Текст книги "Старинный замок"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Автор неизвестен
Старинный замок

Старинный замок...

1. НЕТЕРПЕНИЕ СЕРДЦА

Старинный замок моей бабушки, маркизы де Фомроль, был расположен недалеко от города N. в восхитительном местечке. Обнесенные стеной тенистый парк со столетними деревьями орошался маленькой речкой, вода в которой была тепла и прозрачна.

Мне нравилось иногда бродить в речке, подняв подол, по чистому песчаному дну, чувствовать, как теплая вода медленно струится, лаская нагие колени...

Это было мое почти единственное развлечение в те долгие летние дни... Иногда я брала томик стихов из богатой библиотеки бабушки, уходила в парк, ложилась на траву возле реки и читала... Но самым моим большим удовольствием было предаваться мечтам, сладостным грезам. Я мечтала о том, чего не знала, что подозревала, о чем могла лишь догадываться... Мне рисовались картины нежности, любви и верности.

Неизменным участником моих грез был прекрасный юноша. Это охватывало меня первым возбуждением, причинявшим мне в одно и то же время душевное страдание и удовольствие. С замиранием сердца я перечитывала строки:

Сгустится смерти ночь,

но мне и в смертный час

страстей не превозмочь!

Но юношей краса из мира не уйдет,

и тот же стон сердец

пронзит небесный свод!

Я в замешательстве захлопывала книгу и брела к замку, где под полотняным тентом, перед фонтаном белела в шезлонге фигура моей бабушки...

Вскоре к нам приехала погостить моя двоюродная тетя Берта, урожденная маркиза де Аннет, молодая хрупкая, нежная брюнетка. Я ее очень любила за веселый характер и ослепительно-светскую элегантность. Я любила прогуливаться с ней по аллеям парка, болтать о разных пустяках: смеяться ее милым шуткам.

Тетя разрешала мне приходить к ней в спальню, где я с легкой завистью примеряла ее чудесные платья от знаменитого Кристиана Диора. И в зеркале я видела незнакомую жгучую брюнетку в расцвете юности, с волнующим блеском глаз...

Однажды я одела кашимировое платье с белыми кружевами и вертелась перед зеркалом. Тетя Берта принимала ванну, я слышала из соседней комнаты плеск воды и веселый напев ее серебряного голоска. В кармане платья я нащупала бумажку, с любопытством вынула ее и стала читать:

"...Божество мое, я люблю тебя до безумия. Со вчерашнего дня я страдаю, как осужденный на адские муки, меня сжигает воспоминание о тебе. Я ощущаю мои губы на твоих губах, твои глаза под моими глазами, твое тело, прикасавшееся ко мне! Я люблю тебя! Ты свела меня с ума! Мои объятия раскрываются, и я весь горю, трепещу, желаю вновь тебя обнять! Я жажду тебя!..

Всегда твой Поль."

Я была ошеломлена. Тетя предстала передо мной в новом, таинственном свете, я терялась в догадках... Она вышла из ванный комнаты, блистая свежестью, в легком шелковом пеньюаре, под которым угадывалось молодое стройное тело, гибкая талия и очень высокая грудь, которая словно бросала вызов, манила и обещала. Все это я увидела новым, особенным взглядом.

За обедом, в гостиной, тетя сказала бабушке, что завтра должен приехать ее жених, барон Поль де Эннемар, и просила бабушку принять его. Бабушка посмотрела на Берту и, помолчав, ответила, что не возражает против приезда барона.

На следующее утро я, по своей привычке, углубилась в чащу парка и, усевшись с книгой в руках на обрубок дерева, погрузилась в свои обычные мечты. Вдруг я услышала разговор и с удивлением увидела Берту под руку с высоким усатым мужчиной, который выглядел настоящим дворянином. Я догадалась, что это и есть жених моей тети, которого она с нетерпением ждала.

Не знаю, что подсказало мне необходимость скрываться от их взора. Вскоре они достигли того места, которое я только что покинула. Барон, оглядевшись по сторонам, убедился, что в этот ранний час никто не может их увидеть.

Он привлек тетю к себе и губы их оказались в долгом поцелуе.

– Милая моя Берта! – говорил он. – Ангел мой! Милая, ты королева моя, красавица! Ты самая прекрасная на свете!..

Поль что-то настойчиво просил, но я не понимала, что именно.

– Нет, мой друг, – отвечала Берта, – о, нет, не здесь! Прошу тебя. Я никогда не осмелюсь. О, Боже мой!.. Я умру, если нас кто-нибудь застанет...

– Дорогая моя! Кто нас может увидеть в такое время?!

– Уж не знаю, но только мне страшно. Для меня это не будет удовольствием. Поищем лучше другое место. Я думаю об этом со вчерашнего дня. Немножко потерпим, мой милый, и мы...

– Как можешь ты говорить о терпении, когда я в таком состоянии?

Он взял руку моей тети и направил ее в такое странное место, что я не могла понять, зачем это. Но мое изумление усилилось еще более, когда рука ее стала торопливо расстегивать пуговицы, и исчезла в брюках барона. Там она схватила какой-то предмет, но какой, я не могла видеть.

– Милый, – говорила тетя, – я прекрасно вижу, что у тебя огромное желание. Какой он милый! Ах! Если бы у нас было какое-нибудь пристанище! Я бы скоро пристроила тебя к делу...

И ее маленькая ручка двигалась взад и вперед, к видимому удовольствию ее жениха...

– А! – воскликнула тетя. – Я вспоминаю, что недалеко отсюда находится павильон, ты понимаешь, какой? Это не совсем подходящее место для нашей любви, но там нас никто не увидит, и я смогу быть там совсем твоей.

Павильон, о котором говорила тетя, был, по правде говоря, предназначен для удовлетворения иных нужд бедного человечества, но он был очень чист. Благодаря высокому кустарнику вокруг я могла приблизиться, не боясь быть замеченной. Берта вошла в него, а Поль, осмотревшись, вошел за ней, закрыв за собой дверь на задвижку. Я быстро нашла место, удобное для наблюдения. Бревна и доски павильона были пригнаны не плотно. Я припала к щели глазами и увидела то, о чем сейчас расскажу. Дайте только перевести дух.

– Ах, мой милый! – говорила Берта, – я очень была несчастна, что вынуждена отказать тебе, но я так боялась. Здесь я спокойна. Мой дорогой Мими! какой праздник я ему устрою... при одной мысли я уже чувствую наслаждение. Но как же нам устроиться?

– Не беспокойся, дорогая. Сначала позволь полюбоваться на твою Биби. Я так давно мечтал об этом!

Я представляю вам самим думать о том, что я в эту минуту переживала. Что они будут делать?

Ждать мне пришлось недолго. Барон встал на одно колено и приподнял юбку. какие там прелести открылись!! Округленные колени, восхитительные ножки, перламутровой белизны нежный живот... Эта божественная картина, достойная кисти великого Тициана, завершалась блестящим черным шелковистым руно, густота и длина которого была поразительн а...

– Ах, я так люблю ее, – говорил восхищенный Поль, – она так мила, так свежа и прекрасна! Раздвинь свои ножки, я хочу поцеловать ее милые губки. Я хочу увидеть твой божественный цветок, раскрыть его лепестки губами...

Берта сделала, что просил Поль. Ее ножки раздвинулись, открыв маленькую розовую щель, к которой прильнул губами ее любезный. Берта была в экстазе, закрыв глаза, она совсем откинулась на неудобном сидении и бормотала бессвязные слова. Страстная ласка охватила все ее тело: – Еще, еще... милый... сейчас... ох...

Что они делали, боже мой! Я видела все очень ясно, все действия происходили в полуметре от моих глаз, которые я не могла оторвать от столь захватывающего зрелища. Я не предполагала, что это деликатное место может доставить такое наслаждение, но вскоре почувствовала и у себя в том же месте какое-то странное щекотание, приносящее мне сладостное удовольствие...

Но вот Поль поднялся, поддерживая тетю. Казалось, она не может прийти в себя... Но вскоре она открыла глаза и с жаром поцеловала его. Затем она быстрым лихорадочным движением расстегнула брюки барона и подняла его рубашку над животом. Моим глазам предстал предмет, настолько странный, что я чуть не вскрикнула. Что это был за предмет?.. Длина и толщина его причиняли мне головокружение. Берта, по-видимому, не разделяла моей тревоги, так как стала гладить этот предмет рукой и с восхищением ворковать:

– Ну, милый мой, мой милый Мими... Иди к своей маленькой приятельнице. Только не действуй слишком поспешно...

Она повернулась задом к барону, наклонилась и уперлась руками в деревянное сиденье.

Поль поднял дрожащими руками юбку на спину тети и я увидела ее бедра, округлости удивительной красоты и изящества... Густая шелковистость волос между стройными ножками не смогла скрыть ее божественный цветок, который уже вполне раскрыл свои нежные лепестки...

Стоя сзади, Поль стал вводить свой предмет между двумя губами, которые я отчетливо видела.

Берта, закрыв глаза, стояла, не двигаясь. Она настолько раздвинула свою потаенную часть тела, что она, казалось, раскрылась и поглотила эту странную штуку. Несмотря на большую величину, этот предмет хорошо уместился в интимном месте Берты, совсем исчезнув в нем...

– Хорошо, – шептала тетя, – я чувствую, как он входит... Голубчик мой, любимый... двигайся медленнее... Ах!.. Я начинаю чувствовать приближение... Быстрее, Поль!.. Поль!.. Быстрее!.. Ах!..

Поль, закрыв глаза и упершись руками в бока моей тети, был наверху блаженства:

– Ангел мой! Сокровище мое, как хорошо!!! Тебе тоже? Да?

Я, шатаясь, отодвинулась от стенки и огляделась по сторонам. Все также светило утреннее солнце, в высокой траве стрекотали сотни кузнечиков, летали, треща крыльями, стрекозы... Хотя уже начинало припекать солнце и било мне в глаза, о зубы у меня стучали в ознобе, я дрожала от неизвестного мне ранее возбуждения, от любопытства. Я снова прильнула глазами к щелке в стене.

Тетя с женихом уже собирались выходить из павильона и негромко переговаривались. Тетя была счастлива, она улыбалась довольному барону, который горячо благодаря, нежно целовал ей плечи и шею. Я услышала, что они назначают свидание в будуаре тети сегодня же вечером.

Меня охватило страстное желание снова увидеть те вещи, которые доставили мне столько необъяснимого волнения и удовольствия.

Когда стемнело, все легли спать и погас свет даже в окне спальни бабушки, которая страдала бессонницей, я решилась выйти из своей комнаты. Держа в руке свечу, в одной рубашке, дрожа от вечерней прохлады и возбуждения, я прокралась по длинному коридору, устланному ковром, в котором утопали мои босые ноги, к двери моей тети. Я прильнула к отверстию в двери и увидела, что сладостные утехи уже в самом разгаре.

Берта и барон лежали в алькове тетушки, ни широкой овальной постели, оба совершенно голые! Я с интересом стала рассматривать новое для меня зрелище.

– Дорогая, ты видишь, он просит позволения войти к своей маленькой Биби. Ведь ты ему не откажешь?..

Тетя Берта игриво пролепетала:

– Пожалуйста сюда, господин Мими, властелин мой... Сейчас я заключу вас в нашу темницу. – И она села верхом на живот лежащего на спине Поля.

– Лежи так, милый, не двигайся, – обратилась она к любовнику. – Ты ведь знаешь, друг мой, что я баловница, и очень люблю менять наши игры.

Говоря так, она подвела рукой его предмет к входу в свою темницу и затем начала медленно спускаться так, что очаровательный Мими до самого основания ушел в прекрасный сад Венеры. Я видела, что тетя своим нагим видам, чудесными грудями с торчащими алыми сосками доводила барона до исступления, который созерцал, как его штучка то исчезала, то появлялась вновь из щелки тети, которая не переставала подниматься и опускаться... Вдруг тетя легла на любовника, он прижал ее к себе, обняв за белоснежный зад... Они стонали от счастья, страсть охватила их одновременно...

Немного погодя Берта отделилась от него и прилегла рядом.

Я возвратилась в свою комнату и легла в постель в каком-то необыкновенном состоянии. Я перебирала в памяти все виденное. Мое воображение запылало. Грудь лихорадочно вздымалась, огонь разлился по жилам. Я легла, как моя тетя, на спину, и подняла рубашку. Потрогав свои груди, я увидела, что они как-то вздулись, и, глядя на свое тело, я дошла до деликатного уголка и с любопытством стала его исследовать. Я нашла, что губы маленького убежища вспухли, тогда я принялась искать то место, которое у тети поглощало огромную штуку барона. Но я нашла только маленькую дырочку, в которую даже мой палец проникал с трудом и болью. Я подвинула этот палец кверху, и неясное чувство охватило меня всю. Тогда я стала быстрее повторять слова тети: "Ах, как хорошо, ах, как хорошо... Я наслаждаюсь, я наслаждаюсь!" Вдруг какой-то спазм охватил меня, я была вне себя от блаженства... Когда я очнулась, то отняла влажную руку, поудобнее улеглась на постели и уснула.

Утром я встала свежая и бодрая. Было очаровательное утро, я прогуливалась по парку и вспоминала вчерашнее. Желая освежить впечатления, я заглянула в тот таинственный павильон, и с удивлением увидела там садовый стул, которого раньше не было. Не без основания я заключила, что здесь что-то должно случиться, и поэтому вечером заняла свой пост задолго до появления любовников.

С предосторожностями они оба вошли и заперлись. Берта сказала: "Очень хорошо, что ты догадался принести этот стула. Мое положение в прошлый раз было не очень приятное. Что ты собираешься делать?"

Барон сел на стул и, поставив тетю перед собой, высоко поднял ее юбку. Берта верхом уселась на его колени и, взяв в руки его штучку, стала медленно вводить ее себе, опускаясь по мере того, как она входила. Я помещалась так, что могла наблюдать это сзади. Благодаря этому ни одна деталь не могла ускользнуть от моего взгляда.

Вскоре огромное орудие исчезло совершенно. Тогда тетя подняла ноги и, упершись ими в перекладину стула, принялась попеременно подниматься и опускаться. Вскоре послышались вздохи, поцелуи и бессвязные речи. На этот раз я уже не ограничилась ролью наблюдателя. Я подняла свою юбку тоже, как тетя, вставила своего Мими-палец затем, соразмеряя свои движения с ее движениями, то замедляя, то ускоряя, дошла до страстного пароксизма в одно время с ними...

На другой день я была в своем тайнике и видела, как в павильон пришел сначала Поль, за ним тетя. Мне показалось, что лицо ее покрыто облаком печали, тем не менее она бросилась в его объятия и стала покрывать лицо поцелуями. Он пытался осуществить свое намерение, но тетя остановила его руку.

– Нельзя сегодня, мой дружок, уверяю тебя... Я сама раздосадована... но... ты знаешь... Отложим немного! Ах, как жаль, я до слез сожалею, что приходится упускать такую чудесную вещь... Но не буду эгоисткой! Милый Мими, научись обходиться без своей подружки...

Говоря это, тетя проворно расстегивала брюки сидящего на стуле барона и доставая оттуда предмет своей страсти, орудие любви. Прикрыв его сверху платком с монограммой и встав на колени, тетя взялась за него рукой и стала производить движения взад и вперед...

По-видимому, это доставляло Полю неслыханное удовольствие: "АХ, как ты хорошо это делаешь, дорогая. Не торопись только... открой его хорошенько, еще... еще... О! О!...

Берта, следя за выражением лица любовника, поняла, что у него приближается сладостный миг, и сильнее сжала в руках свою милую игрушку... Немного погодя она запрятала ее на прежнее место, в брюки, а носовой платок, с легкой гримасой, в фарфоровый унитаз. Затем они вышли из павильона. Я слышала, как Берта игриво сказала: "Ах ты, гадкий! Зачем ты получил удовольствие один, без меня? Я сержусь на тебя и накажу тебя при первом же случае!"

Подождав немного, я вошла в павильон возбужденная и истомленная. Мне чего-то хотелось. Вообще-то я довольно ясно представляла, чего именно. Я села на стул, подняла юбку, подняла на сиденье обе ноги. Подставив палец, я опустилась на него своей маленькой щелью и стала подражать движениям Берты, раздвигая ноги как можно шире и воображая, что в меня входит желанный орган. Довольно сильная боль остановила меня. Я удвоила усилия, и палец вошел почти до конца. Наконец спазм охватил меня, я была вне себя от восторга и удовольствия. Рука моя и стул носили следы моего блаженства. Я поторопилась их уничтожить и вернулась в замок.

Днем барон имел разговор с бабушкой и официально испросил у нее руки тети Берты. Бабушка дала согласие, и было решено, что они должны поехать в Париж для приготовления к свадьбе. Вскоре сыграли свадьбу. Мне очень хотелось присутствовать при первой брачной ночи, но, к сожалению, тут не было той обсерватории, как в замке, и мне оставалось удовлетворить своими средствами желание разгоревшегося воображения, рисовать картины сладострастия.

Через три дня молодые уехали в свадебное путешествие по Италии. Моя жизнь снова стала монотонной и скучной. Я нет находила себе места, непрестанно мечтала о свадьбе, и Поль казался мне идеалом супруга. Я часто посещала мой павильон, доставивший мне неизгладимое впечатление, и сохранила там стул, ставший для меня троном моих уединенных удовольствий. Это средство облегчения стало для меня положительно необходимым, так как меня часто охватывало самое настоящее блаженство, мои глаза заволакивались туманом, в ушах шумело, ноги подкашивались подо мною. Сжимая ноги, я чувствовала, как становилась влажной та часть тела, которая дает наслаждение и право называться нам женщиной. В такие минуты никакое сопротивление не было бы возможным. Приходилось уступать желаниям... Я прибегала к пальцу и после того, как получала удовольствие и чувствовала спокойствие во всем теле. Я совершенно уверена, что если бы я не развлекалась подобным образом, то я бы заболела, ведь мне уже восемнадцатый год, и я была хороша собой.

2. УТРАЧЕННЫЕ ГРЕЗЫ

Бабушка моя, боясь умереть, не пристроив меня, подыскала мне мужа. Ничего не говоря мне об этом, один наш знакомый представил нам графа Анри Эрве де Кер, бретонца древнего рода, среднего роста, очень элегантного молодого человека, холостого и с недурным состоянием. Он не обладал мужеством Поля, хотя и такой, каким он был, мне он понравился с первого взгляда. Что касается его, то он влюбился в меня с первого взгляда. Таким образом, мы были согласны пожениться, и свадьба была назначена через два месяца.

На свадьбу приехала тетя Берта с бароном. Она была по-прежнему прелестна. Я рассказала Берте свои впечатления о женихе, находя его холодным и сдержанным, хотя всегда внимательным и любезным. Берта внимательно слушала и смеялась: "Это очень скоро изменится!"

Наконец, настал день. Мы повенчались. С чувством сильного желания и в то же время страха я ожидала первой ночи. Отлично мне знакомый в теории акт, который мне предстояло совершить, внушал мне страх. Долгий вечер, наконец, окончился, и Берта увела меня в брачную комнату. Это была комната, в которой спала Берта. В ней стояла та же самая кровать, на которой тетя предавалась любовным наслаждениям. На этой кровати мне предстояло стать женщиной.

Берта помогла мне раздеться. Она присела на край моей кровати, чтобы посвятить меня в целый ряд вещей, которые были, как она считала, мне совершенно неизвестны. Она сделала это с большим тактом и, пожелав мне присутствия духа, удалилась.

Я с замиранием, точно над пропастью, сердцем залезла под холодное одеяло и, дрожа от ожиданий и страха перед тем, что сейчас должно произойти, смотрела на входную дверь. Вошел мой муж. Он снял халат, потушил свечи и лег ко мне. Лежа рядом со мной, он стал целовать и сжимать меня в объятиях. Прикосновение ко мне голого его тела заставило задрожать меня. Он прижался ко мне еще теснее, ласково уговаривал меня ничего не бояться. Его правое колено протиснулось между моих ноги и отделило их одну от другой. Сначала я интуитивно сопротивлялась. Однако вскоре Анри уже лежал на мне. Я чувствовала ногами кончик предмета, так долго и сильно ожидаемого мной.

Это первое прикосновение произвело на меня действие искры, упавшей на пороховую бочку. Весь пыл моего темперамента сосредоточился в атакованном месте, и я ждала почти уже с наслаждением. Анри, однако, весьма неловко принялся за дело. Он долго не мог найти дороги. Он попадал то слишком высоко, то вбок, раздражая меня этим до самой крайней степени, но я не смела ему помочь и лежала неподвижно. Но наконец я почувствовала, что ему удалось выбраться на настоящий путь.

Я почувствовала острую боль и вздрогнула и отодвинулась, едва не вскрикнув. Смущенный Анри умолял меня потерпеть немного и опять занял свое место. Твердо решив претерпеть все, я лежала неподвижно и даже приняла более удобное положение для него. Боль возобновилась, но я не поддалась ей, и даже подвинулась навстречу его движению, чтобы скорее покончить с этим... Мне показалось, что Анри действует слишком вяло, и что величина орудия оставляет желать лучшего. К тому же Анри не произносил ни единого слова, без которых, по моему мнению, не могла обойтись такая болезненная операция.

Наконец Анри собрался с силами. Он сделал очень сильное движение, на которое я ответила обратным движением бедер.Боль такая сильная, что я вскрикнула, но в то же время я почувствовала, что препятствие пройдено, и вошел в меня целиком. Некоторое время мой муж продолжал ритмичные движения, потом вздрогнул несколько раз и остался лежать неподвижным. Тогда я почувствовала, как в меня бросилась теплая жидкость и немного уменьшила пожирающий меня жар. Анри слез с меня и, усталый, лег рядом со мной.

Несмотря на пыл моего воображения, я не почувствовала никакого удовольствия. Я не удивилась этому, наученная Бертой, что первый раз так и должно быть. Анри поцеловал меня и пожелав спокойной ночи, вскоре уснул. Я была искренне удивлена. Мне казалось, что он непременно повторит свои занятия. Со своей стороны я была готова к ним, несмотря на боль. Ничего подобного не случилось и я, огорченная этим, уснула.

На другой день я проснулась поздно. Я была одна. Вскоре из соседней комнаты вышел мой муж, он приблизился, поцеловал меня в лоб, ласково осведомился, как я себя чувствую, но все это было проделано с холодком. Я, уже готовая броситься к нему навстречу, остановилась. Мне казалось, он ожидал моего пробуждения, чтобы сжать меня в своих объятиях, говорить о любви, о счастье... наконец, повторить ласки, начатые накануне. Тогда я с увлечением ответила ему, несмотря на боль и никакое страдание не помешало бы мне вновь принять его.

Мою грудь сдавили опасения за мою будущую жизнь. Увы! Это было не то, что я ожидала. Муж ушел, сказав мне, что будет одеваться, но, охваченная своими переживаниями, я не думала об этом.

Вдруг раздался веселый голосок моей тети. Едва она вошла, как я бросилась к ней на шею и разрыдалась.

– Что с тобой, дитя мое? – говорила она. – Откройся мне!

Я была в затруднительном положении. Что я могла сказать ей? Я только почувствовала, что мой муж не будет меня любить так, как я надеялась. Я сомневалась, что мой муж утолит этот огонь, который сжигал мое существо.

Понемногу веселый характер одержал верх, и я улыбнулась на веселую шутку тети. я поднялась с постели и пошла в приготовленную для меня ванну.

День прошел тихо и спокойно. Все, казалось, радовались за меня, а муж был со мной предупредителен и вежлив. Он рано проводил меня в постель, и мы разделись. Анри стал говорить о совей любви, я отвечала ему тем же, но ни разу не поцеловал меня за свое объяснение, пришлось мне первой поцеловать его. Это его возбудило. Он наклонился к моему уху и прошептал: "Хотите, мы сделаем опять такое, что и вчера?" Я нестыдливо отвечала и невинно раздвинула ноги, быстрым движением подняла рубашку. Он лег на меня, я обняла его за шею руками и с нетерпением стала ожидать наступления желанного момента. Я дрожала в лихорадке и старалась помочь ему войти. Мне хотелось впустить его как можно дальше. Я еще чувствовала боль, но не обращала на нее никакого внимания. Огонь, пылавший в моих жилах, заставлял меня все перенести. Я уже чувствовала предвестник наслаждения, я испытывала непреодолимое желание заговорить, мне хотелось говорить о своих переживаниях...

В этот момент я отлично понимала смысл слов моей тети, произносимых в подобном состоянии. Однако мой муж молчал, замкнувшись в себя. Его молчание парализовало меня. Анри продолжал свои движения, целовал меня, но не впадал в бессознательное состояние, как мне этого хотелось. Я все же была счастлива. Мне казалось, что мое существо исчезает... Инстинктивно я сделала движение бедрами... вдруг я вскрикнула и замерла неподвижно... Я почти потеряла сознание от блаженства. Муж, казалось, был удивлен моим порывом. Он продолжал, и четыре раза я испытывала блаженный кризис и продолжение сладострастной работы. Наконец я почувствовала, как он вздрогнул и пролил в меня нектар любви.

О! О! Какое счастье! Мы оба остались неподвижными. Я была готова начать все сначала, но он лежал усталый, жаждущий только покоя. Вскоре он уснул сном праведника. Я долго еще не могла уснуть...

Наутро я проснулась одна, мне захотелось исследовать себя, когда я вспомнила вчерашнюю сцену. Я села на постель, широко раздвинув ноги и раскрыла руками губы моего убежища и там обнаружила большие изменения: внутренность его была краснее обычного и отверстие таким большим, что в нем исчезал мой палец. Мне очень хотелось продолжить занятие с пальцем, но в это время в комнату постучали, и я немедленно приняла кокетливую позу.

Это была Берта. Она была веселой и с улыбкой принялась меня целовать. Теперь я была вполне женщиной. Пока я одевалась, а моя милая тетя болтала со мной, как с равной себе во всем. С большим интересом она расспрашивала обо всем, что произошло. Я откровенно рассказала ей обо всем и очень удивила ее тем, что я четыре раза испытала удовольствие, хотя Анри взял меня всего раз. Очевидно, ее поразила его мужская слабость по сравнению с ее мужем.

Днем мой муж, страстный любитель охоты, пошел в лес пострелять дичь, а я гуляла с тетей. Наступившая ночь отличалась от предыдущей: Анри снова разговаривал со мной о предстоящем отъезде, о новой квартире и новых вещах, и ни разу о любви, ни разу не поцеловал, не приласкал, и, наконец, уснул. На следующее утро я проснулась раньше его. Мне очень хотелось увидеть его штуку, которую я чувствовала всего два раза. Обстоятельства мне благоприятствовали. Было жарко, и муж сбросил с себя одеяло... Его рубашка была приподнята. Я наклонилась к его ногам и увидела весьма жалкое орудие, которое должно было стать моим единственным утешением. Анри сделал движение во сне. Я быстро повернулась и притворилась спящей, к горлу подкатывал горький клубок сдерживаемых рыданий.

Вскоре он проснулся и первым, как всегда, покинул комнату. Конечно, я не считала себя полностью несчастной, мой муж был внимателен ко мне, очень добр и ни в чем не отказывал.

Но не такой любви я ждала. Я ожидала любви сладострастной, чувственной, жаркой. Близость мужа два раза в неделю меня не устраивала. Обычно он целовал меня в щеку или лоб, но даже мои восхитительные груди, свежие, прекрасные не удостоились поцелуя. Его рука, казалось, избегала того места, которое его так радушно принимало. Я не смогла прикоснуться к нему руками, так как знала, что буду остановлена.

Муж по-своему любил меня и уважал как свою жену, будущую мать своих детей. И поэтому в уединении супружеских ночей не разрешал себе по отношению ко мне тех пленительных вольностей, которые я ждала с замиранием сердца.

Ему были неведомы всякие пустячки, нежности и веселые забавы, всякие затеи и ухищрения, которые для дам дороже спасения души...

Восторженная нежность, поэзия ласк более изощренных, милые и вольные малости так и остались в моей памяти от тех игр, тайным свидетелем которых я являлась в замке моей бабушки...

3. СГОРЕТЬ ДОТЛА В АДУ ТВОИХ ПРОСТЫНЬ

Так прошло два года. Мне минуло двадцать лет. Мой темперамент не только не успокоился, но, напротив, усилился. А муж устраивал мне пиршества любви все реже и реже. В довершение всех бед, я не имела детей, которые дали бы моим мыслям должное направление в другую сторону. По долгу службы мой муж уезжал из дома. Сколько ночей я провела в одиночестве, принимая наиболее сладострастные позы, подсказываемые моим инстинктом! Мой палец уже не удовлетворял меня более. Я брала подушку и сжимала ее между ног, словно она была в состоянии удовлетворить меня. Я терлась об нее и получала некоторое удовольствие. Эти искусственные, ставшие для меня привычками, возбуждения изменили мой характер. Я всячески старалась не поддаваться таким настроениям... Но увы! Не могла победить природы. Была ли в этом моя вина?

Я познакомилась с госпожой Д. Это была хорошенькая блондинка, уже приближающаяся к закату своей красоты. Она была маленького роста. Мне думается, что в ее жизни было немало приключений. Однажды она сообщила мне, что приехал новый начальник гарнизона, молодой офицер, около тридцати лет, холост. Д. сказала, что он будет у нее на днях на обеде и пригласила меня с мужем к ней. Не знаю, было ли это предчувствием, но домой я вернулась с чувством ревности к Д.

Надо признаться, что идя на обед, я оделась в великолепное платье. Мы зашли в гостиную. Ф. был там. Я рассмотрела его в одно мгновение. Он был высок, хорошо сложен, и, видимо, силен. У него было открытое лицо и прекрасные манеры. Он был премил и сразу очаровал меня своим приятным голосом. Я чувствовала, как кровь мне прилила к сердцу.

О! Я была уже в его власти, не стремясь даже сопротивляться. Чувства охватили меня всю. Во время обеда, отличавшегося изысканностью блюд, Ф. блистал веселостью и остроумием. Он сидел рядом с Д., кокетничавшей с ним. Я бы ее убила в это время!

После обеда он разговаривал с моим мужем, и очень ему понравился. Д. села за рояль и сыграла вальс, а ее муж пригласил с ним повальсировать, но он быстро устал, так как был уже немолод. Ф. предложил заменить его. Едва я почувствовала свою руку на его талии, меня охватила нервная дрожь, понятно, не ускользнувшая от него. Несмотря на присутствие стольких гостей, вальсируя в углу гостиной, он так близко прижался ко мне, что я почувствовала на своем животе столь твердый предмет, что едва не лишилась чувств. Ах! Этот вальс решил мое падение!

На другой день Ф. нанес нам визит. Мы с мужем приняли его очень любезно, и пригласили бывать чаще. Мне казалось, что Ф. смотрит нежно на меня, и мне было приятно. Между нами установилась нежная интимность, и любовь моя с каждым днем росла. Я уже знала, что мой Ф. разделяет ее. Правда, он мне ничего не говорил, но какая женщина ошибается в этом! Я горячо ждала этого, хотя в то же время опасалась. Я хотела отдаться вся в первую же встречу, но почувствовала, что не хватает сил сдержать это. Мне хотелось сначала узнать его, но вся моя сила и воля исчезли, как дым, едва я видела его. Как я могла бы сопротивляться его очарованию победоносной мужественности, будучи в таком состоянии?