355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нгагва́нг Ловза́нг Тэнцзи́н Гьямцхо́ » Мудрость прощения. Доверительные беседы » Текст книги (страница 6)
Мудрость прощения. Доверительные беседы
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 20:32

Текст книги "Мудрость прощения. Доверительные беседы"


Автор книги: Нгагва́нг Ловза́нг Тэнцзи́н Гьямцхо́


Соавторы: Виктор Чен

Жанр:

   

Религия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава 8
Винтовка в спальне

Полуденное солнце приятным теплом согревало древние развалины университета Наланда. Далай Лама в окружении сотни монахов сидел на траве, читая молитвы, как раз напротив руин девяностофутовой ступы. Все они прибыли сюда как паломники, чтобы поклониться великим индийским буддистам, которые учились и преподавали в Наланде. Глава тибетцев не был здесь более двух десятков лет.

Откуда-то появилась белая собака и подошла к собравшимся монахам. Она переменила несколько мест и наконец уселась, комично навострив уши и повернув голову к Далай Ламе. Посидев немного, прислушиваясь, по-видимому, к раскатам его баритона, она улеглась, намереваясь поспать.

Я подошел к красно-кирпичной ступе. Впечатляющая тысячелетняя руина напоминала гигантскую, отдельно стоящую каменную лестницу. Карабкаясь по полуразрушенным стенам, я быстро добрался до маленькой часовни без крыши. В нише одной из стен сохранился барельеф божества. Искусно вырезанное изображение, нежное и изящное, пребывало в первозданном виде. Бедро и плечи подчеркнуто развернуты в разные стороны –  то  есть  божество  запечатлено  в  движении.  На  сердцевидном  лице  выражение  полнейшего внутреннего спокойствия, на губах – нежная улыбка.

Я долго восхищенно разглядывал этот барельеф под умиротворяющие звуки тибетских молитв.

Далай Лама прекрасно осознает, скольким обязан тибетский буддизм учителям индийского буддизма, которые жили и учили в Наланде со II по IX век н. э. – золотой век индийской мысли. Наланда – самый крупный и самый известный университет Древней Индии. Великие посвященные, буддистские цари Гупта и Пала, были его покровителями. Тысячу лет Наланда – Гарвард того времени – притягивал лучших и самых ярких людей всей Азии. В дни расцвета университета здесь жили десять тысяч студентов и полторы тысячи преподавателей. В конце XII века армии мусульман обрушились на Наланду. Всех монахов вырезали, их библиотеки, поражавшие невероятным собранием рукописных книг, были сожжены. Буддизм был уничтожен на собственной родине.

Далай Лама уверен: без ученых и практикующих Наланды не было бы и самого тибетского буддизма в том виде, в каком мы знаем его сегодня. «Каждый текст, который мы заучиваем наизусть, все эти тексты написаны учителями Наланды, – объяснял мне Далай Лама. – Поэтому имена учителей, особенно Нагарджуны, буддистского учителя II века, очень близки нам. Они – истинные. Мы практикуем согласно их текстам».

Развивая учение Будды, Нагарджуна создал теорию реальности, основанную на идее взаимозависимости всего сущего. Далай Лама за несколько десятилетий полностью постиг сущность этой концепции. Взаимозависимость обусловливает его поведение и его взгляды на жизнь.

Взаимозависимость – идея не самая простая для понимания. Далай Лама объяснял мне ее на примере своего видения проблемы мирного сосуществования с китайцами. Теперь, сопровождая его в Наланду, куда он прибыл, чтобы поклониться Нагарджуне, я попросил его разъяснить мне эту концепцию подробнее.

Мы находились в его комнатах на верхнем этаже тибетского монастыря в Бодхгайе. Как обычно, с нами был Лхакдор, монах-переводчик.

Далай Лама кивнул. Наклонился, развязал шнурки и аккуратно поставил в сторону свои коричневые полуботинки, сел, сложил ноги в позу лотоса. В этой позе он и просидел те два часа, что продолжалась беседа. Взаимозависимость – одна из любимейших тем Далай Ламы, и он находил удовольствие в том, чтобы объяснять ее мне.

– Идея взаимозависимости позволяет расширить и углубить наше видение жизни, – начал Далай Лама. – Чем менее ограничен ум, чем менее он привязан к деструктивным эмоциям вроде гнева, тем больше в нем прощения. В сегодняшнем мире все нации взаимозависимы, взаимосвязаны. В этих обстоятельствах уничтожение врага – своего соседа – означает уничтожение в конце концов самих себя. Вы нуждаетесь в вашем соседе. Благополучие соседа вам выгодно.

Нет, речь не идет о полном избавлении от таких чувств, как гнев, привязанность или гордость. Только об их обуздании, снижении накала страстей. Взаимозависимость важна потому, что это не просто концепция; она действительно помогает уменьшить страдания, порождаемые разрушительными эмоциями.

– Можно сказать, что концепция взаимозависимости – это способ осознания действительности, – продолжал Далай Лама. – Мы понимаем, что наше будущее зависит от всеобщего, глобального благосостояния. Следование этой концепции помогает развить широту ума. Ограниченный ум стремится создавать привязанности, склонен к ненависти. Думаю, самый положительный момент в концепции взаимозависимости – это то, что она объясняет законы природы. Самым серьезным образом она касается, например, окружающей среды. Взаимозависимость  –  фундаментальный  принцип  не  только  буддизма,  но  и  экологии.

Принцип взаимозависимости основан на таком представлении: все сущее связано неким непостижимым, но вещественным образом. В итоге все сущее зависимо друг от друга. Все мы вплетены в сеть Индры.

Я вдруг вспомнил то, что когда-то прочел о Чарльзе Дарвине. Как-то он выдвинул несколько фантастическую идею, что обожающие кошек старые девы сделали Лондон одним из самых приятных мест в мире для проживания. Рассуждал он так. Большое количество кошек и котов, которых держат эти дамы, оказалось фактором, сдерживающим прирост мышей. Что положительно сказалось на шмелях – их подземные гнезда теперь реже разрушались мышами-мародерами. Большее количество шмелей, в свою очередь, способно опылить большее количество цветов. Таким образом, Дарвин пришел к выводу, что чем больше будет в Лондоне старых дев, любящих кошек, тем больше в нем будет цветов.

Похожие взгляды изложил когда-то вьетнамский учитель буддизма Тхич Нхат Хан: «Если вы поэт, вы увидите в листе бумаги облако. Ведь без облака не пойдет дождь, без дождя не вырастут деревья, без деревьев не из чего будет делать бумагу».

Все эти годы я замечал, насколько экономно личный секретариат Далай Ламы расходует бумагу. Все бумаги, которые я когда-либо получал от них, всегда напечатаны на чистых оборотных сторонах уже использованных листов. Личные секретари Его Святейшества просто фанатики в смысле утилизации бумаги и добросовестно стараются не задевать экологической чувствительности своего босса.

Мне представляется, что эти скромные усилия по спасению деревьев Далай Лама предпринимает, руководствуясь концепцией взаимозависимости. Его личный секретариат за прошедшие десятилетия сумел спасти несколько деревьев. Большее количество деревьев улучшает естественную среду обитания цветов и других растений. Большее количество деревьев, цветов и других растений создает благоприятные условия для поэтов, а поэты, обитающие в благоприятных условиях, пишут больше и лучше. Увеличение поэтической продукции гарантирует, что в специализированных книжных магазинах станет шире ассортимент поэтических сборников. Стало быть, из того, что Далай Лама стремится экономить бумагу, извлекут пользу любители поэзии.

Я оставил фантазии о Дарвине, поэтах и цветах, чтобы спросить Далай Ламу:

– Как развивалось ваше понимание взаимозависимости?

– С течением времени, с течением времени, – ответил он. – Духовный рост требует времени. Это ведь не то, что включить свет: повернул выключатель – и светло. Скорее, это похоже на разжигание костра: сначала маленькая искорка, затем огонек, потом он растет, становится ярче и ярче; вот так. Так происходит любая трансформация мышления. Нет, не то чтобы до определенного уровня, до определенного момента – темнота... а потом появляется свет. Нет, не так. Постепенно, постепенно. Сначала почти ничего не заметно. Поэтому я часто говорю людям: духовное развитие – процесс медленный, мы не видим результатов неделями, месяцами. Долгие годы. Но если мы сравним свои нынешние представления с теми, что были десять или двадцать лет назад, мы заметим некоторые изменения. Так я говорю другим. Но и в моем случае все так же.

– И каковы ваши сегодняшние представления? – спросил я.

– Поскольку я размышляю и анализирую взаимозависимость много лет, я уже хорошо освоил этот принцип, – ответил Далай Лама. – Поэтому я всегда смотрю на все, не забывая истины о взаимозависимости, и картина постепенно проясняется, а бывает, начинаешь видеть все в совершенно новом свете. Понимание ситуации приходит без усилия – почти непроизвольно. Приведу пример: в Монголии при большом стечении... – он перешел на тибетский.

–  Его  Святейшество  был  в  Улан-Баторе,  –  перевел  Лхакдор.  –  Во  время  учения, рассуждая о взаимозависимости, он ощутил, что все, кто находились перед ним, да и он сам, стали менее реальными – все стало непрочным, будто лишилось своей формы, все переплелось. Появилось отчетливое ощущение, что он каким-то образом непосредственно связан с аудиторией. Ощущение было таким, будто границы его личности исчезли.

Опыт Далай Ламы напомнил мне о работе Эндрю Ньюберга и Юджина д'Аквили – двух американских ученых, которые долгие годы изучали связь религиозного опыта и функций мозга. Для самого известного из своих экспериментов они пригласили молодого американского буддиста по имени Роберт.

В затемненной лаборатории Роберт, к мизинцу которого была привязана длинная бечевка, погрузился в медитацию. Ученые, сидящие в отдельной комнате, держали бечеву за другой конец.

Час спустя бечевка дернулась, давая знать Ньюбергу и д'Аквили, что Роберт достиг глубокого уровня медитации. Тогда ему внутривенно ввели радиоизотопный цветовой индикатор. Он попал в кровоток, проник в клетки мозга, и на новейшем приборе один за другим через определенные промежутки времени перед учеными появились последовательные изображения мозговой активности Роберта. Ученые заметили нечто необычное: на пике медитации активность задней верхней теменной доли коры головного мозга Роберта, называемая иначе «координационно-ассоциативной областью», или КАО, заметно снизилась.

КАО работает как устройство, объединяющее гироскоп, радар и CPS. Когда мы движемся, совершая повседневные действия, КАО работает как суперкомпьютер, постоянно вычисляя любое изменение положения нашего тела по отношению ко всему, что нас окружает. Это позволяет нам никого не задеть, проходя через переполненный ресторанный зал, или ехать на велосипеде по переполненной улице.

В ходе прежних исследований Ньюберга и д'Ак-вили было установлено, что КАО никогда не отключается. Тогда откуда это снижение активности КАО у Роберта? Могло быть только одно объяснение: когда Роберт достиг трансцендентного состояния в процессе медитации, сенсорный вход КАО оказался заблокированным. А без постоянного притока входных данных «суперкомпьютер» не смог очерчивать физические границы Роберта. И сделал единственно возможный вывод: Роберт не имеет никаких физических границ, он един со всем, что его окружает: людьми, предметами, всем сущим.

Когда позднее Роберта спросили, что он ощущал в кульминационный момент медитации, он ответил: «Мне казалось, что я часть всех и каждого, всего существующего. Что я связан со всем». Это было как раз то, что столетиями повторяли духовные учителя и йоги. И это удивительно походило на то, что только что рассказал мне Далай Лама: когда он сосредоточился на взаимозависимости, он увидел мир иным – предметы и люди показались ему лишенными жестких физических границ; в моменты духовного озарения физические границы между тобой и всем прочим исчезают, размываются, становятся зыбкими. Благодаря подобному опыту Далай Лама гораздо глубже ощущает связь между собой и другими.

– Вы говорили мне, что можете ощутить взаимозависимость, просто подумав о ней, – сказал я Далай Ламе. – Для примера, возьмем вас и меня. Когда вы думаете о взаимозависимости, я выгляжу для вас как-то иначе?

– Остаетесь человеком, но... но не таким, каким выглядите, не жестко очерченным. Несколько расплывчатым. Связь между нами сильнее, сострадание сильнее, – ответил Далай Лама. Он на мгновение задумался и снова обратился к Лхакдору по-тибетски:

– Через понимание взаимосвязанной реальности вы приходите к пониманию, что, если что-то хорошее случается с другими, вам это тоже пойдет на пользу, – пусть не сразу, но пойдет. Если другие страдают, то в конечном счете пострадаете и вы. Таким образом, усиливается  ваша  способность  сострадать  даже  тем  людям,  чьи  представления  о  жизни совершенно отличны от ваших. Сострадать им становится легче, – перевел Лхакдор.

– Например, Саддам Хусейн, – продолжил Далай Лама. – Заглянув в глаза президента Буша, я понял его чувства: Саддам для него – на 100 % отрицателен, абсолютно отрицателен. Единственное, что остается, – уничтожить его. Но реальность далека от этого.

– Какова же реальность? – спросил я.

– Думаю, есть два уровня. На обыденном уровне, с обыденной точки зрения, Саддам Хусейн не стопроцентно порочный человек от рождения – не абсолютное зло. – Ладони Далай Ламы кружились друг вокруг друга, формируя невидимую сферу. – Его порочность сформировалась под воздействием множества факторов, а не сама по себе. Не изолированно. Она связана со многими другими факторами, включая самих американцев. Во время войны в Заливе все обвиняли Саддама Хусейна. Я понимал, что это несправедливо, и сочувствовал ему.

Далай Лама сочувствовал Саддаму Хусейну? Человеку, который принес бедствия миллионам людей? Я начал постигать простую истину о Далай Ламе. Его взгляды на мир и способ его мышления – сколь бы рациональными и вдохновенными они ни были – очень отличаются от моих.

– Диктатура Саддама Хусейна не свалилась с неба сама собой, – объяснял Далай Лама.

– Саддам Хусейн – диктатор, захватчик, плохой. – Он перечислял пункты, загибая пальцы; выражение лица было серьезным. – Но все скверное он совершал не без помощи армии. Без армии, без оружия он не стал бы агрессором. А оружие производит не Ирак, оно поступает с Запада. Западные компании помогли создать этого агрессора. Они создали его, а теперь обвиняют. Несправедливо. – Далай Лама наклонился вперед, его голос поднялся на тон выше. Разговор явно взволновал его. – Значит, на обыденном уровне Саддам Хусейн не стопроцентный негодяй, – сказал он. – Теперь более тонкий уровень: когда некто, например Буш, испытывает отрицательные чувства к Саддаму Хусейну, в его глазах Хусейн – нечто однородное, отдельное, самовластное и абсолютно скверное. – Далай Лама вытянул перед собой сжатый кулак и зафиксировал на нем взгляд. – Точно так же в глазах Саддама Хусейна... – Далай Лама захихикал и, хоть и с трудом, закончил фразу: – Буш – нечто очень плохое. Абсолютное, отдельное, независимое... воплощение зла. – Каждое слово сопровождалось громким смешком, а плечи непроизвольно вздрагивали. Далай Лама получал огромное удовольствие, посмеиваясь над самым могущественным мировым лидером. Справившись со смехом, он подвел итог:

– Итак, в обоих случаях – существенное непонимание реальности. Их реальности – просто фантазии.

– Вы говорите, что Саддам Хусейн не стопроцентное абсолютное зло, потому что, например, он может быть хорошим в глазах своей жены? – спросил я Далай Ламу.

– О да, да, – с энтузиазмом согласился Далай Лама. Он был доволен, что я ухватил нить его рассуждений. – Если обстоятельства изменятся, такой человек может стать хорошим. Это вполне возможно. Другой пример. В глазах Бен Ладена Америка – стопроцентное зло. Такое заблуждение чревато бедствиями. Для Бен Ладена весь Запад – антимусульманский, а Америка – мировой агрессор. И он приходит к выводу, что это однородный, имеющий четкие границы, отдельный враг. Это – неправильное представление действительности.

– Каким же должен быть его взгляд на действительность? – спросил я.

– Америка – часть арабов, значит, Америка – часть его самого, – ответил Далай Лама без колебаний.

– Взаимозависимость? – нерешительно произнес я.

– Да, взаимозависимость. И не только Америка. В Западной Европе тлеет недовольство тамошними мусульманами. Но ни Америка, ни Европа не являются стопроцентно антимусульманскими. Безусловно, нет. Значит, снова придуманный образ. Узость взглядов. Ошибка. А вот взгляд с точки зрения взаимозависимости – шире и человечнее. Нет ничего отдельного, ничего такого, за что можно было бы ухватиться. Такой взгляд предотвращает жесткие привязки и привязанности – потому что нет объекта, за который можно ухватиться. И наши пристрастия и жажда обладания по отношению и к предметам, и к людям становятся слабее.

За несколько десятилетий постоянной практики вневременная истина о взаимозависимости стала частью сознания Далай Ламы. Она формирует его мысли, представления и поступки. Он приступает к осуществлению своих планов, реагирует на события в мире, ища и находя взаимозависимости. Он не боится спорить с общепринятым мнением. Он принимает решения не под влиянием советников и не на основании опросов общественного мнения. Его сочувствие или по меньшей мере не слишком сильная неприязнь к Саддаму Хусейну – результат его особого способа видения, преломляемого призмой взаимозависимости.

Тут есть и еще кое-что. У Далай Ламы сложилось впечатление, что США и их союзники попросту напали на иракского диктатора и его несчастных сограждан, живущих в пустыне. Тибетский лидер по своей природе всегда сочувствует слабейшему, возможно, из-за сострадания, вызванного взаимозависимостью. Я пришел к этому выводу, когда однажды получил разрешение провести с ним утренние часы в Дхарамсальской резиденции.

В тот день, окончив медитацию, Далай Лама поднялся и предложил показать мне свое жилище. Из безмятежной атмосферы внутренних покоев мы попали в коридор, ведущий к просторной гостиной. Взяв за руку, Далай Лама повел меня в маленькую, скромно обставленную комнатку. Большую часть облицованного деревянными панелями помещения занимала маленькая односпальная кровать, рядом на столике стояла лампа под абажуром в форме лотоса и портативный радиоприемник.

– Это моя старая спальня, – сообщил Далай Лама. – В прошлом году после нескольких предупреждений о землетрясении я перебрался в комнату на первом этаже.

Он указал на несколько выцветших фотографий. То были портреты тибетских монахов, его учителей. Среди них – редкая фотография самого любимого из них, ныне покойного, старшего наставника Линга Ринпоче; на ней известный своей строгостью учитель едва заметно улыбался. В углу – групповая фотография семьи Далай Ламы: он с братьями, сестрами и родителями.

И тут я увидел на стене нечто неуместное, даже шокирующее. Над кроватью Далай Ламы висело ружье. Оно висело вертикально, на кожаном ремне. У меня был с собой фотоаппарат, и я уже собрался сфотографировать этот столь неуместный здесь предмет.

– Нет, нет, нет, не снимайте, – поспешно остановил меня Далай Лама. – Люди могут сделать неверный вывод, что Далай Лама склонен к насилию и любит оружие.

Я послушно опустил камеру. И вдруг меня пронзила неприятная, даже раздражающая мысль: с каких это пор Далай Лама беспокоится о том, что подумают другие? Он повел себя неожиданно, совсем не так, как Далай Лама, к которому я привык. Неужели Далай Лама – противоречивый человек?

Далай Лама рассказал, что эта пневматическая винтовка у него уже несколько десятилетий.

– Я часто подкармливаю маленьких птичек, но когда они прилетают, прилетают и ястребы. Этого я не люблю. Большие ястребы поедают маленьких птичек. Поэтому, чтобы защитить этих маленьких живых существ, я держу пневматическую винтовку. Не для того, чтобы убить, только чтобы отпугнуть.

Глава 9
Пустота на Орлиной горе

Пять индийских коммандос живым щитом окружили Далай Ламу, взбиравшегося по крутой тропинке на Орлиную гору к одному из ключевых мест паломничества буддистов. Эти первоклассные бойцы отборного подразделения индийской армии были одеты во все черное: хлопковые рубашки с длинным рукавом, отглаженные брюки и развевающиеся концы головных повязок. Еще одна повязка прикрывала нижнюю часть лица, так что видны были только глаза, поэтому парни напоминали грабителей банков. И каждый вооружен. Два профессиональных снайпера несли снайперские винтовки. Эти высокие – более шести футов ростом – широкоплечие, прекрасно обученные парни и без оружия производили бы внушительное впечатление.

Позади тянулась группа солдат в хаки и голубых беретах. Я никогда прежде не видел, чтобы в Индии Далай Ламу сопровождала такая серьезная охрана. Далай Лама крайне редко отправляется в паломничество в это отдаленное место в штате Бихар – беднейшем и склонном к анархии штате страны, где властям никак не удается навести порядок.

Далай Лама поднимался медленно и осторожно, опираясь на не слишком надежную с виду палку, но не останавливался. Время от времени он перебрасывался короткими фразами с эскортом, но по большей части молчал. Пройдя четверть пути, снял бордовую накидку и вручил ее Рочунгу, своему послушнику, который аккуратно сложил ее и спрятал в квадратный пакет. В одном месте Далай Лама сошел с тропинки, чтобы осмотреть маленькую пещерку, специально вырытую для медитаций. В ней две с половиной тысячи лет назад уединялся для медитации некий последователь Будды.

К тому времени, как мы достигли вершины Орлиной горы, Далай Лама совсем взмок. Остановившись, он запустил руку под монашеское одеяние и вынул кусочек ткани, которой промокнул лоб и лицо. С легким поклоном Тэндзин Таклха, как всегда наготове, протянул руку, чтобы забрать использованный платок. Но Далай Лама спрятал его назад. Вершина Орлиной горы – крошечный плоский участок – с трех сторон окаймлена скалистыми выходами. С четвертой – острый, как нож, кряж круто спускается в долину. Плоский участок занят подковообразным кирпичным строением высотой приблизительно в половину человеческого роста. На низкие стены прилеплены бесчисленные жертвенные свечи.

Далай Лама простерся ниц, а затем, поднявшись, подошел к краю площадки, чтобы посмотреть на плоскую долину Раджгира, раскинувшуюся в трех часах езды от Бодхгайи. Бурая скучная дорога делила на две части зеленеющие поля и тянулась куда-то вверх, в окружающие долину горы. Великолепный вид. Но Далай Лама недолго изучал долину. Его мысли сосредоточились на молитве – на сутрах мудрости, объясняющих понятие пустоты. Он пришел сюда именно затем, чтобы произнести их. Именно на этом месте две с половиной тысячи лет назад Будда изложил доктрину пустоты – основу буддизма.

Далай Лама неизменно затрагивает тему пустоты в своих лекциях и интервью. Он снова и снова повторяет, что все, чему учил Будда, может быть сведено к основной идее о сплавлении пустоты с состраданием. Вот формула счастья: Пустота + Сострадание = Счастье.

Далай Лама утверждает, что для начала мы должны достичь мудрости, научившись видеть мир таким, как он есть. Мудрость подразумевает верное видение.

Обладая мудростью, мы можем видеть все сущее вокруг нас верно, без предвзятости. Тогда наш взгляд проникает сквозь туман неведения, как лазерный луч. Для этого мы должны достичь подлинного понимания пустоты. Что есть пустота? Говоря «пустота», мы говорим, что вещи лишены индивидуальности, собственного неотъемлемого существования. Рассуждая так, мы придем к окончательному выводу, что ничто – ни люди, ни мысли, ни автомобили – не может существовать независимо, самостоятельно. Эта точка зрения на окружающий нас мир ведет к просветлению.

Такой подход выдвигает на первый план трудноуловимую, но неопровержимую истину: для нашей жизни и для всего, что нас окружает, определяющей является взаимозависимость, а не независимость или автономность. Никто из нас не является отдельным островом. Мир – широкая сеть переплетающихся между собой событий, людей и вещей. Эти переплетения могут быть трудноразличимыми, но они существуют, всегда присутствуют, скрытые под поверхностью. Но для совершенствования мудрости нам нужен соответствующий метод. И что же это за метод? Просто развивать сострадание. Сострадание – это мне по силам. Пусть я не слишком часто сострадаю в реальной жизни, но все же вполне понимаю, в чем смысл этой идеи. Другое дело пустота. Хотя мне известно, что она имеет фундаментальное значение, хотя у меня есть некоторое мирское понимание базовой концепции, но более тонкие моменты вызывают у меня определенные трудности. И все же за прошедшие века об этой древней, трудной для понимания идее – идее, которая имеет реальное значение для современной жизни, – были написаны целые библиотеки. Возможно, я просто запутался в семантике, не в силах отвлечься от примитивного, обыденного значения этого слова. «Пустой», в соответствии со словарем, существующим у меня в голове, означает «ничто». Но для Далай Ламы все в мире – то, что вы называете предметами, людьми, животными, мыслями, эмоциями, целями, – является пустым. Поскольку все переплетено, не существует никакой независимости-автономности. Поскольку нет независимости, значит, нет ничего, что существовало бы само по себе. Мне кажется, это довольно трудная концепция для понимания.

Во время одной из наших бесед Далай Лама сказал: – Согласно буддийским представлениям, пока, медитируя, отчетливо и непосредственно не ощутишь пустоту, очень трудно избавиться от разрушительных эмоций.

На этой встрече присутствовал Нгари Ринпоче – младший из братьев Далай Ламы.

Большую часть времени он просто слушал. Но после этого замечания вскочил на ноги:

– Виктор не любит пустоты! Он не захотел слушать мои рассуждения на эту тему. Далай Ламу это рассмешило.

– Ринпоче как всегда насмехается надо мной, – пожаловался я Далай Ламе. – А мне очень хочется понять, что такое пустота. И я надеюсь, вы сможете придумать объяснение, понятное даже такому обывателю, как я.

– Вы прослушали так много моих лекций, – сразу ответил Далай Лама. – Вы столько раз приезжали в Дхарамсалу. Вы записывали каждое мое слово. Чего же еще вы от меня ждете? Безнадежный студент.

Но я не единственный. Мне доподлинно известно, что и Опра Уинфри [15]15
  Уинфри, Опра – американская актриса и ведущая одного из самых популярных телешоу, в котором принимали участие многие духовные лидеры и учителя.


[Закрыть]
испытывает сложности с концепцией пустоты.

В мае 2001 года я сопровождал Далай Ламу в поездке по США, проходившей в ураганном ритме – девять городов за двадцать один день. Главным событием считали встречу Далай Ламы с американским президентом Джорджем Бушем. Однако мне она запомнилась не тем, что на ней говорилось (в большей мере эта встреча была демонстрацией взаимного уважения), а тем, во что обулся Далай Лама: в Белый дом он надел обычные пластиковые вьетнамки индийского производства.

После встречи с президентом Далай Лама вернулся в гостиницу, где его уже ждала Опра в сопровождении целой армии фотографов, визажистов и редакторов принадлежащего ей и очень успешного журнала «О». Их проводили в элегантный номер Далай Ламы, где и должно было состояться часовое интервью.

Беседа началась достаточно удачно. Опра спросила:

– Вам когда-нибудь доводилось прощать себя?

– В некоторых случаях, не очень важных, вроде нечаянного убийства насекомого, – ответил Далай Лама.

– Убийства насекомого, – повторила Опра. – Насекомого, гм... Хорошо.

Далай Лама продолжал:

– Я не очень благосклонно отношусь к москитам, не всегда мирно. К клопам тоже.

– И это – все? – Опра явно не верила своим ушам. – За всю жизнь не набралось ничего такого, за что вам пришлось бы прощать самого себя?

– Возможно, еще маленькие ежедневные ошибки, – спокойно ответил Далай Лама. – Но серьезных ошибок, кажется, не было.

– Никаких серьезных ошибок, – повторила Опра, обдумывая сказанное. Она замолчала и уставилась в окно.

Когда она в конце концов решилась продолжить, в ее голосе слышалось благоговение:

– В вашей жизни не было ничего, о чем стоило бы жалеть. Хорошая жизнь... жизнь прекрасна, если не о чем сожалеть.

– Для служения Тибету, служения буддизму, служения человечеству... я сделал все, что мог, – сказал Далай Лама. – А что касается моей духовной практики, иногда я обсуждаю свой опыт с теми, кто более продвинут в медитации, – даже с теми, кто провел годы в горах, практикуя концентрацию мысли, – я не слишком отстаю от них.

– Вы бы одобрили желание всего остального мира медитировать? – спросила Опра.

– Глупый вопрос, – немедленно ответил Далай Лама.

Такого ответа никто не ожидал. Лицо Опры вытянулось. В номере повисла звенящая тишина. Всех пронзила одна мысль: скорее всего Опре впервые сказали в лицо нечто подобное.

Далай Лама задумался.

– Должны ли люди медитировать? Думаю, да, – сказал он после паузы. Вопрос, возможно, был глупым, но он постарался ответить на него подробно. – Миру стоило бы больше смотреть вглубь себя. Но нам недостает старания. Я не говорю, что люди должны быть религиозными. Этого я не утверждаю. Я говорю так: мы должны больше сосредоточиваться на своем внутреннем потенциале.

– О, я согласна! – воскликнула Опра, явно расслабившись. – Именно поэтому я и задала этот глупый вопрос. – Все засмеялись. – Я хотела, чтобы вы сказали это, но я, конечно, согласна.

– Конечно, заставлять никого нельзя. Это должно быть добровольное решение, – продолжал Далай Лама.

Но теперь, когда напряжение исчезло, Опра захотела сменить тему.

– В своем журнале я веду колонку «Что я знаю наверняка», – сообщила она. – Что вы знаете наверняка? В чем вы не сомневаетесь.

Далай Лама ни секунды не колебался.

– Сострадание – лучший источник счастья. И для счастливой жизни, и для счастливого мира. Тут нет сомнения.

– То, что мы даем другим, вернется сторицей? Я согласна с этим.

– Это хорошо... когда так много согласия, – засмеялся Далай Лама. – Несмотря на различие культур, идей, способов жизни. Но все мы похожи, все мы люди.

– Когда вы говорите «люди», вы подразумеваете, что все мы обладаем сознанием?

– Немного сложнее, – ответил Далай Лама. – Если нам  не нужны подробности, мы все время повторяем: человек, человек. Но если проанализировать, что такое человек, мы не сможем найти ответа.

– Не сможем?

– В этом суть буддийской концепции пустоты. Пустота не означает, что ничего не существует. Вещи, явления существуют, но способ их существования мы постичь не можем. Поэтому они пустые.

– А-а... – Опра обдумывала эту премудрость.

Далай Лама продолжал:

– И об этой вазе можно сказать «пустота», – он указал на емкость для цветов, стоявшую на кофейном столике, – она существует, но способ ее существования мы не можем постичь. Поэтому она пустая. Пустая сущность.

Мне показалось, что Далай Лама хочет полнее объяснить журналистке понятие пустоты. Но Опру охватили сомнения.

– Это будет слишком сложно для моих читателей, – заявила она. И начала спрашивать Далай Ламу о его детстве в Тибете.

В июльском номере журнала «О» читатели Опры нашли развлекательную и отлично проиллюстрированную статью о Далай Ламе. Но в ней не было ни слова о пустоте. А через несколько месяцев после интервью Опры я, чтобы узнать побольше об этой трудноуловимой концепции, отправился в маленький городок – место буддийского паломничества, в Индию, в Бодхгайю.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю