Текст книги "Восемнадцатилетний капитан"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

ГЛАВА IV. Пошел в ловушку

Когда Клаус вышел на улицу, прошмыгнула мимо него темная фигура и исчезла в тени домов.

Штертебекер ее не заметил или по крайней мере не обратил внимания, ибо душа его витала теперь далеко отсюда.

Самые смелые сны его детства, надежды отрочества должны теперь осуществиться. Его дядя Железный был храбрый моряк, и слава его гремела по всему земному шару. Он постоянно завидовал дяде, когда последний стоял на капитанском мостике, в буре и непогоде и его приказания в рупор гремели далеко кругом.

И теперь он, Клаус, сделается еще более знаменитым моряком, властелином морей, как сказал Вигбольд. Грудь его расширялась от надежд, как это только может быть у цветущего юноши, почувствующего свою силу. Он быстро шагал по темным улицам, не подозревая, что темная личность следует за ним, не отставая ни на шаг.

Госпожа фон Винсфельд жила в предместье за городом. Она была поражена, увидев своего любимого сына приходящим в такой поздний час.

– Прости меня, дорогая мать, что я нарушаю твой ночной покой. Но это необходимо было, я пришел попрощаться.

Клаус сказал это со спокойной простотой, но на мать эти слова произвели ужасное впечатление. Она испустила громкий крик ужаса.

– Клаус, мой сын! Ты хочешь оставить меня? И так неожиданно? Скажи, что случилось, что ты так скоро решился уехать?

– Это необходимо, дорогая мать, – сказал Клаус, поцеловав ее седую голову. – Я должен пуститься по свету.

– Нет, нет, мое дитя; ты еще молод, ты еще мальчик, а свет так мрачен. Ты его еще не знаешь.

– Я уже не мальчик, – гордо ответил Клаус, вытянувшись во весь рост. – Я мужчина!

Госпожа фон Винсфельд хотела что-нибудь возразить, но увидев, как гордо стоял он в сознании своей мужественной силы, цветущий и крепкий как сталь, так она должна была в душе признать, что он имеет уже право полагаться на свои силы.

– Да, мама, я это уже узнал. Свет мрачен и гораздо хуже, чем я предполагал. Последние дни познакомили меня с людской мерзостью. Но я покажу им, что мерзость всегда карается. Я еще научу их всех – высокого совета и его приспешников.

– Ради Бога, Клаус! Что ты говоришь? Ты говоришь как революционер! Ты же не посмеешь восстать против установленной власти?

Клаус должен был рассказать ей все, что случилось с ним. Он сообщил ей и о своем визите у старого учителя, но ни словом не упомянул о том, что он заглянул в будущее, чтобы не обеспокоить ее. Госпожа фон Винсфельд немного утешилась, когда она узнала, что магистр будет сопровождать Клауса в его скитаниях.

Еще один друг должен был сопровождать ее сына. Она имела собаку, по имени Плуто, не раз уже выказавшую свою преданность семейству Винсфельд. Это был красивый, крепкий немецкий дог.

Это животное госпожа Винсфельд передала сыну в спутники. Она говорила к собаке как к человеку, наказывая ей беречь сына. А Плуто слушала с такой миной, как будто она действительно все понимала. Она сначала смотрела на старуху своими умными глазами, затем вскочила к юнкеру на плечо и лизнула ему в лицо.

– Да, Плуто, пойдешь со мной, – сказал Клаус к собаке, положив ей руку на голову. – Ты будешь мне товарищем в одиночестве и тебе, может быть, когда нибудь представится случай защитить твоего господина.

Госпожа фон Винсфельд чувствовала себя немного успокоенной, положившись на обоих верных спутников ее сына. Она не знала, что уже теперь повисла новая опасность над его головой.

Детлев фон Шенк был вне себя от ярости и конфуза, причиненного ему Штертебекером, назвавшим его при всех сенаторах ростовщиком. Бегство его из ратуши, наполненной полицейскими, и прыжок из окна казались ему невозможными без помощи нечистой силы и колдовства. Он сейчас же вспомнил, что подозрительный магистр Зигбольд состоял учителем Винсфельда и решил отомстить последнему. Он расставил по всему городу своих людей, чтобы призвать их на помощь, когда и где ему нужно будет и послал отряд к дому магистра.

Его коварный замысел потерпел фиаско. Как раз в ту минуту, когда он приблизился к дому магистра, он заметил вышедшего оттуда Клауса. Он сейчас пошел следом за ним, чтобы узнать, куда его враг направляется, и поставить ему потом ловушку. Юнкер ничего не подозревал и спокойно шагал к предместью.

На отвратительном лице коварного сенатора появилась сатанинская улыбка.

– Погоди! – шипел он, сжимая кулаки. – Теперь я знаю, где ты прячешься, старая ведьма укрывает тебя. Однако дни твои уже сочтены, глупый мальчишка, твои и старой ведьмы. Ведьма? Это удачное слово. Благодарю сатане за то, что он меня надоумил. Нет ничего проще, как указать на старую женщину как на ведьму. Кто это осмелится потом обвинить сенатора фон Шенка, самого богатого человека в Гамбурге, во лжи и ложной присяге? А потом пытки уже заставят ее признать хоть самого дьявола.

С демонической улыбкой на устах темная фигура шпиона исчезла в ночной темноте, когда Клаус вошел в дом матери.

Через десять минут все окрестные дома и дворы были наполнены сотнями полицейских и солдат, долженствовавших неожиданно напасть на Клауса.

Клаус был так расстроен последним прощанием с матерью, что ни о чем не думал, в особенности о какой-нибудь ловушке, могущей быть расставленной на улице.

Как только он вышел на улицу с Плуто, собака почуяла засаду и громко залаяла. Но уже было поздно. Полицейские уже бросились со всех сторон к юнкеру. Боясь его атлетической силы, они взяли, по приказанию фон Шенка, большой мешок, который они должны были набросить ему на голову.

Чтобы сделать еще более опасным это оружие хитрости и коварства, они взяли не простой мешок, а из-под перца, чтобы не только закрыть ему глаза, но и причинить боль и страдания.

Плуто бросалась как безумная на полицейских и солдат и некоторым из них причинила значительные раны. Но она не могла противостоять против такого многочисленного вооруженного противника, и полученные ей раны заставили ее отступить. Теперь Штертебекер окончательно очутился в руках своих врагов.

– Вот так, мой милый, – издевался фон Шенк над пленником, когда солдаты хорошо связали его. – Теперь ты уже не уйдешь от нас. Будь уверен, что ты уже сгниешь в тюрьме.

Штертебекер не удостоил его ответом. Он спокойно дал увести себя, чтобы ждать потом удобной минуты, когда можно будет вернуть себе свободу. Он не допустил даже мысли, что негодяи в своей ярости могут обратить свои преследования и на седую, ни в чем неповинную мать.

Как только увели юнкера, Шенк приказал арестовать госпожу фон Винсфельд. Обвинения в колдунстве и укрывательстве бунтовщика вполне достаточно, чтобы возбудить против нее преследование.

А Клаус лежал в темнице, скованный тяжелыми кандалами, на большой цепи, прибитой к стене. Он носил на себя столько железа, что никто другой не выдержал бы этой тяжести.

Но Клаус обладал громадной силой и стальными мускулами, так что он почти не чувствовал колоссальную тяжесть. Что Совет думает сделать с ним, он не знал. Он еще не знал всю подлость человеческой натуры, не знал, что люди могут быть более жестокими, чем звери. Он был уверен, что правда скоро выяснится и обвинения свергнуты. Поэтому он совсем не пытался освободиться силой.

Так прошли два дня мрачной неизвестности, во время которых он питался только хлебом и водой. С громадным нетерпением он дожидался минуты освобождения, когда он сумеет отомстить за свой позор.

ГЛАВА V. Подлый обман

Сенатор фон Шенк сидел в своем кабинете, в кресле, погруженный в мрачные размышления. Голова его была полна забот, хотя Штертебекер валялся уже в темнице, скованный кандалами.

Он не мог быть спокоен, пока Клаус еще жив; призрак кровавой мести обиженного юнкера преследовал его всюду.

Несмотря на всю свою силу и влияние, он все-таки не мог быть уверен, что верховный суд передаст Клауса на основании возведенных на него ложных обвинений, в руки палача. Его могут только оставить в тюрьме или изгнать из родной страны.

В обоих случаях мститель останется в живых, и сенатор не может быть спокоен за свою судьбу.

Ему нужно было во что бы то ни стало умертвить своего противника, и коварный сенатор скоро нашел средство. Он узнал от своих шпионов, что Генрих Нисен предан душой и телом Штертебекеру и решил воспользоваться этим для своих мерзких целей.

Вызванный к нему Генрих был удивлен, встретив вместо строгого начальника полиции, – мягкого и жалостливого старика, каким коварный сенатор притворился.

– Мой сын, – сказал он к сыну рыбака. – Я старею и чувствую, что смерть моя близка. Теперь я бы хотел исправить свои грехи прошлого, в особенности я бы хотел загладить зло, причиненное вашему семейству и освободить Штертебекера из тюрьмы.

Растроганный мальчик, в порыве благодарности, бросился к ногам сенатора. Увидеть на свободе Штеретебекера, спасшего его отца, было его горячей мечтой, и он всеми силами готов помочь благодетельному старику осуществить свое намерение.

Детлев фон Шенк рассказал мальчику, что озлобленный сенат непременно хочет казнить Клауса, но он не может примириться с этим. Он просит поэтому Генриха прокрасться в тюрьму и освободить Штертебекера. Сенатор уже даст ему необходимые ключи и устроит так, чтобы сторожа отсутствовали тогда.

Мальчик схватил руку сенатора и поблагодарил его со слезами на глазах.

– Хорошо, хорошо, мой сын! – ответил сенатор. – Иди теперь и скажи Клаусу, что я глубоко сожалею о причиненных ему, по обязанностям моей службы, тяжелых страданиях. Он должен простить меня ввиду моего раскаяния.

– Он простит вас, барин, он добрый, благоразумный человек.

– Вот ключи, – продолжал хитрец. – Вот этот к главным воротам, этот от его камеры, а эти три от его кандалов.

– Тысяча благодарностей, сударь. Я уже побегу туда.

– Нет, ты погоди пока стемнеет, – сказал сенатор. – Стражу я уже уберу куда-нибудь. Только будь умен и сохрани это в тайне.

Сенатор пропустил мальчика через заднюю дверь, чтобы никто его не заметил, а с другой стороны появился его адъютант. Лицо сенатора мгновенно переменилось, приняло надменное выражение, и глаза его дьявольски засверкал.

– Это удастся, – сказал он к адъютанту, и отвратительная улыбка появилась на его лице. – Он идет в ловушку.

– А мы что должны делать, ваше превосходительство? – спросил адъютант.

– Вы спрячьтесь в корридоре, чтобы вас не видно было. Как только Штертебекер выйдет, вы броситесь на него и уже справитесь с ним.

– Хорошо, ваше превосходительство! Но это очень рискованная штука, ибо у этого Штертебекера сила медведя. Как бы он нас не обманул скорее, чем мы его.

– Вы в своем уме? Вас, четыре здоровых молодца, с прекрасным оружием в руках? К тому же он совсем не будет подозревать о нападении, и вы неожиданно обрушитесь на него.

– Простите, ваше превосходительство, еще один вопрос. Не лучше ли убить его в самой тюрьме, когда он еще в кандалах и не может защищаться?

– Нет, нет! Я это хорошо обдумал, это не годится. Никто не должен подозревать, что его намеренно убили. Гораздо удобнее, если будет казаться, что его убили по необходимости при попытке бежать.

– Гм! это не особенно легко будет. Я думаю, мы не не обойдемся без тяжелых ран.

– Вы получите каждый по сто дукатов, если вы ловко справитесь со своей задачей.

– Ваше превосходительство очень благородный и щедрый человек! Ну а что будет с мальчиком, он не выдаст нас?

– Он этого не сумеет. Вы можете заодно покончить с ним тоже.

– С мальчиком?! – спросил адъютант, ужаснувшись такой жестокости по отношению к совершенно невинному ребенку.

Сенатор бросил на него сердитый взгляд, заставивший его умолкнуть.

– Это необходимо, – сказал фон Шенк. – Я не могу оставить в живых человека, который может выдать нас. Около полуночи я сам буду вблизи тюрьмы, чтобы осведомиться о результатах.

Сенатор встал, давая понять, что аудиенция кончена. Адъютант низко поклонился и вышел проговорив:

– Вы останетесь довольны нами, ваше превосходительство.

Ночь спустилась на землю, и Генрих подошел с сильно бьющимся сердцем, к воротам темной тюрьмы. Он обычно был очень храбрый мальчик, не боящийся ни смерти, ни дьявола, готовый пойти, для спасения Штертебекера, хотя бы в ад. Но теперь сердце его сильно стучалось в груди. Местность была ему совершенно незнакома, а черное здание имело ужасный вид.

Кругом не видно было ни души, только вороны кружились над тюрьмой, с отвратительным карканием. Предвещали ли они несчастие, предупреждали ли об опасности?

Он тихо вставил ключ в скважину замка громадных ворот и два раза повернул его. Это сошло еще тише, чем он ожидал. Теперь он мог слышать биение собственного сердца.

Гробовая тишина и густая тьма царила кругом. Только вдали, в конце темного корридора, он заметил тусклый огонек и направился к нему. Третья дверь вправо от этого огонька должна вести к Штертебекеру.

Генрих задержал дыхание и прислушался. Тишина царила кругом по-прежнему, и он двинулся дальше.

Но вдруг его ухо уловило какой-то тихий шепот. Что это означает? Сенатор ведь сказал ему, что никого не будет поблизости? Здесь что-то не так. Неужели добрый благородный сенатор обманул его? Нет, это невозможно. Но все-таки! Внутренний голос подсказывал ему, что здесь не все в порядке и он должен быть осторожным. Он невольно направился к месту шепота.

Пробираясь ощупью в узком корридоре, он наконец увидел полосу света на полу.

Генрих прижал руки к груди и подошел ближе. Он наконец нашел плохо прикрытую дверь и вглядевшись в щель, заметил четырех человек, сидящих за столом.

На столе лежали карты, но мужчины, лица которых ужаснули его своими дикими выражениями, больше уже не играли и трое из них внимательно прислушивались к словам четвертого.

– Он уже скоро придет, – говорил адъютант придушенным голосом. – Как только он пройдет корридор и откроет дверь камеры, мы выйдем за ним и спрячемся в нишах темного корридора. Когда Штертебекер покажется в дверях, мы бросимся на него и прикончим его. Вы наточили свои кинжалы?

Три его товарища многозначительно поклонили головы.

Генрих чуть не вскрикнул, узнав об этом разбойничьем плане. Сердце его сжалось, в горле высохло, и он не мог произнести ни звука.

Он еще имел возможность бежать, но все его чувства восстали против этого. Неужели он уйдет, не предупредив Штертебекера об опасности? Никогда! Юнкер рискнул своей жизнью для него и его отца, и он счастлив возможностью отплатить ему тем же.

Одно мгновение он колебался, затем приступил к делу.

Бесшумными шагами он направился обратно к воротам, вставил ключ в замок и отворил и закрыл их. Затем он направился на огонек, стараясь, чтобы его услышали и подумали, что он только что вошел.

Он прошел по корридору, и его план превосходно удался. Четыре разбойника спрятались теперь в нишах корридора, в полной уверенности, что их намерения никому неизвестны.

Генрих тихо открыл дверь камеры Клауса и осторожно запер ее опять, чтобы негодяи не подслушали их беседу. Штертебекер был немало изумлен этим неожиданным ночным посещением. Его изумление еще более возросло, когда он узнал о подлом мошенничестве коварного сенатора.

Через минуту он уже был свободен. Он нарочно шумел своими кандалами, чтобы спрятанные думали, что он идет в ловушку без всяких опасений и подозрений. Хотя юнкер уже несколько дней не ел и не пил, он все таки чувствовал в себе достаточно силы, чтобы броситься в борьбу с врагами.

В данном случае требовалась прежде всего хитрость, ибо негодяи уже поджидали его выхода с оружием в руках, и они бы нанесли ему смертельный удар прежде, чем он успел бы защититься.

Генриху казалось, что спасение невозможно, и он выказал Штертебекеру свое беспокойство, не столько за себя, сколько за своего благодетеля.

– Ничего, это уже уладится, мой мальчик, – ответил Клаус с улыбкой. – Я легко справлюсь с этими четырьмя бандитами. Прислушайся только, как головы их будут трещать.

– Я тоже не буду стоять в стороне, я буду сражаться рядом с вами, – сказал Генрих, и глаза его засверкали жаждой борьбы.

– Это совершенно лишнее. Я даже приказываю тебе остаться сидеть в этой конуре, пока я не справлюсь с бандитами. Борьба с такими негодяями для такого мальчика, как ты, не игрушка, а я не нуждаюсь в помощи.

Генриху пришлось против воли подчиниться.

Клаус прислушался некоторое время, затем вдруг с громадной силой и быстротой распахнул тяжелую железную дверь, и в то же мгновение послышались дикие крики и проклятия. Дверь ударила по лбам двух стоявших вблизи негодяев с такой силой, что они упали на пол, потеряв сознание.

Остальные два с громкими ругательствами взмахнули своими кинжалами. Но они ранили только воздух, ибо Штертебекер с невероятной ловкостью отскочил назад.

Через мгновение он схватил обоих негодяев за ноги и сильным движением бросил их на каменный пол корридора.

– Вот так, – сказал Штертебекер, ударив своим железным кулаком по голове последнего, оставшегося при сознании, так что и он лишился сознания. – Работа закончена. Идем, Генрих, мы можем теперь спокойно уйти отсюда.

– Сударь! Эти негодяи покушались на вашу жизнь, а вы их совсем не хотите убить?

– Я не хочу марать свои руки в крови этой сволочи. К тому же они не главные виновники, их вдохновил тот сатана, своей властью и своими деньгами. Уйдем отсюда, мне претит от них.

Запасшись оружием павших, они оба вышли на свободу.

На улице ожидал их приятный сюрприз. Плуто нашла следы Штертебекера и была вне себя от радости, прыгая и лизая хозяина в лицо.

ГЛАВА VI. Приобретшие «Гамбургского орла»

Все три друзья скоро уже стояли пред дверью магистра. Штертебекер хотел попрощаться с ним, прежде чем он оставит город, и предупредить его об опасности и для него оставаться в Гамбурге.

– Что ты хочешь делать, Клаус? – спросил магистр, смотря на него испытующим взглядом.

– Мастер Вигбольт, – ответил Клаус. Моя дорога уже предначертана. Не даром ты раскрыл предо мной звездное небо, я хочу подчиниться велениям судьбы. Море всегда было моей родиной и моим домом. Но что станет с моей матерью, если я оставлю ее здесь без защиты? Не будут ли они мстить ей когда я сведу с ними мои счеты?

Черты лица старика омрачились при последних словах.

– Бедный Клаус, – печально проговорил он. – Прости, мне приходится сообщить тебе новость, которая изранит твое сердце. Твоя мать исчезла. Я слышал о твоем аресте и поспешил к ней, но я ее уже не застал дома. Соседи сообщили мне, что ее тоже увели полицейские. Ее увели куда-то за городом.

Клаус как бы окаменел.

– Проклятие и смерть, – крикнул он. – Этого еще не хватало. Несчастные лавочники, ваша мера переполнена, вы познакомились теперь с Штертебекером. Мастер Вигбольд, на море курсируют виталийцы. Я пойду к ним, этот свободный народ сумеет оценить как следует крепкую руку и храброе сердце. Гамбург должен дрожать при упоминании моего имени. Прощай!

– Не торопись так, мой друг! Я иду с тобой.

– К пиратам?

– Если ты называешь так виталийцев, да. Но нужно начать это не так, как ты думаешь.

– Как, мастер, у тебя уже есть, как видно, готовый план?

– Конечно, недаром я ученый. Мы ученые поступаем всегда после зрелого обсуждения. Ты должен иметь раньше корабль.

– Как же, не украсть ли?

– Украсть? Ты как видно в шутливом настроении, это меня очень радует. Но пока нечего говорить о краже. Ведь тебе принадлежит «Гамбургский орел»?

– Нет, магистр, моему дяде!

– Он уже умер, а ты его наследник.

– По праву это должно было быть так. Но гамбургский сенат конфисковал этот корабль, и в эту ночь, как я слышал, они даже устроили там торжественный банкет.

– Так ты выбросишь их за борт и заберешь себе свою собственность. Ты знаешь уже цель, а средства осуществления ты сам найдешь.

– Я уже знаю, магистр. И ты действительно последуешь за мной? Мне-таки кажется, что ты скорее создан для морской жизни, полной приключений и опасностей, чем для постоянного сидения над запыленными книгами.

– Ты угадал, мой друг. Мне до сих пор недоставало такого товарища, как ты, для осуществления моих планов. Я научно изучил море во всех его проявлениях. Ветер и волны, солнце и звезды, прилив и отлив никто не может так высчитывать, как я. Поэтому мы, в союзе силы и знания, победим на море всякого противника.

– По рукам! Теперь вперед.

Друзья начали теперь совещаться о предстоящем довольно трудном предприятии, ибо это было совсем нелегко для отряда из мирного ученого, почти безоружного юноши, мальчика-рыбака и собаки завладеть кораблем, на котором находился весь сенат под многочисленной охраной полицейских и солдат.

Вигбольд знал, что старый экипаж, служивший под командой капитана Железного, был заперт в нижних помещениях корабля, ибо им не доверяли. Это были все храбрые, решительные ребята, исколесившие все моря и океаны под командой смелого моряка.

Они знали юнкера фон Винсфельда и были ему преданы всей душой; на этом друзья основали свой план.

Пока Клаус и Генрих подкреплялись скромным ужином, Вигбольд начал свои приготовления к отъезду; он совсем не думал оставить свои астрономические инструменты и научные приборы невеждам.

Генрих подошел к нему и усердно помогал ему уложить все в шлюпку, в которой они должны были подъехать к кораблю.

Клаус засунул себе за пояс, помимо оружия, отобранного у бандитов, еще два пистолета и саблю, полученные им от магистра. Последний, несмотря на свою ученость, любил возиться с оружием и умел обращаться с ним.

Генрих тоже сгорал от желания броситься в кровавую борьбу рядом с спасителем его отца. Так они все, вооруженные с головы до ног, пустились в дорогу.

Это действительно было безумное предприятие – выступить против такой силы, какая охраняла корабль. Но «смелым Бог владеет», сказал Штертебекер и прыгнул в лодку.

Весла в руках Генриха и Клауса гнулись и трещали под железной силой давления. Шлюпка скоро добралась до громадного корабля.

– Эй, кто там? – спросила корабельная стража.

– Гости на банкет высокого совета, – ответил Штретеберкер преображенным голосом.

– Гости? Так поздно! Кто вы?

– Вы нас сейчас узнаете! Идите, принесите фонарь, чтобы осветить нам.

Шлюпка быстро подплыла, и Генрих укрепил ее к кораблю. Сын рыбака и ученый должны были остаться в лодке до того времени, пока безумное предприятие счастливо кончится, или дать возможность к быстрому бегству, если это окончиться неудачей.

Одним прыжком Клаус очутился на палубе. Он должен был поразить всех внезапностью и действовать так быстро, чтобы стража не успела оправиться от изумления. Он знал, что здесь поставлено на карту все его будущее. Никто другой не осмелился бы выступить один против хорошо вооруженного отряда корабельной стражи.

Один из стражи принес фонарь и посветил новоприбывшему в лицо. Изумление и ужас охватили этого человека, когда он увидел сверкающие гневом и яростью глаза геркулеса. С криком «святые угодники!» он упал на землю.

– Вы хотите знать, кто я? – загремел юнкер, гордо подняв свою голову. – Я Клаус Штертерберк, я явился за моей собственностью. Прочь с моего корабля, негодяи и ослы![2]2
  См. картину на обложке.


[Закрыть]

Наступившая после этих слов суматоха прямо неописуема. Все бросились как безумные, сваливая друг друга с ног, внося замешательство в ряды стражи, еле державшейся на ногах от выпитого вина.

Детлев фон Шенк, сидевший в большой каюте корабля за пиром, устроенным в честь его на борту «Гамбургского орла», терзался весь вечер непонятным беспокойством. Беспокойная совесть ли тревожила его, или вино повеяло на него мрачное настроение, но он чувствовал себя очень нехорошо на корабле, захваченным городом благодаря его мошенничеству.

Какой-то непонятный страх мучил его, страх пред угрожающей ему опасностью, которую он сам не мог бы назвать, но которая непременно придет.

– Что с вами, благородный Детлев фон Шенк? – спросил сидевший около него бургомистр. – Вы бледны и рассеяны. Осмотритесь, здесь все веселые лица, а вы должны были быть веселее всех, ибо только благодаря вашему решительному поступку мы владеем теперь этим прекрасным кораблем и его сокровищами.

– Благодарю вас, почтенный бургомистр, – бормотал Детлев и вытирал платком крупные капли пота на лбу, – мне действительно немного нездоровится.

– Вы, может быть, хотите выйти на несколько минут на палубу, подышать свежим воздухом? Я отпускаю вас и надеюсь, что это освежит вас.

– Благодарю вас, сударь. Я через минуту вернусь на свое место.

Детлев осторожно поднялся, чтобы не обратить на себя внимание гостей, и вышел на палубу. Там только что появился новый гость, и сенатор хотел его приветствовать. Но раздавшийся громовой голос известил его, что его ужасный враг, которого он уже счел убитым, свободен и явился на палубу корабля, чтобы отомстить за все преступные деяния, совершенные по отношению к нему.

Страх и ужас сковал его движения, и он несколько мгновений стоял пораженный с дрожащими коленями, не умея двинуться. Когда Клаус, совершенно не заметивший его, повернулся в его сторону, он бросился бежать, как будто бы сам чорт гнался за ним, и прыгнул, несмотря на свои шелковые одежды и золотой цепи сенатора, в грязно-желтую воду Эльбы.

На палубе началось замешательство, сначала никто не знал причину суматохи, но скоро распространилось ужасное известие, что Штертебекер явился на палубу и хочет убить всех, находящихся на корабле.

Замешательство еще более усилилось благодаря царившей на палубе темноте. Штертебекр сначала выбил фонарь из рук приблизившегося солдата, затем разбил все фонари на палубе.

Он появлялся то здесь, то там, везде провозглашая громовым голосом:

– Штертебекер здесь! Берегите свою шкуру.

Невыразимый ужас охватил всех. Все бегали ища место, куда спрятаться, некоторые прямо бросались за борт, обезумев от мысли встретиться лицом к лицу с ужасным мстителем.

Несколько старых полицейских, поседевшие в боях, соединились вместе в внушительную силу и направились искать по кораблю. Несколько сторожей принесли факелы, при свете которых начали осматривать все уголки, но Штертебекера уже нигде не было.

Юнкер действительно исчез, но только для тех, которые искали его, а не для тех, которых он искал. Это были моряки его дяди, превосходное знакомство с расположением корабля пригодилось ему теперь.

Скоро он приблизился к входу в помещение рыбаков, бросая за борт всех встретившихся ему на пути. Ударом кулака он свалил на землю пораженного часового и отворил дверь.

Неописуемая радость началась у храбрых моряков, когда они увидели своего любимого юнкера. Штертебекер еле удержал их от желания сейчас же отомстить за его арест.

Как бушующий водопад рассеялись храбрые моряки по всем помещениям корабля, очищая все на своем пути.

Имя Штертебекера уже было достаточно, чтобы повергнуть в ужас многочисленных служителей сената. Большинство прыгало прямо в воду и весь корабль скоро очутился в руках людей капитана Железного.

Клаус приказал своим моряком занять все входы и выходы каюты, в которой сенаторы пировали, а сам он распахнул дверь ногой и вошел в комнату.

Бургомистр и сенаторы поднялись с своих мест, обеспокоенные непонятным шумом на палубе. Какого же было их изумление и ужас, когда они увидели вошедшего.

Штертебекер стоял пред ними как Бог мести. Неугасимая ненависть и невыразимое презрение виднелось в его гневно сверкающих глазах.

Бальтазар Гольмстеде хотел что-то сказать, но язык ему не повиновался, кусок фазана, которого он собирался проглотить, застрял в его горле.

– Не двигайтесь с своих мест, сенаторы и советники Гамбурга, вы мои пленники! – загремел Штертебекер, и ужас охватил этих господ в черных фраках с золотыми цепями. Колени их дрожали, зубы стучали во рту.

– Где наши солдаты и полицейские? – бормотал смертельно бледный дрожащий бургомистр, стараясь овладеть собой. – Они бросят вас в Эльбу и в тюрьму, если вы посмеете тронуть верховную власть.

Штертебекер громко засмеялся.

– Ваши трусливые сторожа сами прыгают от ужаса в Эльбу. А вы мои пленники, и я могу вас, достопочтенных сановников, бросить в подвалы корабля, откуда я только что освободил славных моряков моего дяди. Но я этого не сделаю, я не хочу оставить на прекрасном корабле, принадлежащем мне по божеским и по людским законам, такой бесценный и грязный груз.

По его мановению распахнулись двери, и со всех сторон показались бородатые лица вооруженных моряков.

– Смотрите туда, – угрожающе крикнул он. – Все эти люди жаждут мести за причиненный им позор. Но ваша жалкая жизнь не нужна нам, мы требуем только небольшой выкуп. Снимите с себя ваши золотые цепи и все драгоценности. Все это я возьму себе за несправедливость причиненную мне. А этот городской бокал я осушу в знак того большого дела мести, которого я предприму по отношению к этому проклятому городу. Бургомистр Гамбурга, налейте-ка мне бокал лучшего вина из стоящих на столе!

Дрожа и колеблясь, вынужденный, повелительным взглядом гневно сверкающих глаз Штертебекера, бургомистр вылил три бутылки прекраснейшего вина в пышный бокал города. Клаус подошел, взял в руки громадную посудину, как будто бы это был обыкновенный стакан и выпил ее залпом, бросив тяжелый бокал, по своей привычке, на стол с такой силой, что вся посуда на столе разбилась вдребезги.

– Теперь вон отсюда, жадные лавочники! Кто не успеет убраться отсюда в продолжении пяти минут, поедет со мной к виталийцам!

Ах, какая торопливость охватила всех этих сановных господ! Они суетились как разрытый муравейник и никак не могли попасть в лодки. На подмостках началась такая давка и многие из них падали в воду, благодаря Всевышнего за то, что в Эльбе нет крокодилов, так что они отделались только холодной ванной. Связанных хранителей Сената нагрузили в лодки как селедок и дали им возможность ехать куда угодно.

Штертебекер сейчас же принялся за приготовления к отъезду. На рассвете смущенные гамбуржцы увидели роскошную картину: громадный, превосходный корабль, величественно спускающийся вниз по Эльбе, с светящимися парусами и развевающимся в воздухе красными знаменами и флагами. На капитанском мостике стоял красивый, гордый юноша и следил глазом победителя за все более исчезающим Гамбургом. Когда город скрылся, он обернулся к собравшимся морякам.

– Товарищи, начинается новая жизнь – крикнул он. – Мы идем на волю, на встречу буре и опасности, но и победе и славе!

Шапки и фуражки полетели вверх и над водами Эльбы разнесся торжествующий громовой голос:

– Да здравствует наш предводитель Клаус Штертебекер!

Какие приключения наш герой пережил на Северном море, будет описано в дальнейших выпусках.

Следующий выпуск № 2: Тайна полярных путешественников.