Текст книги "Ветеран(СИ)"

Автор книги: Ник Демин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

   Лагерь, как оказалось, состоял из двух основных частей: ад и чистилище. Нас, как новичков поначалу поместили в чистилище. Здесь находились те, кто не попал в основной состав. По большому счету чистилище – это отстойник, а в аду находились уже собственно войска смертников. Если вам из моих слов показалось, что в чистилище собрались круглые лохи, то вы ошибаетесь. Здесь хватало авторитетных уголков, своих кодл и разборок между ними. Перейти в основной состав очень просто – достаточно прийти собранным десятком к воротам лагеря и заявить, что мол десяток готов, десятник тот то, из воинских умений могут тото и тото – и все. Единственное, что волынить не разрешалось, по рассказам бывалых, если ты перешел туда – то пропал. Пыточная городской тюрьмы покажется раем, по сравнению с ним, вот и не торопились вновь прибывшие в ад.

   Другое дело, что это была пожалуй самая лафовая каторга во всем королевстве. Представьте что вы находитесь на ограниченном пространстве, не в тюрьме, но ограниченном. Вас на халяву кормят и поят, а работать не заставляют. Плюс ко всему вы являетесь одним из основных уголков, которым западло работать и делать, что либо и у вас есть власть. Все очень хорошо, но вот беда охрана неподкупна, да и доставка мелочей, способных скрасить пребывание здесь, сопряжена со значительными трудностями. Бунтовать бесполезно, как я уже говорил, бунты подавляются так, что вся зона в крови плавает. Остается что? Интриговать. А если у тебя под рукой полсотни человек, то и вести небольшие победоносные войны, за крохи того, что попадает с воли или просто за власть.

   А бедные новички, попавшие в такую кашу, достаточно быстро соображают, что здесь им пробиться высоко вряд ли кто позваолит, им прямая дорога умереть или опуститься на нижнеий слой воровской социальной лестницы. Вот они и комплектуются небольшими командами или наплевав на все рвутся по одиночке в Ад. Лучше уж в Аду, гд за тобой присмотрят, чем попасть под пресс местных разборок. Да и сами уголки, бывало бежали туда, скрываясь от своего суда, либо проиграв в бесконечной борьбе за власть.

   Нам повезло в том, что группировка Горбыля, оказалась достаточно сильной, чтобы сдерживать наезды остальной массы, и достаточно мудрой, чтобы не зажимать низовое звено. Мы даже начали немного влезать в обстановку и работу, где и нашим силам находилось применение, только такое счастье продолжалось недолго.

3

   К нам в барак приперлись несколько человек, когда мы собирались ужинать. Ввалились без стука, без спроса и один с наглым пропитой мордой прошел в центр, по дороге вышибив из под Сени-морехода табурет и усевшегося на него в центре нашего круга.

   Ну что, голубчик, добегался? – пронзительным голосом с намеком на интеллигентность сказал он уставившись в глаза Безухому. – Ан нет, и здесь хорошие люди встречаются.

   Он немного помолчал, для придания веса своим словам:

   Поговорить не хочешь?

   Безухий сидя на корточках посмотрел сквозь него и спросил:

   Слышь, шестера, ты чья?

   Тот зашипел, и вскочил, опрокинув табурет, видимо ему очень сильно не понравилось такое обращение.

   однако он сдержался.

   Подходи завтра к колодцу, потолковать с тобой хотят

   Передай Кресту, что... – и он пожелал.

   Причем если бы такое пожелали мне, то я бы наверно даже не дослушал послание полностью, а мухой прилетел разобраться с таким уродом.

   Я вам расклад дам, а дальше уже сами решайте...

   Безухий закончил рассказ и уселся у окна, уставившись на улицу. Мы подавлено молчали, выходило, что кончать нас будут по любому. Потом все загомонили разом, пытаясь криком обратить на себя внимание.

   В принципе если вы под руку горбылю перейдете, то он вас и не тронет

   Нет уж. Вместе пришли – вместе уйдем.

   Я решил уйти в Ад, – решился Безухий. – Крест уголок солидный, такому в солдаты западло идти, так что всей кодой он не сунется, максимум недешевого зарядит /зарядить недешевого – подослать наемного убийцу/, но я его на раз зацеплю. А может повезет и решит, что раз я сбежал, то он в выигрыше, тогда совсем неплохо будет.

   А если десяток пошлет? – робко вмешался Шустрый.

   Но ведь не всей кодлой ломанется, – неожиданно для самого себя поддержал я Безухого. – Самому западло, а одному остаться – тоже хорошего мало. Сожрут его здесь. Так что максимум, что он может – это действительно десяток послать, а с десятком мы сами справимся.

   Одному не справится, – поднял голову шустрый.

   Почему одному? – спокойно спросил я. – Я тоже решил уйти. Там хоть какой-то шанс на волю выйти. Я здесь всю жизнь сидеть не собираюсь. Баб нет, мальчиками обходится не приучен, кулаки гонять остается и все. Я так не хочу, причем я не уверен, что эти чудики так спокойно дадут этим жировать. Нахрен. Я с безухим.

   Шустрый потупил глаза:

   Ну я... это... тоже наверное... уйду.

   Он поднял голову, посмотрел в глаза и задорно улыбнулся:

   Вместе пришли – вместе уйдем, че зазря рассусоливать.

   Ну что? – поднял голову Безухий. – Уходим?

   Уходить то уходим, – сказал Граф, разминающий пальцы тремя круглыми мраморными камушками, – только по моему поздновато мы решились.

   Безухий аккуратно подошел к окну и осторожно выглянул на улицу, постоял несколько секунд, потом отошел и глухо сказал:

   Просто так нам уйти не дадут, – Крест тоже не дурак и просчитывает вариант на столько ходов вперед, что шахматистам даже и не снилось. А наши шаги в данной ситуации, увы, очевидны, э`жих`м ша`ян`у /эльфийское ругательство из тех, которое могут воспроизводить другие разумные без риска сломать глотку и не боясь насмешек со стороны эльфов за произношение. Точное значение – неизвестно. Однако точно известно, что эльфы, услышав в своем присутствии это выражение, убивают всех присутствующих: и тех кто обозвал, и тех кого обозвали (очень красивый, обладающий смертельной красотой – одно из обращений к властвующему Высокому Дому, причем внутреннее. Употребленное другим Высоким домом, простым эльфом. А тем более "животными" – приравнивается к смертельному оскорблению, смываемому не просто кровью, а многодневными пытками см. 7 и 8 том из эльфийского "Искусство уважать врага")/.

   За разговорами мы и не заметили, что основная масса решила не связывать свою судьбу с заведомыми неудачниками и потихоньку слиняла. Так что в наличии оставалось человек птнадцать, да и то четверо, скорей всего не пойдут, а постараются заныкаться здесь. Причем не от трусости, а от того, что мы им никто.

   Ну что? Будем прорываться?

   Придется, – выдохнул Граф.

   ***

   Около барака собралась небольшая кучка народу, к которой вальяжно прошествовал сухопарый мужичок с аккуратно постриженной бородкой. Подойдя ближе, он обратился к кому из толпы, сплюнув сквозь зубы:

   Ну че? Эта сссука так там и сидит, не рыпается?

   Нет, Крест. Ссанул, наверное.

   Крест процедил:

   Ну все, приплыл. Теперь, падла, точно здесь ляжет.

   Внимательно посмотрев на дом он неожиданно проорал:

   Ну что козел, вот и свиделись... – прислушался и продолжил, – небось не ожидал? А?

   Из дома не доносилось не звука:

   Ну ка сходите гляньте, че там, – скомандовал Крест своим прилипалам.

   Двое шакалов, вооруженных крепкими палками забежали в дом и моментально вылетели оттуда, оглушенные. Один, странноватой походкой, сумел добраться до группы поддержки и только после этого упал.

   Здесь, – приободрился Крест и снова начал орать угрозы, перемежая их картинками радужного будущего.

   ***

   Мы слушали, аккуратно разбирая небольшой оконный проем в торце здания. Безухий изредка отвечал, подогревая интерес к нам. Наконец все было готово, весь народ столпился у главного входа, прислушиваясь к происходящему. Казалось, что здесь собралась большая половина лагеря.

   Пора сигнал давать, вполголоса сказал шустрый.

   Не учи ученого, – огрызнулся я, раздувая огонь в маленькой коробочке с древесными стружками.

   Дождавшись пока появится слабый огонек, поднес его к отверстию и три раза закрыл его ладонью. После этого начал медленно считать до ста, но получилось только до пятидесяти:

   – Что так долго? – возмущенный шепот Графа.

   Я аж вздрогнул:

   – Это ты слишком быстро. Сколько из было?

   – Двое. Давай, нечего думать, тикать надо.

   Вы шагайте, а мне через такую маленькую дырочку не выбраться, – сказал толстяк с одышкой.

   Потом печально улыбнулся и продолжил:

   – Да и жить то недолго осталось, я ведь мертвый практически, меня и сюда сунули, что я прилипшее не стал возвращать.

   – Так вернул бы и в нормальную крытку пошел.

   – А смысл, – грустно улыбнулся толстяк, – отдам, а сам в тюрьме умру и семья останется без средств к существованию, а так все не зря. Я ведь и брать начал, когда про болезнь узнал, а до этого меня прозвали... ну в смысле погоняло сунули... Неподкупный.

   Повисло неловкое молчание. Толстяк смахнул слезу и сказал:

   Ладно, чего уж там. Давайте, я вас прикрою, только не долго.

   Мы обнялись и тихонько скользнули в темноту улицы. Стараясь двигаться очень тихо, мы продвигались по улице, стараясь не попадаться никому на глаза. Шум толпы около нашего барака сатновился все громче и вдруг раздался голос толстяка:

   Они ушли через окно!!!

   Вот сука! – не выдержал Безухий.

   Ничего, – мстительно добавил я, – надеюсь они не будут разбираться там и когда мы уйдем займутся им.

   Мы прибавили ходу уже не скрываясь. Так как небольшая фора у нас была, то мы успели к пропускному пункту раньше погони

4

   Вот уже где-то с месяца два мы находились в Аду. Находящиеся здесь сержанты делали все, чтобы оправдать это название.

   Из нас не собирались делать здесь солдат. Нас не собирались учить владению оружием, нас собрали, чтобы потом положить в каком-нибудь самоубийственном предприятии. Нам не преподавали элементарных армейских премудростей, не делили на роты взводы когорты манипулы легионы, или как там еще называются эти отряды. За основу были взяты отряды наемников, чья численность в отряде колебалась от пятисот, до тысячи.

   Когда мы пришли в этот лагерь, то рассчитывали, что к нам будут относится как к солдатам, это служило для некоторых источником радости, для других – огорчения. Несмотря на презрительное сплевывание сквозь зубы и желание жить по законам сильного, даже самые отмороженные преступники, считали, что администрация лагеря должна поддерживать хоть какую-то видимость порядка. Этого же не произошло. Более того, всеми силами искусственно муссировались слухи, о нашей роли жертвенных баранов, предназначенных для того чтобы лечь во время ближайшей заварушки. Ничего так не предавало достоверности данным сплетням, как осознание того, что это правда.

   Основной упор делался на восстановление физической формы и работу в группах. Были конечно занятии по работе с мечом, щитом. Сколачивали из досок щит, брали вместо меча подходящую палку и орали до одури, бросаясь друг на друга как последние дебилы.

   Мы таскали бревна, бегали с утяжелением, залезали на огромную скалу, торчащую посредине Ада. Нас заставляли выполнять упражнения, не несущие в себе никакого смысла, лишь бы мы были заняты с утра до вечера. Так и получалось, один день походил на другой как две капли воды, но нес в себе никакой смысловой нагрузки. Лишь одно из занятий запомнилось мне на всю оставшуюся жизнь.

   ***

   Нас погнали на очередное занятие, которое должно было состояться под патронажем толстяка, постоянно ходившего в засаленной форме, со споротыми знаками различия. Среди основной массы заключенных о нем бытовало мнение как о добром человеке. Он не вел никаких зубодробительных занятий, редко кому совал в морду, разговаривал улыбаясь и постоянно употребляя уменьшительные словечки. А я его боялся. Боялся потому что видел, что его боятся остальные сержанты, сущие звери, которым для того чтобы убить человека не нужно было искать повод. А еще на форме был места, невыгоревшие на солнце и в некоторых с трудом угадывалось изображение лисицы. А погоняло у него было: "Таквот".

   Лениво скомандовав строиться, толстяк начал лениво прохаживаться перед строем, вбивая в наши головы прописные истины6

   – Я собрал вас сынки, – слово сынки было произнесено так гадостно, что хотелось прибить произнесшего его человека, – чтобы еще раз поговорить о преступлении и наказании.

   – Он остановился перед интеллигентнейшим картежником:

   – Вот вы, – палец уперся в грудь, – за что сюда попали.

   Граф мягко улыбнулся и сказал:

   – Чисто по недоразумению, мой генерал. Одно лишь недоразумение привело меня сюда.

   Это нисколько не огорчило толстяка. Благосклонно кивнув он сказал:

   – Да я в курсе этого недоразумения. Это недоразумение зовется службой королевских приставов.

   Дождавшись пока смолкнет невольный смех, он продолжил6

   – Но к чему я веду. Мне хотелось бы вам внушить, что необходимо забыть о своем криминальном прошлом и вернуться к жизни полноценного члена общества. И свою задачу я вижу в том, чтобы помочь вам сделать первые шаги в этом направлении. Я не хотел бы, чтобы у вас сложилось превратное мнение о нашем славном лагере и о сержантах-инструкторах, которые изо всех сил стараются привить вам воинские умения и спаять вас в крепкий, надежный коллектив, в котором каждый может опереться на руку своего товарища. И я надеюсь что мы сделаем это?

   Он обвел нас своими маленькими бесцветными добрыми глазами, явно ожидая нашего ответа. Ну мы не подкачали, громко, но разноголосо выразив одобрение и совпадение нашего курса с дорогой в светлое будущее.

   – Я рад, что наши мнения совпадают, – подытожил он. – Итак, мы собрались с вами, чтобы рассмотреть некоторые магические предметы, которые могут помочь нам. Я не буду касаться магии как таковой, насколько хороша она или плоха, я практик и на все смотрю с точки зрения: нужно – не нужно. Так вот, предмет, о котором я хочу сегодня рассказать, является не просто нужным, а необходимым!

   Он поднял свой сарделечный палец вверх, и обвел нас своими добрыми свиными глазками:

   – А вот теперь мне понадобятся добровольцы, лучше всего человек пять.

   Я стоял ни жив ни мертв. Не знаю почему, но выходить из строя мне не хотелось. Краем глаза глянув на Безухого, я увидел тоненькую дорожку от капли пота, скатившейся со лба. Видимо быть добровольцем не хотелось никому, поскольку на призыв сержанта никто не откликался.

   – Ну же, смелее, – подбодрил он нас. – Это совершенно безопасная процедура.

   Наконец вызвался придурок Билли, здоровенный детина с минимумом мозгов и огромным желанием выжить. Это недоразумение вбило себе в голову, что если он будет выполнять все команды и вызываться добровольцем. То шанс выжить у него повыситься, да и кроме того, его могут оставить сержантом здесь, в лагере. Мы пару раз видели, как он корчил рожи и орал подражая нашим командирам. Вот и сейчас, выпятив глаза, он шагнул вперед и заорал:

   – Я! Разрешите мне!

   Скорчив довольную людоедскую улыбку, толстяк сказал:

   – Вообще-то я рассчитывал на несколько человек, – все это он говорил, сноровисто надевая на руку добровольца железный браслет, грубой ковки с несколькими рунами.

   Я напрягся. Любое волшебство, колдовство, магию, в общем, как ни назови – я считал делом очень опасным. Использовать же магические предметы меня, а тем более испытывать, заставить было практически невозможно и напяливать себе на руку неизвестно что я бы поостерегся, тем более рунную магию./все мы в обычной жизни постоянно сталкиваемся с рунной магией. Это и разнообразные амулеты и артефакты, и невидные сельские маги с помощью нескольких наборов рун могущие остановить разрушение дома, привязать пчел к определенному месту и заставить их собирать нектар только с определенного вида цветов, это и руна стабильности, начертать которую умеет каждый над своим очагом, да мало ли где они используются. Однако мало кто знает, что все эти сугубо мирные дела вышли из боевой рунной магии./

   Этот же придурок, одетый в эту пародию на доспех, сверкал гнилой улыбкой и горделиво вскидывал вверх руку в каком-то подобие воинского салюта. Возможно мне показалось, но он посчитал её знаком отличия.

   С доброй отеческой улыбкой наблюдая за ним, толстяк произнес:

   – Так вот на что я бы хотел обратить ваше особое внимание. Несмотря на ваши высокие моральные качества и на то, что вы все как один являетесь добровольцами, иногда попадаются отдельные личности решившие расстаться до окончания срока с такой почетной королевской службой, как ваша. Вот этот браслет и служит для того чтобы защитить вас от таких тлетворных мыслей. Нет нет, – он вскинул в жесте защиты руки, – ни в коем случае во время битвы его вам одевать никто не будет. Другое дело пеший марш, с места постоянной дислокации, до места ведения боевых действий, именно в эти моменты солдата начинают посещать ненужные мысли. Так вот, чтобы вы не думали слишком много, наши маги подумали за вас и придумали... Придумали вот такие браслетики, которые любезно согласился продемонстрировать ваш товарищ.

   Тут эта тварь снова с отеческой улыбкой похлопала придурка Билли по плечу, а тот разулыбался, гордый хорошим отношением к нему сержанта.

   – Так вот, давайте я более подробно расскажу, что это за браслет и как он работает.

   Подозвав шелудивую собаку, служившую у этой обезьяны кем-то вроде денщика-ординарца-пажа-оруженосца-слуги, он приказал:

   – Значит так, сейчас берешь эту связку, садишься на лошадь и медленно едешь в ту сторону. Сигнал к возвращению – свисток и не дай бог повернешь без разрешения. Убью.

   Тот молча кивнул головой, собрал связку браслетов, забрался на лошадь и направился в сторону плаца, где развлекались остальные смертники. Толстый, дождавшись отправления своего слуги, повернулся к нам с такой довольной улыбкой, что вспоминался кот, на халяву стрескавший сметану в погребе и поднадкусавший все окорока, заготовленные на зиму.

   – Так вот, чем дальше уйдет человек со связкой, тем большую боль вы будете испытывать. Наконец она станет такой сильной, что вы просто умрете. Это сделано для того, чтобы вы на марше не удалялись слишком далеко от своего десятка, во избежание побега.

   Заметив крупные капли пота на лбу у Билли, до которого начал доходить трагизм ситуации в которой он оказался, толстяк подбодрил его:

   – Не переживай, малыш, я должен только показать, что эта штуковина работает. Как только станет действительно опасно, я подам свисток, лошадь повернет обратно и тут же тебе станет легче.

   Билли благодарно улыбнулся белыми от ужаса губами, все еще надеясь, что эта куча сала поступит как человек.

   Слуга прибавил сдавил ногами толстые лошадиные бока, та пошла быстрее и Билла скрючил болевой приступ. Он дернулся и закричал. Толстый громко заговорил, стараясь перекрыть вопль несчастного:

   – Все это делается для того, чтобы вы убедились – это все правда, никто вас не обманывает и остереглись сами обманывать нас. Два приступа сравнительно безопасны – они служат предупреждением. Во время третьего болевой порог настолько высок, что его может пережить разве что тролль или огр.

   Билли стоял не смея шелохнуться, видимо его немного отпустило и он еще на что-то надеялся, а нам же уже все было ясно. Лошадь ушла еще дальше и его скрутил второй приступ.

   Толстяк повернувшись сказал:

   – Ну все, все уже, сейчас свистну и верну, – и начал хлопать себя по карманам, ища свисток.

   Билл вспотел:

   – Пожалуйста, – бормотал он протягивая руки к толстяку, – пожалуйста...

   – Сейчас сейчас, – бормотал толстяк все так же шаря по карманам.

   Билл не выдержал, собрав все силы он рывком поднялся с колен и громко воя побежал за удаляющимся человеком со связкой браслетов, но успел сделать всего несколько шагов, как третий приступ обезобразил его лицо.

   Тело выгнулось в спазматическом приступе, порвав мышцы и ломая себе кости, потом согнулось. Сильный приступ рвоты выбросил остатки из желудка, возможно вместе с желудком, изнуряющий кашель, заставляющий за доли минуты выкашлять легкие. Лицо побагровело, из уголков глаз покатились тоненькие кровавые дорожки. Скрючены пальцы цеплялись за горло, вывалившийся язык норовил произнести какие-то слова.

   Мы как зачарованные наблюдали за его агонией, а я смотрел на толстяка. Лицо было глупым, пошлым и напряженным. Тоненькая струйка слюны катилась из сладострастно приоткрытого рта, глазки были масляные и к тому же мне показалось, что он кончил. Наконец он очухался настолько, чтобы обратить на нас свое внимание:

   – Вот так это и происходит, – произнес он хлопая себя по карманам, словно продолжая искать свисток.

   Потом он сокрушенно хлопнул себя по лбу, обозвал себя громко дураком из-за небрежности которого погиб такой хороший солдат и вытащил свисток, оказавшийся повешенным на его толстой шее.

   – Ну что ж, – радостно вскинулся он, – свисток нашелся. Может быть попробуем снова? – он испытующе посмотрел на нас.

   Мы отводили глаза, невольно взглядом возвращаясь к валявшемуся рядом трупу. Несколько мгновений тело полежало без движения, но потом кто-то прошептал:

   – Смотрите, оно шевелиться...

   – Ну что вы? Не стоит волноваться, это уже второстепенный магический эффект, получаемый при эксплуатации данного магического артефакта...

   Тело начало меняться как воск меняется под воздействием тепла. Знаете, в песках, когда стоит страшная жара от земли поднимается марево, которое немного искажает видимые предметы – так и здесь. Оно немного оплыло, потом тихо загорелось странным пламенем, не дающим не особого жара, ни света. По нему пробежались маленькие язычки пламени, похожие на юрких огненных саламандр и как бы объедая его, оставляя после себя жирную черную золу, пока не осталась кучка пепла, контурами напоминающая скрюченную фигуру и железный браслет.

   – ...Его Величество, в мудрости своей думая обо всех своих подданных, приказал, дабы облегчить нам всем жизнь, заложить в этот артефакт несколько полезных свойств. Чтобы не задерживать солдат на марше похоронными командами, мертвое тело сгорает полностью, давая в итоге отличное удобрение, которое могут использовать окрестные крестьяне. И вы умираете, хоть и без покаяния, но в соответствии с канонами матери нашей, святой церкви, от кремации, а не брошенный гнить на поле боя.

   С этими словами толстяк подошел, поднял железяку, стряхнул её, обдул и отдал своему клеврету, чтобы тот прицепил к основной связке, а уже после этого повернулся к нам:

   – Вообще то я хотел показать вам на живом примере, – алчущий взгляд в нашу сторону, отчего все сбились плотнее, стараясь казаться невидимыми и неслышимыми. – но к сожалению, не все готовы пожертвовать собой во имя спасения своих же товарищей.

   Заметив наши взгляды направленные на останки Придурка Билли, он, немного грустно, заметил:

   – Придется вам просто рассказать, пояснив все на примере этого добровольца.

   После чего. Уже деловым тоном продолжил:

   – Как вы уже поняли, эти предметы не дадут вам разбежаться в дороге. Действуют они очень просто, повторюсь для тех кто не понял с первого раза. Вас в десятке десять человек и на каждого одевается такая штука, без нее вам из лагеря не выйти. Они все равнозначные, так сказал господин маг, а я склонен ему доверять. Что это значит, а это значит. Что не один из вас не имеет преимущества перед своими товарищами. Нет главного браслета, есть абсолютное большинство; то есть браслета начинает считать удаление от главной группы, от той где их больше. Если один отойдет от двух, то умрет. Но! Если четверо решат бежать и отойдут от трех, решивших остаться, то умрут трое оставшихся, а четверо благополучно сбегут! – и он замер, тщетно высматривая на наших лицах признаки оживления.

   – Но я не спешил бы радоваться первым четверым. Дело в том, что все браслеты десятки включены в общую группу, как один браслет, и в случае удаления от основной массы, сработают аналогичным образом.

   Он опять прошелся перед строем туда-сюда, зорко высматривая на наших лицах, что-то известное ему одному.

   – Так вот, попадались умники, решившие двигаться вместе со всеми в некотором отдалении, чтобы избавиться от браслетов, но и это мы предусмотрели!

   Он по настоящему был горд за хитрых магов, сумевших предусмотреть все немудреные хитрости будущих беглецов:

   У старшего конвоя существует браслет, с помощью которого можно управлять всеми существующими десятками. Так вот, для предотвращения подобных шалостей, старший может уничтожить любой бунтующий десяток.

   – А если останется двое с браслетами? – спросил кто-то из толпы.

   Довольная улыбка скользнула по лицу ублюдка:

   – Хаарооший вопрос!

   Он снова поднял вверх свой сосисочный палец:

   – Так вот, если с браслетами остались двое, то он должны беречь друг друга, как ближайшие родственники и ни в коем случае не расставаться. В противном случае, – он лицемерно потупил глазки, – браслеты сработают на обоих.

   Еще раз оглядев пытливым взглядом, все ли прониклись его рассказом, он соизволил нас отпустить:

   – Ну что ж, мое занятие с вами окончено и теперь наступает один из самых приятных моментов для солдата, вы можете пойти пообедать.

   Развернувшись мы направились к нашему бараку. Повернувшись, я спросил у Безухого:

   – Ты ожидал такового развлекалова?

   Неопределенно пожав плечами тот ответил, но очень уклончиво:

   – Мне знакома подобная магия. Знаешь, некоторые молодые влюбленные идиоты любят обмениваться при свадьбе кольцами верности. Так вот, – он сплюнул, – вот слово привязалось, – идея пошла оттуда...

   Дальше мы пошли молча.

   ***

   Это занятие запомнилось мне больше всех, да и не только мне. Говорят, что однажды на уговоры толстяка поддался целый десяток, из которого уцелело как раз двое. Они обнялись друг с другом и не за что не хотели разлучаться. Говорят их так и повесили, обнявшись, хотя, технически, мне трудно представить, как это сделали. Повесили же их из-за того, что они сошли с ума, а зачем в армии сумасшедшие в низовом звене?

5

   Нас подняли вод звуки крепостного ревуна /большая труба, встроенная при строительстве в стену, обладающая таким голосом, что наверняка способна была поднять мертвого. В нее дули специальными мехами, потому что ни один человек ни обладал такими легкими и глоткой. Говорят, что темные используют для этих целей троллей. Используется для сигналов тревоги./ Стараясь перекрыть дрожащий, чистый звук, вопили сержанты, мы тоже не залеживались, от трубы дрожали внутренности и кишки превращались в студень. Ссыпавшись, как горох, вниз со своих лежанок, мы бросились на улицу, сталкиваясь в темноте лбами и цепляясь конечностями, прорывались на назначенное нам место. Наша команда выскочила на улицу, стараясь держаться вместе. Вдруг это очередная шуточка наших мучителей, которые с лихвой перекрывали свою неизобретательность высокими нормативами наказаний. Вопли младшего командного состава сделали свое черное дело, мы даже сумели построиться в некое подобие шеренг. Каждый из сержантов пробежался по своим подопечным, цеплял нам на руку волчий браслет и бежал к следующему. "Одетые" таким образом люди старались держаться кучнее, слишком свежо было в памяти занятие на котором показывалось действие этих браслетов. Все что то говорили, пытаясь разобраться в происходящем, но не слышали друг друга.

   Наконец ревун заткнулся и к нам вышел начальник лагеря. Мы затихли, надеясь понять хоть что-то из тех крупиц информации, которыми он с нами поделиться. Однако тот оказался более чем лаконичен:

   – Солдаты! – тяжелая пауза. – Пришло ваше время умирать за Его Величество!

   После чего он пьяно покачнулся и его быстро увели.

   Опять заорали дебилы в сержантской форме, дублируя друг друга:

   – По десяткам! Интервал движения десять метров! Не скучиваться! Не разбредаться! Отставший более чем на семь метров от своей группы считается совершивим побег и наказывается по всей строгости военного времени!

   Мат, сопение, суматошное перестроение, когда каждый боялся отстать от своих, боялся смерти. Все это в полной темноте, которая лишь подчеркивалась редким светом факелов. Основной лагерь в котором оставались "умные", освещался не в пример лучше нашего. Там появились заспанные фигуры, со злорадством наблюдая за суматохой, царившей в нашей половине. Отдельные выкрики долетали до наших ушей:

   – Ну что, козлы поганые, вы там сдохнете, а мы жить будем.

   – Слышь ты, имярек, я тебя предупреждал, что ты сдохнешь? А ты от меня сбежал в этот лагерь? Так вот! Я оказался прав!

   Слышался издевательский хохот, бессмысленная брань, злорадные вопли и все это продолжалось до тех пор пока на сцене не появились новые лица. На большой белой стене загорелись факелы, рысью пробежались длинные цепочки фигур, затем вышли несколько затянутых в темное фигур, воздевших вверх руки.

   – Маги, – прошептал в темноте чей-то голос.

   – Ага! И арбалетчики, подтвердил хриплый голос.

   – Если шарахнут, костей не соберем, – подтвердили с левой стороны.

   – Зря мы в этот лагерь перешли. Так, глядишь, живыми бы были.

   Такой тоской веяло от этих слов, что каждый был готов согласиться с ними. Однако нам не дали времени на то чтобы рефлексировать и предаваться унынию. Сержанты орали, раскидывая нас готовыми десятками и строили в колонны, готовясь открыть ворота и выпустить в первый лагерь.

   Меж тем темные фигуры на стене затянули речитатив, отдаленно похожий на пение. Хриплые звуки, похожие на карканье, разносились далеко. Маги на стенах резко опустили руки вниз, и... огненный вал пронесся по старому лагерю. Ну что я могу сказать? Впечатлило. Но не очень. Да вокруг все пылало, но среди горящих обломков носились частично факелы, а частично обычные люди, нисколечко не пострадавшие от магического удара.

   – Что обормоты? Огненного котла никогда не видели? – проорал веселый сержант, прогоняющий к своему месту очередной десяток.

   Безухий за моей спиной, презрительно процедил:

   – Показуха. Больше понтов, чем реальной работы, – и добавил обращаясь ко мне, – вот она – копоть на стенах.

   – В смысле? – дернулся зачарованный зрелищем Шустрый.

   – Да очень просто, – вполголоса объяснил безухий. – для действительно мощного боевого "огненного котла" необходимо вдвое больше магов и артефакт, занесенный лазутчиками или предателями в определенное место. Маги должны располагаться на одинаковом расстоянии от него – их задача активизировать его. Заставить его сработать. В месте его закладки и возникает эпицентр "огненного котла" в котором никто не выживает. Другое дело, что при их подготовке противник может вычислить место закладки и элементарно переместить его. Это чревато вот такими пожарами, не особенно опасными для города или крепости.