Текст книги "Сказки Ирландские и Валлийские (Британские легенды и сказки)"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанры:
Сказки
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Вы слышали когда-нибудь про доброго короля О'Тула, который жил в давние времена в Ирландии и которому на старости лет выпала нежданная радость?
Да, так вот когда король О'Тул был еще молодым, во всей Ирландии не нашлось бы юноши отважней его. Любимым занятием короля была охота, и с восхода солнца до темного вечера он только и знал, что скакал по болотам, подшпоривал своего коня да науськивая собак.
Жизнь его текла славно и весело, пока король совсем не состарился и не сгорбился. Теперь он уж не мог охотиться целыми днями, будь то лето или зима, будь то дождик или солнце. И пришел день, когда единственное, что осталось бедному старому королю, – это ковылять с палочкой по саду. «Жизнь кончена, – думал он, – если нет больше ни радостей, ни утех».
И вот чтобы как-то утешить себя и развеселить, король завел себе гусыню. Хотите верьте, хотите нет, но гусыня оказалась добрым другом бедному старому королю.
Какое-то время они совсем неплохо развлекались вдвоем – король О'Тул и гусыня, – и не смейтесь, ничего смешного тут нет. Куда бы она ни залетала, как только он звал ее, она тут же возвращалась и могла хоть весь день ковылять за ним, если ему этого хотелось.
А по пятницам – вы же знаете, что пятница, по священным законам, постный день и мяса добрым христианам есть не положено, – так вот, по пятницам она заплывала подальше в озеро и приносила своему хозяину на обед нежную, жирненькую форель.
Да, это доброе создание было единственной радостью и утехой бедного старого короля О'Тула. Но увы, ничто не вечно на этом свете! И королевская гусыня тоже состарилась, и настал день, когда крылья отказали ей, так же как старому королю ноги, и бедняжка при всем своем желании не могла уже больше развлекать своего хозяина. Что поделаешь!
Король О'Тул был безутешен.
В один прекрасный день старики – мы хотели сказать: старик король и старушка гусыня – сидели на берегу озера и грустили. Король держал гусыню на коленях и с нежностью глядел на нее, а в глазах у него стояли слезы. «Нет, уж лучше умереть или утонуть в этом озере, чем влачить такую жалкую, унылую жизнь», – думал он.
Он выпустил из рук гусыню, и она заковыляла к прибрежным камышам поискать добычи. А король все сидел и думал о своей безрадостной жизни.
Вдруг он поднял голову и увидел перед собой незнакомого юношу, на вид такого скромного и симпатичного.
– Приветствую тебя, король О'Тул! – сказал скромный юноша.
– Вот те на, откуда ты знаешь, как меня зовут? – удивился король.
– Это неважно. Я еще кое-что знаю, – отвечал юноша. – А смею я спросить тебя, добрый король О'Тул, как поживает твоя гусыня?
– Откуда ты знаешь и про мою гусыню тоже? – спросил король.
Ведь гусыни-то в это время видно не было: она охотилась в камышах.
– Я все про нее знаю. А откуда – это неважно, – улыбнувшись, ответил юноша.
– Но кто же ты такой? – спросил король.
– Честный человек, – ответил юноша.
– А чем ты зарабатываешь на жизнь? – поинтересовался король.
– Старое делаю новым.
– А-а, значит, ты лудильщик? – решил король.
– Нет, поднимай выше! Что бы ты, например, сказал, если бы я сделал твою старую гусыню опять молодой?
– Опять молодой?! – переспросил король, и его старое лицо так и засияло от радости: о лучшем он и мечтать не мог.
– Ну да, опять молодой, – кивнул в ответ юноша.
Король О'Тул свистнул. Тут же из камышей показалась старушка гусыня и заковыляла к своему сгорбленному старику хозяину. Что и говорить, старушка была верна ему как собака.
Юноша поглядел на гусыню и сказал:
– Даю слово, я сделаю ее молодой, если
хочешь.
– Клянусь здоровьем! – воскликнул король, в свою очередь бросая взгляд на старушку гусыню, от которой остались лишь кожа да кости. – Коли ты сделаешь это, я буду считать тебя самым умным юношей во всех семи приходах моего королевства!
– Подумаешь, одолжил, – смеясь, сказал юноша. – А что ты мне все-таки дашь за это?
– Все, что попросишь! – сказал король. – И это будет только справедливо.
– Ты отдашь мне все земли, какие облетит твоя гусыня в тот день, когда я сделаю ее снова молодой?
– Отдам! – сказал король.
– А на попятный не пойдешь? – спросил юноша.
– Не пойду! – сказал король.
Тогда юноша подозвал к себе старушку гусыню, от которой остались лишь кожа да кости, подхватил ее на руки, расправил ей крылья и подбросил вверх. Да не только подбросил, но и подул под крылья, чтобы ей легче было взлететь. И – клянусь вам! – старушка взвилась в воздух ну точно орел. И кружилась, и ныряла, и резвилась, словно ласточка.
На старого короля одно удовольствие было смотреть: от удивления он даже рот открыл и радовался, глядя на свою старушку гусыню, которая порхала в небе ну точно жаворонок.
Да, так вот, гусыня сделала большой круг – сначала скрылась из глаз, потом вернулась – и наконец опустилась у ног своего хозяина. Он погладил ей голову и крылья и убедился, что она и в самом деле стала опять молодой и здоровой, и даже еще лучше, чем была.
– Нет, лучшей гусыни свет не видел! – похвалил он ее.
– А что ты хочешь сказать мне? – спросил его юноша.
– Что ты самый умный юноша, какой только ступал по земле ирландской, – ответил король, продолжая любоваться своей гусыней.
– А еще что?
– Что я тебе буду век благодарен.
– А ты сдержишь слово и отдашь мне все земли, какие облетела сейчас гусыня?
– Сдержу и отдам, – сказал король, – и буду всегда рад приветствовать тебя на своей земле, даже если у меня останется всего один акр.
– Я вижу, ты честный и добрый старик, – говорит тогда юноша. – Счастье твое, что ты сдержал слово, не то гусыне твоей больше б никогда не летать!
– Ах, да кто же ты такой? – спрашивает король юношу уже во второй раз за это утро.
И слышит ответ:
– Я святой Кевин.
– О Господи! – восклицает король и падает на колени, конечно, с великим трудом, так как старые кости его уже не слушались. – Стало быть, выходит, я все утро разговаривал тут и вел беседу с самим святым?
– Ну да, – говорит святой Кевин.
– А я-то думал, что говорю с простым, скромным парнем!
– Я переоделся, – говорит святой, – вот ты меня и не узнал. А пришел я, король О'Тул, чтобы испытать тебя. И я убедился в это утро, что ты честный и добрый король, потому что ты сдержал слово, данное простому лудильщику, за которого ты меня принял. И за это я тебя награжу: пусть твоя гусыня останется молодой!
Вот какая история приключилась со старым королем О'Тулом, хотите верьте, хотите нет.
Поле ромашекВ один солнечный денек – то был не простой денек, а праздник, самый любимый в Ирландии весенний праздник – Благовещенье – вдоль живой изгороди по солнечной тропинке прохаживался молодой паренек. Звали его Том Фитцпатрик. Гуляя по полю, он вдруг услышал негромкое тук-тук, тук-тук, где-то у самой земли за изгородью.
«Неужели каменка щелкает? – подумал Том. – Для нее будто бы рановато!»
И Тому захотелось взглянуть на раннюю пташку, чтобы своими глазами убедиться, правильно он угадал или нет. Вот он подкрался на цыпочках к изгороди, раздвинул кусты и… И увидел, но только не пташку, а огромнейший, прямо с ведро, бурый глиняный кувшин.
Однако самое удивительное было другое: рядом скувшином сидел маленький-премаленький, совсем крошечный старичок. На нем был замусоленный, затасканный кожаный фартук, а на голове красовалась маленькая треуголка.
У Тома на глазах старичок вытащил из-под себя деревянную скамеечку, встал на нее и маленьким кувшинчиком зачерпнул в большом кувшине, потом поставил полный кувшинчик рядом со скамеечкой, а сам сел на землю возле большого кувшина и начал прибивать каблук к башмаку из грубой коричневой кожи – тук-тук, тук-тук.
Это и было то самое «тук-тук», что услышал Том.
«Силы небесные! – воскликнул про себя Том. – Лёпрекон! Ей-ей, лепрекон! Слыхать-то я про них слыхал, но вот не думал, что они на самом деле встречаются!»
Вы уж, наверное, догадались, что Том имел в виду веселого эльфа-сапожника, которого в Ирландии называют лепрекон. Но самое интересное, что лепреконы умеют шить башмак только на одну ногу – или на правую, или на левую, – так, во всяком случае, о них говорят.
«Мне удача! – подумал Том. – Только теперь нельзя с него глаз спускать, а не то он исчезнет, словно его и не бывало».
И Том подкрался к лепрекону поближе тихо-тихо, словно кошка к мышке, а сам глаз с него не спускал.
– Бог в помощь, соседушка, – сказал он, а сам уж руку протянул к маленькому сапожнику.
– Спасибо на добром слове, – ответил лепрекон, поглядев на Тома.
– Вот только дивлюсь я, чего это вы в праздник работаете! – говорит Том.
– Это уж мое дело, – отвечает старикашка.
– А не будете вы так любезны сказать, что у вас в этом большущем кувшине?
– Отчего ж не сказать, – говорит старичок с ноготок. – В нем прекраснейшее пиво.
– Пиво? – удивился Том. – Гром и молния! Где это вы его раздобыли?
– Где я раздобыл его? Сам сделал! А из чего, угадай!
– Ну, ясно из чего, – говорит Том. – Из хмеля да из солода, из чего же еще.
– А вот и промахнулся! – говорит старичок с ноготок. – Из вереска!
– Из вереска? – удивился Том еще больше, да так и прыснул со смеху. – Ты, видно, за дурака меня принимаешь, так я и поверил, что из вереска!
– Не хочешь – не верь, – говорит старичок. – Но я тебе правду сказал. Ты разве не слыхал историю про датчан?
– Ну, слыхал, а что, собственно, про них слыхать-то? – спросил Том.
– Когда датчане в старину жили на нашем острове, они научили нас варить пиво из вереска, и с тех пор моя семья хранит этот секрет.
– Ну и умный вы народец! – воскликнул Том. – А попробовать твое пиво можно? – спросил он.
Но маленький старикан глянул на него сердито и, нахмурившись, ответил:
– Лучше вам, молодой человек, беречь отцовское добро, чем приставать к честным людям с глупыми вопросами! Оглянись-ка! Не видишь разве, в твой овес забрались коровы и весь его потоптали. —
И с этими словами старичок указал пальцем на что-то у Тома за спиной.
Том от неожиданности чуть было не обернулся. Да хорошо, вовремя спохватился, протянул руку – и хвать малышку лепрекона.
Да вот беда: впопыхах он опрокинул кувшин с вересковым пивом, а стало быть, ему уж не отведать его никогда в жизни! Том ужасно рассердился на старичка лепрекона и пригрозил, что отомстит ему за такие шутки, если лепрекон не покажет, где прячет свои сокровища.
Том был уверен, что у каждого лепрекона, так же, как у всех эльфов – в Ирландии их называют еще дини-ши, – зарыт где-нибудь в укромном месте кувшин с золотом.
– Ну, так где же твое золото? – очень грозно спросил Том.
Малютка сапожник притворился испуганным и сказал:
– Через два поля отсюда. Идем, я провожу тебя туда, раз уж так все получилось.
И Том зашагал через поле, не выпуская лепрекона из рук и не спуская с него глаз ни на секунду, хотя ему приходилось и через изгороди перелезать, и прыгать через канавы, и огибать болота.
Уф, наконец-то он добрался до широкого ромашкового поля, и лепрекон, указав на высокую ромашку, сказал со вздохом:
– Рой здесь и найдешь большой кувшин. В нем полным-полно золотых гиней.
Но вот досада, в спешке Том позабыл захватить с собой лопату. Что же теперь делать?
Подумав, он решил, что не остается ничего другого, как бежать домой за лопатой. А чтобы не ошибиться, где потом копать, он достал из кармана красную ленточку и обмотал стебель той ромашки, на которую указал лепрекон. Но тут у него родились кое-какие сомнения, и он сказал лепрекону:
– Поклянись, что не снимешь мою ленточку с этой ромашки!
Лепрекон поклялся верой и правдой, что пальцем не тронет ее, и спросил очень вежливо:
– Надеюсь, я больше не нужен вам?
– Нет. Дело сделано, теперь можешь идти. Скатертью дорожка, желаю удачи.
– Будь здоров, Том Фитцпатрик, – сказал лепрекон. – Пусть на пользу пойдет тебе мое золото, когда ты его откопаешь.
Том опустил маленького сапожника на землю, и тот отправился восвояси.
А Том, как вы сами можете себе представить, кинулся со всех ног домой, нашел лопату и вернулся тут же на ромашковое поле.
Но что это? Что увидел он, вернувшись на поле?
Лепрекон свое слово сдержал: красной ленточки Тома он не трогал, что верно, то верно. Но зато обвязал точно такой же красной ленточкой стебель каждой ромашки на поле!
Бедняга Том! Что же ему теперь оставалось – перекопать все поле? Но это было невозможно. В поле было не меньше добрых сорока ирландских акров!
Пришлось Тому возвращаться домой с пустыми руками и с лопатой на плече.
Мудрая УнахКак вы уже знаете, жил когда-то в Ирландии герой-великан по имени Кухулин. И еще один герой, такой же задиристый вояка, только ростом поменьше, по имени Финн.
Каких только историй не рассказывали про этих двух героев, про их свирепые битвы и смелые дела! Но мы-то вам поведаем совсем иную историю. Скорей всего, это не очень правдивая история, а просто сказка про великанов, какую придумали, устав рассказывать про их геройские дела и желая над ними посмеяться.
Да, так вот, Финн жил в большом доме на самой вершине крутой горы. Нельзя сказать, чтобы это было такое уж удобное место для жилья: откуда бы ни дул ветер, на вершине горы всегда было очень ветрено. К тому же когда Финна не было дома, его жене, Унах, приходилось самой ходить за водой, а для этого надо было спуститься к подножию крутой горы, где протекал ручей, и потом с полными ведрами лезть наверх. Не так-то это легко, как вы сами себе можете представить.
И все-таки в одном отношении место, где стоял дом Финна, было очень удобное: с вершины горы Финну были видны все четыре стороны – и север, и юг, и запад, и восток. Поэтому, когда кому-нибудь из его врагов приходило в голову нанести ему визит, он знал об этом заранее. А Финн был не из тех, кто любит неожиданные визиты и всякие сюрпризы.
Правда, он мог и другим путем узнать, что его ждет. Для этого ему достаточно было засунуть в рот палец, нащупать последний зуб с правой стороны, и он тут же узнавал, что вскоре должно произойти.
И вот в один прекрасный день, когда Финн и его жена Унах мирно сидели за столом, Финн невзначай засунул палец в рот и тут же побелел, точно снег в январе.
– Что случилось, Финн? – спросила его жена Унах.
– О горе мне и погибель! Он идет сюда, – ответил Финн, как только вынул палец изо рта и смог заговорить.
– Кто идет сюда? – удивилась Унах.
– Ужасное чудовище Кухулин! – ответил Финн, и при этом вид у него стал совсем унылый, точно дождливое воскресенье.
Унах прекрасно знала, что хоть муж ее и был настоящим великаном, ростом с хорошую башню, однако Кухулину он и в младшие братья не годился. Меньше всего на свете хотел бы Финн встретиться с таким противником! Все окрестные великаны побаивались Кухулина. Когда он сердился и топал ногой, весь остров содрогался. А однажды он так хлопнул кулаком по шаровой молнии, что в лепешку ее превратил! И с тех пор всегда носил ее в кармане, чтобы показать любому, кто полезет с ним в драку.
Спорить не будем, с любым другим великаном Финн мог бы выступить на равных, но только не с Кухулином. В свое время он расхвастался, что пусть, мол, Кухулин только сунется, он ему покажет! И вот теперь – о горе ему и погибель! – Кухулин близко, и встречи с ним не избежать.
– Если я спрячусь от него, – сказал Финн, – я стану посмешищем у всех великанов. А драться с чудовищем, которое может одним ударом кулака превратить шаровую молнию в лепешку, – нет уж, увольте! Уж лучше как-нибудь его перехитрить. Но только вот как?
– А далеко он сейчас? – спрашивает у Финна жена.
– Около Данганона, – отвечает Финн.
– А когда он должен быть здесь? – спрашивает Унах.
– Завтра к двум часам дня, – отвечает Финн и со стоном добавляет: – Мой большой палец говорит мне, что от встречи с ним на этот раз мне не уйти.
– Ну-ну, дорогой! Не унывай и не вешай носа, – говорит Унах. – Посмотрим, может быть, мне удастся выручить тебя из беды.
– Выручай, голубушка! Ради всех святых выручай! А не то он меня или зажарит, как зайца, или осрамит перед всеми нашими великанами. О бедный я и несчастный!
– Стыдись, Финн! – говорит Унах. – Хватит ныть да причитать. Видали мы таких великанов! Молнию в лепешку, ты говоришь? Ну что ж, мы его тоже лепешкой угостим, от которой все зубы у него заболят! Не зови меня больше своей верной Унах, если я не обведу вокруг пальца это грозное чудовище.
С этими словами Унах вышла из дому и вскоре вернулась с грудой большущих плоских сковородок – на таких железных сковородках обычно пекут ячменные лепешки или плоские хлебы.
Унах замесила побольше теста, чтобы хватило на все сковородки. Однако очень странные лепешки она испекла. Во все лепешки, кроме одной, самой большой, величиной, наверное, с колесо от телеги, она сунула в середину по железной сковороде и так запекла их. А когда лепешки остыли, спрятала их в буфет. Затем приготовила большой сливочный сыр, сварила целую свиную ногу, поставила ее студить и бросила в кипящую воду один за другим с дюжину вилков капусты.
Уже настал вечер – вечер накануне того дня, когда должен был прийти Кухулин. И вот последнее, что сделала Унах, – она разожгла яркий костер на одном из соседних холмов, что стоял ближе к дороге, засунула по два пальца в рот и три раза громко свистнула.
Это означало, что для странников дом Финна гостеприимно открыт – такой обычай был у ирландцев еще с незапамятных времен. И Унах хотела, чтобы Кухулин услышал ее.
На другой день с самого утра Финн стоял уже на страже, и, когда он увидел в долине высоченного, как церковная колокольня, своего врага Куху-лина, он бросился бегом домой и влетел в комнату, где сидела Унах, белее сливочного сыра, который она приготовила для высокого гостя.
– Он идет! – дрожащим голосом сообщил Финн.
– Ах, право, Финн, ну что ты так разволновался, – с улыбкой сказала Унах. – Пойдем-ка со мной! Видишь эту колыбель? Наши дети давно уже выросли из нее. Вот тебе моя ночная рубашка и чепец – они вполне сойдут за детские. Надевай их и ложись в колыбель, подожми ноги, и как-нибудь ты уж уместишься в ней, а я накрою тебя одеялом. Только смотри лежи и помалкивай, что бы ни случилось. Сегодня ты должен разыгрывать роль грудного младенца.
Финн послушно все выполнил, но когда в дверь его дома раздался громкий стук, он так и задрожал, лежа в своей колыбели.
– Заходи и будь желанным гостем! – крикнула Унах, открывая дверь чудовищу ростом вдвое больше, чем ее Финн.
Как вы уже, наверное, догадались, это был великан Кухулин.
– Мир дому сему, – сказал он громовым голосом. – Это здесь проживает знаменитый Финн?
– Ты угадал! – сказала Унах. – Входи, располагайся как дома, добрый человек.
– А вы, часом, не госпожа Финн будете? – спрашивает Кухулин, входя в дом и усаживаясь на широкий стул.
– Ты опять угадал. Я жена славного и могучего великана Финна.
– Знаем, знаем, о нем давно идет слава знаменитого великана Ирландии. Что ж, а перед тобой сейчас тот, кто пришел сразиться с ним в честном бою!
– Ах ты, Господи! – всплеснула руками Унах. – Вот досада, а он сегодня еще на рассвете покинул дом. До него дошла весть, что огромное чудовище, по имени Кухулин, ждет его у моря на северном берегу, ну, знаешь, там, где ирландские великаны строят плотину, чтобы посуху добираться до Шотландии. Клянусь небом, не хотела бы я, чтобы этот бедный Кухулин встретился сегодня с моим Финном. Он сегодня в такой ярости, что сотрет его в порошок!
– Да будет тебе известно, что Кухулин – это я. И я пришел к Финну, чтобы сразиться с ним, – сказал Кухулин, хмурясь. – Вот уже двенадцать месяцев, как я гоняюсь за ним, и не он меня, а я его сотру в порошок!
– О Господи! Наверное, ты никогда не видал моего Финна? – сказала Унах, покачав головой.
– Как же я мог видеть Финна, – сказал Кухулин, – если он всякий раз удирает у меня из-под носа, точно бекас на болоте?
– Это кто же – Финн удирает у тебя из-под носа, несчастная ты малявка! – говорит Унах. – Да клянусь честью, то будет самый черный день в твоей жизни, когда ты повстречаешься с Финном! Остается только надеяться, что буйное настроение его к тому времени немного утихнет, а не то придется тебе распрощаться с жизнью. Можешь сейчас отдохнуть здесь, но когда ты уйдешь, клянусь всеми святыми, я буду молиться за тебя, чтобы никогда тебе не встретиться с моим Финном!
Тут Кухулина начало разбирать сомнение: не зря ли он пришел в этот дом? Они помолчали немного, потом Унах заметила:
– Ну и ветер сегодня! Дверь так и хлопает, и очаг дымит. Вот жалко, Финна нет дома, он бы помог мне, как всегда в такую погоду. Но раз уж его нет, может быть, ты мне окажешь эту маленькую услугу?
– Какую услугу? – спросил Кухулин.
– Да всего-навсего повернуть дом лицом в другую сторону. Финн всегда так делает, когда дует сильный ветер.
Тут Кухулина одолели еще большие сомнения. Однако он поднялся и вышел следом за Унах из дома. Но сначала он трижды потянул себя за средний палец правой руки – в этом пальце таилась вся его сила! – а потом, обхватив дом руками, повернул его, точно как просила Унах.
Финн, лежа в колыбели, чуть не умер от страха, потому что на самом деле ни разу за все годы, что он был женат на Унах, она не просила его ни о чем подобном.
Унах улыбнулась Кухулину и небрежно поблагодарила его, точно повернуть дом было все равно, что закрыть дверь.
– Раз уж ты настолько любезен, – сказала она, – может, ты еще одну услугу мне окажешь?
– Какую же? – спрашивает Кухулин.
– Да ничего особенного, – говорит она. – Из-за сильной засухи мне приходится очень далеко ходить за водой, к самому подножию горы. Вчера вечером Финн обещал мне, что раздвинет горы и перенесет источник сюда поближе. Но он в такой спешке покинул дом, бросившись тебе навстречу, что совершенно забыл об этом. Если бы ты хоть чуточку раздвинул скалы, я бы мигом достала воды и приготовила тебе обед.
Кухулину не очень-то по вкусу пришлась такая просьба. Он поглядел на горы, трижды потянул себя за средний палец правой руки, потом опять посмотрел на горы и опять трижды потянул себя за средний палец правой руки. Но этого оказалось мало.
Взглянув в третий раз на горы, он в третий раз трижды потянул себя за средний палец правой руки – итого девять раз! – и только тогда ему удалось проделать в горе большую трещину, в милю длиной и в четыреста футов глубиной.
Эта трещина сохранилась и по сей день – она называется Ламфордское ущелье.
– Большое тебе спасибо, – сказала Унах. – А теперь пойдем в дом, и я мигом приготовлю обед. Финн никогда не простит мне, если я отпущу тебя без обеда. Хоть вы с ним и враги, но нашей скромной трапезой ты не должен пренебрегать.
И Унах выложила на стол холодную свиную ногу, свежего масла, сняла с огня готовую вареную капусту и наконец достала из буфета большие круглые лепешки, которые испекла накануне.
– Милости прошу, не стесняйся, – сказала она Кухулину.
Кухулин начал со свиной ноги, потом взял вареную капусту и наконец большую круглую лепешку. Разинув пошире рот, чтобы отхватить кусок побольше, он свел челюсти и тут же взревел не своим голосом:
– Сто чертей и одна ведьма!
– Что такое? – спросила Унах.
– Такое, что двух лучших зубов моих как не бывало! Что за хлеб ты мне подсунула?
– О, – сказала Унах, делая вид, что она очень удивлена, – обыкновенный хлеб! Не только Финн, но даже его дитя в колыбели ест такой хлеб!
С этими словами Унах взяла со стола самую большую лепешку, в которой, как вы помните, не было железной сковороды, подошла к колыбели и протянула лепешку Финну.
Кухулин внимательно следил за ней и увидел, как дитя в колыбели откусило от лепешки огромный кусище и принялось жевать его.
– Попробуй теперь другую лепешку, дорогой Кухулин, – предложила Унах, покачав сочувственно головой. – Может, она будет помягче.
Но и в другой лепешке тоже была запечена сковорода. Кухулин взревел еще громче прежнего. Так громко, что Финн в колыбели задрожал от страха и даже застонал.
– Ну вот, ты испугал ребенка! – сказала Унах. – Если тебе не по зубам этот хлеб, сказал бы тихонько, зачем же так кричать?
Но Кухулину было не до ответов. Он подумал о странных порядках в этом доме, который надо поворачивать то в одну, то в другую сторону; о горах, которые надо раздвигать, и об этом странном ребенке, который из колыбели еще не вышел, а уже как ни в чем не бывало жует железный хлеб!.. И сам задрожал от страха. Похоже, ему и впрямь повезло, что он не застал Финна дома. Выходит, значит, все, что говорила ему Унах, была правда!
И Кухулин, не попрощавшись и не сказав даже спасибо за обед, припустил вниз с крутого холма, на котором стоял дом Финна, и бежал без оглядки, пока и зеленые горы, и Ламфордское ущелье не остались далеко позади.
А Финн вылез из колыбели, и они с Унах прекрасно поужинали всем, что осталось от обеда, который мудрая Унах приготовила для Кухулина.