Текст книги "Заклятый друг (СИ)"

Автор книги: Нэн Джойс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Где взять денег, чтобы сегодня не ночевать на улице?

Я из Маши уже столько вытащила, я больше не могу.

Зачем я выкинула браслет, который мне на день рождения дарил… Выкинула, потому что он дарил. Гордая. Дура. Я бы могла сейчас выручить неплохую сумму.

Не ехать в больницу сегодня?

Я больше не хочу тянуть со сроком.

Тру мочку уха. Можно продать серьги, которые дарили родители. Взять билет. И уехать домой.

Что я скажу маме и папе? Как объясню, что на самом деле произошло?

Я должна справиться сама. Идти дальше. Выкарабкаться и идти.

Даша Соболева никогда не отступает.

– Я могу оставить у Вас вещи до вечера? Чемодан не займёт много места.

– Конечно, – Ольга Сергеевна растягивается в такой улыбке, как будто жизнь мне спасла.

Накидываю куртку и шарф. Всё самое необходимое в рюкзак.

– Пойдёшь искать?

– Мне в Москву надо.

– Там за такие деньги ничего не снимешь.

– Я знаю. Я раньше там жила, Ольга Сергеевна.

– А что же уехала?

– Скоро вернусь за вещами. Спасибо.

– Дашенька. Захвати мусор. Пожалуйста.

Я возвращаюсь с порога. Вытаскиваю из-под мойки завязанный пакет. Он цепляется за дверцу. И вспарывается.

Ольга Сергеевна испуганно охает, когда всё содержимое вываливается на пол.

Я нахожу новый пакет, и голыми руками сгребаю всё в него. Вытираю слёзы, которые в последнее время начинают лить неконтролируемо – грёбаное эмоциональное недержание. И отгоняю Муську.

Всегда голодная кошка с рычанием хватает картофельный очисток и шныряет под стол.

Забираю мешок.

– Спасибо, Дашенька, – раздаётся мне вслед.

В подъезде воняет хлоркой и гнилыми фруктами. Меня подташнивает.

Выход мне загораживает сосед Ольги Сергеевны.

– Ты в магазин, малыш? Возьми меня с собой. Я куплю тебе сладенького, – остроносый алкаш упирает руку в дверной проём, не даёт мне пройти.

– Не нужно, спасибо.

Я пытаюсь нырнуть под его рукой, но он делает шаг в сторону, и я упираюсь носом в его грудную клетку.

Он такого же роста как Макс. И меня парализует эта ассоциация.

Я чувствую, как холодеют руки. И рвотный позыв уже становится невозможно сдерживать.

– Не нужно. Ведь ты сама сладенькая. Может хватит от меня бегать? – чужая рука прижимается к моей талии. – Всё равно ведь не убежишь.

Его дыхание стекает с моей макушки на лицо липкой, пропитанной ацетоном слизью.

Может это было лучшим способом показать, насколько он мне отвратителен?

Я даже не попыталась отвернуться.

И меня попросту стошнило ему на куртку.

– Твою мать блядь! – он отскакивает назад, и я, не теряя ни секунды, вылетаю из подъезда.

Пока бегу по двору, мусорный пакет снова прорывается.

Тротуар за мной теперь устлан помоями. И от меня несёт помоями.

Я насквозь пропитана мерзостью. Потому что собираюсь совершить мерзкий поступок.

22. Даша

Плевать я хотела на моральные нормы и их вариации. Я сама себя предаю. Вот что всегда казалось мне самым отвратительным из возможного.

Но я сажусь в электричку. И еду в Москву.

Прежде, чем добраться до больницы, в которую я записалась ещё вчера, мне нужно в центр.

Там у Коли офис. И я хочу встретиться с ним и попросить денег на первый взнос для аренды.

Коля не откажет, я знаю. Но это всё равно унизительно.

У входа курят. Сейчас послеобеденное время. Мужчины в пальто и девушки в туфельках-лодочках.

Мне стыдно за мои протёртые джинсы. Но выкладывать товар на нижних полках удобнее, когда я встаю на колено.

Смысл покупать новую одежду сейчас? Бесполезная трата денег. Неизвестно как будет меняться мой вес во время беременности…

Стоп. О чём я сейчас подумала? Во время какой беременности?!

Очнись, Даша! Ты собираешься убить этого ребёнка! Да ещё заплатить денег, чтобы тебе в этом помогли!

Я ощущаю на себе брезгливые взгляды, когда достаю из кармана старенький телефон и записную книжку.

Нахожу номер Коли и набираю.

Наверное, зря себя накручиваю. Я ведь вполне могу сойти за курьера. И вовсе никто на меня не смотрит.

– Соболева? – он узнаёт мой голос. – Вот это сюрприз! Куда ты исчезла? Почему не выходила на связь?

– Ты на работе?

– Где же мне ещё быть? А ты? Греешься на лучшем пляже Манкоры? И потягиваешь Писко сауэр, пока Серёга разминает твои ножки? Почему перестала выкладывать фотки? Жадина. Нет чтобы впечатлениями поделиться с друзьями…

– Я в Москве. И мне срочно нужно с тобой поговорить.

Замешательство в трубке.

– В Москве?

– Я у твоего офиса. Можешь спуститься?

– Давай я тебе пропуск закажу.

Я снова искоса поглядываю на сотрудников перед входом.

– Нет. Не хочу входить. Спускайся. Пожалуйста.

Копаюсь в рюкзаке. Где-то в закромах должна быть мятная жвачка.

Она выскальзывает из рук. Я присаживаюсь на корточки.

– Даша…

Голос звучит далеко, как из прошлой жизни.

Я боюсь поднимать голову. Они вдвоём подходят.

И снова Катя:

– Ты вернулась? Вы же на год уехать планировали?

Я знаю. Знаю, что это он. Сейчас стоит рядом с ней и молча на меня смотрит.

Вот бы просто провалиться сквозь землю.

– Привет, – это он уже.

Кажется, хотел бы что-то добавить. Назвать меня по фамилии, или добавить прозвище, которое мне дал.

Но решил, что учитывая всё произошедшее, это будет неуместно.

Наверное, я не смогу с места сдвинуться. Наверное, я просто здесь сейчас умру. И мне хочется этого. Сейчас мне хочется этого больше всего на свете.

Лицо Арского оказывается передо мной.

Он совершает какое-то движение между нами. Наверное, протягивает мне обронённую жвачку.

Глупо думать, что если я не шелохнусь, они просто решат, что я им привиделась. И уйдут.

Пусть он просто пройдёт сквозь меня как через призрака.

Просит-шепчет:

– Скажи что-нибудь. Пожалуйста.

И я начинаю говорить. Только не вслух. Про себя. Всё ему говорю. Всё, о чём я с тех пор даже думать боялась.

Разглядывает. Считывает информацию с каждого мускула моего лица. Наконец, присасывается к глазам. И вытягивает всё сполна, что он должен знать, и что знать не имеет права.

Смаргиваю слёзы и быстро встаю.

– А где Серёжа? – Катя морщится. Она хотела взять за руку Макса, который встал вслед за мной, но его рука оказалась занята. Он держал в ней жвачку и по-прежнему протягивал её мне. Вышло глупо.

Катя много лет Макса любит. А он всегда мимо проходил. Теперь они вместе?

Наверное, она дождалась, оказалась, наконец, в нужное время в нужном месте. Утешила его, когда он так в этом нуждался.

Не зря ведь говорят, что всё к лучшему. Если бы не весь этот кошмар, её мечта не сбылась бы.

– Я только с самолёта. Хотела Колю увидеть, – забираю жвачку у Макса самыми кончиками пальцев, только бы избежать тактильного контакта с ним. – А ты здесь какими судьбами?

Ей понравилось, что я только про неё спросила. Я по улыбке это поняла. Она как будто догадывалась, что дружба между мной и Максом необратимо уничтожена, и теперь её догадка словно подтвердилась.

– Я приезжаю к Максу на обеденный перерыв всегда. Каждый час врозь такой мучительный, используем любую возможность побыть вместе, – она очень волнуется, берёт его под руку. – Конечно, мы могли бы предложить тебе присоединиться, но место, куда мы идём… – она кивает на мою куртку с белыми подтёками, – вид у тебя такой, будто ты нелегально в самолёте летела.

– Иди одна, – он отстраняется от Кати и подступает ко мне. А её рука, которой она держалась за него, безвольно повисает в воздухе. – Нам с Дашей поговорить надо.

Мне от этого «нам» физически больно становится.

– О, и вы тут! – Коля подскакивает, орёт: – Дашка! – сгребает меня в объятия, и на несколько секунд мне кажется, что я люблю Колю, что я ему всю жизнь буду благодарна за эти объятия. Будто он спас меня из лап чудовища. – Как же я рад тебя видеть!

Обнимаю его в ответ, так крепко, что рукам больно становится.

– А где твой принц Серёжа? – Коля отстранил меня, держит за плечи и теперь внимательно рассматривает. Кажется, проглядывает какое-то разочарование в его взгляде. Или жалость. Но это быстро сменяется надеждой.

– Очевидно, что не со мной, – глупо улыбаюсь.

– Только не говори, что вы расстались.

Мотаю головой.

Нет, я не разрыдаюсь.

– Уделишь мне немного времени?

– Конечно! Могу и много. Для тебя, Дашуль, очень много могу. Что, давайте пообедаем все вместе? – смотрит на пару позади меня. – Соболева расскажет о своих приключениях в Перу, – снова на меня, и уже тише: – А потом вдвоём поговорим, да?

– Нет. Мне только ты нужен.

Расплывается в улыбке и смотрит через моё плечо. На Арского, конечно. Будто он впервые его победил.

– Ок, – приобнимает и ведёт к своему офису. – Не голодная? У нас хорошая кафешка в здании.

– Нет. Я правда ненадолго, спасибо.

– Ребята там с таким видом остались стоять. Как продавцы в дорогом магазине, где ты долго всё меряла, но ничего не купила. Они, кстати, вместе теперь.

– Меня это не очень интересует, если честно.

– Вот как? А раньше была очень любознательная. Давай паспорт, сейчас пропуск тебе состряпаем. Не успела замуж-то выйти ещё? – листает паспорт. – Славненько, значит надежда есть, – отдаёт паспорт на ресепшн. Поворачивается ко мне. Смеётся. – Шучу. Не буду я Серёже твоему мешаться. Так что случилось? Почему раньше времени вернулась? Почему фотки перестала постить? Или вы приехали, чтобы расписаться? …беременна, что ли?

– Нет, всё хорошо.

Я не хочу про Серёжу ничего говорить. Я просто не смогу.

– Так и беременность тоже хорошо. Спасибо, – он отдаёт мне паспорт. Мы проходим через турникеты. – Сейчас пойдём в кабинет, угощу тебя кофе. У меня новенькая дорогущая кофемашина стоит, кофе обалденный делает.

– Спасибо. Я у тебя денег попрошу.

Приобнимает меня за талию:

– А я тебе их дам.

23. Даша. Сегодня

– А почему без перчинки? – разочарованно тянетонв чёрном экране телефона.

– Я всё сделала как ты хотел. Пришла, предложила. Разделась. И…попросила прощения.

– Сумочку с камерой удачно поставила, это ты молодец. Но в остальном старалась плохо. Да и звука нет. Откуда мне знать, что просила.

– Ты сказал – предложить ему себя. Я – сделала. А за дальнейшее я не могу ручаться. Я не могу управлять поступками другого человека.

– Но у меня же получается, – довольный смешок.

– Пожалуйста. Ты же человек. Ты же можешь себе представить, какого мне всё это переживать. Я не могу с ним. После всего. Неужели тебе совсем меня не жалко?

– Ты специально сделала татуировку, чтобы ему не захотелось. Он их ведь терпеть не может. Так что не прикидывайся бедной овцой, лживая ты сучка.

– У тебя устаревшие данные. Теперь ему нравятся татуировки.

– Да? …но результата это не принесло. Нет, это не то, на что я рассчитывал. Переделай.

– Уговор был – только деньги.

– Уговор был: деньги прямо сейчас. И сколько в итоге прошло месяцев?

– Я и так согласилась. Стать его женой. Жить в его доме. Иначе никаких денег не было бы вообще!

– И так согласилась, – передразнивает. – Тымнеодолжение сделала? Могла не согласиться. И в сети уже давно гуляло бы то сентябрьское видео. Вы хорошо смотрелись. Зря переживала. На определённых сайтах вы побили бы рекорды просмотров. А главное так натурально выглядело. Как будто ты действительно не хотела.

– Я ошиблась. Ты не человек, – вытираю слёзы.

– Чудовище?

– Нет. Чудовища – они злые и сильные. А ты исподтишка, из тени. Я ведь почти всё тебе выплатила. Только тебе не деньги нужны, да? Упиваешься властью, которую случайно надо мной получил. Мне даже любопытно увидеть тебя. И услышать настоящий голос. Уверена, ты выглядишь так же, как и ведёшь себя – ты маленькое, писклявое и трусливое ничтожество.

В трубке громкий хохот, который за фильтрами превращается в нечто похожее на лязганье отвалившейся и скребущей по асфальту выхлопной трубы.

– Ну раз тебе уже всё равно, – откашливается, – могу прямо сейчас его выложить? С кого начнём? Папочке твоему отправим? Ему ведь не впервой смотреть, как его дочь… Плачешь? Плачешь. Я слышу, как ты сбивчиво дышишь. Если бы ты только знала, какое удовольствие мне доставляет это знать. Знать, что ты страдаешь.

– За что ты так ненавидишь меня?

– Почему ты решила, что я тебя ненавижу?

Телефон крякнул. И в застывшей тишине я слышала, как тикают наручные часы на столе. Стала подстраивать своё дыхание под этот спокойный ритм.

Я зря всё это делала. Всё зря. Самое обидное – на дурацкой записи из офиса моего мужа запечатлён главный момент позора. Когда я подхожу и сама, сама прикасаюсь к Максу.

И эту запись теперь видела не только я.

Хватаю камеру и со всей дури луплю её об пол. Топчу босой пяткой. И ничего кроме ярости не чувствую.

Если бы не треклятые камеры, ничего этого со мной бы не произошло!

Потому что Макс никогда бы не узнал правду про Марину!

Я ненавижу их! Ненавижу тех, кто их придумывает! Ненавижу тех, кто их ставит! Ненавижу записи, которые они снимают!

Ненавижу людей, которые эти записи находят.

– Не узнал бы. И всё со мной было бы хорошо.

– Дарья Васильевна, что с Вами?

Поднимаю глаза на голос.

Наша новая няня стоит в дверном проёме и испуганно прижимает к себе Ванечку.

Трудно ничего не чувствовать к тому, кто похож на значимого для тебя человека. Не правда ли?

Раньше я думала, что дети похожи только друг на друга в таком возрасте.

Все одинаково хороши.

Я правда не понимала, как определить, на кого из родителей он похож больше.

А потом появился Ванечка.

И даже несмотря на то, как редко я с ним взаимодействую, похожесть мне очевидна. Она красной нитью через наши с ним отношения проходит. Отрезая меня от него.

Сегодня Мила возилась с ним на втором этаже. В игровой комнате, где можно наглухо закрыть жалюзи, включить проектор и любоваться мерцающими звёздами.

Ваню завораживают звёзды.

Удивительно, что ещё такой маленький человек, потребности которого ограничены самыми примитивными, уже способен забывать про насущное и просто цепенеть перед бесполезной красотой.

Я хотела написать об этом пост под рекламой проектора. Но передумала.

Стало противно делиться с толпой чужих мне людей своим сокровенным открытием.

Поразившей меня чертой, обнаруженной в собственном сыне.

Я отвечаю Миле:

– Учитывая, что я сижу на полу, схватившись за голову, бормочу себе под нос, а вокруг кровавые следы – нет. Не в порядке.

– Вы упали? Что поранили?

– Наступила на какую-то фигню, – вытягиваю порезанную ступню. – Ничего страшного.

Поднимаюсь.

Очень болит грудь. Она набухла из-за того, что я больше не сцеживалась, и весит теперь как хорошенькая дыня. Только дыню можно донести до дома и положить.

А вот избавиться от молока гораздо сложнее.

– Там мужчина.

– Где?

– У ворот. Он звонил в домофон. Сказал, что Вы его примите.

– Я никого не ждала. Кто? Имя назвал?

Айдар?

– Сергей.

Никакого Сергея я точно не ждала.

– Он сказал, что вы вместе были в Перу. Наверное… – Мила осекается. – …Вы должны были по этой фразе…понять, кто он.

Перед глазами всё поплыло. Но я упорно, по стеночке, иду к парадной.

Сергей. Перу.

К горлу подкатывает тошнота.

Нажимаю на кнопку под монитором.

И во весь экран разрастается его лицо.

24. Макс

Когда мы познакомились с Соболевой, она копала под моего отца. Ходили слухи, что его мебельные фабрики по показателям выбросов и потреблению ресурсов, мягко скажем, не вписываются в зелёную повестку.

Наша с ней случайная встреча в мужском туалете, куда она спряталась от охранников моего отца, была следствием её удачного улова – информацию она нарыла. Но вместо того, чтобы сделать подлянку, обратиться в СМИ, шантажировать, она выложила мне всё как есть и попросила помочь так, чтобы никто не пострадал. Я привёл её к отцу, и она совершенно не боялась его. Всё рассказала, изложила пути решения.

Я был восхищён её находчивостью, смелостью, а главное – честностью.

Поэтому когда Соболева прошлой осенью пришла ко мне после встречи у Колиного офиса и озвучила то, что озвучила – я как будто разбился.

В тот вечер Даша ждала на крытой парковке. Из-под капюшона выглядывали мокрые от дождя волосы. Продрогшая, с отсутствующим взглядом. Она будто сквозь меня смотрела. И просто молчала. Я прекрасно знал, что она изо всех сил старается не закусать свои губы до крови.

А сам боялся шелохнуться. Боялся, что она убежит. Или что кто-то снова заберёт её.

– Извини, что звонил. Я не должен был этого делать. Но увидел тебя, и просто не смог. Коля не давал твой новый номер. Я сам достал.

Молчит.

– Я тебя не искал, когда вы с Серёжей уехали. Хотя мне очень хотелось. Все эти фотографии, которые ты с ним выкладывала из Перу. Вы улыбались и были счастливы. Я понимал, что не нужно о себе напоминать.

Молчит.

Подошёл ближе.

– Я звонил, потому что сказать хотел. Попросить прощения. Поговорить. Попытаться объяснить, почему я так сделал тогда. Я должен убедить тебя, что ты не виновата.

Её глаза сфокусировались на мне, обрели тяжесть. Ненависть их напитала этой тяжестью.

– Просто…читал – они всегда думают, что виноваты…

– Где твоя машина?

Кивнул.

Она идёт туда.

Остановилась. И стоя ко мне спиной говорит:

– Мне нужно сто пятьдесят миллионов рублей. Иначе, – кладёт на багажник флешку, – все узнают, что ты со мной сделал.

Я сначала собственным ушам не поверил. А потом мне было стыдно за то, с каким отвращением я посмотрел на Соболеву, когда она повернулась ко мне лицом.

– Ты забрала видеозапись из Марининой квартиры?

И собственным выводам я тоже не верил.

– Да.

Она вернулась в ту квартиру за рюкзаком на следующий день. И оказавшись в помещении, где я её…подумала о том, чтобы проверить, записали ли нас камеры? И забрала видео? Даша? Даша думала о том, как потом использует это против меня?

Она поэтому вытащила меня из полиции? Чтобы шантажировать?

Бред. Только не Соболева. Чуточка бы никогда так не поступила.

– Я тебе не верю.

– А ты посмотри. Там всё очень хорошо видно, – едко улыбается.

– Я не про запись. Ты не могла…

– Надеялся, что я просто забуду? За свои поступки надо отвечать, Арский.

– Зачем… – я поморщился от накатившей головной боли, – зачем тебе такая большая сумма?

– Не твоё собачье дело.

– Серёжа знает? Ты рассказала ему?

– Не твоё грёбаное дело! – её начинает трясти. – Ты дашь мне денег?

Делаю к ней шаг. Просто по привычке. Чтобы успокоить.

– Что, отобрать хочешь? У меня ещё есть.

– Даша…

– Или убьёшь? Ты на это тоже способен? – она начинает плакать.

Я стою на месте, упираю ладони в пространство между нами.

– Давай сядем в машину и спокойно поговорим.

– Я идиотка по-твоему? – хохотнула. – Ты дашь мне денег? Или нет? Просто ответь. Если нет – я выложу видео. Сегодня же. Я отправлю его в СМИ. И всем твоим близким. И Кате отправлю. Все тебя возненавидят. Все отвернутся от тебя.

– А тебя это осчастливит? Если да – я сам готов видео выложить. Я тогда пошёл в полицию – зачем ты сказала им, что я ничего тебе не сделал? Если сделал.

Даша краснеет.

– Потому что выгоды от того, что ты в тюрьму сядешь, мне никакой не было. А сейчас…я могу получить с тебя денег. Вот и всё, Макс.

Мотаю головой.

– У тебя всё так хорошо, – вытирает слёзы маленькими ладошками. – Ты богат, успешен, любим. И любишь. Да? Быстро справился с потерей. Даже выиграл в итоге. Ты всегда всё получаешь. И меня получил. А я всё, всё из-за тебе потеряла! Тебе придётся заплатить. Хоть раз. И ты заплатишь. Сто пятьдесят миллионов, Макс. Сегодня.

Сто пятьдесят миллионов. Какое интересное совпадение. Ровно такую сумму называл Серёжа. Когда говорил о реализации задуманного им проекта. Солнечные батареи…нет, электростанции. Я отказал. И он предложил весьма «интересные» условия сделки.

Даже глазом не моргнул, предложив мне свою невесту. Он сказал, что порвёт с ней все отношения. Как можно жёстче. И тогда я тёпленькой смогу её забрать.…

И почему я не рассказал Даше про сволочную натуру её возлюбленного?

– Нет.

– Что?

Повторяю:

– Нет. Я не дам тебе денег. У меня нет гарантий, что ты не выложишь это видео после. Или не попросишь заплатить ещё. И ещё.

– Ты…ты думаешь, что я могла бы…

– Как оказалось, мы оба друг друга совсем не знаем.

Это обесценивание нашей дружбы, искренней, драгоценной, по-настоящему близкой, бьёт и по ней, и по мне. Одним контрольным выстрелом на двоих.

Зловонная пропасть между нами разрастается, хотя казалось, что она и так уже непреодолима.

Я проебал всё. Последнее хорошее, что у нас было.

Но пох. Пусть я буду некрофилом.

– А если ты выйдешь за меня замуж – получишь деньги.

Она округлила глаза. Попыталась что-то сказать, но осеклась.

– Ты не ослышалась. Если мы поженимся, будет совершенно без разницы, чем и как мы занимались до свадьбы. Твоё согласие быть моей женой станет для меня гарантией. Того, что всё было обоюдно. И обоснованием причины, по которой я дал тебе так много денег. Иначе ты не получишь ничего, кроме позора, Соболева. Сама подумай. Вспомни, что о нас говорили друзья. Что думали. Вспомни, в каком платье ты пришла ко мне…

– Замолчи! Я не виновата…

– Это твой единственный шанс получить то, что ты хочешь.

– Я беременна! – выпалила. И быстро добавила: – От Серёжи.

Меня как током ударило.

Даша носит в себе ребёнка.

Не моего.

Но он её. Дашин ребёнок.

– Значит, вот зачем вам с Серёжей такие деньги? В связи с пополнением решили убыстрить его карьеру? Это была его идея, да? Он ведь всегда вытаскивал из тебя бабло, – я подхожу к ней. Даша прижимается спиной к стойке машины. Мои руки упираются рядом с её маленьким тельцем. – На билеты в Москву. На институт. На тёплые вещи для поездки в Норильск. А ты так любишь его, что всё готова отдать, да? Что же в нём, блядь, такого особенного, а? – приближаюсь к её лицу. Почти нос к носу.

– Перестань! – она отворачивается.

– Ты рассказала ему, что случилось. И он, вместо того чтобы избить меня до смерти, решил бабла срубить. Вот такой ценой. Ценой тебя? Ты понимаешь, какую тварину любишь?

– Его нет! Нет!

Она разрыдалась. Громко всхлипывая, как всегда делала. Кусая губы в кровь.

– Он утонул. Они до сих пор ищут тело. А я здесь. Живая. Даже не дождалась, пока его найдут. Дважды его предала.

Я потянулся руками к её голове. Чтобы зажать ушки. Прямо через капюшон. И сдуть со лба чёлку. Пусть она и промокла от дождя. Но просто… Просто сделать что-то как раньше.

Вовремя остановился.

Я ведь больше не могу к ней прикасаться.

Замер так и мысленно гладил её по голове, пока она не перестала рыдать.

– Я просто хочу начать новую жизнь.

– Хорошо. Тогда я вообще не вижу никаких проблем.

– Да? Так у тебя их и нет. Проблемы у меня. Но устранить их я не смогла.

Капюшон сполз с её головы. И она яростно сжала шею ладонью.

– Не смогла его убить. Слабачка. Не смогла убить этого ребёнка.

Я отступил на несколько шагов.

– Ты не слабачка, Соболева. И у тебя будет новая жизнь.

– Но я не хочу, – сжимает куртку у грудной клетки, – не хочу его. Я уже его не люблю!

– Я позабочусь о вас обоих.

– Просто дай мне денег, Макс. Пожалуйста, – она смотрит на меня умоляюще. – Ради того, что было у нас до того вечера. Ведь оно было настоящим.

Мотаю головой:

– Только после того, как между нами будет заключён брак.

– Я тебя ненавижу! Я не могу видеть тебя! Я не хочу вспоминать! Мне и так всё, ВСЁ о тебе напоминает! Как?! Как ты представляешь себе этот брак?!

– Ты будешь жить в доме, который отец купил для нас с Мариной. Я – в городе. Мы распишемся. Без шумихи. С брачным договором. И в течение года я перечислю тебе необходимую сумму. Частями. Чтобы не вызвать никаких подозрений. Затем мы разведёмся. И ты начнёшь новую жизнь. А я продолжу свою. Каждый получит что хочет. Я – гарантии. Ты – деньги.

– А ребёнок?

– Всем скажем, что ребёнок – мой.

25. Даша

Серёжа сидит со мной за одним столом. Прямо напротив.

Живой. И на первый взгляд вполне себе здоровый.

Мы молчим уже долго. Но я точно не смогу начать первой. Даже несмотря на то, что очень-очень-очень рада его видеть.

Он легонько улыбнулся. И в сердце кольнуло и заныло.

Всё равно серые глаза, ясные и горящие всегда искоркой любопытства, теперь смотрят на меня с разочарованием.

И я больше не могу погладить его по вьющимся непослушным волосам – ведь теперь он мне чужой.

Кладу руки на стол, ладонями вниз. Поверхность дубового массива приятно охлаждает. А Серёжины пальцы в нескольких сантиметрах от моих.

И от этой близости с ним, которая теперь окрашена совсем другими красками, мне опять хочется реветь.

Наверное, я мазохистка.

Я так рада ему. И это после того, какмы расстались.

У меня что-то вроде эмоциональной амнезии. Я забыла о нашей последней встрече, и том дерьме, что между нами произошло осенью. Будто мне об этом кто-то рассказал, кому я не верю.

Не было такого. И быть не могло.

Помню только хорошее. Как ласков он был со мной до всего этого ада. Романтичен. Как много общих тем у нас было для разговоров. О чём мы мечтали.

– Я был в твоём эко-магазинчике сегодня. Там очень уютно.

Первая фраза, которую он сказал. Вот так просто. Будто не пропал без вести, а был в отъезде недельку-другую.

– Спасибо. Зачем ты туда приходил?

– Тебя хотел увидеть. Вчера сюда приезжал. Никто не ответил. Маша, сказала, что ты сегодня здесь должна быть.

– Она в обморок не упала, когда тебя увидела? Все думали, что ты утонул. Надо же, не позвонила и не сказала мне, что ты…

– Я попросил не рассказывать. Хотел твою реакцию сам увидеть.

– И как тебе реакция?

– Доволен, – он улыбается.

И меня удивляет и пугает эта улыбка. Всю жизнь его знаю, но злорадства в выражении его лица никогда не встречала.

Думаю, это вновь приобретённая черта. И источником этого приобретения являюсь я.

– Хороша у тебя подруга. Честно, не ожидал, что она не проболтается.

– Перестань. Она очень выручила, когда я вернулась сюда из Перу. У меня ведь ничего тогда не осталось. Ни работы, ни съёмного жилья, ни денег.

– Камень в мой огород? Тебе не обязательно было уезжать за мной.

– Это была наша поездка. Смысл мне было оставаться в Перу без тебя?

– А смысл было вообще ехать? Если ты ещё до этого сделала выбор не в мою пользу.

Сглатываю.

– Я до сих пор не понимаю… Зачем? Нам ведь было так хорошо. Оставалось потерпеть всего чуть-чуть. Мы через столько прошли. Ты всегда так…так терпелива была со мной. Поддерживала меня. Ты единственная, Даша, единственная, кто знает всю мою подноготную, сколько дерьма мне пришлось пережить! Нужно было просто ещё немного подождать… – он обессиленно выдыхает. – Ты думала, я не узнаю? Каков был твой план?

– Не было никакого плана. Просто так произошло.

– Просто вы потрахались, да? Конечно, ведь он… – Серёжа понижает голос, – ведь он может, да. Почему просто нельзя было сказать мне, что ты хочешь. Что для тебя потрахаться важно стало. Я бы понял. Понял. Ты молодая и здоровая девушка. Но зачем так-то? Тем более с этим…папочкиным трусом.

– Арский кто угодно, но не трус. И он сам добился своих целей.

– Защищаешь его, – кривится, – а ты знаешь, что он предлагал купить тебя у меня? Я просил у него денег на свой проект по солнечным электростанциям. И он предложил: отдай мне Дашу, тогда получишь эти деньги.

– Я тебе не верю.

– Нужно было сказать тебе. Но я не хотел делать тебе больно… Я знал, что ты им восхищаешься, считаешь своим другом. Оказалось, даже больше, чем другом… У вас это с самого начала, да? И когда ты меня к нему в Красногорск притащила – вы уже трахались. Все его друзья знали, что я импотент? Поэтому они так на меня смотрели. Смеялись надо мной. Скажи, а на Байкале, когда мы легли спать, ты дождалась, пока я усну, и пошла к нему? Он знал, что я не могу, да? Рассказала ему? И трахалась с ним в соседней комнате, пока я спал.

– Я с ним не трахалась, Серёжа.

– Извини. Вы занимались любовью.

26. Даша. Прошлая осень

Я прозрачная. Не отражаюсь в зеркале.

Прижимаю ладонь к шее.

Нет. Я существую. Я чувствую боль.

Вздрагиваю от звонка в дверь.

А если это он?

Что тогда мне делать?

Звонок повторяется. А я иду по бесконечному коридору так долго. На ватных ногах.

Тащу сквозь пространство тело, которое мне больше не принадлежит.

От навязчивой трели голова начинает гудеть ещё сильнее.

Я стараюсь быть очень тихой. Он не должен узнать, что я здесь.

Мне приходится встать на мысочки, чтобы заглянуть в глазок. Полусогнутые ноги превращают меня, и без того маленькую, в лилипута. Но я не могу их выпрямить.

Словно готовлюсь к тому, что мне придётся драться. Сопротивляться до последнего. Занимаю боевую стойку.

Только поздно. Это раньше надо было делать.

За дверью Серёжа.

Серёженька. Он не даст меня в обиду.

Тянусь к замку и вспоминаю о том, как выгляжу.

Он не должен это увидеть. Он никогда не узнает, что произошло.

– Даша, ты здесь? – стучит в дверь.

– П… – голос срывается. В горле будто пробка. – Подожди. Минутку.

По стенке пробираюсь в комнату.

Как мне повезло, что Машка на ночной смене.

Что бы я сказала ей, если бы она меня увидела?

Как объяснила?

Я пробежала несколько станций метро под ливнем. По холоду и темноте.

Выгребаю с полок всю свою одежду.

Будь прокляты эти платья и юбки. Майки на тонких бретельках. Которые всё обтягивают и выставляют напоказ.

Я сама виновата.

Он ведь не раз говорил, что я ношу слишком откровенные вещи.

Сама напросилась. Сама к нему пришла.

Выуживаю из горы тряпья два тёмных пятна.

Коричневая водолазка с высоким горлом. Толстые лосины.

Господи, у меня даже на ступне синяк.

Все прячу.

– Ты в порядке? Только проснулась?

Серёжа как весеннее солнце. Светлый. В его глазах тревога, ласка. Он такой добрый.

– Заболела? Чего так тепло одета? – целует меня в лоб.

Пожимаю плечами.

– Да, – приближает лицо вплотную, а я зажмуриваюсь и цепенею. Мне становится дурно. От физической близости даже с ним. – Вон как губы припухли. Как ты умудрилась? Тепло же было вчера?

– Была гроза.

– И что, ты бегала ночью по лужам? Собрала вещи?

– Да.

– И я, – улыбается широко. Втаскивает чемодан в коридор. – Номер я сдал. Никто же не будет возражать, если до отправления в аэропорт я здесь останусь? Когда хозяйка приедет? У тебя, кстати, телефон не абонент.

Я оставила рюкзак в той квартире. А там всё. Телефон. Загранник.

Господи, что мне теперь делать?

– Что с тобой?

Я сползаю по стене на пол.

Впервые в жизни мне хочется стать невидимкой.

Невидимой для всех.

– Хорошая моя, что случилось? – он сидит напротив меня на корточках и испуганно разглядывает.

Соберись, Соболева.

Просто съезди туда и возьми рюкзак.

Уже завтра ты будешь на другом краю планеты.

И больше никогда не увидишь Макса.

…больше никогда его не увидишь…

Ещё вчера от этой мысли мне выть хотелось.

А сейчас я желаю этого сильнее всего на свете.

– Я тебе соврала.

Хмурит лоб.

– Я не собрала вещи. И телефон забыла у ребят.

– У каких ребят?

Встаю.

– Помоги мне. Просто скинь в чемодан всё, что найдёшь в моей комнате. А я сгоняю за телефоном. Ок?

– Всё скинуть? – встаёт вслед за мной. Улыбается. – Вряд ли советский трельяж уместится.

Вымученно улыбаюсь в ответ.

– Обожаю твоё чувство юмора.