Текст книги "Матушка-Метелица (СИ)"

Автор книги: Неронова Югансон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Югансон Неронова Ирина Аркадьевна
Матушка-Метелица

Матушка-Метелица.

Рождественская сказка

Сыплется густыми мягкими хлопьями на землю снег, кружит на ветру, устилает поля, укутывает пуховым платком сады и рощи. Ну что нынче за зима такая выдалась – только расчистишь дорожки, только воткнёшь лопату в сугроб, глянь, всё порошей замело – по новой принимайся за работу. А уж как загудит-завертит пурга-метелица – станет снежная пелена стеной, мимо родных ворот пройдёшь – не заметишь.

А тут вдруг с утра распогодилось – на небе ни облачка, солнце до того ярко светит, аж на снег больно глядеть. Значит, самое время запрягать Гнедого и в город за покупками, – какое Рождество без подарков? Да и тётку Казимиру давно пора навестить.

И пошла спозарнаку беготня во дворе – потащили в сани узлы неподъёмные, корзины плетёные с угощеньем деревенским – тут и гусь печёный и парась копчёный, колбаса кровяная и брага хмельная. Баське со Стаськой раздолье, шустрее всех по двору носятся, отцу-матери помогают – то окорок в сугроб уронят, то горшок с мёдом разобьют. Ну а где Баська со Стаськой, там и Войцех кудлатый – вьюном вьётся, хрипит-лает, суеты добавляет.

Наконец сани домашней снедью битком набиты, пора и самим в дорогу наряжаться. А так не хочется с мороза уходить! Так не хочется! Ещё бы чуток в снегу поваляться!

Но отец торопит, сердится: – Сколько вас ждать надо?!

И мать за ним следом: – Живо-живо, домой одеваться!

А дома тепло! А дома пряниками пахнет – только вчера последний противень испекли. За столом сидит пани Данута, материна подруга задушевная, мятным пряником угощается, грушевый взвар прихлёбывает:

–Ты, Юстыся, не беспокойся, пригляжу я и за домом, и за скотиной, и за девицами твоими, не впервой нам выручать друг-дружку.

Часы резные на стене тикают, маятник золотой качается, кукушечка деревянная о времени напоминает – мать с отцом давно переодеться успели, а Баськи со Стаськой всё нет да нет, наконец явились – платьица накрахмалены, косички русые аккуратными крендельками уложены – любо-дорого глянуть – не девочки – королевны!

Улыбнулась им пани Данута: – Неужто это наши сорвиголовы? Ну, раз такое дело, вот вам от меня подарочек! – тут она вынула из кармана две ленты шёлку атласного – одну алую, словно маков цвет, другую синюю, как васильки в поле. – Носите всем на радость!

У сестриц глаза разгорелись:

–Ой, спасибочки!

–Ой, красотища!

–Чур, моя красная, а твоя синяя!

–Нет, моя красная, твоя синяя!

–Нет моя! – Бася зажала ленту в кулаке.

–Я старшая, ты должна меня слушаться!

–А я младшая, ты должна мне уступать!

Только уступать никто не собирался, и через минуту помятые атласные ленты валялись на полу, нарядные платья, облитые грушевым взваром, стали похожи на половые тряпки, аккуратные кренделёчки на головах превратились в вороньи гнёзда, а раскрасневшиеся "королевны" шипели друг на друга кошками и пытались вырваться из крепких отцовский рук!

–Вы бы хоть пани Дануту постеснялись!

–А я тут причём, это всё Баська!

–Я чем виновата? – это всё Стаська!

–Ну вот что, красавицы, – тут у пана Анджея голос от гнева прервался, – вот что – терпенье моё лопнуло. Никуда вы с нами не едете – дома остаётесь хозяйничать.

–Пап!..

–Мам!..

–Не "пап" и не "мам", а как я сказал, так и будет. – Мало мне пани Казимира в нос тыкала, что девицы у меня дикарками растут! Мало мне она в прошлый раз выговаривала! Да чтобы я опять краснел перед ней как нашкодивший мальчишка?! – не бывать тому! Где дрова, где припасы вы не позабыли? Борщ-кашу сварить сумеете? Скотину накормить-напоить не забудете? Ну а на всякий случай пани Данута за вами одним глазком приглядит по-соседски. Надеюсь, за пару-другую денёчков дом вы не разнесёте.

Пани Юстыся не ждала такого:

–Ладно тебе, отец, прости их праздника ради!

–Нет, мать, разок прощу, другой прощу, они совсем распояшутся.

Вы уж нас извините, пани Данута!

–Да что извинять, у самой такие же сорванцы растут.

–Так то парни, а это девицы взрослые – шутка-ли – старшей двенадцать, младшей одинадцать – пора и поумнеть.

От несправедливости происходящего сёстры аж онемели. Ну подумаешь, чуток растрепались, так расчёской махнуть и снова порядок. Главное, все против них! Все! Тётка Данута, вздохнув поднялась, а следом и мать с отцом, к дверям пошли. И всё из-за чего? – Из-за каких-то ленточек несчастных!

–Ну и не надо нам вашего города!

–И тётки Кази не надо!

Отец снова вскипел:

–Ишь, не надо им ничего! Гонору-то, гонору сколько! Нашкодили, пани Дануту обидели...

–Ну прости нас, пап!

–Мам, мы правда больше не будем!

–Анджей, неужели мы так в сердцах и уедем?

Отец уже отошёл немного:

–Вечно ты их защищать кидаешься, можно подумать, враг я им! Ну хорошо, простим дурёх ради праздника. Но только радоваться не больно-то спешите – всё равно, с собой вас взять не могу – не могу и точка, я слово отцовское сказал. Вот подарки из города привести – это пожалуйста...

–Не нужны нам ваши подарки!..

–Вон, Крыське свои подарки дарите!

–Опять?!

–А что "опять" – Крыську то, небось, сейчас обнимать-целовать кинетесь?

–А мы и не нужны никому!..

–И впрямь, отец, неладно выходит – как с чужими прощаемся. Чем наши девчонки других хуже? Ну шалят порой, а как они мне все эти дни помогали! – и сготовить и прибрать! – разве мне одной со всеми хлопотами управиться?

Мать попыталась обнять упирающихся шмыгающих носами дочек, отец неловко притянул их к себе:

–Ладно, пацанки, собирайтесь, только живо.

Бася дёрнула сестру за рукав и что-то горячо зашетала на ухо. Та задумалась на миг и согласно кивнула.

–Нет, пап, теперь уж мы никуда не поедем.

–А вдруг мы чего у пани Казимиры разобьём ненароком или испачкаем?..

–Тебе же за нас краснеть придётся.

Пан Анджей покачал головой:

–Ну, не хотите, как хотите, я никого упрашивать не буду. Нравится вам дуться, дуйтесь на здоровье.

–Это индюки дуются!

–А вы не индюки?

–А мы не индюки.

–Хотя, если честно, сначала мы и впрямь обиделись!..

–Здорово обиделись!..

–А потом подумали чуток, и поняли – а ведь и в самом деле, что нам за радость у тётки Кази торчать?..

–Аж целых три дня!

–Ну ладно, может, и в самом деле так лучше. Но подарки-то вам привести? От подарков, надеюсь, не откажетесь? Хотите кукол в нарядных платьях?

–Что мы, детки малые – в лялек играть?

–Это Крыська у нас лялечек наряжает, конфетками угощает. И "сю-сю-сю" над ними сла-аденьким голосочком, "сю-сю-сю"!.. – "Не изволит ли милая паненка кофию с конфетами откушать?..

–И сама вся как лялечка – в кружавчиках да в кудряшечках.

–А мы пацанки – сам сказал.

–Так что ж, пацанки, вам саблю да барабан привезти?

–Зачем саблю, зачем барабан? Нам бы по ножику складному...

–Как у Яцека.

–Хорошо, будут вам ножики как у Яцека.

Мать всё же расстроилась:

–Не передумаете? Может поедем?

–Нет, мам. Да не переживай ты, ни на кого мы не злимся, не обижаемся.

–Просто мы у тётки Кази от тоски помрём.

–Ну что ж!.. Тогда хоть до ворот нас проводите.

Обняли родители дочек на прощание, укрылись полостью, Гнедой тряхнул гривой, переступил с ноги на ногу и торонулся в путь. Прочертили полозья глубокий след в рыхлом снегу, выехали сани со двора и остались Баська со Стаськой одни в доме.

-Что, Баська, целых три дня без всякого пригляду! И никто нам не указ!

–Делай что хошь, иди куда вздумаешь!

–Живём, сеструха?!

–Живём!..

–А-то началось бы – так не встань, эдак не ступи...

– "Да , тётя! Нет, тётя! Спасибо, тётя!"

–За столом сидишь, как гвоздями прибитый...

–Ни рукой махнуть, ни слова сказать – что ни сделаешь – тут Стаська задрала подбородок, сжала губы куриной гузкой и пропела манерно: – всё "моветон" (дурной тон).

–И чего ради мать с отцом туда ездят?

–Куда денешься – родня. – Неловко в городе быть и к родне не заехать.

–Да какая они родня? Крыська нам что-ли родня? Спроси её, так она пани городская, а мы – дуры деревенские.

–А здорово мы ей тогда в компот хрену намешали?!

–А в салат жука запихнули! Она ложку ко рту, а оттуда Жу-ук!

–Вот было шуму-визгу!

–А не ябедничай!

–Зато Яцек – мировой парень! Здорово мы с ним на чердак лазили!..

–Это когда тётка углядела непорядок и лестницу уволокла?!.

–Во-во, и мы по бельевой верёвке прям из слухового окна в кухонное!..

–А кухарка как завопит: -Караул, черти!

–А как мы в погреб забрались?!

–А тётка и тут постаралась – крышку захлопнула и на засов!..

–Темнотища настала – жуть!

–Только у Яцека в кармане сразу и спички нашлись, и огарок свечной...

–А Крыська помчалась доносить, будто мы за вареньем полезли!-

–А тому варенью сто лет в обед!

–Не скажи, вкусное варенье было!

–Вкусное. Вишнёвое. А потом мы крышку толкали-толкали, шатали-шатали, да и скинули засов!

–Мы тогда вот такущую банку вишнёвого варенья слопали!

–Ладно, хватит болтать, то варенье давно съедено, а у нас ещё скотина не кормлена не поена, да и себе каши наварить не мешает – горшки-то пустые – всё начисто выскребли перед отъездом.

–Точно, каши побольше наготовим, и весь день наш.

Привычное дело в руках быстро спорится, а когда скотина была накормлена, печь натоплена и пшённая каша сварена, настало время и более важными вещами заняться.

Перво-наперво сестрицы вспомнили про роскошный сугроб, что вырос под самой крышей дровяного сарая. Ну просто невозможно было устоять и не прыгнуть туда с высоты. Бася со Стасей, приставив к стене шаткую стремянку, полезли наверх, постояли на скользкой дерновой крыше, и, дружно завизжав, сиганули вниз. Снова вскарабкались и снова сиганули. И раз, и два, и сто двадцать два!.. – Уши закладывало от встречного ветра и от собственного визга, сердце замирало от страха и радости полёта. Потом, напрыгавшись вволю, сестрицы запрягли верного Войцеха в санки и пошли гонять по двору, пока несчастный пёс не вырвался от них и не забился в конуру. И не удалось его оттуда выманить ни сахарной косточкой, ни ласковыми словами.

Помахав мослом перед собачьей будкой, девицы поняли, что и сами успели проголодаться, вспомнили про кашу и навернули её прямо из горшка – так вкуснее и посуды лишней пачкать не надо.

Дома они угрелись и решили, что нечего больше по двору бегать, можно и под крышей дело отыскать.

Они потолкались, попихались – только что в том за радость, если никто не ругает, никто не разнимает? – Вся охота ссориться пропала.

–Бась, а Бась, пряниками-то в доме как пахнет!

–Точно, Стась, я как с мороза вошла, аж задохнулась от духа пряничного.

–И у меня слюнки потекли. Слушай, мы же их целую гору вчера напекли! – если и съедим сейчас по парочке втихаря, никто не заметит.

–Тащи на стол корзину!

–Не, одна я её уроню, давай вместе.

И они вдвоём взгромоздили не стол припрятанную до Рождества плетёнку. Там под льняным полотенцем чего только не было – и кренделёчки под белой глазурью, и витые загогулинки, и поросята с глазками-изюмками, и уточка с утятками...

Руки сами к пряникам потянулись.

–Глянь, у меня курочка!

–А у меня рыбка.

–А у меня кот, я сама его лепила.

–Тоже мне, кот, скажи – кривая обезьяна.

–Сама ты обезьяна!

–А у меня конь – грива как огонь!

–Не тронь коня, конь на праздник припасён!

–Ага, твоё, значит, в рот, а моё к празднику?! – Со злости Баська толкнула Стаську, Стаська толкнула Баську, корзина наклонилась и пряники посыпались на пол.

–Ой, Стаська, что мы наделали!

–Ой, Баська, давай спасать, что цело!

–Хорошо, пол с песком отдраили.

–Коняшка раскрошился! Нет теперь коняшки!

–И уточка с утятками! Жалко то как!

Бася заплакала.

–Погоди, Бась, реветь, завтра тесто замесим да новых напечём, прежних лучше. И лошадок, и утяток, и гусочек.

–Что-то мне пряники есть расхотелось.

–И мне.

–Может, борщ сготовим?

–Да-ну, в меня больше ничего до самого утра не влезет. А давай сходим, ёлку поглядим?

–Делать нам нечего! – Лежит она себе связанная в сарае и лежит. Лучше игрушки новогодние достанем!

–Ты что, отец строго-настрого приказал к коробу даже не притрагиваться.

–А мы и не тронем ничего, мы только крышку приоткроем да глянем. Кто узнает?

Сказано-сделано, корзину с пряниками уволокли на кухню, на стол притащили оклеенный картинками короб. В коробе том сокровищ, как в сказочном ларце – тут и птицы пёстрые из цветной бумаги, и цепи золотые – сами их для прошлогодней ёлки клеили, и флажки серебряные, и фантики от давно съеденных конфет, и скорлупки от золочёных грецких орехов. А внизу, в мягкие тряпицы завёрнутое, хранится главное мамино сокровище – пять дутых шаров и сусальная рождественская звезда. Пять стеклянных шаров – алый и пунцовый, синий и жёлтый – глядеть на них, не наглядеться. Но всех краше мамин любимый – голубой с серебристой, будто снегом усыпанной, веточкой.

Держит его Стася в ладонях, дышать боится. А сестра рядышком торопит:

–Ну Стась, ты уже насмотрелась, дай и мне подержать! Ну Стась!.. Ста-ась!..

–Вечно ты, Баська, канючишь. Дай мне ещё хоть минуточку!

Ну ладно, на – держи!

Стася протянула игрушку сестре. Та неловко подставила ладони, и шар медленно-медленно выкатился из её растопыренных пальцев на стол, медленно-медленно покатился к краю и застыл. Девочки оцепенели, словно их кто заворожил. Один вдох, не дольше, шар оставался неподвижен, потом вдруг качнулся, – Баська и Стаська, опомнившись, рванулись его схватить, от этого рывка шар дёрнулся, словно кто его подтолкнул, и упал на пол, в одну секунду превратившись в мелкие блескучие осколки.

–Ох!

–Мама его так любила!

–Лучше бы мы чашку разбили!

–Лучше бы мы ничего не разбивали!

–Что же теперь делать?

–И попадёт же нам!

–Как жалко-то, красота какая! Это всё ты!

–Это у тебя руки-крюки!

–Тащи веник! Надо поскорей осколки замести да выбросить куда-подальше.

–Куда выбросишь – блеснёт из-под снега, всё сразу и откроется.

–Давай в сугроб поглубже зароем или за забор кинем!

–Знаешь что, лучше мы стекляшки в колодце утопим – тут уж никто не отыщет, хоть век ищи!

–Ага, осколочки-то лёгонькие, будут плавать себе в колодце, словно лодочки, кто ведро зачерпнёт – тот и достанет.

–А мы в узелок завяжем да камушек для весу добавим.

–Старый точильный камень подойдёт?

–То что надо!

И бедовые сестрицы занялись делом: – завернули все игрушки и убрали, будто и не притрагивались к ним, замели осколки, увязали в узелок вместе с камнем, всунули ноги в сапожки, накинули шубейки, побежали к колодцу, быстренько смели снег, отвалили крышку и кинули узелок в тёмную воду.

–Ну как там, Бась, утоп?

–Не видать, темно.

–Подвинься, дай я погляжу.

–Ща, я первая.

Бася наклонилась пониже, чтобы что-то разглядеть, продтянулась, перевесилась через край и вдруг, не удержавшись на обледеневших брёвнах, оскользнулась и ухнула в черноту сруба.

Стася заорала от ужаса и рванула следом за сестрой.

-Баська, ты цела?

–Стаська, ты жива?

Девочки лежали на разворошенном стогу сена на лесной поляне. Вокруг зеленела трава, пестрели цветы и пели какие-то птахи.

Головы немного кружились, но ничего не болело, и были они обе абсолютно сухие. В стороне валялся узелок с осколками.

–Баська!

–Стаська! Куда же мы с тобой попали?!

-Это кто тут на мою голову свалился, птиц-зверей распугал? – на них в упор глядела тётка в кофте-размахайке и тётка была явно рассержена.

–Ой, тётенька, мы не хотели!

–Мы в колодец свалились!

–Мы больше не будем!

–Какая я вам тётенька?!

Тут девочки вгляделись – ба! – да это и впрямь никакая не тётка, а сухощавый мужичок с тёмной нечёсаной гривой на голове.

–Ой, дяденька!

–Какой я вам дяденька?

–А кто же? – с перепугу девочки разревелись.

–А ну прекратить хлюпать носами! Некогда мне тут с вами возиться! Ну и молодёжь пошла? Вы что, лешего никогда не видели?

–Лешего? Так ведь леших не бывает!

–Вот те на – сколько на свете живу, в голову не приходило, что меня не бывает. Вот он я – Леший – этой поляне и всему лесу хозяин. Ну а вы кто, гости непрошенные?

–Я – Баська, а она – Стаськи.

–Я – Стаська, а она – Баська.

–Дяденька Леший, мы ведь в колодец провалились?

–Ну, раз здесь оказались, значит провалились.

–А "здесь", это где?

–"Здесь", это здесь.

–А снег где?

–А снег там – Леший махнул рукой куда-то в сторону, – на моей поляне снегу не место. Вы бы хоть полушубки свои скинули – неужто не жарко?

–Как же нам теперь домой попасть?

–А никак. Нет отсюда дороги.

–Баська, погоди, не реви! Как это нет дороги? – Через колодец сюда попали, через колодец и наверх выберемся! Надо только лестницу раздобыть.

–Девочка, ты вверх взгляни – нет тут никакого колодца – он в том мире остался.

Стася взглянула, куда этот вредный мужик пальцем тыкнул – там синело небо, по небу плыли облака, солнышко светило и никакого колодца в помине не было.

–Стаська, не время сдаваться, не может такого быть, чтобы не вела отсюда хоть одна дорожка!

Уф, жарко, невозможно, аж голова гудит! Водички бы глоток!

Лохматый мужик в бабьей кофте протянул им невесть откуда взявшуюся баклагу и покачал головой:

–Валятся тут всякие людям на голову, возись с ними бестолковыми.

От холодной родниковой воды головы перестали кружиться и словно на сердце полегчало.

–Да снимите вы наконец эти шубы, упаритесь.

Девочки послушно сняли шубейки, скинули сапожки.

–Уф, хорошо то как!

–Благодать – босиком на травке!

–Вот и славно! Смастерю я вам шалашик, будете здесь круглый год босиком по травке бегать, птичек слушать, бабочек ловить.

–Что, совсем-совсем никакой дорожки? Может, хоть тропочка глухая?!

–Хоть камнями заваленная, хоть бурьяном поросшая?!

–Чем вам здесь не по душе? – Сами же сказали – "благодать!" – жаворонки в небе заливаются, маки огнём полыхают, ромашки белеют – хоть охапками рви!

–Мёдом гречишным пахнет!..

–Сеном скошеным!..

–То-то же! А дома холодно – снегу по колено.

–Зато дома!

–Отец с матерью вернутся, а нас нет нигде!!

–Что поделать, ничем вам помочь не в силах. Хотите, можете у меня погостить, пока не освоитесь.

–Нет, нам домой надо!

–Мало ли кому чего надо.

–Так-таки ни одной тропочки?

–Вот заладили! Может, какая и есть, да мне она не ведома.

–А кому ведома?

–А кому ведома, того я знать не знаю! Отстаньте!

–Дяденька Леший!

–Дяденька Леший!

–Дожил – люди Лешего не боятся, дяденькой зовут! Хорошо, знает тут одна. Ей-то все дороги открыты-ведомы, только сюда ей дороги нет! И мне к ней дороги завязаны!..

–Это почему же?

–А потому, что... не вашего ума это дело!

–А кто она такая?

–Сама.

–"Сама" – это кто?

–Сама – это Хозяйка. А звать её... Матушкой Метелицей её зовут. Всё, идите отсюда, недосуг мне со всякой мелочью лясы точить!

–А как нам эту Матушку Метелицу найти?

–Фу-ты, прицепились, хуже репья!

–Дяденька Леший, у нас дома животина не кормлена не поена! Помрёт она без ухода!

–Мать с отцом изведутся! Помогите нам, дяденька Леший!

–Помогите!..

–Скотина, говорите... Со скотиной я, так и быть, помогу...

Эй, Домовой, где ты там, глянь-ка в колодец!

Какое-то время ничего не происходило. Только слышно было как пташки щебечут, да Баська со Стаськой всхлипывают.

А потом вдруг в стороне громыхнуло и невесть откуда кубарем выкатился ещё один мужичок – первому чуть не по колено, весь кудлатый-бородатый, вышитая рубашка широким поясом подпоясана.

–Что шумишь?

–Дело есть. Надо бы пару-другую деньков за животиной поухаживать?

–А что, кроме меня некому? Куда идти-то?

–Не дальше твоего дома. – Ты глаза-то разуй, погляди, кто тут перед тобой стоит?

–Ба, знакомые лица! Это они что же – в колодец умудрились свалиться?

Да, брат Леший, я тебе не завидую, они не то что за пару деньков, они за пару часов тебе всю поляну с ног на голову поставят. Сам уж рад будешь поскорей их домой сплавить.

–Я уже и сейчас был бы рад – то ревмя ревут, то тётенькой величают.

–Погоди, это они ещё не обвыклись. От их проказ у меня весь дом ходуном ходит, пёс лютый и тот в любую щель готов забиться, лишь бы они его не заметили!

–Это Войцех что-ли лютый? Да он у нас телёнка ласковей!

–А Вы что, и впрямь домовой?

–Нет, русалка я. Сами что-ли не видите?

–Дяденька Домовой, а Вы что, в нашем доме живёте?

–Это ещё поглядеть, чей дом!

–А мы Вас ни разу не видели.

–Зато я на вас вволю нагляделся.

–Ну так что, последишь за живностью?

–О чём разговор, ни тёлку ни курёнка не забуду.

–А Войцеха?

–Не бойся, малявка, не пропадёт без тебя Войцех. Ну, всё что-ли?

–Всё. Да, узелок прихвати, мне он без надобности.

–Не надо узелок!

–Ишь ты, а мне он, думаете очень нужен? Ну хорошо, узелок оставь.

–Теперь всё? Тогда я пошёл.

–Погодите, дяденька Домовой!

–Ну, что ещё?

–Вы ведь сейчас домой?

–Ну?!

–Так возьмите нас с собой!

–Э, деточки, по моей дорожке вам не хаживать.

–Но почему?

–А потому, что я – тутошний, а вы – тамошние. Где для меня двери открыты, для вас на три запора заперты.

Сказал, и словно сквозь землю провалился.

Девицы опять в рёв.

–Да замолчите наконец! Голова от вас пухнет. Знаете что, а идите-ка вы в болото!

–???

–Да что я такого сказал? – К Кикиморам идите, они, если сами дороги не знают, то объяснят, как к Хозяйке пройти.

Да, погодите – держите-ка на дорогу – И Леший достал из воздуха ржаной пирог с лесной черникой. – И баклажку себе оставьте, вам она ещё пригодится.

–Спасибо, дяденька Леший!

–Опять вы мне "дяденьку" заладили! Ох, глядите, рассержусь! Леший я, без всякого дяденьки. Поняли? Хорошо, пусть пан Леший.

–Поняли, дя... пан Леший!

–А как нам Кикимор найти?

–Вот по этой тропочке идите, как поляна кончится, снова зима настанет, но тропа к болоту проторена, не прервётся. А вот на само болото без провожатых соваться не стоит.

Ну всё, идите уж, а то у меня и без вас куча дел.

–Спасибо, пан Леший!

–До свиданья!

Но Леший уже повернулся к ним спиной. Тут девочки разглядели то, чего раньше отчего-то в упор не замечали – посреди поляны стоял домишко ветхий, сам весь в землю огруз, стены прокопчёные, оконца слепые, крыша седым мхом поросла

За слюдяным окошком чей-то силуэт мелькнул и женский голосок позвал:

–Ну где ты там, коханый!? Опять про меня забыл, пустыми глупостями занимаешься? Лучше помог бы мне этот сундук окаянный выбросить, всю избу он перегородил.

–Что вдруг его выбрасывать понадобилось? – сундук этот дедов-прадедов, он здесь спокон веку стоял, никому не мешал.

–А мне мешает. Вечно я об его углы ноги бью. И вообще – старый хлам надо выкидывать, а не в доме копить.

Леший вздохнул и нехотя отправился выволакивать сундук.

А девочки подхватили одёжку, завернули черничный пирог в сорванный рядышком лопушок и потопали невесть куда, в болото к кикиморам.

Тропинка сначала бежала через поляну, потом свернула в лесок и закружила меж сосёнок и берёз. Лес густел, лес темнел. Потянуло холодом. Глянь – а лето вдруг кончилось, как отрезало – за спиной трава зеленеет, комары звенят, а впереди, куда ни глянь, – всё снегом укрыто, лишь вьётся меж сугробов упрямая дорожка. А у самой границы берёза поваленная лежит, будто белая скамеечка, так и просит присесть-отдохнуть да подумать хорошенько, прежде чем снова в путь пускаться.

Сёстры переглянулись:

–Посидим? Перекусим?

–Ага, пирог пахнет– мочи нет!

–И пить до смерти хочется!

И они, разломив пирог, впились в него зубами.

–А баклага-то полным-полна, словно мы из неё и не пили.

–Волшебство! Ну что, Бась, потопали?

–Потопали! А Леший-то прав, хорошо здесь, интересно.

–А домой всё равно надо.

–Да я что, не понимаю? Только ведь всё-равно интересно!

Сёстры вновь обрядились в шубки да сапожки, Бася сунула баклажку в широкий карман. Непокрытые головы стало прихватывать морозцем, ноги без чулок стекленели от холода, покраснели носы, побелели уши, а дорожке всё конца нет, и ни души вокруг, только слышно, как где-то стрекочет сорока.

И страшно вдруг стало девочкам – куда они идут? Зачем? Что вдруг несёт их аж в болото, к кикиморам. Не лучше ли назад повернуть?

Оглянулись, а обратную дорожку снегом успело завалить. Да и впереди она незаметна почти – только жерди длинные тряпочками обвязанные над снегом торчат да дощечки с сугроба на сугроб перекинуты.

Делать нечего, ступила Стася на дощечку, а та льдом поросла, нога на ней скользит, внизу из-под снега чёрная вода хлюпает.

–Ой, мамочка! – Стаська отдёрнула ногу. – Нет, Бась, ты как хочешь, а я дальше на пойду!

–Стась, так это же и есть болото! Вон – сухой камыш стеной стоит и туман белый клубится. – Как есть болото.

Едва она это сказала, туман стал редеть, пока совсем не развеялся, и девочки увидели круглый домик, больше всего похожий на птичье гнездо. Над домиком крыша камышом стелена, над крышей труба торчит, над трубой дымок вьётся.

–Вот в этом домике небось кикиморы-то и живут.

–Покличем их?

–Погоди чуток. Боязно мне что-то. Кто они такие – эти кикиморы? Может и не люди вовсе, а головешки ходячие? Может, и взглянуть-то на них страшно, не то что просить о чём?

–Уж какие ни есть, а нам без них домой не попасть. Да и с болота не выбраться.

–Ладно, раз другого выхода нет – давай кикимор звать.

–Только ты за меня крепко держись!

–И ты за меня!

–Тётеньки Кикиморы!

–Пани Кикиморы, отзовитесь!

Но сколько они ни кричали, двери домика так и не отворились.

–Стась, что-то я замерзать начинаю, давай попрыгаем что-ли или подерёмся?

–Давай, а то мысли дурацкие в голову лезут.

И тут кто-то невидимый как хватанёт Баську за ухо: -Эй, как там тебя звать-то? – кто ж зимой с босой головой по лесу гуляет? У тебя ухо правое совсем побелело, того-гляди отвалится! – И ну несчастное ухо снегом тереть.

Баська аж взвыла: – Э-э, нельзя-ли полегче!

Ухо тотчас отпустили. По болоту то-ли звон, то-ли тихий смех прокатился, глянь, а рядышком девица стоит, снежком поигрывает. Платье на ней зелёное, словно их мха болотного соткано, волосы длинные зеленью отливают, глаза зелёные кошачьи, а в глазах усмешка , будто задала девица вопрос каверзный, а теперь ответа ждёт. А на соседней кочке ещё одна объявилась, от первой не отличишь.

-Ну, кто тут кричал-надрывался, тётенек звал? Вот они – тётеньки, мы и есть.

Баська со Стаськой переглянулись – значит, вот они какие, кикиморы. Красавицами их конечно трудно назвать – носы чуть длинноваты, волосы чуть зеленоваты, но ведь и не уродины – ни клыков у них, ни рогов, ни бородавок.

–Ну что, так и будем на болотной кочке светские разговоры вести, или в дом пойдём?

–В дом! – осмелела Баська.

–В дом! – согласилась Стаська. – Только дорожки у вас больно скользкие, как бы на них не навернуться!

–Может, барышням в тине измазаться неохота, в воду упасть боязно?

–Ну, кому боязно, того мы на верёвке не тянем.

–Ничего нам не боязно, промокнем так промокнем, у печи отогреемся!

–О, родная речь слышится!

–Свои девки!

Первая Кикимора хлопнула в ладоши и побежала через болото сухая дощатая дорожка с витыми перильцами.

–Ну, милости прошу до нашего шалашу!

Девочки осторожно ступили на кленовые досочки – те держали крепко, ничего под ногами не скользило, не хлюпало.

Плетёная дверца сама собой растворилась. В плетёном домике было сухо и тепло, потрескивали дрова в белёной печке, вдоль стен на длинных верёвках висели пучки трав, снизки пиявок и жуков.

–Ну, девицы-красавицы, раздевайтесь-разувайтесь, да за стол усаживайтесь

–А мы будем вас угощать да расспрашивать – откуда вы такие к нам пожаловали?

–Сверху мы пожаловали.

–В колодец свалились.

–А теперь домой не знаем как попасть!

–Не реви, Баська!

–Не шмургай носом, Стаська.

–Так, понятно. Ну а мы здесь с какого боку?

–Мы наверх дороги не знаем.

–Дяденька Леший сказал...

–Ух ты, у Лешего племяшки объявились.

–Не смущай гостей, трещётка! Так что там дяденька Леший сказал?

–Что вы нам растолкуете как к Матушке-Метелице попасть, а уж она поможет дорогу домой отыскать.

–Если захочет – с какой ноги Хозяйка встанет, никто не угадает.

–А сам он, значит, к ней уже и дорогу забыл?

–Ладно, что на пустой желудок разговоры разговаривать.

–Да мы не голодны.

–Не голодны, так нам больше достанется. Ну, сеструха, чем гостей угощать будем?

–Может, икрой лягушачьей?

–Может, языками гадючьими?

–Блинами из тины болотной?

Две пары зелёных глаз с насмешкой глядели на Басю со Стасей.

–А и будем мы есть икру лягушачью, и тину болотную будем, лишь бы домой попасть!

–Что я говорила – свои люди! Ставь подруга, на стол чай брусничный, варенье земляничное. Думаю, карп в сметане да рыжики солёные не хуже икры лягушачьей?

–Не хуже.

–А как насчёт плюшек-маковушек на липовом меду.

–Кто же от маковушек откажется?!

–А Вы нам дорогу к Матушке-Метелице покажете?

–Покажем, даже проводим чуток, да только уж не сегодня. Сегодня вам в нашей хибаре заночевать придётся.

–А может, мы тогда без чаю и маковушек сразу пойдём?

–Идите, если вы такие отчаянные!

–Вы, девицы, в окошко-то гляньте.

Девочки и глянули – а там небо с землёй перемешалось, бела света не видать.

–Лютует Хозяйка. Вьюгой метёт, волчицей воет. Тут ей лучше под руку не попадаться. Вот погодите, отойдёт она, поостынет, тогда и в путь-дорогу отправитесь. Да что там, мы вам сами до её порога тропочку протопчем.

Давайте-ка лампу затеплим, а то темно стало.

–Тётеньки Кикиморы, а как вас зовут?

–А так и зовут – Кикиморы.

–Обеих одинаково?

–А что зря мудрить? Нас различи, попробуй.

–Мы и сами порой путаемся, кто есть кто.

–Одинаковые-то одинаковые, только я старшая, ты меня слушаться должна!

–Зато я младшая, ты должна мне уступать!

И Кикиморы рассмеялись этим словам, словно привычной шутке.

Та, что назвалась старшей, поставила на стол керосиновую лампу, чиркнула спичкой. Стеклянный колпак зелёного, какого-то словно бы пузырчатого стекла, вобрал мягкий свет и тотчас, откуда ни возьмись, потянулись к нему комарики да мотыльки, закружили, замелькали, заплясали свой вечный танец.

–Ой, откуда вдруг мотыльки зимой?

–Так они у нас в тепле с осени толкутся – пока светло, не показываются, а стоит лампу зажечь – тут как тут.

–К огню тянутся.

–Так они же сгореть могут!?

–Не сгорят, лампа у нас от такого дела заговорённая.

–Э, гостьи дорогие, да вы уже носом клюете. Сейчас мы вам на сундуке постелим, он у нас широкий, вы там обе поместитесь. Правда перин здесь не водится, до перины вы завтра доберётесь – тут они снова захихикали. – Зато подушки на гусином пуху самые мягкие.

–И сны в них спрятаны самые сладкие...

Кикиморы кинули на сундук старый тулуп взбили подушки под пёстрыми наволочками, укрыли девочек лоскутным одеялом.

Бася со Стасей и в самом деле устали за этот долгий день как, кажется, не уставали никогда. Но, несмотря на это, уснуть не смогли – всё вокруг такое чужое, такое странное, да и домой попадут ли они ещё хоть когда!?

Будто почувствовав, что с гостями творится неладное, склонились над ними сёстры Кикиморы.

–Полно, девчата, горевать – всё хорошо будет. Ничего вам Хозяйка плохого не сделает, разве что к работе приставит, -вы у нас как – кашу-борщ сварить сумеете?

–Да хоть пороги спечь – что-что, а руки у нас откуда надо растут.