Текст книги "Теория катастрофы"

Автор книги: Ник Горькавый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Ник. Горькавый
Теория катастрофы

Посвящается всем хранителям ноосферы.

Пролог

Это был просто кошмарный сон.

Вершины лунных гор стремительно приближались. До удара осталось пять секунд.

Девушку развернуло спиной к острым скалам. По позвоночнику прокатилась ледяная волна – человек предпочитает встречать смерть лицом.

Четыре секунды. Космический катер падал на двадцать метров впереди и ниже.

Три секунды. Девушка всё больше отставала от спешно покинутого корабля, но её скорость по-прежнему была огромной.

Поворот тела позволил увидеть будущее.

Время затормозилось ещё сильнее.

Будущее было совсем рядом – страшное, как смерть, и неотвратимое, как будущее.

Девушка летела стрелой, вбирая зрачками последние секунды и метры.

Кто сказал, что видимая смерть легче?

Две секунды.

Внизу скалились острые каменные резцы; впереди вырастал хребет, зубастой челюстью окаймляющий большой кратер, и расширенные глаза уже нашли хмурую гору, прерывающую траекторию падения, перерезающую нить судьбы.

Вершина роковой серой скалы напоминала морду зверя. Оскаленно-неподвижного, собравшегося в боевую пружину перед прыжком.

Одна секунда.

Ракетный катер молнией вонзился в каменное подбрюшье скалы. Топливо мгновенно смешалось с жидким кислородом и взорвалось.

В месте падения выдулся немой оранжевый шар. Огонь полетел вверх – встречать человека.

Сжав до боли ладони, девушка смотрела, как взрывная волна вздымается всё выше, пожирая скалу и яркими руками жонглируя металлом бывшего корабля.

В таком пекле пластиковый скафандр не выдержит и мгновения: запузырится плавленым сыром и лопнет, впустив пламя – к коже, а пустоту – в грудь.

Но зверь, ревниво опережая огонь, прыгнул навстречу, раскрывая серую пасть в смертельный капкан.

Сверхзвуковой удар о скалу расколет стеклянный защитный колпак в пыль и мелкие кусочки. Каменные зубы изотрут человеческое тело в бессмысленную красную кашицу, беззвучно шипящую и пузырящуюся в вакууме.

Бритвенный край кратера был совсем рядом.

Девушка ясно видела клыки в пасти зверя, плывущего по горло в жгучей лаве.

Что убьёт раньше – огонь или камень?

Жить хотелось невыносимо.

Глава 1
Девушка с хрустальными волосами

Слоистый аромат поздних медуниц доверху наполнял Главную башню. Под арочными сводами из шершавого камня гулко металось изломанное, исцарапанное эхо.

Вдоль стен по-броуновски переминались школьники, едва сохраняя небрежный строй. Профессора Колледжа стояли степенно, раскланиваясь с родителями учеников.

Хрустящая праздничная атмосфера была подсолена сожалением о промелькнувшем лете. Среди студенческого Ордена Леопардов спокойно стояла Никки: тонкие черты лица, синие глаза, худощавая фигура. Кремовые брюки, рубашка цвета горького шоколада – на первый взгляд, девушка выглядела вполне обычной. Лишь прозрачные волосы, сверкающие на солнце длинными хрустальными прядями, выделяли её среди подростков.

Впрочем, что-то в лице Никки быстро заставляет забыть об удивительных стеклянных волосах. Обычная девушка? Вовсе нет. Её лицо почему-то не отпускает взгляд. Слишком уверенное выражение? Необычно умные глаза?

Странное, странное лицо.

Когда девушка отворачивается, то возникает острое чувство потери и пустоты. Художники в бешенстве ломают кисти и сходят с ума, пытаясь перенести на холст этот секрет таинственного притяжения.

Много, много страданий приносят такие лица другим людям.

Колчан стрельчатого окна встряхнул и заново перевязал пучок серебряного света; студенты зашевелились, спрятались за тёмными очками.

Никки поерошила волосы и небрежно стряхнула солнечный луч; рой искр разлетелся по сторонам и ужалил не одно молодое сердце.

Девушка посмотрела в дальний угол холла и нашла среди Ордена Сов высокого Джерри. Юноша пристально глядел на неё, прищурив голубые глаза. Никки кивнула, и он мгновенно просиял в ответ.

Родители первокурсников грудились у балконных перил, бережно держа в руках чёрно-белые тома. Каждый год выходила книга с результатами экзаменов и биографиями счастливчиков, попавших в Школу Эйнштейна. Популярное и горестное чтение для не поступивших в знаменитый Колледж. Секреты чужого успеха – ходовой товар среди неудачников.

Девушку с хрустальными волосами зовут ещё и другим именем – Маугли. Это имя очень подходит девушке. Уважительно подходит, на настороженных ногах: Никки непредсказуема, её поступки вызывают смятение врагов и недоумение друзей.

Маугли обвела взглядом разноцветную шумную толпу студентов, вернувшихся с каникул и заполнивших Главную башню Лунного Колледжа. Столько людей сразу! – зрелище всё ещё удивительное для девушки. Десять лет она видела только одного человека – и то в треснувшем зеркале корабельного душа.

Давным-давно, маленькой девочкой, она жила с мамой и отцом на Марсе – ласково лиловом и восхитительно интересном.

Но однажды вечером папа заявил:

– Мы летим на Землю.

– Зачем? – насупилась Никки. – Мне и на Марсе хорошо.

– На Земле тебе будет ещё лучше, – сказала мама. – Там есть море.

«Море» прозвучало как «мороженое».

Никки вопросительно посмотрела на отца, голова которого парила где-то возле яркой люстры.

– Море тебе понравится! – кивнул отец из стратосферы. – Оно любит кувыркаться, шлёпать и бормотать. Море пахнет солью и полно сокровищ – и ты будешь за ними нырять.

Это звучало даже лучше, чем «мороженое», и Никки согласилась.

Девочка привычно села отцу на шею-которая-выше-жирафа, и они отправились к небольшому научному фрегату «Стрейнджер», на котором её родители летали вдвоём, пока работали в МарсоИнституте.

Фрегатик охотно согласился отвезти их на Землю.

Роботы-грузчики катили багаж.

– Мама, откуда у тебя такой чёрный блестящий чемоданчик?

– Никки, это наш попутчик – Робби.

– Здравствуйте, мисс Гринвич!

– Ойздрасте, говорящий чемодан Робби.

Попутчик оказался сущим кладом. Родители много времени проводили в рубке, работая свою непонятную работу, а Никки и Робби в кают-компании пели песни, рисовали и резались в задумчики. Новый приятель знал массу удивительного и совсем не робел целый день играть с маленькой девочкой.

Отсчитались две недели полёта, поскучневшие к концу.

После завтрака отец пристегнул Никки к креслу и строгим голосом велел нухотьнемногопосидетьспокойно.

И отправился на капитанский мостик.

Девочка долго хихикала – папа совсем не умел быть строгим.

Никки не успела дорисовать давно задуманный домик с башней и балконом, как внезапно погас свет и она очутилась в душной тяжёлой тьме. Никки крепилась и ждала родителей, но когда корабль на что-то налетел, заскрежетал и стал разваливаться, она не выдержала и завизжала изо всех сил.

Пронзительный древний призыв о помощи остался без ответа.

Мрак, душивший Никки, рассвирепел и хлестнул наотмашь свинцовой рукой. Тело девочки было пристёгнуто к креслу, но голова жестоко дёрнулась, шея хрустнула – и сознание с облегчением покинуло маленький и перепуганный до смерти мозг.

Следующее воспоминание было таким: Никки лежит на металлическом столе, без одежды, и её глаза слепит яркая лампа. Сверху нависает страшная пучеглазая морда и машет клешнёй с мокро-красным скальпелем. Закричать почему-то не получается.

Первые недели после катастрофы прерывистым стробоскопом запечатлелись в памяти:

…ледяной окровавленный стол под обжигающей синей лампой…

…клешни куда-то несут Никки, её руки и ноги болтаются, будто тряпичные…

…она лежит на кровати, в нос тянутся противные пластиковые трубки…

…ночь, шея горит невыносимым огнём, но мамы рядом нет, а ведь раньше она всегда приходила, когда маленькой Николетте было больно.

Боль была не прерывистой, а постоянной.

Одна сцена помнится лучше всех – слишком часто она повторялась: твёрдые клешни корабельного робота цепляют Никки под мышки и пытаются поставить на пушистый коврик, постеленный на полу.

Но ноги не держат девочку и легко подгибаются.

Десятки, сотни попыток нечеловеческого упорства – тело пытается опереться на белые вялые палочки, но они безвольно складываются, нечувствительно сминаются под напором пола. Даже смешно было вначале.

Помог верный друг – Робби. Никки смогла двигаться лишь после того, как кибер подключился к её повреждённому позвоночнику и стал передавать сигналы мозга к рукам и ногам – иначе они отказывались слушаться, сволочи. С Робби и дышать стало легче.

Он бесконечно терпеливо отвечал на бесчисленный вопрос «Когда придут мама с папой?» и учил её ходить, как беспомощного младенца, и подбадривал, как взрослого человека. Ноги не слушались, шея горела, мамы не было – одиночество девочке совсем-совсем не нравилось. Но ни плач, ни истерики не помогали – жить приходилось не так, как хотелось, а так, как получалось.

Наконец, девочка научилась доносить еду до рта и ковылять на собственных ногах.

Первым делом она добралась до рубки.

Плакала и барабанила в дверь, пока не иссякли слабые силы и слёзы.

И потом она часто приходила к люку командирского отсека и стучала в него, но всё тише, всё безнадёжней. Родители не выходили из-за тяжёлой металлической плиты, такой искорёженной и выгнутой, что девочка бесповоротно поняла: мама и папа больше никогда не смогут покинуть капитанский мостик своего корабля.

Робби объяснял много раз:

– Из-за отказа электроники фрегат не закончил орбитальный манёвр и разбился.

Непрочная полустеклянная рубка была раздавлена острой скалой, но остальной корпус корабля почти не пострадал, зарывшись в пыльный грунт небольшого тёмно-серого астероида.

На штурманских картах он значился под номером 4654. Пятикилометровая планетка владела двумя лунами, и они быстро бегали по звёздному небу, развлекая Никки как могли – то качаясь лодочками, то играя в круглый мяч.

Этот космический пейзаж окружил Никкино детство. А Робби стал единственным собеседником и наставником девочки.

Множество трудных приключений прожила Никки на астероиде, постепенно превратившись в длинноногого подростка, поневоле знающего и умеющего гораздо больше сверстников. Робби составил ей диету выживания из скудных корабельных запасов. Девочке даже пришлось привыкнуть к марсианскому кьянти, найденному в грузовом трюме.

Астероидный робинзон, она называла себя астровитянкой. От долгой жизни в космосе её волосы стали прозрачными, как стекло.

– Никки, у нас кончается продовольствие, – сказал как-то Робби. – Тебе нужно восстановить теплицу. Иначе ты умрёшь от голода, и мне одному будет ужасно скучно.

Теплица зияла разбитыми стёклами и мёртвыми ящиками с высохшей почвой.

Пришлось заделывать дыры, восстанавливать отопление и атмосферу.

Замороженная икра из аварийного набора зашевелилась, пробилась быстрыми стрелками мальков. Помидорные листки весело тащили друг друга за зелёные волосы – на волю из тесных семян.

Ночью Робби разбудил едва заснувшую и измученную Никки:

– Метеоритный дождь! Оранжерея гибнет!

Никки не повезло – астероид попал в центр метеорного потока, остатка разбитой каменной космической глыбы или испарившейся кометы. По астрономическим меркам, дождь был несильным, но плотным.

Возле люка, ведущего в оранжерею, Робби крикнул:

– Там половина атмосферного давления! Форель надо спасать в первую очередь, а семена у нас ещё есть.

Надевать скафандр было некогда – мальки могли погибнуть в любую минуту. Люк открылся, и девочка прыгнула в холодную красноватую тьму оранжереи. Уши сразу заложило. Никки с трудом, в свете аварийной лампы, нашла пятилитровую кювету с мальками. Свист воздуха, высасываемого стеклянными ртами пробоин, действовал на нервы.

Девочка схватила кювету и, оттолкнувшись от стола, метнулась назад – к люку.

Метеорит ударил прямо в соединение несущих балок оранжереи. По ушам хлестнул грохот ломающейся конструкции и треск лопающихся стёкол. Ветер попытался остановить Никки и захлопнуть перед ней люк, но она врезалась в тяжёлое железо плечом и, жестоко ссаживая локти и колени, вывалилась, выдралась в коридор из гибнущей оранжереи.

Люк отгородил её от космического вакуума, но пустая кювета лежала на боку, и мальки отчаянно прыгали в растекающейся мелкой луже, раскрывая рты и умирая.

Самое время зареветь от обиды.

Но астровитянка уже разучилась плакать.

Она ладонью сгребла в кювету часть воды, киселём колышащейся в слабой гравитации. Потом наклонила лицо к умирающему мальку, осторожно взяла его губами и перенесла в аквариум.

Она успела спасительно поцеловать многих, но большинство рыбок всё-таки погибли.

Выжила лишь треть.

Робби хладнокровно заявил:

– Нет смысла восстанавливать старую оранжерею – она слишком мала для такой прожорливой девочки. Будем строить новую.

Никки не поверила своим ушам.

Но они всё-таки построили её. Оранжерея обошлась дорого, но была великолепна. В ней уместился прудик с водой для подрастающей форели. И помидорные грядки, среди которых можно было гулять, дыша паслёновым густым запахом.

Но кислорода было мало. Рука, распоротая на постройке оранжереи, сильно болела.

Никки лежала в слишком просторном скафандре с последним баллоном и терпеливо ждала, когда быстрорастущий плющ и игольчатая зелёная травка станут выдыхать больше кислорода, чем Никки его вдыхает.

Кислород можно добыть электролизом, но космическая вода дороже земного золота.

Ждать было трудно. В глазах темнело. Клонило в тягучий неосвежающий сон. Мучили удушливые кошмары, и часто снился веер красных капель, толчками выбивающийся из тонкой руки.

Но Никки не хныкала.

Она оказалась прочным человеком. Внутренняя стальная струна удерживала лицо от плаксивой гримасы и позволила выжить, дождаться сытного до пьяности воздуха и праздника первой жареной форели.

Отчаянно рискованное бытие Робинзона постепенно наладилось.

Космическая Маугли побеждала, потому что проигрывать было нельзя. Но когда наступала усталая ночь, натянутая струна внутри тощего ребристого тела часто рвалась, и девочка плакала во сне, горько и навзрыд. И тогда приходила мама – обнимала, ласково гладила по голове и говорила успокаивающе:

– Всё будет хорошо…

И пела ей колыбельную песню.

Проснувшись, девочка сердилась на себя. Дню не разрешались слабости.

Прошло десять трудных лет, прежде чем спасательный крейсер Спейс Сервис поймал слабые SOS-сигналы с разбитого фрегата-исследователя и сел на астероид 4654 в вихре песка-реголита.

Осаживая отчаянно бьющееся сердце, астровитянка ступила босой ногой на металлическую палубу чужого корабля и отправилась в далёкие, невероятные края, туда, где живёт множество людей. Миллионы, миллиарды. Уму непостижимо.

С тех пор прошло полтора года, битком набитых важными событиями и шишками.

Можно бы и поменьше набивать шишек.

Крушение «Стрейнджера» оказалось не случайным. При сближении с астероидом исследовательский фрегат был атакован неизвестным кораблём, уничтожившим ЭМ-полевым выстрелом электронные цепи «Стрейнджера». Кому понадобилось нападать на безоружное и безобидное исследовательское судно? Это оставалось загадкой.

Спасатели привезли Никки в Лунный госпиталь. Гравитация Луны гораздо сильнее астероидной силы тяжести, и Маугли пришлось несколько месяцев передвигаться в инвалидной коляске, укрепляя связки и кости после жизни в почти невесомости. Но девочка не жаловалась – и терпения ей было не занимать, да и жизнь среди людей казалась чудесной сказкой.

В Лунном госпитале Никки увидела Джерри Уолкера, мальчика с длинными каштановыми волосами и худым носатым лицом. Он тоскливо сидел среди шумной детской толпы и смотрел вокруг глазами одиночества – так смотрят брошенные собаки и дети, у которых больше нет родителей. И Никки поняла, что угрюмый мальчик будет… что он станет… Трудно понять, что она поняла, но Джерри сразу показался нечужим. И Никки захотелось убрать чёрную тень с его лица. А вкрадчивый голос из романтических книжек беззастенчиво шепнул: «Может, это и есть твой принц?»

Джерри научил космическую Маугли заказывать еду у робота-официанта и показал парк, где в озере плавали белые и красные рыбины, а на лужайке паслись симпатичные белохвостые олени Томми и Тамми. Звери были влюблены друг в друга и почти не дрались копытами.

Как счастлива была Никки, попав к людям!

Но потом она умерла.

Не стоит демонизировать смерть. Для чувств человека нет никакой разницы между мучительной потерей сознания и смертью – вопрос только в обратимости этого состояния.

Никки ожила лишь через два дня – и целый месяц пролежала в медотсеке.

Физически выздоровев, Никки внутренне сильно изменилась.

Не стоит недооценивать смерть. Трудно жить обычной жизнью, если уже один раз умирал. Трудно любить людей, если кто-то из них всё время хочет тебя убить.

Но астровитянка справилась с собой и приняла вызов неведомых и могучих врагов. Она сама решила напасть на них.

Главные победы вырастают не из звяканья мечей и разбитых носов, а из кропотливого анализа информации. Маугли и кибер разработали дерзкий план действий и на симпозиуме Космической Службы заварили та-акую кашу! А если кто-нибудь узнает о секретном совещании с могущественными коммодорами Спейс Сервис, которых Никки буквально заставила принять свои условия, потребовав от них… нет-нет, лучше об этом молчать… тс-с…

А как же Джерри? Да это же он улыбается из другого конца холла Главной башни. В прошлом году он спас Никкину жизнь, висевшую на горелой ниточке. Джерри стал очень важным человеком в жизни Никки, теперь он гораздо больше, чем просто друг.

Гораздо больше.

Сегодня для них начинается второй год обучения в Колледже. Что он им несёт? Удастся ли Никки узнать, кто виновен в смерти родителей? Что за враг хочет убить и её?

В Главной башне уже началась Церемония Старой Шляпы.

– Ситти Пак, чемпион Колледжа этого года! – потряхивая пышной седой шевелюрой, провозгласил профессор Милич, директор Колледжа Эйнштейна.

Церемония распределения новичков по Орденам началась. Испуганный круглолицый мальчик, надевая кожаный потёртый колпак на голову, едва не сел мимо табуретки. Гулкий мистический голос откуда-то сверху провозгласил:

– Ситти Пак – Орден Совы!

Аплодисменты, свист и крики потрясли Главный холл. Чемпион положил шляпу на табуретку – и забыл, что делать дальше. Вдобавок его смутили видеокамеры, стайкой шмыгающие возле лица. Развитый интеллект чувствителен к мелочам – они легко выбивают его из колеи. Ситти, обозлившись, даже прихлопнул пару самых надоедливых электромух.

Чарли Тапурам, староста Сов, подошёл к первокурснику и отвёл его в нестройные ряды совиного Ордена, стоящего у южной стены Холла. С точки зрения Старой Шляпы, Совы отличались логическим складом мышления, но это не помешало им эмоционально приветствовать нового умника в своих рядах.

Чемпионы экзамена обычно становились Совами, хотя в прошлом году решением Шляпы – а, вернее, Вольдемара, главного компьютера школы, чьё мнение традиционно озвучивал старый кожаный колпак, – Никки была распределена в Леопарды – Орден, собранный из наиболее боевых и азартных мальчишек и девчонок.

Дальнейшее распределение сотни новичков, поступивших в Колледж Эйнштейна, шло без малейших задержек, и вскоре Ордена смешались в вавилонском столпотворении: Совы хлопали дружественных мирных Оленей по спинам, а Леопарды пикировались с надменными аристократами-Драконами. Пять сотен молодых людей в одном помещении производят удивительный шум и гвалт.

Наконец студенты выбрались из Холла на залитую солнцем площадь и, не переставая болтать, хвастаться и подкалывать друг друга, двинулись на традиционный праздничный обед. Кому не хватило места на светлой бетонной дорожке, шли по аккуратной зелёной лужайке, а газонные роботы-стригуны улепётывали из-под человеческих ног в кусты.

Джерри, шагающий рядом с Никки, тихо спросил:

– Помнишь – год назад? Перед торжественным ужином ты сделала себе причёску – в первый раз без рыжей краски. А я как увидел тебя с хрустальными волосами, так сразу и пропал!

Никки засмеялась, приобняла Джерри за шею и взъерошила его длинные каштановые пряди. Так ласков был её жест, и так засветился в ответ юноша, что окружающие понимающе переглянулись: эти двое живут в своей Вселенной. Красивая Марина Блэкуолл с пышной тёмно-русой причёской тоже заметила происходящее – и нахмурилась.

И не только она.

Студенты уселись за длинные столы своих Орденов в зале приёмов Колледжа. Перед началом обеда директор представил студентам новых преподавателей гуманитарного факультета: социолога, профессора Тхимсота, а также профессора Эксмина, специальность которого директор почему-то не назвал.

Ребята набирали себе тарелки вкусных маленьких бутербродов, тянулись к бутылочкам с напитками. Первокурсники чувствовали себя стеснённо, но постепенно осваивались, прислушиваясь к разговорам соседей.

От стола преподавателей донёсся уверенный голос нового профессора-неизвестно-чего, беседующего с соседями:

– В Японии сакэ пьют из деревянных ящичков. Их удобно составлять в пирамиды. Культура еды на Востоке удивительна. Сидишь на циновке в традиционном ресторане старого Киото, отъезжает дверь – за ней девушка с подносом, тоже на коленках – и улыбается. Она перебирается в гостиную и подаёт блюда – и всё это – не вставая на ноги! Когда вокруг вас ползает на коленях симпатичная девушка, да ещё и кормит – это создаёт непередаваемые вкусовые ощущения! Хотел привить в семьях друзей – нет, не прижилось…

Последняя фраза не только ясно показала, что профессор холост, но и объяснила, почему.

За столом вокруг нового преподавателя по какой-то случайности сидели одни женщины: профессора Франклин, Майсофт, Гуслик и тренер Бенто Нджава. Литературовед Джоан Гуслик улыбалась рассеяннее обычного, а поблёскивающие глаза профессора кибернетики Майсофт пристально следили за рассказчиком. Джоан Гуслик была одета в свою повседневную широкую хламиду, зато Элен Майсофт в чёрно-белом платье выглядела очень элегантно.

– Кто этот новый профессор Эксмин? – спросил Джерри у соседей-Сов.

Сразу нашёлся знающий:

– Эксмин – писатель-интеллектуалист, автор бестселлеров «Мускулы разума» и «Искусство полемики». Он всемирно известен.

– Не люблю тех, кого заставляют любить, – косясь на профессоров, независимым тоном пробурчал Жюльен-Сова, круглолицый паренёк с умными глазами, и простёр благословляющий жест над изобильным столом:

– Друзья мои, душа человека всё-таки находится в желудке!

И стал собирать на тарелку приглянувшиеся бутерброды.

– Нельзя сказать точно, есть ли у человека душа, – вдруг возразил новичок-первокурсник, сидящий напротив. – Но, в любом случае, в желудке ей не место.

– Ты говоришь важные вещи, – приветливо улыбнулся Жюльен. – Жаль, что ты их не понимаешь!

Все захихикали.

Новичок упрямо наклонил коротко остриженную, шишковатую голову.

– Душа – это простонародный термин для высшей нервной деятельности человека. Она сосредоточена в мозгу, и её исследуют психиатрия и психология.

– Да ты не человек, а птица счастья! – удивился Жюльен.

Джерри ещё в прошлом году подружился с этим французом, известным острословом и любимцем девочек всех Орденов; он, улыбаясь, слушал Жюльена и новичка и поглядывал на стол, за которым сидела Никки.

Леопарды веселились шумно.

– После церемонии Старой Шляпы, – хвастается Смит Джигич, – я успел подложить в карман Бофику-Дракону бурчалку!

– Это что?

– Устройство размером с монету, которое периодически испускает громкие звуки бурчания живота!

Леопарды одобрительно хихикают.

Четверокурсник-Леопард живо описывает группе первокурсников самое яркое событие прошлого года:

– Профессор Дермюррей отчитывает Джонни-Сову в коридоре. Кругом – масса студентов, но это его не смущает. Тут раздаётся голос, громкий и тоскливый, как лекция самого Дермюррея: «Милый профессор!» Глядим – у стены стоит дипломница профессора, вся в белом. Складывает молитвенно руки и вещает восхищённым голосом: «Какой вы красивый!» Профессор остолбенел, морда у него стала свирепая, багровая. Девица продолжает: «Поговорите со мной, а то утоплюсь…» Дермюррей зарычал, подскочил к девице и разорвал её пополам, как бумагу. Силища неимоверная! Это он настенный голоэкран разодрал, на который кто-то запустил свой ролик. Абсолютно реалистичный! Девица молвила: «Вы разбили моё сердце, профессор!» – и растаяла. Всем очень понравилось – за исключением Билли-Дракона. Он от смеха растянул себе какую-то мышцу в паху…

К хохоту первокурсников присоединился и остальной стол, слышавший эту историю не менее восемнадцати раз.

«Почему люди, отмечая торжественное событие, так любят есть вместе?» – неслышно спросила Никки у кибердруга, беря с тарелки бутерброд с сёмгой и сыром.

Робби ответил, тоже неслышно:

«Первобытная традиция: коллективное поедание мамонта, ассоциированное с праздником. Совместная еда – это торжественный парад победы после удачной охоты».

Загорелая светловолосая Изабелла, заметно подросшая и похорошевшая за лето, сказала сидящей напротив Никки:

– Меня все каникулы донимали расспросами о твоей победе в Лунной Регате.

– Облёт вокруг Луны – это было сделано классно! Молодец! – с энтузиазмом воскликнул Смит Джигич, и остальные поддержали его мнение. Кудрявая черноволосая девочка, в первый раз попавшая за шумный стол Леопардов, смотрела на Никки во все глаза цвета тёмного ореха.

– Пришлось пошевелить мозгами, – пожала плечами Маугли, – ничем другим перед пилотами-профи я козырнуть не могла.

– У тебя здорово получилось! – воскликнула Изабелла. – И это не удивительно, ведь твои мозги…

– …это самое могучее оружие на свете! – заревели Леопарды, и в зале на них стали оглядываться.

– Да бросьте вы, – засмущалась Никки, – мне просто повезло… какой из меня пилот – я после финиша отрубилась от перегрузки, и Робби сам шлюпку назад вёл. После приземления очнулась, смотрю в зеркало: ужас! глаза с синяками, рожа в крови… – чуть снова в обморок не упала. Я даже про премию ничего не знала. На призовой чек таращилась, как робот на новый шлюз. Просто повезло.

– Я давно замечаю, – задумчиво сказал огромный пятикурсник Влад, – как дьявольски везёт этой маленькой Никки. Да и Багстоун мне об этом всё толковал – повезло ей, просто повезло…

Услышав про Багстоуна, закончившего Колледж Эйнштейна в прошлом году, стол Леопардов снова покатился от смеха: все помнили, как Никки разгромила этого чемпиона школы в поединке на мечах.

– А у принца Дитбита после битвы с «Летающими Леопардами», – серьёзно сказал веснушчатый Бимбо, – появилась новая привычка: почёсывать себе поясницу.

Студенты зашлись в весёлом ржании.

– И он стал здороваться с Мином-Драконом так ласково, так по-дружески! – Бимбо подбавил масла в огонь. Но Никки лишь слегка улыбалась среди общего хохота. Она помнила, как жёстко расправилась с Дитбитом и Мином во время воздушного боя, но это были не очень приятные воспоминания.

– А я видел, как профессор Дермюррей, заметив Никки в коридоре, резко сменил курс! – ухмыльнулся Смит.

– Решил не испытывать на себе её везение, – язвительно отметил кто-то.

– Зато профессор Гутт раскланивается с ней самым почтительным образом! – крикнули с конца стола.

– Ребята, – взмолилась Никки, – вам что – больше не о чем поговорить?

– Ладно, отстаньте от неё, – сказал могучий пятикурсник Влад, – разве не видите – дети джунглей равнодушны к славе.

Никки благодарно посмотрела на него.

– Лучше расскажу вам одну несмешную историю, – продолжал Влад. – Я вылетел вчера из космопорта Хитроу с опозданием и вляпался в кошмарные пересадки и состыковки. На Европлатформе встречаю Санди-Дракона. В Колледже мы практически не общаемся, а на геостационаре обрадовались друг другу как братья: ещё бы – три часа шаттл в Луна-Сити ждать. Сели кофейку в баре выпить, и тут Санди поцыкал зубом на мои мускулы… – Влад согнул руку и картинно напряг рельефный бицепс, – …и начал травить о том, что скоро крупные компании на работу будут принимать только после генетического тестирования. Пора, мол, отделять генетически чистых от нечистых, и скоро наш мир будет разделён на рай для существ с ангельской ДНК и на ад для геногрешников.

– Чтоб он подавился молоком Тауруса! – возмутился смуглый третьекурсник Джеймс. – На работу после ДНК-тестирования? А ООНовская Конвенция о генетическом равноправии?

– Санди сам такое не выдумает, он повторяет чужие слова, – размышляюще сказал Смит. – Бизнес его семьи имеет прямое отношение к фармазаводам и генной инженерии.

Второкурсник Билджи, чей отец входил в десятку виднейших ООНовских политиков, заёрзал на месте и не выдержал:

– Ладно, выдам один секрет, недолго ему осталось быть секретом… ООН скоро примет закон, разрешающий свободу генетических модификаций, – выпалил он, зачем-то оглянувшись через плечо.

Стол недоверчиво зашумел.

– Закон о свободе геноулучшения десять лет назад уже пытались принять, – сказал Влад. – Он был провален подавляющим большинством голосов.

Билджи сказал тихо, косясь по сторонам:

– Сейчас не провалится…

– Ты уверен? – встревожился Влад.

Сын ООНовского политика кивнул и сказал ещё тише:

– Кто-то с помощью политических взяток и угроз провёл гигантскую работу по пробиванию закона. Большинство голосов уже куплено, и всё решено ещё до голосования.

Смит присвистнул:

– Копыто Венеры! Геносвобода взорвёт всю земную политику и экономику… Традиционные производства рухнут, и наступят тяжёлые времена!

– Да бросьте, власть над геномом – это здорово, мы будем повелевать человеческой природой как боги… – сказала Олам. – Экономика-то тут при чём?

– Трогательная наивность! – фыркнул Смит, занимающийся макроэкономическим планированием. – Улучшение человеческой породы станет супертоваром экстремального спроса, обрушит рынок модной одежды, дорогих машин и домов – люди предпочтут вкладывать деньги не в роскошь, а в своё долголетие и в будущее детей. Как следствие – кризис в экономике, банкротство обычных производств и сотни миллионов безработных.

– И ещё возникнет генодискриминация, – хмуро сказал Влад. – Компании предпочтут нанимать модифицированных людей – здоровых, с высоким интеллектом и приятной внешностью.

– Но Конвенция о генетическом равноправии уже принята – значит, её поддерживает большинство населения планет, – отметила Никки.

– Правильно, – вздохнул Влад, – но хорошо организованное меньшинство часто побеждает дремлющее большинство.

– Значит, его надо будить! – решительно заявила Никки. – Я не знаю состава своих генов и не хочу, чтобы кто-то решал мою судьбу на основании химанализов!

– С тобой это вряд ли получится в любом случае, – прищурил умные глаза Влад, – тебе… э-э… повезло с характером, но по большинству людей свобода геномодификаций и генная дискриминация ударят очень сильно. И многие возмутятся не на шутку!

– Начались мрачные пророчества! – скривила губы Олам.

Неожиданно в разговор вступил Робби: