зеленые глаза, зеленые глаза
Зеленые глаза, зеленые глаза
Перевод Элена Вейрд