Текст книги "Линия фронта прочерчивает небо"

Автор книги: Нгуен Динь Тхи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

V

Погода испортилась; дождь лил как из ведра вот уже который день. Но летчики «четверки» постоянно сидели на аэродроме. И если хоть слегка прояснялось, они уходили в воздух на своих МиГах.

Прошел слух, что в части скоро произойдут большие перемены. Изучая операции противника, нетрудно было понять, что он стремится сомкнуть кольцо разрушительных бомбардировок и нанести удар по районам Ханоя и Хайфона. Была и другая угроза: плотины. Выпало много дождей, и вода в реках поднялась как никогда. Радио передавало, что американцы бомбили дамбы на реке Ча-ли в Тхай-бинь[14]14
   Провинция и административный центр в ДРВ.


[Закрыть] и плотины на Красной реке ниже Нам-диня[15]15
   Третий по величине город и промышленный центр ДРВ.


[Закрыть], неподалеку от моря.

Однажды вечером все наконец узнали толком о предстоящих «переменах»: приказом командования часть летного состава переводилась во вновь сформированный полк. А к ним поступало пополнение из пилотов, только что закончивших училище. Это коснулось и «четверки». Бан получил повышение и переводился в новую часть командиром эскадрильи. Шау был назначен вместо него помощником командира эскадрильи, А к Лыонгу взвено должен был прийти новичок.

Собрание закончилось, и ребята из «четверки», громко переговариваясь, вышли из зала. Они столпились вокруг Бана и других уезжавших, острили, обменивались новостями.

– Счастье, Бан, что твоя «половина» успела навестить тебя до отъезда!

– Такая моя судьба! Хозяйка у меня хоть на вид и простовата, а чует издалека, когда что-нибудь предстоит. И сразу – тут как тут!

Все дружно расхохотались. Не было человека в эскадрилье, который не знал бы жену Бана. Ребята ее любили.

Их поженили еще в детстве, согласно старинному обычаю, принятому у них в деревне. В молодые годы Бан был бедняком, оборванным и темным, но потом пошел учиться. Учился долго и даже ездил за границу. Он и сейчас еще мужчина хоть куда! А жена выглядела старше его. На лице ее оставили след годы, прожитые без мужа, когда надо было самой и работать, и присматривать за детьми, держа, как говорится, весь дом на своих плечах. С тех пор что Бан служил в полку, она приезжала несколько раз, оставаясь иногда и на неделю. При виде мужа лицо ее озарялось; на щеках появлялся румянец, глаза блестели, и она казалась моложе и краше собою. Всякий раз она появлялась нагруженная гостинцами и баловала ребят когда курятинкой, когда бананами, крушиной или плодами нян и ваи[16]16
   Дерево со сладкими плодами, по форме напоминающими мандарины.


[Закрыть] – «дарами своего сада».

– Жаль, конечно, Бан, что ты уезжаешь. Но самое обидное – не видать нам теперь угощения!

– Слушай, а ведь твоя жена обещала просватать за нас своих племянниц!

– Ну, хватит, ребята, скоро отбой.

Лыонг и Шау вернулись в свою комнату. Они опустили накомарники и разобрали постели, но спать еще не хотелось. Шау решил напоследок попить чаю и возился с термосом и заваркой.

– Опять дождь заладил на всю ночь, – сказал он, – никак не уснешь: тоска по дому одолевает. Недавно получил письмо оттуда[17]17
   То есть из Южного Вьетнама.


[Закрыть], от моего старого друга. Когда ханойское радио впервые передало, что наши истребители сбили американцев – он в это время сидел у включенного приемника и обедал, – он поперхнулся, бросил чашку и палочки, вскочил и, не помня себя, выбежал из дому…

Со двора, где давно уже не было ни души, послышались звуки аккордеона. Неунывающий Тоан вдохновенно разыгрывал «Песню швеи». Лыонг поймал себя на том, что невольно прислушивается к веселой бесхитростной мелодии. Шау, ссутулясь, сидел на краю кровати с чашкой чая в руке; взгляд его устремлен был куда-то вдаль. Вдруг он громко рассмеялся:

– Ты, Лыонг, наверно, не знаешь историю нашего первого «истребителя». Это был американский винтовой самолет Т-28. Еще при блаженной памяти Диеме[18]18
   Нго Динь Дием, президент марионеточной южновьетнамской «республики» с 1954 г., был свергнут и убит в 1964 г.


[Закрыть] он проник в наше воздушное пространство, но влип в такой плотный огонь ополченцев, что вынужден был сесть прямо на песчаный пляж. Самолет оказался целехонек, только лопнула шина на одном колесе. Американцы повадились тогда забрасывать к нам диверсантов на транспортных машинах Ц-47. И ребята решили использовать против них этот Т-28. Они сняли лопнувшую шину и оттащили в артель, ремонтировавшую велосипедные камеры и покрышки, узнать, смогут ли там привести ее в порядок. Мастера, само собой, не ведали, что это за штука. Но решили: раз шина, – значит, можно и починить, тем более солдаты просят. И после этот Т-28 с залатанной шиной сбил самолет! В истории нашей авиации много таких чудес, надо бы написать обо всем этом книгу: жаль, если такое забудется.

Он замолчал, глотнул чаю и улыбнулся.

– Партбюро предложило, чтоб теперь ведущим в паре с Тоаном летал ты. Что скажешь?

– Здорово! Мы с ним легко сработаемся.

– И мы так думаем. Тоан тебя любит.

– Мне он тоже нравится. Но лучше б тебя поставили с ним ведущим. Он кое в чем меня уже перегнал и летает день ото дня все лучше. Какой из меня командир? И буду ли я ему полезен? Жаль, что Бана отзывают именно теперь!

– Ничего. Ты многому можешь научить Тоана. Мы на бюро все взвесили. Тоан – парень сообразительный и смелый, но слишком уж горячий, в бою может увлечься. Он должен усвоить главное: нельзя отрываться от товарищей. У вас дело пойдет на лад. И потом, партбюро поручает тебе сделать все, чтобы после предстоящей операции Тоан стал достойным приема в партию.

– Я как раз сам хотел предложить бюро рассмотреть вопрос о его приеме.

– Время готовит нам нелегкие испытания! Я уверен, предстоят бои прямо над столицей.

– Ты теперь помощник командира эскадрильи и будешь как-то дальше от нас.

– Дальше? – засмеялся Шау. – Ведь я же никуда отсюда не денусь.

– Эх, если бы Бан остался у нас хоть до конца операции! Но, как подумаешь, что скоро прибавится еще одна авиачасть, грех жаловаться!

– Быстро дело пошло! Еще в прошлом году была лишь кучка ребят. Я не ждал, что все произойдет так скоро.

Послышался долгий металлический звон: отбой! Шау погасил лампу и залез под накомарник.

– Черт, заболтались мы! Спокойной ночи…

В полночь Лыонг проснулся. За окном было совсем темно. В небе полыхали молнии и перекатывался гром. Шумел дождь. На соседней койке похрапывал Шау.

«Ну и ливень!.. Четыре дня нет никаких вестей о Куанге. Но это еще ничего не значит! В прошлом году, когда не вернулся Лан, все уже думали: погиб. А через неделю пришло сообщение, что он нашелся…

Лан спрыгнул тогда на парашюте у самой границы. Шесть суток он шел по горам, продираясь через джунгли. Ел коренья и пил воду из родников, а на ночь залезал на деревья. На седьмой день он еле передвигал ноги от голода. И тут ему подвернулись какие-то клубни, вкусом напоминающие сладковатый картофель. Он наелся. Но вскоре во рту у него начался зуд и жжение, язык и губы раздуло чудовищной опухолью. Он боялся, что задохнется. Счастье еще, что к концу дня он спустился в узкую горную долину, где было человеческое жилье. Однако, не зная, куда забрел, пополз в обход деревушки, пока наконец не заметил у перекрестка тропинок фанерный щит с лозунгами против американских захватчиков. Тогда он вышел из зарослей. Но, дойдя до лесенки ближнего дома, упал и не смог подняться. На шум из дома вышла женщина. Он попытался объясниться с нею знаками – язык его не слушался. Хозяйка, увидав его, сразу обо всем догадалась, втащила в дом, напоила медом и смазала язык и небо, обожженные ядом. Тамошние жители говорили потом, что, запоздай он еще на день, остался бы на всю жизнь немым…

Куанга сбили только из-за его горячности! Он поджег один Ф-105 и завязал бой с другим. Тот стал уходить. Куанг бросился вдогонку, и его атаковал в хвост незаметно вывернувшийся сзади самолет…

У Куанга жена и ребенок. Жена его работает учительницей в Четвертой зоне. Однажды она приезжала к нему… Ребята называли его в шутку «письмом без марки». Он обожал писать письма, но вечно забывал купить марки и ходил из комнаты в комнату, выклянчивая у ребят «почтовые знаки»…

И все-таки Лыонг отлично понимал Куанга. Он и сам, когда встречал вражеские самолеты с бомбовым грузом, думал лишь об одном: «Сбить! Сбить во что бы то ни стало!..» Потому что в сердце летчика-истребителя каждая сброшенная врагом бомба отзывается особенной болью.

Снова блеснула молния и зарокотал гром.

«Это уже не дождь, а потоп! Товарищи, вернувшиеся из командировки, рассказывают, что в Ханое затопило весь берег перед плотинами, кое-где вода поднялась на полтора метра выше уровня набережной. Да, природа в этом году злая! Весенний урожай попортила засуха. Сейчас рис вроде бы поднялся дружно, так нет же – наводнение! Старики говорят, что с августа сорок пятого вода не поднималась так высоко. На прошлой неделе во время полетов видно было, как реки – Черная, Светлая[19]19
   Реки, впадающие в Красную реку выше Ханоя.


[Закрыть], Тхао[20]20
  Одно их названий Красной реки от города Виет-чи и вверх по течению.


[Закрыть] и бегущие мимо Ханоя Дуонг и Красная – вплоть до Кау и Фа-лай[21]21
  Реки, протекающие севернее Ханоя.


[Закрыть] – набухли от полой воды и вышли из берегов. В иных местах даже не разберешь, где река, а где суша, – всюду поблескивает на солнце широкое голубое зеркало…

Дао недавно прислала письмо из Ханоя. Она с малышом съездила туда на несколько дней. Муж Дао был в Ханое на совещании, и они всей семьей поселились у Туйен. Сестра пишет, что Туйен каждый день работает на плотине: насыпает землю, укрепляет откосы. Иной раз она задерживается там до позднего вечера, в другие дни уходит на дамбу с рассвета. Весь город борется с наводнением и готовится к обороне. Тревоги объявляют по три-четыре раза за день, теперь они бывают даже ночью. Каждый день из пригородов доносится канонада. Иногда по утрам, несмотря на проливные дожди, залетают вражеские разведчики, и пушки грохочут прямо посреди города». Дао то и дело возвращалась к мысли о том, что ему совершенно необходимо съездить в Ханой и повидаться с Туйен, и передавала от нее приветы и наилучшие пожелания.

Он усмехнулся: «Конечно, Дао на все лады расхваливала меня перед своей подружкой. Хотя неплохо бы и побывать в Ханое, увидеть своими глазами, как живет и сражается нынче столица…

Завтра утром скажу Тоану, что будем теперь летать вместе. Наверно, он тоже обрадуется. Надо сделать все, чтоб оправдать доверие партии. В общем-то, особых способностей у меня нет, да и опыта маловато, придется все восполнять упорством, терпением и осторожностью. Основное: каждое задание продумывать и разбирать в деталях – и как можно больше совместных полетов. Тогда придет полное взаимопонимание и согласованность действий…

Ну, ладно. Надо постараться уснуть. Может, к утру, после такого дождя, прояснится. Будут полеты…»

И вправду, ливень за ночь дочиста отмыл небо. Целый день ярко светило солнце, и тревоги следовали одна за другой. Пожалуй, противнику удалось сегодня пробиться к аэродрому ближе чем когда бы то ни было. Все утро, часов с восьми, Лыонг с друзьями, стоя на летном поле, могли видеть группы вражеских самолетов; некоторые из них сбрасывали бомбы всего в десяти – пятнадцати километрах отсюда. На большой высоте постоянно патрулировали американские истребители прикрытия. Они должны были дать отпор МиГам, если бы те поднялись в воздух. Со стороны казалось, будто заморские асы «стоят у ворот», вызывая наших на поединок. Отвага, эта наверняка объяснялась численным превосходством.

Тоан, глядя на небо, выходил из себя и бранился последними словами.

И все-таки янки держались в отдалении, словно пренебрегая такой «мелкой» целью, как аэродром.

Летчикам четвертой эскадрильи удалось совсем еще спозаранку сделать несколько вылетов, но потом непрерывные тревоги приковали их к земле. Зенитная артиллерия – особенно в стороне Ханоя – то и дело открывала огонь по самолетам.

К полудню противник исчез.

В час с чем-то поднялись и ушли на юг шесть МиГов соседней эскадрильи. Пилоты «четверки» не находили себе места. Наконец раздался знакомый гул возвращающихся машин. Все знали, что у ребят был бой с бомбардировщиками А-4, которые базировались на авианосцах Седьмого флота. Эти смелые ястребы – всего их было десятка, наверное, полтора – шли с бомбовым грузом с моря и никак не ожидали встречи с нашими МиГами. Один из них был сбит в первые же секунды, не успев даже отделаться от бомб. Другие, побросав груз куда попало, обратились в бегство, паля беспорядочно из пушек и пулеметов и оставив прикрывавшую их группу Ф-8 вести бой с нашими истребителями. Янки дрались отчаянно. Самолеты атаковали друг друга над самой поверхностью моря. Один «крестоносец», переломленный надвое взрывом, рухнул в воду, оставив над волнами клубящийся столб дыма.

Сообщение это привело Тоана в восторг. Он расхаживал по крыльцу, восклицая:

– Вот это да!.. Вот это да!

– Ничего не скажешь – звено Хоа, – сказал Шау. – Они всегда дерутся отлично.

После обеда пилоты четвертой эскадрильи снова прибыли на аэродром. Но, едва начался разбор предстоящих полетов, как из штаба полка пришел приказ: всем звеньям приготовиться к поочередному патрулированию над Ханоем.

Звено Лыонга вылетало одновременно с еще одним звеном. Восемь машин вышли на бетонную полосу и – пара за парой – взмыли в небо. Лыонг шел четвертым, замыкая строй. Впереди летели Бан, Тоан и Шау; казалось, их МиГи, отсвечивавшие белыми бликами, плывут в пространстве. Впереди намного ниже отпечатались на расплывчатом фоне земли четыре серых силуэта – второе звено.

Восемь истребителей держали курс на Ханой, четко сохраняя строй, будто связанные невидимой нитью.

– «Сосна»! Набрать высоту! – Голос Вана, отдавшего приказ, звучал взволнованно и радостно.

Четыре белых МиГа рванулись ввысь, в то время как другое звено опустилось еще ниже над городом. Пять тысяч метров… Шесть тысяч… Семь тысяч… Они забирались выше и выше в беспредельную синеву. Люди с земли видели лишь маленькие точки, вспыхивавшие белыми искрами, и искры эти становились все меньше и меньше. Только гул – ровный и высокий – доносился еще до земли.

Лыонг по-прежнему не отставал от товарищей. Они кружили на огромной высоте и, контролируя обширное пространство, прикрывали друзей, облетавших внизу Ханой. Отсюда невозможно было различить поля, улицы и дома. Черты жизни, созданной человеком, перемешались и слились с коричнево-зеленой землей, затянутой лиловым маревом. В стороне, совсем уже далеко, он увидел море, огромное и синее, выгнувшееся, точно второе небо.

Внимательно Лыонг наблюдал за «воздухом». Но небо было безмятежно чистым, противник не показывался.

Опустились сумерки. И зарябили полосы легких белых точек, похожие на птичьи перья. Звено, медленно снижаясь, летело теперь на запад. Самолеты все еще купались в ярких лучах солнца, а земля под ними, прежде блекло-золотая, утопала в фиолетовой тени. И вдруг среди пустынных гор, вздыбившихся с земли застывшими каменными волнами, он увидел крохотный домик на сваях, над которым поднимался синеватый дымок, как будто говоря: «Здесь есть люди!»

Они продолжали снижаться и шли прямо к Ханою, чтобы встретить второе звено и вместе вернуться на базу. Горы Хоа-бинь[22]22
  Провинция и административный центр в ДРВ, населенные в основном национальными меньшинствами.


[Закрыть] остались у них за спиной. Земля будто поднималась, становилась все ближе и ближе. Вот уже можно разглядеть отливающее металлом речное русло: ряды фруктовых деревьев; холмы, поднявшие круглые свои бока над полями, залитыми оливково-розовой водой; пересекающиеся, словно на шахматной доске, прямые линии каналов; большие деревни равнины – домики под соломой и черепицей, столпившиеся в тесном кольце бамбуковых изгородей; бегущие к перекресткам асфальтовые трассы дорог. А там – шеренги домов с квадратными красными кровлями, фабричные трубы, наконец, море крыш вперемежку с зелеными кронами, и – чуть подальше – мост Лаунг-биен[23]23
  Большой железнодорожный и автомобильный мост, связывает Ханой, расположенный на правом берегу Красной реки, с левым берегом; является как бы въездом в город.


[Закрыть], длинная черта, пересекающая Красную реку…

Четыре серебристо-белых истребителя, сбросив скорость, проходят вдоль города. Они ложатся на крыло, разворачиваются и над Западным озером[24]24
  Большое озеро, прилегающее к северо-западным районам Ханоя.


[Закрыть] пристраиваются к патрулирующему здесь звену.

Восемь машин делают круг над Ханоем. Восемь огненных ласточек покачивают крыльями, приветствуя дворец Национального собрания, площадь Ба-динь[25]25
  Центральная площадь Ханоя, где в сентябре 1945 г. Хо Ши Мин провозгласил Демократическую Республику Вьетнам: здесь проводятся парады и митинги, находятся дворцы Президентский и Национального собрания, другие правительственные здания.


[Закрыть], Президентский дворец, Пагоду на одной колонне[26]26
  Один из ценнейших исторических памятников вьетнамской столицы, относящийся к XI в., расположен у площади Ба-динь.


[Закрыть] – здесь центр столицы, мозг государства; сюда сходятся десятки, сотни тысяч нервных волокон со всех концов страны… Под крылом у них пробегают старые улицы, вот уж который век теснящиеся к Озеру возвращенного меча[27]27
  Озеро в центре Ханоя. По преданию, из него вышла когда-то черепаха и вручила полководцу, который готовился к битве с захватчиками, волшебный меч. Одержав победу над врагом, герой пришел к озеру и бросил меч в воду, возвращая его черепахе. Есть и другие варианты этой легенды.


[Закрыть]…

«Мы здесь!.. Мы здесь, слышишь, Ханой!..»

VI

Впервые став командиром, Лыонг старался предусмотреть каждую мелочь и всячески помогал своему ведомому. Он и сам считался в эскадрилье молодым, но Тоан был моложе его на четыре года. Лицо у Тоана было в веснушках, глаза ясные и немного наивные, ресницы – длинные, загибающиеся кверху и книзу; ребята дразнили его «кукольными глазками». Одевался он всегда очень небрежно; только готовясь к полету, тщательно подгонял снаряжение и костюм. А вернувшись с аэродрома, натягивал мешковатые, вымазанные в глине брюки и разгуливал в сандалиях, из автомобильных покрышек. Он мечтал после войны выучиться на авиаконструктора и построить в ближайшие пятнадцать или в крайнем случае двадцать лет невиданные пассажирские и грузовые самолеты. Лыонг любил его не только за великолепное летное мастерство, но и за увлеченность и доброту, чуждую всякого расчета. Они хорошо летали в паре, и уже после первых тренировочных полетов каждый отлично чувствовал малейшее движение другого и понимал его замысел. Лыонг поражался способностям Тоана, который легко и точно повторял любой его маневр. И был уверен: если в бою его будет прикрывать Тоан, все пойдет отлично.

Сегодня после обеда Бан прощался с ребятами. Собрав нехитрое свое имущество, он уселся на чемодан и в последний раз оглядел маленькую комнату, где они жили вместе с Тоаном. С лица его вдруг сбежала привычная усмешка, он выглядел растерянным и грустным, словно ему невмоготу было покидать эти стены. С первого дня служил он здесь, в этом полку. И теперь опустевшая кровать со скатанной в рулон циновкой, стол, на котором не было уже книг, и смахивавший на иероглиф след от фотографий на стене – все как будто хотело удержать его, не выпустить отсюда. Конечно, солдат мало где задерживается подолгу, для него везде «дом», но сколько воспоминаний накрепко привязали его к здешним местам: лишения и трудности, поиск, и риск, и бои – жестокие бои, когда с ним рядом дрались однополчане – и живые, и те, кого уже нет…

Толкнув рукою дверь, вошел Тоан.

– Давай твой чемодан, отнесу его к воротам, чтоб не опоздать.

– Зачем? Шофер погудит, и я сразу буду там с чемоданом вместе. Лучше присядем. – Бан улыбнулся: – Знаешь, я долго буду вспоминать твою музыку.

– Да я толком-то и играть не умею.

– Нет, честное слово! Когда подрастет мой наследник, велю жене, чтоб его хоть малость подучили музыке. Жить будет веселее. А то ведь я, кроме как водить самолет, ничего не умею, разве что уток пасти!

– Жаль, не пришлось вместе провести хоть один бой.

– Кто знает, может, еще встретимся в воздухе в каком-нибудь большом сражении. Я очень надеюсь: когда увидимся снова, ты будешь уже партийцем. – Он встал. – Вроде машина?

Прибежал Шау.

– Авто ждет, – сказал он.

Шау крепко обнял Вана.

– Ну, будь здоров. Не забывай нас, пиши.

Щеки Шау вспыхнули. Бан ничего не ответил, только моргнул несколько раз.

Лыонг подхватил чемодан, и они зашагали к воротам. Бан, улыбаясь, говорил молодым летчикам:

– Раз уж вы теперь в паре, должны из первого боя доставить нам «сувенир». Я в вас уверен, буду ждать.

Вся «четверка» собралась у ворот проводить Бана и других товарищей. Одни грузили чемоданы в машину, другие давали отъезжающим последние наставления, шутили, смеялись.

– Ну, давайте кончать проводы! – громко сказал командир эскадрильи Киен. – Пора садиться в машину, они опаздывают. Комиссар ждет уже на аэродроме.

Шофер включил двигатель. Бан последним забрался в кузов. Он все махал рукой, пока грузовик, доехав до перекрестка, не завернул к аэродрому.

Кхай вернулся в дом вместе с Лыонгом, Тоаном и Шау.

– Сегодня проводили командира звена, а завтра встречайте нового летчика! – улыбаясь, сказал политрук»

– Кто он, не знаете?

– Слыхал только, что его зовут Доан, родом он из Као-банга[28]28
  Провинция и административный центр в горах на севере ДРВ, значительную часть населения составляют малые, народности: тай, нунс, мео и другие.


[Закрыть] и недавно вернулся после окончания училища.

– О, я, наверно, его знаю. – Тоан вдруг повеселел: – Если это тот самый Доан, то мы с ним ехали учиться в одной группе. Только попали в разные училища. Мы возвратились раньше, а они остались еще на полгода.

– Скорее всего – это он. У вас, Шау, будет теперь самое молодое звено в эскадрилье. А молодежь должна быть во всем впереди.

– Ладно уж, постараемся! – Шау поднял голову и усмехнулся.

Кхай вдруг посерьезнел.

– Американцев здорово поколотили на Юге, и они теперь любой ценой постараются усилить бомбардировки. Так что ты, Тоан, можешь не волноваться, случай подраться тебе представится, и очень скоро!

* * *

Лыонг перебрался к Тоану. А на другой день прибыл новичок. Это был «тот самый» Доан – молодой парень из народности тай, рослый и крепкий, с белым румяным лицом, блестящими глазами и угловатым волевым подбородком – вылитый рыцарь из сказки. Он поселился вместе с Шау, назавтра же потребовал, чтобы его допустили на аэродром, и сразу начал летать в паре с командиром звена.

Уже после первых полетов друзья оценили новичка – его пунктуальный, дотошный характер, уверенность и редкую смелость. Он был неразговорчив и медлителен, но любое дело у него спорилось. В воздухе он отличался точностью и осмотрительностью, во всем следовал указаниям командира. И на земле Доан не переставал тренироваться, чтобы возможно лучше выполнять функции прикрывающего. Кроме приемов пилотажа и ведения огня, он отрабатывал еще и движения глаз, необходимые для наблюдения. На летном поле, в дороге и даже дома он то и дело озирался по сторонам и с особым тщанием засекал все происходящее сзади, у него за спиной. Это вошло у него в привычку, – Надо вырастить у себя на затылке, – говорил он, – еще одну пару глаз!

Первый бой у Лыонга и Тоана произошел утром. Густые облака висели довольно низко над землей. МиГи шли вплотную друг к другу, держа курс на северо-запад. Оба – и ведущий и ведомый – были возбуждены ожиданием неприятеля, особенно Тоан. Каждый раз, когда Лыонг вызывал его по радио или поступали команды с земли, стоило услыхать, каким голосом отвечал Тоан свое «ясно», чтобы понять, до чего напряжены у него нервы.

Облачность стала еще плотнее. С земли сообщили, что противник в пяти километрах от них, потом – в двух, потом… в шести. Однако заметить вражеские самолеты Лыонгу не удалось. Он понимал, что они скрытно кружат где-нибудь в облаках. Но рыскать по тучам в поисках неприятеля было бы бесполезно и опасно.

Он потянул на себя штурвал и приказал, чтобы Тоан тоже набрал высоту. Внимательно наблюдая отсюда за просветами в облаках, он был уверен, что противник неизбежно появится в поле его зрения.

– Двадцать четвертый, противник под нами! – раздался в наушниках голос Тоана.

Не успев еще толком ничего разглядеть, Лыонг автоматически развернул истребитель. Американец, выскочивший в щель между облаками, не ожидал встретить здесь МиГи и явно растерялся. Он положил машину на крыло и бросился в сторону. Тоан устремился наперерез. Лыонг, описав круг над ними, стал прикрывать Тоана. Он видел удлиненный серый силуэт Ф-105, не успевшего сбросить бомбы и дополнительный бак с горючим.

– Тридцать первый?! – Лыонг кричал во весь голос. – Идите на сближение! Открывайте огонь! Огонь!

Но Тоан не стрелял. Перейдя на форсаж, он старался приблизиться к американцу вплотную, чтобы дать залп наверняка.

Ф-105 сделал еще один разворот в сторону от преследователя, и Лыонг увидел, как от «громовержца» отделились черные капли – бомбы и дополнительный бак – и утонули в пучине облаков. Янки ринулся вниз и пропал в непроницаемом белом тумане.

«Ушел!..»

– Тридцать первый! Продолжайте наблюдение за…

Лыонг не успел закончить фразу: еще один Ф-105, вынырнув из нижнего яруса облаков, показался по правую руку. Американец резко пошел вверх, подставив брюхо под огонь Тоана. Тот мгновенно дал очередь, потом еще и еще. Но расстояние было слишком велико, и снаряды прошли мимо, чуть ниже американца.

– Тридцать первый! Хладнокровней! Стреляйте точнее.

Вызывая Тоана, Лыонг обернулся назад: «Так и есть, вражеские самолеты висят внизу…»

Тоан, форсируя скорость, преследовал «своего» янки. Он бросал машину из стороны в сторону, пытаясь обмануть американца, и обрушился на него сверху. Оба, оставляя за собой красноватые полосы отработанных газов, нырнули в облака и исчезли.

– Тридцать первый! Поднимитесь над облаками!

Ответа не было.

– Тридцать первый! Набирайте высоту и подстраивайтесь ко мне!.. Тридцать первый, вы меня слышите?

«Тоан онемел, что ли?..» – подумал Лыонг.

– «Жаворонок»!.. «Жаворонок»! Ешьте пирог! Ешьте пирог!..

Это был условный код, «земля» приказывала возвращаться.

Лыонг сделал круг, ожидая Тоана. Он положил машину на крыло и вдруг увидел выплывшие снизу, позади него, две черные точки.

Он бросил свой истребитель вниз, успев заметить, как мимо прошла темно-зеленая сигара ракеты и разорвалась метрах в пятистах от него. МиГ пошел в атаку на два неприятельских самолета, но они сразу скрылись в облаках…

До самого своего приземления он так и не видел больше Тоана. Но по радио узнал, что Тоан возвращается.

Лыонг вылез из кабины и нервно расхаживал взад-вперед по краю бетонной полосы. Минуты через три или четыре из-за облаков донесся гул мотора, и вскоре МиГ Тоана мягко прикоснулся колесами к земле.

Тоан соскользнул по стремянке и направился к своему ведущему. Но взгляд его, казалось, блуждал далеко отсюда. Он машинально придерживал кислородную маску, описывая свободной рукой какие-то линии и круги, словно припоминая фигуру танца. Лыонг улыбнулся: «Тридцать первый никак не выйдет из боя и все прикидывает трассы и углы атаки…»

– Почему ты так опоздал? Решил загнать его на край света?

– Жаль, ушел! – Тоан остановился и поднял глаза, как будто прося прощения. – Я натворил кучу глупостей.

Вечером на собрании эскадрильи Лыонг и Тоан выступили с самокритикой, разбирая причины своей неудачи. После них говорили многие. Особенно досталось Тоану. Он понурясь сидел на скамейке, и у него пылали не только щеки, но даже уши. Политрук эскадрильи подвел итоги. Затем перешли к разбору боевого задания на следующий день. Командир эскадрильи Киен сообщил:

– Прогноз на завтра хороший. С утра облачность до семидесяти процентов, высота тысяча двести – тысяча пятьсот метров. Противник, вероятно, будет стремиться нанести удар по объекту «А».

Летчики развернули полетные карты и разложили их на коленях. Они обвели красным карандашом объект «А». Киен, водя карандашом по своей карте, продолжал анализ возможных налетов неприятеля и наших боевых действий.

* * *

Сигнал отбоя прозвучал уже давно. Но Лыонг слышал, как Тоан ворочается с боку на бок и вздыхает. Лыонг приподнял полог накомарника и высунул голову.

– Спи, Тоан, – сказал он. – А то еще врач завтра не допустит тебя к полетам.

– Ага… Я все время ругаю себя. Как я мог так забыться. Промазал по нему с первого раза и от злости потерял голову.

– Чего там, не последний же бой. Такой урок пойдет на пользу, долго будешь помнить. Главное – не терять самообладания.

– Мне ужасно стыдно. Ты извини меня, Лыонг… – Помолчав, он снова негромко сказал: – Я получил плохое письмо из дому.

– А что?

– Отец тяжело болен, наверно, придется надолго положить его в больницу. Мне очень жаль мачеху. У нее на работе дел по горло, и с отцом надо возиться. А каково теперь с малышами! И сестра вроде опять повздорила с мачехой… Ей еще нет шестнадцати, ум-то наполовину ребячий, а тут еще «мудрецы» подзуживают. Вот она и считает себя сиротой. Все время ревнует отца и злится.

– Ты напиши ей.

– Я и сам решил послать ей письмо. Она меня послушает скорее, чем мачеху. Бывает, и отцу не под силу ее уговорить. Считает, что он пристрастен!

– Ты объясни ей все толком, она поймет.

– Ну, ладно. Постараемся уснуть!

Они замолчали, услыхав на крыльце осторожные шаги врача.

Через день им снова выпало участвовать в бою. Утро стояло солнечное. Они получили приказ вылететь для поддержки ушедшего раньше звена. Противник бросил несколько групп самолетов на небольшой городок восточнее Ханоя. На небе было много мелких облачков. Оба МиГа входили в облака и вырывались в светлые пространства, держась вплотную друг к другу.

С командного пункта передали, что противник в двадцати, потом в десяти километрах. «Скоро войдем в соприкосновение с ним!» – подумал Лыонг. Белые блики над облаками искажали видимость. Он прикрыл глаза рукой и огляделся. Внимание его приковали горы, торчащие посреди долины. И вдруг он заметил над облаками черную точку: словно муха ползла по клочку ваты. В ту же секунду в наушники ворвался голос Тоана, летевшего сзади и чуть правее:

– Противник справа!

В этой ситуации положение Тоана было более выгодным.

– Тридцать первый! Сбросьте дополнительный бак! – приказал Лыонг. – Разворачивайтесь и атакуйте! Я вас прикрою!

МиГ Тоана взвился вверх. Лыонг шел за ним следом. Внимательно наблюдая за облаками, он заметил еще две черные точки в тысяче метров под ними.

– «Фантомы»! – раздался взволнованный голос Тоана.

В мгновение ока маленький МиГ сблизился с американцем и открыл огонь из пушек. «Фантом» стал стремительно набирать высоту. Тоан преследовал его по пятам.

Лыонг держался сзади. «Янки вынуждает Тоана развернуть машину по вертикали, чтобы подставить под ракеты своего напарника», – мелькнуло у него в мозгу.

И точно, сзади на максимальной скорости приближался еще один «фантом».

– Тридцать первый, маневрируйте! Немедленно сверните с курса!

Тоан сделал крутой разворот, бросив своего противника. Лыонг решил было подстроиться поближе к нему и вдруг увидел справа и слева несколько Ф-105, выскочивших неведомо откуда. Ему видны были их полосатые спины и острые куцые крылья, похожие на рыбьи плавники. Они шли со стороны гор, меняя на ходу высоту, и перестраивались, вытягиваясь в ряд для захода на городок, видневшийся внизу, на равнине.

МиГ Тоана маневрировал, стараясь вклиниться между группами неприятеля. Вдалеке над населенным пунктом выросли хлопья зенитных разрывов. «Значит, головные машины противника уже там!..» Дым от снарядов и линии отработанных газов из реактивных турбин смешивались с дымом и пылью, взметенными с земли разрывами бомб, и все плотней застилали горизонт.

«Фантомы» продолжали идти прежним курсом. Лыонг насчитал уже четыре звена, а сзади видны были еще самолеты.

Его охватила ярость. Он выбрал четыре ближайшие машины и атаковал последнюю, замыкавшую строй. Американец ушел в сторону и торопливо сбросил бомбы. МиГ обрушился на следующее звено, и «фантомы» рассеялись перед ним в беспорядке.

– «Жаворонок»!.. «Жаворонок»!.. – позвала «земля». – Ешьте пирог!.. Во что бы то ни стало ешьте пирог!