Текст книги "Герои и антигерои Отечества (Сборник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Автор неизвестен
Герои и антигерои Отечества (Сборник)

Сост. Забродин Вячеслав Михайлович

Сборник

Герои и антигерои Отечества

{1}Так обозначены ссылки на примечания. Примечания в конце текста книги.

Аннотация издательства: Первая книга новой серии рассказывает о жизни, малоизвестных фактах биографии, испытаниях, славе и ненависти, предательстве и благородстве, которые переплелись в судьбах героев или антигероев художественно-исторических очерков – крестителя Руси Владимира Святого; сиятельного князя Потемкина Таврического; освободителя Европы императора Александра I; неисправимого генерала Скобелева; поэта-гражданина Гумилева; последнею царя Всея Руси и пр. Николая II, короля террора Савинкова; кандидата в диктаторы Троцкого: авантюриста и палача Берии; политика, дипломата и пенсионера Молотова. Книга рассчитана на массового читателя.

Содержание

Соотечественники!

Юрий Лубченков, Владислав Романов. Креститель Руси Владимир Святой

Николай Шахмагонов. Князь Потемкин Таврический

Владимир Федоров. Император Александр I

Андрей Шолохов. Генерал от инфантерии Скобелев

Виктор Меньшиков. Поэт-гражданин Гумилев

Олег Платонов. Царь Николай II

Николай Костин. Супертеррорист Савинков

Вячеслав Забродин. Демон революции Троцкий

Виталий Оппоков, Борис Попов. Нарком НКВД Берия

Феликс Чуев. Член политбюро ЦК ВКП(б) Молотов

Примечания

Соотечественники!

Годы переоценок ценностей, культа и застоя не прошли даром для нашего общества. Под давлением страха, лжи, умолчаний и фальсификаций в сознании целых поколений стиралась память о славных делах и помыслах многих великих людей Отечества, и, наоборот, непомерно преувеличивалась и восхвалялась деятельность менее значительных или даже недостойных личностей. Как совершенно справедливо отмечал замечательный писатель-гражданин Валентин Саввич Пикуль: "К сожалению, у нас была целая временная полоса, когда появилось удивительное пренебрежение к истории, к наследию наших предков. А ведь память о них – необходимое условие воспитания чувства патриотизма. Само понятие "патриотизм" вмещает в себя мощные заряды исторических знаний нашего прошлого, без которых невозможна осмысленная любовь к своему Отечеству".

Гласность, возвращение к правде потребовали сорвать пломбы с груза прошлого. Вновь возвращаются к нам из забвения и спецхранов забытые имена, восстанавливается порушенная связь времен, объективно оценивается роль в истории страны рапсе неприкасаемо-елейных лиц.

Страна проснулась! И тем более нельзя забывать, что люди учатся на ошибках, народы – на трагедиях, поколения – на историческом опыте своих предшественников. А изучение прошлого, осмысление происходящего и предвидение грядущего вдвойне ценно тогда, когда приходит тому срок и когда правда остается незыблемым критерием сущего во всех разностях и сложностях взаимосвязанного развивающегося исторического процесса.

Срок тому пришел! И новая серия "Герои и антигерои Отечества" поможет каждому из Вас сердцем прикоснуться к болям, славе и величию родной земли, понять в восстановленной связи времен, кто мы есть и куда идем, честно, без "грима и купюр" разобраться в череде первых лиц державы. Зримо увидеть тех, кто вошел в последнее тысячелетие Отечества со знаком плюс или минус.

Мы расскажем Вам о князе Владимире Святом и императоре Александре I, великом Петре I и самозванце Гришке Отрепьеве, сиятельном князе Потемкине-Таврическом и шефе жандармов Бенкендорфе, графе Орлове и "святом старце" Распутине, о покорителе Сибири Ермаке и гетмане Мазепе, патриархе Никоне и поэте-гражданине Гумилеве, императрице Екатерине II и батьке Махно, имаме Дагестана и Чечни Шамиле и генерале от инфантерии Скобелеве, "взбалмошном" Павле I и мученике Николае II, генерале Деникине и адмирале Колчаке, супертеррористе Савинкове и Председателе ВЧК Дзержинском, демоне революции Троцком и наркоме НКВД Берии, крестьянском поэте Есенине и актере-барде Высоцком, маршалах Ворошилове и Жукове, члене Политбюро ЦК ВКП(б) Кагановиче и генералиссимусе Сталине, политических деятелях Молотове и Хрущеве, ученых Лысенко и Сахарове, Генеральных секретарях Андропове и Брежневе и многих других.

Предположительно в серии будут "фигурировать" двести имен. По десять в каждой книге. Без хронологической последовательности, чтобы, во-первых, удовлетворить исторический интерес разных категорий читателей и, во-вторых, не утомить Вас одной эпохой.

Нам нет смысла агитировать в пользу появившегося издания. Его целесообразность и полезность в Вашей личной или семейной библиотеке бесспорны!

Творческий коллектив серии "Герои и антигерои Отечества"

Юрий Лубченков, Владислав Романов

Креститель Руси Владимир Святой

Святослав – воин дерзкий и упрямый, оседлавший коня в три года и в эту же пору начавший воевать, погиб тридцатилетним, не умея хитрить и двинув напролом, почти заранее зная, что обречен на гибель. Что уж тут поделаешь, коли такая неприступная и дикая была натура, яростная в своем упорстве. Нарвавшись на большой отряд печенегов с горсткой своих ратников, он дрался, как лев, пока голова его не отлетела на пять метров прочь. То Куря, князь печенежский, отсек ее, а потом, теша самолюбие свое да похваляясь, сделал из черепа чашу и пил из нее вино. Совсем дикий, заблудившийся народ были эти печенеги. Русские их били часто, и боялись они даже большой ратью ходить на Киев. Случилась эта смерть со Святославом в 972 году, Владимиру тогда было уже семь лет, и был он сам великим князем (сразу оговоримся для тех, кто не знает, что эпитет "великий" означал не качество самой личности, ее силу, мощь, крепость, а прежде всего либо старшинство по роду, либо по положению, то есть великий значит главный. В постоянный обиход этот эпитет войдет чуть позже, начиная с сына Владимира Святославовича – Ярослава, но мы будем иногда употреблять его, дабы показать, что в Новгороде, к примеру, где правил уже Владимир, он был главным, то есть великим князем по отношению ко всем остальным. – Прим. авт.), ибо Святослав отдал ему в княжение Новгород.

Владимир Святославович, вошедший в русскую историю под именами равноапостольного князя Владимира Святого и великого князя Киевского, Владимира Красное Солнышко, был третьим сыном, рожденным от ключницы матери Святослава Ольги Малуши. Она была дочерью знатного новгородца Малка Любечанина, и Ольга в свое время взяла ее к себе, заглядевшись на ее красоту и статность. Грубый и совсем не знавший утонченных манер, Святослав силой взял красивую ключницу, и последняя вскоре родила крепкого малыша, которого назвали Владимиром.

Он был третьим после Ярополка и Олега, и няньки в шутку звали его "ярилиным внуком", ибо родился Владимир в любви, начавшейся как раз в дни молодеческих игр, посвященных Богу Солнца – Яриле. Родился еще в языческие времена, когда русские поклонялись сразу многим Богам: Перуну – Богу молнии, Яриле – Богу Солнца, Волосу – Богу скота, Ладо – Богу веселия, любви, согласия и всякого благополучия. Были и еще идолы – Хоре, Даждьбог, Стрибог, Самарагл, всех не перечислишь. Упоминание об этом очень важно, ибо Владимиру выпала великая миссия – крестить Русь, принести на Русь христианские идеи, образ Иисуса Христа, которого мы поминаем именно с тех времен.

Здесь важно еще отметить, что Владимир именно "ярилин внук", а не сын, ибо родился, прижит он был не от жены законной, а на стороне, кого в западных землях называли грубой кличкой "бастард", т. е. "ублюдок".

Впрочем, и сам Святослав, согласно легенде, был таким же бастардом, ибо зачала его Ольга в дни "ярилиных игр" не от Игоря Старого, которому к тому времени было уже около семидесяти, а некого русского мужа, из чего мы можем заключить, что подобные любовные игры были в порядке вещей. И все же есть тут небольшая разница: Ольга была княгиней, и князь Игорь принял родившегося Святослава за своего сына, а Малуша к княжескому роду отношения не имела. К сожалению, "Повесть временных лет" да и другие летописные источники ничего не говорят о жене Святослава, которая родила ему Ярополка и Олега. Лишь в одной из дореволюционных работ нам удалось отыскать упоминание о том, что "первые два сына Святослава, Ярополк и Олег, родились от супруги русского князя, дочери венгерского короля Предславы". Историки же отвергают эту версию, ибо никак не могут отыскать следы сей Предславы в западных источниках. Несомненно одно, что сыновья Святослава не могли родиться сами по себе, а также очевидно и другое, что жена Святослава была, несомненно, если уж не княжеского, то весьма знатного рода, так как в правление Ольги Русь являлась уже большой и обширной державой, простиравшейся от крайнего севера до благодатного юга. И вполне естественно, что наследник столь могучего государства подыскивал себе жену, равную с ним по происхождению. Вспомним, что к Ольге сватался цесарь священной Римской Империи Константин, сын Льва, а после крещения Ольга получила имя Елена, как и царица, мать Константина Великого. Сын историка С. М. Соловьева, поэт и философ Владимир Соловьев, прилет, что первая жена Святослава была гречанка, которую привезла с собой Ольга из Царьграда. Так или иначе, но с происхождением Ярополка и Олега было все в порядке, Владимир же рос "ярилиным внуком" и гордиться в этом отношении ничем особенных! не мог. Ибо мать его, став ключницей по древнему Уставу Киевской Руси, становилась рабыней, независимо от того, была она до сего времени вольной или не была, если это не оговаривалось специальным договором. Но поскольку о таком договоре ничего не известно, то можно считать, что Владимир был сын рабыни, холопки. Более того, когда стало очевидным, что Малуша понесла, то Ольга, рассердившись на нее, сослала свою холопку в дальнее свое поместье Бурутино, где и появился на свет Владимир.

Отсюда проистекает и характер будущего великого князя киевского и крестителя земли русской. Первые детские впечатления его вряд ли назовешь отрадными: вечно печальная мать, заброшенное селение, где пусто и одиноко, страх, который поселился в его душе еще до рождения. С Ольгой шутить было опасно, и Малуша боялась ее пуще огня, не зная, что произойдет с ней и ее сыном завтра. Поэтому с детства запомнил Владимир страстные исступленные ласки матери, у которой вскоре забрали сына, а ее саму сослали в один из дальних теремов, где она чуть не закончила свою жизнь в жуткой тоске по сыну.

Ольга взяла мальчика к себе и воспитывала всех троих внуков вместе, сама, не доверяя никому. Был еще у Владимира дядька, самой Ольгой назначенный в воспитатели. К счастью, приходился он Малуше старшим братом и был взят еще вместе с ней из Новгорода. Поначалу он состоял в теремной службе, потом был конюхом да приворотничком, то есть сторожем у ворот, после чего, видимо, за исправно-усердную службу взяли Добрыню в дом, где он стольничал-чашничал аж девять лет. Опала на сестру, сосланную в Бурутино, ударила и по нему: Добрыня отправился с ней и возвратился уже с племянником, к которому прикипел душой и сердцем, когда Ольга смилостивилась и вызвала его обратно в Киев. Случилось сие в достопамятном 968 году, о котором мы скажем ниже.

Итак, трехлетний отрок прибыл в Киев, из глуши в большой город, и все было в диковинку малышу. Но вместе с удивлением прилипло и огорчение. Если в Бурутино он был как бы центром небольшой вселенной, то здесь, будучи бастардом, он сразу же стал нелюбимым Ольгиным внуком и заметно отошел на задний план. Кроме того, рядом не было матери, и, привыкший к ласкам, к материнской холе, он тотчас ощутил свою сиротливость и покинутость. Начал плакать, что еще больше рассердило бабку и стало предметом частых насмешек со стороны братьев, которые сразу же почувствовали некоторую неполноценность своего неожиданно возникшего братца. Лишь Добрыня незаметно для окружающих поглаживал племянника то по спине, то по голове, и эти поглаживания хоть немного согревали одинокую душу.

Ярополк и Олег были не только старше Владимира по возрасту, но и сильнее его физически; бастард не мог дать им сдачи, а если, случалось, не выдерживал град насмешек и кидался на обидчиков – чего они в общем-то и ждали, – то получал крепко и памятно. Подчас братья били его и без всякого повода, лишь бы выместить на нем свою злость и досаду, намеренно унижали его, зная, что бабка Ольга на их стороне, а Добрыня не вступится за "ярилиного внука". Владимир рос дичком, затравленным волчонком, и самые сладкие минуты выпадали перед сном, когда приходил Добрыня и Владимир мог пожаловаться и получить в утешение доброе дядькино слово или сказку и, слушая ее, заснуть.

Барственные братья дразнили его "ключников сын", и самое страшное заключалось в том, что бабка Ольга относилась снисходительно к подобному прозвищу, когда его произносили при ней. Владимир знал, что его мать "ключница", и постепенно он стал стыдиться ее. Когда Добрыня передавал от нее привет или пряник, то он молчал и отводил глаза, весь вспыхивая, словно его обливали ушатом помоев. Особенно замирало его сердце, когда, рассердившись на Владимира за что-нибудь, Ольга грозилась снова отправить неслуха в Бурутино, к матери, которое представлялось ему теперь страшным местом. Так в душе его непостижимым образом слились ненависть и тоска по матери, он мечтал увидеть ее и боялся попасть к ней. Добрыня видел муки племянника, но что-то сделать, помочь ему – не мог.

Отвергнутый братьями, Владимир охотно убегал играть к детям дворни, те, наоборот, относились к нему уважительно, сразу принимая его старшинство, чем он, впрочем, не кичился, не имея в душе той заносчивости, которую Ярополк и Олег большей частью переняли от Ольги, нежели от отца. Но между старшими братьями не было согласия. Если Ярополк обладал мягким покладистым характером и, став постарше, принял нейтралитет по отношению к младшему, Владимиру, иногда даже беря его сторону в мальчишеских спорах, то Олег, мужая, становился все более нетерпимым к бастарду. Иссушающая душу ненависть, точно оговор или сглаз, терзала его до конца жизни, и смерть он нашел ужасную, так что было во всей этой травле что-то роковое, инфернальное.

Слыша постоянно о милости, милосердии, любви к ближнему от бабки, он видел, что христианские постулаты, с которыми она подступала к внукам, мало согласуются в ней самой с ее собственными поступками. Слишком трудно было сбросить с себя языческие путы, усмирить гордыню и своевольный нрав, который долго владел характером княгини. Ольга любила рассказывать про усмирение древлян, как она выжгла с помощью воробьев и голубей целое поселение, мстя за мужа. Рассказывая, она то и дело крестилась, ворчливо повторяя: "Господи, прости мя, грешную!" – и Владимир, слушая ее, никак не мог понять одного: неужели для того, чтобы Бог простил, достаточно одной фразы, достаточно слова?!

Ведь он обидчикам своим обязательно должен дать бой или содеять такую каверзу, чтобы они на своей шкуре почувствовали вкус боли, се прикосновение, только тогда наступала удовлетворенность в его душе, неужели Господу достаточно и слова?! Однажды, не выдержав, он спросил об этом у бабки, и та, задумавшись, кивнула: да, достаточно, а потом, подозвав его и впервые за много лет взглянув на него как-то особенно внимательно и даже ласково, проговорила: "В том-то и сила Господа и величие его, что для того, чтобы простил он, ему достаточно и слова!"

После этого короткого разговора Ольга чаще стала обращать на юного "ярилиного внука" внимание, стараясь чаще рассказывать о Христе.

Владимира потрясло то, что, зная свой конец и имея возможность спасти свою жизнь, Иисус не отказался от своих взглядов, а смело пошел на Голгофу. Ярополка и Олега смаривал сон, а Владимир сидел потрясенный, его колотил озноб, ибо настолько живо он все представлял себе, словно и он стоял в той толпе, наблюдая, как распинают на кресте Христа. Ольга замечала это его потрясение, с гневом обрушивалась на родных внуков, Ярополка и Олега, пытаясь и в них разбудить эту живость воображения, но все было без толку. Так неожиданно для Владимира он сблизился с бабкой, которая вдруг переменила гнев на милость, все чаще беря его под защиту от старших "варнаков", подсовывая младшему лакомые кусочки.

Произошло это сближение как раз накануне осады Киева печенегами, когда даже за водой нельзя было вылезти и приходилось идти на лишения. Олег разбойничал, отнимая у Владимира хлеб и воду, но "ярилин внук" не жаловался, помня о великом терпении Христа, и Ольга, подметив в нем эту раннюю черточку, приласкала внука, впервые за все время крепко обняв и прижав его к себе.

И Владимир был поражен величественным бабкиным спокойствием, особенно разительным на фоне всеобщей паники киевских горожан. Тогда Добрыня, восхищенно глядя на Ольгу, шепнул ему: "Вот так ведут себя правители!", как бы заставляя племянника учиться и этому нелегкому делу. Святослав находился в то время в Персяславце, небольшом городке на Дунае, который полюбился ему и где он задумал создать столицу всего своего царства.

Стояло лето, и солнце палило нещадно, увеличивая страдания осажденных, и тогда на сходе решили киевляне, что если никому не удастся перебраться через Днепр и сообщить дружине о такой безысходности, то они откроют ворота и сдадутся на милость печенегам. Дружина на том берегу стояла небольшая, все видели ратники и сами, но не хватало у них решимости атаковать огромную рать печенегов столь небольшими силами. Бросили клич на сходе: кто отважится пробраться сквозь стоянки печенегов, переплыть Днепр и объявить о таком решении горожан?!

Молчал сход, понимая, что вряд ли кому удастся пройти густой слой осады, вмиг печенеги схватят, как вдруг раздался тонкий мальчишеский голос: "Я проберусь!" Владимир даже вздрогнул, узнав по голосу одного из своих дворовых приятелей, с кем недавно лишь подружился. Он единственный, кто, не владея мечом, смело бросался на княжича и заставлял его отступать, несмотря на то, что Владимира каждый день обучал владеть боевым оружием Добрыня. А уж дядя считался одним из лучших ратников в Новгороде. Хорошо, что мечи у пацанят были деревянные, и они возвращались домой лишь с царапинами и синяками. В тот вечер вернулся с синяками и Владимир, немало пропустил ударов от неистового Истра, так звали мальчишку. И вот теперь он отважился пробраться на тот берег.

Сход вздрогнул, услышав этот спасительный голос, и еле слышный ропот пробежал по толпе. Ольга пристально взглянула на Истра и, помолчав, сказала: "Иди!" Истр тотчас попросил у нее уздечку, и княгиня взглянула на Добрыню. Через минуту дядька принес уздечку. Несколько минут, пока Добрыня искал ее, Владимир стоял рядом с Истром и молчал. Ему очень хотелось спросить, что он задумал, но Владимир не отважился, ибо теперь не просто дворовый приятель стоял рядом, а настоящий герой, который вызвался спасти город, и сотни людей смотрят на него с надеждой и верой.

Ольга облизнула пересохшие губы, и слабая улыбка тронула ее лицо, когда она перехватила затаенный взгляд Владимира. Ярополк и Олег отказались идти на сход, заявив, что нечего им делать на солнцепеке.

Истр перехватил взгляд Владимира и улыбнулся ему своими узкими, точно у печенегов, глазами. Смуглый, босой, ловкий, весь он в эту секунду был как натянутая стрела. Схватив уздечку, еще раз взглянул на Ольгу и, получив ее одобрительный кивок, сорвался с места.

Еще через минуту дозорный доложил, что он миновал посты печенегов и бросился в Днепр. Сход заволновался, все побежали к башням. По шуму в стане печенегов Владимир понял, что спохватились и они. Он хотел тоже броситься на башню, но перехватил спокойный и мудрый взгляд бабки, которая, стоя спиной к воротам, из которых выбежал Истр, казалось, все видела перед своим взором. Через несколько минут дозорный доложил, что Истра подобрали дружинники с того берега, выйдя навстречу к нему в ладье.

А на следующий день Владимир проснулся от шума: в город вступали дружинники. Печенеги, видимо, решив, что пришел сам Святослав, испугались наступления небольшого отряда и, сняв осаду, убрались восвояси. Истр вступал в город вместе с ними. Ольга приласкала его, спросила, что он хочет. Истр ответил: быть дружинником! Ольга улыбнулась и приказала зачислить его в гридь, чтобы потом, повзрослев, он смог перейти в боевой полк.

В те дни каждый мальчишка завидовал Истру. Даже Ярополк смотрел на него с завистью, не говоря уже об Олеге, который исходил желчью, видя самодовольное лицо Истра, но впрямую выступить против него боялся: все-таки тот был героем и спасителем Киева.

А еще через месяц пришел со своей ратью Святослав. Ольга тогда поругалась с сыном, запретив ему больше уезжать и покидать малолетних детей. В отместку ей Святослав решил дать каждому вотчину.

Ярополку он оставил Киев, Олега сделал наместником у древлян. Владимира пока оставил без удела, сославшись на слишком малый возраст, хотя Олег был старше его лишь на два года. Обида захлестнула Владимира, и кто знает, чем бы все кончилось – он даже собирался сбежать из Киева, – но пришли новгородцы просить и себе князя. Добрыня, видя такие страдания отрока, уговорил новгородцев, чтобы те просили Владимира. Святослав, желавший избавиться разом от детской обузы, тотчас согласился, чтобы новгородцы взяли к себе "ярилина внука". Так и свершилось: в 970 году пятилетний Владимир стал князем новгородским, великим князем. Добрыня с радостью отправился с племянником в родные места, надеясь послужить как будущему князю, так и родной стороне.

За год до этого события летом умерла мать-княгиня Ольга. Перед смертью она благословила всех внуков, тепло простившись и с Владимиром, шепнув ему: "Помни о Боге нашем, Иисусе Христе!" Теперь, уезжая в Новгород, с благодарностью вспоминал Ольгу сын Малуши. Многое отложилось в его памяти, передалась как бы по наследству ему ее сила.

Годы княжения в Новгороде воспитали из Владимира хорошего воина. Новгородцы славились в те годы своей дружиной. Сильные, выносливые, закаленные в походах, они с успехом противостояли диким ятвягам и печенегам. Настал час Добрыми, который полностью взял в свои руки воспитание младого князя. Надеялся старый дядька сделать из племянника такого же яростного воина, как и его отец, Святослав, однако трудно давалась юному князю ратная наука. И не потому, что он был слаб телом или умом. Мышцы набухали быстро, да сметка была хорошая у княжича, но не радовалась его душа походам, равнодушен Владимир был к ратным дракам, хоть и сражался отменно, никто худого сказать о нем не мог. Просто чувствовали все: что-то лежит на душе у княжича, подчас лицо вдруг подернет печальное облако и трудно бывает разогнать его, хоть в дружине есть такие шутники, все пупки надорвут от смеха, а ему хоть бы что, сидит да тихо улыбается себе.

Добрыня уж Малушу вызвал в Новгород, чтоб была мать рядом с сыном, может быть, это его беспокоит. Но Владимир хоть и обрадовался матери поначалу, но потом словно и забыл и о ней, давно перерезали материнскую пуповину, отбили память о ней.

Чтобы отвлечь княжича, Добрыня предпринимал длительные походы за море, где жили варяги, и новгородцы подолгу гостили у них, совершая вместе с ними дерзкие рейды к свеям, то бишь шведам, поморам и другим народам. Как добрый лекарь, Добрыня лечил неведомую ему душевную болезнь племянника туманными утрами в тихих протоках, дикими болотами и холодной северной зорькой. И постепенно рубцевались детские раны, опадала кожа бастарда, дикого утенка, каким он был средь Ярополка и Олега, и вырастал крепкий и отважный воин. И, видя, как меняется на глазах княжич, светлело и лицо Добры ни.

Но память, что родничок в густой траве, "слышно", как журчит. Страх перед вероломством братьев, которые хуже злыдней терзали Владимира в детстве, исчезнуть не мог. И Святослав, рассекший Русь на три части, лишь подбавил каждому этого страха, ибо ведомо было княжичам, что не усидеть им, как тараканам, каждому в своем уделе, ибо не приемлет народ такого разделения. Русь должна быть едина! Об этом судачили посадники и вольные граждане на сходах, возмущались купцы, ибо на границах уделов дружинники каждого из князей требовали свою пошлину за ввоз, а у непокорных и вовсе отбирали весь товар. Особенно зверствовал в этом отношении Олег, перегородивший все дороги и дравший три шкуры с проезжающих.

Все точно выжидали, чувствуя, сколь шатко мирное равновесие между братьями, надеясь, что случай сам все разрешит. И гроза не преминула грянуть.

Весной 975 года сын главного воеводы Святослава Свенельда Лют поехал поохотиться с друзьями. Свенельд, служивший еще Ольге, а потом ее сыну, перешедший на службу внуку Ольгиному Ярополку, был уже стар, хоть и являлся главным советником Ярополка по всем военным вопросам. Лют принес в 972 году весть о смерти Святослава в Киев, потом стал воеводой у Ярополка.

Увлекшись гоном зверя, красавца оленя, Лют и не заметил, как очутился в древлянских лесах. И надо же было случиться такому совпадению, что именно в это время там охотился наместник древлян, Олег. Узнав, что в его лесу воевода Ярополка, Олег, раздосадованный неудачной охотой, в ярости приказал убить Люта. Когда молодого воеводу привезли во двор к отцу, старый Свенельд от горя чуть не лишился рассудка, так любил он своего единственного сына, удалого воина и богатыря. Отныне не стало покоя Свенельду, настоял он на том, чтобы Ярополк собрал полки и выступил против брата.

В планы Ярополка не входили кровавая месть и убийство. Он лишь хотел, чтобы Олег по справедливости принес выкуп за убитого им воина и извинился перед отцом, такое наказание определил он Олегу, и все бы кончилось миром, прими тот эти условия старшего брата. Но Олег даже не захотел вести переговоры по этому ничтожному поводу. Тогда взъярился Ярополк и выступил с дружиной против брата.

Началась война. Перевес был на стороне Ярополка. Дрогнула дружина Олегова, побежала в город, прозванный Овруч. Перекинули мост охранники Овруча, и ратники, наступая друг на друга, спешили укрыться за мощными крепостными стенами. Немало пеших и всадников попадали с перекидного моста вниз, в обрыв, в этой давке – падали с конями, телегами. Смерть не разбирала, кто простой ратник, а кто воевода. Выдавили с шаткого моста обезумевшие ратники и своего князя, Олега. Полетел он вниз головой и был раздавлен конем насмерть.

Лишь на второй день нашел его мертвое тело Ярополк. Принесли Олега в княжеский терем, положили на ковер, и навзрыд зарыдал Ярополк, увидев обезображенное лицо брата.

– Смотри, ты этого и хотел! – не сдержав боли, воскликнул Ярополк Свенельду.

Этого ли хотел старый воевода?! Да и можно ли одну боль вытеснить другой?!

Поползли и страшные слухи о братоубийстве, ибо взял Ярополк древлянскую землю Олега под себя, под свою руку и стал править, где уж тут разбираться, из-за чего война началась. Случилось сие в 977 году, Владимиру исполнилось уж двенадцать лет, пушок на верхней губе пробивался. Лишь взгляд исподлобья был хмур и затаен, пуглив и яростен одновременно.

Весть, пришедшая из Киева, застала Владимира врасплох. Не ожидал княжич, что Ярополк руку на брата единоутробного поднимет, не ждал такого он от Ярополка. На Олега помыслить такое мог, а на Ярополка...

Встревожился и Добрыня. Стал ворчать, досаждать Владимиру страхами, пугать его Ярополком. Раз уж на единоутробного поднял, то теперь очередь за Владимиром, не потерпит его, снова державу под своей рукой закрепить хочет. День ворчал Добрыня, другой, на третий сдался Владимир. "Чего хочешь?!" спросил он.

Словно только этого вопроса и ждал Добрыня, сразу же свой план изложил: к варягам податься, хорошее войско набрать да вернуться на родную землю и свои условия ставить Ярополку. Чтоб уж махом единым договориться и жить спокойно.

Сказано – сделано. Больше всего в рассуждениях Добрыни Владимиру понравилось то, что не на войну войско собирать они отправились, а просто, чтоб и свою мощь выказать, да наперед урезонить не в меру кровожадного братца.

Не успели и десять верст Добрыня с Владимиром отмахать, как Ярополку уже донесли, куда и зачем отправился его братец вместе с дядькой. Ярополк разгневался и тотчас взял Новгород под свою руку, посадив туда наместником своего человека. А уж Владимиру другие искривленные вести доставили: вот, мол, как твой братец тебя любит да чтит, живо вотчину твою к рукам прибрал.

Надо сказать, что в то время грамоты да указы писались по особо торжественным поводам. Больше в договорах своих князья полагались на слово и верили, коли сказано оно было, что так все и исполнится. Но была у этой хорошей традиции и своя оборотная сторона: немало отношений и чистых помыслов было испоганено дурными слухами и сплетнями. Легковерен был да и сейчас остается таким же, русский человек. И уж коли распалит его обида, все нутро изъест, то, что потом ни говори, все без толку. Такой вот упрямый характер был у наших предков.

И надо думать, какая обида жгла отроческое сердце Владимира у варягов! Не терпелось дикому утенку лебедем взмыть над родной стороной да отомстить брату-обидчику. Постоянно он торопил Добрыню собираться назад, но не спешил старый воевода, понимал, что непросто будет одолеть Ярополка, поэтому хотел основательно подготовиться к будущей битве.

Два года провел Владимир за морем. Хорошей военной выучкой стали для юного княжича товарищеские поединки с варягами, которые с юных лет исповедовали один культ – культ меча, сражения и личной отваги. Многому научился князь за это время. Вытянулся, повзрослел, и трудно было узнать в крепком воине пятнадцатилетнего отрока. Настала пора и возвращения. В знак благодарности к юному полководцу отправили варяги с ним крепкую дружину ему в помощь. С шумом вошли в Новгород ратники, предводительствуемые Владимиром. Привели на его суд наместников Ярополковых. И сказал им Владимир: "Идите к брату моему и скажите ему: Владимир идет на тебя, готовься с ним биться".

Почти в тот же день по наущению Добрыни князь новгородский, заслав сватов в Полоцк, к полоцкому князю Рогволоду, попросил руки его дочери Рогнеды. Еще от варягов слышал Владимир о красоте полоцкой княжны, кроме того, земли Рогволода лежали как раз меж Новгородом и Киевом. И, прежде чем идти войной на Ярополка, хотел Владимир заполучить в союзники князя. Однако свадебное посольство Владимира опоздало, чуть раньше просил ее руки Ярополк, и согласилась Рогнеда выйти замуж за киевского князя. Чтобы стоило княжне этой причиной и ограничиться, однако, услышав о сватовстве Владимира и хорошо зная, от кого он рожден, позволила себе заметить полоцкая княжна: ниже ее достоинства будет разувать сына рабыни. Ибо существовал такой обычай в свадебном обряде: невеста в знак покорности мужу снимала с мужа сапоги, разувала его. И князю полоцкому надобно было воздержаться от передачи этой язвительной реплики новгородским дружкам Владимира, ибо стоила она потом жизни ему.