Текст книги "Святой: русский йогурт"

Автор книги: Ник Демин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Дочка! – Дверь скрипнула. – А ты случаем не врачиха? – Дебелая женщина в засаленном халате, с опухшим лицом, обрамленным пепельными космами жидких волос, заискивающе улыбалась.

– Медсестра, – ответила Александра.

Женщина пригласила:

– Ты зайди! – От нее исходил тошнотворный запах. – Славка, обормот, неделю дома не показывался.

Забыл тетку! – плаксивым голосом произнесла хозяйка квартиры.

Дальше прихожей Александра идти отказалась. Тетка Кириллова не настаивала. Она обрушила на гостью водопад проклятий и причитаний:

– Я Славика с пеленок вынянчила! Устроила в столичный вуз учиться. Брат мой безголовый по экспедициям мотался, нефть на Севере искал и помер в тридцать восемь годков. Клещ его энцефалитный цапнул… Жена, Любка, стерва, за длинным рублем брата моего погнала комаров в тундре кормить. Но ничего, бог Любку наказал! – Заплывшие глаза женщины метали молнии. – Раньше Володи откинулась, а я с дитем на руках осталась! – Тетка Кириллова скуксилась, готовясь пустить слезу. – Ты, дочка, не брешешь?

Медсестра?

Шура достала из сумки платок и старательно высморкалась. Это была нехитрая уловка оградить нос от запаха гнилых зубов совершенно не следившей за собой женщины. Ее рот походил на руины городской стены. Передние зубы отсутствовали полностью, от боковых остались почерневшие пеньки.

«Неужели к старости я буду похожа на эту замусоленную мымру?» – Александра непроизвольно поежилась.

Хозяйка квартиры пухлыми пальцами чертила круги на своем животе, обвислой груди.

– А в желудке как закрутит, изжога невыносимая печет! – Она рассказывала Александре про свои болячки.

– Соду пейте, – посоветовала девушка. – Так вы передадите?..

– Вернется – сразу доложу, – по-военному четко пообещала женщина. – Но он может умотать в свою дыру. Везде ему бандюги мерещатся! Представляете, говорил мне, что за ним следят. Кому он, говнюк сопливый, нужен. Всего ничего следователем поработал, бумаги из папки в папку поперекладывал и возомнил о себе. Машину у подъезда заприметил. Мало ли тачек импортных ныне в Москве? Нет, ему какая-то… – тетушка наморщила лоб, вспоминая марку автомобиля. – О… – она торжественно подняла палец, – «Тойота» примерещилась. «Ездит за мной!» – говорит…

– Извините, от вас можно позвонить? – Александра устала слушать ее.

Телефон находился в комнате. Пыльные плюшевые гардины, плотно зашторенные, не пропускали дневного света.

Александра подошла к трюмо, где стоял телефон.

Сняла трубку. В зеркало она видела – хозяйка, развалясь на диване, навострила уши.

Особой необходимости звонить не было. Ей просто хотелось услышать ставший родным голос Рогожина, доказать ему, что она без устали готова носиться по сотням адресов, исполнять самые сумасбродные просьбы и делать все, только бы оставаться с ним.

Александра быстро набрала номер поста хирургического отделения.

– Алло, Валюша!..

На противоположном конце провода ответила сменщица.

– ..Пригласи Рогожина из четвертой палаты.

Александра знала – напарница, бывшая моложе ее на пять лет, считала Шуру перезревшей невестой, помешанной на поисках женихов.

– Весенний романчик наклевывается! – заворковала трубка. – Пойду приглашу твоего ухажера, – хихикнула сменщица.

Александра обернулась, вежливо улыбнулась сгоравшей от любопытства хозяйке квартиры. Та осклабилась щербатым ртом.

– Ты откуда звонишь? – Хрипловатый баритон Рогожина прозвучал как музыка.

– От тетушки Кириллова…

– Шура, к чему такая спешка? – упрекнул Дмитрий. – Домой хоть успела зайти позавтракать?

– Успела, успела… – солгала Александра. – Нет твоего приятеля дома. А тетушке он не сообщает, где гуляет.

– Черт с ним. Ступай домой, отоспись и – до послезавтра.

Послезавтра Александра выходила в день.

– Прощай, Дмитрий…

Люди произносят слова чаще всего бессознательно.

Их истинный смысл не укладывается в сознании, и объяснить, почему именно «прощай», а не какое-нибудь легковесное «пока» или «до встречи» выбрала Александра, она не сумела бы.

Расставшись с неприятной тетушкой Кириллова, Шура вышла из квартиры.

Приподнятое настроение влюбленной женщины, которой ответили взаимностью, вернулось. Толкнув носком сапожка дверь подъезда, Александра оказалась на улице, залитой светом вступающего в свои права мартовского дня.

Стайка мальчишек с яркими портфелями-рюкзачками за спиной, рассевшись на спинках скамеек, обменивалась какими-то своими драгоценностями. Мелькали бумажные вкладыши из пачек жевательной резинки, кругляши пробок кока-колы.

– Здорово, пацаны! – Александра дурашливо щелкнула по носу попавшегося под руку мальчишку в пестрой вязаной шапке с висячим на одной нитке помпоном. – Филоните?! С какого урока убежали? – Она заливисто засмеялась, увидев растерянность ребятни.

Помахивая сумочкой, Шура шла по тротуару, ломая каблуками намерзшие за ночь ледяные корки лужиц.

– Математичка! – Получивший щелбан мальчишка стянул за помпон шапку. – Новенькая! Заложит, что мы на физру не пошли! Ох, папка меня взгреет…

От грустных мыслей мальчишку отвлекла машина, выехавшая из арки дома. Цифры на номерной табличке выглядели диковинными иероглифами. Заляпанные грязью, они совершенно не прочитывались.

– «Тойота-Королла»! – восторженно ахнул пацаненок, наблюдая, как колеса машины завращались, набирая обороты.

Красные огоньки стоп-сигналов, вспыхнув, погасли.

– «Спринтер»! Спорнем… – азартно перебил второй прогульщик, не отводя глаз от автомобиля, развивающего опасную для узкой дороги скорость.

– Гля, он уже на тротуар прет! – Мальчик прижал к груди шапочку. – Ой, тетеньку задавит…

Серебристый автомобиль с обтекаемыми формами, задев передним бампером бордюр, подпрыгнув, двумя левыми колесами забрался на пешеходную дорожку.

Теперь он ехал наклонившись.

Через заднее окошко можно было рассмотреть плечи и голову водителя. Его лицо увидела Александра, обернувшаяся на рев мотора.

Она не успела испугаться. Остроносая «Тойота» отбросила девушку на грязный асфальт проезжей части дороги.

Александра упала как-то мягко, будто варежка, и только хруст, похожий на треск ломаемых веток, пронесся в тихом утреннем воздухе.

Машина, взвизгнув тормозами, остановилась. Водитель, мужчина в черной лыжной шапке, натянутой до бровей, приоткрыл дверцу. Выглянул и…

Дети, свидетели происшествия, сорвавшись со скамеек, опрометью бросились к распростертой на асфальте женщине.

Дверца «Тойоты» закрылась. Долю секунды автомобиль стоял на месте. Сдав чуть вперед, он съехал с тротуара, и когда детей от потерпевшей отделяло метров двадцать, автомобиль покатился назад.

Шура поняла – ее хотят убить. Девушка попыталась закричать, отползти, но сил хватило только перевернуться на правый бок, чтобы не видеть надвигающуюся серебристую смерть, моргающую красными глазами стоп-сигналов…

Наряд милиции муниципального округа «Коньково» – офицер и двое сотрудников с погонами младшего сержанта и рядового – помогли санитару «Скорой помощи» задвинуть носилки. Врач, усталая ссутулившаяся женщина, попросила закурить:

– Некуда спешить! Летальный исход!

Затянувшись пару раз, она стряхнула образовавшийся цилиндрик пепла. Он, рассыпавшись на чешуйки плохо сгоревшего табака – милиционер угостил врача дешевой «Примой», – планируя, опустился в натекшую из-под Александры лужу крови. Врачиху передернуло:

– Моя ровесница. Какой урод мог так поступить?!

Она отошла от озерца густеющей крови, боясь опять осквернить его пеплом сигареты.

– Без рентгена видно – у девушки переломано все, что можно у человека переломать, – женщина затоптала окурок.

Водитель, высунув патлатую голову из окна «рафика», спросил:

– Куда везти!

– В морг! – рявкнула врачиха, подбирая полы халата…

* * *

Подрагивающие плечи медсестры, склонившейся над столом, заставили Рогожина остановиться.

Полтора часа он провел в процедурном кабинете.

Германская установка, генерирующая целительное высокочастотное ультразвуковое излучение, была куплена вскладчину добропорядочными немецкими бюргерами и преподнесена в дар нищим победителям в преддверии юбилея завершения Второй мировой войны. Немцы передали аппаратуру до того, как русские танки спичечными коробками заполыхали на улицах и площадях Грозного. Сейчас они вряд ли стали бы жертвовать свои марки и пфенниги на солдат армии, воюющей в Чечне и сравнившейся по жестокости, судя по телевизионным репортажам АРД и CNN, с солдатами вермахта на восточном фронте.

– Сестрица Валентина! – Рогожин деликатно кашлянул.

Девушка подняла опухшее покрасневшее лицо.

– По какому поводу траур? – Дмитрий попытался угадать:

– Кавалер оставил? Наплюй! Он слезой умоется, когда тебя вспомнит!

Сменщица Александры чистой салфеткой вытирала потекшую тушь. Ей только что сообщил о трагедии завотделением.

– Сашенька под машину попала!

Рогожин, казалось, продолжал улыбаться, но его губы сковала судорога.

– Когда? – помертвевшим голосом спросил он.

– Утром. На улице Бутлерова. Я даже не знаю, где в Москве такая улица! – сказала Валентина.

Подошедший завотделением поздоровался с Рогожиным – с равным успехом он мог поприветствовать гранитную статую.

– Средства на похороны профком выделит. Валечка, за дежурство составьте список нашего коллектива.

Твердую таксу устанавливать не будем. Пусть каждый пожертвует сколько сможет! – Он взглянул на Рогожина. – Да-с, товарищ майор, вот такая нелепость.

Посреди Москвы.., наезд… Спиртика бы неразбавленного граммов пятьдесят на душу принять. Помянуть Александру и стресс снять. Нельзя! – Он глянул на часы. – В двенадцать плановая операция. Валентина, проследите за подготовкой больного…

Госпитальная жизнь пошла своим чередом. А Рогожин, вернувшись в палату, сел на кровать и тупо, остекленевшими глазами долго смотрел в окно.

"Машина.., на Бутлерова, по адресу тетки Кириллова. Не слишком ли много совпадений, – подозрения, имевшие еще смутные очертания, потихоньку шевелились в мозгу Рогожина. – Действовать! Немедленно действовать… А с чего ты собираешься начать?

С пропавшего Кириллова? С брата, находящегося под следствием?! – Мысли вращались по замкнутому кругу. – Брат – Кириллов – Александра!" Кровь стучала в висках майора…

* * *

Кириллов нашелся. Обнаружился сам собой. На его поиск пришлось затратить минимум усилий. Ровно столько, сколько требуется, чтобы перевернуть газетный лист.

Жена Василенко, переведенного из реанимации в палату, принесла передачу и свежую, пахнущую типографской краской прессу.

Под рубрикой «Срочно в номер» главный столичный сплетник «Московский комсомолец», имеющий своих информаторов в милиции и прокуратуре, поместил коротенькую заметку, озаглавленную «Провинциальный „пинкертон“ удавился в подвале московского дома».

Текст сообщения был следующим:

"Спустившаяся в подвал за соленьями жительница дома по Большой Семеновской улице долго не возвращалась. Обеспокоенный сын бросился на ее розыск. Он обнаружил мать лежащей без сознания у тела молодого человека с петлей на шее. Как сообщили «МК» в ОВД «Соколиная гора», женщина, наткнувшись в подвале на повешенного, падая, сумела оборвать веревку, привязанную к опорному крюку трубы коммуникационного кабеля. Крюк не выдержал веса двух тел.

В кармане погибшего было найдено удостоверение следователя УВД города N, расположенного в ста восьмидесяти километрах от Московской кольцевой автомобильной дороги, выданное на имя Кириллова Вячеслава Владимировича.

Кроме того, при осмотре у служителя правопорядка было обнаружено шесть таблеток МДМА («экстези»), наркотического вещества, популярного среди студентов столичных вузов и посетителей ночных дискотек.

Пока неясно, употреблял ли сам Кириллов «экстези» или участвовал в незаконном обороте очень дорогостоящих наркотических средств.

К моменту подписания номера нашему корреспонденту стало известно, что молодой следователь страдал скрытой формой психического расстройства, выражающегося в частых депрессиях и маниакальных подозрениях. Возможно, переступив грань во время очередного нервного срыва, вызванного неприятностями на работе, молодой человек свел счеты с жизнью. Явных врагов у Кириллова, по заверениям его начальника, не было".

– Выписываем! – Седенький профессор помахал молоточком перед осунувшимся лицом Дмитрия. – Полностью, батенька, боеспособны! Резервы у вашего организма, должен вам сказать, потрясающие!

– Спасибо, профессор! – слабо улыбнулся Рогожин.

– Родителей своих благодарите, матушку-природу! – Светило медицины снова, словно индеец томагавком, помахал инструментом нейрохирургов и невропатологов. – Деньков пять вас, любезный, помаринуем до выписки. Бумаги подготовим, то да се.

Бюрократия!.. – Он развел руками. – В отпуске поднаберитесь положительных эмоций. Побольше гуляйте на свежем воздухе. Недурственно с удочкой на бережку тихой речушки посидеть, но без… – профессор щелкнул себя по горлу. – Граммов пятьдесят под уху и для аппетита позволительно. Больше – ни-ни, – он посмотрел на обнаженный торс Рогожина. – Впрочем, такому богатырю дозу позволительно увеличить.

Мышцы живота Рогожина выделялись рельефным рисунком, называемым культуристами шоколадкой.

Они не атрофировались за долгие дни пребывания в госпитале.

– Ну, батенька, будьте здоровы! – Профессор подал сухую, похожую на куриную лапку руку. – Понадобится консультация – заходите. Двери для вас всегда открыты.

– Благодарю, доктор! – Рогожин энергично тряхнул протянутую руку.

– Сила.., сила, майор, в тебе осталась, – поморщился доктор от крепкого рукопожатия. – Не хотел бы я встретиться с тобой в рукопашном бою. Могуч аки слон! – Врач засмеялся и бодрой, совсем не старческой походкой направился к выходу.

Полы белого халата, не застегнутого на нижние пуговицы, развевались подобно крыльям.

– А может, майор, недельки две полежим для страховки? – спросил он через плечо.

– Я настаиваю на выписке, – упрямо ответил Рогожин.

Профессор будто не слышал:

– Настоящего весеннего тепла дождешься. Между делом за сестричками приударишь.

– Я настаиваю…

– Экий ты, братец, твердолобый! – сокрушенно покачал головой доктор. – Будь по-твоему. Готовьте бумаги, – приказал он заведующему отделением.

А в воскресенье Рогожин встретился со старым приятелем…

По парковым дорожкам неспешно прогуливались пациенты и посетители, пришедшие навестить мужей, сыновей, сослуживцев.

– Рогожин?.. Димка! Святой! – Прилично одетый мужчина распахнул объятия. – Ожлобел? Пять лет казенные харчи лопали!

Незнакомец так и сиял улыбкой.

– Толя? Бокун? – осторожно, боясь ошибиться, спросил Дмитрий, поднимаясь со скамейки.

– Узнал, бродяга! – Однокашник по военному училищу заключил Рогожина в объятия. : ;:

От Бокуна пахло богатством. Тонкий аромат хорошей мужской парфюмерии и дорогого табака перекрывал терпкий запах, исходивший от длинного, до пят, черного кожаного плаща.

– Сколько лет сколько зим! – Рогожин отстранился, чтобы получше рассмотреть Анатолия. – Сложно тебя узнать. Джентльмен!

– Крутимся, – односложно ответил Бокун.

Он действительно мало напоминал круглоголового выпускника военного училища, примерявшего фасонистую фуражку с высоко задранной тульей перед выходом в увольнение. Теперь это был представительный мужчина, обремененный брюшком, с властным прищуром холодных глаз.

– Ты, Святой, все тот же лось! – Анатолий потрогал Рогожина за бицепс. – «Солнышко» на турнике крутишь? – Заметив выбившийся ворот госпитальной пижамы, он спохватился:

– Ах, холера, и тебя свинцом начинили?

– Пустяки. После выходных выписываюсь.

– Присядешь?! – Бокун указал на скамейку и предложил Дмитрию тонкую, как спица, сигарету. – Рассказывай.

– Хвастаться особенно нечем. – Рогожин затянулся ментоловым дымком.

– Не прибедняйся. – Анатолий поправил пластиковый пакет, стоявший у его ног. Внутри что-то зашуршало. – Подполковничьи звезды отхватил?

– Где там! Дырку в боку, как в песенке детской:

«…ежик резиновый в шапке малиновой, с дырочкой в правом боку!» Майор я, и выше мне не прыгнуть, – с затаенной грустью усмехнулся Рогожин.

– Служишь где?

– Софрино, Теплый Стан, далее везде, – Дмитрий назвал места дислокации бригад войск спецназа МВД, расквартированных в Москве.

– Кремль охраняешь? – с издевкой спросил Бокун.

Юмора однокашника Рогожин не понял:

– Да нет, там ведь отдельный полк.

– Ваши бригады власти под ж. – .ой держат, голодные бунты усмирять или на случай разборок внутри своей конторы. Как Белый дом из танковых орудий утюжили, помнишь?

– У меня. Толя, от политики изжога. Поговорим на другую тему, – попросил Дмитрий, докурив сигарету до перламутрового фильтра с золотым ободком. – Ты как?

– В полном ажуре! – Бокун потянулся, закинув руки за голову. – Рапорт об увольнении подал два года назад. Надоело идиотские приказы выполнять и гроши пересчитывать – хватит на горбушку хлеба с кефиром до получки или к друзьям-коммерсантам на поклон ходить. Доконала меня армейская бодяга.

Марш, марш под пули за сушеные дули! – Анатолий засмеялся сочиненному экспромту. – Занимаюсь солидным бизнесом. Удовлетворяю запросы населения в товарах массового потребления. Хорошо… – он глубоко вздохнул, – весна… Стихами заговорил.

– Продаешь что-то?

– Продаю, покупаю, привожу, отвожу… – туманно отвечал Анатолий. – Извини, у тебя военные тайны, у меня коммерческие секреты. Се ля ви, как выражаются французы. Ты бы заглянул ко мне! – Бокун достал портмоне с тисненными золотом инициалами, выдернул визитную карточку. – Недельного загула тебе не гарантирую, но денька три покуролесить сможем. Сауна, эротический массаж, – он подмигнул, намекая на райское наслаждение. – Что тебе врачи прописали?

– Покой и рыбалку.

– Покой нам только снится, а мужскую потенцию восстанавливать надо. Лучших публичных домов, чем в Москве, на земном шарике не найти! Я и в лондонском Сохо, и на парижской Плас-Пигаль, и в гамбургском Риппер-бане проститутками пользовался. Лажа полнейшая. Синтетические какие-то там девки. Ровнехонько на уплаченную сумму тебя обслужат и «вэг», собирай манатки или плати по новой. Ни тебе душевного разговора, ни страсти…

– Извини, Толян… – прервал его воспоминания о заграничных борделях Рогожин. – Я продажными девками брезгую. Воспитание!

– Дело вкуса, – легко согласился Бокун. – Ты визитку прибереги, – он затолкнул прямоугольник мелованного картона в нагрудный карман Дмитрия.

Секунду однокашники молчали. Они были очень разными: самоуверенный Анатолий, благоухающий французским парфюмом, и провонявший горьким госпитальным запахом майор Рогожин.

Неожиданно Дмитрий, словно по наитию, выпалил:

– Толик, ты ствол достать можешь?

– Зачем тебе пушка? – Бокун внимательно посмотрел на однокашника. – У вас, военных, – он подчеркнул, что себя к касте защитников Отечества не относит, и сделал это с интонацией, в которой сквозило пренебрежение, – арсеналы опустели?

Рогожин насупился. Ему был неприятен выпендреж товарища по училищу.

– О, скуксился! – Бокун пальцем ткнул Дмитрия в бок и уже серьезно спросил:

– Крупные неприятности, а, связной?

– Мелочовка.

– По мелочи из пушки не стреляют, – резонно заметил Анатолий. – Впрочем, буду рад оказать услугу старинному приятелю. В столице этого добра пруд пруди. У каждого пятого кобура под мышкой.

Кто с «газухой» по бульварам фланирует, кто посолиднее игрушки носит, Техас! Ствол я тебе достану, но при условии сохранения полной конфиденциальности.

– Разумеется. Мне бы побыстрее.

– Спешка нужна при ловле блох! – ответил Бокун. – Доставить куда? – Анатолий встал, отряхивая от капель воды, падающих с деревьев, ворот плаща.

– Вызовешь меня по телефону, – Рогожин назвал номер.

Попрощавшись, Анатолий направился к КПП госпиталя размашистой походкой вечно торопящегося человека.

Глава 4

Бокун ненавидел вонь госпиталей. Его выворачивало наизнанку от острых запахов дезинфекционных препаратов и лекарств. Вид белых халатов действовал на Анатолия, как красная тряпка на быка. Госпиталь стал поворотным пунктом в его судьбе, судьбе перспективного, подающего большие надежды лейтенанта элитного подразделения армейского спецназа.

Направляясь к новехонькой, с иголочки, «Ауди», оставленной на стоянке перед центральным въездом в «Бурденко», он глубоко дышал, выкачивая из легких остатки больничного воздуха. Усевшись за руль, Бокун не спешил заводить. Надорвав пакетик с ароматизированными салфетками, Анатолий достал одну, скомкал и протер виски. Казавшееся давно забытым прошлое водоворотом засасывало обратно, покрывая сердце бывшего лейтенанта ледяной коркой страха.

Бокун часто внушал себе: армия – это страница, навсегда вырванная из книги жизни, и нечего ее мусолить. Но прошлое напоминало о себе ночными кошмарами, прошлое проглядывало в малозначительных обыденных вещах, как вот этот липкий мартовский снежок, посыпавшийся с невеселого, тусклого неба.

Включенные «дворники», похожие на конечности огромного насекомого, зашуршали по стеклу, сметая снежную кашицу. Под их аккомпанемент поплыли воспоминания…

Перед самым развалом Союза, летом девяносто первого года, начальник штаба военного округа, исполняя директиву Москвы, предложил лейтенанту Анатолию Бокуну войти в состав формирующегося отряда быстрого реагирования.

– Родина нуждается в вас! – проникновенно говорил седовласый генерал-лейтенант. – У вас, товарищ Бокун, отличные характеристики, безупречный послужной список. Пора, пора послужить Отчизне на полную катушку…

В те времена в армии ерепениться было не принято.

Выгнув дугой грудь, взяв под козырек, лейтенант разведбата отдельной горнострелковой бригады Анатолий Бокун ответил четко и односложно:

– Есть!

Отряд создавался для выполнения деликатных поручений – нейтрализации лидеров сепаратистских движений. Так цели спецподразделения «Кречет» формулировались на языке политиков. На армейском диалекте все вкладывалось в понятную и емкую фразу – «гасить недорезанных абреков».

Головорезы в «Кречете» собрались отборные. Солдаты срочной службы прошли ад учебок спецназа. На их головах действительно можно было хоть кол тесать, а из кирпичей, расколотых на тренировках лбами и ребрами ладоней этих парней, можно было построить приличный домишко. Об отцах-командирах отряда быстрого реагирования по округу ходили легенды. За плечами каждого офицера как минимум были Афган и бесчисленное количество операций в «горячих точках».

«Кречет» был разбит на пятерки. Организация отряда копировала структуру обычного армейского спецназа. Анатолий попал в звено, которым командовал старший лейтенант Бендич – нелюдимый, мрачный субъект с оловянным взглядом тяжелоконтуженого.

Кумиром Бендича был непревзойденный, лучший командос гитлеровской Германии штурмбаннфюрер войск СС Отто Скорцени. Лейтенант перечитал всю литературу, где хотя бы вскользь упоминалось о подвигах знаменитого диверсанта. Купил видеомагнитофон только для того, чтобы прокручивать вновь и вновь кассету с заключительной серией киноэпопеи «Освобождение», где был эпизод о самой шумной акции любимчика фюрера, похитившего арестованного итальянским королем фашистского диктатора Муссолини. В фильме довольно достоверно было показано, как высаживается на планерах десант в Альпах, как немецкие командос крошат слабо сопротивляющихся «макаронников» и как, ворвавшись в комнату, где Муссолини подумывает о самоубийстве, штурмбаннфюрер орет: «Вы свободны, мой дуче!»

В этом месте Бендич разражался аплодисментами, а его сумрачное лицо светлело. Однажды, не удержавшись, Бокун спросил своего командира:

– Игорек, втолкуй мне, необразованному, что тебя так привлекает в этом фашисте? Они ведь воевали против нас, десятки миллионов русских угробили.

Восхищаться эсэсовцем не патриотично!

Бендич, скептически ухмыляясь, ответил:

– Оставь патриотизм для пионеров! У меня от этой брехни иммунитет. Не воспринимаю более трепа политработников и наших государственных, прости господи, мужей, спекулирующих на патриотизме. Подожди, Толя, они под этим соусом заставят нас собственное мясо жрать и своей же кровью запивать. Я уважаю профессионалов. Профессионал всегда место под солнцем завоюет и не замарается. Скорцени.., что же… – Бендич сделал паузу, – ..он служил кому присягал, Адольфу и Германии. Хорошо служил, между прочим. А когда немцы войну проиграли, собрал чемоданы и смотался под крылышко к генералу Франко в Испанию. Сидел на террасе дома у моря, любовался, как солнце в океан садится. Мемуары писал… – прищурив глаза, тягучим голосом говорил Бендич, наверное, представляя своего кумира в плетеном кресле-качалке под пальмами. – Нашим подвигам, Бокун, на самом деле грош цена в этой стране. Жестяная звезда на могиле, залп почетного караула на похоронах, а если повезет, дом инвалидов с миской каши на завтрак, обед и ужин. Вот и все, на что мы можем рассчитывать в благодарность от матушки-отчизны…

Больше с расспросами к командиру Бокун не приставал, рассудив, что каждый по-своему с ума сходит.

Да и некогда было. Кавказ тонул в трясине междоусобной резни. Грузины дубасили абхазцев, осетины готовились вцепиться в глотку ингушам, чеченцы под шумок скупали оружие, готовясь к большой нефтяной войне против России.

Кречет – хищная птица, использовавшаяся в древности князьями и царями для охоты даже на крупную дичь. Взмыв с княжеской руки под облака, птица камнем падала на ничего не подозревающую косулю или зайца, ударом крючковатого клюва перебивая шейные позвонки.

Отряд «Кречет» скорее напоминал изрядно потрепанного петуха, которого хозяин ради какого-то идиотского эксперимента запер в курятнике с хорьками.

Спецназовцы уже толком не понимали, против кого они воюют и чего от них хотят московские генералы.

– Мы – дерьмосборщики! – образно обрисовывал ситуацию Бендич.

– Золотари, – поправлял командира Бокун, предлагая взамен новообразованного слова старое, подлинно русское название чистильщиков выгребных ям.

– Пусть золотари, – соглашался старлей. – Политики горы дерьма наворотили, народ задыхается, гибнет, а мы разгребать должны. На кой черт мы защищаем абхазов?! Режут друг друга?! Отлично! Повоюют лет пяток, а потом и грузины, и абхазы на коленях к нам, русским, приползут, руки целовать будут, чтобы взяли под крыло.

Но в сентябре никто из враждующих сторон в абхазо-грузинском конфликте рук целовать не собирался.

Боевики грузинских отрядов «Мхедриони» делали гирлянды из отрубленных указательных пальцев абхазов, а те, соревнуясь в жестокости с противником, нанизывали на суровую нитку обрезанные и подвяленные под горячим южным солнцем носы.

Здесь, на благословенной земле, воспетой еще в древнегреческих мифах, время потекло вспять, возвращая людей к состоянию первобытной дикости.

…Снег валил стеной, засыпая узкую горловину ущелья. До дороги оставалось километров пять. Бокун озабоченно оглянулся на командира звена, но смог разглядеть только серое пятно, отдаленно напоминавшее человека.

Отряд пробирался к некогда строго секретному объекту, обозначенному на картах кодовым названием «Красная Горка». Сумасброды-ученые зашились в горах, колдуя над созданием биологического оружия.

Кто-то в Кремле посчитал идею тухлой и противоречащей международным договорам, подписанным Россией. «Красная Горка» продолжала существовать, но ни военные, ни КГБ большого внимания ей не уделяли.

Люди в белых халатах регулярно отсылали в Москву отчеты о проделанной работе, где их, даже не просматривая, отправляли в архив, а то и просто выбрасывали. И когда в лаборатории однажды случился пожар, это сочли хорошим поводом, чтобы и вовсе ее закрыть. Объект "X" оказался замороженным, а вместе с ним и часть уцелевшей от огня лаборатории. О «Красной Горке» забыли на пять лет:

Начавшаяся в Абхазии война напомнила высокому начальству, что кое-что брошено в горах. Кроме того, по каналам агентуры Главного разведуправления прошла скупая информация о подозрительной возне турок, заинтересовавшихся остатками оборудования «Красной Горки». Решение стратеги с генеральскими погонами приняли радикальное: приказать компании отчаянных парней-спецназовцев «прогуляться» по зимним горным тропам, осмотреть уцелевшие от пожара помещения лаборатории и довершить ликвидацию объекта.

Выбор пал на группу Бендича. Пройти по территории, превратившейся в зону боевых действий, да еще по труднодоступным зимним тропам, могли только такие волки.

Перед операцией их в приказном порядке упекли в госпиталь, чтобы вогнать по три кубика желтой, похожей на подсолнечное масло вакцины. На все вопросы отвечали коротко: «Для профилактики». Бендич, которому положено было знать больше, чем остальным, только пожимал плечами:

– Обычная вылазка, чего суетитесь?

Толик ему не поверил.

Медсестра долго искала вену, пока Бокун рассматривал красную полосу на стене. Все, что выше полосы, было белого цвета, ниже, до плинтуса, зеленого.

– Сожми кулак, – приказала медсестра.

Анатолий пошутил:

– Не промахнись.

Девушка обиделась и со злостью вогнала иглу. Полоса на стене вдруг задергалась в судорогах. Бокун невольно сморщился.

Медсестра удовлетворенно улыбнулась:

– Боишься уколов?

Главврач с погонами полковника удивленно посмотрел на Толю, на мгновение оторвав взгляд от листка бумаги, исписанного мелким, бисерным почерком.

– Забыл вас предупредить, – сказал он, обращаясь к медсестре, – это может немножко болеть. Препарат мало опробованный.

Бокун только сильнее стиснул зубы. На висках выступили капельки пота. Не дожидаясь, когда ему скажут идти, он попробовал было подняться, но новый приступ боли пронзил все тело.

– Господи! – закричала медсестра.

Бокун представил себе, как вакцина сантиметр за сантиметром выжигает его изнутри. Чувство было такое, словно тысячи раскаленных игл вонзились в сердце, легкие, желудок, мозжечок и теперь медленно впиваются все глубже и глубже. Внезапно ставшие свинцовыми веки закрылись сами собой. Из-под них градом катились слезы. Голова Анатолия безжизненно повисла на груди.

– Умирает! – еще громче заорала девушка и в ужасе отшвырнула шприц.

– С ним ничего не случится, – спокойно произнес полковник.

В следующее мгновение Бокун, как подкошенный, рухнул на пол. Из груди медсестры вновь вырвался крик.

– Нашатырь! – главврач рывком поднял безжизненное тело и бросил его на кушетку в углу.

– Какого черта? – были первые слова Анатолия, когда он пришел в себя.

Бокун неловким движением стряхнул с плеча руку медсестры. Та виновато улыбнулась. Он неожиданно подумал, что в другой раз обязательно бы с ней познакомился, по крайней мере, спросил бы ее имя. Бокун никак не мог сообразить, что произошло, а сообразив, ужасно на себя разозлился. Стараясь не встречаться взглядом с девушкой, он встал и неуверенным шагом вышел в полутемный коридор.