Текст книги "Хроники длинноволосых королей"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
КОРОЛЕВСТВО ИРЛАНДИИ
История Ирландии еще туманней, чем предания о происхождении прочих варварских королевств. В «Книге захватов Ирландии» [85]85
Отрывок из «Книги захватов Ирландии» доступен читателю в переводе С. В. Шкунаева – Предания и мифы средневековой Ирландии. М., 1991. С. 49–59.
[Закрыть] события и генеалогии изложены весьма подробно, но до того запутанно… что не каждому читателю под силу разобраться. Пример тому – приводимый ниже отрывок из «Топографии Ирландии», написанной в XII веке Гиральдом Уэльским. Гиральд, человек изрядной начитанности, попытался вникнуть то ли в содержание самой «Книги захватов», то ли одного из ее кратких изводов, а уж дальше оставалось только пересказать события на свой лад. История заселения Ирландии в устах Гиральда превратилась в повествование короткое и упорядоченное. Прилежный историк, Гиральд не мог отказать себе в сопоставлении сведений, почерпнутых из книг ирландцев, с тем, что ему было известно о легендарном прошлом бриттов. Подобный метод оказался весьма продуктивным. Гиральд отбросил все, что ему казалось нестройным и неправдоподобным, украсил повествование цитатами из Лукана [86]86
В русском тексте воспроизводятся по переводу Л. Е. Остроумова.
[Закрыть] , Овидия и Горация, заменил некоторые имена (так, Туан мак Кайриль превратился в Руана), а в остальном, сохранил поступательный ход ирландской истории. Начиная с 1183 года Гиральд побывал вместе со своими братьями в Ирландии дважды, так что его записи 1185–1188 годов – рассказы очевидца, наблюдавшего за покорением страны. Гиральд, как человек, подвизавшийся при дворе Генриха II, правителей Ирландии за королей, собственно, не считал, другое дело те, кто был увенчан короной Англии или Франции. На беду, Гиральд был не чужд высокого стиля, а его покровитель Болдуин, архиепископ Кентерберийский, поощрял в нем это качество. Поэтому после 1188 года Гиральд перерабатывал свой труд неоднократно, добавляя, расширяя, украшая, обильно цитируя подходящие места из Отцов Церкви и классиков. Короче, книга раздулась вдвое, а содержание оказалось чрезмерно разбавлено и приправлено нудой. К счастью, изначальная, вполне стройная версия известна по трем рукописям XII, XIII и XV веков, одна из которых была переписана рукою ирландца, и именно этот текст мы предлагаем вниманию читателей.
Определенную сложность составляет передача имен, разумнее всего норвежцев называть именами норвежскими, бриттов – британскими, а ирландцев – ирландскими (в особенности если последние удается опознать). Для перевода была выбрана самая ранняя версия «Топографии», написанная в период с 1185 по 1188 год.
О первом заселении Ирландии, а именно о Цезаре, внучке Ноя, обосновавшейся там еще до Потопа
Согласно древнейшим историям Ирландии, Цезара, Ноева внучка, узнав о скором приближении Потопа, вместе со своими сотоварищами отправилась в бегство по морю – прямо к расположенным на крайнем западе островам, прежде не заселенным людьми; уповала она, что земли, не несущие на себе отпечатка греха, избегут карающего возмездия Потопа. Она, отправившись в плавание вместе с тремя мужчинами и пятьюдесятью женщинами, потеряв во время кораблекрушения всех своих спутников, за год до Потопа случайно добралась до берегов Ирландии на оставшемся корабле. И хоть она проявила немалую проницательность и врожденную женскую прозорливость, пытаясь избежать рока и уготованной горькой участи, однако никому не суждено было миновать погибели. Берег, куда впервые пристал ее корабль, прозывается берегом корабельным, а то место, где похоронена сама Цезара, и по сей день называют Цезаревой могилой. Само собой, справедливо вызывает сомнение, как же сохранилась память обо всех, кого уничтожил Потоп, равно как и о делах их, свершенных и замышлявшихся, однако те, кто первыми записывали эти истории, видели все своими глазами. Право же, я тут выступаю как обстоятельно изучающий истории, а вовсе не как ниспровергатель оных. Но ведь и история сохраняется куда лучше, если она запечатлена в чем-то материальном – будь-то камень или кирпич – или вот как, например, пишут у них, что музыка была изобретена еще до Потопа.
О втором, то есть Бартолановом, заселении, происшедшем через триста лет после Потопа
Утверждают, что, как минуло три сотни лет после Потопа, Бартолан, сын Сера, из колена Иафета, Ноева сына, вместе с тремя своими сыновьями и их женами нарочно или случайно, то есть заблудившись в пути или желая обосноваться в наиболее подходящем месте, достиг берегов Ирландии. Его трех сыновей звали Лангнин, Салан и Рутуруг. Они, назвав своими именами вещи весьма выдающиеся, удостоились вечной памяти и пребывают в стране, словно живые. По первому сыну стало называться озеро Лагилин, по второму – высокая гора, возвышающаяся над морем, разделяющим Ирландию и Британию, получила имя Саланга. Прошли века, и у ее подножия был возведен достопочтенный монастырь Святого Доминика, и с тех пор она стала называться горой Доминика. Нам не удалось найти почти никаких следов деяний, сохранившихся со времен Бартолана, кроме четырех огромных озер, внезапно появившихся из недр земли, и четырех диких чащ, вырубленных и выкорчеванных ради занятия земледелием, беспрестанными и неисчислимыми трудами превращенных в пахотную целину. В те времена почти вся земля, за исключением разве что редких гор, была покрыта густыми лесами и дикими, плодоносившими чащами: едва ли можно было найти поле под пахоту. Да и по сей день поля встречаются редко, не то что лес, который повсюду. У Бартолана вместе с его сыновьями и внуками приумножалось добро и прирастало семейство. Сообщают, что спустя триста лет после того, как они высадились на острове, в роду их потомков насчитывалось девять тысяч мужчин. Они одержали победу в великой войне с гигантами, однако… процветание смертных не может длиться вечно. Ведь «высшие блага легко вы даете, о боги, – но трудно // вам этот дар защищать!», [87]87
Лукан. «Фарсалия». I, 510–511.
[Закрыть]ведь «…ограничила этим пределом // рост благоденствия воля богов…», ведь «рушат громады себя», ведь «судеб завистливых ряд, не дающий великому долго // выстоять; тяжкий распад от его непомерной громады». [88]88
Лукан. «Фарсалия». I. 81–82 и 70–71.
[Закрыть]Так вот, их род был полностью истреблен внезапной эпидемией, ибо тела убитых гигантов наполнили воздух заразой. От этой эпидемии, как утверждают, спасся только Руан, и этот Руан, как рассказывается в древнейших историях, прожил намного дольше, чем в это можно поверить – дожил до времен святого Патрика и был окрещен им. Он-то и был истинным повествователем истории Ирландии, и поведал самому святому Патрику обо всех делах, которые из-за своей древности оказались погребены в недрах памяти. Ибо все, что запечатлено в душе, стареет от времени и пренебрежения. Этот самый Руан, который был словно отнят у смерти, чтобы продолжать жить, не обрел мира, и хотя срок его жизни оказался куда больше обычного и привычного течения бытия земного, однако он не избежал участи, которая уготована жалкой плоти.
О третьем заселении Ирландии, или О Немеде, прибывшем вместе с четырьмя своими сыновьями из Скифии
После того как Бартолана и все его потомство уничтожила безжалостная и нескончаемая чума, землю некому было возделывать до тех пор, пока к берегам опустошенной страны не пристал Немед, сын Агоминия, по происхождению скиф, вместе с четырьмя своими сыновьями. Старн, Йарбонель, Аннинд и Фергус – вот его сыновья. Во времена этого самого Немеда внезапно и непредвиденно появились четыре озера, множество чащ и лесов были превращены в пахоту и пастбища. С пиратами, которые опустошали берега Ирландии, он вел четыре кровопролитные войны и во всех одержал победу. В один из дней он почил на острове, расположенном на юг от Ирландии, оставив этому острову в извечное наследство свое имя. Сыновья Немеда, его внуки и правнуки за короткий срок столь приумножились, что от изобилия распространились по всему острову, заселив даже самые отдаленные уголки. Но поскольку «все тяжелее становится вещам, что приумножаются от времени», и за столь короткое время их число так увеличилось, то от внезапных и нежданных событий конец их был куда как более быстрым, чем появление. От постоянных войн с гигантами, которые в те времена во множестве населяли остров, различных болезней и эпидемий большая часть их за короткое время погибла. Оставшиеся же, решив избежать неминуемой угрозы обрушившихся на них бедствий, отправились на кораблях кто в Скифию, а кто в Грецию. Двести семьдесят лет род Немеда владел Ирландией, и двести лет после него она оставалась покинутой (незаселенной).
О четвертом заселении, о пяти братьях и сыновьях Делы
Следуя череде событий, пять вождей, которые были родными братьями и приходились сыновьями Деле, из числа тех самых потомком Немеда, что обосновались в Греции, приплыли в Ирландию. Обнаружив, что страна пуста, они поделили ее между собой на пять равных частей, главы которых сходились у некоего камня, расположенного в Меди или Меате, неподалеку от замка Киллайре, и камень этот назывался пупом Ирландии, поскольку был помещен в центре и посредине ее земель. Да и Меатом названа эта область Ирландии потому, что расположена прямо в центре (in medio) самого острова. Однако она не принадлежит к числу тех пяти областей Ирландии, о которых мы говорили выше.
О том, как эти пятеро братьев впервые поделили остров на пять областей
Когда эти пятеро братьев, а именно Ганн, Генанн, Сенганн, Рудрайге и Сланга, разделили остров на пять областей, каждый стал владеть своей частью и наделом в Меди, где стоял вышеупомянутый камень. Ведь поскольку эта область с самого начала отличалась прекрасными пастбищами и изобильным плодородием, никто не хотел заполучить ее в единоличное владение.
О первом единоличном правителе Ирландии, то есть о Сланге
Время шло, и в короткий срок переменчивой судьбе было угодно распорядиться так, чтобы Сланга стал единоличным правителем всей Ирландии. Поэтому он и называется первым королем Ирландии. Он первым объединил все пять наделов Меди и передал ее королевскому престолу. Поэтому, отделенная от пяти областей и объединенная Слангой, Меат и по сей день сама по себе и не находится во власти ни одной из областей. Со времен Сланги в каждой из пяти областей насчитывается тридцать два «кантареда», а в Меате – только шестнадцать. Всего же в Ирландии дважды восемьдесят и шестнадцать «кантаредов». «Кантаред» – это слово на языках Британии и Ирландии обозначает участок земли, на котором располагается сто поместий. Из рода этих братьев и их потомков девять королей наследовали один другому, однако недолго; и около тридцати лет они правили. Сланга был похоронен в Меате на горе, которая с тех пор носит его имя.
О пятом заселении, а именно о четырех сыновьях короля Миля, прибывших из пределов Испании. И о том, как Зримой и Эбер поделили между собой королевство
После того как народ их был истреблен по большей части и приуменьшился вследствие междоусобных распрей, а главное из-за той войны, которую они с огромными потерями вели с другими отпрысками Немеда, приплывшими из Скифии, из пределов Испании с флотом в шестьдесят кораблей приплыли четверо благородных сыновей короля Миля. И они быстро завоевали весь остров, жители которого не в силах были сопротивляться. По прошествии времени двое из завоевателей, наиболее выдающиеся, а именно Эбер и Эримон, поделили королевство между собою на две равные части. Эримон получил южную половину, а Эбер – северную.
О распре между братьями и о том, как, убив Эбера, Эримон первым стал единоличным повелителем ирландского народа
После того как некоторое время они счастливо и благополучно правили вместе, однако («верности нам не знавать в соучастниках власти, и каждый // будет к другим нетерпим») слепая заносчивость, мать зла, понемногу разрушила и узы братства, и узы мира, внесла раздор, все перемешала и перевернула. И вот после различных стычек между братьями и войн, которые они вели друг с другом, Эримон вышел победителем, в последнем сражении он убил Эбера и получил королевство в единоличное управление. Он был первым единоличным правителем ирландского народа, который по сию пору населяет остров. Согласно одним, ирландцы (Heberaienses) получили свое название от Эбера (Heber), но, скорее, следует принять мнение других, которые считают, что они называются так от реки Ибер в Испании, откуда и прибыли. Называются они и «гойделы», и «скотты». Как сообщается в историях древности, некий Гойдел, внук Фения, после смешения языков у башни Нимрода был весьма сведущ в различных языках. За эти способности царь Фараон отдал ему в жены свою дочь Скоттию. И поскольку ирландцы, как говорят, ведут свое происхождение от этой пары, а именно Гойдела и Скоттии, то как рождены гойделами и скоттами, так и названы. Гойдел этот, как говорят, сочинил ирландский язык, который по нему и называется гойдельским, а составлен оный из всех языков. Скотией же называется северная часть Британии, ибо известно, что народ, ее населяющий, произошел от них, ведь языком своим, одеждой, оружием и нравами они и по сию пору наглядно подтверждают свое родство.
О Гюргюине, короле бриттов, который отправил басков в Ирландию и передал им ее для того, чтобы они там селились
Как сообщается в «Истории бриттов», Гюргюин, король Британии, сын благородного Беллина и внук прославленного Бренния, возвращаясь из Дании, которая когда-то была покорена его отцом и ныне, после восстания, была сокрушена и усмирена им самим, возле Оркадских островов обнаружил флот, который вез басков из Испании. Когда их вожди предстали перед королем, а он поинтересовался у них причиной их появления, они предложили ему указать им на западе землю, где обосноваться. И поскольку всеми силами они настоятельно требовали, чтобы он выделил им какую-нибудь землю на поселение, король, посоветовавшись со своими, отдал им для поселения тот самый остров, который уже получил название Ирландия, но пустовал и был им облюбован. Из числа своих мореходов он дал им предводителей. «…»
О природе, нравах и облике этого народа
Мне кажется, будет нелишним рассказать здесь немного о телесном и душевном устроении, то есть о внешнем и внутреннем облике этого народа. Люди эти с самого своего рождения воспитываются и взращиваются не должным образом. Так, за исключением грубой пищи, да и то в том количестве, чтобы только не умереть с голоду» они не получают от родителей ничего. Все остается на усмотрение природы: в люльки их не укладывают, в пеленки не заворачивают, купают редко, члены обмывают не чаще, а о том, чтобы выправлять, – и не заботятся вовсе. Повивальные бабки теплой водой не пользуются, носы не выправляют, лица не разглаживают, голени не вытягивают. Лишь природа создает их, как умеет, безо всякого постороннего вмешательства, сочленяет все части тела или не сочленяет. И поскольку она действует сама по себе, то не перестает творить и создавать до тех пор, пока ее заботами не появляются на свет и не вырастают с годами могучие, рослые и пропорционально сложенные тела людей красивых и наделенных приятной внешностью.
Далее, хотя их никак не счесть обделенными природой, однако одеждой и внутренним обликом их можно причислить только к варварам. Они пользуются тонкими шерстяными, сделанными по-варварски тканями, почти всегда черными, ибо в их стране водятся черные овцы. Они понемногу привыкли к капюшонам, которые свешиваются у них через плечи назад примерно на локоть в длину, или около того, сшитые из многочисленных лоскутов различных тканей. А ниже носят шерстяной фаллах, нечто наподобие верхнего платья, и то ли шаровары, заканчивающиеся сапогами, то ли сапоги, превращающиеся в штаны. И все это раскрашено у них в разные цвета. А еще при верховой езде не пользуются седлами, поножами и шпорами. В руках они держат шест с крюком на конце, которым стреноживают и направляют коней. Уздечки у них служат и уздой, и удилами, причем такие, что они вовсе не мешают кормиться лошадям, привыкшим постоянно щипать траву.
Кроме того, сражаться они отправляются голыми и без доспехов. Доспехи они считают обузой, а сражаться налегке – отважным и почетным. Они используют только три вида оружия: недлинные копья, двойные дротики, в чем они следуют обычаям басков, а также широкие, изготовленные с большой тщательностью и заточенные секиры, которые они переняли у норвежцев, или «остманов», – о них будет сказано ниже. Когда ничто другое не помогает, они обрушивают на врагов град камней величиной с кулак, наносящих большой ущерб, ибо они метают точнее и дальше, чем пращники прочих племен. Народ этот дикий и негостеприимный, питается одним зверьем и живет как зверье, они еще не расстались с пастушеским образом жизни. Ведь род человеческий из лесов подался на поля, из полей в деревни, из деревень в города. А это племя полевыми работами брезгует, городскими выгодами пренебрегает, гражданское право и вовсе попирает, так что и по сей день придерживается своего образа жизни в лесах и на пастбищах и никак не может от этого отвыкнуть.
Поля они повсюду используют как пастбища, дают им зарасти цветами, мало о них заботятся, а засевают и того реже. Есть совсем немногие обрабатываемые поля, да и те заброшены теми, кто их должен возделывать, многие же заботами природы остаются плодородными и изобильными. Пахота стоит невостребованная, прекрасные поля – а обрабатывать некому, «рук не хватает для пашни». [89]89
Лукан. «Фарсалияж 1. 29. 230
[Закрыть]Плодоносных деревьев встречается совсем мало, и в том нет вины почвы, а причина одна – пренебрежение тех, кто о ней должен заботиться. Заморские же виды деревьев, которые прекрасно растут на этой земле, из-за праздности и вовсе не сажают. Различные виды металлов, которые заключены в подземных жилах, они из-за своей лени не используют и не добывают. Даже золото, до которого они жадны, словно испанцы, доставляют из-за океана торгующие с ними купцы. Они не прядут, не ткут, не занимаются торговлей, не посвящают себя ремеслам. Они преданы одной праздности, склонны к одной только лени, наибольшее наслаждение для них – ничего не делать, ценнейшее богатство – наслаждаться свободой.
Народ этот можно назвать варварским не только из-за образа жизни, но также из-за бороды волос, отпущенных безо всякой заботы, прямо как у нынешних модников, и все их нравы по сути своей варварские. Но поскольку нравы складываются при общении, а это племя живет едва ли не в другом мире, в местах, наиболее удаленных от прочих благоразумных и нравственных людей, то они как родились в своем варварстве, так ничего другого и не видели, и не знают – к нему привыкли и с ним сроднились. Все, что им дано от природы, – совершенно; все, к чему надо прилагать усилия, у них отвратно.
О невиданном и невероятном способе утверждения короля и правителя
«…» В самой отдаленной, северной области Ольстера, Тирконнелле, обитает племя, у которого в обычае избирать себе короля самым варварским и нечеловеческим образом. Когда весь народ этой страны собирается вместе, приводят белую скотину, ставят посредине, и тот, кто должен быть возведен на престол, не как правитель, а как зверь, не как король, а как преступник на глазах у всех подходит, словно хищник, рыскающий в поисках добычи. Скотину тут же убивают, рубят на части и варят, а в наваре, который получился с нее, ему готовят ванну. Сидя в оной, он вкушает от мяса, а стоящие вокруг разделяют с ним трапезу. А еще он обязан пить этот навар, причем не зачерпывая его сосудом или руками, а заглатывая и поглощая жидкость одним только ртом. И вот по завершении этого неправедного обряда он получает королевское достоинство и власть.
О том, что на острове много вовсе некрещеных, которые ничего не знают об учении Христовом
Хотя в этой стране христианство обосновалась давным-давно и весьма окрепло, в отдаленных ее уголках и по сию пору остается множество некрещеных, до которых из-за нерадивости пастырей до сих пор не было донесено христианское вероучение. Некие мореплаватели, коих как-то в пору Четыредесятницы бурей занесло в северные и неизведанные воды Коннахтского моря, обнаружили, что находятся около небольшого острова, там они едва смогли стать на якорь, хотя и привязали к нему три веревки и пытались бросать неоднократно. Они провели там три дня, покуда бушевала буря, наконец воздух стал чистым, а море спокойным, и тут неподалеку они увидели землю, им вовсе неизвестную. Спустя немного времени оттуда появилось небольшое суденышко, которое направилось к ним. Оно было узкое и продолговатое, сделано из прутьев, покрыто и обшито снаружи шкурами животных. В нем было два человека, абсолютно голых, если не считать того, что их тела стягивали широкие кожаные пояса. По ирландскому обычаю у них были длинные бороды и космы, закинутые назад за плечи и закрывавшие большую часть тела. Узнав, что те из Коннахта и говорят по-ирландски, они пустили их на корабль. Прибывшие же удивлялись всему, что видели, так, словно это для них в диковинку. Как они сами утверждали, им никогда прежде не приходилось видеть корабль большой и деревянный и людей ухоженных. Когда им дали на обед хлеба и сыра, они, не ведая ни того ни другого, отказались от этой пищи, утверждая, что привыкли питаться мясом, рыбой и молоком. Да и одеждой они никакой не пользуются, за исключением звериных шкур, да и то при большой необходимости. Когда же они спросили команду, есть ли у тех на обед мясо, то получили ответ, что мясо в Четыредесятницу есть не дозволяется. Но о Четыредесятнице им было ничего не известно. Они не знали ни что за год сейчас, ни что за месяц, ни что за неделя, и даже названия дней им были вовсе неведомы. Когда же у них спросили, христиане ли они и были ли крещены, то ответили, что о Христе им до сей поры не было ничего известно. И так они возвратились назад, взяв с собой по куску хлеба и сыра, чтобы удивить своих, какой пищей кормятся чужаки.
