Текст книги "Армянские легенды (ЛП)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

АРМЯНСКИЕ ЛЕГЕНДЫ:

Легенда “Лаваш”

В давние времена был в Армении царь по имени Арам. Случилось так, что в один из боев он попал в плен к ассирийскому царю Носору. Победитель поставил условие: – Десять дней ты останешься без хлеба, голодным. На одиннадцатый день будешь состязаться со мной в стрельбе из лука – если победишь, отпущу тебя невредимым, вернешься к своему народу с достойными царю подарками.

На следующий день Арам потребовал. чтобы из армянской армии, стоящей у границ Ассирии, принесли его самый красивый панцирь.

Ассирийские гонцы заспешили в путь. Армяне тут же догадались, что их царь на что-то намекает, и, чтобы выиграть время и подумать, задержали гонцов на всю ночь. На рассвете ассирийцы помчались в обратную дорогу и подали царю Араму панцирь. Они не знали, что в броне спрятан тонкий-претонкий хлеб. Да и никто в те времена и слышать не слышал о лаваше – попробуй догадаться, что хлеб можно спрятать в панцирь. Взял Арам панцирь, а потом вдруг заявил, мол не этот самый красивый. Делать нечего, вновь послали гонцов, и те принесли новый панцирь. Но и этот не понравился армянскому царю. И гонцы каждый день до истечения условного срока покрывали ту же дорогу и каждый раз, ведать о том не ведая, приносили Араму лаваш.

На одиннадцатый день Арам и Носор вышли на стрельбище. Носор был уверен, что Арам, оставшись без хлеба, пал духом и силами, утерял меткость глаза. Но – вот чудеса! – Арам вышел победителем в состязании и с честью возвратился в свою страну. Армянский хлеб спас его. Возвратился царь и велел огласить по всей стране: впредь в Армении вместо других хлебов пусть пекут лаваш.

Легенда-О ДУДУКЕ

Как-то, пролетая над горами, Юный Ветер увидел прекрасное дерево, которого раньше нигде не встречал. Он был очарован. Перебирая лепестки его нежных цветов, слегка касаясь зазубрин листьев, он извлекал удивительные мелодии, звуки которых разносились далеко вокруг.

Когда Верховному Ветру донесли об этом, он обрушил свой гнев на горы, уничтожив почти всю растительность.

Юный Ветер, раскинувшись шатром над своим деревом, изо всех сил пытался его спасти. Более того, объявил, что готов ради этого на любые жертвы.

И тогда Владыка Ветров ответил ему: «Что ж, оставайся! Но отныне ты никогда больше не сможешь летать!»

Счастливый Ветерок хотел сложить свои крылья, но повелитель остановил его: «Нет, это слишком легко. Крылья останутся с тобой. В любой момент ты сможешь взлететь. Но как только сделаешь это, дерево погибнет».

Юный Ветер не смутился, ведь и крылья остались при нем, и он – при дереве.

Все бы хорошо, но когда наступила осень, дерево оголилось, и не стало ни цветов, ни листьев, которыми можно было забавляться. Юный Ветер испытал страшную тоску.

Вокруг носились его собратья, срывая последние листья с окрестных деревьев. Наполняя горы победным воем, они словно приглашали его в свой хоровод.

И однажды, не выдержав, он присоединился к ним. В то же мгновение дерево погибло.

Осталась только веточка, в которой запуталась частица ветра. Через какое-то время мальчик, собиравший хворост, нашел ее и смастерил дудочку, которая, стоило поднести ее к губам, словно сама играла грустную мелодию расставания.

Потому что главное в любви – это не готовность навсегда отказаться от чего-то, потеряв возможность получить желаемое, а способность не делать чего-то, имея такую возможность.

Легенда-О КРЕЩЕНИИ АРМЕНИИ

Подобно другим народам, армяне, до того, как их озарил свет Христовой Веры, поклонялись ложным богам.

И когда Григорий Просветитель пришел учить армян, многие, одержимые бесами, пытались ему воспрепятствовать. Они запугивали и убивали людей, которые шли к нему за Истиной.

Но Григорий обучил многих и смог основать монастырь Парби на склоне горы Арагац.

Тогда враги Григория разъярились и задумали кощунство. Однажды во время Литургии, которую отправлял Григорий в Парби, где был тогда только маленький храм, злодеи швырнули прямо в двери бешеную собаку. Они надеялись, что собака искусает и самого святого и его паству.

«Если твой Бог силен, – со смехом прокричали святому злодеи, – Вылечи эту собаку!»

И Григорий поднял руку. Собака задрожала, и пена перестала литься с ее морды. Налитые кровью глаза прояснились. Весело залаяв, собака выбежала из церкви совсем здоровою.

А святой и его паства возблагодарили Бога. С этих пор в Парби стали приводить людей, укушенных бешеными собаками, и все они исцелялись.

Но злодеи не успокоились и донесли на Григория царю Тиридату.

«Он говорит, что твоя власть – ничто перед его Богом», – нашептывали они царю.

«Он узнает, что в моей власти заставить его отречься от этого Бога», – злобно усмехнулся царь и приказал схватить Григория и привести во дворец.

«Дошло до меня, что ты учишь моих подданных чтить не меня, а своего Бога», – сказал Тиридат, когда святого привели к нему в цепях. – «Откажись от него, или я прикажу посадить тебя в хоб-вираб, страшную яму, полную скорпионов и змей!»

«Делай со мной что хочешь, – отвечал святой. – Я не страшусь тебя, а ты устрашишься гнева моего Бога!».

«Бросить его в яму!! – закричал царь. – Пусть скорпионы и змеи съедят его! Никто еще не пережил в этой яме одних суток!»

«Ты гневишь моего Бога, царь, – сказал святой. – Гляди, как бы он не сделал так, что тебе до конца дней твоих не будет страшен укус змеи.»

И никто не понял этих слов.

И царские слуги бросили Григория в страшную яму, а потом ушли прочь, уверенные, что он умрет раньше, чем они достигнут дворца.

И другие люди, в том числе и те, кого учил Григорий, подумали так же. Только одна бедная вдова не поверила, что Бог допустит этой лютой смерти. И на другой день она потихоньку пришла к яме, принеся с собой пищу. И она увидела, что святой жив и невредим на дне ямы, кишащей змеями и скорпионами. Тогда вдова спустила ему еду. И так стала она тайком поступать каждый день.

А царь Тиридат тем временем пировал в своем дворце. И вот, прямо на пиру, случилось страшное: тело царя с головы до ног покрылось густой шерстью. Зубы его начали расти и превратились в клыки, а нос вытянулся в безобразное свиное рыло. И вот уже не человек, а дикий кабан сидел за пиршественым столом! В страхе разбежались придворные.

Но никто не вспомнил слов святого. А между тем известно, что кабан – единственное животное из всех, что не подвластно змеиному яду. Укус самой страшной змеи не причиняет вреда кабану.

Каких только наград не предлагали тому, кто вернет царю человечий облик! Приходили во дворец и колдуны и лекари. Но усилия их были напрасны.

Пятнадцать лет просидел Григорий в змеиной яме.

И на пятнадцатом году царевне Хосровадухт, сестре Тиридата, привиделся вещий сон. Приснилось царевне, что в яме, кишащей скорпионами и змеями, томится живой и невредимый человек. И услышала царевна грозный голос, который говорил: «Это гнев Мой обрушился на Тиридата! За то, что хотел он умертвить Григория змеями, Я сделал его самого животным, что не страшится змей. Только заступничество Григория может вернуть ему образ человечий!».

И царевна, проснувшись, поспешила к брату и все рассказала.

И придворные отправились к змеиной яме. И увидели они Григория живым и невредимым. Тогда извлекли они святого из ямы и упали перед ним на колени, моля его не попомнить зла и помочь царю Тиридату.

И Григорий пошел в царские покои, и молился за царя.

И Бог услышал его молитву и вернул Тиридату человечий облик.

И сердце царя исполнилось радости, и просил он Григория крестить его, и его семью, и все его царство.

А на том месте, где зияла на берегу Аракса страшная яма построили церковь. И дали ей название Хоб-Вираб.

Так закончил свой рассказ отшельник.

– Никогда не забывайте этого, дети, – вымолвил он. – Нет такого чуда, которого не сотворил бы Бог, если вы имеете веру. А теперь я выведу вас на тропинку, по которой ближе всего дойти до крепости. И постарайтесь впредь не ходить сюда зря, чтобы не мешать мне в моих молитвах.

– Благослови нас, святой человек, – попросил Тигран.

Отшельник благословил детей, и сказал:

– Ты, мальчик, растешь в крепости. Если Бог не судит иначе – тебе быть воином. Запомни, если в страну придут враги христианской веры – война с ними угодна Богу. А ты, девочка, почаще молись святой Рипсиме, которую два великих царя звали замуж, а она отказала обоим потому, что была верна христианской вере. А теперь поспешите, потому, что становится поздно, и, как я вижу, наступают неподходящие времена для того, чтобы малые дети гуляли вдали от дома.

Дети не поняли последних слов отшельника, но поспешили вниз по указанной им тропинке, видя, что уже смеркается. Тропинка спускалась круто, но довольно быстро вывела их к крепости.

Когда дети подбежали к воротам, опустилась темнота. Стражник уже вышел запирать ворота, и дети побоялись, что он рассердится и прибьет их. Но стражник только крикнул им, чтобы входили поскорей, и тут же загремел засовами. Не стали ругать детей и дома, словно никому не было и дела до того, что они вернулись затемно.

Что-то непонятное творилось в крепости.

Как обычно вился дымок над очагами во внутренних двориках: женщины пекли к ужину ячменные лепешки и жарили баранину. Но не было слышно веселых возгласов, с которыми хозяйки заходят друг к дружке за стручком перца или щепоткой соли, да уж заодно и останавливаются в дверях перемыть кости соседям. Мужчины не распивали неторопливо молодое домашнее вино. Кажется, даже малыши играли тихо, чуя неладное от взрослых.

Тигран и Манушак прожили на свете так мало, что все это было им незнакомо. Человек, поживший дольше, сразу понял бы, что в крепость вошла тревога. Неслышной поступью прошла тревога по улочкам – и там, где она проходила замирал смех и гасли улыбки.

А в доме бдешха Быка шел военный совет.

Двое разведчиков – молодых воинов с бесшумными ногами и зорким глазом, способных пробраться по крутым и неприметным козьим тропкам, держали речь перед князем и сотниками.

Хмуро было лицо князя, озабочены сотники.

– Пользуясь темнотою, мы подкрались совсем близко к дороге и услышали персидскую речь, – говорил старший из разведчиков. – Но и без этого было ясно, что идут персы. Персидские шлемы были у них, персидские щиты и персидские мечи. Ночь не позволила перечесть людей, но мы насчитали дюжину боевых слонов. Велик был и обоз, что тащился за войском. Есть у них с собою длинные лестницы и камнеметные машины.

– Поклонники Ормузда и Митры вновь несут на своих копьях войну в христианские пределы, – с печалью промолвил самый старый из сотников.

– В скольких днях пути вы встретили персов? – спросил бдешх.

– В пяти днях мы встретили их, – ответил разведчик. – И опередили на два, потому, что бежали налегке. Персы в трех днях отсюда.

– Ворота Наири будут закрыты, – молвил бдешх, и сотники ответили согласным молчанием.

Заполночь длился совет. Князь отдавал приказы. Нужно было счесть запасы в кладовых, укрепить стены, готовить оружие. Нужно было определить каждого человека на свое место во время осады и боя. Много забот несла война – но воины рады были тому, что заботы на трое суток опередили войну.

Последним покинул бдешх комнату, где шел совет. Неспеша вышел он во дворик, постоял у затухшего очага под звездным чистым небом. Глубоко вздохнул бдешх – скоро и днем, и ночью забудет крепость о покое и тишине. И тут заметил он мальчика, затаившегося за деревянной колонной.

– Что ты делаешь тут, племянник? – сердито сказал бдешх. – Разве ты не знаешь, что нечего мальчику слушать о чем говорят мужчины?

– Пожалуйста, прости меня, дядя! – сказал мальчик. – Я больше не поступлю так, только скажи мне, что такое боевой слон?

– Сколько тебе лет, племянник? – спросил бдешх с невеселой улыбкой.

– Девять, дядюшка, – ответил Тигран.

– Девятилетний мальчик не знает что такое боевой слон, – задумчиво проговорил бдешх. – Значит более девяти лет страна Наири не видела чужеземных набегов. Что же, пора. Хорошее кончается так же, как и плохое. Слоном называют огромного зверя с большими ушами и таким длинным носом, что нос этот служит ему как рука.

– А какая у него шкура – пестрая, как у тигра?

– Нет, гладкая вроде бычьей.

– А этот зверь больше быка?

– Много больше. Своей ногой слон может раздавить человека, а носом поднять большое бревно. Людей же, которые на нем сидят, всадник с коня не сможет достать копьем.

– И я скоро увижу этих зверей, дядя? – обрадованно спросил Тигран.

– К сожалению увидишь, неразумный мальчик, – улыбнулся князь.

– Не смейся надо мной, дядя! – покраснел Тигран. – Я уже большой и понимаю, что эти звери несут нам зло. Просто мне так охота на них взглянуть! Дядя, но ты уже всем дал поручения на время осады? А что буду делать я?

– Ты? Твоя война еще не родилась. Будешь подтаскивать на стены корзины с камнями и стрелы вместе с другими мальчишками. Да, вот еще что! – князь нахмурился. – Завтра возьми с собой девочку и ступайте жить к старухе-гадальщице Мариам. Если крепость возьмут штурмом моя жена умрет вместе со мной, но в бедном домишке старухи вас, быть может, не найдут.

– Но дядя…

– С каких пор дети возражают взрослым? Поступай как я сказал, и смотри с завтрашнего утра не докучай мне разговорами, бдешху будет не до мальчишки. Но помни, дитя моего брата, что я всегда любил тебя как родного сына.

Князь повернулся и ушел в дом. Мальчик остался еще в темном дворике, боясь, что кто-нибудь увидит слезы у него на глазах. Он понял, что дядя простился с ним навсегда.

А наутро в крепости закипели работы. Каменщики месили раствор, груженные камнями повозки поднимались в ворота и возвращались пустыми, в кузнях стучали молоты. Дети бегали от одного места к другому, веселясь как на празднике. Но и взрослые повеселели – дело гонит тревогу.

Никем не замеченный в этой суете вошел в крепость толстый бродячий торговец с тонким женским голосом. Не обратили на него внимания потому, что шел он со стороны противоположной той, откуда ждали персов. Откуда было знать защитникам крепости, что это был не торговец, а доверенный хитрец персидского царя, который нарочно пустился в путь много раньше войска, чтобы обогнуть крепость и подойти к ней изнутри страны.

– Плохой день ты выбрал для торга, отец воздуха, – насмешливо сказал один из воинов. – Ни она женщина не купит сейчас золотого украшения из страха, что недолго будет его носить.

Не обратив внимания на эти слова, торговец повел своего нагруженного ослика к дому бдешха. Служанке, которая вышла ему навстречу, он сказал, что хотел бы показать княгине свой товар. Служанка пошла к княгине и спросила:

– Госпожа, там пришел торговец украшениями. Прикажешь гнать его прочь?

– Нет, отчего же, – ответила Джангюлюм. – Приведи его сюда, я хочу посмотреть, что он привез.

Служанка подумала, что нехорошо княгине любоваться драгоценностями, когда ее муж готовится к тяжелой войне, но не посмела сказать. Она провела торговца в убранные коврами покои княгини.

Торговец с низкими поклонами разложил перед красавицей свой товар: золотые браслеты с тонкой чеканкой, перстни и разноцветные бусы, золотые цепочки и костяные гребни.

Глаза Джангюлюм загорелись: она склонилась над украшениями, перебирая их и рассматривая.

Старая служанка опять ничего не посмела сказать, но посмотрела так сердито, что княгине стало неприятно.

– Ну что ты стала в дверях? – сказала она. – Иди работать, я позову, когда ты мне будешь нужна.

Служанка вышла, а хитрец обрадовался. Десяток способов таил он в голове как сказать княгине несколько слов по секрету, а все получилось само собой.

– О Цветок Красоты, слава о которой идет по всему свету, прекрасная Джангюлюм! – льстиво заговорил он, глядя, как княгиня примеряет перед бронзовым зеркалом золотое ожерелье. – Такого ли ожерелья достойна твоя лебединая шея? Таких ли браслетов достойны твои лилейные руки?

– Я не понимаю тебя, торговец, – нахмурилась княгиня.

– О черноокая! – воскликнул хитрец. – Дозволь мне вымолвить несколько слов не опасаясь твоего гнева.

– Говори, а прогневаюсь я или нет, ты узнаешь после, – ответила княгиня.

Только этого и надо было торговцу. Он заговорил еще льстивее и слаще:

– Могу ли я говорить лучше, чем зеркало, что ты держишь в руке? Молва о твоей красоте достигла ушей Царя Царей, великого Шапура. Сотня чернокудрых красавиц с подобными звездам очами украшают его гарем. Но ни одна из них не сравнится с тобой, чей лик подобен полной луне, а стан тонок как кипарис. Сердце царя Шапура воспылало любовью к тебе, несравненная Джангюлюм!

– Ах, ты, дерзкий толстяк! – воскликнула княгиня. – Твои пятки ответят под палками моих слуг за то, что твой язык посмел сказать такие слова жене моего мужа!

– О, змеекосая Джангюлюм, – отвечал хитрец, нимало не испугавшись. Ум его был остер и глаза наблюдательны. Он знал уже, что женщина гневается не так сильно, как хочет показать. – Кто твой муж рядом с Царем Царей? Всего лишь князь небольшой крепости! Может ли он окружить твою красоту теми богатствами, которых она заслуживает как рубин – золотой оправы? Велик ли почет быть его женой? Да и долго ли будешь ты получать даже эти малые почести? Сегодня ты – княгиня, а завтра тебя повлекут закованной рабыней на невольничий базар! Воистину жене пограничного князя жить так же спокойно, как человеку, что спит рядом с логовищем льва!

– Ты говоришь правду, – со вздохом молвила княгиня.

– Твоя судьба в твоих руках, о, несравненная! Только пожелай – ты станешь первой женой в гареме Царя Царей! Другие жены будут угождать тебе! Царь Шапур созовет лучших поэтов и велит им воспеть твою красоту! Ноги твои будут ступать только по шитым золотом тканям! Пожелай – и ты покинешь эту крепость как жемчужина покидает невзрачную раковину и засияешь в лучах любви великого Шапура!

– Нет, одного желания мало, – печально сказала княгиня. – Мой муж не отдаст меня, даже если царь предложит ему в обмен отступить от границ Наири!

– Ответь любовью на любовь Царя Царей и твое сердце подскажет тебе, что делать, чтобы поскорей попасть в его гарем, о, сладостная Джангюлюм! А сейчас позволь мне удалиться. А эти украшения прими все как знак расположения великого Шапура, пославшего меня к тебе в далекий путь чтобы сказать тебе о его любви.

С этими словами хитрец, низко кланяясь, покинул княгинины покои. Он был доволен. Он знал, что тщеславие женщины страшнее змеиного яда.

А княгиня осталась сидеть над украшениями. Но теперь она даже не смотрела на них.

Минуло два дня. Утих шум работ. Крепость стояла, как человек, застывший с натянутой тетивой в ожидании броска зверя.

Намертво затворились могучие ворота. Блеском стрел и дротиков ощетинились бойницы.

Ждали люди. Ждали горы – окаменевшие древние великаны, повидавшие многие сотни людских войн.

Рассвет третьего дня донес слабый шум, напоминающий реку, бегущую по камням. Шло персидское войско. Шум опередил его на несколько часов, как тень забегает впереди человека.

Но вот в солнечных лучах заблестел металл. Сверкали шлемы и щиты, доспехи и наконечники копий. Казалось, что по дороге вьется змея в золотой чешуе или течет река блестящего металла. По колено в этой реке тяжело ступали слоны. На шее каждого слона сидел человечек-погонщик с бронзовым длинным кайлом в руке. На спине слон нес нарядную беседку, в которой сидели вооруженные люди.

Звенел металл, ржали кони, стучали по камням колеса повозок. И вот, когда стали слышны голоса и видны черные бороды персов, река войны подступила к каменной плотине.

Так началась осада крепости.

Прошло несколько дней прежде, чем персы решились на первый штурм. Вся жизнь переменилась, и дети привыкли к этой перемене быстрее взрослых. Внизу, там, где прежде только белели камни и шелестели травы, да тянул ветви кустарник, раскинулись теперь яркие шатры. Ржали резвые кони, всадники как бы дразня обитателей крепости состязались в ловкости. Дымились походные костры – их было столько, что по ночам сама темнота казалась расцветшей алыми цветами. А по утрам лучи солнца не могли наиграться с блестящим металлом. Иногда меткая стрела со стен доставала конного или пешего, дерзнувшего подступиться слишком близко. И тогда маленький человечек валился на землю, смешно раскидывая руки.

Что и говорить, мальчишкам нравилась эта веселая жизнь! Нравилось наблюдать за медлительными могучими слонами – чего бы не отдал, чтобы прокатиться на таком! – нравилось бряцанье оружия на каждом шагу, нравилось, похваляясь друг перед другом, кидать камешки в сторону вражьего лагеря.

Весело жилось и девочке Манушак. Хоть старухе вдове и хватало дел втрое больше обычного, она отчего-то не гнала девочку прочь. Наоборот:

– Разотри-ка в ступке эти коренья, Манушак!

– Хорошо, тетушка!

– Добавь этой травы, девочка!

– Сделаю, тетушка!

– А теперь гляди – траву я кладу так, чтоб было ее вдвое больше, чем кореньев. Размешаем мы это с топленым жиром. Мазь эту надо накладывать, когда рана нагноится. А эту кору мы толчем и вымачиваем в свежей воде. Ее клади на свежую рану, чтобы остановить кровь. Запомнила?

– Запомнила, тетушка!

Хоть бы каждый год сидеть в осаде!

И только когда упал рядом с размозженной камнеметом головой первый воин, когда донеслись снизу тяжелые гулкие удары тарана в ворота, когда совсем близко из-под стен донеслась крикливая незнакомая речь, переходя в крики под каменным дождем – только тогда детям стало страшно.

Но персы отступили быстро, словно первый штурм был не всерьез. Царь Шапур отправил посла, предлагая осажденным сдаться. Но не словами ответили осажденные, что не желают говорить о позорном деле: со стены упала голова посла.

И вновь наступили дни затишья.

Возлежа на коврах в своем лазурном шатре шитом золотыми цветами, царь Шапур слушал склонившего перед ним колени хитреца.

– Я посажу тебя на кол, если ты ошибся. Верно ли, что в крепости нет своей воды?

– О, Великий из Великих, от чьей поступи содрогается Вселенная! – трепеща, отвечал толстяк. Я провел в крепости более суток, и не было места, где я не попросил бы напиться! Мне ни разу не дали холодной воды! Всякий раз вода была такой, как если бы хранилась какое-то время в кувшине. Осла моего я поил из корыта для скота, в которое воду также приносили и подливали. Возможно, их запасы обильны. Но из источника, что близ крепости, теперь поим своих лошадей мы. Рано или поздно к ним придет жажда.

– Я не стал бы тратить времени, если б не рассчитывал на это, – угрюмо произнес царь. – Но лучше пожертвовать временем, чем людьми. Хорошо ли ты говорил с той женщиной?

– Я поливал цветок ее тщеславия водой лести, о, Великий, – отвечал хитрец. – Но не прогневайся на своего раба – я не отвечаю за всходы. Ты решил ждать, о, мудрейший! Время покажет все.

А мальчик Тигран тем временем стоял у княжеских кладовых, глядя, как слуги выносят из них пустые бурдюки и складывают на землю.

– Для чего так много бурдюков? – спросил он подошедшего молодого воина по имени Давид.

– Для воды, глупый! – рассмеялся тот, показав белые зубы. – В другое время я предпочел бы наполнить их веселым вином, но иной раз случается в жизни так, что вода слаще и крепче вина.

– А как же наполнят бурдюки? – недоверчиво спросил мальчик. – Вокруг наших родников – персидский лагерь.

– Много будешь знать, скоро старым станешь, – вновь рассмеялся воин. – Тебе-то хорошо, спи себе всю ночь да сны смотри! А мне водоносом работать – самое дело для вояки! Ну да ничего – завтра поутру попьем свежей водички, а не той затхлой, что пили все последние дни.

С этими словами воин взвалил себе на плечо два больших бурдюка. Разбирали бурдюки и другие воины.

– Что сказал бдешх? – спросил один другого. – Выходим по-полуночи?

– В полночь ровно. Путь неблизкий.

Видя, что на него больше никто не обращает внимания, Тигран пошел к дому вдовы, где жил с начала осады. Уже смеркалось, но мальчик совсем не хотел спать. Все мысли его были заняты тем, что воины готовились делать вылазку за водой. Уж кто-кто, а Тигран, выросший в крепости, прекрасно знал, что своей воды в ней не было. Женщины всегда ходили к родникам близ ворот, откуда носили ее в больших кувшинах на голове. Воины собрались выступать в темноте. Неужели они надеются запастись водой незамеченными? Нет, этого не может быть, вокруг родников выставлены вражеские часовые. Или одни будут набирать воду, а другие – отражать врага? Сколько же тогда погибнет народу!

Мальчик ворочался с боку на бок, пытаясь уснуть. Сон не шел к нему. Наконец он нащупал в темноте свою одежду, оделся и тихо выскользнул из дома. Ноги сами несли его к покоям князя.

При плящущем свете факелов на площади собирались воины.

– А ты что здесь делаешь, озорник? – пожилой сотник схватил мальчика за ухо.

– Я тоже хочу за водой! Мне разрешил мой дядя бдешх! – бойко солгал Тигран.

– Ну, если бдешх разрешил, бери бурдюк. Только смотри, не разнойся, когда ноги начнут отваливаться! – сотник поспешил прочь.

Тигран обрадованно схватил бурдюк.

Несколько человек с факелом и бурдюками вошли в маленькую пристройку, прилепившуюся между складами. За ними вошло еще несколько воинов. И еще дюжина! Тигран широко открыл глаза: как же они все уместились в этом крошечном домишке?! А люди все заходили и заходили. И тогда мальчик понял.

Каменная плита посреди пола была сдвинута в сторону. Широкие ступени вели вниз.

Подземный ход с округлыми сводами, плотно выложенными каменными плитами, уже никому непонятные письмена на которых выхватывало из тьмы пламя факелов, уходил в бесконечную даль. Пахло сыростью и еще чем-то непонятным и жутким. Не скитаются ли здесь страшные гишера майрер – матери ночи, ведьмы с косматыми волосами и черными змеями в руках?

Час или два шли люди – без звезд над головой не разобрать. Наконец откуда-то повеяло свежим запахом трав. Люди остановились, образуя протянувшуюся под землей цепь.

– Держи, что встал, – сердито прошептал кто-то рядом. В руках Тиграна оказался ледяной булькающий бурдюк. Человек сзади уже протягивал за ним руки.

Мальчик понял, что только два или три человека вылезли из хода наружу. Они и наполняют из родника бурдюки. Никто не увидит и не услышит работу, кипящую вдали от крепости!

Хорошо бы оказаться на месте тех, кто снаружи! Увидеть, как журчит в лучах красавицы Лусин – луны вода, вдохнуть влажные запахи цветенья! Как же долго, оказывается, ноги не бегали по живой траве!

Потом был путь обратно, показавшийся намного длиннее из-за тяжелого мешка на спине.

Светлые камни площади розовели в первых лучах рассвета.

Шли дни. Вода в крепости не убывала. Нельзя было сказать того же о пище. Все строже отмеривались запасы из княжеских кладовых. Голод еще не пришел, но поступь его была слышна.

Детям надоело смотреть со стен на бородатых персов. Даже повадки слонов не так занимали мальчишек. Грустно стало в крепости.

Старуха-гадалка все чаще собирала в своем маленьком дворике приунывших детей. Что ж, что хлопочут старухины руки над отварами и мазями для раненых – язык-то свободен! Вот и рассказывает старая Мариам обо всем, что осталось за стенами крепости.

– Тетушка, а почему солнце не светит ночью, а выходит его сестрица Лусин?

– Устает солнце Арэв светить весь день и уходит к матери. Потому и заход его зовем мы «входом к матери» – майрамут. Вот и светит красавица Лусин, пока Арэв есть у матери во дворце, отдыхает, а потом купается в озере Ван.

– Тетушка, верно, что озеро Ван большое-пребольшое?

– Большое, как те озера, в которых вода соленая как слезы.

– А человек может его переплыть?

– Не знаю, деточка, не знаю. Одно мне известно, что был в старину храбрый азат, которому это было нипочем.

– Тетушка Мариам, расскажи про этого азата!

– История долгая, детки. Ну да нам спешить некуда, слушайте!

Легенда-ОБ ОСТРОВЕ АХТАМАР

Давным-давно, в незапамятные времена, была у царя Арташеза красавица дочь по имени Тамар. Глаза Тамар сияли как звезды в ночи, а кожа белела как снег на горах. Смех ее журчал и звенел, как вода родника. Слава о ее красоте шла повсюду. И царь Мидии слал сватов к царю Арташезу, и царь Сирии, и многие цари и князья. И стал царь Арташез опасаться, что кто-нибудь придет за красавицей с войной или злобный вишап похитит девушку прежде, чем он решит, кому отдать дочь в жены.

И велел тогда царь построить для дочери золотой дворец на острове посреди озера Ван, что издавна зовется «морем Наири», так оно велико. И дал ей прислужницами только женщин и девушек, чтобы никто не смутил покоя красавицы.

Но не знал царь, как не знали другие отцы до него, и не будут знать другие отцы после него, что сердце Тамар уже не было свободно. И отдала она его не царю и не князю, а бедному азату, который ничего не имел на свете кроме красоты, силы и отваги. Кто помнит теперь, как его звали? И успела Тамар обменяться с юношей взглядом и словом, клятвой и поцелуем.

Но вот воды Вана легли между влюбленными.

Знала Тамар, что по приказу отца днем и ночью следит стража за тем, не отплывает ли от берега лодка к запретному острову. Знал это и ее возлюбленный. И однажды вечером, бродя в тоске по берегу Вана, увидел он далекий огонь на острове. Маленький как искорка, трепетал он во тьме, словно пытаясь что-то сказать. И вглядываясь вдаль, юноша прошептал:

– Далекий костер, мне ли шлешь ты свой свет? Не ты ли – красавицы милой привет?

И огонек, словно отвечая ему, вспыхнул ярче.

Тогда понял юноша, что возлюбленная зовет его. Если с наступлением ночи пуститься через озеро вплавь – ни один стражник не заметит пловца. Костер же на берегу послужит маяком, чтобы не сбиться в темноте.

И влюбленный бросился в воду и поплыл на далекий свет, туда, где ждала его прекрасная Тамар.

Долго плыл он в холодных темных водах, но алый цветок огня вселял мужество в его сердце.

И только стыдливая сестра солнца Лусин, взирающая из-за туч с темного неба, была свидетельницей встречи влюбленных.

Ночь провели они вместе, а наутро юноша снова пустился в обратный путь.

Так стали они встречаться каждую ночь. Вечером Тамар разводила огонь на берегу, чтобы возлюбленный видел, куда плыть. И свет пламени служил юноше оберегом от темных вод, что раскрывают ночью ворота в подземные миры, населенные враждебными человеку водяными духами.

Кто помнит теперь, долго или коротко удавалось влюбленным хранить свою тайну?

Но однажды царский слуга увидел юношу утром, возвращающимся с озера. Мокрые волосы его слиплись, и с них стекала вода, а счастливое лицо казалось утомленным. И слуга заподозрил правду.

И в тот же вечер, незадолго до сумерек, слуга затаился за камнем на берегу и стал ждать. И увидел, как зажегся дальний костер на острове, и услышал легкий плеск, с которым вошел в воду пловец.