Текст книги "На последнем берегу"

Автор книги: Невил Шют

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– В этом что-то есть, – сказала Мойра. – На сей раз я, пожалуй, согласна с членами жюри.

– А по-моему это мерзость.

– Что вам тут не нравится?

Дуайт в упор разглядывал картину.

– Все не нравится. Это же насквозь фальшиво. Ни один пилот, если он в здравом уме, не полетит так низко, когда вокруг рвутся водородные бомбы. Он бы просто сгорел.

– Но композиция хороша и цветовая гамма тоже, – возразила Мойра.

– Да, конечно. А сюжет фальшив.

– Почему?

– Если вот это должно изображать здание АРПК [3]3
  Американская радиопромышленная корпорация.


[Закрыть], ваш художник посадил Бруклинский мост на сторону Нью-Джерси, а Эмпайр Билдинг в самую середину Центрального парка.

Мойра заглянула в каталог.

– Тут вовсе не сказано, что это Нью-Йорк.

– Какой бы город он ни хотел изобразить, все тут фальшиво. Это не может так выглядеть. – Дуайт чуть подумал. – Чересчур театрально. – Отвернулся, брезгливо поглядел по сторонам. – Все это не по мне.

– А разве вы не ощущаете в этих полотнах духа веры? – спросила Мойра. Странно, он ведь постоянно ходит в церковь, казалось бы, выставка должна его тронуть.

Дуайт взял ее под руку.

– Я не набожен. Виноват я сам, а не художники. Они смотрят на все по-другому.

Они вышли из зала.

– А вообще вы любите живопись? – спросила Мойра. – Или смотреть на картины вам скучно?

– Совсем не скучно. Мне нравятся живые краски и чтобы картина меня не поучала. Вот есть такой художник Ренуар, правильно.

– Мойра кивнула.

– В музее есть несколько полотен Ренуара. Хотите посмотреть?

Они прошли в раздел французской живописи, и Дуайт постоял несколько минут, глядя на реку и на затененную деревьями улицу рядом с нею, на белые дома и магазины – все очень красочное и очень французское.

– Вот такие картины мне по душе, – сказал он. – На такое я могу смотреть без конца.

Они еще некоторое время бродили по галерее, разглядывали картины, болтали. Потом оказалось, ей пора: мать не совсем здорова, и Мойра обещала вернуться вовремя и приготовить чай. Дуайт отвез ее трамваем на вокзал.

В толчее у вокзального входа она обернулась к нему.

– Спасибо за обед и за весь этот день. Надеюсь, другие картины вознаградили вас за те, что в религиозном духе.

Дуайт засмеялся.

– Безусловно, вознаградили. Я не прочь прийти сюда еще раз и поглядеть на них. А религия – это не по моей части.

– Но ведь вы постоянно ходите в церковь.

– Ну, это совсем другое дело.

Сказано решительно, да и спорить с ним здесь, в толпе, пробовать не стоило. Она спросила только:

– Мы еще увидимся до вашего отъезда?

– Днем я почти все время буду занят, – ответил Дуайт. – Можно как-нибудь вечером сходить в кино, но чем скорее, тем лучше. Мы отбываем, как только закончатся все работы на борту, а они сейчас ведутся полным ходом.

Условились вместе поужинать во вторник. Мойра помахала рукой на прощанье и скрылась в толпе. Тауэрсу незачем было спешить, никаких неотложных дел в порту не было, а до закрытия магазинов оставался еще целый час. И он неторопливо зашагал по улицам, заглядывая в витрины. Вскоре набрел на магазин спортивных товаров и, чуть помешкав, вошел.

В рыболовном отделе он сказал продавцу:

– Мне нужен спиннинг – хорошее удилище, катушка и нейлоновая леска.

– Извольте, сэр. Для вас?

Американец покачал головой:

– В подарок мальчику десяти лет. Это будет его первая снасть. Хотелось бы лучшего качества, но совсем небольшую и легкую. Есть у вас какие-нибудь из стекловолокна?

Продавец покачал головой.

– К сожалению, сейчас нету. – Он достал с полки небольшое удилище. – Вот это стальное, но очень хорошее.

– А в морской воде не заржавеет? Мальчик живет на побережье, а вы ведь знаете, что за народ мальчишки.

– Эти не ржавеют. Мы их много продаем для рыбной ловли на море. – Он стал доставать катушки, а Дуайт внимательно осмотрел удилище, взвесил на руке. – Для морской ловли у нас есть вот эти пластиковые катушки, а вот, если хотите, увеличенная, из нержавеющей стали. Такие, конечно, лучше, но, понятное дело, и подороже.

Тауэрс осмотрел катушки.

– Пожалуй, я возьму увеличенную.

Он выбрал леску, продавец завернул вместе все три покупки и при этом заметил:

– Отличный подарок мальчику.

– Еще бы, – сказал Дуайт. – Такой игрушкой он вволю позабавится.

Расплатился, взял сверток и прошел в отдел детских велосипедов и самокатов. И спросил продавщицу:

– Есть у вас тренажеры «Пого» для малышей?

– «Кузнечики»? Кажется, нету. Сейчас спрошу заведующего.

Подошел заведующий отделом.

– К сожалению, сейчас у нас их нет. На них давно не было спроса, дня три назад продали последнюю штуку.

– А будут еще?

– Я заказал дюжину. Не знаю, когда они к нам поступят. Время, знаете, такое, порядка стало маловато. Вам, верно, для подарка?

Капитан кивнул.

– Для девочки шести лет.

– У нас имеются самокаты. Тоже славный подарок для такой девчурки.

Тауэрс покачал головой.

– Самокат у нее уже есть.

– А вот, не угодно ли, детские велосипеды.

Слишком громоздкие и неуклюжие, но этого Тауэрс не сказал.

– Нет, я хотел бы «кузнечик». Поищу в других местах, а если не найду, может быть, еще зайду к вам.

– Загляните к Мак-Юэнсу, – посоветовал заведующий, – может, у него хоть одна штука осталась.

Тауэрс заглянул к Мак-Юэнсу, но и там того, что он хотел, не оказалось. Зашел еще в один магазин – и тоже зря: видно, их вовсе нет в продаже. И чем чаще Дуайт встречал отказ, тем горше было разочарование: нет, ему нужен «кузнечик» и только «кузнечик», ничто другое не годится. В поисках еще одного магазина игрушек он забрел на Коллинз-стрит, но здесь торговали уже не игрушками, а товарами подороже.

Прошел час, магазины вот-вот закроются, и тут Дуайт остановился перед витриной ювелира. Магазин был первоклассный; Дуайт постоял немного, разглядывая витрины. Самое подходящее, наверно, изумруды с бриллиантами. При ее темных волосах изумруды будут просто великолепны.

Он вошел в магазин.

– Мне нужен браслет, – сказал он молодому человеку в черной визитке. – Пожалуй, изумруды с бриллиантами. Изумруды непременно. Дама – смуглая брюнетка и любит зеленый цвет. Найдется у вас что-нибудь в этом роде?

Молодой человек отошел к сейфу, достал три браслета и разложил перед Дуайтом на черном бархате.

– Вот что у нас есть, сэр. Какую цену вы предполагали заплатить?

– Не думал об этом, – сказал моряк. – Мне нужен красивый браслет.

Продавец взял один из браслетов.

– Вот этот стоит сорок гиней, а тот – шестьдесят пять. По-моему, оба очень хороши.

– А вон тот?

Молодой человек взял третий браслет.

– Этот самый дорогой, сэр. Прекрасная вещь. – Он взглянул на крохотный ярлычок. – Двести двадцать пять гиней.

Браслет так и сиял на черном бархате. Дуайт взял его и стал разглядывать. Продавец сказал правду, вещица очаровательная. В шкатулке жены нет ничего подобного. Браслет ей наверняка понравится.

– Это английская работа или австралийская? – спросил он.

Молодой человек покачал головой.

– Нет, это из Парижа, от Картье. А к нам попало из имения одной дамы в Тураке. Сами видите, вещь совсем новая. Обычно нам приходится немного поправить застежку, а здесь даже это не понадобилось. Браслет в отличном состоянии.

Дуайту представилось, в какой восторг придет Шейрон.

– Я его беру, – сказал он. – Уплатить придется чеком. За браслетом зайду завтра или послезавтра.

Он выписал чек и взял расписку. Шагнул было к двери, но обернулся.

– Один вопрос, – сказал он. – Вы случайно не знаете, где можно купить в подарок маленькой девочке «Пого», «кузнечик»? Похоже, сейчас их в городе найти нелегко.

– К сожалению, не знаю, сэр. Надо вам обойти все магазины игрушек.

Магазины уже закрывались, сегодня вечером больше ничего не сделаешь. Дуайт взял сверток с удочкой и отправился в Уильямстаун, перешел с корабля на «Скорпион» и положил сверток за койку, здесь покупка почти незаметна. А через день съездил за браслетом и, возвратясь на лодку, запер его в обшитый сталью ящик, где хранились секретные документы.

В тот день некая миссис Фрейзер принесла к ювелиру серебряный кувшинчик для сливок: надо было припаять отломанную ручку. А позже ей повстречалась на улице Мойра Дэвидсон, которую миссис Фрейзер знавала еще девочкой. Миссис Фрейзер остановила ее и осведомилась о здоровье матери. Потом сказала:

– Милочка, если я не ошибаюсь, ты знакома с этим американцем, с капитаном Тауэрсом?

– Да, мы хорошо знакомы. В субботу и воскресенье он у нас гостил.

– Как по-твоему, он сумасшедший? Не знаю, может быть, все американцы сумасшедшие?

Мойра улыбнулась.

– Мы все теперь сумасшедшие, он не хуже других. А что он натворил?

– Спрашивал в магазине Симмондса такую ходулю на пружине, «Пого».

Мойра насторожилась.

– «Кузнечик»?

– Да где, милочка, подумай только – у Симмондса! Как будто там торгуют игрушками! Понимаешь, он зашел туда и за бешеные деньги купил великолепный браслет. Это часом не для тебя?

– Первый раз слышу. Совсем на него не похоже.

– Ну, от мужчин чего угодно можно ждать. Вдруг он в один прекрасный день поднесет тебе такой приятный сюрприз.

– А при чем тут игрушки?

– Да вот, купил он браслет, а потом спрашивает мистера Томпсона – знаешь, такой блондин, очень милый молодой человек, – не скажете ли, спрашивает, где можно купить «кузнечик». Хочу, говорит, подарить одной девочке.

– Ну и что тут такого? – спокойно спросила мисс Дэвидсон. – Для маленькой девочки очень подходящий подарок.

– Да, конечно. Только странно командиру подводной лодки покупать такую игрушку. Да еще спрашивать ее в ювелирном магазине.

– Наверно, он ухаживает за какой-нибудь богатой вдовой, а у вдовы есть дочка. Браслет для матери, а игрушка для дочки. Что тут такого?

– Да ничего, – сказала миссис Фрейзер. – Только мы-то все думали, он ухаживает за тобой.

– Сильно ошибаетесь, – невозмутимо заявила Мойра. – Это я за ним ухаживаю. – И отвернулась. – Мне надо бежать. Так приятно было вас видеть. Я передам маме от вас привет.

И она пошла своей дорогой, но про «кузнечик» забыть не могла. Она даже спрашивала про них в этот день в магазинах, но понапрасну. Если Дуайту непременно нужна эта игрушка, не так-то просто будет ее раздобыть.

Конечно, сейчас у каждого свой пунктик: Питер и Мэри Холмс помещались на саде, отец на совершенствовании фермы, Джон Осборн на гоночной машине, сэр Дуглас Фрауд на портвейне, а теперь вот и Дуайт Тауэрс – на палке с пружинными подножками. А она сама, похоже, на Дуайте Тауэрсе. Все эти чудачества граничат с безумием, такое уж настало время.

Хочется помочь Дуайту, еще как хочется, но надо быть очень, очень осторожной. Возвратясь домой, Мойра вечером отыскала в чулане свой старый «кузнечик», тщательно стерла с него пыль. Искусный мастер мог бы пройтись по деревянной рукоятке наждачной бумагой, заново покрыть лаком, и тогда он, пожалуй, выглядел бы как новый, хотя сейчас от сырости на дереве темнеют пятна. Но в металлические части въелась ржавчина, и в одном месте подножка проржавела насквозь, Хоть десять раз тут закрашивай, видно будет, что вещь не новая, а Мойра еще слишком хорошо помнит свое детство: игрушка, которая уже кому-то служила… даже думать об этом было противно. Нет, это не выход.

Во вторник вечером они, как условились прежде, собрались в кино. За ужином Мойра спросила, как подвигаются работы на лодке.

– Недурно, – сказал Дуайт. – Нам дают еще один электролизный аппарат для восстановления кислорода, он будет работать параллельно с нашим. Пожалуй, уже завтра к вечеру с этим закончат, и тогда в четверг мы проведем испытания. Думаю, в конце недели отправимся.

– Это очень нужный аппарат?

Дуайт улыбнулся.

– Нам придется немало времени пробыть под водой. Неохота мне остаться без кислорода, тогда либо всплывай там, где воздух радиоактивен, либо задохнись на дне.

– Значит, этот аппарат вроде как запасной?

Дуайт кивнул.

– Нам повезло. Аппарат отыскался на флотском складе во Фримэнтле.

В тот вечер он был рассеян. Оставался, как всегда, милым и внимательным, но Мойра чувствовала – мысли его далеко. За ужином она не раз пыталась его растормошить; но безуспешно. И в кино тоже: Дуайт, как положено, старался показать, будто получает от фильма удовольствие и рад доставить удовольствие спутнице, но все это было точно актерская игра без живой искорки. Это и понятно, уговаривала себя Мойра, ведь у него впереди такое плаванье…

После фильма они пошли по опустелым улицам к вокзалу. У полутемного входа, под аркадой, где можно было спокойно поговорить, Мойра остановилась.

– Одну минуту, Дуайт. Мне надо вас кое о чем спросить.

– Давайте, – мягко сказал он, – я слушаю.

– Вас что-то тревожит, правда?

– Не то чтобы тревожит, но, боюсь, сегодня вам со мной было скучновато.

– Это из-за похода «Скорпиона»?

– Ну что вы, дружок. Я же говорил, это вовсе не опасно. У меня другая забота.

– «Кузнечик», да?

В полутьме Дуайт изумленно уставился на нее.

– Вот те на, откуда вы знаете?

Мойра тихонько засмеялась:

– У меня своя разведка. А что вы достали для сына?

– Удочку. – Он помолчал, потом прибавил: – Наверно, вы думаете, что я рехнулся.

Мойра покачала головой.

– Нет, не думаю. А «кузнечик» вы достали?

– Нет. Видно, их совсем нет в продаже.

– Знаю.

Постояли, помолчали.

– Я отыскала свой, – вновь заговорила Мойра. – Можете хоть сейчас взять. Но он ужасно старый и металлические части совсем заржавели. Прыгать все равно можно, но едва ли это хороший подарок.

Дуайт кивнул.

– Да, я тогда заметил. Видно, придется поставить на этом крест, детка. Если сумею вырваться до отплытия, еще похожу по магазинам, поищу что-нибудь другое.

– А я уверена, что достать «кузнечик» можно. Наверно, их делают здесь же, в Мельбурне. Во всяком случае, в Австралии. Только вот успеть бы вовремя.

– Бросьте, – сказал Дуайт. – Дурацкая была затея. Да это и не важно.

– Нет, важно. Для меня важно, – возразила Мойра. Подняла голову, посмотрела ему в глаза. – К вашему возвращению я его раздобуду. Непременно, даже если надо будет заказать мастеру. Я понимаю, он будет не совсем такой, как вам хочется. Но, может быть, и пригодится?

– Вы очень добры, – глухо сказал Дуайт. – Я скажу дочке, что вы захватили «кузнечик» с собой.

– Могу и захватить, – сказала Мойра. – Так или иначе, когда мы с вами опять встретимся, эта штука у меня будет.

– Возможно, вам придется нести ее очень, очень далеко.

– Не беспокойтесь, Дуайт. Когда мы опять встретимся, она у меня будет.

В темноте под аркой он обнял ее и поцеловал.

– Спасибо за обещание, – мягко сказал он. – И за все остальное тоже. Шейрон не рассердится, что я вас поцеловал. Мы оба вам благодарны.

6

Спустя двадцать пять дней «Скорпион» приближался к первой цели своего маршрута. Уже десять дней, начиная с тридцатого градуса от экватора, лодка не поднималась-на поверхность. Сперва она подошла к острову Сан-Николае, поодаль от Лос-Анджелеса, и, опасаясь неразведанных минных полей, обогнула город на почтительном расстоянии. Обошла остров Санта-Роза с внешней стороны; приблизилась к берегу западнее Санта-Барбары; отсюда двинулась к северу на перископной глубине, держась в двух милях от берега. Осторожно завернули в залив Монтерей, осмотрели рыбацкую гавань, но не увидела ла берегу ни признака жизни и почти ничего не выяснили. Уровень радиации везде оказался одинаково высок, и из осторожности решили не всплывать, выставляли только перископ.

Не доходя пяти миль до Золотых ворот, осмотрели Сан-Франциско. Только и узнали, что мост рухнул. Похоже, опрокинулся его южный устой. Те дома вокруг Парка Золотых ворот, что видны были с моря, изрядно пострадали от взрыва и пожара, похоже, ни в одном нельзя было бы жить. Нигде ни признака жизни, и уровень такой, что навряд ли в этих местах мог выжить хоть один человек.

«Скорпион» пробыл здесь несколько часов: фотографировали через перископ, насколько возможно, вели наблюдения. Снова повернули к югу, дошли до Залива Полумесяца, подошли на полмили к берегу и, ненадолго всплывая, окликали через громкоговоритель – не отзовется ли кто. Здания как будто не слишком пострадали, но на берегу по-прежнему ни признака жизни. «Скорпион» пробыл здесь до сумерек, а потом двинулся на север вдоль берега, держась от него мили за три-четыре.

С тех пор как подводники пересекли экватор, стало правилом за время каждой вахты один раз всплывать, возможно выше поднимать антенну и ловить радиопередачу со стороны Сиэтла. Однажды, на пятом градусе северной широты, и вправду удалось ее поймать – бессвязные, бессмысленные сигналы продолжались-минут сорок, потом оборвались. С тех пор их больше не слышали. И вот вечером, когда «Скорпион» всплыл вблизи Форта-Брагга, при бурном море и сильном встречном северо-западном ветре, едва включив пеленгатор, они вновь услышали сигналы. На этот раз удалось точно засечь направление.

Дуайт наклонился над картой, на которой штурман, лейтенант Сандерстром, прокладывал курс.

– Санта-Мария, – сказал он. – Похоже, вы были правы.

Они постояли, прислушиваясь – к несущейся из динамика бессмысленной тарабарщине.

– Это случайные сигналы, – сказал наконец лейтенант. – Такое никто не станет выстукивать, даже если ничего не смыслит в радио. Просто где-то что-то случайно включилось.

– Похоже, что так, – Дуайт еще постоял, прислушиваясь. – Но там есть энергия. А где энергия, там и люди.

– Не обязательно, – возразил лейтенант.

– Гидроэлектростанция? Это я понимаю, – сказал Дуайт. – Но, черт побери, не могут же турбины два года работать безо всякого присмотра.

– Представьте, могут. Есть турбины превосходные, очень надежные.

Дуайт буркнул что-то невнятное и опять наклонился над картой.

– На рассвете я хочу поравняться с мысом Флаттери. Продолжаем идти, как сейчас, около полудня определимся и тогда отрегулируем скорость. Если с виду бухта в порядке, зайдем туда на перископной глубине, чтобы можно было, окажись на дне какая-нибудь помеха, продуть цистерны и увернуться. Может быть, сумеем подойти к Санта-Марии вплотную. А может, и не сумеем. Если подойдем, вы готовы высадиться на берег?

– Ну конечно, – был ответ. – Я совсем не прочь на время выбраться из нашей коробки.

Дуайт улыбнулся. Они шли с погружением уже одиннадцать дней, и хотя на здоровье пока никто не жаловался, у всех понемножку разыгрывались нервы.

– Ладно, только бы не сглазить, будем надеяться, что нам повезет.

– А знаете, – сказал Сандерстром, – если не пройдем через пролив, пожалуй, я сумею добраться до станции посуху. – Он потянул к себе другую карту. – Если мы войдем в Грейс-Харбор, я могу выйти на берег у Хокуиама или Абердина. Вот эта дорога ведет прямиком к Бремертону и Санта-Марии.

– Но это сотни миль.

– Уж наверно я найду и машину и горючее.

Капитан покачал головой. Двести миль в легком защитном костюме, когда и машина, и горючее, и вся местность вокруг радиоактивны… невозможная штука.

– Запас воздуха у вас только на два часа, – сказал он. – Понятно, вы можете захватить добавочные баллоны. Но все равно это невозможно. Так или иначе мы вас потеряем. Да и не так уж это важно – высадиться.

«Скорпион» опять погрузился и пошел дальше прежним курсом. Когда через четыре часа всплыли, загадочный передатчик молчал.

Весь следующий день лодка по-прежнему шла на север на перископной глубине. Теперь капитана всерьез беспокоило настроение команды. В тесноте, безвылазно в стальной коробке людям становилось невтерпеж; радиопередачи, которые могли бы их развлечь, давно уже не доходят, пластинки, сто раз прокрученные по бортовому радио, опостылели. Чтобы встряхнуть подчиненных, подбросить пищу для ума и тему для разговоров, Тауэрс открыл всем желающим доступ к перископу, хотя смотреть было, в сущности, не на что. Но эти скалистые, ничем не примечательные берега – их родина, и один вид какого-нибудь кафе и замершего рядом «бьюика» радовал истосковавшиеся души и развязывал языки.

В полночь, следуя обычному распорядку, «Скорпион» всплыл подле устья реки Колумбия. Вахту у капитан-лейтенанта Фаррела принимал лейтенант Бенсон. Фаррел как раз поднял перископ и, прильнув к окулярам, настраивал его на круговой обзор. И вдруг резко обернулся к Бенсону.

– Ну-ка, позовите командира. На берегу огни, от тридцати до сорока градусов справа по носу.

Не прошло и двух минут, как все столпились у перископа, один за-другим смотрели и сверялись с картой – Тауэрс, Бенсон и Фаррел, к ним присоединились Питер Холмс и Джон Осборн. Капитан со старшим помощником склонились над картой.

– Огни в штате Вашингтон, – сказал Дуайт. – Примерно там, где Лонг-Бич и Илуэйко. По другую сторону устья, в Орегоне, ни огонька.

– Гидроэлектростанция, – произнес за плечом командира Сандерстром.

– Думаю, да. Если есть свет, работает электростанция, это многое объясняет. – Дуайт обернулся к физику. – Мистер Осборн, какова снаружи радиация?

– Тридцать в красном секторе, сэр.

Капитан кивнул. Слишком высока, чтобы можно было выжить, но не убивает мгновенно; за последние пять-шесть дней уровень почти не менялся. Тауэрс подошел к перископу, долго стоял, всматриваясь. Нет у него ни малейшего желания ночью подводить лодку ближе к берегу.

– Ладно, – сказал он наконец. – Идем дальше прежним курсом. Отметьте, мистер Бенсон.

Он вернулся к себе и лег. Завтра будет тяжкий и тревожный день, надо хоть немного поспать. Но он тут же поднялся, в уединении крохотной каюты с завешенной дверью отпер сейф, где хранились секретные документы, и достал браслет; при электрическом свете драгоценность так и засверкала. Шейрон эта вещица понравится. Дуайт осторожно вложил браслет в нагрудный карман кителя. Потом снова вытянулся на койке, положил ладонь на сверток с удочкой и уснул.

В четыре утра, перед самым рассветом, снова всплыли чуть севернее Грейс-Харбор. На берегу не видно ни огонька, но ведь в здешних местах нет городов, и дорог почти нет, так что это еще ничего не доказывает. Опустились на перископную глубину, пошли дальше. Когда два часа спустя Дуайт вышел в рубку, в перископ видно было, что день настал ясный, солнечный, и все, кто свободен был от вахты, по очереди приходили поглядеть на пустынный берег. Дуайт пошел завтракать, потом стоял над штурманским столиком, курил, изучал уже хорошо изученную карту минных полей и наизусть знакомый вход в пролив Хуан де Фука.

В семь сорок пять старший помощник доложил, что на траверсе показался мыс Флаттери. Тауэрс погасил недокуренную сигарету.

– Ладно, – сказал он. – Входите в пролив, Фаррел. Курс ноль семьдесят пять. Скорость пятнадцать узлов.

Впервые за три недели гул моторов стал глуше; относительное затишье в стальной коробке показалось гнетущим. Все утро проливом, врезающимся между Соединенными Штатами и Канадой, «Скорпион» двигался на юго-восток, подводники опять и опять определялись при помощи перископа, наносили маршрут на карту, не раз и не два меняли курс. На берегу почти незаметно было перемен, лишь в одном месте на острове Ванкувер, близ реки Джордан, немалое пространство на южных склонах горы Валентайн опустошили, судя по всему, взрыв и пожар. Как прикинули на «Скорпионе», пострадала площадь не меньше чем семь миль на пять; поверхность, похоже, осталась ровная, но нигде ни пятнышка зелени.

– Видимо, взрыв был в воздухе, – сказал Тауэрс, отходя от перископа. – Вероятно, чей-то самолет настигла управляемая ракета.

Близились места густонаселенные, и теперь постоянно двое-трое из команды только и ждали минуты, когда офицеры отойдут и можно будет хоть одним глазком глянуть в перископ. Вскоре после полудня «Скорпион» поравнялся с Порт-Таунсендом и повернул на юг, в Пьюгетский пролив. Пошли проливом, по правую сторону от острова Уитби и перед вечером подошли к материку, напротив городка Эдмондс, в пятнадцати милях севернее центра Сиэтла. К этому времени минные заграждения остались далеко позади. Насколько видно было с моря, город не пострадал ни от бомбежки, ни от пожара, но уровень радиации все равно оставался высокий.

Тауэрс внимательно смотрел в перископ. Если счетчик Гейгера не ошибается, ничто живое при такой радиации не может протянуть дольше нескольких дней, и однако при весеннем солнышке все выглядит так обыкновенно… невозможно поверить, что здесь нет людей. Даже стекла в окнах, за редкими исключениями, целы. Он отвернулся от перископа.

– Десять влево, семь узлов, – распорядился он. – Подойдем к берегу, станем у причала и попробуем некоторое время вызывать по радио.

Он передал командование старшему помощнику и приказал проверить и приготовить громкоговоритель. Фаррел поднял «Скорпион» на поверхность, ввел в бухту, и они легли в дрейф в сотне ярдов от лодочной пристани, зорко наблюдая за берегом.

Боцман тронул Фаррела за плечо:

– Вы разрешите Суэйну глянуть в перископ, сэр? Это его родной город.

Старшина Ральф Суэйн был на «Скорпионе» оператором радиолокационной установки.

– Ну конечно.

Фаррел отступил, и Суэйн шагнул к перископу. Довольно долго стоял и смотрел, наконец поднял голову.

– Кен Палья открыл свою аптеку, – сказал он. – Дверь настежь, и шторы на окнах подняты. А вот неоновую вывеску не погасил. Что-то не похоже на Кена жечь электричество средь бела дня.

– А людей на улицах не видно, Ральф? – спросил капитан.

Старшина опять приник к окулярам.

– Не видать. В доме миссис Салливен одно окно разбито, чердачное.

Он смотрел еще три или четыре нескончаемые минуты, пока Фаррел не тронул его за плечо и не стал сам к перископу. Суэйн отступил.

– Видели свой дом, Ральфи? – спросил капитан.

– Нет. С моря его не видать. Мой дом повыше, на Рейнер-авеню. – Он досадливо передернул плечами. – Никаких перемен не видать. Все как было, так и есть.

Лейтенант Бенсон взял микрофон и начал окликать берег:

– Подводная лодка Соединенных Штатов «Скорпион» вызывает город Эдмондс. Подводная лодка Соединенных Штатов «Скорпион» вызывает город Эдмондс. Если кто-нибудь нас слышит, просим выйти на набережную, к причалу в конце Главной улицы. Подводная лодка Соединенных Штатов вызывает город Эдмондс…

Суэйн вышел из рубки и отправился в носовой отсек. Дуайт Тауэрс шагнул к перископу, к которому уже приник было другой матрос, и сам стал осматривать берег. От набережной город круто поднимался в гору, открывая взгляду свои улицы и дома. Через несколько минут Тауэрс выпрямился.

– Незаметно, чтобы Эдмондсу сильно досталось, – сказал он. – Если бы та ракета угодила в «боинг» над Эдмондсом, тут только и осталось бы гладкое место.

– Противовоздушная оборона здесь очень сильна, – возразил Фаррел. – От всех управляемых ракет есть защита.

– Верно. Однако же они прорвались к Сан-Франциско.

– Но не похоже, чтобы они прорвались сюда. Просто дошла воздушная волна от ракеты, которая взорвалась над проливом.

Дуайт кивнул.

– Видите неоновую вывеску над аптекой? Она еще горит. – Он немного помолчал. – Будем вызывать подольше… скажем, еще полчаса.

– Слушаю, сэр.

Капитан уступил место у перископа старшему помощнику, а сам отдал по переговорному устройству несколько распоряжений, чтобы лодка не меняла позиции. Лейтенант Бенсон опять и опять в микрофон вызывал берег; Дуайт закурил, прислонился к штурманскому столику. Недолго спустя погасил сигарету, бросил взгляд на часы.

От носовой части донесся металлический удар: с лязгом захлопнулся стальной люк; Тауэрс вздрогнул, обернулся. Через минуту – еще удар, потом над головой, на палубе, шаги. Тотчас еще шаги – кто-то бежит по проходу к рубке, миг – и на пороге лейтенант Херш. Выпалил:

– Суэйн вылез в аварийный люк, сэр! Он на палубе!

Дуайт прикусил губу.

– Сейчас люк закрыт?

– Да, сэр. Я проверил.

Капитан обернулся к боцману.

– Выставить часовых у обоих люков, носового и кормового.

Мортимер убежал, и в это время из-за борта послышался громкий всплеск.

– Попробуйте посмотреть, что он там делает, – сказал Дуайт Фаррелу.

Старший помощник наклонил перископ до предела и стал поворачивать по кругу.

– Почему никто его не удержал? – спросил капитан Херша.

– Наверно, не успели, очень быстро он изловчился. Перед тем пришел из кормового отсека, сел и грызет ногти. На него и внимания-то не обратили. А я ничего не видал, осматривал в это время носовую торпедную камеру. Никто и ахнуть не успел, а Суэйн уже в шахте, крышку за собой захлопнул, а наружный люк открыл. Воздух-то снаружи отравленный, вот никто за ним и не погнался.

Дуайт кивнул.

– Понятно. Основательно продуть шахту, а потом подите и проверьте, хорошо ли задраена наружная крышка люка.

– Вот, теперь я его вижу, – сказал, не отрываясь от перископа, Фаррел. – Он плывет к причалу.

Дуайт наклонился к окулярам (пришлось согнуться в три погибели) и увидел пловца. Выпрямился, сказал несколько слов занятому микрофоном лейтенанту Бенсону. Тот повернул регулятор мощности.

– Старшина Суэйн, слушайте меня. – Пловец задержался, покачиваясь на воде. – Приказ капитана: немедленно вернитесь. Если вы возвратитесь сейчас же, капитан возьмет вас на борт, даже рискуя заражением лодки. Но вы должны вернуться сию минуту.

– Иди ты знаешь куда! – донеслось в ответ из динамика над штурманским столом.

По лицу капитана промелькнула усмешка. Он снова пригнулся к перископу и смотрел не отрываясь: вот Суэйн подплыл к берегу, вот вскарабкался по лесенке на причал. Чуть погодя Тауэрс выпрямился.

– Ну, все. – И повернулся к стоящему рядом Джону Осборну. – Сколько он, по-вашему, протянет?

– Сперва он ничего не почувствует, – ответил физик. – Вероятно, завтра к вечеру начнется рвота. А тогда… ну, кто его знает. У всех по-разному, смотря каков организм.

– Три дня? Неделя?

– Думаю, да. При таком уровне радиации едва ли дольше.

– А сколько времени у нас остается, чтобы снова взять его на борт без опасности для всех остальных?

– Такого опыта у меня нет. Но уже через несколько часов любые его выделения будут радиоактивны. Если он всерьез заболеет на борту, мы не можем ручаться за здоровье команды.

Дуайт поднял опущенный до предела перископ и приник к окулярам. Суэйна можно было еще разглядеть, в мокрой насквозь одежде он шагал по улице. Замешкался у аптеки, заглянул в открытую дверь; потом завернул за угол и скрылся из виду.

– Что ж, он явно не намерен вернуться, – сказал капитан, уступая место у перископа помощнику. – Выключите громкоговоритель. Курс на Санта-Марию, держаться середины канала. Десять узлов.

В подлодке воцарилось гробовое молчание, его нарушали только команды, отдаваемые рулевому, приглушенный рокот турбин да мерное, с присвистом дыхание двигателя. Дуайт Тауэрс, тяжело ступая, пошел к себе в каюту, Питер Холмс – за ним.

– Вы не попробуете вернуть его, сэр? Я могу в защитном костюме выйти на берег.

Дуайт мельком взглянул на своего офицера связи.

– Великодушное предложение, капитан-лейтенант, но я его не принимаю. Я и сам подумывал о том же. Предположим, мы высадили офицера и двоих людей в подмогу, чтобы доставить Суэйна на борт. Сперва надо еще его найти. Возможно, ради этого мы застрянем тут часов на пять, и потом, допустимо ли, взяв его в обратный путь, рисковать жизнью всех остальных на борту. Возможно, он ел зараженную радиацией пищу или пил зараженную воду… – Тауэрс чуть помолчал. – И еще Одно. В этом рейсе мы пробудем в погружении, без настоящего свежего воздуха двадцать семь дней, а то и все двадцать восемь. К концу некоторые окажутся в прескверной форме. Хотел бы я в последний день услышать от вас, понравится ли вам при этих условиях провести лишних четыре-пять часов под водой, потому что это время мы потратили на старшину Суэйна.